Текст книги "Историки Варшавского университета. Время и судьбы"

7 августа 1915 г. по приглашению Ростовского-на-Дону городского управления члены правления университета – ректор С. И. Вехов, проректор Л. П. Щелкановцев, и. о. деканов В. В. Курилов, Д. Л. Давыдов, В. В. Есипов и В. А. Погорелов – отправились в Ростов для непосредственного осмотра предлагаемых городом помещений. 10 августа после осмотра помещений было принято постановление чрезвычайного собрания Ростовской городской думы о размещении университета в Ростове-на-Дону[54]54
  Там же. Л. 191 об.


[Закрыть]. На заседании совета университета 12 августа 1915 г. ректор Вехов отчитался о поездке в Ростов. Из поездки он вынес благоприятное впечатление о городе и его жителях: «В Ростове 200.000 жителей, в соседней Нахичевани – 50.000. Жителей Ростова: русских 83 % (33 % из них казаки), армян 6 %, греков 3 %, евреев 7 %, татар 1 %. В городе канализация, водопровод, электрическое освещение, трамвай. 16 средних учебных заведений, 8 мужских и 8 женских гимназий, городская публичная библиотека. Все это вполне может обеспечить университет слушателями, а студентам это обеспечит заработок уроками. Городская комиссия обещала приискать квартиры профессорам и студентам, а также студенческую столовую»[55]55
  ГАРО. Ф. 527. On. 1. Д. 1. Л. 194 об.


[Закрыть]. Ректор также отметил общее сочувствие жителей Ростова и энтузиазм молодежи при известии о перенесении университета в Ростов: «При появлении профессоров Варшавского университета в Ростовском городском саду им было оказано редкое академическое приветствие. Симфонический оркестр исполнил университетский гимн, и вся многочисленная присутствовавшая публика встала со своих мест и обнажила головы. А при отъезде профессоров из Ростова курсистки собрались в громадном количестве на вокзале и приветствовали профессоров пением университетского гимна и единодушными криками “до свидания”»[56]56
  Там же. Л. 217.


[Закрыть].

На заседании совета университета 18 августа 1915 г. было принято решение командировать в качестве представителей от факультета по надзору за приспособлением помещений в Ростове, предназначенных для занятий, А. М. Евлахова и И. П. Козловского[57]57
  Приазовский край. 1915. Сент. № 236.


[Закрыть].

В местной газете Ростова-на-Дону «Приазовский край» И. П. Козловский знакомил читателей с историко-филологическим факультетом. Козловский подчеркивает тот факт, что историко-филологический факультет со времен его основания и до 1905 г. был малолюден. Позже факультет был закрыт на два года. После повторного открытия число студентов резко возросло. Все больше возрастал интерес к словесности и истории литературы в целом. У факультета, как и многих других, были свои преимущества и особенности. Широко было поставлено изучение славянской филологии, литературы и истории древности. Единственно слабым являлось преподавание философии из-за того, что не хватало преподавательского состава. И один профессор вынужден был читать курс и философии, и педагогики.

Таким образом, Иван Павлович принимал самое деятельное участие в эвакуации университета из Варшавы в Ростов и обустройстве его на новом месте.

§ 3. Директор Нежинского историко-филологического института

Однако в Ростове-на-Дону И. П. Козловский оставался недолго. Уже в 1915 г. встал вопрос о его назначении директором Нежинского института. Во время ареста в феврале 1931 г. Козловский на допросе сообщил, что в 1915–1916 гг. он обращался к С. Ф. Платонову с просьбой дать рекомендацию к товарищу министра В. Т. Шевякову в связи с назначением на должность директора Нежинского историко-филологического института. Он ездил в Петроград, был у Платонова, и тот рекомендовал его Шевякову[58]58
  Архив УФСБ по Ростовской области. Д. П-41335. Л. 49. Показания Козловского 11 февраля 1931 г.


[Закрыть]. В июле 1916 г., находясь на лечении в Нальчике, И. П. Козловский получил телеграмму Министерства народного просвещения о назначении его директором института в Нежине[59]59
  ГАЧО (Отдел обеспечения сохранности документов Государственного архива Черниговской области). Ф. 1105. On. 1. Д. 2040. Л. 1, 2, 17.


[Закрыть]. 3 августа 1916 г. он вступил в должность. Институт находился в тяжелых условиях. Большая часть его помещений была занята госпиталем для раненых. Материальное положение и преподавателей, и учащихся в условиях войны было тяжелым. Заработная плата преподавателей оставалась на том же уровне, что в конце XIX в., а цены постоянно росли.

