Текст книги "Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь"

Сара Уильямс Голдхаген
Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь

 
Живу в возможном,
что обыденности мне милей.
Ведь изобилие окон
важней количества дверей.
 

Эмили Дикинсон

Sarah Williams Goldhagen

WELCOME TO YOUR WORLD: HOW THE BUILT ENVIRONMENT SHAPES OUR LIVES

© 2017 by Sarah Williams Goldhagen

© Перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательство АСТ», 2021

Предисловие

Позвольте дать вам смелое обещание. Я, незнакомка, приглашаю вас в мир, где вы живете – изо дня в день. И все же я уверена, что после прочтения этой книги ваши знания и представления об этом мире изменятся. Вы переосмыслите свою роль в нем, поймете, что он воздействует на вас, ваших детей, на всех, причем так глубоко, как вы не могли себе представить.

Откуда я это знаю? Потому что так случилось со мной.

Когда я была подростком в мире, еще не знавшем смартфонов и GPS, мне посчастливилось отправиться с родителями в Италию. Во время одной изматывающей, нервной поездки на взятой напрокат машине мой отец свернул с шоссе в пригороде Флоренции, моя мать не смогла сориентироваться, и мы поняли, что заблудились. У нас была карта, но, должно быть, север был югом, или юго-востоком, или западом, вопреки ее представлениям, и нигде на карте она не могла найти названий улиц, по которым мы проезжали. Огорченные, мои родители начали ссориться. Родители злились, автомобиль бросало из стороны в сторону, и я обнаружила – уже не впервые, – что оказалась в самой гуще битвы титанов. То есть колоссального скандала. Сверни налево! Нет, езжай прямо… Смотри сюда! Нет, туда. Видишь этот знак? На нем написано совсем не то… и так далее, и так далее.

Я попросила передать карту мне, быстро определила наши координаты и потребовала от них обоих – несомненно, противным подростковым голосом – сохранять спокойствие. Сурово и безошибочно я указала дорогу к отелю, где мы зарегистрировались, не обменявшись с родителями и словом. Затем я – отчаянно желая убраться подальше, остаться в одиночестве, – поспешно сообщила, что хочу прогуляться.

Все равно куда, я просто пошла прочь. Хотя в гуманитарной программе моей школы значились уроки по истории Флоренции и ее выдающейся роли в итальянском Ренессансе, ничто на это не указывало. Вокруг меня был просто еще один итальянский город, очаровательный, но не более и не менее очаровательный, чем множество других итальянских городов, в которых мы побывали. Я шла, не разбирая дороги, просто стараясь снять напряжение. Побродив по многолюдным улицам, я вышла на площадь, запруженную гудящими автомобилями, на большой скорости огибающими дома и туристов. Чудесное восьмиугольное здание было передо мной, основание его находилось чуть ниже уровня улицы, словно оно начало погружаться обратно в землю, но в то же время оно высоко поднималось над площадью. Его стать подчеркивали зеленовато-серые полоски pietra serena[1]1
  Серый песчаник, широко использовавшийся в оформлении флорентийских зданий эпохи Возрождения. – Прим. изд.


[Закрыть], оплетающие беломраморные блоки на его фасаде. За этим восьмиугольником – баптистерием, поняла я – огромный собор возносил славу оставившему сей мир Богу, в то же время восторженно отдавая дань гениальности человека. И это было еще не все! Рядом с правым крылом собора взмывало в небо кружевное каменное создание в нежных розовых, зеленых и белых тонах: колокольня Джотто. Я воспарила сердцем. Умиротворение разлилось по моему телу. За считаные минуты я окончательно освободилась от дневных испепеляющих треволнений. Как может существовать такая красота? Кто ее создал? Почему розовое и зеленое? Как могло случиться, что эти три здания, внезапно открывшиеся мне на незнакомой городской площади, так кардинально изменили мое настроение, мой день и, – хотя об этом я тогда вряд ли догадывалась, – мою жизнь?

