Текст книги "Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности"

Рассказывают, что началом большого конфликта стала незначительная история, которую работники «Гуччи» даже не сочли необычной. Однажды, явившись в магазин на Виа Торнабуони, Паоло распорядился убрать с витрины одну из любимых сумок Родольфо, так как с ним, Паоло, не обсудили ее дизайн. Когда Родольфо заметил перемену, он потребовал ответа: кто посмел тронуть его витрины? Узнав, кто это был, он пришел в ярость. Вскоре Родольфо при всех отчитал Паоло прямо на пресс-конференции, чем вынудил его удалиться. Еще одна встреча в отделе дизайна во Флоренции – и в воздух полетели сумки, причем прямо в открытое окно и на газон перед зданием. Этот день вошел в историю «Гуччи»: утром сторож обнаружил разбросанные на земле сумки и вызвал полицию – он решил, что «Гуччи» ограбили.

– Это было обычное дело, – говорил один бывший работник «Гуччи», вспоминая про летающие сумки. – Такое происходило постоянно.

Но письменная критика и вызывающее поведение Паоло наконец вывели Родольфо из себя. Он позвонил племяннику по телефону и в гневе потребовал явиться в свой офис в Милане. Когда Паоло явился в кабинет Родольфо на Виа Монте Наполеоне, Родольфо не стал тянуть.

– С меня довольно твоей дерзости! – вскричал он. – Я больше не стану тебя терпеть. Если не можешь жить в Италии, то убирайся к своему отцу в Нью-Йорк!

Паоло накинулся на него в ответ, требуя показать финансовые отчеты.

– Я директор и акционер «Гуччи», – парировал он. – Я имею право знать, что происходит в компании! Куда деваются все те миллионы, которые сюда стекаются?

Паоло позвонил отцу и заявил, что Родольфо препятствует его участию в делах компании, подрывает его работу как директора по дизайну и все делает без его ведома. Миротворец Альдо спустил проблему на тормозах и пригласил Паоло к себе в Нью-Йорк.

– Тебе нужно отдохнуть, Паоло, – добродушно посоветовал он в трубку. – В Америке хорошо жить и работать; ты сможешь взять на себя аксессуары и дизайн. И Дженни здесь понравится: может, она добьется успеха как певица.

Паоло и Дженни пришли в восторг. Альдо отвел им квартиру всего в пяти минутах пешком от магазина на Пятой авеню, сделал Паоло вице-президентом по продажам, управляющим директором Gucci Shops Inc. и Gucci Parfums of America – и назначил соответствующее жалованье. Паоло был счастлив и полон идей, как использовать почти безграничный потенциал американского рынка. Шел 1978 год.

В 1980 году Альдо открыл шикарный новый магазин напротив 54-й улицы, на Пятой авеню в доме 685: это было бывшее здание «Коламбиа Пикчерз», которое он выкупил в 1977 году. Рабочие расчистили первые четыре этажа шестнадцатиэтажного здания, настроили лифты и другие удобства для жильцов верхних этажей. Новые балки из стали и бетона, которые пришлось поставить на опустевшем пространстве, чтобы придать зданию устойчивость, обошлись в 1,8 миллиона долларов. Наконец магазин был закончен: в его просторном атриуме, между двумя стеклянными лифтами, расположился огромный гобелен «Суд Париса», сотканный в 1583 году для великого герцога Франческо де Медичи. Первые три этажа, переустройство которых поручили нью-йоркским архитекторам Вайсбергу и Кастро, украшали стекло, травертин и скульптурная бронза. На первом этаже были выставлены сумки и аксессуары, на втором располагался мужской отдел, на третьем – женский. Этот декор сохранился до 1999 года, пока нынешнее управление компании не закрыло магазин на реставрацию.

