Текст книги "Правда и другая ложь"

По дороге домой он заехал на заправку и купил жевательную резинку, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. Он заплатил наличными толстой кассирше, похожей на кролика-альбиноса, сумевшего сбежать из лаборатории. Заодно он осмотрел себя в висевшем за кассой зеркале. «Надо же, – подумал он, – выгляжу я вполне обычно». Самое позднее завтра днем кто-нибудь позвонит в полицию. Кто может это сделать? Наверное, Мореани. Добрая весть лежит, злая – бежит. Начнется ожидание, надежда будет сменяться отчаянием – короче говоря, все будет плохо или еще хуже. Самое худшее, впрочем, – это само ожидание.

Родители и встревоженные друзья прежде всего отыщут ключ, чтобы войти в квартиру Бетти. Там все увидят картинку ультразвукового исследования, висящую на панели возле холодильника. Впрочем, нет, снимки УЗИ не висят на холодильнике, наверняка эта карточка лежит в сумочке. Могла ли Бетти рассказать своему гинекологу, кто отец ребенка? Едва ли, зачем бы она стала это делать? Это не имело ровным счетом никакого значения для врача. Потом ему пришло в голову, что зря он не спросил Бетти, ведет ли она дневник. Разве не все женщины в определенном периоде жизни записывают, что с ними происходит? Наверное, то же самое делала и Бетти. Да, надо было спросить.

Генри находился у двери, когда его окликнули:

– Хелло… эй!

Генри остановился и обернулся. Гигантская кассирша махала в воздухе пачкой жвачки. Он забыл взять ее.

Генри вернулся к кассе, взял жвачку, а потом пошел к машине. Эта женщина наверняка его запомнит. Рано или поздно полиция нападет на его след. К этому он был готов, как был готов представить любые доказательства, ибо ему не в чем себя упрекнуть. Он сделал то, что надо было сделать. Генри поехал домой, готовить Марте ромашковый чай.

В комнате Марты горел свет. Она уже пошла наверх, принимать своего писательского демона. Генри неслышно поставил капкан на ступеньку лестницы и выскользнул на кухню, чтобы вскипятить воду и накормить собаку. Огромная кухня, как обычно, была безупречно убрана. Пахло жиром и металлом. Пончо, как всегда, весело вилял хвостом. Было тихо. Короче, все по-прежнему. Потом Генри подумал о телефоне и понял, что он не помнит, извлек ли из него сим-карту. Генри пришел в замешательство.

Что, если телефон все еще работает, а Бетти в минуту смертельной опасности решила ему позвонить? Кому еще она могла позвонить, как не ему? Возможно, она не поняла, кто столкнул ее машину в пропасть. Кто может знать об этом наверняка? Тогда телефон мог зазвонить в мусорном баке, и кто-то мог взять трубку. Телефон Генри не выключил. Нет, нет, это просто невероятно. Из-под воды никто не станет никуда звонить. Кто будет это делать, когда соленая вода заливает нос и горло? Люди хотят жить и в таких ситуациях стараются любой ценой вырваться из западни, они борются, разбивая в кровь руки и головы. Ни один разумный человек в подобных обстоятельствах никуда звонить не будет. Или все же…

Генри оперся рукой об стол, нащупал бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. Сигареты. Бетти всегда стряхивала горящий пепел на траву и среди деревьев. Как это его раздражало, сколько лесных пожаров он предотвратил! Судебные эксперты первым делом соберут все лежащие на месте происшествия окурки – это знает каждый ребенок, видевший детективы по телевизору. Слюна Бетти осталась на них со стопроцентной гарантией. Кроме того, сохранились следы лазаньи, которой его вырвало, а там тонны его ДНК, ДНК убийцы. Это улика, такая же улика, как если бы он просто прибил к деревьям у скал табличку со своим именем и фотографией. Надо лишь выяснить происхождение рвотных масс. Не лучше ли сразу позвонить адвокату? Но что сказать? Что он без всякого плана убил свою возлюбленную? Что сделал это непреднамеренно, так как просто забыл надавить педаль тормоза?

