Текст книги "В зазеркалье воды"

Глава 7

«21 ноября 1847 года

Моя дражайшая Мэри,

спасибо за твое письмо и за твои благоразумные советы. Ты всегда знаешь, как можно утешить мою душу, и я благодарна тебе за это. Пожалуйста, не беспокойся. Я уже привыкла к своему новому положению. Даже ночные гости не доставляют мне прежних треволнений. Мистер Локхарт объяснил мне, как важны их визиты, и я больше не боюсь. Мистер Локхарт говорит, что бояться злых духов – все равно что плевать в лицо науке.

Ради доказательства того, какой бесстрашной я стала, позволь рассказать тебе о сегодняшнем вечере. Ужин уже давно миновал, и я облачилась в ночную одежду. На задней лестнице случилась большая суматоха со стуком и громкими голосами. Я тихо вышла из своей комнаты и увидела, что носильщики выронили груз на лестницу. Горловина мешка раскрылась, и я узрела нечто бледное и мясистое. Я не стала задерживаться. Я не испугалась бы без надобности, но в такие моменты запах бывает поистине невыносимым.

Ну, вот видишь! Я спокойна и почти невыносимо современна! Мистер Локхарт убедил меня осмотреть тело и сказал, что теперь не нужно воображать никаких призраков или сверхъестественные силы. Он очень умный, и теперь я никогда не буду принимать одно за другое.

Близкое свидетельство непреклонного духа мистера Локхарта – это настоящая честь. Колокольчик звенит днем и ночью, когда люди обращаются к нему за помощью или советом. Разумеется, в основном по медицинским вопросам, но и по другим предметам. Он широко известен своей ученостью и умением вести беседы на тайных собраниях. Да! Я сказала „тайные“, но эти собрания, должно быть, худшие из секретных встреч в мире. В зале чаще собираются джентльмены из Королевского колледжа, чем его пациенты, и Мэгги (горничная, которая присматривает за камином в этом помещении) немного рассказывает мне об их беседах. Там есть разные незнакомые слова, но мне все равно нравится слушать. Потрясающе находиться рядом с таким великим человеком. Ты можешь ощущать его интеллект буквально в воздухе; он вплетен в ковры и как будто сочится из стен и мебели.

Это разбудило во мне жажду, которую я вынуждена скрывать. Мистеру Локхарту не нравится видеть, как женщина читает книги, не считая Святой Библии. Но я невольно думаю, как прекрасно было бы понимать все то, о чем написано в книгах.

Пожалуйста, не принимай это близко к сердцу. И ничего не говори отцу и матери. Они лишь будут тревожиться, а я уже причинила им достаточно беспокойства на три будущих жизни. Ты сказала, что дела обстоят „в основном, как обычно“, но я хочу, чтобы ты описала свой день во всех подробностях, чтобы я смогла представить себя рядом с тобой. Ты успела вовремя подрубить муслиновое платье? Как поживает милый Кэллам; надеюсь, его перестал мучить тот жуткий кашель?

Твоя любящая Джесси».

* * *

Стелла отправилась на болото по изрытой колеями узкой дороге через ворота с табличками «Закрыто» и «Частная собственность». Она переступала с кочки на кочку, избегая участков с зарослями камыша, пока не нашла утоптанную тропинку. В начале пути погода казалась сравнительно тихой, поэтому она оставила утепленный плащ в коттедже, но теперь порывы ветра проникали под ее кожаную куртку. Но воздух был чистым и ясным, отчего Стелла чувствовала себя более живой, чем когда-либо раньше. Она глубоко дышала, ощущая, как ее грудная клетка расширяется и становится сильнее. Она сразу поняла, почему раньше было принято строить больницы и санатории на побережье и почему считалось, что «перемена атмосферы» идет на пользу здоровью. Зачем писать очередной бестселлер, если Джейми мог закупоривать местный воздух в бутылки и продавать их в Лондоне?

Она пересекла невысокие дюны, направляясь к побережью, и вышла на безлюдный галечный пляж. Пейзаж казался зловещим, как сцена из апокалипсического кинофильма. Джейми говорил, что пешие туристы и рыбаки проходят по пляжу, когда двигаются вдоль побережья, но единственный путь к этой части бухты открывался через дорогу, которую она оставила позади. В ее кармане что-то завибрировало, и Стелле понадобилось несколько секунд на то, чтобы распознать звук мобильного телефона. Сигнал был таким неустойчивым, что она уже отвыкла проверять телефонные сообщения, хотя на всякий случай держала аппарат полностью заряженным. Посмотрев на экран, она увидела многочисленные текстовые сообщения от Бена. Она положила телефон в карман, не читая их, и посмотрела на море. Острова были похожи на гигантские существа, а вдалеке слева виднелись горы с заснеженными вершинами. Стелла обошла бухту по широкой дуге и залезла на валуны, упавшие с утеса. Она миновала увядший букет цветов и мимолетно подумала, могло ли его вынести на берег волнами или он был оставлен здесь кем-то специально. Возможно, это была местная традиция, связанная с исполнением желаний или с умиротворением злых духов.