Альдо вложил в это предприятие больше 12 миллионов долларов, шесть из которых ушли только на коллекцию живописи, размещенную на четвертом этаже магазина, в «Галерее Гуччи», обустроенной римским архитектором Джулио Савио. Савио много лет сближал искусство и торговлю, а также устраивал для друзей импровизированные ужины со спагетти после концертов итальянского тенора Лучано Паваротти, с которым он тоже был дружен. Постепенно из дружеских собраний эти вечера переросли в торжественные мероприятия – как, например, в 1978 году, в день премьеры оперы «Дон Паскуале» с Беверли Силлс[20]20
  Беверли Силлс (1929–2007) – американская оперная певица.


[Закрыть]. Гуччи поучаствовали в этом событии: они спонсировали торжественный ужин и устроили показ мод после оперы.

Встречать VIP-гостей Альдо нанял Лину Росселлини, жену Ренцо Росселлини, который приходился братом режиссеру Роберто Росселлини: Альдо был убежден, что личные связи будут для Гуччи лучшей рекламой. Миссис Росселлини – а все называли ее именно так – была хорошо знакома с нью-йоркским обществом и всегда гостеприимно встречала важных клиентов в «Галерее». Она с утонченной вежливостью приглашала их расположиться на мягких бежевых диванах и в глубоких креслах, а официанты в белых перчатках подавали им кофе и шампанское на травертиновые столики. Гости могли полюбоваться подлинниками де Кирико, Модильяни, Ван Гога, Гогена, полотнами других мастеров, а также избранной коллекцией ювелирных изделий от Гуччи и их сумок, сделанных из эксклюзивной кожи и украшенных 18-каратным золотом – стоили такие экземпляры от трех до двенадцати тысяч долларов.

– Вы спросите: где же те, кто купит всю эту роскошь в разгар экономического упадка? – сказал Альдо американскому журналу «Женская одежда на каждый день» (Women’s Wear Daily, WWD) накануне открытия – и сам отвечал на свой вопрос так: – Я часто говорю о красивых женщинах: только пять процентов из них по-настоящему красивы. Так же и с людьми, у которых есть настоящие возможности. Это только пять процентов человечества. Но пяти процентов достаточно, чтобы мы были счастливы.

Так он предсказал тот факт, что в августе 1981 года компания «Гуччи» в Штатах возьмет планку в 55–60 миллионов долларов к концу финансового года.

Одним из любимых занятий Паоло было лично передавать VIP-клиентам «Гуччи» позолоченный ключ – еще одно изобретение Альдо, – который отпирал дверь в «Галерею». Очень скоро маленький золотой ключик – а их было отлито меньше тысячи – стал предметом особой необходимости в определенных кругах Нью-Йорка.

«Гуччи» к тому времени считались верхом стиля и шика; в американском сознании они отложились как пик роскоши. В 1978 году все персонажи фильма «Калифорнийский отель» Нила Саймона носят с собой чемоданы «Гуччи» и даже упоминают само имя. В экспозиции фильма «Манхэттен» (1979) Вуди Аллена камера проходит мимо сверкающих витрин «Гуччи» на Пятой авеню. Мокасины от Гуччи носил президент Рональд Рейган; его жена Нэнси каждый день выходила в свет с бамбуковой сумкой, а по особым случаям появлялась в атласных туфельках от Гуччи и с украшенной бисером сумочкой. Весь мир запомнил шутку актера Сидни Пуатье: когда он отправился путешествовать в Африку, журналист спросил его, как он чувствует себя на земле своих предков. Актер прожег журналиста взглядом и ответил: «Пока я хожу по ней в туфлях от Гуччи – прекрасно». А в 1978 году в газете «Дейли ньюс санди» светская колумнистка Сюзи назвала пианиста Питера Дучина «Гуччи от мира оркестра». В 1981 году журнал «Тайм» писал, что новая малогабаритная модель «Фольксваген» на четыре места «больше похожа на мокасин от Гуччи, чем на автомобиль».

Паоло наслаждался жизнью в Нью-Йорке, но его дядя и не собирался забывать развязанную им войну. Родольфо задело легкомысленное решение Альдо и тот факт, что Паоло бросил свою должность в Италии, не предупредив и не подобрав себе замену. И теперь, когда Маурицио снова был у Родольфо на хорошем счету, старший Гуччи больше не желал мириться с тем, что Паоло имеет больше власти в компании, чем его собственный сын. В апреле 1978 года Родольфо собственноручно написал Паоло письмо, в котором уволил его из итальянской компании за неисполнение обязанностей на фабрике во Флоренции. Это письмо было практически объявлением войны Альдо: оно показало, что Родольфо задет до глубины души.