Кто же ему поверит? Нет, если уж рассказывать об этом, то первым делом надо поговорить с Мартой. В конце концов, он сделал это ради нее. Марта, без сомнения, поймет его и простит. Она же никогда на него не злилась. Но, вероятно, на этот раз она может и рассердиться. Понятно, однако, что доносить она на него не будет. Бедняжка, кто будет о ней заботиться, если не он?

Повинуясь неясному импульсу, Генри подошел к окну. Дождь продолжал идти. «Один только я знаю, что натворил», – подумал он. Кто вообще его заподозрит? И кто будет искать тело у скал? Следы шин найти уже невозможно. Это хорошо. Дождь и море стали его союзниками и подельниками, так что ему нет нужды на них жаловаться.

Генри успокоился. Это и в самом деле мог быть просто несчастный случай, да, собственно, это и был несчастный случай. Он вообще здесь ни при чем. Все произошло из-за ошибки Бетти. Из-за ее фатальной небрежности. Она остановила автомобиль слишком близко от края скалы, не поставила машину ни на передачу, ни на ручной тормоз. Обычная для женщин невнимательность. Она слишком далеко заехала. Кто подумает что-то другое, кто станет доказывать противоположное? Да и кто ее найдет?

Генри надел домашние туфли, взял со стола бутылку виски и пошел в винный погреб, чтобы с удовольствием выкурить сигару. Не то чтобы ему было что праздновать, но хороший табак отгоняет тяжелые мысли. Он уселся на табуретку под голой лампочкой и выкурил в подвале целую сигару. Как тогда, когда он выкурил плохонькую сигару из оставшегося после отца наследства. В ту роковую ночь, которая стала концом детства Генри, отец взобрался по лестнице, чтобы наказать сына. Генри в промокшей от мочи пижаме спрятался под кровать. Отец вломился в комнату, пыхтя, как бык, и отравляя воздух пивными парами. Он не стал включать свет, а просто сунул руку под кровать и выволок оттуда Генри. Схватившая его рука причиняла мальчику боль. Старик ухватил сына за пижамную курточку и пощупал штаны.

– Опять обоссался, паршивец?

Эта отвратительная сцена повторялась каждую ночь. Отец, как обычно, выволок его из комнаты на лестницу. Генри уцепился за перила и стал звать маму. От этого старик еще больше рассвирепел и начал тянуть еще сильнее. Генри тоже не отпускал перила. Ткань порвалась, и грузный мужчина с грохотом скатился вниз по лестнице. Он так и остался лежать на полу. Потом его, на глазах у сбежавшихся соседей, вынесли из дома в пластиковом мешке. То, что случилось потом, было еще хуже.

Сегодня в дым пьяный Генри вылез из винного погреба, споткнулся о спящую собаку и рухнул лицом на пол. В глазах заплясали искры.

В дверь позвонили. Пончо вскочил и залаял. Генри взглянул на часы. Было около одиннадцати. Первая мысль была: «Полиция!» Неужели они смогли так быстро все разнюхать? Правда, современная криминалистика может творить чудеса, но все же это невероятно. С другой стороны, если Бетти все же позвонила из тонущей машины, то она могла позвонить не ему, а в полицию. Это была ее последняя месть. Дом уже окружен, в поле прячутся снайперы. Лучше всего остаться лежать на полу и ждать, когда они войдут в дом сами.

Генри пролежал на полу еще некоторое время, видя, как окурок сигары прожигает дырку в полу, но это было уже совершенно неважно. Ему вдруг вспомнилось грандиозное описание Достоевским переживаний приговоренного к расстрелу в последнюю минуту перед залпом. Ни одна минута в жизни не может сравниться с такой минутой по интенсивности переживаний. Правда, Генри не очень любил Достоевского за многословие и невероятную обстоятельность.

В дверь позвонили еще раз.

На этот раз позвонили трижды: два длинных звонка, один короткий – как азбука Морзе. Генри снова явственно увидел свое ближайшее будущее. Сейчас по лестнице спустится Марта. Страшное будет зрелище: она увидит, как на него надевают наручники, зачитывают права. Потом она упакует ему в путь зубную щетку и смену белья и при этом, конечно, будет плакать. «Зачем ты это сделал?» – спросит она. Надо приготовить достойный ответ, подумал Генри и встал, чтобы открыть дверь неизбежности.

На пороге под дождем стояла Бетти.