1 сентября 1916 г. директор Козловский подал докладную записку о нуждах института в Министерство народного просвещения. Записка состояла из двух частей: проблемы, касающиеся учебного процесса, и хозяйственные проблемы. Собственно, назревшие хозяйственные проблемы ставили под угрозу весь учебный процесс. В числе первостепенных хозяйственных задач он указывал на необходимость введения центрального отопления, электрического освещения, устройства канализации в усадьбе института и ремонта всех институтских помещений[60]60
  Там же. Д. 2081. Л. 10.


[Закрыть]. 8 сентября 1916 г. на первом заседании правления института Иван Павлович поднял вопрос о необходимости ремонтных работ и электрического освещения в институте[61]61
  Там же. Д. 2105. Л. 3; Д. 2098. Л. 54, 69 об.


[Закрыть].

Важнейшей задачей института И. П. Козловский считал проведение реформы по учебной части. Он предлагал ввести пятый курс для подготовки студентов к педагогической либо научной деятельности, учредить кафедру педагогики, дать институту право присваивать ученые степени по педагогике[62]62
  ГАЧО. Ф. 1105. On. 1. Д. 2081. Л. 4.


[Закрыть].

Он также предлагал учредить при институте романо-германское отделение, дать права католикам учиться в институте наравне с другими, в том числе лютеранами, православными и т. д. У директора были широкие планы по подготовке празднования 100-летнего юбилея гимназии высших наук, лицея и института в 1920 г. Козловский взял на себя труд составления общей истории института в связи с историей просвещения в России[63]63
  Там же. Д. 2097. Л. 55.


[Закрыть]. Как директору института, Ивану Павловичу приходилось много времени проводить в поездках к почетному попечителю института графу А. А. Мусину-Пушкину, а также в Министерство народного просвещения в Петроград. О результатах этих поездок он докладывал конференции историко-филологического института (т. е. совету института. – Авт.). В частности, о том, что попечитель поддержал идею о расширении деятельности института путем учреждения романо-германского отделения, кафедры педагогики и предоставления институту права давать ученые степени по этой кафедре. Попечитель поддержал также идею сохранения интерната, так как это освобождало студентов от поиска средств к существованию и давало им возможность посвящать больше времени образованию. Он также признал полезным оживление студенческой жизни путем устройства научных, музыкальных, спортивных кружков, экскурсий, научных кабинетов, например, античного искусства, педагогики и т. д.[64]64
  Там же. Л. 60.


[Закрыть]

Министерство поддержало идею преобразования института в высший педагогический с 5-летним сроком обучения[65]65
  Там же. Л. 79–80.


[Закрыть]. В середине февраля 1917 г. в министерстве должно было состояться первое совещание по вопросу о преобразовании института. Для выработки его устава была образована комиссия во главе с Козловским[66]66
  ГАЧО. Ф. 1105. On. 1. Д. 2097. Л. 81.


[Закрыть]. Однако запланированное на февраль 1917 г. совещание не состоялось из-за революционных событий в Петрограде.

Наступивший вслед за революцией финансовый кризис отодвинул проблемы реформирования института. На первый план выступили хозяйственные проблемы. Еще накануне войны институтская усадьба представляла собой картину полного разрушения. В течение трех лет (1914–1917 гг.) в ней пребывал госпиталь Земского союза с несколькими сотнями раненых солдат, что в хозяйственном отношении имело самые гибельные результаты. Жилые помещения требовали капитального ремонта. В докладе о состоянии хозяйственной части института в июле 1917 г. Козловский следующим образом охарактеризовал условия жизни преподавателей: «Казенные квартиры очень тесны, малоприветливы и отличаются полным отсутствием хоть самого скромного современного комфорта. В них нет электрического освещения, водопровода, теплых клозетов, ванн. Одной стороной они выходят в громадный грязный двор. В нижних этажах часто обнаруживается значительная сырость, в некоторых местах стены мокры в течение всего лета. В доме шашелем съедены балки и стропила, и потолок грозит обрушением»[67]67
  Там же. Д. 2115. Л. 90.


[Закрыть]. В июле-августе ситуация еще больше осложнилась. После провала наступления русской армии встал вопрос об эвакуации института. В августе Козловский обратился с телеграммами в Екатеринодар, Владикавказ, Таганрог и Томск с просьбой проинформировать, есть ли возможность в случае эвакуации института предоставить помещения хотя бы для вечерних занятий[68]68
  Там же. Л. 14.


[Закрыть].

