Текст книги "Манящая тайна"

Глава 6

Три минуты. Может быть, меньше. За это время она должна успеть спрятаться, пока Темпл не кинулся ее искать. А если он ее поймает, то вечер примет совсем другой оборот. Впрочем, это уже случилось.

Мара плотнее закуталась в плащ, мысленно поблагодарив Лидию за то, что та настояла на покупке самого теплого – для зимних прогулок с мальчиками. Она побежала вдоль переулка позади мастерской, отчаянно пытаясь отыскать укромный уголок, где можно было бы надежно спрятаться и переждать. Ей удалось сбежать, когда кучер отвернулся. Хоть раз в жизни удача оказалась на ее стороне.

Но где же спрятаться! Наверное, чем ближе к лавке, тем лучше.

Темпл сразу поймет, что она сбежала. Прикинет, сколько прошло времени и на какое расстояние она могла уйти, и начнет поиски. А ей просто нужно посидеть тихонько и подождать, когда он пройдет мимо. Он вряд ли догадается, что она совсем рядом.

За прошедшие двенадцать лет Мара хорошо научилась прятаться. Но сейчас у нее не было почтовой кареты и готовых помочь людей. Сейчас – глухая ночь, и она – в Мейфэре. Более того, она бросила вызов могущественному Темплу. Если он ее поймает, наверняка заставит рассказать всю правду.

Но правда о той ночи – ее единственное оружие. И будь она проклята, если позволит ему ее обезоружить.

Впрочем, сбежала она вовсе не поэтому. Она сбежала, боясь, что не сумеет устоять против него, хотя когда-то и надеялась…

Сердце Мары заколотилось сильнее.

Хвала небесам за странную архитектуру Мейфэра. Очень быстро она затерялась в лабиринте крохотных переулочков и конюшен и спряталась за большой кучей… бог знает чего. Хм…

Выходит, даже у аристократов имеется мусор… А впрочем – ничего удивительного. Мусора у аристократов еще больше, чем у всех прочих. Ведь они всеми силами стараются отделаться от всего, что им…

Шаги?.. Да-да, тяжелые мужские шаги!

Мара присела на корточки, пытаясь сделаться совсем крошечной, и замерла, затаив дыхание и дожидаясь, когда мужчина пройдет мимо.

Когда шаги затихли, она вскочила на ноги, понимая, что настал самый важный момент. Нужно бежать. Бежать далеко и быстро. Причем в противоположном направлении.

Ничего не получится. Теперь их жизни… невероятно переплелись.

Но сегодняшней ночью все получится. А потом, оказавшись далеко от него, она сможет как следует все обдумать и разработать план дальнейших действий. Сможет вести войну.

Успокаиваясь, она метнулась в переулок, но, не пробежав и пяти футов, с размаху наткнулась на человека-стену.

Темпл?

Нет, не он! Мара это поняла почти сразу, потому что он вынуждал ее чувствовать многое – ярость, досаду, раздражение, но никогда не вызывал у нее страх. В отличие от мужчины, стиснувшего ее сейчас до боли сильно. И изо рта у него отвратительно воняло.

– Так-так, кто же нам тут попался?..

Мара оцепенела, точно попавший в силки кролик. Мужчина же швырнул ее своему напарнику. Тот сжал девушку, словно в тисках, а первый обвел ее оценивающим взглядом, и губы его растянулись в плотоядной ухмылке, так что обнажились сгнившие зубы.

– Ну разве мы не первые счастливчики в Лондоне, а? Девчонка просто упала к нам с неба! – Он наклонился к самому ее уху и, обдав зловонным дыханием, произнес: – Вот тут ты пока и побудешь.

От этих слов Мара словно очнулась и начала вырываться и выворачиваться, но негодяй крепко сжал ее и, снова ухмыльнувшись, проговорил:

– Мы не любим, когда девчонки такие высокомерные.

– Что ж, – огрызнулась Мара, – значит, вам не повезло, потому что я как раз из таких.

