Текст книги "Манящая тайна"

Глава 7

Если бы ему пришлось поставить все, чем он владел, на то, что произойдет в этой комнате сегодня вечером, он бы держал пари, что сам ее поцелует.

Ему хотелось поцеловать Мару с того момента, когда он обнял ее в том переулке.

Да нет, еще раньше!

С той минуты, как она выбила его из колеи, намекнув, что тогда, ночью, двенадцать лет назад, между ними могло произойти нечто большее…

Нет, еще раньше!

Ведь после серьезного боя, который не заканчивается, пока кто-то из противников не нанесет решающий удар, всегда возникает некое состояние «на грани». Эта теория справедлива и в том случае, когда твой противник – женщина, а нанесенный удар – наслаждение.

Поэтому Темпл игнорировал вожделение, уверенный, что оно – всего лишь напряжение после драки, которое было необходимо ослабить. Он переживал состояние «на грани» достаточно часто, чтобы знать: оно скоро пройдет.

Да только сейчас почему-то не проходило. Напротив, оно ревело и бушевало в нем – даже тогда, когда Мара задела в переулке его рану и боль насквозь его пронзила. Оно, это состояние, почти полностью поглотило его, когда они ехали к его дому, – настолько поглотило, что он не сумел удержаться и пригласил ее войти.

Этим приглашением он словно нарочно посыпал себе соль на рану, потому что понимал: если она согласится, он будет желать ее еще сильнее. А ее стройные ноги, ее лицо, ее чудесные волосы… Ох, у него прямо-таки руки чесались – ужасно хотелось освободить их от заколок, чтобы хлынуло море золотистых волос…

Но все это – ничто по сравнению с тем, как его восхищали ее сила воли, ее язвительные ответы и остроумные реплики. Да, эта женщина оказалась достойным противником.

И вожделение только усилилось, когда она начала зашивать его рану, храня при этом свои секреты. А когда он все-таки прикоснулся к ней, оно стало непреодолимым, неопровержимым, опасным…

Поэтому – да, он бы побился об заклад, что поцелует ее. Но не поставил бы и пенни на то, что это она его поцелует. И проиграл бы, потому что Мара Лоув полна тайн. И она, похоже, готова на все – лишь бы уберечь их от него. Ради этого она готова даже поцеловать герцога-убийцу!

О Господи, она ведь и в самом деле его поцеловала! Да-да, прильнула губами к его губам. У него в тот миг перехватило дыхание от ее губительной ласки, и он заставил себя замереть, не притрагивался к ней. Он был уверен, что если прикоснется к ней своими огромными руками, то просто спугнет ее и она снова сбежит. Но когда ее губы приоткрылись, а кончик языка скользнул по его нижней губе… Проклятие, мужчина может держаться только до определенного предела!

И он не выдержал – заключил ее в объятия и глухо застонал. Да, он уже не мог удержаться, не мог разжать объятия. Чуть приподняв Мару, он принялся ее целовать – словно она была создана для его поцелуев. Словно он всю жизнь мечтал целовать ее. Словно объявлял ее своей.

И будь он проклят, если она не делала то же самое. Она обвила руками его шею и запустила пальцы ему в волосы. А потом он вдруг услышал ее вздох – вздох наслаждения. Да-да, она трепетала в его объятиях, а его пальцы уже вытаскивали шпильки из ее волос. Он провел руками по ее шелковистым прядкам и тут же почувствовал, что ему необходимо посмотреть на нее. Он слегка отстранился, но Мара тотчас потянулась к нему, не желая с ним разлучаться.

– Нет, Темпл… – шепнула она.

– Подожди, – прошептал он в ответ, – дай мне посмотреть на тебя.

Она была самым прекрасным созданием на свете, и он пожирал ее взглядом – волосы ее рассыпались по плечам, а странные дивные глаза были исполнены желания. Губы же чуть припухли от его поцелуев…

Темпл снова прильнул к ее губам, не в силах сдержаться. Он целовал ее долго и страстно, и он был абсолютно уверен в том, что никогда еще не испытывал ничего подобного. Кроме…

Он резко отстранился. Мара вздрогнула и открыла глаза.

– Тебе не следовало останавливаться, – сказала она с улыбкой.

Темпл пожал плечами и тяжко вздохнул.