За первый год своего директорства Иван Павлович провел огромную работу по сохранению института, показал себя инициативным и дальновидным руководителем. Все стороны жизни института были предметом его внимания. Об этом свидетельствует его переписка с почетным попечителем института графом Александром Алексеевичем Мусиным-Пушкиным. В частности, директор писал в сентябре 1917 г.: «Работа у нас уже в полном разгаре. Раньше всего начала работать институтская гимназия с 1 сентября. Новооткрытая 3-я женская гимназия начала приемные экзамены 5-го, а учение 20 сентября. Высшие женские курсы открыли занятия с 18 сентября, наконец, сам институт, начавший экзамены 4-го сентября, приступил к лекциям 21-го…»[69]69
  Копия письма И. П. Козловского А. А. Мусину-Пушкину (б. д.) // Фонд музея истории Нежинской высшей школы. Л. 1–2.


[Закрыть] Далее в письме И. П. Козловский выражал озабоченность тем, что студенты много тратят времени в приискании квартир и в дежурствах в очередях за хлебом, что их материальное положение значительно ухудшилось, и сообщал о предпринятых им усилиях по организации столовой и общежития. В том же письме он сообщал попечителю, что усилия по электрификации института увенчались успехом: «Единственная радость у нас, это электрическое освещение. Это для нашей библиотеки драгоценнейшее приобретение. 24 сентября состоялась окончательная приемка установки, и мы уже пользуемся освещением»[70]70
  Там же. Л. 2.


[Закрыть]. Положение института значительно ухудшилось осенью 1917 – зимой 1918 г. Часть институтских помещений была занята под госпиталь, в гимназических классах стояла батарея артиллерийского дивизиона. В письме к А. А. Мусину-Пушкину директор писал: «Госпиталь в последнее время ставит нас в ужасное положение: у него совершенно нет средств на топливо. Раздраженные солдаты сокрушили на топливо ограду нашего парка, брали наши дрова, ломали госпитальную мебель»[71]71
  Там же. Л. 12.


[Закрыть]. В 1918 г. положение института еще больше усложнилось. Частая смена власти (Центральная Рада, большевики, гетманство и немецкая оккупация, снова большевики) приводила к тому, что проекты реформ, поддержанные одним правительством, не встречали поддержки у другого, что делало невозможным проведение последовательной политики. Не говоря уже о финансовых трудностях и растущей дороговизне. Директор неоднократно обращался к властям с просьбой повысить стипендии студентам и зарплату преподавателям, уровень жизни которых непрерывно падал[72]72
  ГАЧО. Ф. 1105. Он. 1. Д. 2157. Л. 26, 71.


[Закрыть].

В тяжелых условиях войны и революции И. П. Козловский не только руководил институтом, но и всеми силами старался сохранить историческое наследие. Возглавив институт, он ознакомился с состоянием его библиотеки и музейных коллекций (Гоголевской комнаты, нумизматического и рукописного собрания) и сделал все от него зависящее для их сохранения. По инициативе директора эти коллекции в сентябре 1916 г. были перенесены в рабочий кабинет в его собственной квартире, и конференция института поручила ему заведование кабинетом[73]73
  ГАЧО. Ф. 1105. On. 1. Д. 2097. Л. 50; Козловский И. П. Отчет о состоянии коллекций института кн. Безбородко к 1 января 1918 г. // Известия Историко-филологического института кн. Безбородко в Нежине. Т. 32. С. 8.


[Закрыть]. Это было дальновидное решение, так как осенью 1917 г. помещения института превратились фактически в казарму и начались реквизиции имущества. Иван Павлович составил «Отчет о состоянии коллекций института кн. Безбородко к 1 января 1918 г.», в котором тщательно описал и проанализировал Гоголевское собрание, рукописи, картинную галерею, нумизматическую коллекцию[74]74
  Козловский И. П. Отчет о состоянии коллекций… С. 3–47.


[Закрыть].

В ноябре 1918 г. И. П. Козловский подал в Министерство просвещения прошение об увольнении его с должности директора в связи с реорганизацией института[75]75
  ГАЧО. Ф. 1105. Он. 1. Д. 2264. Л. 212–212 об.


[Закрыть]. В декабре 1918 г. он был вновь зачислен в Донской университет, но смог уехать из Нежина только в августе 1919 г., к началу нового учебного года.

§ 4. Ростовский период жизни и деятельности И. П. Козловского

В Ростов Козловский вернулся вместе с семьей: женой, четырьмя дочерьми и внучкой. Сын находился за границей («неизвестно где» – как писал тогда в анкете сам историк). Позже, в 1931 г., в материалах дела Козловского указано, что сын, Сергей Иванович, – белоэмигрант, проживает во Франции[76]76
  Архив УФСБ по Ростовской области. Д. П-41135. Л. 345. Протоколы допросов Козловского Ивана Павловича.


