Текст книги "Историки Варшавского университета. Время и судьбы"

Из множества других дел, которыми занимался Виниус, можно выделить руководство царскими аптеками, за что царь Федор Алексеевич пожаловал его старинной и очень ценной иконой Нерукотворного Спаса.

Довольно подробно Козловский останавливается на переписке Виниуса с Петром I. Автор пишет, что во время Азовских походов «царь имел в лице Виниуса постоянного важного и сведущего корреспондента. Через него он делал заказы за границей, военные заготовки у себя дома; через него получал сведения о заграничных и московских новостях, куранты, через него передавал сведения и поручения»[27]27
  Козловский И. П. Андрей Виниус… С. 36.


[Закрыть]. Переписка с царем продолжалась и во время Великого посольства России в Европу с марта 1697 по апрель 1698 г. По оценке И. П. Козловского, царь едва ли имел в те годы в России еще одного такого конфидента. Царь писал ему часто, тайнописью, о делах, которые доверяют только абсолютно надежным людям. Царь писал о приемах, оказываемых Посольству, а Виниус – о почте, металлургии и делах Сибирского приказа, думным дьяком которого он стал около 1697 г.[28]28
  Там же. С. 60.


[Закрыть]

Козловский проследил еще одну сторону деятельности А. А. Виниуса, связанную со службой в Сибири. Он отмечал, что, возглавив Сибирский приказ в 1697 г., Виниус стал поощрять «охотников до приисков руд», направлять партии рудознатцев на Урал и в Сибирь. И хотя деятельность его на этом поприще продолжалась недолго, до лета 1703 г., и делил он ее с работой в почтовом ведомстве, Аптекарском и Артиллерийском приказах, выполнял еще множество личных поручений неуемного и нетерпеливого царя, все же сделать он успел очень много. Козловский обратил внимание на то, что Виниус увлек царя проектом освоения природных ресурсов Урала. Он писал царю об этом даже за границу, послав с одной из почт чертеж горы Магнитной, находившейся возле реки Тагил. Историк отмечает, что, возможно, под его влиянием царь, только вернувшись из Великого посольства, принял решение о строительстве Уральских заводов. Поражение русской армии под Нарвой создало предпосылки для дальнейшего освоения Урала. Виниус был назначен Петром «надзирателем артиллерии». По его инициативе казенный Невьяновский завод был передан Демидову. Виниус считал, что это позволит быстро и недорого обеспечить страну металлом, а армию – вооружением. В 1702 г. он выехал по именному указу «в Сибирь, в Тобольск, в Верхотурье, и с тех городов в уезды для досмотру новопостроенных… заводов и установления в литье пушечных и мортирных и иных полковых припасов». Первый уральский «железный караван» в Москву летом 1703 г. был, как отмечал Козловский, достойным итогом стараний Виниуса.

Не избежал Виниус и опалы в результате направленных против него интриг и в 1706 г. бежал в Голландию. Царь, узнав об этом, велел отобрать в казну все его имущество. Виниус бил челом царю о прощении, был прощен и вернулся в Москву. И. П. Козловский делает вывод, что жизнь Виниуса после этих событий так и не пришла в состояние устойчивого равновесия. По поручению царя он занялся переводами книг по механике, фортификации, артиллерии, составлением русско-голландского словаря. Его библиотека представляла собой редкое собрание довольно разнообразных сочинений по религии, философии, праву, литературе, в том числе голландской и немецкой.

Козловский проследил и последние годы жизни А. А. Виниуса, вплоть до завершения его земного пути в начале 1717 г. в Петербурге.

Таким образом, жизни, деятельности и судьбе А. А. Виниуса историк посвятил особое исследование, показав его как одного из организаторов не только почтового дела, но и уральской промышленности. В отечественной историографии это был первый научный труд о Виниусе и его деятельности в России в конце XVII в. и при Петре I. И. П. Козловский показал А. А. Виниуса личностью, сыгравшей немалую роль в проведении реформ Петра I и в культуре России того времени.

Заслуга И. П. Козловского в изучении истории почтовой службы в России состоит прежде всего в том, что он первым дал общий анализ развития почтовой системы всей страны. Изучение почтового дела имело большое значение для понимания общего состояния России XVII в., степени государственного единства, развития инфраструктуры, внешнеполитических связей.

Научную работу историк совмещал с преподавательской деятельностью и научным руководством. Среди его учеников был Борис Дмитриевич Греков.