Большую часть жизни, почти 40 лет, прошедших с того времени, я писала о зданиях, ландшафтах и городах, сначала как журналист, затем как профессор и историк модернизма и его деятелей, включая Луиса И. Кана, американского архитектора, о котором я написала книгу. Десять лет преподавания в Школе дизайна Гарвардского университета погрузили меня в архитектуру наших дней. Моя увлеченность современными методами и идеями вызвала, в свою очередь, растущее недовольство академическими публикациями, с их ограниченной аудиторией и специфической формой, поэтому я начала пополнять своими эссе и обзорами свод общедоступных публикаций.

В течение восьми лет я была архитектурным критиком в New Republic, и к настоящему времени опубликовала целый ряд научных и популярных работ здесь и за границей. Все это перечисление – просто для того, чтобы показать, что изрядная доля моей профессиональной и личной жизни была посвящена тому, чтобы ответить на вопросы, которыми я задалась в тот памятный день. Именно путешествие побуждало посещать все новые и новые места, изучать и фотографировать здания, ландшафты и города и читать все более глубокие книги, постигая различные способы анализа и осмысления городской среды. Будучи студенткой, а потом аспиранткой на кафедре истории искусств, я научилась оценивать непреходящую власть визуальных языков и художественных традиций и определять, как такие традиции взаимодействуют и с чувствами дизайнера, и с запросом общества на новизну в культурных высказываниях. Однако быстро выяснилось, что одной лишь истории искусств недостаточно для решения стоящей передо мной задачи: понимания эстетического переживания. Поэтому я искала ответы в истории техники, общественной теории, эстетике и даже лингвистике и теории литературы.

В то же время я разбирала записи и эскизы самих дизайнеров, анализируя их стили и художественное видение, докапываясь до лежащих в их основании мыслей. Я познакомилась с идеалами французского Просвещения, породившими неоклассицизм XVIII века; с неоплатонизмом и органическим универсализмом, давшими толчок геометрическим планам Андреа Палладио и Франческо Борромини, а позднее – Энн Грисуолд Тинг; с доктриной конструктивного рационализма конца XIX века, наиболее ярко разработанной Э. Э. Виолле-ле-Дюком и оказавшей влияние на некоторых ранних модернистов. Я анализировала разнообразные интерпретации функционализма, от «универсального пространства» Людвига Мис ван дер Роэ до психобиологизма Рихарда Нойтры, а также стилизации социологии и ностальгии в «языке паттернов» Кристофера Александера. Идеи, собранные у всех этих деятелей, а также из научных статей и направлений, питали непрерывно развивающуюся схему, которую я разрабатывала для того, чтобы пролить свет на то, как и почему архитекторы, урбанисты и ландшафтные архитекторы проектировали так, а не иначе, и на то, как люди воспринимают здания, города и места, которые проектируют архитекторы.

Я многое узнала о множестве вещей. Но я не была удовлетворена и все еще искала ответы на вопросы, как, насколько архитектурная среда влияет на то, что мы думаем, чувствуем и делаем. Только литераторы, мне кажется, уловили что-то из того, что я пытаюсь объяснить. В ассоциативных, нелинейных, интуитивных мыслях, содержащихся, в частности, в стихотворных и прозаических отрывках, которыми в качестве эпиграфов я предваряю каждую главу, выкристаллизовались некоторые важные характеристики того, как люди воспринимают наши архитектурные среды. Мои первоначальные вопросы все же остались по преимуществу без ответов.

Семь или восемь лет назад я начала перелистывать разрозненные работы, касавшиеся социальной теории, когнитивной лингвистики, различных отраслей психологии и когнитивной нейробиологии, – и это дало мне новое представление о том, как люди видят, что думают и, в конечном итоге, как воспринимают окружающую среду, к которой, несомненно, относится и городская застройка. В процессе дальнейшего чтения стало очевидным, что недавно сложившаяся теория, называемая по-разному – «воплощенное», или «укорененное», или «ситуативное» познание – возникла на пересечении работ во многих направлениях, отчасти научных. Обнаружилось, что человеческое мышление по преимуществу – в большей степени, чем считалось прежде, – является не логическим и не линейным, а ассоциативным и бессознательным. Эта все еще находящаяся в процессе становления теория создает основы для моделирования и анализа того, как мы живем одновременно в этом мире, в наших телах, стоящих ногами на земле. О том, как мы сосуществуем с другими людьми и с образами в наших головах, которые переполнены представлениями о мирах, которые мы сами постоянно воображаем и преобразуем. Человеческие познание, принятие решений и действия представляют собой некую смесь всех трех компонентов.