Паоло получил это письмо в Нью-Йорке однажды утром, когда вышел из дома и собирался в магазин. Новости не напугали его, только придали решимости. «Если он хочет погубить меня – я погублю его», – сказал он Дженни и поклялся лишить Родольфо положения в компании, пользуясь властью своего отца. Он предполагал, что растущая значимость их парфюмерного бизнеса и прибыльная «Коллекция аксессуаров Гуччи», в которой Родольфо принадлежала лишь пятая часть, ослабят позиции дяди в компании.

Но дело было в том, что отношения с отцом у Паоло были немногим лучше. Маурицио угождал Альдо – Паоло же с ним ссорился. Их обоих раздражала совместная работа. Альдо был авторитарным и старался охватить все, у него было крайне четкое видение того, как все должно быть.

– Мне ничего не давали делать, – жаловался Паоло, – у меня не было никакой власти.

Когда Паоло решил внести разнообразие и стал набивать сумки цветной бумагой вместо белой, то обрушил на себя гнев Альдо:

– Ты что, не знаешь, что цвет имеет свойство тускнеть? Что за идиот! – кричал тот.

Или, когда Паоло вернул партию товара, пришедшую с опозданием, Альдо пришел в ярость:

– Мы работаем с этими поставщиками много лет, с ними так нельзя!

Они не могли сойтись и на бюджете на рекламу и каталог: Альдо предпочитал любой рекламе «Гуччи» сарафанное радио. Единственное, пожалуй, что устраивало Альдо, – это достойные внимания витрины, которые оформлял Паоло; но и то пока Паоло не нанял молодого и симпатичного оформителя, а Альдо уволил его в первый же рабочий день. В социальных кругах Нью-Йорка Альдо был единственным Гуччи, который добился признания. Пресса прозвала его «гуру Гуччи», и он один появлялся в толпе на всех модных мероприятиях «Гуччи».

Паоло считал своего отца невыносимым тираном и раздумывал, что ему делать. Вернуться во Флоренцию было исключено. Он уже собрал круг друзей и знакомых в Нью-Йорке, поэтому искал возможности начать делать что-нибудь под собственным именем. Вскоре семья прознала о его планах.

– Альдо, что там задумал твой bischero? – прокричал Родольфо в телефонную трубку у себя в офисе в Скандиччи. От местных поставщиков он узнал, что Паоло обсуждал с ними собственную линейку товаров и что это были не просто фантазии. У Паоло уже были и дизайны, и цены, и даты доставки. Планы на распространение были наполеоновскими: по некоторым свидетельствам, он планировал сотрудничать даже с супермаркетами.

Альдо бросил трубку. Он был возмущен. Паоло прогадал, воображая себе реакцию отца: вместо того чтобы объединиться с ним против Родольфо, тот разозлился на сына. И хотя Альдо с Родольфо непрерывно ссорились, если нужно было защитить благополучие компании – они объединялись. Они оба увидели в Паоло угрозу имени Гуччи и всему, чего они добились. В гневе Альдо ударил кулаком по столу. Он так много сделал для Паоло – и вот благодарность!

Он позвонил Паоло в офис над магазином на Пятой авеню. Он его рева содрогнулись стены:

– Bischero! Ты уволен! Ты идиот, если решил с нами тягаться! Поразительный идиот! Больше я не стану тебя защищать.

– Зачем ты позволяешь им меня топить?! – огрызнулся Паоло. – Я лишь хочу улучшить компанию, а не разрушить ее. Уволишь меня – я создам свое дело, и тогда посмотрим, кто был прав!

Он вылетел из магазина и позвонил своему адвокату, Стюарту Шпайзеру. Несколько дней спустя они подготовили все бумаги для оформления нового товарного знака: PG – Паоло Гуччи.