В статье украинского историка О. Г. Самойленко приводится документ из Варшавского архива, который освещает первые научные шаги будущего видного советского историка Б. Д. Грекова. Это инструкция, составленная И. П. Козловским для занятий магистранта Грекова, который после окончания Московского университета вернулся в Варшавский университет, где обучался в 1901–1905 гг., для приготовления к профессорскому званию. «Историко-филологический факультет, – пишет И. П. Козловский, – обсуждая вопрос об оставлении при университете для приготовления к профессорскому званию магистранта Б. Д. Грекова, имел в виду желательность поддержки ученого работника в области западно-русской истории. Ввиду этого я полагаю, что наилучшим образом исполню пожелания факультета, если предложу г. Грекову усиленно заняться изучением старых литовско-русских и литовско-польских отношений, а ровно и отношений Юго-Западной Руси к Польше. Особенно необходимо ему сосредоточиться на следующих вопросах: 1) падение политической самостоятельности Галицкой земли; 2) история Киева с XIV в. до времени присоединения Малороссии к Москве; 3) переживание норм Русской Правды в литовском праве до издания Литовского Статута. Имея в виду в будущем чтение лекций по истории Южной и Западной Руси и Литвы, магистрант должен основательно познакомиться с литературой входящих вопросов и, насколько это для него окажется возможным, ознакомится с содержанием архивов Центрального Киевского, Виленского и Варшавского. Что касается диссертаций, то в виду того, что темы оных уже намечены, мне остается только заявить, что с моей стороны возражений не будет. Ввиду того, что магистрант уже давно занят вопросами о земельных богатствах новгородского владыки, об организации его хозяйства, о положении различных классов населения, сидящего на земле владыки, причем материалом ему служат кроме печатных источников (летописи, писцовые книги, акты и пр.) – документы, хранящиеся в Библиотеке С.-Петербургской Духовной Академии и Императорской Археографической Комиссии, – я полагаю, что эта работа должна быть окончена. Хотя она выходит из рамок занятий западно-русской истории, но, без сомнения, она обогатит автора сведениями по экономической истории и поможет ему впоследствии более сознательно отнестись к подобного рода вопросам. Темой второй своей ученой работы, к которой магистрант намерен приступить (по окончании предыдущей), магистрант избирает русско-польские отношения в царствование императрицы Екатерины II. В основу изучения этих отношений ему надо положить дипломатическую переписку дворов, помещенную в Сборнике Императорского Русского Исторического Общества, Lengnich, Jus publicum Poloniae; Volumina legum (VIII t.); Dembinski – Zrodla do dziejow drugiego i trzeciego rozbioru Polski; Koser Reinhold – Politische Korrespondenz»[29]29
  Самойленко О. Г. Инструкция для ученых занятий магистранта Б. Д. Грекова, составленная профессором И. П. Козловским. URL: http: / / www. nbuv. go v. ua/.


[Закрыть].

Разработкой проблем истории Юго-Западной Руси Б. Д. Греков займется значительно позже – во второй половине 1930-х – середине 1940-х гг. Тогда выйдут его «Развитие феодальных отношений Киевской Руси в XI–XII вв.», «Древнейшие судьбы Западной Украины», «Киевская Русь», «Общественный строй Галицкой Руси XIV–XV вв.», «Судьба населения Галицких княжеских вотчин под властью Польши (XV–XVIII вв.)», «Сельская община в Галицкой Руси и Польше» и др. Поэтому особенно важно отметить, что первым обратил его внимание на эту проблематику именно Иван Павлович Козловский.

Преподавательская деятельность И. П. Козловского была весьма разнообразной. Наряду с общим курсом русской истории он читал и специальные курсы, в частности по истории русского просвещения, методике, методологии и философии истории, исторической географии, архивоведению.

В многогранном научном наследии И. П. Козловского особое место занимает история русского просвещения в допетровскую эпоху. Взгляд ученого на уровень развития русского просвещения выражал его воззрения на характер и особенности российской истории в целом.

История русского просвещения была предметом научного интереса И. П. Козловского на протяжении всей его жизни. Первая научная работа только что закончившего курс Киевского университета св. Владимира Ивана Козловского была посвящена просветителю XVII в. Сильвестру Медведеву[30]30
  Сильвестр Медведев. Очерк из истории русского просвещения…; Известия СКГУ. 1927. Т. 1. С. 149.