[Закрыть].

Жили Козловские очень скромно, занимая одну комнату и угол[77]77
  ГАРО. Ф. P-46. On. 1. Д. 463.


[Закрыть]. О бедственном положении семьи свидетельствует ходатайство правления Донского университета в отдел народного просвещения от 27 сентября 1919 г. В нем говорится, что «назначенный на должность ординарного профессора по кафедре русской истории в декабре 1918 года И. П. Козловский лишь теперь, по занятии Нежина мог явиться на место назначения, и вошел в правление университета с представлением, в коем указывает на свое бедственное положение, вследствие невозможности нанять не только квартиру, но даже комнату, т. к. свободных совершенно не имеется. Приютившись временно со своей семьей в числе 5 взрослых лиц женского пола у сослуживцев, профессор Козловский просит возбудить ходатайство перед высшим начальством о реквизиции для его семьи в Ростове или Нахичевани, хотя бы в предместьях, квартиры или даже просто комнаты, где могла бы разместиться его семья. Ввиду такого положения Правление университета имеет честь покорнейше просить Вашего ходатайства о реквизиции для профессора Козловского трех комнат с кухней в квартире проректора Ящинского, реквизированных у него военными властями, а если это невозможно, то в другом помещении. Ректор Митрофанов»[78]78
  Там же. Ф. 493. On. 1. Д. 118. Л. 82.


[Закрыть]. Отдел народного образования просил реквизиционную комиссию оказать всяческое содействие правлению университета в подыскании и отводе помещения для профессора университета Козловского[79]79
  Там же. Л. 83.


[Закрыть]. Однако просьба не была удовлетворена «ввиду приказа Донского Атамана от 5 июля с. г. (т. е. 1919. – Авт.) о воспрещении реквизиций»[80]80
  Там же. Л. 86.


[Закрыть]. Помимо тяжелых жилищных условий, крайне недостаточными были средства существования большой семьи. Попытка директора библиотеки, профессора Е. А. Черноусова, трудоустроить дочерей Ивана Павловича практикантками в библиотеку вызвала обвинение в насаждении семейственности со стороны ректора ДГУ Л. М. Ефременко[81]81
  Там же. Ф. 260. On. 1. Д. 115. Л. 185.


[Закрыть]. Е. А. Черноусов был коллегой Козловского еще со времен их работы в Нежинском историко-филологическом институте в 1907–1908 гг.[82]82
  ГАРО. Ф. Р-46. Оп. 3. Д. 368. Л. 3.


[Закрыть] Сохранилось его обращение к ректору Л. М. Ефременко с просьбой не отказать сестрам Козловским в работе в библиотеке практикантками[83]83
  Там же. Л. 4.


[Закрыть] с приложенными заявлениями студентки третьего курса педфака Марии Ивановны Козловской[84]84
  Там же. Л. 5.


[Закрыть], студентки второго курса медицинского факультета Александры Ивановны Козловской[85]85
  Там же. Л. 6.


[Закрыть] и студентки второго курса Ларисы Ивановны Козловской[86]86
  Там же. Л. 3.


[Закрыть]. На заявлении рукой ректора написано: «Считаю со своей стороны невозможным делать состав служащих библиотеки “фамильным”. Это противоречит советским декретам, кроме того, есть много других семейств, из которых не состоят на работе даже по одному лицу-безработному»[87]87
  Там же. Л. 8.


[Закрыть]. Тем не менее Е. А. Черноусов привлек сестер Козловских к временной работе в библиотеке и вынужден был давать объяснение, «почему применяется кустовой принцип зачисления на службу»[88]88
  Там же. Л. 8.


[Закрыть]. В объяснительной записке в правление ДГУ он писал: «Довожу до сведения правления, что до привлечения к работе М. И. и Л. И. Козловских, лиц, носящих фамилию Козловские, на службе в библиотеке ДГУ не числилось ни одного. Привлечение по каталогизации сестер Козловских, по моему глубокому убеждению, не может вызвать нареканий с чьей бы то ни было стороны, как потому, что их работа будет иметь исключительно временный характер, так и потому, что работа эта ведется в высшей степени умело и добросовестно»[89]89
  Там же. Л. 8.


[Закрыть].

Несмотря на бедственное положение, Иван Павлович с первых дней возвращения в Ростов-на-Дону включился в работу университета. 25 сентября 1919 г. совет университета избрал его своим представителем в качестве члена комиссии студенческих общежитий[90]90
  Там же. Ф. 493. On. 1. Д. 118. Л. 150.


[Закрыть].