Довольно скоро Паоло получил письмо об увольнении от собственного отца: официальное письмо от совета директоров на дату 23 сентября 1980 года. Когда Паоло понял, что рассчитываться с ним после двадцати шести лет работы на компанию никто не собирается, то снова направился в суд и подал иск на главную компанию в Италии – и тем еще больше убедил Родольфо в том, что представляет опасность. Семья собрала совет директоров во Флоренции – куда Паоло приглашен не был – и выделила около восьми миллионов долларов на борьбу с предприятием Паоло. На собрании был и Джорджо, который старался не вмешиваться в семейные дрязги, и Роберто, который считал, что Паоло зашел слишком далеко в попытках сделать все по-своему. Он пытался вразумить брата:

– Нельзя быть одновременно с нами и против нас. Если уж играешь – уважай правила игры. Нельзя бороться с компанией и оставаться в ней. Хочешь идти своим путем – тогда продавай свои акции.

Паоло только раздражало это давление.

– В компании все защищают свои интересы – и я не понимал, почему не могу озаботиться своими, – говорил он.

Родольфо пригласил на собрание и Маурицио, хотя тот даже не был акционером. Незадолго до этого Родольфо диагностировали рак простаты; и хотя он еще принимал активное участие в делах, но хотел как можно скорее ввести в игру сына.

– Нужно бороться с Паоло изо всех сил, – сказал он Маурицио один на один. – Его нужно разгромить быстро и радикально. Он угрожает всему, что у нас есть, а я не буду жить вечно.

Родольфо к тому времени было уже семьдесят, и в попытках остановить рак он проходил курс интенсивной лучевой терапии.

Компания «Гуччи» вступила в бой против Паоло – нанимая юристов, мгновенно предупреждая всех лицензиатов, с которыми тот выходил на связь, что любые попытки торговать под именем Паоло Гуччи будут пресечены. Родольфо лично написал всем поставщикам «Гуччи», что с любым, кто будет сотрудничать с Паоло, немедленно разорвут отношения. Война с подделками была ничем по сравнению с этой. Семейная ссора переросла в самую настоящую торговую войну. За следующие десять лет семейная баталия явила общественности тайный мир того, что обычно оставалось личным делом семьи: все увидели и смену союзников, и внезапные предательства, и примирения. Пресса часто называла эти события «Далласом на Арно»[21]21
  Отсылка к знаменитому сражению американской Гражданской войны, Битве на Далласе; Арно – река, протекающая во Флоренции.


[Закрыть], хотя происходящее больше напоминало интриги Никколо Макиавелли во Флоренции эпохи Возрождения.

Глава 6. Ответный удар Паоло

Пока Гуччи планировали защиту и выходили на линию фронта, Паоло решительно и без рассуждений двинулся к своей цели: сделать себе имя. Его первой атакой стал судебный иск в 1981 году за право использовать собственное имя. К 1987 году его исков против собственного отца и компании «Гуччи» было уже десять. Когда отец с дядей начали подрывать его попытки найти поставщиков, он стал производить продукцию по своим дизайнам на Гаити – как выяснила его семья, там он даже сам взялся за подделку товаров «Гуччи».

Тем временем Альдо и Родольфо сцепились из-за парфюмерной компании Гуччи, которая играла все более важную роль. Хоть Родольфо и признавал, что своим уровнем жизни по большей части обязан Альдо, он в то же время завидовал уверенности и власти старшего брата и хотел бы быть ничем не хуже него. С гением старшего брата ему было не сравниться, но он не принимал и недолюбливал тот контроль, который Альдо установил над делом. Родольфо беспокоило и то, как мало влияния на компанию оказывает его единственный наследник Маурицио.

Когда началась борьба против Паоло, Родольфо пытался взять под свое управление те вопросы в бизнесе, которые от него ускользали. Он выяснил стратегию Альдо: перевести львиную долю дохода «Гуччи» в дочернюю «Гуччи Парфюмс», в которой у Родольфо было лишь двадцать процентов, а у Маурицио – вовсе ничего. Родольфо уговаривал Альдо увеличить его часть в парфюмерном бизнесе, но тот отказывался.