Эта переживающая становление, научно обоснованная теория воплощенного познания легла в основу представленного здесь мной анализа, который в итоге позволит мне ответить на некоторые вопросы, занимавшие меня и так долго не дававшие мне покоя. Каким образом, при каких обстоятельствах комната, или здание, или городская площадь, или любая застройка воздействуют на нас? Что именно в том или ином месте привлекает или отталкивает нас, что западает в нашу память или никак не откладывается в ней, что может тронуть кого-то до слез или оставить равнодушным?

Хотя семена идей, которые я представляю здесь, были посеяны в тот далекий день во Флоренции, лишь после того, как я узнала все, что стало известно ныне ученым и психологам о человеческом познании, я смогла написать эту книгу. Я неслучайно попала на пьяцца-дель-Дуомо; план улицы, на которой я оказалась, ширина ее тротуаров, повороты, за которыми на мгновение приоткрывалось что-то большое и белое, – все это подталкивало меня к ней. Нельзя сказать, чтобы я была одинока в своем восприятии флорентийской Соборной площади. Отчетливо обозначенные границы плазы, масштаб и чистые геометрические формы ее центральных строений, внезапное чередование разных материалов совместно работали на то, чтобы завладеть моим рассеянным вниманием. В сочетании с выступами и углублениями, дающими представление о масштабе, яркими красочными архитектурными деталями, эти здания пленяли взгляд соответствием действиям и склонностям человеческих тела и разума, производя огромное впечатление. То, что колокольня Джотто, собор Брунеллески и величественный Баптистерий стали частью моей биографии, – после стольких лет все еще живо стоя перед моим внутренним взором, – совершенно очевидно, результат природы и проделок долговременной человеческой памяти.

Подумайте о том, как прослушивание вашего любимого музыкального произведения может изменить ваше настроение. Как созерцание великолепной картины переносит вас в другой мир. Как необычная форма предмета мебели заставляет вас представить тело отдыхающего человека; танцевальное представление вызывает мысли о вашем собственном теле в движении. Удачные скульптуры могут вызвать ощущение стояния с гордо поднятой головой, или ползанья, или плаванья; хороший фильм обогащает нашу жизнь сюжетами и драматическими коллизиями. Каждое из искусств воздействует на нас могущественным и реальным образом, но происходит это, только когда мы активно вовлечены в процесс восприятия. Обычно такое бывает короткое время на протяжении какого-то дня, а в множество других дней может не случиться вообще.

Наши отношения со строительной средой – иные, чем с любым другим видом искусства. Она воздействует на нас все время, а не только тогда, когда мы решаем уделить ей внимание. Более того, архитектурная среда влияет на нашу жизнь и наш выбор всеми способами, какими это делают другие виды искусств вместе взятые. Она влияет на наши настроения и эмоции, на то, как наши тела ощущают себя в пространстве и в движении. Она глубоко видоизменяет истории, которые мы себе рассказываем и сооружаем из нашей повседневной жизни.

Что обнаруживает эта новая теория воплощенного или ситуативного познания, так это то, что городская застройка и ее дизайн значат гораздо, гораздо больше, чем кто-либо, даже архитекторы, мог себе представить. Информация, которую открывает эта книга, должна глубоко повлиять на то, как люди воспринимают строительную среду и как архитекторы ее проектируют. В ней, словно в зеркале, отражаются миры, которые мы создали, и она иллюстрирует способы перестройки нашей среды, которые помогут сделать ее менее угнетающей для души и более живительной для человеческих тела и ума, обществ и государств.

Почему я чувствую себя такой уверенной, приглашая вас в ваш мир? Потому что в процессе написания этой книги я – которая уже привлекла к решению этой задачи выдающихся специалистов в области строительной среды – стала видеть здания, ландшафты и города по-новому, и не только в тот памятный день во Флоренции, но и ежедневно.

И здесь я хочу поделиться тем, что поняла, с вами.

Введение
Следующая революция среды

 
Ни один из миров
Не одет, как ему подобает, но, жестокий иль нет,
Мир все же следует строить,
Так как вид из окна
Существует для нас все равно.
 