Тут один из мужчин с силой толкнул ее, припечатав к каменной стене, и Мару охватил панический страх. Она снова начала выворачиваться, но не в силах была закричать – ей казалось, она вот-вот задохнется.

Она задыхается?.. Эта мысль сначала перепугала ее до смерти, но ужас тотчас перешел в ярость. Глаза обожгло слезами, и Мара начала вырываться еще отчаяннее, она готова была на все – лишь бы освободиться.

Но мужчина с легкостью удерживал ее одной рукой, а другой вдруг дернул ее за плащ. Пуговицы полетели в разные стороны, а он уже схватился за ее юбки, задирая их кверху, – холодный воздух обдувал ее лодыжки, икры, колени…

– Держи ее, – велел первый, расстегивая брюки.

Слова эти еще больше взбесили Мару, и она ногтями впилась в державшего ее человека – царапала его и даже пыталась укусить, но он этого как будто не чувствовал. Тогда Мара сменила тактику и стала нащупывать спрятанный в плаще нож. Она нашла его в тот самый момент, когда мужские руки грубо схватили ее повыше колена. Мара зажмурилась, пытаясь отогнать образ этой отвратительной грязной руки, и рывком вытащила нож.

Но негодяй заметил оружие раньше, чем она успела им воспользоваться, и, вырвав нож из ее руки, приставил его к горлу Мары.

– Глупая девка. Такое оружие слишком опасно для таких, как ты.

Ее охватил ужас, и она поняла, что не в силах даже пошевелиться.

И вдруг насильник куда-то исчез, а нож, зазвенев, покатился по булыжникам. И все это сопровождалось оглушительным ревом, который, казалось бы, должен был напугать Мару еще сильнее. Однако она испытала облегчение, какого не испытывала еще ни разу в жизни.

Темпл!

Она была свободна, а ее спаситель, прижав насильника к стенке, молотил негодяя кулаками. И тот наверняка испытывал сейчас такой же страх, как пять минут назад она, потому что самый известный боксер Англии обрушил на него всю свою силу, восстанавливая справедливость (приятель же его сразу отбежал подальше и наблюдал за происходившим издалека).

Причем было очевидно, что Темпл не просто дрался – он жаждал крови. Его движения были точными и экономными (наверняка – результат многих лет тренировок и практики), но зато в каждом ударе ощущалась сила его гнева. Он бил снова и снова, и наконец стало понятно, что только движущая сила его кулаков помогала насильнику оставаться на ногах (Темпл оказался сильнее земного притяжения!).

Второй же, стоявший в переулке, наконец-то понял, что надо побыстрее спасаться. Он попытался незаметно пройти мимо Темпла и рвануть прочь, но удача ему изменила.

Темпл отпустил своего незадачливого противника (тот бесформенной кучей рухнул у его ног), затем схватил его приятеля за ворот и швырнул на землю.

Мара заметила, как в руках негодяя что-то серебристо блеснуло. Ее нож! Он отыскал его в темноте.

– Нож! – закричала она и приподнялась на корточки, готовая вмешаться в драку, готовая защитить Темпла, как он защитил ее.

Но Темпл не позволил ей вмешаться. Опустившись на одно колено рядом с мерзавцем, он начал избивать его так, словно оружие вообще ничего не значило. Словно он, Темпл, был неуязвим.

Лезвие мелькнуло в воздухе, но герцог тут же вышиб его из руки негодяя. Нож зазвенел, прыгая по булыжникам, и отлетел прямо к ногам Мары. Она подняла его и крепко зажала в кулаке, не отводя взгляда от Темпла.

На этот раз он не молчал, а с каждым ударом произносил:

– Вы… больше… никогда… не обидите… ни одну… женщину.

Головорез что-то прохныкал. Герцог нагнулся к нему и спросил:

– Что ты сказал?

Тот снова заскулил. Темпл приподнял его за отвороты куртки и снова отшвырнул, ударив головой о булыжники мостовой.