Козловский взял на себя обязанности заведования «разгромленным» нумизматическим кабинетом[91]91
  ГАРО. Ф. 527. On. 1. Д. 217. Л. 160.


[Закрыть], привел его в порядок, заботился о приобретении книг по археологии и нумизматике[92]92
  Там же. Д. 217. Л. 112, 173.


[Закрыть].

В начале 1920 г. университет перешел в ведение органов Советского правительства[93]93
  Там же. Д. 62. Л. 21.


[Закрыть].

Установление на Дону советской власти поставило старую профессуру перед сложным выбором – признание новой власти и переход на марксистские позиции либо отказ от продолжения профессиональной деятельности. И. П. Козловский, как и большинство его коллег-гуманитариев из Донского университета, сделал выбор в пользу советской власти: «Безоговорочно признав советскую власть, я охотно продолжал нести службу с 1920 года до самой отставки, а после отставки добровольно продолжал работать в архивном управлении»[94]94
  Архив УФСБ по Ростовской области. Д. П-41135. Л. 49. Показания Козловского 10 февраля 1931 г.


[Закрыть].

Но такой выбор предполагал постепенное изменение мировоззрения, переход на позиции марксизма. Марксизм в то время еще не занимал главенствующего положения в русской исторической науке и вызывал скептическое или враждебно-ироническое отношение в среде профессорского состава.

По свидетельству Б. В. Лунина, Иван Павлович «производил впечатление идеалиста, человека не только религиозно, но мистически настроенного. После революции все события общественно-политической жизни он рассматривал с точки зрения свидетеля, стоявшего вне совершающихся событий, считающего себя вычеркнутым революцией за пределы жизни. Такая точка зрения “облегчает тяжесть жизни и переживаний” (его собственные слова). В научном отношении он оставался хранителем и защитником чистой науки»[95]95
  Там же. Л. 152.


[Закрыть].

Своим долгом историка И. П. Козловский считал сохранение исторического наследия. Поэтому он принял активное участие в становлении архивного дела на Дону, в подготовке кадров архивных работников. Подготовкой архивистов

И. П. Козловский начал заниматься еще в 1919 г. в Донском археологическом институте, в 1920 г. он возглавил Центральный исторический архив Донской области, а с 1921 г. совмещал должность заведующего архивом с должностью заведующего научно-издательским отделением Донского архивного управления. Помимо общего руководства и создания методической базы для развития архивного дела, Иван Павлович принимал участие также в технической работе по архиву: «…составил, устроил и описал показательный архив», что было в условиях дефицита квалифицированных кадров способом подготовки архивных работников.

В 1921 г. в Ростове проходил первый краевой съезд музейно-архивных деятелей. Протоколы съезда отразили активную роль И. П. Козловского в его подготовке и проведении. Ученый был избран членом бюро по подготовке съезда, присутствовал на всех его заседаниях[96]96
  ГАРО. Ф. P-62. On. 1. Д. 3. Л. 4.


[Закрыть], возглавил Архивную секцию съезда, составил положение о съезде[97]97
  Там же. Д. 3. Л. 3, 3 об., 4.


[Закрыть]. Как заведующий Центральным историческим архивом Донской области, он был избран в президиум съезда[98]98
  Там же. Д. 6. Л. 2 об.


[Закрыть], выступил с докладами «Научное изучение архивов и задачи центральных исторических архивов» и «Археографическая экспедиция», в которых определил основные задачи развития архивного дела[99]99
  Там же. Л. 6 об.


[Закрыть]. Выступая с трибуны съезда, он с тревогой говорил о расхищении архивов: «Революция 1917 года открыла двери для науки, но оставила архивы вовсе без дверей, результатом было их расхищение»[100]100
  Там же. Л. 65 об.


[Закрыть], о необходимости централизации архивного дела, чтобы сохранить архивы[101]101
  Там же.


[Закрыть].

В июне 1925 г. по инициативе Донского областного архивного бюро и на средства только что созданного Северо-Кавказского краевого архивного бюро в Ростове-на-Дону открылась первая выставка архивных документов. О ее подготовке, задачах, работе и перспективах И. П. Козловский написал статью, которая была опубликована в Бюллетене Бюро краеведения в 1926 г. Иван Павлович активно участвовал в подготовке и проведении выставки, видя в ней важное событие в пропаганде архивного дела, доказательство необходимости и государственной значимости архивной работы. Он считал, что основной целью выставки должно стать пробуждение в массах сознательного отношения к архивным материалам и уважительное отношение к тому, что «презрительно называется исписанной бумагой»[102]102
  Козловский И. П. Архивная выставка 1925–1926 гг. в Ростове // Бюллетень Бюро краеведения. 1926. № 3–4. С. 14.