У. Х. Оден, «Хвала местообитанию». I. Пролог: Рождение архитектуры

Оглянитесь вокруг. Что вы видите из своего окна? Что из обстановки комнаты вы видите с того места, где сидите? Ваш ответ будет столь же уникальным, как вы сами. Живете ли вы в городе, крупном или маленьком, в пригороде или за городом, или в одном из растущих мегаполисов – Нью-Йорке, Сеуле, Сан-Паулу, – вы находитесь посреди городской застройки или, в любом случае, смотрите на нее из окна. В давние времена при обустройстве человеческих местообитаний, как правило, главную роль играла природа. Те времена прошли. По всему миру в развитых и развивающихся странах люди проводят большую часть своего времени внутри и в окружении зданий и искусственных ландшафтов. В больнице или спальне вы родились; в хосписе, спальне или больнице, вероятнее всего, умрете. Вы обустраиваете свой дом или квартиру. По улицам, мостам и под землей вы едете, добираясь до офиса, лаборатории, или промышленного предприятия, или магазина, где вы работаете. В школах, общественных центрах, на детских площадках и в парках вы растите и учите своих детей, налаживаете и поддерживаете социальные связи. В средах, предназначенных для вашего свободного времени, вы гуляете, играете в мяч или бегаете, смотрите театральные представления, посещаете спортивные состязания, рассматриваете музейные экспозиции, ходите по магазинам, отдыхаете в кафе.

Постоянно растущая доля человечества проводит почти все свое время – 90 % и более – в средах, задуманных и созданных руками человека, и, в отличие от прежнего мира, по преимуществу не своими собственными руками. Около четырех миллиардов человек живут в наиболее плотно застроенных частях мира, известных как городские территории. Места, которые мы населяем и используем, не только построены в том смысле, что сооружены, но они спроектированы, чтобы выглядеть и функционировать именно так, как люди решили. Некто решает включить тот или иной элемент, а кто-то предпочитает объединить эти элементы в композицию. Не только каждое здание, или городская площадь, или детская площадка, – но и каждый тротуар рассчитан, каждое окно имеет определенные размеры и расположение, потому что люди принимают решения о ширине, высоте и трассе тротуара, о том, способно или нет данное окно защитить жителей от капризов погоды, а также о том, как оно будет выглядеть и функционировать. Это кто-то решает. А кто-то другой решает, достаточно ли продуманы решения этого человека.

Городская застройка создает обманчивое впечатление неизменности. На самом деле статистика изменений и роста показывает, что она постоянно обновляется, реставрируется и расширяется. Цифры ошеломляющие, однако только знакомство с ними позволяет представить, что ждет впереди. Если говорить о предстоящих нескольких десятилетиях, то к 2050 году население одних только Соединенных Штатов увеличится на 68 миллионов человек, на 21 %, и составит почти 400 миллионов. Это вызовет необходимость нового массового строительства в городах и непосредственно примыкающих к ним районах зданий, ландшафтов, инфраструктуры и городских территорий. Представьте себе увеличение застройки городской территории Нью-Йорка на 20 %, что позволит вместить еще 5 миллионов человек. Расширьте городскую территорию Лос-Анджелеса для размещения еще 4 миллионов человек; Вашингтона – для дополнительных 2 миллионов жителей; Остина – для 400 000 сверх его нынешнего двухмиллионного населения, и так далее, для каждого из городов США. Примите во внимание масштабы строительства в каждом из этих городов, необходимого для обеспечения жильем, офисными зданиями, торговыми площадями, парками и площадями такого количества людей. Одно только расселение их потребует строительства в общей сложности миллиарда квадратных метров нового жилья. Это, вкупе с непрерывными изменениями в экономическом ландшафте, которые влекут людей в одни города и выталкивают из других и которые заставляет разрушать некоторые здания, а другие – обновлять, означает, что Соединенным Штатам потребуется значительно большее количество и разнообразие зданий и ландшафтов, чем создали наши родители, деды и прадеды. К 2030 году не менее половины зданий, в которых обитают американцы, будут постройки 2006 года: каждое третье, а возможно, второе здание, попавшееся вам на глаза, будет новым.