– У портнихи, – начал он, с ужасом глядя, как гаснет чувственность в глазах Мары. – Что ты тогда сказала?..

«Вы не в первый раз видите меня в одном белье», – тотчас же вспомнились Маре ее слова.

– Мы уже занимались… этим? – спросил Темпл.

Ее взгляд метнулся к его руке, к татуировке.

– Да.

Нет, этого не может быть! Он бы запомнил!.. Хотя, с другой стороны…

Темпл снова ее поцеловал, на этот раз – как бы проверяя свои ощущения. Он должен вспомнить! Наверняка он должен помнить ее вкус и ее ласки. Да-да, он должен ее вспомнить.

Оторвавшись от ее губ, Темпл скользнул ниже, к ямочке у ключицы. И провел по ней языком, пробуя на вкус и наслаждаясь вздохом, сорвавшимся с ее губ. Затем потянул завязки на лифе, ослабил их и скользнул рукой под ткань, чтобы погладить напрягшийся бугорок на груди.

Боже милостивый, он должен ее вспомнить!

Он посмотрел ей в глаза, помутневшие от вожделения, и снова спросил:

– Так мы занимались этим раньше?

Она замялась, и эта заминка вызвала у него прилив досады. Он не позволит ей увиливать! Не позволит солгать!

Внезапно это сделалось для него важнее всего на свете. Он потянул вниз ткань, глядя, как под платьем и светлой сорочкой обнажается еще более светлая кожа. Безупречная кожа, золотисто-медовая в отсветах пламени камина.

Чуть помедлив, Темпл потянулся губами к отвердевшему бугорку – туда его манило все сильнее.

Ему потребовались все силы, чтобы замереть на расстоянии вдоха и прошептать:

– Мы занимались этим раньше, верно?

– Уильям!.. – выдохнула она его имя. Его настоящее имя.

Он замер. Она тоже.

– Как ты меня назвала?

Мара нервно сглотнула.

– Я… – Она умолкла, словно лишилась дара речи.

Значит, Уильям… Никто не называл его так вот уже десять лет. Нет, дольше. Да и раньше мало кто называл его по имени, но ему всегда нравилось, если так его звали женщины – в этом была какая-то непринужденность, приближавшая их к нему, делавшая их более сговорчивыми.

– Скажи это еще раз. – Слова его прозвучали как приказ, которого невозможно было ослушаться.

– Уильям, – повторила она. В ее прекрасных глазах пылал огонь, а чувственные губы манили все сильнее.

О Боже, это уже происходило! И он должен ее вспомнить, должен! Но, увы, не мог. Потому что она позаботилась об этом. Она украла у него ту ночь.

Темпл резко отстранился от нее – словно она его обожгла. А может, так и было. Может, то, что он не в силах вспомнить ту ночь, и есть ее самое серьезное прегрешение. Ведь теперь-то он понимал, чего лишился.

Он стоял, чувствуя прилив крови при каждом своем движении. В голове помутилось, а досада и разочарование сделались еще острее.

Наконец, отвернувшись от Мары, он отошел от нее подальше и прошелся по комнате. Затем, повернувшись к ней, спросил:

– Что еще случилось в ту ночь?

Она молчала.

Черт побери, что же произошло?! Он ее раздел догола? Целовал во все запретные места? Она ответила взаимностью? Насладились ли они друг другом в ту ночь, до того, как он проснулся герцогом-убийцей и больше никогда не мог прикоснуться к женщине, не увидев в ее глазах страх? Или Мара просто использовала его?

Гнев охватил его как лихорадка, и он закричал:

– Я видел вас в нижнем белье, а дальше что?!

Мара по-прежнему молчала, а Темпл все сильнее злился. Злился и на нее, и на себя самого.

– Мара, так что же?..

И тут ему вспомнились ее слова.

«Я никогда не видела аристократа, достойного доверия», – кажется, так она сказала.

О Иисусе! Он сделал ей больно?!

Он не мог этого вспомнить, но если она была девственницей, то он, конечно, сделал ей больно. Наверняка не был достаточно осторожным.

Темпл запустил пальцы в волосы. Он никогда не был с девственницей, однако же…

А что, если… О Боже! Приют… Мальчики…

Что, если один из них – его сын?