Массивная плита из желтоватого камня словно приглашала подняться наверх; Стелла так и поступила, наслаждаясь силой своих мышц и радуясь легкой усталости. Наверху обнаружился удивительно ровный участок, словно специально высеченный морем и погодой, поэтому Стелла опустилась на свою куртку и стала смотреть, как волны накатывают на берег.

Когда она больше не могла противостоять искушению, то прочитала сообщения от Бена – быстро, словно отрывая лейкопластырь.

«Нужно поговорить с тобой насчет дома. У меня есть план. Позвони мне!»

«Почему ты не звонишь? Пожалуйста, давай поговорим. Это важно».

«Где ты? Дом стоит пустой (ты оставила занавески открытыми, но я задернул их). Я действительно встревожен. Может, мне надо обратиться в полицию?»

«Я серьезно, Стелла. Что происходит? Ты до сих пор сердишься на меня? Мне НУЖНО поговорить с тобой».

«У ТЕБЯ ВСЕ В ПОРЯДКЕ? ПОЗВОНИ».

Стелла несколько раз перечитала сообщения, ожидая проявления каких-то чувств. Она ощутила незначительное, почти рефлекторное чувство вины. И слабое удовольствие в связи с озабоченностью Бена. Было приятно добиться его внимания. Пока Стелла смотрела на волны, прядка волос выбилась из конского хвоста и затрепетала на ее лице. «Я плохо себя веду, – подумала она. – Мне не следует радоваться его беспокойству».

Но ее чувства были очень слабыми и как будто отстраненными. После нескольких недель сплошных переживаний, томления и погружения в пучину отчаяния, после тщетных попыток загнать эти чувства поглубже внутрь себя она ощущала легкость и пустоту внутри. Почти полную свободу.

Море было залито темным серебром, а вдалеке из воды поднимался горб острова Эйг, длинный и пологий, словно спина морского чудища. Сгюрр – характерный курган вулканического происхождения с одной стороны – только усиливал эту иллюзию, и Стелла прищурилась, воображая, что могли видеть старинные мореплаватели, когда рассматривали формы, создаваемые игрой волн в сочетании с необычным освещением.

Какая-то небольшая часть ее сознания не хотела откликаться на красивые пейзажи; там до сих пор показывали шоу под названием «Стелла и Бен». Или «Бен и Стелла». По контрасту с идеальной парой, Кэтлин и Робом. На следующий день после той первой ночи Бен позвонил Стелле и спросил, не хочет ли она пойти на тройной сеанс в кинотеатре. Это была ретроспектива знаменитых фильмов Родригеса, и хотя, по правде говоря, Стелла заснула в середине второго сеанса, раньше она никогда не чувствовала себя так уютно рядом с мужчиной. Они как будто были знакомы друг с другом в предыдущей жизни. Их мгновенная связь с общими симпатиями и антипатиями, мнениями и шутками была опьяняющей. Стелле казалось, что до сих пор она была человеком лишь наполовину и теперь недостающая часть вернулась к ней.

Они все время разговаривали, а когда они молчали, то часто сидели, соприкасаясь лбами и заглядывая в глаза друг другу. Стелла никому не рассказывала об этом, поскольку это звучало как плохое романтическое клише, даже хуже красных роз и обручального кольца в бокале шампанского. Но это была правда. Они создали свое личное пространство, в котором ей было надежно и спокойно. Независимо от того, что еще могло происходить и насколько испуганной она себя чувствовала, она могла опереться на Бена и замедлить ход своего сердца до ровного и спокойного унисона с его сердцем.

Потекли слезы, жалившие лицо из-за холодного ветра, задувавшего с моря. Но Стелла была рада. Она знала, что преднамеренно разбередила эту рану, как будто испугалась своей невозмутимой реакции на сообщения Бена. Какими бы горькими ни казались страдания последних нескольких месяцев, это было нечто знакомое. А легкое и светлое ощущение свободы было незнакомым и пугающим. Ветер, пришедший с моря, развеял эту непрочную оболочку, и теперь Стелле больше всего хотелось снова погрузиться в глубины своего горя.