[Закрыть].

Донское архивное управление, возникшее в 1920 г., на первых порах своей деятельности натолкнулось на крайне невежественное отношение к архивным документам не только со стороны рядовых граждан, но и со стороны государственных учреждений. «Везде господствовала мысль, – писал Козловский, – что исписанная бумага – вещь совершенно ненужная»[103]103
  Там же.


[Закрыть]. Бумажный кризис заставлял разрушать архивы, выделяя из них чистую бумагу и отправляя исписанную на фабрику для переработки. В результате множество ценных материалов не только в станицах и деревнях, но и в Новочеркасске, Нахичевани, Ростове и других городах края погибло вследствие такого отношения. Это и заставило организаторов выставки выбрать себе принципом слова: «Исписанная бумага – фотография прошлого. Берегись уничтожать ее, не подумавши»[104]104
  Там же. С. 15.


[Закрыть].

Руководствуясь этим принципом, Козловский тщательно подбирал материалы для выставки из Ростовского, Новочеркасского и краевых архивов. Ряд документов, в том числе документы семейного архива орловских помещиков Корсак-Уложенского и Лещинского, наглядно иллюстрирующие развитие крепостного права, он приобрел у букиниста для архива на одном из местных базаров. Расчет делался на то, чтобы посетители усваивали себе внимательное и бережное отношение к архивам. Путем бесед и демонстрации материалов выставки посетители убеждались в том, как старая, исписанная бумага может охранять права местности, населения, частных лиц, как она может явиться учительницей хозяйственной и общественной жизни, хранительницей приобретенных знаний и т. д. Посетителям выставки показывали указы и распоряжения правительства, из которых следовало, когда и как были утверждены те или иные права области и народонаселения; документы частных лиц, дающие им те или иные права; хозяйственные документы; проекты и планы исследований и работ; материалы статистики.

На второе место организаторы выставки поставили материалы по технике архивного дела. Здесь преследовалась цель дать некоторые практические указания провинциальным архивным работникам в деле разработки, укладки и описания архивных материалов. Это были две главные цели выставки.

Выставка была постоянно действующей. В 1926 г. Козловский много сделал для ее преобразования. Благодаря его усилиям выставка пополнилась новыми интересными материалами из Новочеркасского архива. По желанию посетителей к экспонатам были присоединены документы по истории революции. Необходимость обновления выставки диктовалась большим количеством посетителей. В отдельные дни бывало до 300 посетителей. Иван Павлович считал, что выставка должна стать ближе прежде всего краеведам, «на которых должна упасть большая часть работы по охране, учету и изучению архивов края, для чего необходимо активное участие Крайархбюро совместно с СКБК в деле организации экскурсий на выставку по заранее разработанному плану»[105]105
  Козловский И. П. Архивная выставка… С. 15.


[Закрыть].

Большую работу по сохранению архивов Иван Павлович совмещал с преподавательской деятельностью в Донском (затем Северо-Кавказском) университете, в Донском археологическом институте, а также с должностью проректора Новочеркасского педагогического института в 1919 г.[106]106
  Архив УФСБ по Ростовской области. Д. П-41135. Л. 49. Показания Козловского 10 февраля 1931 г.


[Закрыть]

После установления советской власти остро встал вопрос о преобразовании историко-филологического факультета. На факультете была образована комиссия, в состав которой вошли И. П. Козловский и Н. Н. Сретенский, «для выработки общего плана преподавания тех наук, к которым может быть применена точка зрения экономического материализма, т. е., главным образом, исторических. Остальные науки должны войти в план как дополнительные, необходимые для изучения первых»[107]107
  ГАРО. Ф. 527. On. 1. Д. 217. Л. 160 об.


[Закрыть]. В июне 1920 г. на факультете проходили выборы декана. Предлагали кандидатуру И. П. Козловского, но он отказался.

Одним из вариантов преобразования историко-филологического факультета был проект создания на его основе педагогического института или педагогического факультета с целью подготовки кадров школьных работников. Результаты работы комиссии по организации педагогического факультета Донского университета обсуждались на заседании бюро Донского комитета РКП(б) в феврале 1922 г. В постановлении по проекту организации института подчеркивалась необходимость «обеспечения прямого влияния коммунистической партии на выработку общего мировоззрения новых кадров школьных работников и на методы ведения школьной работы»[108]108
  ЦДНИРО (Центр документации новейшей истории Ростовской области). Ф. 4. On. 1. Д. 134. Л. 39.


[Закрыть]. Донком предложил внести изменения в программу «в частях, предопределяющих разделение предметов на идеалистические и эклектические, препятствующие выработке строго научных марксистских воззрений»[109]109
  Там же. Л. 40.