– Я тебя не расслышал. Громче…

Негодяй зажмурился и пролепетал:

– Я… я не буду.

Темпл нанес еще удар и снова нагнулся.

– Не будешь – что?

– Обижать…

– Обижать – кого?

– Женщин.

Темпл кивнул и, тяжело дыша, произнес:

– Вставай.

Негодяй с трудом поднялся на ноги, герцог добавил:

– Забирай своего гнусного дружка, если не хочешь, чтобы он тут сдох.

Негодяй повиновался – помог стонавшему приятелю встать и повел его прочь, стараясь двигаться как можно быстрее.

Мара долго смотрела им вслед. Потом перевела взгляд на Темпла. Тот, совершенно неподвижный, молча наблюдал за ней. Когда же их взгляды встретились, негромко выругался и шагнул к ней.

– Все в порядке, Мара?

Эти слова, произнесенные негромко и чуть хрипловатым голосом, вывели ее из оцепенения. И Мару затрясло словно в ознобе. Темпл в ту же секунду оказался с ней рядом и протянул ей руку. Однако чувствовалось, что он колебался – потому и не прикасался к ней. «Вероятно, не хочет меня пугать, – предположила Мара. – Не хочет навязываться».

«Ты пришел, – хотелось ей сказать. – Спасибо тебе».

Но она не могла произнести ни слова. Впрочем, это и не требовалось, Темпл снова негромко выругался и привлек ее в свои крепкие объятия.

И впервые за все эти годы Мара почувствовала себя в безопасности. А может быть, впервые в жизни.

Она прижалась к нему, наслаждаясь его теплом, его силой. А он, крепко обнимая ее, прошептал:

– Теперь все хорошо, теперь тебе больше ничто не угрожает, поверь. Они не вернутся, – добавил он, и его губы коснулись ее виска.

И она ему поверила. Поверила его ласковому голосу и его ласковым рукам, поглаживавшим ее по спине, успокаивавшим ее.

– Вы победили, хотя их было двое, а вы один.

– Я же говорил, что никогда не проигрываю.

В его голосе прозвучала уверенность, хотя, как показалось Маре, он вовсе ее не испытывал. И она с улыбкой сказала:

– Какая самонадеянность…

– Нет, просто истина.

Мара не знала, что на это ответить, поэтому пробормотала:

– Вы без плаща…

Он на мгновение смутился.

– Не было времени… Я должен был найти тебя побыстрее.

– Спасибо вам, – произнесла она, но это прозвучало как-то странно.

Он привлек ее к себе еще ближе и прошептал:

– Не надо меня благодарить. Я очень разозлился.

Она с улыбкой кивнула:

– Да уж, могу себе представить…

– Может, я и дальше буду злиться, так что тебе придется подождать, пока пройдет мой испуг.

Мара резко вскинула голову и взглянула на него с удивлением.

– Испуг? – переспросила она.

Темпл отвернулся и проворчал:

– Ну… это не важно. Тебе больше ничего не угрожает. Так оно и было. Потому что он рядом. Поразительно!

– Но как вы…

Он с усмешкой перебил:

– Ведь я говорил, что отыщу тебя, если сбежишь.

Мара покачала головой, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Но он же прошел мимо! Она слышала, как он прошел мимо!

И все-таки отыскал ее.

Темпл отвел волосы с ее лица.

– Я просто запутывал след, понимаешь?

– Но если бы вы не…

Темпл снова крепко прижал ее к себе.

– Я тебя нашел, и это – главное.

Да, он прав. И теперь она в безопасности.

– Спасибо, – прошептала Мара и положила ладонь ему на руку.

Темпл замер и вскрикнул от боли. Мара тут же выпрямилась и воскликнула:

– Ваша рука!..

Он покачал головой:

– Пустяки.

– Нет, не пустяки!

Рукав его сюртука был порван, и Мара, оттянув ткань, увидела разрезанную рубашку и рассеченную кожу.