[Закрыть].

К сожалению, спецкурс И. И. Козловского по истории русского просвещения не был опубликован, хотя Иван Павлович предпринимал неоднократные попытки опубликовать его[31]31
  История русского просвещения. Лекции, чит. студентам историко-филологического фак. Варшавского ун-та в 1915–1916 г. проф. И. И. Козловским. Ростов н/Д, 1916. С. 22.


[Закрыть]. О содержании курса можно судить по сохранившимся конспектам лекций, которые он читал студентам историко-филологического факультета Варшавского университета в 1915–1916 гг. в Ростове-на-Дону. Курс охватывал большой период, начиная со свидетельств источников о первых школах и книгах на Руси в XI в. и до эпохи Петра Великого. Во введении к курсу автор давал определение понятий «культура», «цивилизация», «просвещение». Если история русской культуры началась с момента исторического существования русского народа, то началом истории русского просвещения автор считал время распространения христианства на Руси. Под историей русского просвещения И. П. Козловский подразумевал прежде всего историю интеллектуального развития русского народа. Поэтому его в первую очередь интересовала история школы и связанной с ней науки, а также личности русских просветителей. Эта проблематика тогда была слабо исследована. Впервые вопрос о школах и просвещении в древней Руси стал предметом специального исследования в диссертации Н. А. Лавровского «О древнерусских училищах» (1854).

На основании анализа Лаврентьевской, Софийской, Новгородской летописей, Патерика Печерского и других источников Козловский пришел к выводу о том, что распространение просвещения на Руси началось вслед за ее крещением. Большая заслуга в распространении просвещения принадлежала св. Константину и Мефодию, труды которых дали возможность познакомиться со священными книгами. Сословие учителей появилось одновременно с духовенством и в значительной степени с ним совпадало. Обучение в большинстве случаев ограничивалось грамотностью, однако желающие имели возможность учиться и языкам, и грамматике. Обучение существовало не только в главных, но и во второстепенных городах и монастырях. Женщинам образование тоже было доступно. Но пользовались обучением лица состоятельные. В целом же русская земля имела больше данных для успехов просвещения в X–XIII вв., чем западные государства того времени с их латинской письменностью, к которой привилегированные классы относились равнодушно, а народ совсем не понимал[32]32
  История русского просвещения… С. 29.


[Закрыть].

Таким образом, в дискуссионном вопросе об уровне русского просвещения Козловский, вслед за Татищевым, выступал как ревностный защитник теории о высоте просвещения в Древней Руси.

Признав факт существования школ в домонгольской Руси доказанным, Козловский попытался воспроизвести сам строй этих школ на основании свидетельств источников. Он обратил внимание на то, что наряду с духовенством существовали светские учителя. Это тем более вероятно, что представителей духовенства было немного, а часть его была греками, которые вряд ли могли так освоиться со славянским языком, чтобы на нем преподавать. Козловский считает возможным говорить о династиях учителей, когда дети наследовали занятие отцов[33]33
  Там же. С. 50.


[Закрыть]. Обучение начиналось в семилетием возрасте с азбуки, запоминания букв, затем слов и совершенствовалось чтением псалтири. Уважение к чтению, к книге отразилось на самом способе написания книг и их сохранении. Несмотря на дороговизну книг, любители собирали целые библиотеки (например, Ярослав Мудрый).

Из сказанного Козловский делает вывод о том, что в Древней Руси в образованных людях не было недостатка. На основании летописей и татищевских известий он приводит примеры высокой образованности князей (смоленских Святослава и Романа Ростиславичей, Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, черниговских Игоря Ольговича и Святослава Давидовича, галицкого князя Ярослава Осмомысла) и духовенства (игумена печерского Феодосия, епископов новгородских Иоакима и Луку Жидяту, монахов печерских Нестора, Никона и Никиту Затворника, митрополита Иллариона, Туровского епископа Кирилла и др.).

Большое внимание историк уделяет кругу чтения древнерусского человека. Исследуя этот вопрос, И. И. Козловский имел в виду не только те книги, которые дошли до нас от XI–XIII вв., но и те, списки которых относились к более позднему времени, но о которых с уверенностью можно сказать, что они были знакомы русским читателям в XI–XIII вв. На первом месте среди древних книг стояли книги Св. Писания и творения отцов церкви. Любимым чтением были сочинения Иоанна Златоуста, так как его изложение отличалось жизненностью и отсутствием аскетического ригоризма. Был знаком русский читатель и с иностранной литературой, прежде всего византийской и югославянской. В большом почете были классические языки.