Она была одна, бледная и серьезная. Под плащом на ней был надет костюм от «пепиты», в котором она сногсшибательно выглядела. Светлые волосы были высоко подобраны – она знала, что такая прическа ему очень нравилась. Бетти прекрасно выглядела и, кажется, нисколько на него не злилась.

– Генри, твоя жена все знает, – сказала она вместо приветствия.

Глядя на Бетти, Генри испытывал весьма сложные чувства. Во-первых, радость. Да, он радовался тому, что Марта знала о принятом решении, а Бетти осталась жива. На безупречной коже не было ни единой царапины, Бетти, кажется, не простудилась в ледяной воде, но простуда, конечно, наступает не сразу. Во-вторых, он был немало удивлен. Как смогла Бетти выбраться из тонущего автомобиля, не повредив прическу? Значит, она успела заехать домой, привести голову в порядок и переодеться. Но почему она, пребывая, как ему показалось, в прекрасном расположении духа, поехала к нему, а не помчалась в полицию? Загадочно и непонятно. Конечно, всему этому существует простое и естественное объяснение.

– Ты пьян, Генри?

– Я? Да.

– Слушай, ты, я звонила тебе раз пятьдесят, но ты так и не соизволил взять трубку.

В голосе Бетти не слышалось упрека – в этом Генри был уверен. Он мог бы держать пари, что она по меньшей мере станет его упрекать – в конце концов, он ведь пытался ее убить, но вместо этого женщина шагнула в дом и поцеловала Генри в губы. Поцелуй отдавал ментолом. Он вдруг осознал, что Бетти впервые за все время их отношений вошла в его дом. Генри вдохнул аромат ландышевых духов, подаренных им Бетти. Она даже нашла время надушиться.

– Здесь так темно. Тебе больно, бедное мое сокровище?

– Я упал.

– Ты расшибся в кровь. Ты понял, что я тебе сказала?

– Нет, а что ты сказала?

– Я сказала, что Марта только что была у меня.

– Кто?

– Твоя жена. – Бетти говорила с ним, как с несмышленым ребенком. Генри это не понравилось, но сейчас было не время обращать внимание на подобные пустяки. – Она давно все знала. Почему ты мне об этом не говорил?

Генри услышал собственное дыхание.

– Что знает Марта?

Бетти звонко рассмеялась:

– Не строй из себя идиота. Она знает о наших с тобой отношениях. Знает все. И очень давно.

Генри захотелось вернуться в подвал, чтобы убедиться, что он не уснул, куря сигару.

– Ты все ей рассказала? – спросил он.

– Я? Нет, это ты все ей рассказал. – Бетти ткнула его пальцем в грудь, и это тоже ему не понравилось.

– Она была у меня, приезжала ко мне домой. Все оказалось намного проще, чем мы с тобой думали.

– Откуда она узнала, где ты живешь?

Чувствовалось, что разговор начал утомлять Бетти. Она сняла плащ.

– Знаешь, узнать это она могла только от тебя. Она была расстроена, разозлена и очень переживала за тебя. Мы попили чаю, и она рассказала о твоем творческом кризисе. Знаешь, она очень хорошо понимает и любит тебя. Потом она поехала к скалам.

Генри ощутил в груди страшный холод. Этот холод пронзил его насквозь, словно вонзившийся между ребер ледяной клинок. Бетти заметила, что Генри посерел лицом.

* * *

Комната Марты, как обычно, была чисто убрана. В углу горел торшер. Из машинки торчал чистый лист бумаги. Мусорная корзина, как всегда, пуста. Постель была не тронута, на подушке лежала раскрытая книга. Рядом с кроватью на полу лежал купальник. В ванной комнате жены не было. Генри распахнул окно и выглянул на улицу. Внизу он увидел белый «Сааб» Марты. Фары горели, дворники работали. Генри громко окликнул жену по имени, но ответа не последовало.

Спускаясь по лестнице, Генри увидел лежавший на купленном им капкане плащ Бетти. Рядом стояли ее туфельки. В туалете для гостей было темно, его дверь открылась настежь. В кухне света тоже не было. Ориентируясь по запаху сигаретного дыма, Генри прошел по дощатому полу коридора в свою мастерскую. Из темноты навстречу ему вышла Бетти.

– Что случилось, Генри?

– Ее нет. Марты нет дома.