– Он вас ранил! – закричала она в испуге. – Снимите сюртук. – Она начала быстро развязывать его галстук, чтобы добраться до воротника рубашки. – Рану нужно немедленно обработать.

Он перехватил ее руку.

– Успокойтесь, все в порядке.

– Ничего подобного, – возразила Мара, терзаясь от чувства вины. – Ах, не следовало мне убегать…

Он замер, потом тихо спросил:

– Что вы сказали?

– Если бы я не убежала… – Ведь это из-за нее ему так больно! Как всегда…

– Повторяю, успокойтесь.

Не обращая внимания на слова Темпла, Мара высвободила руку и снова взялась за галстук, но герцог опять ей помешал, на сей раз прижав ладонь к ее щеке.

– Мара, не думай об этом. Случившееся – не твоя вина.

Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

– Но вы же ранены…

Он криво усмехнулся:

– У меня руки чесались – ужасно хотелось подраться.

Мара помотала головой:

– Я совсем не о том.

– Неужели?.. – Темпл снова усмехнулся. И вдруг, помрачнев, заявил: – Эти люди – скоты, а ты… – Он замолчал, но было поздно; казалось, его слова напомнили им обоим, кто они такие.

Но сейчас Мара знала: настала ее очередь позаботиться о нем.

– Нужно отвести вас домой, – решительно заявила она. И попыталась подставить плечо под его здоровую руку. – Обопритесь на меня.

В темноте раздался его смех, похожий на лай.

– Нет уж, дорогая.

– Но почему?

– Хотя бы потому, что я могу тебя просто раздавить.

Мара улыбнулась:

– Я крепче, чем кажусь.

Темпл посмотрел на нее сверху вниз:

– Кажется, ты в первый раз сказала мне правду.

От этих его слов ее пронзило какое-то необъяснимое чувство. Что-то волнующее и тревожившее…

– Считаю это комплиментом, – сказала она.

Он коротко кивнул:

– Правильно.

Нет, он не должен ей нравиться! Она этого не хочет!

Слишком поздно.

– Тогда почему бы вам не опереться на меня?

– Мне не нужна помощь.

Мара всмотрелась в его лицо и увидела, как он крепко сжал зубы. Причем в этом было что-то знакомое…

И действительно, разве не точно так же и она себя вела, когда кто-либо предлагал ей помощь? Прожив столько лет в одиночестве, она научилась мгновенно отвергать мысль о том, что кто-то может предложить ей помощь, не требуя взамен никакой оплаты.

– Да, понимаю… – мягко произнесла Мара.

Повисла долгая пауза, затем Темпл негромко сказал:

– Иногда мне кажется, что вы и впрямь меня понимаете. – Он взял ее за руку, и от этого прикосновения Мара замерла. А он посмотрел на нее и спросил: – За это мне тоже придется заплатить?

Своими словами Темпл напомнил ей об их сделке и о том, сколько у них разногласий. Но в его прикосновении разногласий не ощущалось. Его теплая сильная рука скользила по ее руке, и это было по-настоящему приятно. Маре не хотелось это признавать, но она не могла отрицать очевидное.

– Нет. – Мара покачала головой. – За это – никакой платы.

Пока они шли к карете, Темпл не произнес ни слова. В темноте казалось, что между ними установились дружеские отношения, которые наверняка исчезнут при дневном свете, когда они вспомнят о своем прошлом и настоящем. И о будущем, конечно же.

Поэтому она тоже молчала. Молчала, когда они вышли из переулка и повернули к карете; молчала, когда кучер спрыгнул со своего места и подошел, чтобы помочь им. Она молчала и в темной карете, когда им поневоле пришлось прикасаться друг к другу. Молчала и в тот момент, когда они подъехали к дому Темпла.

А затем он выбрался из экипажа и произнес:

– Заходите.

Слова не требовались ей и теперь, когда она шла следом за ним.