Сердце его отчаянно колотилось. Нет, невозможно! Она бы не убежала. Да и не родила бы от него ребенка.

Или родила бы?

Мара совершенно хладнокровно привела в порядок лиф платья – будто они обсуждали погоду. Наверное, решила, что не стоит обижаться.

Темпл подошел к ней почти вплотную. Он с трудом подавил желание хорошенько ее встряхнуть.

– Вы задолжали мне правду, Мара.

В ее взгляде что-то промелькнуло. Казалось, она обдумывала его слова. Вероятно, взвешивала возможности, просчитывала варианты. А потом вдруг проговорила:

– Мы уже обсудили условия нашего соглашения, ваша светлость. Вы получаете свое возмездие, а я – деньги. Если хотите узнать правду, буду рада поговорить о цене.

Темпл невольно вздохнул. Он никогда не встречал таких женщин, как Мара. И будь он проклят, если не восхищался этой чертовщинкой в ней, хотя ему ужасно хотелось связать ее и допрашивать до тех пор, пока она не ответит.

– Похоже, вы все-таки неплохо знакомы с негодяями, – заметил Темпл.

– Вы удивитесь, узнав, что могут сделать с человеком двенадцать одиноких лет, – сказала она, глядя на него своими странными глазами, полными огня.

Они стояли почти вплотную друг к другу, и Темпл почувствовал, что начал немного понимать эту женщину. Возможно, потому, что в чем-то они были похожи; оба знали, что доверие – это не то, во что они верили.

– Я ничуть не удивлюсь, – ответил Темпл.

Она на шаг отступила.

– Значит, вы готовы обсудить дополнительные условия?

В какой-то миг он был готов согласиться. Он почти признал, что она победила. Ведь он страстно жаждал воспоминаний о той ночи. Хотел этого даже больше, чем восстановления своего доброго имени. Больше, чем возвращения титула.

Но Мара не могла вернуть его воспоминания, как не могла вернуть его потерянные годы. Все, что она могла, – это рассказать ему правду.

И он добьется этой правды.

Возле приюта стоял незнакомец.

Конечно, этого следовало ожидать с той самой минуты, как она вчера вечером вышла из дома Темпла и села в его карету, огромную, холодную и пустую без него. Могла бы и догадаться, что он отправит кого-нибудь следить за ней после того, как она, отбросив осторожность, предложила рассказать ему правду о той ночи за дополнительную плату.

Да, конечно, Темпл будет за ней следить. Ведь теперь она представляла еще большую ценность, чем раньше. Потому что прошлое – это для них самый ценный товар и предмет торга.

Карета Темпла оставалась у тротуара, когда Мара вошла в дом; стояла и тогда, когда она поднималась по лестнице, а затем откидывала одеяло на кровати. Мара так и заснула – уже засыпая, видела, как качаются на ветру фонари экипажа, отбрасывавшие тени на потолок комнаты, нарушавшие неприкосновенность ее убежища.

Ночью пошел снег, припорошивший улицы в ознаменование первого дня декабря; а когда в сером свете зари Мара глянула в окно, то очень удивилась: карета уехала, следы от колес уже занесло снегом, но ее место занял рослый мужчина, кутавшийся в плотный шерстяной плащ. Шапку он низко надвинул на лоб, а из-под шапки смотрели пронзительные глаза.

«Он ведь там замерзнет до смерти», – подумала Мара. Она говорила себе, что ей не следует удивляться, поскольку этот незнакомец наверняка был послан Темплом для наблюдения за ней. Тот, конечно, не верил, что она останется в Лондоне и покорно примет наказание.

Умываясь, одеваясь и мысленно готовясь к сегодняшним урокам, Мара убеждала себя в том, что ей все равно, и клялась выкинуть Темпла из головы. И конечно же, забыть о его поцелуе.

И вообще про поцелуй она уже забыла.

Спускаясь из верхних комнат на нижний этаж, Мара старалась не думать о герцоге. В прихожей ее встретила Лидия со стопкой конвертов в руке и с выражением озабоченности на лице.

– У нас неприятности, – сообщила она.

– Я прогоню его, – отозвалась Мара, уже направившаяся к двери.

Лидия вздохнула.

– Уж не знаю, о чем ты подумала, но только это совсем другие неприятности.