– Как это нет? Неужели все так просто?

– Зачем ты вообще сюда приехала?

– Мы с Мартой договорились, что я приеду, чтобы мы снова поменялись машинами. Она сама об этом просила. Разве она еще не вернулась?

Бетти обошла Генри и хотела было выйти в коридор, но он схватил ее за руку.

– Что ты делаешь в моей мастерской?

– Пусти, мне больно! Я искала Марту. Она должна вот-вот приехать. Перестань нервничать.

Генри заметил, что у Бетти в руке уже нет сигареты.

– О чем вы говорили?

– О чем мы могли говорить? Конечно же, о тебе. Мы проговорили о тебе битый час. Она тебя обожествляет. Потом я сказала ей, где мы с тобой обычно встречаемся.

Генри еще сильнее ухватил Бетти за руку.

– Зачем? Зачем ты это сделала?

Бетти скривилась от боли:

– Она захотела к тебе и поэтому поехала к скалам.

Он испытующе посмотрел ей в глаза:

– Как она смогла их найти?

– Ну, так для этого мы и поменялись машинами. У нее нет навигатора, а без него она ни за что в жизни их бы не нашла, понимаешь? Ты лучше просто скажи, что тебя там не было.

– Дай мне сигарету.

– Так ты был там или нет?

– Да, я там был. Дай мне сигарету.

Бетти вытащила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, дав ему прикурить. Руки Генри дрожали так сильно, что Бетти пришлось ему помочь. Она оглянулась, посмотрела на деревянный ящик, но ничего не сказала.

Сомнений не было. Марта мертва. Это она сидела в машине, когда он столкнул ее со скалы. Он разрушил свою жизнь и убил единственного искренне любившего его человека. Марта умерла, и вместе с ней настал конец всей хорошей жизни. В мозгу снова возникли страшные картины: он видел, как Марта безмолвно кричит, пытаясь разбить стекло, как она пытается открыть дверь, а холодная вода тем временем заливает ей легкие. Он видел, как она умирает.

Генри вез Бетти домой, когда почувствовал, как у него немеет правая половина лица. Онемение распространялось от брови до виска и уха.

– Ты сказала ей про ребенка?

– Нет, об этом она не знает.

– Не лги мне, Бетти!

– Зачем мне лгать?

– Ты никому не звонила, ни с кем не разговаривала?

– Почему ты об этом спрашиваешь? Она что, никогда больше не вернется?

Бетти, оцепенев, сидела рядом с ним, судорожно сцепив пальцы с накрашенными ногтями. Она не курила, не смотрела на Генри и перестала задавать ему вопросы, по крайней мере, вслух. Генри сосредоточенно глядел на дорогу. Мысленно он был уже дома, убивал собаку и разливал из канистры бензин по дому. Он начнет с этой чертовой буровой платформы, потом настанет черед книг. Пламени не понадобится много времени, чтобы сожрать их. Потом загорится деревянная лестница, огонь перекинется на второй этаж, и тогда сгорит проклятая куница. Нечего без приглашения забираться в чужой дом.

– Никому ничего не говори, слышишь, никому!

Она вышла из машины. Все время, пока она шла пятьдесят шагов до крыльца, Бетти чувствовала на себе взгляд Генри.

Дождь почти прекратился, когда Генри вернулся домой. В доме было темно, только в комнате Марты по-прежнему горел свет. Генри умом понимал, что Марты нет, но, несмотря на это, обыскал весь дом в поисках жены. Совесть горела огнем; это жжение стало фантомной болью. Генри открывал все двери, окликал Марту по имени, светил карманным фонариком за полки, в шкафы, словно играя в зловещие прятки. Естественно, никто ему не ответил, ведь Марта лежала теперь на дне морском, но эта картина была настолько невыносимой, что Генри в отчаянии продолжал звать жену.

В мастерской он нашел потушенную сигарету Бетти. Жалюзи были опущены, и многого она не разглядела – во всяком случае едва ли что-то поняла. Но она в одних чулках пробралась в мастерскую, чтобы шпионить.