* * *

На следующий день, после позднего перерыва на ленч, когда она сжевала сандвич в пустой кухне, Стелла решила поймать Джейми на слове после его заявления о желании привести в порядок свое жилье. Она проверила все комнаты на наличие еще не распакованных коробок и обнаружила несколько помещений, лишенных мебели, а также одну комнату, заполненную чехлами от пыли. Они лежали, как похоронные саваны, и Стелла с облегчением закрыла дверь.

Она перенесла все картонные коробки, оборудование, чемодан и застегнутый дорожный несессер в одну комнату, видимо, прежде служившую утренней столовой, поскольку там имелась уменьшенная и менее помпезная версия полированного стола в главной столовой. Ряд чучел наблюдал за Стеллой с серванта размером с небольшую яхту, пока она распаковывала и сортировала вещи. Потом она перенесла нераскрытую бумажную почту в недавно освободившуюся картонную коробку в своем кабинете.

Каждый раз, когда она чувствовала, что ее дыхание становится учащенным и неглубоким, а мышцы начинают гореть от напряжения, то повторяла свою мантру – у тебя все хорошо, у тебя все замечательно – и противилась искушению делать лишние перерывы. Ей хотелось стать сильнее, и она понимала, что может добиться результата лишь с помощью непрерывного самовнушения, какой бы пугающей ни выглядела эта перспектива. Переставляя коробки, Стелла осознала одну важную вещь: проблема заключалась в том, что она слишком долго болела и утратила реальное представление о «хорошей» или «здоровой» усталости по сравнению с опасными симптомами. Ее консультант сказал, что нормальные физические упражнения пойдут только на пользу, но Стелла провела большую часть детства в душной постели, поэтому она не имела ни малейшего представления о том, какое состояние можно считать «нормальным».

Устав от пристального взгляда блестящих черных глаз самого крупного чучела – неестественно изогнутой выдры с рыбиной в зубах, – Стелла налила себе кофе без кофеина и отнесла чашку в пустую столовую. По ее мнению, это была довольно приятная комната с приятным видом из окон, если не смотреть на острые концы прикрепленных к стене рогов, угрожавших невидимому врагу.

Послеполуденное небо переливалось жемчужными оттенками, становясь опаловым в разрывах между облаками. Стелла протерла запотевшее створчатое окно, чтобы лучше видеть этот необычный свет. На траве и деревьях блестел иней, придававший саду волшебный вид. Небольшая хищная птица – возможно, ястреб-перепелятник, – опустилась на стену, отделявшую старый огород от лужайки.

Вдали что-то сверкнуло, и Стелла удивленно заморгала. Ей показалось, что это сенсорный фонарь системы безопасности, но вспышка была очень короткой; по-видимому, кто-то включил светодиодный фонарик. Последовала новая вспышка, и она осознала, что солнечный свет попал на какую-то отражающую поверхность. Присмотревшись, она увидела, что источник света находится в центре живой изгороди, недалеко от ворот. За листвой проглядывало что-то темное и круглое. Стелла прищурилась и увидела, что объект движется. Это был цилиндр, за которым находилось нечто темное и массивное. После очередного движения возник бледный овал лица, тут же скрывшийся в тени.

Человек с фотокамерой, снабженной телеобъективом, стоял на границе сада. Это означало, что он находится на дороге, огибавшей дом и являвшейся частной собственностью. Фотограф прошел через ворота с запрещающими табличками, то есть сознательно нарушил закон. Стелла ощутила укол страха. Будучи непоколебимой сторонницей соблюдения правил, она рефлекторно реагировала на хаос, подразумеваемый их нарушением.

Если человек сознательно игнорировал запрещающие таблички, то что еще он был готов сделать?

Стелла понимала, что разумнее всего будет позвонить в полицию и надеяться, что они успеют приехать вовремя и застигнут фотографа с поличным. Но она также понимала, что Джейми не поблагодарит ее за публичное внимание к своему дому. Она отступила от окна, чтобы ее случайно не заметили, и набрала текстовое сообщение для Джейми.

Ответ пришел сразу же:

«Оставайтесь на месте. Никакой полиции. Ведите себя естественно».

Как она и ожидала.

Стелла вернулась на прежнее место, попивая кофе, глядя на сад и делая вид, что все в полном порядке. По коже ползли мурашки от ощущения того, что за ней наблюдают. Стелла воображала фотографа, скрывавшегося за камерой, и гадала, о чем он думает, когда смотрит на нее в прицел телеобъектива. Она понимала, что Джейми не хочет потревожить нарушителя, но невольно задавалась вопросом, зачем ему это понадобилось.