Строительная кампания грядущих десятилетий будет еще более активной за пределами Соединенных Штатов, – настолько, что объем будущего американского строительства покажется на ее фоне статистической погрешностью. Чуть менее половины населения Земли в наши дни живет в городских агломерациях. Менее чем через два поколения Азию, Африку и Латинскую Америку ожидает взрывной рост городов, и к 2050 году каждый третий человек на планете будет жить на территории города. Это означает, что еще 2,4 миллиарда человек потребуются здания, в которых они будут жить, работать, получать образование, равно как транспортная инфраструктура, позволяющая им передвигаться, и ландшафты для передышки.

Все это в высшей степени ошеломляет.

В наши дни в каждом из 428 городов Земли проживают от 1 до 5 миллионов человек, а в следующие 15 лет число таких городов увеличится до 550. В 44 городах ныне население составляет от 5 до 10 миллионов человек; через 15 лет таких городов будет 63. А количество мегаполисов, гигантских городов с населением больше 10 миллионов человек, с нынешних 29 подскочит до 41, то есть тоже более чем на 40 %. Не только будет расти население городов с беспрецедентной скоростью, но и самые сложные городские территории – крупные города и мегаполисы – станут главными точками роста. Переселение людей в города и сопутствующие этому строительные кампании особенно активны в развивающихся странах, в частности в Индии и Китае, где к 2050 году количество городских жителей предположительно возрастет на 300 миллионов и в целом составит более миллиарда человек. Если бы Китай строил по одному новому городу в год, чтобы вместить растущее население, пришлось бы ежегодно возводить по мегаполису размером с Нью-Йорк на протяжении 35 лет. На самом деле в ожидании этого роста Китай уже заложил и построил совершенно новые огромные города в местах, где раньше ничего не было. Чтобы принять огромную волну переселенцев из сельских районов, которые переедут на городские территории с настоящего времени по 2030 год, Китай со временем будет иметь 125 городов-миллионников. Количество крупных центров (более 5–10 миллионов человек) достигнет 16, и в Китае будет 7 гигантских агломераций с населением в некоторых из них более 20 миллионов человек. В следующие два десятилетия Китай будет продолжать расширение своей инфраструктуры – жилые здания, дороги, мосты, аэропорты, электростанции, водоочистные сооружения, системы торговли – семимильными шагами, в феноменальных масштабах, по сравнению с которыми все, что известно человечеству, покажется мизерным. По размерам она будет эквивалентна существующей городской инфраструктуре Соединенных Штатов. Хотя стремительное развитие Китая кажется единственным в своем роде, на самом деле это не так. Предполагается, что в Индии в этот период городское население будет расти с еще большей скоростью и в итоге удвоится – увеличится на 400 миллионов человек. И в других частях Азии, а также некоторых странах Латинской Америки, рост и урбанизация идут фантастическими темпами, в основном за счет трущоб и низкокачественного строительства.

Тормозя экономический кризис, это глобальное строительное цунами продолжится в наступающие десятилетия. Образно говоря (впрочем, уже почти буквально), весь мир – строительная площадка. Решения, которые принимают люди относительно создаваемой ныне городской среды, о том, что, как и где строить, отразятся на жизни миллиардов людей нескольких поколений. Если это покажется вам несколько удивительным, оглянитесь вокруг, когда в следующий раз выйдете на прогулку или поедете куда-нибудь на машине, и представьте, что около 80 % того, что современные американцы называют своим домом, еще 60 лет назад не существовало. Спросите себя, какой была бы ваша жизнь или жизни ваших матери, брата, детей, если бы 80 % увиденных вами зданий, улиц и парков выглядели, были организованы и функционировали иначе и лучше. Что, если бы все ваши соседи были радостными и приветливыми? Что, если бы все они имели удобный доступ к надежному, недорогому, комфортабельному общественному транспорту? Что, если бы дом или квартира каждого из них находились по соседству или в пределах пешей доступности от хорошо спланированного и оборудованного парка? Если бы естественный свет освещал через большие, продуманные окна каждый дом, рабочее место, классную комнату? Ваша жизнь и жизни тех, кого вы любите, стали бы иными – так же как если бы вы жили в темных, безликих, неряшливых, лишенных окон коробках, расположенных где-то в тесном окружении однообразных высотных башен.