Она кивнула на конверты, и сердце Мары болезненно сжалось. «Похоже, страж от Темпла – и в самом деле наименьшая из наших сегодняшних тревог», – подумала она.

Мара жестом пригласила подругу в кабинет и села за стол. Лидия тоже села. И тут же заявила:

– И неприятность очень серьезная. – Мара ждала, уже зная, что услышит. – Нам отказали в кредите.

Этого следовало ожидать. Они не платили по счетам уже несколько месяцев, так как не было денег.

– Кто?

Лидия начала перебирать письма.

– Портной. А также в книжной лавке. И еще сапожник, галантерейщик, молочник, мясник…

– Боже правый! – воскликнула Мара. – Они что, посетили какое-то городское собрание и решили все одновременно потребовать от нас оплаты?

– Похоже на то. Но и это еще не самое худшее.

– Мальчикам нечего будет есть, и это еще не самое худшее?.. – Мара поежилась от холода, подошла к камину, открыла ведерко для угля и обнаружила, что в нем пусто. Она со вздохом закрыла ведерко.

Лидия же кивнула и показала ей один из конвертов:

– Да, это и есть самое худшее.

Мара посмотрела на ведерко. Уголь… Опять!

Лондонские зимы долгие, холодные и сырые. Приюту необходим был уголь, чтобы мальчики не болели. Чтобы мальчики выжили.

– Два с лишним фунта, – сказала Лидия.

Мара произнесла то единственное слово, которое в данном случае сказал бы любой:

– Проклятие…

Лидия снова кивнула:

– Вот и я так думаю.

Проклятые счета.

Проклятые кредиторы.

Проклятый отец, вынудивший ее скрываться.

Проклятый братец, проигравший все.

И проклятый Темпл с его игорным адом.

– У нас полный дом мальчишек, рожденных от богатейших мужчин в Англии, – заметила Лидия. – Неужели никто из них не может нам помочь?

– Каждый из них потребует взамен наши списки. – Списки с родословными, которые шокируют Лондон и одновременно погубят мальчиков. И это, не говоря о репутации приюта, безусловно, важнее всего.

– А что сами отцы? – спросила Лидия.

Мужчины, появляющиеся тут только под покровом ночи, чтобы сбыть с рук своих нежеланных отпрысков. Мужчины, пускающие в ход немыслимые угрозы, лишь бы сохранить свою тайну. Мужчины, которых Маре хотелось никогда больше в жизни не видеть. И которые не хотели видеть ее.

– Они умыли руки, отдав мальчиков нам. – Мара сокрушенно покачала головой. – Я не пойду к ним.

Надолго воцарилось молчание.

– А герцог? – спросила наконец Лидия.

Мара не стала делать вид, что не поняла. Герцог Ламонт… Богатый как Крез и еще более могущественный. Кипящий праведным гневом.

– А что герцог? – Мара пожала плечами.

Лидия замялась, и Мара понимала, что подруга подбирала нужные слова. Как будто она сама об этом не думала.

– Ну… если ты скажешь ему правду, если скажешь, что твой брат проиграл не свои деньги…

«Ничто, сказанное тобой, не заставит меня простить».

Эти слова снова прозвучали у нее в ушах, заставив вздрогнуть. Вчера ночью он так на нее разозлился! Но она сама виновата – не договаривала до конца, искушала полуправдой, а потом попросила заплатить за воспоминания.

Мара села.

Нет, герцог не поможет. Придется справляться в одиночку. Мальчики – ее подопечные. Ее ответственность. Именно она должна о них заботиться.

Мара опять встала, подошла к книжному шкафу и вытащила толстый том. Держа книгу в руках, она дышала часто и прерывисто, всеми фибрами души противясь тому, что собиралась сделать. Книга эта была ее обеспечением. Ее будущим. Она поклялась, что больше никогда не обнищает и не будет голодать. Что ей никогда больше не придется полагаться на помощь других.

И здесь, в этой книге, хранилось то, что она собрала за двенадцать лет тяжкого труда. То, что позволит ей снова не оказаться на улице. Этими деньгами она намеревалась воспользоваться, когда Темпл разрушит ее жизнь. Но мальчики – важнее.