В вопросе о культурном влиянии Византии на древнерусское просвещение Козловский придерживается вывода о том, что с первых шагов русская литература стремилась к самостоятельности. Это видно из подбора тем и из их освещения. Но форма произведений была заимствована из Византии. То же можно сказать о школьном образовании. Византийское влияние сказывалось в смысле характера преподавания и его приемов, но не в смысле содержания преподаваемых наук.

Следующий раздел спецкурса был посвящен истории просвещения в эпоху монгольского ига (XIII–XV вв.). Козловский обращает внимание на то, что в литературе преувеличивают отрицательные культурные последствия для Руси монгольского завоевания. Напротив, на основании ряда источников (послание новгородского архиепископа Геннадии, Стоглав и др.) он констатирует более широкое распространение грамотности в этот период[34]34
  История русского просвещения… С. 57.


[Закрыть]. Об этом свидетельствует то, что учительством занимались разные люди за плату, т. е. была потребность в учении, существовал целый разряд людей, которые переписывали и продавали книги. Общий вывод, к которому приходит И. П. Козловский в этом разделе, состоит в том, что образовательный уровень духовенства в XIII–XV вв. понизился, но грамотность и любовь к просвещению развивались, особенно в светской среде. Византия перестала давать умственную пищу Руси, и передатчик этой пищи – духовенство – утратил свою роль в этом деле. В народе же грамотность продолжала развиваться, и культурные взгляды передовых людей приобретали национальную окраску.

Таких блестяще образованных людей, какими были Владимир Мономах или Кирилл Туровский, стало значительно меньше, но грамотность совершила обратный процесс[35]35
  История русского просвещения… С. 57.


[Закрыть]. Развитие грамотности вело к свободомыслию, появлению ересей, а позже и к расколу.

XVII век стал веком сильного умственного движения, которое потребовало участия и духовенства, и правительства, и приезжих иностранцев, и южно-русских ученых. Особое внимание Козловский уделяет истории образования в Юго-Западной Руси, справедливо считая, что южно-русские ученые сыграли выдающуюся роль в умственном движении Московского государства в XVII в.

На Юге рано осознали необходимость изучения латыни. Идея открытия высшего учебного заведения принадлежала Петру Могиле. Получив сан архимандрита Киево-Печерской лавры, он стал отправлять за границу монахов для получения образования. Вернувшись, они реформировали Киево-Печерскую школу. В 1633 г. она была объединена с Богоявленской школой и стала называться Киево-Могилянской коллегией. Так было положено начало знаменитой Киевской академии. Она обслуживала весь юго-западный край. В основу преподавания было положено три языка: латинский, славянский и греческий. Все преподавание было рассчитано на 13 лет. При Алексее Михайловиче инициативу создания школы в Москве взял на себя Ф. М. Ртищев. Тот самый Федор Ртищев, личность которого, как мы знаем, привлекла И. П. Козловского еще в начале его научной карьеры.

Козловский очень высоко оценивал религиозно-просветительную деятельность Ртищева и его роль в церковных реформах Никона, считая его инициатором реформ, а Алексея Михайловича и Никона – только исполнителями. Представление Козловского о Ртищеве как идеалисте в самом широком смысле этого слова тоже было преувеличением.

И тем не менее, несмотря на преувеличения и идеализацию Ртищева, Козловский проделал громадную работу, прочитал огромное количество печатных и рукописных исторических источников, на что потратил много времени и труда.

Историческое развитие России в XVII – начале XVIII в., и в частности история русского просвещения этого периода, занимает особое место в научном наследии И. П. Козловского. Именно этот этап он считал важнейшим в развитии страны. Интерес к данному периоду русской истории был характерен для историографии начала XX в. Он напоминал эпоху, которую переживало русское общество на рубеже XIX–XX вв., когда развертывалось творчество И. И. Козловского. Историк понимал значение познания переходного периода истории для уяснения сущности исторических явлений и процессов, общего характера существования страны в прошлом и настоящем.

Таким образом, интерес И. И. Козловского к истории русского просвещения не был случаен. Он в полной мере соответствовал характеру и особенностям общественно-политической мысли в стране в конце XIX – начале XX в. В развитии просвещения историк видел один из наиболее важных показателей особых черт и качеств отечественной культуры.