[Закрыть].

Донком рекомендовал провести строгий отбор кадров для работы на педфакультете и внести изменения в учебный план: «Наметить собственные кандидатуры для чтения тех или иных курсов, общих, вспомогательных и специальных дисциплин: 1. Курс “История мировоззрений” должен читать марксист. Поскольку в программе есть предметы по обществоведению (исторический материализм, политическая экономия, эволюция хозяйственных форм и пр.), становится трудноуловимым содержание курса “Основы социологии”. 2. Донком находит излишними курсы “Введение в изучение религии”, “История мировых религий”, поскольку в программе есть общий курс истории мировоззрений, а означенные частные курсы занимают сравнительно много места и не обеспечиваются преподавателями-марксистами. 3. Донком находит нецелесообразным чтение параллельно с общими курсами по русской истории, истории хозяйственных форм в России и истории русской культуры особых курсов истории общего революционного движения в России, истории аграрных отношений и истории общественных классов, иначе как при условии, что эти курсы читаются партработниками в виде коррективов к немарксистски изложенным старыми профессорами курсам. 4. Донком высказывается за совершенное исключение случайного курса “Европейский абсолютизм”, никакой необходимостью не вызываемого и политически нежелательного»[110]110
  ЦДНИРО. Ф. 4. On. 1. Д. 134. Л. 41.


[Закрыть].

Кандидатуры преподавателей на кафедры педагогического факультета также обсуждались на заседаниях бюро Донкома РКП(б). Неприемлемыми для преподавания на педагогическом факультете были признаны кандидатуры ведущих профессоров историко-филологического факультета Н. Н. Любовича, Г. Г. Писаревского, П. Н. Черняева, Е. А. Черноусова[111]111
  Там же. Л. 42.


[Закрыть]. В качестве основных мотивов отвода вышеназванных кандидатур были названы преклонность возраста, совершенно и неискоренимо отрицательное отношение студенчества из среды трудящихся к данной профессуре, крайний консерватизм в трактовке предмета[112]112
  Там же. Л. 41.


[Закрыть]. Профессоров Беркута, Козловского, Кунцевича и Боброва оставили в списке лишь как сверхштатных[113]113
  Там же. Л. 42.


[Закрыть]. Но все-таки из всех старых университетских профессоров Иван Павлович Козловский дольше всех оставался работать в университете. Он проработал до 1930 г. и был уволен после очередной «чистки».

Историк В. А. Голобуцкий, поступивший в 1927 г. в Северо-Кавказский университет на социально-экономическое отделение, реорганизованное вскоре в историко-экономическое, с большой благодарностью вспоминал И. П. Козловского, у которого ему довелось учиться: «Думаю, не только я, – писал он в своих воспоминаниях, – но и многие другие из моих университетских товарищей помнят И. П. Козловского. Как сейчас вижу маленькую фигурку человека в темном костюме. Проф. Козловский заведовал кафедрой русской истории, читал нам курс летописей и вел практические занятия… Проф. Козловский был человеком большого душевного обаяния. Отечески относясь к своим питомцам, он искренне хотел помочь нам в приобретении исторических знаний. Он часто приглашал студентов на заседания кафедры, обычно в тех случаях, когда отмечались историко-революционные даты, организовывал экскурсии, выступая в роли превосходного гида. С ним мы целым курсом ездили осматривать исторические памятники Азова и Таганрога. Он же возил нас на археологические раскопки, прививал любовь к краеведению, руководил нашей архивной практикой, обучал палеографии, старался привить навыки научного исследования – давал темы рефератов, которые мы должны были разрабатывать на основе архивных источников. В то время Иван Павлович занимался крестьянской войной под руководством Е. Пугачева и историей древней Тамани и делился с нами своими наблюдениями. Когда мы окончили университет, он устроил нам прощальный прием: собрал выпускников в кабинете и после краткой напутственной речи сказал: «Я очень огорчен, что мы так мало сделали для вас, для вашего образования. Главное, мне кажется, у вас не хватает систематических знаний по отечественной истории. Вот я составил для вас небольшое пособие; примите его на память от меня». Мы были искренне тронуты. Каждому из нас Иван Павлович вручил довольно объемистую книгу, напечатанную на шапирографе. Это был конспект-хронология русской истории»[114]114
  Голобуцкий В. А. Страницы из моих воспоминаний // История СССР. 1966. № 3. С. 122.


[Закрыть]. Отмечая высокие душевные качества И. П. Козловского как человека и преподавателя, Голобуцкий говорит вместе с тем о том, что студенты, усвоившие принципы исторического материализма, скептически и даже иронически относились к устаревшим взглядам своего учителя.