Мара положила книгу на стол и открыла. Внутри было вырезанное пустое пространство, где лежал полотняный мешочек. Когда она его вытащила, он зазвенел.

Лидия ахнула:

– Откуда это?

Годы работы. Экономии. Шиллинг здесь, шестипенсовик там… Итого – двенадцать фунтов, четыре шиллинга и четыре пенса. Все, что у нее было.

Вытаскивая из мешочка монеты, Мара говорила:

– Заплати угольщику, молочнику и мяснику. Возьми свое жалованье. Заплати Элис и кухарке. И постарайся отсрочить расчеты с остальными. В общем, сделай все, что можешь.

Лидия посмотрела на деньги и покачала головой.

– Но даже с этими… – Она не договорила. Ведь и так было ясно: этих денег не хватит на то, чтобы продержаться зиму. Хорошо, если они дотянут до Нового года.

«Есть только один способ, – сказала себе Мара. – Следовало проводить больше времени с герцогом Ламонтом».

Она встала и вышла в прихожую, уже заполненную мальчиками. Те, забравшись на подоконники, прилипли к окнам и с любопытством разглядывали человека, стоявшего напротив дома. Лаванда же сидела неподалеку, наблюдая за ними. Мара подняла ее, чтобы свинку не раздавил кто-нибудь из мальчишек.

– Он здесь стоит не меньше часа! – крикнул Генри.

– Ему как будто и не холодно!

– Это же невозможно! Там идет снег, – ответил Генри, словно у остальных не было глаз.

– Он почти такой же большой, как тот, что приходил к миссис Макинтайр! – с восхищением воскликнул Даниел.

Ну да, почти. Правда, Темпл все равно крупнее.

– Ой, да он огромный, как дом!

Но Темпл больше. И наверняка сильнее. К тому же привлекательнее.

Подумав об этом, Мара нахмурилась. Ее не интересует его внешность! Совершенно не интересует. И она не собирается думать о его поцелуях. Этот человек… Он ее бесит. Он совершенно невозможный…

Но все же он гораздо красивее того незнакомца. Впрочем, она этого не замечает.

– Как вы думаете, он пришел за кем-нибудь из нас?

Тревога в голосе Джорджа вернула Мару к реальности.

– Доброе утро, джентльмены! – громко сказала она.

Мальчики вздрогнули и обернулись. Их странная скульптурная группа зашаталась и рухнула; причем некоторые из них повалились на пол. Мара с трудом удерживалась от смеха, глядя, как комично они вскакивали на ноги, поправляли рукава рубашек и откидывали с глаз волосы.

Первый заговорил Даниел:

– Миссис Макинтайр, вы вернулись?

Мара улыбнулась:

– Конечно, вернулась.

– Но вы вчера не пришли к ужину, и мы подумали, вы нас бросили, – сказал Генри.

– Навсегда, – добавил Джордж.

Сердце Мары сжалось. Мальчики притворялись бесстрашными, но все-таки ужасно боялись, что она их бросит. А ведь она постоянно убеждала мальчиков, что никогда их не оставит. И конечно же, прекрасно знала, что именно они когда-нибудь оставят ее…

Впрочем, сейчас все изменилось.

Она от них уйдет. Напишет письма в газеты, покажется всему Лондону, и тогда у нее уже не останется выбора… Увы, только так она сможет защитить своих воспитанников. Только так обеспечит дальнейшее поступление денег в приют… и не навредит мальчикам грядущим скандалом.

Ее охватила глубокая печаль. Она нагнулась, чувствуя, как Лаванда пытается вырваться на свободу, и поцеловала малыша Джорджа в светлую макушку. Улыбнувшись Генри, Мара сказала:

– Я никогда вас не брошу.

И мальчики поверили этой лжи.

– А куда вы уходили? – спросил Даниел. Он всегда стремился добраться до сути вещей.

Мара помолчала, обдумывая ответ. Не могла же она рассказать детям, что глухой ночью бродила по Лондону, примеряла наряды, достойные проститутки, а потом подверглась нападению насильников. После чего один негодяй ее целовал…

– У меня было… небольшое дело, – ответила она.

Генри повернулся к окну.

– Там уже двое! И еще большущая черная карета! Мы в нее все поместимся, да еще и место останется!