Другой спецкурс, который И. П. Козловский читал в Варшавском университете, назывался «Методология истории и новейшие направления в русской историографии»[36]36
  Козловский И. П. Методология истории. Новейшие направления в русской историографии. Курс, читанный в Императорском Варшавском университете в 1914/1915 академическом году. Варшава, 1915. С. 5.


[Закрыть]. Он был издан литографическим способом в 1915 г. в Варшаве. К нему же прилагалась программа курса, которая дает четкое представление о его структуре.

Во введении к курсу И. П. Козловский давал подробный анализ литературы по предмету, в том числе по главному дискуссионному вопросу о том, можно ли считать историю наукой[37]37
  Козловский И. П. Методология истории… С. 3.


[Закрыть]. Далее историк останавливался на различных ступенях понимания истории. Первой ступенью было понимание истории как изображения подвигов героев. В связи с этим историк рассматривал вопрос о значении личности в истории. Затем в спецкурсе уделялось внимание различным методологическим подходам (от провиденциализма до марксизма) и основным направлениям в русской историографии (утилитарному, философскому, филологическому, историко-географическому, историко-археологическому, экономическому, психологическому и эклектическому).

Характеризуя современную ему литературу по методологии истории, И. П. Козловский отмечал прежде всего фундаментальный труд своего учителя В. С. Иконникова «Опыт русской историографии». Козловский указывал на то, что «Иконников добросовестно дает исчерпывающий материал, упоминает обо всех авторах, писавших даже о частных вопросах, например о значении личности в истории, и указывает богатейшую литературу»[38]38
  Там же. С. 4.


[Закрыть].

Из других авторов Иван Павлович указывает Томаса Карлейля (Герои, почитание героев и героическое в истории. СПб., 1908), Генриха Риккерта (Философия истории. СПб., 1908), А. С. Лаппо-Данилевского (Методология истории. СПб., 1910–1913. Вып. 1–2) и Н. И. Кареева (Главные обобщения всемирной истории. СПб., 1903).

Методологию И. П. Козловский понимает как часть философии, науку с определенными законами, программой и системой. «Методология истории – это система, излагающая способы и приемы изучения исторической науки, или, что то же – способы и приемы добывания истины из истории»[39]39
  Там же.


[Закрыть]. То есть, определяя таким образом методологию, историк причисляет историю к наукам, хотя обращает внимание на то, что «этот вопрос авторитетами решается различно»[40]40
  Там же. С. 9.


[Закрыть]. Первым по этому вопросу высказался Конт. Он не отказывался категорически признать историю наукой, но считал, что она должна открывать общие законы, под которые можно подвести все жизненные явления. В отличие от Конта Шопенгауэр категорически отказывал истории в научности: «Не стоит и трудиться подводить историю под науку, раз она имеет дело с явлениями индивидуальными, – великие люди, великие эпохи – все это исключительно и индивидуально». Риккерт также поставил вопрос о том, насколько индивидуальное может быть предметом науки. Можно изучать последовательную смену индивидуальных явлений в социальной жизни людей. Но трудно изучать такую науку, где на каждое явление свои взгляды у работников науки.

Далее Козловский рассматривает, как в разные эпохи понимали историю и цель ее изучения. Ученый предлагает определение истории по содержанию и по форме[41]41
  Козловский И. П. Методология истории… С. 24.


[Закрыть]. По содержанию история – это наука, которая изучает факты прошлой жизни человека с целью разуметь современные формы его жизни. По форме – это художественное изложение проверенных фактов прошлой жизни человека.

Первая ступень понимания истории – как изображения подвигов героев – была пониманием истории как искусства, а не науки. Главной задачей было возбуждение у читателя храбрости, мужества и т. д. В качестве примеров такого подхода историк приводит «Илиаду», «Одиссею», «Энеиду», былины об Илье Муромце, который один охраняет целый город и государство. Ученый обращает внимание, что самый древний способ изложения истории сохранился до настоящего времени. Этот способ связан с вопросом о значении личности в истории. Личность в истории является как бы фокусом, преломляющим стремления и идеалы эпохи.

Козловский приводит различные взгляды ученых на роль личности в истории. Карлейль считал, что в героях заключен весь смысл мировой истории, весь интерес истории, они не только воплощают идеалы, но и создают их. Из русских историков первым о роли личности высказался Т. Н. Грановский в статье «Четыре характеристики». Он писал, что герой представляет собирательную мысль и волю народа. Он не только выражает личные идеалы, но и проводит их в практику.