– История нашего знакомства слишком уж запятнана насилием, ваша светлость, – сказала наконец Мара, когда они оказались в библиотеке, в той самой, где она появилась совсем недавно и рассказала о себе, а также о причинах своего появления. И здесь же она опоила его опием уже во второй раз.

Темпл снял сюртук, оставшись в испачканной кровью рубашке.

– И кто в этом виноват? – спросил он с ласковой улыбкой.

С ласковой?

Как ни странно, но именно это слово внезапно пришло ей на ум, хотя оно совершенно не подходило к мужчине, известному всему Лондону как воплощение жестокой силы.

Темпл зашипел от боли, когда она стащила с него рубашку – сняла ее через голову и швырнула в угол, обнажив ножевую рану над широкой полосой кожи, покрытой черным геометрическим рисунком с завитушками. Взгляд Мары невольно метнулся к этому своеобразному «манжету». И к его близнецу на другой руке. Чернила… Она видела такое и раньше, но ни на ком вроде него. Ни на одном аристократе.

Темпл принес горячей воды и чистые тряпки с ловкостью, явно означавшей, что он далеко не впервые возвращается в этот пустой дом и сам себя лечит. Он подошел к креслу у камина, где разжег огонь сразу же, едва они вошли в библиотеку, и тяжко вздохнул.

Это вывело Мару из оцепенения, и она, приблизившись к нему, велела:

– Сядьте. – И окунула длинную полосу ткани в воду.

Темпл опустился в одно из кресел у камина. Мара отжала тряпку и начала промывать рану.

Он молча подчинился ей, что удивило ее. Удивило их обоих.

Темпл упорно молчал. А Мара заставляла себя смотреть только на рану, на прямой разрез, напоминавший ей об отвратительном насилии, которому она могла подвергнуться. И от которого ее спас он.

Мара изо всех сил старалась прикасаться только к ране Темпла, к этому месту над широкой черной полосой кожи, где тьма, жившая в его душе, проявилась в виде порочных, но красивых узоров, совершенно несовместимых с его прошлым. Совершенно неуместных на теле герцога.

То была тьма, которую создала она, Мара.

Она старалась дышать не слишком глубоко, хотя его аромат – гвоздика и чабрец, смешанные с чем-то неопределимым, но, безусловно, принадлежавшим только Темплу, – дразнил ее, побуждал вдохнуть поглубже.

Решительно сосредоточившись на ране, Мара осторожными движениями смывала с руки засохшую кровь и останавливала кровотечение. Смотрела же только на тряпку, то и дело опускавшуюся в порозовевшую воду.

И ни в коем случае не переводила взгляда на шрамы, испещрившие его торс. Не смотрела, конечно же, и на темные завитки волос у него на груди, хотя пальцы так и чесались прикоснуться к ним.

– Вы не обязаны за мной ухаживать, – произнес Темпл. В полутемной комнате его слова прозвучали как-то особенно мягко.

– Конечно, обязана, – отрезала Мара, не глядя на него. Понимая, что он на нее пристально смотрит, добавила: – Ведь если бы не я…

Он поймал ее руку, прижал к своей груди, и тугие завитки волос защекотали ее запястье.

– Мара, я… – Он вдруг умолк. А ей ее собственное имя показалось в его устах чужим – словно оно принадлежало какой-то другой женщине.

И было ясно: этот мужчина и этот дом – они не для нее.

Мара вывернула руку, и Темпл отпустил ее, позволив ей вернуться к прерванному занятию.

– Ну, тогда поухаживай за мной, – сказал он с усмешкой.

– Рану нужно зашить, – заявила она.

Его брови взлетели на лоб.

– Что тебе известно о ранах, которые требуется зашивать?

За свою жизнь она зашила множество таких ран. Больше, чем могла бы сосчитать. Их было слишком много еще в ее детстве. Но говорить об этом она не стала.

– Кое-что известно. И эта рана – одна из них.