Это сообщение привлекло внимание остальных мальчиков, и они снова бросились к подоконнику. Мара тоже подошла к окну, и она уже заранее знала, кого увидит на заснеженной улице.

Разумеется, он там стоял.

Ни секунды не задумываясь, Мара шагнула к двери, распахнула ее и решительно направилась к карете.

Темпл стоял к ней спиной, беседуя с «охранником». Но Мара не успела сделать и десяти шагов, как он обернулся.

– Вернитесь в дом, – приказал он. – Или смерти своей хотите?

Смерти?.. Что за глупости?

Мара вскинула голову и спросила:

– Что вы тут делаете?

Темпл снова взглянул на своего компаньона, что-то ему сказал, заставив ухмыльнуться, после чего повернулся к Маре.

– Это городская улица, а не ваши личные владения, миссис Макинтайр. У меня может быть множество причин, чтобы тут стоять. – Он шагнул к ней. – А сейчас послушайтесь меня и вернитесь в дом, иначе замерзнете и…

– Мне тепло, – перебила Мара. – И если вы не ищете женщину, чтобы согрела вам постель, ваша светлость, то у вас просто не может быть никаких других причин тут находиться. Но думаю, что в вашем состоянии вам не до женщин.

Он усмехнулся:

– В самом деле?

– Еще двенадцати часов не прошло, как я зашила вашу рану.

Он пожал плечами:

– Я прекрасно себя чувствую. Достаточно хорошо, чтобы на руках внести вас в дом.

Мара представила себе эту картинку и замерла, глядя на могучего красавца, стоявшего перед ней; сейчас Темпл казался еще шире и крупнее, чем обычно.

И он действительно выглядел прекрасно. До безобразия прекрасно.

Она заставила себя не думать о чувствах, захлестнувших ее, и проворчала:

– Вам нельзя разъезжать по Лондону со свежей раной. Иначе она откроется.

Он склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на нее:

– Вы что, проявляете обо мне заботу?

– Нет, – решительно заявила Мара.

– А мне кажется, что да.

– Возможно, ранение затуманивает вам мозги. – Мара в раздражении фыркнула. – Мне просто не хочется снова выполнять ту же работу.

– Почему же? Могли бы выманить у меня еще два фунта. Кстати, я поинтересовался ценами. Это настоящий грабеж. Хирург сделал бы то же самое за шиллинг и три пенса.

– Какая жалость, что рядом с вами не было хирурга. А я взяла столько, сколько сочла нужным. И цена возрастет вдвое, если рана из-за вашей беспечности откроется и мне придется все переделывать.

Темпл вздохнул и пробормотал:

– Если не хотите вернуться в дом ради себя, сделайте это ради вашей свиньи. Она простудится.

Мара посмотрела на Лаванду, мирно спавшую у нее на руках. Да, похоже, герцог был прав. Тут он вдруг взглянул поверх ее плеча и с улыбкой воскликнул:

– Доброе утро, джентльмены!

Мара обернулась и обнаружила всех обитателей «Дома Макинтайр», толпившихся с широко распахнутыми глазами в открытых дверях. Некоторые из них даже вышли на засыпанные снегом ступеньки.

– Мальчики, – произнесла она строгим голосом, – вернитесь в дом и идите завтракать.

Они не шелохнулись.

– Неужели все представители мужского пола настолько невыносимы? – пробормотала Мара себе под нос.

– Похоже на то, – ухмыльнулся Темпл.

– Это был риторический вопрос! – заявила Мара.

– Я вижу, вы рассматриваете карету, парни. Если хотите – она в вашем распоряжении.

Мальчишки тотчас оживились и бросились к огромному черному экипажу. Темпл же кивнул кучеру, тот слез со своего места, открыл дверцу, а затем опустил лесенку, чтобы мальчишки смогли забраться внутрь.

Мара в растерянности смотрела на мальчиков, визжавших от восторга и пытавшихся забраться в карету. Повернувшись к Темплу, она пробормотала:

– Зачем вы?..

Она не хотела, чтобы он проявлял по отношению к мальчикам доброту. Не хотела, чтобы они начали доверять ему именно сейчас, когда от него зависело их будущее.

Темпл пожал плечами, пристально глядя на мальчиков:

– Я очень рад… Надо полагать, у них не так уж много возможностей покататься в карете.