Генри загнал «Сааб» Марты в гараж. Он обыскал машину, нашел лишь один старый деревянный башмак, пожелтевшие дорожные карты и пустые бутылки из-под минеральной воды. Машина пропахла ландышевыми духами Бетти. Пес, почесываясь, пошел за Генри, когда тот, взяв лопату и две канистры с бензином, направился в кухню. Сначала он зажжет дом, а потом бросится в колодец за часовней. Генри поставил канистры на пол, положил штыковую лопату на стол и допил остатки виски. Как только он достаточно опьянеет, то лопатой отрубит голову Пончо. Но сколько Генри ни пил, опьянение не наступало. Он оставался абсолютно трезвым. «Наверное, это просто вода, отдающая виски, иначе я бы уже давно был на рогах», – подумал он. Он взял с мойки резиновые перчатки. Ну что ж, сделаем еще и это.

– Пошли со мной, засранец, – обратился он к собаке.

Пес метнулся прочь, Генри бросился за ним, но по пути ушиб колено и изменил план.

Схватив зеленую куртку Марты, он вытащил из корзины с грязным бельем нижнее белье жены, трусы, лифчики, шлепанцы, рубашку, штаны и засунул все это в пластиковый пакет. Затем он аккуратно положил складной велосипед в багажник «Мазерати» и выехал со двора. В зеркале заднего вида он заметил две светящиеся желтые точки – глаза Пончо. Он смотрел так, словно все понимал.

Четыре часа утра. Восход солнца. Узкая дорога к бухте проходила через деревню. Лунный свет, сияя, отражался от крыш. Генри медленно катился по улице, выключив фары. Дорогу перед ним пробежала кошка, держа в зубах свою ночную добычу.

Обрадин, который в полнолуние всегда мучился от бессонницы, стоял у окна, когда под ним проехал «Мазерати». Обрадин услышал знакомый рокот мотора и угадал мощные очертания автомобиля. Без причины ни один нормальный человек не поедет к бухте с выключенными фарами. Если Генри не собирался погрузить машину на корабль и отправить ее за море, то назад он поедет той же дорогой. В кровати зашевелилась Хельга. Не проснувшись, она протянула полную руку и пощупала пространство рядом с собой. Обрадин открыл шкаф, нашел там жестяную коробку и извлек из нее бинокль. Потом он раскрыл новую пачку сигарет, сел к окну и принялся ждать.

Бухта пряталась за небольшой рыбацкой гаванью. Генри вынес велосипед на каменистый берег и прислонил его к расколотому камню, как всегда делала Марта. Куртку с капюшоном повесил на руль. Белье он аккуратно положил рядом с велосипедом – опять-таки, как это делала Марта. Потом Генри посмотрел на холодно светящееся море. Интересно, съели ли рыбы тело Марты или его течением принесло сюда? Осталась ли на трупе одежда? «Как по-дилетантски я все это сделал, – подумал Генри. – Да и вообще, зачем я это сделал?» Мерно рокотал вечный метроном прибоя, облизывая прибрежные камни и медленно, но верно превращая их в песок. Марта всегда любила море. За что, собственно?

Как и предвидел Обрадин, через полчаса «Мазерати» проехал под его окнами в обратном направлении. Фары были по-прежнему выключены. В зеленоватом свете визира Обрадин отчетливо увидел сидевшего за рулем Генри. По зрелом размышлении Обрадин решил, что у поэта имелись веские основания поехать к бухте с выключенными фарами. Например, в поисках нужного слова, и это было лишь одно из убедительных объяснений. Поиск нужных слов выгонял Флобера на улицу, Пруста укладывал в кровать, а Ницше доводил до безумия. Так почему, собственно, Генри Хайден должен был избегнуть подобной участи? Эта цепочка изящных рассуждений успокоила Обрадина. Когда шум мотора стих, Обрадин улегся рядом с женой и тотчас уснул.

Перед самым восходом солнца Генри вернулся домой. Пес ждал его на прежнем месте и потрусил за хозяином в дом. В камине Генри сжег купальник Марты. Он сел в кресло и принялся смотреть, как горящий полиэстер превращается в маленький огненный клубок. Потом он превратился в крошечный комочек – этот купальник, купленный в неприлично дорогом магазине в Сан-Ремо. Купальник очень шел Марте, подчеркивая ее стройную, но не тощую талию. Она вертелась в нем перед зеркалом, радуясь, как дитя. Потом они пили кампари и подписывали открытки. Счастье можно почувствовать только вместе, думал он тогда. Но теперь все это кануло в прошлое, превратившись в обугленный черный комочек.