– Полагаю, это мне дорого обойдется, верно? – Слова прозвучали неожиданно. И они напомнили ей об их соглашении. А ведь на какой-то миг она позволила себе притвориться, будто они с Темплом – совсем другие люди. Не те, которыми на самом деле являлись.

Дурочка! Ведь этой ночью ничего не изменилось. Он по-прежнему жаждал мести, а ей по-прежнему требовались деньги. И чем дольше оба они будут об этом помнить, тем лучше.

Мара глубоко вдохнула.

– Я сделаю вам скидку.

Одна черная бровь приподнялась.

– Назовите цену.

– Два фунта. – Эти слова ей самой показались ужасно гадкими.

В глазах Темпла что-то промелькнуло. Скука? Нет, пожалуй. К тому же это выражение в его глазах тотчас исчезло, и в следующую секунду он уже открывал небольшой ящик в своем письменном столе и вытаскивал иголку с ниткой.

– В таком случае – зашивайте.

Маре пришло в голову, что только у того, кого постоянно ранят, иголка и нитки будут храниться под рукой. Ее взгляд скользнул на грудь Темпла, где было не меньше двух десятков шрамов на разной стадии заживания. Да нет, даже больше!

Сколько же боли ему пришлось перенести за прошедшие двенадцать лет?

Отмахнувшись от этого вопроса, Мара подошла к буфету и налила в стакан виски на два пальца. Когда вернулась к Темплу, он помотал головой:

– Не буду это пить.

Мара пристально взглянула на него:

– Там нет наркотиков.

Он пожал плечами:

– Но все же я предпочитаю точно это знать.

– В любом случае виски предназначалось не вам, – сказала Мара. Она бросила иголку в стакан и отрезала длинную нитку.

– Да это же пустой перевод хорошего виски!

– Зато шить будет не так больно.

– Чушь!

Мара хмыкнула и сказала:

– Видите ли, женщина, учившая меня зашивать раны, сама научилась этому от мужчин, участвовавших в сражениях.

– Любому мужчине во время сражения непременно требуется добрая бутылка под рукой, – проворчал Темпл.

Не обращая на его слова внимания, Мара аккуратно вдела нитку в иголку и снова взглянула на рану.

– Будет больно, – предупредила она.

– Несмотря на добавление моего превосходного скотча?

Мара воткнула иглу ему в руку.

– Помолчите.

Темпл вздрогнул и прохрипел:

– Проклятие!..

Мара вскинула бровь.

– Налить вам глоток?

– Нет уж, не стоит.

Мара пожала плечами. Ну и пусть он ей не верит. Он ведь враг, а не друг.

Она быстро и ловко закончила зашивать рану; когда же протягивала последний стежок, Темпл снова порылся в ящике стола и вытащил оттуда склянку с мазью. Мара откупорила ее, и по комнате распространился аромат гвоздики и чабреца. Знакомый запах…

– Ах, так вот почему от вас так пахнет…

Он приподнял бровь.

– Вы обратили внимание на этот мой запах?

К ее величайшему стыду, она густо покраснела.

– Его невозможно не заметить, – как бы оправдываясь, ответила Мара. Она поднесла склянку к носу, затем окунула в склянку палец и намазала воспалившуюся кожу вокруг раны. После чего сложила пополам чистую тряпицу и перебинтовала руку.

– Шрам будет ужасный, – сказала она вдруг.

– Он не первый и не последний.

– Но единственный, за который отвечаю я.

Темпл хмыкнул, и Мара, не удержавшись, наконец-то посмотрела на него. Наткнувшись на пристальный взгляд черных глаз, она с раздражением в голосе пробормотала:

– Вам это кажется смешным?

Темпл пожал плечами:

– Мне кажется интересным, что вы берете на себя ответственность именно за тот единственный шрам, который не имеет к вам никакого отношения.

Ее глаза широко распахнулись.

– А остальные, значит, имеют?

Он склонил голову к плечу, глядя на нее все так же пристально.