Большая часть того, что мы видим из своих окон или в окрестностях наших домов, было построено, но не было по-настоящему спланировано – разве что в самом элементарном смысле этого слова. В Соединенных Штатах 85 % нового строительства – будь то новый мост, городской парк, жилой дом или школьная пристройка, – осуществляется строительными фирмами в сотрудничестве с торговцами недвижимостью или другими частными клиентами. Многие из этих строителей либо обходятся вовсе без дизайнеров (обобщающее название профессионалов, занимающихся проектированием городской среды: архитекторов, ландшафтных архитекторов, дизайнеров интерьера, градостроителей, планировщиков, инженеров-строителей и других государственных служащих), либо нанимают их спорадически, чтобы просмотреть и одобрить чертежи – чертежи, сделанные людьми, очень часто не имеющими даже базового дизайнерского образования. В Соединенных Штатах и большинстве других частей мира в наши дни многие считают наем дизайнера лишней тратой. Впрочем, богатые люди и корпорации, имеющие средства, достаточные для того чтобы купить дизайн из соображений эстетики или престижа, а также общественные или частные организации, претендующие на роль проводников культуры, нанимают опытных, информированных профессионалов для постройки сложных объектов вроде небоскребов. Но это не является нормой.

Помимо финансовых соображений такое пренебрежение объясняется еще и тем, что большую часть проектов застройки заказывают и оценивают с учетом двух взаимодополняющих стандартов. Во-первых, безопасности: строительные нормы и законодательство, а также инспекторы, требуют, чтобы наши мосты и здания, парки и городские ландшафты могли противостоять воздействию гравитации и ветра, выдерживать капризы погоды и сопротивляться разрушающему действию времени и чтобы их вспомогательное оборудование, такое как электрические системы и лестницы, не повредило людям. Вторая задача: люди ожидают, что проектируемые объекты будут удовлетворять повседневные нужды организаций и частных лиц, с одной стороны, эффективно, с другой – рационально, что часто означает минимальный из возможных расход ресурсов – пространства, времени и денег.

Довольно справедливо. Люди считают безопасность и функциональность обязательными параметрами. Но эстетика нового объекта – его замысел, то, как будут себя в нем чувствовать использующие его люди, как он спланирован, – слишком часто не принимается во внимание как нечто непознаваемое или незначительное. Вопрос о том, какое воздействие дизайн оказывает на человеческие существа, задают редко, во всяком случае не систематически, и не считают главным. Люди думают, что дизайн имеет отношение к чему-то высокопарному, вроде архитектуры, и что архитектура отличается от строительства почти так же, как вашингтонский кафедральный собор от местной общинной церкви.

Нет ничего ошибочнее этого разграничения между архитектурой и строительством или, в более общем плане, – между дизайном и утилитарностью, красотой и пользой. Все больше и больше мы понимаем, что окружающая застройка воздействует на нас столь глубоко, что безопасность и функциональность перестают быть приоритетными. Все виды элементов дизайна влияют на восприятие человеком не только застройки, но и самого себя. Хороший дизайн – продуманно скомпонованные системы ордеров и стилей, приятные для чувств материалы и текстуры, сознательно выстроенные последовательности пространств – создает органичные объекты, оказывающие глубокое положительное воздействие на людей. Городские пространства, ландшафты и здания – даже небольшие и скромные – могут совершенно изменить жизнь человека. Они существенно влияют на наше сознание, эмоции и действия и даже на наше самочувствие. Они, по сути, помогают сформировать наше отношение к самим себе, наше чувство идентичности.

Мы знаем, что положительные эмоции продлевают жизнь и улучшают ее качество. И все же немногие понимают, насколько обширно воздействие дизайна на человеческое благополучие и процветание общества. Редко дизайн занимает то высокое положение, которого заслуживает, в общественной политике и финансовых соображениях; редко он принимается в расчет, когда мы постоянно создаем и переделываем наши среды. Учитывая наступающий буквально миропреобразующий взрыв в строительстве по всему земному шару, приходит время осознать неудобную истину. Наше пренебрежение строительной средой обкрадывает нашу жизнь. Более того, оно грозит тем, что и жизни будущих поколений также будут обкрадены.