Сквозь жар огня Генри продолжал чувствовать онемение в правой половине лица. Онемение распространилось на щеку и крыло носа. Он пощупал кожу лица. «Я гнию, – констатировал он равнодушно, – гнию изнутри. Что ж, и поделом».

Наверху раздалось царапание мелких острых когтей.

VI

– Марта?

Генри из сада вошел в дом. Присев на скамеечку у крыльца, он снял резиновые сапоги, прислушался и посмотрел на часы. Было около девяти.

Собственно, она, наверное, еще спит, но, странное дело, велосипеда на месте не оказалось. Он не стоял у стены за дверью. На плите уже томилось рагу, и Генри сбегал в огород, чтобы выдернуть с грядки пару луковиц шалота. Лук он положил на стол, рядом с красиво упакованными часами «Патек-Филипп».

– Где Марта, Пончо?

Пес склонил голову набок, словно, спрашивая: «Чего ты от меня хочешь?»

– Ну, тогда я сам.

Генри решительно поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

– Марта?

Потом он взялся за ручку двери и осторожно ее приоткрыл.

– Милая, ты проснулась?

Торшер по-прежнему горел, кровать так и осталась нетронутой, а книга лежала на подушке, открытая на той же странице. Пес вошел в комнату вслед за Генри и принюхался. В ванной Марты тоже не было. Генри распахнул окно и громко позвал жену, но никто не ответил. Это показалось ему необычным, однако повода беспокоиться не было – наверно, она в гараже.

Генри бегом спустился по лестнице, надел сапоги, вышел из дома и открыл ворота гаража. «Сааб» по-прежнему стоял там. Может быть, Марта встала необычно рано, взяла велосипед и поехала на море?

Генри затворил ворота гаража и задумался. «Она знает, что я уже проснулся, и не могла уйти из дома, не предупредив. Нет, так бы она ни за что не поступила». Генри решил поехать к морю и поискать ее там.

Он открыл дверь машины, чтобы Пончо запрыгнул на пассажирское сиденье. Пес очень любил автомобильные прогулки. Но на этот раз Пончо не сдвинулся с места. Он лег и уткнулся носом в землю. Так он вел себя, только когда Генри окатывал его из шланга, чтобы отмыть от грязи, в которой пес извалялся. Генри достал из сумки кусок сушеного мяса и помахал им в воздухе, однако Пончо даже не пошевелился. Генри бросил ему лакомство, сел за руль, завел мотор и тронулся с места. Собака все поняла.

Обрадин как раз поднимал жалюзи витрины, когда к магазину подъехал Генри и опустил боковое стекло.

– Обрадин, ты не видел мою жену? Она здесь не проходила?

Обрадин отрицательно покачал головой.

– Я видел только мою. У меня, между прочим, есть навага. Хочешь наваги?

– Не сейчас.

– Ты поймал куницу?

– Пока нет.

Генри медленно поехал дальше. В зеркале он видел, что Обрадин внимательно смотрит ему вслед. У гавани он свернул на запад и скоро добрался до бухты. С моря дул сильный ветер, треща красными флагами, вывешенными здесь в знак штормового предупреждения. Оставив ключ в гнезде зажигания, Генри вышел из машины и прошел по камням сотню метров, отделявшую его от воды. Велосипед Марты стоял у того же расколотого камня. Заметив на камнях одну из зеленых сандалий Марты, он наклонился и поднял ее. Ветер трепал на камнях высушенные на солнце водоросли. Прибой в этот час был пепельно-серым с белой пеной на гребнях волн.

У самой воды стояла Марта в зеленой куртке.

Сердце Генри бешено забилось, ему стало нестерпимо жарко, колени сделались ватными и подогнулись. Марта стояла спиной к нему, босая, с засученными штанами. Волосы были скрыты капюшоном. Она наклонилась за камешком, когда Генри подбежал к ней.

– Марта!

Женщина испуганно обернулась. Генри оцепенел. Нет, это не она. Девушка была намного моложе, щеки ее раскраснелись от ветра, она удивленно улыбнулась.

– Прошу прощения. Я думал, что вы – моя жена, на вас ее куртка.