– Каждый из них заработан в драках. В схватках, в которые я бы не вступил, если бы… – Он замолчал, и Мара невольно задумалась: «Как же он собирался закончить фразу?»

«Если бы меня не обесчестили»?

«Если бы меня не уничтожили»?

«Если бы от меня не отказались»?

– Если бы я не был Темплом, – сказал он неожиданно.

Темпл! Имя, которое он принял, когда она сбежала и когда его изгнали из семьи и из общества. Имя, никак не связанное с жизнью, которую он вел раньше. С той жизнью, в которой он был Уильямом Хэрроу, маркизом Чапин и наследником герцогства Ламонт.

И именно она, Мара, лишила его всего этого. А теперь, глядя на него, она изучала его шрамы, изучала карту белых и розовых рубцов, заканчивавшихся синяками – клеймами его профессии.

Впрочем, нет, не профессии. Ведь он был богат и титулован. Но все же почему-то дрался.

Темпл! Боец!

И это она его создала. Может быть, поэтому ей теперь и казалось правильным позаботиться о нем.

А кто делал это раньше?

Мара не могла задать этот вопрос, поэтому задала другой:

– Почему Темпл?[2]2
  Temple – храм, церковь (англ.).


[Закрыть]

Он шумно выдохнул, его здоровая рука сжалась в кулак, но тут же разжалась.

– Вы о чем?..

– Ну… почему вы выбрали себе такое имя?

Он криво усмехнулся:

– Наверное, потому, что у меня такое телосложение.

Шутливый ответ. Вернее – уход от ответа. И Мара поняла, что не следовало настаивать. Она перевела взгляд на черный рисунок у него на коже.

– А зачем чернила?..

– Это татуировки.

Рука Мары словно сама собой потянулась к узорам, но она вовремя спохватилась и отдернула руку.

– Не бойтесь, – произнес Темпл негромко. – Чего вы боитесь?

Мара в смущении пробормотала:

– Я не должна это делать. Простите…

Темпл вдруг рассмеялся.

– Но вам же хочется… – Он согнул руку, и чернильные узоры задвигались словно живые. – Они не кусаются.

В комнате было прохладно – огонь еще не разгорелся, но от его руки полыхнуло жаром. Мара провела пальцами по замысловатому рисунку, по завиткам линий и темному пространству между ними.

– Как? – спросила она.

– Маленькая иголка и большая склянка чернил, – ответил Темпл.

– А кто это делал? – Мара посмотрела прямо в его черные глаза.

Он перевел взгляд на ее пальцы, скользившие по рисунку; теперь это казалось ему приятным.

– Одна из девушек в клубе.

Пальцы замерли, и она пробормотала:

– Эта девушка очень искусна.

Темпл пошевелился.

– Да. И к счастью, у нее твердая рука.

Она ваша любовница? Маре очень хотелось задать этот вопрос, но вот ответа она слышать не хотела. Не хотела даже думать о красивой женщине, склонившейся над ним с отвратительной иголкой в руке. Не хотела думать о том, что произошло потом, после того как иголка тысячу раз проткнула его кожу.

– Было больно?

– Не хуже, чем боксерские матчи по вечерам.

В конце концов боль – его привычное состояние. И вообще какое ей до этого дело?

– Теперь моя очередь, – произнес он.

И Мара, сразу насторожившись, пробормотала:

– Вы о чем?..

– Моя очередь задавать вопросы.

Эти слова мгновенно разрушили чары. Опустив руку, Мара прошептала:

– Какие вопросы? – Будто она и так не знала. Будто не знала все эти годы, что однажды наступит минута, когда ей придется отвечать.

Хоть бы он рубашку надел, что ли… А впрочем, ей все равно.

Но если он намерен расспрашивать о той ночи, случившейся тысячу лет назад, о ночи, когда она совершила множество ошибок, изменивших ее жизнь, то все же будет лучше, если он полностью оденется. И отодвинется от нее подальше. И перестанет быть таким… неотразимым.