– Не вижу причин отнимать у своих сыновей их долю, чтобы побольше отдать тебе, – говорил он.

Не сумев увеличить свою долю в парфюмерной компании, Родольфо решил добиться влияния другим путем. Он нанял адвоката, молодого итальянца Доменико де Соле, который сделал успешную карьеру в Вашингтоне. Де Соле был первым человеком в жизни Родольфо, не считая Паоло, который решился возразить Альдо. Де Соле родился в Риме и был сыном генерала итальянской армии родом с юга страны, из маленького городка Чиро в Калабрии. В детстве де Соле много путешествовал по Италии вместе с семьей по работе отца, поэтому знал, что мир не заканчивается на Калабрии, бедном регионе, страдавшем к тому же от мафии. Получив юридическое образование в Римском университете, де Соле решил получать магистерскую степень в Гарвардской школе права – по совету друга Билла Макгерна, который там учился.

Де Соле приняли в Гарвард на стипендию. Яркий, деятельный и амбициозный молодой человек быстро увидел, что Америка – это страна возможностей.

– Мне нравилось в Штатах, – рассказывал он позднее. – Они стали частью меня как личности. Мои ровесники-итальянцы были помешаны на mamma и pasta, а для меня Америка стала чем-то новым и волнующим.

В кругу друзей он часто цитировал исследование, которое показало, что большая часть богатых людей в Америке сами добились своего положения, в то время как в Европе такие люди чаще всего уже рождались богатыми. Он понял, что его амбиции и энергия просто созданы для бескрайних возможностей Америки. А еще ему нравилась мысль оказаться за тысячи километров от матери, которую он называл волевой и властной.

– Для американцев поступление в колледж – это как обряд посвящения, – замечал де Соле. – Как сейчас помню свою ужасную комнату в общежитии в Дейн-Холле. (Позже он переехал в Стори-Холл.) Мать приехала меня навестить, огляделась и сказала: «Твоя спальня все еще ждет тебя дома». Тогда-то я и понял, что возвращаться не хочу!

– Де Соле – американец на двести процентов, – рассказывал о нем давний коллега Аллан Таттл, который в наше время является штатным советником компании «Гуччи» по правовым вопросам. – Из достаточно закрытого общества он выбрался в более открытое, и сейчас он уже скорее американец, чем итальянец, особенно учитывая, как он тянется к этой системе.

Де Соле усердно учился, в 1970 году окончил магистратуру, затем какое-то время проработал в Нью-Йорке на «Клири, Готтлиб, Стин энд Хэмилтон», после чего переехал в город Вашингтон и устроился в уважаемое юридическое бюро «Ковингтон энд Берлингс». Он нашел квартиру на Эн-стрит в Джорджтауне – как раз напротив тогда жил сенатор Джордж Ф. Кеннеди. В июне 1974 года на свидании вслепую он познакомился со своей женой, Элеонор Ливитт, и немедленно влюбился в ее ясные голубые глаза, сильный характер и мировоззрение белой англосаксонской протестантки. Де Соле казалось, что с этой девушкой он окажется в сердце Америки.

Де Соле было тридцать, он был на семь лет старше Элеонор. Но он покорил ее сердце.

– Он был очаровательным, ярким и внимательным, – говорила она. Как карьеристку с перспективами в «Ай-Би-Эм», ее впечатлили трудолюбие и решимость де Соле: ведь «Ковингтон энд Берлингс» принимали в свои ряды всего одного иностранца в год. Вскоре после встречи де Соле познакомил Элеонор с родителями, которые приехали навестить его в Вашингтоне и остались на полтора месяца. Матери де Соле Элеонор сразу понравилась, о чем она тут же сообщила сыну. К августу состоялась помолвка, а в декабре 1974-го – свадьба в епископальной церкви на территории Вашингтонского кафедрального собора. Жених был во фраке и белом галстуке, невеста – в свадебном платье своей матери.