Незнакомка сдвинула капюшон с головы, и Генри увидел ее короткие ярко-рыжие волосы. Она была молода, не больше тридцати. Девушка принялась торопливо застегивать куртку.

– Нет, она моя. Оставьте меня в покое.

Генри прикрыл глаза от солнца сандалией Марты и внимательно вгляделся в морскую даль. Девушка проследила за его взглядом.

– Вы кого-то ищете?

– Мою жену. Она такого же роста, как вы, и такого возраста, как я.

Девушка обернулась и тоже посмотрела на море.

– Мне очень жаль, но я никого не видела. – Она виновато улыбнулась, обнажив белые зубы на розовых деснах.

– Вы давно здесь?

– Да, не меньше часа.

Генри протянул руку в сторону стоявшего у камня велосипеда.

– Это ее велосипед. Она должна быть где-то здесь.

Генри побежал прочь. Он бежал вдоль кромки берега, глядя на море. Молодая женщина огляделась и, подойдя к велосипеду, принялась осматривать камень. Краем глаза Генри заметил, что она наклонилась и подняла белье Марты.

Генри пробежал от одного края бухты до другого. Вода хлюпала у него в сапогах. Запыхавшись, он снова подбежал к велосипеду. Девушка сидела на камне, держа на коленях вещи Марты. Она видела, как Генри упал на землю и закрыл лицо руками.

Она продолжала сидеть на камне, когда приехали спасатели с моторными надувными лодками, спустили их на воду и приступили к поискам. Два часа спустя прилетел вертолет береговой охраны и начал описывать круги над бухтой. Рыбаки с собаками прочесывали ее окрестности.

Несмотря на шум в моторном отсеке старого куттера, Обрадин расслышал рев мощных двигателей. Из чада трюма он выбрался на палубу «Дрины» и увидел, как над бухтой кругами летают тяжелые военные вертолеты. Это означало, что ищут утопленника или затонувшее судно. Обрадин снова спустился в трюм, ощупью, сквозь густой дым пробрался к двигателю и заглушил его. Дизель «Дрины» перестал держать обороты. Давление в цилиндрах упало, и утекало масло. Двигателю пришел конец, и Обрадину оставалось только гадать, где взять денег на новый мотор. «Дрина», конечно, была не морским траулером. Сельдь перестала подходить близко к берегу, и Обрадину приходилось с каждым годом ходить за ней все дальше и дальше в открытое море. При этом он не жалел двигатель, и тот наконец отказал.

Когда Обрадин подъехал к берегу и выпрыгнул из машины, то сразу увидел Генри, стоявшего по пояс в воде. Двое мужчин держали его под руки и вели к берегу, к ожидавшей машине «Скорой помощи». Лицо Генри было смертельно бледным, он не мог стоять. У бухты уже собралась половина населения деревни, никто не говорил ни слова, но думали все об одном и том же. Обрадин поймал взгляд Генри. Его глаза были похожи на кварц, расплавленный на песчаном берегу ударом молнии.

Эленор Реенс, коротко остриженная, приземистая женщина-бургомистр в желтой штормовке протянула Обрадину бинокль и подтвердила неизбежное: «Никакого погребения не будет. Она уже очень далеко отсюда».

Обрадин посмотрел на море в бинокль и перекрестился. Кроме этого, делать здесь было уже нечего.

К вечеру ветер усилился. Вдоль берега курсировали два траулера с водолазами, прибыл также катер береговой охраны – тоже с водолазами, хотя надежды уже не осталось. К полуночи поиски были окончены. Один за другим в деревне начали гаснуть огни. Только в кабачке люди засиделись допоздна – они пили и обсуждали страшное происшествие. Ни у кого не возникло и тени сомнения в том, что эту скромную женщину, жену писателя, во время купания унесло течением в открытое море, где она и утонула. Все ее видели, но никто не был с ней знаком. Марта Хайден для местных жителей всегда была только женой писателя. Она редко ходила за покупками и практически никогда не гуляла по окрестностям. Она лишь в любую погоду приезжала на велосипеде к бухте и купалась, всегда в одиночестве. Сочувствие жителей деревни было целиком на стороне одинокого человека, который проведет сегодняшнюю ночь один, без жены – без утешения и надежды на ее возвращение.