Противниками этой теории были Кондорсе, Конт, Бокль, Спенсер. Они исходили из того, что все исторические законы подчиняются действиям естественных сил, великому человеку нет места в истории. Сам Козловский считал, что настоящим носителем прогресса является именно индивидуум: «Не признавая вполне мнения Гегеля об абсолютном духе, я склонен признать высокую духовную силу, которую можно назвать общим духом человечества, который ставит в разные эпохи человеческой жизни задачи. Эти задачи выполняются не всем человечеством, но немногими личностями»[42]42
  Козловский И. П. Методология истории… С. 40.


[Закрыть]. Поэтому он не склонен недооценивать роль личности в истории. В качестве примера историк ссылается на недавние 1905–1906 гг., когда «все общество трепетало, но великого человека не нашлось. В таких случаях происходят болезненные явления в жизни народов, которые разрешаются вничью. Это не значит, что идеи, добытые обществом, умрут. Они должны вступить в сочетание с другими идеями и будут ждать своего исполнения»[43]43
  Там же. С. 45.


[Закрыть].

Таким образом, на начальной стадии понимания исторического процесса (т. е. истории героев) историк выделяет три фазы: 1) мистическую, с чересчур преувеличенной верой в человеческие способности; 2) прагматическую, когда личности придается большое значение, но она не обожествляется; 3) психологическую, для которой характерно преувеличение влияния личности на массы.

Следующая стадия в понимании исторического процесса определялась господством провиденциализма, ход истории объяснялся влиянием провидения.

Третья стадия в понимании исторического процесса, названная Козловским утилитарной, тесно связана с первой. Утилитарное направление (В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин) дало истории сравнительный метод, умение проводить аналогии, более глубоко изучать факты на основе источников. Таким образом, каждое направление, при всем несовершенстве, что-то оставило в общей сокровищнице исторического знания. Первое – вопрос о личности в истории, второе – о значении религии, третье – сравнительный (исторический) метод. Останавливаясь подробнее на сравнительном методе, автор предупреждает, что к этому методу нужно подходить осторожно. В качестве примера он приводит сравнение Великой французской и русской революции. Внешне похожие события имеют совершенно различный внутренний смысл и различные действующие силы[44]44
  Козловский И. П. Методология истории… С. 45.


[Закрыть].

Более подробно ученый останавливается на следующем, философском направлении. Он полагает, что в полном смысле философия истории появляется только во времена Гегеля. «Учение Гегеля представляет собой пантеистическую переделку провиденциализма. Там религия, здесь – дух. Содержание истории – процесс проявления духа в разумной действительности»[45]45
  Там же. С. 46.


[Закрыть]. Козловский считал, что историк обязан иметь философское образование, но быть чрезвычайно осторожным к подчинению исторических фактов различным философским теориям.

Далее ученый рассматривает вопрос о влиянии филологии на историческую науку. Филология расцвела в XVIII в. Она открыла родство народов на основании данных языка. Историки стали пользоваться филологическим методом. Одним из первых к нему обратился Б. Г. Нибур, дав критический анализ сочинений Тита Ливия. В России представителями этого направления Козловский считает прежде всего А. С. Лаппо-Данилевского и А. А. Шахматова. Козловский полагает, что Шахматов в работе «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» сделал по отношению к древнерусским летописям то же, что Нибур по отношению к Титу Ливию[46]46
  Там же. С. 93.


[Закрыть].

Однако историк признает, что филологическое направление стоит особняком и малопродуктивно, «т. к. всякое злоупотребление филологией в истории не дает хороших результатов».

Результатом влияния естественных наук на историю стало выделение в самостоятельные отрасли знаний антропологии и этнографии, оформление историко-географического направления в русской историографии. Представителями этого направления были С. В. Ешевский, А. П.Щапов, Н. П. Барсов. Главное внимание Козловский уделил Н. П. Барсову и его труду «Очерки русской исторической географии». Он писал: «Часто бывает, что одно сочинение делает человека знаменитым навсегда. Русская историческая география домонгольского периода существует только у него (Барсова. – Авт.)»[47]47
  Козловский И. П. Методология истории… С. 102.


[Закрыть].