Среди историков, которым довелось учиться у Козловского, был Герой Советского Союза, археолог, историк, декан историко-филологического факультета Ростовского университета Георгий Александрович Иноземцев. Он с чувством глубокого уважения вспоминал Ивана Павловича Козловского, чьи глубокие знания и требовательность позволили хорошо изучить цикл гуманитарных наук[115]115
  Ростовский государственный университет. 1915–1965: сб. статей. Ростов н/Д, 1965. С. 263.


[Закрыть].

Помимо общего курса русской истории, Козловский читал ряд спецкурсов. Один из них, «История земских соборов», был составлен студентом Н. Д. Сокольским по записям лекций, которые ученый читал историкам II, III, IV курсов в 1915–1916 гг.[116]116
  История Земских соборов. Курс, составленный студ. Н. Д. Сокольским по записям лекций, чит. проф. И. П. Козловским историкам II, III, IV курсов Варшавского университета в 1915/1916 академическом году. Ростов н/Д, 1915.


[Закрыть]

Продолжал заниматься Иван Павлович и научной работой. В 1920-х гг. выходит ряд его статей как по общим проблемам русской истории, так и по проблемам краеведения[117]117
  Козловский И. П. Новые труды по русской историографии // Известия Донского государственного университета. 1925. № 6. С. 95–108; Он же. Профессор А. И. Яцимирский // Известия Донского государственного университета. 1925. № 6. С. 3–5; Он же. Один из эпизодов революционных движений на Дону в XVIII веке // Известия Северо-Кавказского государственного университета. 1926. Т. 10. С. 125–134; Он же. Общество истории, археологии и этнографии в Ростове-на-Дону // Бюллетень Северо-Кавказского бюро краеведения. 1926. № 1–2; Он же. Архивная выставка…; Он же. Историко-географическое направление в русской историографии // Бюллетень Северо-Кавказского бюро краеведения. 1926. № 3–4; Он же. Тмуторокань и Таматарха-Матарха-Тамань // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. Симферополь, 1928. Т. 2. С. 59–72; Он же. Донские архивы. Отчет о поездке, предпринятой по поручению Сев. – Кав. краевой ассоциации научно-исследовательских институтов летом 1927 года // Сборник статей по вопросам культуры. Ростов н/Д, 1928. Вып. 4. С. 72–85.


[Закрыть].

В статье «Новые труды по русской историографии» (с 1920 г.) ученый поставил вопрос: «Что же мы можем дать в руки молодым научным работникам, крайне нуждающимся в пособии при занятиях русской историей?»[118]118
  Козловский И. П. Новые труды по русской историографии. С. 95.


[Закрыть]. Автор признает тот факт, что трудов по русской историографии весьма мало и они дают лишь общий обзор вопросов историографии и весьма мало библиографических указаний. Поэтому он приветствует появление работ В. И. Пичеты, М. В. Нечкиной и М. Н. Покровского, призванных обслуживать молодых начинающих ученых и студентов университетов, но вместе с тем подвергает их достаточно жесткой критике[119]119
  Там же. С. 95–103.


[Закрыть]. Появление книги профессора В. И. Пичеты «Введение в русскую историю (Источники и историография)» он назвал «праздником для наших исторических семинариумов»[120]120
  Козловский И. П. Новые труды по русской историографии. С. 95.


[Закрыть], прежде всего благодаря большому количеству в ней библиографических указаний. Правда, с оговоркой, что опыт изложения Пичетой главных направлений русской исторической науки далек от совершенства вследствие его новизны[121]121
  Там же. С. 97.


[Закрыть]. Козловский считает, что разделение русской историографии на школы и направления сделано в книге Пичеты искусственно. Лучше было бы взять за основу главнейшие темы русской истории: варяжский вопрос, феодализм, значение Москвы, происхождение самодержавия, значение Смуты, значение земских соборов, реформ Петра, Екатерины, Александров I и II. Пичета предпочел более сложный способ группировки по общим историческим методам и идеям, и это оказалось для него непосильной задачей, потому что при таком способе группировки приходится считаться с отсутствием достаточного количества ярких представителей той или иной школы или направления. По мнению Козловского, книга Пичеты не может служить учебником для подготовки студентов по предмету историографии, так как она перенасыщена именами и цифрами: «Невероятное количество цифр и имен в учебнике неуместно: их надо заменить более подробными и яркими характеристиками важнейших источников и обзором и оценкою исторических направлений и теорий»[122]122
  Там же. С. 98.


[Закрыть].