Получив допуск к практике, де Соле устроился в «Паттон, Боггс энд Блоу» – молодую, активно развивающуюся контору на Эм-стрит: сейчас она называется «Паттон энд Боггс». Контора пользовалась хорошей репутацией и много работала на международном уровне, чем и заинтересовала де Соле. Он твердо решил, что станет совладельцем фирмы – что было смелой идеей в растущей конторе на триста сотрудников, – и работал без отдыха.

– Стать совладельцем было моей главной целью, – рассказывал он. – Я работал старательнее всех, не делая перерывов, я был просто одержим работой.

Преуспев в этой задаче в 1979 году, де Соле стал адвокатом по налоговым делам – а это одна из самых сложных областей профессии для иностранца в Америке – и стал привлекать в контору выгодные дела, так как работал с крупными итальянскими компаниями, которые собирались расширить свое влияние в США.

С Гуччи де Соле встретился через год, во время поездки в Милан. Там он познакомился с главным местным юристом, профессором Джузеппе Сена. В один прекрасный день Сена пригласил его на семейное собрание Гуччи. Собравшись, семья расположилась группками за длинными столами для совещаний, поставленными квадратом посреди комнаты: Альдо, его сыновья и их консультанты по одну сторону, а Родольфо, Маурицио и их консультанты – по другую. Де Соле и Сена сидели во главе собрания. Поначалу де Соле мало внимания уделял встрече: он сидел, склонив голову, и читал под столом газету. Но когда обстановка начала накаляться и Сена понял, что вряд ли чего-то добьется, то предложил де Соле самому вести собрание. Согласившись, де Соле отложил газету.

Он был прямолинеен и серьезен, и семейство Гуччи ничуть его не испугало. Правда, и он их особо не впечатлил – поначалу. Умный и успешный в своей сфере, де Соле был лишен лоска и элегантности. Это в Америке можно было добиться всего одним усердием, а вот итальянские деловые и личные отношения все еще были сильно обусловлены родословной и положением в обществе. Правильное имя, правильный адрес, правильные друзья и правильный стиль – все это составляло итальянский взгляд на bella figura – умение правильно выглядеть в любой момент. Гуччи смерили де Соле взглядом, приметили его растрепанную бороду, потертый и плохо сидящий американский костюм, а также белые носки с черными официальными ботинками. Но когда Альдо попробовал вклиниться в разговор вне очереди, де Соле сухо произнес:

– Сейчас не ваша очередь высказываться, мистер Гуччи. Будьте добры подождать.

Родольфо смотрел на эту сцену с восторгом и изумлением. Когда собрание окончилось, он догнал де Соле на выходе из здания и немедленно нанял, забыв и про дешевый костюм, и про белые носки.

– Человек, который способен вот так возразить Альдо, просто обязан работать на меня! – взволнованно твердил он. Вместе с де Соле Родольфо разработал кампанию по присоединению «Гуччи Парфюмс» к «Гуччио Гуччи»; этот ход усилил и упрочил контроль Родольфо над прибыльной GAC: вместо двадцати процентов он получил половину.

Возмущенный противодействием брата, Альдо позвал Паоло в свой офис в Палм-Бич, чтобы попросить о содействии на следующем собрании акционеров, на котором он надеялся поставить Родольфо на место. Сам Родольфо явиться не мог, так что попросил де Соле прервать опуск на островах Флориды и появиться на собрании, чтобы представлять его интересы. Все трое расположились за маленьким столом для переговоров в глубине длинного узкого кабинета Альдо, поделенного пополам письменным столом.

Паоло был не в настроении угождать отцу. Его верность компании и семье была подорвана тем, что он считал нечестным отношением к себе. Он заявил Альдо, что отдаст за него голос, если ему позволят работать под своим именем.

– Почему я должен помогать тебе бороться с Родольфо, если сам ты не даешь мне даже дышать? – спросил Паоло отца, тот вскочил с места и нервно расхаживал по кабинету. – Если я не могу работать в компании, то дай мне работать отдельно! Ты сам меня уволил, я тебя об этом не просил, – горячился Паоло.