Секунду спустя она увидела Джейми, крадущегося вдоль живой изгороди. Он оставался невидимым с того места, где она видела вспышку света. На таком расстоянии его мускулистая фигура, двигавшаяся с обдуманной целеустремленностью, выглядела почти опасной. Одновременно с этим Стелла поняла, почему все предупреждали ее держаться от него подальше. Он собирался лично разобраться с нарушителем. В приступе страха она представила обмен кулачными ударами и блеск ножевого клинка. Что за нелепость! Она снова позволила чрезмерной реакции на опасность овладеть своими чувствами и хорошо понимала это, но ее сердце все равно громко стучало в груди. Стелла положила руку на грудь и присмотрелась к живой изгороди, ожидая очередной вспышки и подтверждения, что фотограф остается на прежнем месте.

Но камера куда-то исчезла. Либо у нее разыгралось воображение, либо Джейми поймал какого-то худосочного подростка с айфоном и теперь выколачивал из него дурь. В его стремлении к конфиденциальности ощущалась настойчивость, граничившая с патологией. Парализованная собственной нерешительностью, Стелла продолжала наблюдать за садом.

Через десять минут она забеспокоилась не на шутку. Она направилась к задней двери и без толку провела еще несколько минут, размышляя о том, стоит ли взять фонарик и отправиться на поиски Джейми в сгущавшихся сумерках. Не в силах принять решение, она застыла на пороге с распахнутой дверью и прислушалась. Стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь шорохом ветра в кронах деревьев.

По мере того как минуты ползли за минутами, Стелла наконец решила, что она должна найти Эсме и обратиться за советом к домоправительнице. Но тут откуда-то сбоку в дверной проем ввалился Джейми и начал стаскивать сапоги. Он был потным и взъерошенным. Сердце Стеллы молотом стучало в груди, когда она последовала за ним по коридору в гостиную. Она ткнула себя кулаком под ребра.

– Что случилось? С вами все в порядке?

Джейми хмурился. На его одежде и руках остались темно-зеленые пятна и царапины.

– Так и не нашел этого ублюдка. – Его голос дрожал от гнева.

– Должно быть, вы спугнули его, – сказала Стелла, не вполне поверившая ему. – Может, это и хорошо.

– Ничего хорошего! – огрызнулся он, как будто Стелла сказала глупость. – Сначала я хотел заполучить его фотографии.

– Он все равно не сможет опубликовать их, – Стелла с трудом сохраняла спокойствие. Она не собиралась склоняться в страхе перед великим Джейми Манро, когда тот пребывал в плохом настроении. Даже если это выглядело устрашающе. – Ведь снимки были сделаны незаконно.

– Может быть, не в газете, но в Интернете, – сказал Джейми. – В каком-нибудь анонимном блоге. Трусливые мелкие подонки!

– Вы все равно можете вызвать полицию для расследования таких случаев.

Джейми опустился на ближайший стул и запрокинул голову, как будто искал ответы на потолке. Его лицо по-прежнему было напряженным.

– Или связаться с адвокатом, чтобы замять дело.

Последовала короткая пауза. Стелла видела, как играют желваки на скулах Джейми, который явственно боролся с раздражением. Но он понизил голос и больше не выглядел так, словно ему хотелось кого-то ударить.

– Все это требует времени, а многие уже видели эти фотографии и загрузили их. Когда информация оказывается в Интернете, ее невозможно уничтожить.

– Возможно, они не будут размещать фотографии, – сказала Стелла, хотя она понимала, что старается удержаться за соломинку. – Может быть, это только для личного пользования.

Как ни странно, при этих словах Джейми немного оживился. Он перестал таращиться в потолок и посмотрел на нее.

– Может быть, – согласился он и тут же добавил: – Извините, я сорвался. Это от напряжения.

– Понимаю, – сказала Стелла. – Вы хотите чувствовать себя защищенным.

Он как будто изумился, и Стелла мысленно шлепнула себя ладонью по лбу. Зачем она воспользовалась таким эмоциональным определением? Теперь он решит, что нашел трещину в ее броне. Почему она не сказала «вы цените свое право на личное пространство»?

– Что вы имеете в виду? – Джейми встал и шагнул вперед.

– Защищенным от средств массовой информации – от вторжений извне и отвлекающих факторов. – Стелла неопределенно махнула рукой: – Ну, вы понимаете.

Джейми остановился и кивнул:

– Это смысл слова «Арисейг» на гэльском языке.

– Прошу прощения?

– Это значит «безопасное место». – Он быстро сменил тему: – Мне нужно сбросить напряжение. Пойду поработаю с тяжестями, направлю энергию в нужное русло.