– Верно. Боюсь, они мало что видят, помимо Холборна.

– Да, понимаю.

Нет, он не понимает! Во всяком случае, не до конца. Он вырос в одной из самых богатых семей Англии и являлся наследником одного из крупнейших герцогств Британии. Весь мир был к его услугам – и клубы, и школы, и все достижения культуры… Все на свете!

И все же Мара услышала в его голосе искренность (он не отводил глаз от мальчиков, исследовавших карету). Он действительно понимал, что такое одиночество, а также те обстоятельства, с которыми ничего нельзя поделать. И в этом они с ним, наверное, похожи.

– Ваша светлость…

– Темпл, – поправил он. – Уже давно никто не считает меня герцогом.

– Но все изменится, – возразила Мара, вспомнив об их сделке. – И это произойдет очень скоро.

Он кивнул:

– Да, вы правы.

И ей вдруг показалось, что в голосе Темпла прозвучало не только удовлетворение, но и что-то холодное и пугающее, напомнившее об обещании, которое она дала ему в ту ночь, когда они заключили соглашение. Когда он сказал ей, что она будет последней женщиной, которой он платит за общение.

То ли она сильно нервничала, то ли не выспалась, но вопрос вырвался раньше, чем Мара успела это понять.

– А что потом?

Темпл взглянул на нее с удивлением, и ей тотчас же захотелось взять свой вопрос обратно. Ах, зачем она дала ему понять, что интересуется его жизнью?

Он долго молчал, и Мара уже подумала, что не дождется ответа. Но Темпл все же ответил:

– Тогда и впрямь все изменится – вы же сами об этом сказали. – Он снова обратил свое внимание на мальчиков и указал на Даниела: – Сколько ему лет?

Мара тоже взглянула на темноволосого мальчугана, возглавлявшего толпу, штурмующую карету.

– Одиннадцать.

Темпл пристально посмотрел ей в глаза:

– И давно он у вас?

Мара пожала плечами:

– С самого начала.

Черные глаза смотрели на нее все так же пристально.

– Скажите, – произнес он с горечью в голосе, – вы ведь давно уже собирались шантажировать меня намеками о той ночи? Решили таким образом получить обратно деньги брата? И зашивали мне рану, считая, что это меня смягчит? Наверное, и целовали меня ради этого. Таков ваш грандиозный план, не так ли?

Громкий детский хохот избавил Мару от необходимости сразу же отвечать, дал ей время взять себя в руки – слишком уж ее ошеломила мысль о том, что Темпл действительно так думал.

И вновь ей вспомнились все те же его слова: «Ничто, сказанное тобой, не заставит меня простить».

Невольно вздохнув, Мара отвернулась и посмотрела на карету, куда пытались втиснуться не менее двух десятков мальчишек.

– Шестнадцать! – прокричал Генри. А Даниел подталкивал его сзади.

Мара шагнула к мальчикам, чтобы остановить их, но Темпл удержал ее:

– Оставьте их. Они заслужили право поиграть.

– Но они повредят вашу карету.

– Ее можно починить.

Конечно, можно. Он богат сверх всякой меры. Вернувшись к прерванному разговору, Мара сказала:

– Не было у меня таких планов.

Темпл уставился в серое небо и пробормотал:

– И все-таки вы предлагаете мне сделку вместо правды.

Мара снова вздохнула. У нее не было выбора, но он этого не понимал.

По Керситор-стрит пронесся порыв ледяного ветра, и Мара обхватила плечи руками – шерстяное прогулочное платье не защищало от холода. Лаванда тотчас проснулась и, явно недовольная, засопела. И в тот же миг Темпл заключил Мару в объятия, закрывая ее от ветра.

Она с трудом сдержала порыв прижаться к нему. Как ему удается оставаться таким теплым?

– Ваша свинья замерзла, – пробурчал Темпл. Он принялся поглаживать Лаванду пальцами, и свинка снова засопела, на сей раз весьма довольная лаской.

Мара же вдруг представила себя на месте Лаванды и тотчас сообразила, что немного завидует свинке.

Нет, это неприемлемо! Она чуть отстранилась и посмотрела Темплу прямо в лицо, стараясь не обращать внимания на его улыбку, тот явно забавлялся, глядя на Лаванду.