Альдо ускорил шаг. Он не мог принять мысли, что его собственный сын пытается ему указывать. Окончательно выйдя из себя, он вернулся за стол и схватил первое, что попалось ему под руку на огромной столешнице: это была пепельница из свинцового хрусталя, дизайн которой разработал сам Паоло.

– Сукин ты сын! – взревел Альдо и швырнул пепельницей в сына через всю комнату. Хрусталь врезался в стену за столом для переговоров, осыпая Паоло и де Соле градом осколков.

– Ты с ума сошел! – прокричал Альдо, багровея, и вены вздулись у него на шее. – Почему ты не делаешь так, как я тебе скажу?

Этот случай разрушил все надежды Паоло на то, чтобы договориться с семьей. С того самого момента он решил, что дом Гуччи будет повержен. Он знал, что семья встанет против него: только он мог показать им, как сильно они ошиблись.

Альдо переживал из-за ссоры. С деловой точки зрения она лишала компанию ценных ресурсов и энергии, да к тому же портила имидж. На личном же уровне ему просто больно было вести войну с собственным сыном. Он верил в силу семьи и больше всего хотел примириться с Паоло. И решился на перемирие: пригласил Паоло и Дженни к себе в Палм-Бич между Рождеством и Новым годом в конце 1981 года. Отец и сын тепло поздоровались, как было принято у Гуччи – так, словно между ними ничего не произошло. Альдо позвонил Родольфо в Милан и поздравил с праздниками. А затем перешел к делу.

– Фоффо, мы только что обстоятельно поговорили с Паоло. Думаю, он готов вернуться в семью. Пора положить войне конец.

Они договорились предложить Паоло эту идею и в январе так и поступили. Они резко изменили саму структуру империи Гуччи: главная компания «Гуччио Гуччи» и все дочерние, в том числе «Гуччи Парфюмс», объединялись в единую компанию, «АО Гуччио Гуччи», которую и зарегистрировали на бирже. Трое сыновей Альдо получали по 11 процентов всего бизнеса, Альдо оставлял себе 17, а Паоло был назначен заместителем председателя новой компании. Кроме того, под «Гуччи Парфюмс» открылось новое отделение, которое должно было называться «Гуччи Плюс» и получить право выдавать лицензии. Директором этой компании должен был стать Паоло, чтобы все лицензии, которые он уже выдал от имени «Гуччи», были включены в компанию. Ему также пообещали с процентами выплатить долг за увольнение и назначить годовое жалованье в 180 тысяч долларов. Казалось, чего еще мог пожелать Паоло? По условиям соглашения обе стороны конфликта отзывали свои претензии друг к другу и Паоло отказывался от права производить и рекламировать продукцию от своего имени.

Паоло продолжал искать подвох. И его сомнения подтвердились, когда ему разъяснили, что все его предложения по дизайну должны быть одобрены советом директоров, президентом которого был Родольфо. Но все же Паоло решил согласиться. Соглашение он, наконец, подписал в середине февраля – но перемирию не суждено было продлиться долго.

Совет директоров «Гуччи» пригласил Паоло в марте 1982 года и сообщил, что он должен предоставить подробный список всех линеек продукции, производство которой он уже заказал, а также всех своих новых идей для линейки «Гуччи Плюс». Паоло очень старался и подготовил все материалы, но встреча прошла не так, как он ожидал. Совет отклонил все его предложения, объясняя, что сама идея линейки товаров по низким ценам «идет вразрез с интересами компании». Паоло был как никогда разозлен: он чувствовал, что его обманули. Впоследствии де Соле это отрицал, вспоминая, как разрушительны оказались для компании действия Паоло.

Довольно скоро собрание акционеров лишило Паоло полномочия подписи от лица компании. Он оставался членом совета, но лишался права на управление и на производство по собственным дизайнам. Получив неустойку за увольнение, через три месяца он снова оказался уволен.

– Я чувствовал себя идиотом, – сознавался Паоло. – Все обещания и заверения моего дяди оказались пустым звуком.