При слове «среда» большая часть людей представляют природу, а «революция среды» в воображении большинства вызывает мысли о перенаселенности, загрязнении, в частности, в результате выбросов углекислого газа, который наносит такой ущерб защитному озоновому слою, окружающему нашу планету, что мы стоим перед угрозой катастрофических климатических изменений. Но слово «среда» означает просто места, обстоятельства и объекты, которые нас окружают. Среда бывает экологической, общественной, виртуальной или рукотворной. Ее элементами могут быть трава и деревья, плоть и кровь, слова и образы, краски или байты, равно как и кирпичи, асфальт и сталь. И поскольку мы по преимуществу живем в средах, которые образуют и в которых доминируют кирпич, камень, древесина и переработанная древесина, стекло, сталь и гипсокартон, имеет смысл подобрать слово, описывающее революцию, которая должна правильно преобразовать наш строительный мир. Потому что среды, в которых мы обитаем, которые строим, могут сделать нас и наших детей здоровыми или больными. Они могут сделать нас и людей, которых мы любим, умными или глупыми. Умиротворенными или подавленными. Мотивированными или апатичными. Более того, именно их дизайн в значительной мере ответствен за эти воздействия. Хорошо спроектированная, должным образом построенная среда положительно воздействует на наши здоровье, сознание, общественные отношения. Она убедительно показывает каждому из нас, что ценно наше человеческое присутствие, а не только производительный труд, кредитная карта или закладной чек. Поэтому то, как спроектированы наши здания, ландшафты и городские пространства, не может и не должно быть делом только чьего-то личного вкуса.

Эта книга – призыв к действию, к тому, чтобы все мы по мере собственных сил делали все возможное, чтобы выработать политическую повестку и практические инициативы, направленные на подъем человеческого благополучия путем улучшения строительной среды. Это призыв ко всем нам – развивать, обосновывать и применять исследовательские программы, которые пополнят наши знания о том, как мы живем и как могли бы жить в зданиях, ландшафтах и городах. Это призыв к людям, принимающим решения в частном и общественном секторах, заботиться о качестве проектирования. И это призыв к дизайнерам посвятить свои силы и внимание изучению того, что уже известно другим областям знания о восприятии человеком архитектуры. Как герольд, стоящий на городской площади, я трублю о событиях дня, и вот мое обращение. Послушайте. Вид нашей строительной среды по преимуществу обусловливается различными интересами, в том числе – но не исключительно – рыночными, в соответствии с которыми многие люди принимают решения, необязательно идущие на пользу лучшим общественным или экологическим инициативам. За последние 20 лет мы узнали, что люди не действуют рационально – по крайней мере, постоянно. Люди осмысливают и ощущают свою строительную среду сообразно тому, что мы знаем и узнаем о человеческом сознании, общественном поведении и опыте в более широком контексте. И места, в которых большинство из нас так или иначе живет, во многих или только некоторых отношениях – не те, которые нам нужны. Это касается и нашего внутреннего, личного восприятия, и нашего поведения как членов группы или общества.

В главе 1 дается оценка современной строительной среды с точки зрения того, как она приспособлена – а по преимуществу, не приспособлена – к человеку, к тому, как он, насколько нам известно, думает, чувствует и действует. В главе 2 приводится обоснование того, как люди воспринимают свою строительную среду, путем рассмотрения обычной застройки и городских достопримечательностей, объяснения механизмов неосознаваемого восприятия, лежащих в основе отношения человека к рукотворному миру, который мощно воздействует на наши мысли, равно как и на нашу личную и общественную жизнь. В следующих трех главах рассматривается широкий спектр зданий, ландшафтов и городских сред, с тем чтобы нащупать особые направления, в которых наше восприятие построенного мира определяется, формируется и видоизменяется тем фактом, что мы существуем: в теле (глава 3), в природе (глава 4) и в обществе (глава 5). Глава 6 суммирует то, что мы узнали, чтобы выработать подходы к проектированию городской среды для существ, какими являются люди. В заключительной главе мы обсуждаем более масштабные последствия наших открытий: как они отводят центральное значение дизайну строительной среды для процветания человека ныне и в будущем.