А он вдруг спросил:

– Где вы научились так хорошо обрабатывать раны?

Этого вопроса Мара совсем не ожидала, он застал ее врасплох, и перед глазами замелькали картинки: кровь и крики; ножи и горы окровавленных тряпок; последний вздох матери, слезы Кита, и холодное жестокое лицо отца, не выражающее вообще ничего. Никаких чувств. Никакой вины. И уж точно – никаких угрызений совести.

Уставившись на свои руки, на переплетенные ледяные пальцы, Мара вздохнула и, тщательно подбирая слова, проговорила:

– За двенадцать лет мне много раз предоставлялась возможность научиться этому.

Темпл промолчал. И казалось, что воцарившаяся тишина растянулась на целую вечность. А затем он вдруг взял Мару за подбородок и заставил посмотреть в его пронзительные черные глаза.

– А теперь – правду.

Она судорожно сглотнула.

– Думаете, вы знаете меня настолько хорошо, что можете понять, когда я лгу?

Он долго молчал, кончиками пальцев поглаживал ее щеку – словно напоминая ей о поцелуе у портнихи. У Мары перехватило дыхание, когда его пальцы скользнули ей на шею и коснулись лихорадочно бившейся под кожей жилки.

И все это время она смотрела прямо ему в глаза, отказываясь отводить взгляд, не желая быть побежденной.

И тут он вдруг приблизил к ней лицо, и губы ее приоткрылись словно в ожидании поцелуя, которого она, оказывается, жаждала больше всего на свете.

Но он лишь легонько прикоснулся губами к ее губам, не более того. А ей отчаянно хотелось, чтобы это прикосновение сделалось настоящим поцелуем.

Ужасно разочарованная, она вздохнула и вдруг услышала какой-то низкий хриплый звук, вырвавшийся из горла Темпла. Мару охватил трепет. Он что, зарычал? Как скандально. И как чудесно!

Но Темпл так и не поцеловал ее по-настоящему. Вместо этого он проговорил:

– Я провел целую жизнь, наблюдая, как люди лгут, Мара. И джентльмены, и мерзавцы. И я стал великим знатоком правды.

Она снова сглотнула, ощущая его пальцы у себя на горле.

– Полагаю, вы-то никогда не лжете…

Он внимательно посмотрел на нее:

– Я лгу постоянно. Я самый худший из мерзавцев.

И сейчас, не получив столь желанного поцелуя, Мара охотно ему поверила. Да, он мерзавец! Даже хуже, чем мерзавец!

Но что будет, если она все-таки расскажет ему правду – вывалит ее к его ногам, всю, до последней капли?

А если и в самом деле?.. Если рассказать ему все, что она сделала? Если обнажить перед ним всю душу и позволить ему судить ее как за хорошие поступки, так и за грехи?

– Скажи мне правду. – Слова его прозвучали лаской. И соблазном. – Кого ты уже исцелила, Мара? – Темпл умолк, и казалось, он был готов ждать ответа целую вечность.

Ей же вдруг отчаянно захотелось рассказать ему правду. Однако…

«Ничто, сказанное тобой, не заставит меня простить», – эти его слова эхом прозвучали у нее в ушах, и она поняла: нельзя отдаваться на его милость. Да, он жаждал возмездия, и лучше ей об этом не забывать.

К тому же правда – странная вещь, совершенно нереальная, и поэтому лишь немногие прибегают к ней. Более того, даже в правде часто содержится изрядная доля лжи.

– Все дело в том, что я очень ловко управляюсь с иголкой, вот и все, – ответила Мара.

– Я готов заплатить за правду. – Слова его прозвучали нежно, как ласка, но они вдруг показались ей ужасно обидными.

Мара покачала головой:

– Правда не продается, ваша светлость.

Но Темпл еще не закончил – она видела это в его взгляде. И тогда Мара сделала то единственное, что могло его отвлечь. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его.