К моменту, когда 16 июля 1982 года во Флоренции, на Виа Торнабуони, над магазином «Гуччи», произошло то самое собрание, атмосфера в семье накалилась до предела. Паоло лишился управляющей роли в компании, но пользовался положением акционера, чтобы влиять на деловые решения. Итак, в тот день Альдо, Джорджо, Паоло, Роберто, Маурицио и остальные директора компании собрались за одним ореховым столом, а летний зной был ничуть не менее гнетущим, чем атмосфера в комнате. Альдо расположился в кресле во главе длинного стола для переговоров, справа от него сел его сын Роберто, а слева – брат Родольфо. Паоло сидел по другую сторону стола, между Джорджо и Маурицио.

Альдо открыл собрание и попросил секретаря зачитать протокол предыдущей встречи; предложение было одобрено. Затем Паоло спросил, может ли он высказаться – и за столом тут же начали шептаться и переглядываться.

– Зачем? Что ты хочешь сказать? – раздраженно спросил Альдо.

– Я хочу сказать, что меня как директора этой компании лишают права изучать и даже видеть документы и отчетность по ней, – заявил Паоло. – Прежде чем мы продолжим, я хочу прояснить, что я имею в виду.

Его слова встретили неодобрительными возгласами.

– Кто эти двое загадочных акционеров в Гонконге, которые получают деньги от компании? – выпалил Паоло.

Возгласы стали громче. Паоло заметил, что секретарь – им был Доменико де Соле – не ведет записей, и воскликнул:

– Почему вы не записываете мои вопросы? Я требую вести протокол собрания!

Де Соле оглядел кабинет, увидел, что никто с требованием не согласен, и проигнорировал его. Тогда Паоло извлек из портфеля диктофон, включил его и начал проговаривать то, чем был недоволен. Затем он швырнул на стол список вопросов.

– И я требую, чтобы это было внесено в протокол! – прокричал он.

– Выключи немедленно! – взревел Альдо, а Джорджо протянул руку через стол, чтобы выхватить у Паоло диктофон, но по оплошности сломал его.

– Ты что, рехнулся?! – разозлился Паоло. Альдо сорвался с места и кинулся к нему. Маурицио вскочил на ноги, боясь, что Паоло бросится на Джорджо и Альдо, поэтому взял кузена в захват со спины. Добравшись до Паоло, Альдо попытался вырвать диктофон у него из рук, и в драке Паоло в кровь расцарапали лицо. Увидев кровь – пусть самую малость – компания все же успокоилась. Маурицио и Джорджо отпустили Паоло; тот схватил портфель и кинулся бежать из комнаты, крича ошеломленным работникам, чтобы те вызвали полицию.

Выхватив телефон у телефонистки, Паоло позвонил своему врачу и адвокату, а затем спустился на лифте на первый этаж, прямо в магазин «Гуччи». По пути к выходу он пересек весь зал, крича пораженным продавцам и покупателям:

– Вот, посмотрите! Вот что произошло на собрании акционеров «Гуччи»! Меня пытались убить!

Затем он кинулся в местную больницу к своему врачу за помощью и стал требовать, чтобы его раны сфотографировали. Паоло тогда был пятьдесят один год, Джорджо – пятьдесят три, Альдо – семьдесят семь, Родольфо – семьдесят, а Маурицио – тридцать три.

Когда Паоло пришел домой вечером, бледный и облепленный пластырями, Дженни была в ужасе.

– Я не могла в это поверить. Взрослые мужчины, а подрались как хулиганы!

– Ничего страшного с лицом Паоло не случилось, – рассказывал де Соле много лет спустя. – Это была просто царапина, но происшествие раздули до масштабов катастрофы.

Всего несколько дней спустя Стюарт Шпайзер, адвокат Паоло, подал в Нью-Йорке новый ряд исков против «Гуччи». На этот раз в числе обвинений было покушение и нанесение телесных повреждений, а также нарушение соглашений – ведь ему отказывали в праве на сведения о финансах компании, несмотря на должность директора.

За все свои обиды Паоло требовал 15 миллионов долларов: тринадцать за нарушение контракта – так называемое предложение мира он называл ловушкой с целью убрать его с дороги – и еще два миллиона за избиение. К несчастью для Альдо, пресса мигом подхватила шум.