– А я собираюсь направить энергию на жареный тост со сливочным маслом, – заметила Стелла.

– Как известно, пристрастие к углеводам – это навязчивое состояние, – обронил Джейми, направляясь к выходу.

– Я знаю, – сказала Стелла. – Но это самое вкусное и приятное из навязчивых пристрастий.

– Не совсем так, – отозвался Джейми. Потом он покраснел, что раньше казалось ей невозможным, и ушел в свой импровизированный спортзал работать с тяжестями.

В тот вечер Джейми не выходил из своего кабинета до половины первого ночи. Стелла не собиралась наблюдать за его дневным распорядком и не испытывала осознанного желания дожидаться, пока он не ляжет спать, чтобы самой покинуть рабочее место. Но она все еще испытывала беспокойство, и уровень адреналина оставался повышенным. Она направила остатки сил на работу и погрузилась в обновление электронной таблицы и ответы на многочисленные письма, которые посыпались из Америки, когда там наступило утро.

Джейми просунул голову в дверь. Он больше не выглядел безумным, и Стелла почувствовала, как уходит напряженность, которую она все это время удерживала в себе.

– Вы еще работаете?

– Я совсем забыла о времени, – не вполне искренне ответила Стелла. Какая-то частица ее существа не хотела выходить на улицу в темноте. В голове мелькала мысль об избитом и окровавленном фотографе, лежавшем где-то на тропинке. Она чувствовала себя виноватой, потому что помнила, как расстроился Джейми. Его стремление к конфиденциальности и физическая сила еще не означали, что он склонен к насилию.

– Адская сила, – с улыбкой произнес он. – Похоже, вы так же неисправимы, как и я. Завтра обязательно приходите попозже или возьмите отгул.

– Спокойной ночи, – сказала она, когда он закрыл дверь.

Секунду спустя дверь снова открылась:

– Хотите, я провожу вас до коттеджа? Прошу прощения, как-то не подумал об этом раньше.

– Все в порядке. – Больше всего Стелле не хотелось быть обузой. Или казаться слабовольной. Она выключила компьютер и встала: – Я уже ухожу.

– Можете поспать в одной из свободных комнат, если хотите, – предложил Джейми. – Я уже запер дом.

Навалилась усталость, и Стелла подумала о прогулке по тихой тропе к пустому коттеджу. Она представила обступающую темноту и ночные звуки. Незнакомец с фотокамерой тоже мог околачиваться поблизости. Маловероятно, но возможно. Она взвесила риски и сказала:

– Спасибо. Я немного устала.

Лежа в незнакомой спальне, Стелла делала вид, будто не прислушивается к звуку шагов Джейми на лестнице, но она не могла отрицать своего облегчения, когда в три часа ночи они, наконец, прозвучали на лестничной площадке и стихли в отдалении. Он был взрослым человеком, способным позаботиться о себе, но она продолжала переживать вечерние события. Он был искренне расстроен, и его обычное хладнокровие дало трещину. Ее собственное сердце до сих пор тревожно стучало, готовое к бегству или борьбе. Она сгибала и разгибала пальцы, стараясь успокоиться, но снова вспоминала слова Джейми и слышала панику, звучавшую в его голосе. Контраст между его беспечной уверенностью и внезапным проблеском страха казался странно соблазнительным. Стелла столько лет провела в роли «бедной девочки» и хлебнула столько горя и душевной боли за последние четыре месяца, что для разнообразия было приятно испытывать беспокойство за кого-то еще.

Бедная девочка. Эта фраза вертела в сознании Стеллы, не желая уходить, и она поняла, что до сна еще далеко. К тому времени, когда она рассталась с детством и по-настоящему осознала, что ее «слабое здоровье» не собирается волшебным образом покинуть ее вместе с письмом из Хогвартса, то уже поднаторела в некоторых расчетах. Прежде всего ей хотелось стать молодой девушкой. Она не хотела умереть до наступления половой зрелости и до того, как начнет расти грудь. Ей хотелось носить макияж, познать первый поцелуй и увидеть живой концерт своей любимой музыкальной группы. Когда все это произошло, когда она сдала выпускные экзамены в школе и убедилась в том, что все еще дышит, Стелла изменила свои планы вплоть до поступления в университет и успешного получения ученой степени, но она никогда не заглядывала слишком далеко и не надеялась на многое.

Лежа в спальне дома Манро, Стелла смотрела в темноту и старалась удержаться от слез. Она вдавила костяшки пальцев в ключичную кость рефлекторным детским движением, от которого так и не сумела избавиться, и напомнила себе, что ей повезло. Очень повезло.