Историко-археологическое направление тоже развивалось в тесной связи с естественными науками, давшими сведения о пластах земли и химических процессах в предметах, которые были под землей. Среди представителей этого направления И. П. Козловский выделяет А. С. Уварова, которого называет отцом русской археологии, Н. И. Костомарова, И. И. Срезневского, И. Е. Забелина, особо останавливаясь на деятельности последнего[48]48
  Там же. С. 110.


[Закрыть].

Наряду с естественными науками большое влияние на развитие историографии оказали экономические науки в лице Адама Смита, обратившего внимание на важность экономических отношений в жизни человека, Сен-Симона, сделавшего вывод о том, что в основе всех отношений лежат производственные отношения, и К. Маркса, выявившего всю полноту факторов, влияющих на производственные отношения. Однако Козловский полагал, что учение Маркса отличалось большим догматизмом, что далеко не все явления можно свести к производственным отношениям[49]49
  Там же.


[Закрыть]. В частности, стремление людей к размножению трудно объяснить экономическими интересами. В России представителями экономического материализма Козловский считал М. И. Туган-Барановского, В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова, Н. А. Рожкова. Обращает он внимание и на книгу тогда еще молодого историка М. Н. Покровского: «В последнее время выходит популярная история Покровского, вся написанная с экономической точки зрения. Кому придется держать в руках эту историю, тот увидит, к каким искажениям может привести одностороннее освещение исторического факта. До каких курьезов могут дойти сторонники экономического материализма, говорит тот факт, что один из них вздумал объяснить возникновение Реформации протестом мясников против большого количества католических постов»[50]50
  Козловский И. П. Методология истории… С. 117.


[Закрыть].

Определенное влияние на историческую науку оказывает и психология. И. П. Козловский приводит слова И. Тэна о том, что истинным предметом истории является душа человеческая. Но психологическое направление не получило распространения в России. Исключением является творчество В. О. Ключевского, который дал блестящие психологические картины из жизни русского народа[51]51
  Там же. С. 130.


[Закрыть].

К эклектическому направлению историк относит труды Н. Г. Устрялова, К. Н. Бестужева-Рюмина, А. Г. Брикнера, Д. И. Иловайского и своего учителя В. С. Иконникова: «Иконников занимает первое место в эклектическом направлении. Его труд – драгоценнейшая книга для всякого, занимающегося русской историей… Для чтения эта книга непригодна, там так нагромождены факты, что читатель сразу бросит ее, но для справок она незаменима»[52]52
  Архив УФСБ по Ростовской области. Д. П-41335. Л. 260. Показания Козловского 8 мая 1931 г.


[Закрыть].

Таким образом, курс лекций по методологии истории и новейшим направлениям в историографии дает наиболее полное представление о разных аспектах научной позиции И. П. Козловского, о его точке зрения по теоретическим, методологическим и конкретно-историческим вопросам, следовательно, является для нас важным историографическим источником. В основе построения курса лекций лежал принцип историзма, в свете которого историк рассматривал каждое явление в культурно-историческом контексте, исходя из его исторической обусловленности и соответствия своей эпохе.

Первая мировая война положила конец размеренной жизни ученого, но произошло это не сразу. Осенью 1914 г. фронт с Германией стабилизировался в 35 верстах от Варшавы. В университете начались занятия. 1914/1915 учебный год прошел в обычном режиме. В марте 1915 г. Иван Павлович принимал участие в юбилейном заседании Московского археологического общества, а в мае был делегирован Варшавским университетом на съезд профессоров русской истории и истории права в Москве по вопросу о чествовании Николая II за заслуги, оказанные им науке русской истории. На съезде было принято решение поднести Николаю II благодарственный адрес и ходатайствовать об учреждении периодических съездов профессоров русской истории и русского права под названием Николаевских. Козловский в числе прочих делегатов подписал адрес, но на царской аудиенции не присутствовал по болезни[53]53
  ГАРО. Ф. 527. On. 1. Д. 1. Л. 187 об.


[Закрыть]. Жизнь шла своим чередом. Старший сын Сергей был уже студентом. Дочери Мария, Лариса и Александра учились в гимназии. Но вести с фронта становились все более тревожными, а 23 июля 1915 г. Варшава была оставлена русской армией. Профессорско-преподавательский состав и студенты в это время были на летних вакациях. Срочно был поставлен вопрос об эвакуации университета, который был решен в пользу Ростова-на-Дону.