– Сколько времени вы намерены следить за мной?

Он снова перевел взгляд на мальчиков.

– Пока все не завершится.

Это прозвучало холодно и даже зловеще. Что ж, тем проще ответить колкостью.

– Вы ждете от меня каких-то откровений?

Темпл перестал поглаживать Лаванду и перевел взгляд на Мару.

– Думаю, я смогу добыть нужную мне информацию и другим путем.

Ее охватил страх… и что-то еще, в чем не хотелось разбираться.

– Не сомневаюсь, – ответила она. – Но я сильнее, чем вы думаете.

– Поверьте, я знаю все о вашей силе. – Угроза, прозвучавшая в этих словах, заставила Мару поежиться.

– А пока что я останусь счастливицей, удостоившейся вашего пристального внимания, не так ли?

Уголки его губ приподнялись в невеселой улыбке.

– Хорошо, что вы способны увидеть просветы даже в грозовой туче.

– Скорее молнию во время грозы. – Мара сделала глубокий вдох. – И во сколько вам обходится эта слежка?

– Бесплатно.

– Это противоречит соглашению.

– Нет. По соглашению я оплачиваю ваше время. А мое время – оно мое собственное.

– Но почему ваши люди следят за нами как за преступниками?

– Вам станет легче, если роль преступника возьму на себя я? Это поможет отпустить ваши грехи? – Слова прозвучали негромко, но они заставили Мару содрогнуться.

Она со вздохом отвела глаза.

– Я просто хочу, чтобы вы и ваши люди не пугали мальчиков.

Темпл взглянул на карету.

– Полагаете, мы представляем для них угрозу?

Мара посмотрела в ту же сторону и увидела, что мальчики закончили прежнюю игру и сейчас пытались покорить огромный экипаж. Человек семь стояли на крыше, а остальные с помощью рослого стража и кучера карабкались по стенкам.

Темпл со своими людьми явился сюда… и сразу же завоевал сердца ее подопечных с помощью красивой кареты и нескольких добрых слов. Он изменил ее жизнь за каких-то несколько дней, угрожая всему, что ей дорого. Полностью лишив ее самообладания.

И она этого не потерпит.

Мара прижала Лаванду к груди и вытащила из кармана небольшую черную книжицу.

– Сегодня вы отняли у меня довольно времени, ваша светлость, – сказала она. – Запишем за это крону?

Брови герцога взлетели на лоб.

– Я не просил вас присоединяться ко мне.

Мара улыбнулась:

– Зато я к вам присоединилась. Разве вы не счастливчик?

– О да, – ответил Темпл, покачиваясь на пятках. – В вашем присутствии мне всегда очень везет.

Мара нахмурилась.

– Значит, крона. – Она сделала пометку в книжке и снова повернулась к карете. – Мальчики! Пора домой!

Они не услышали – как будто ее тут вовсе не было.

– Эй, парни… – сказал Темпл, и они мгновенно замерли. – На сегодня достаточно.

Мальчики тотчас же спустились с кареты; было ясно, что они готовы выполнять любое распоряжение герцога.

Маре хотелось завизжать от злости.

Но она, сдержавшись, направилась к дому и только у самых ступенек сообразила, что Темпл шел за ней по пятам, словно сопровождать ее – его обязанность.

Она остановилась, и он тоже.

– Я вас в дом не приглашала.

Он криво усмехнулся:

– Правда все равно выйдет наружу, Мара.

Она нахмурилась и пробурчала:

– Не сегодня…

Темпл пожал плечами:

– Значит, завтра.

– Это зависит…

– От чего?

– От того, принесете ли вы с собой кошелек.

Темпл фыркнул, даже засмеялся. И Мара возненавидела себя за то, что ей нравился его смех.

– Вы мне потребуетесь вечером, – негромко произнес он. – Полагаю, такая привилегия обойдется мне еще в десять фунтов, не так ли?

Это его заявление ужасно ее смутило. Почему-то разговор о деньгах показался ей сейчас оскорбительным. Но она ни за что не покажет ему, что чувствует.

– Совершенно верно, ваша светлость.

Темпл долго смотрел ей вслед, и его лицо тоже выражало смятение, хотя Мара этого уже не видела.