Текст книги "Лилит"

Но теперь нельзя было терять и полсекунды, потому что Жека-носорог может выйти обратно в любую из этих половинок. И я, выскочив из-за кустов, быстро побежала к машине.

Паша увидел меня, когда я остановилась у ее переднего крыла с дальней стороны от него. Когда он увидел меня, даже огромная шишка (она появилась после падения с лестницы) на его лбу приподнялась от возмущения.

Я присела и тонкими маникюрными ножницами ткнула сбоку в резину. Паша стал пытаться выбраться из машины, чуть ли не рукой перекидывая свою ногу через порог дверцы. Я повернулась и побежала в сторону арки. Оглянувшись на бегу, я увидела, что Паша, хромая и кривясь от боли, бежит за мной. Только скорее бы корова догнала молодую лошадку, чем он меня.

Я выбежала через арку на улицу. Теперь времени у меня в запасе было больше чем достаточно. Но идти за своей машиной мне все равно не стоило, слишком она у меня яркая, заметная, Минут через пять я остановила одного мужчину лет сорока, не одного, а вместе с машиной, он ехал на белых «Жигулях-пятерке». Я попросила его подвезти меня, но сказала, что пока еще не знаю, куда мне ехать. Он посмотрел на меня неуверенно. Но я тут же успокоила его, сказав, что не знаю, куда мне ехать, потому что не знаю, куда поедет мой муж со своей любовницей.

Мужчина усмехнулся.

Серый «форд» выехал из арки минут через пятнадцать.

– Вон они, – указала я на него водителю. – Только постарайтесь ехать так, чтобы они не обратили на нас внимания.

– Не волнуйся, все будет как в лучших домах, – успокоил он меня.

– В домах на машинах не ездят, – показала я, какая я умная.

Он что-то хотел ответить, но увидел в это время, что в сером «форде» нет ни одной женщины, кроме двоих мужчин.

– Ты же сказала, что твой муж будет с подружкой, со своей любовницей?

– Я не говорила, что с подругой, я сказала, что с любовницей. А она у него мужчина.

– Они что, педики, что ли?

– Можешь называть их как хочешь, главное – не отставай от них и не обгоняй.

– А кто из них твой муж? – не успокаивался мой водитель, видно, ситуация ему показалась заслуживающей любопытства.

Я задумалась, не зная, кого из двоих выбрать себе в мужья – Пашу или Жеку, – они оба нравились мне одинаково.

– Какая тебе разница, – решила я не мучить себя выбором, – ты все равно отсюда не видишь их.

Минут двадцать мы ехали за сереньким «фордом». Потом он свернул на небольшую улицу на внешней стороне Садового кольца, здесь машин было мало, и я забеспокоилась, как бы на нас не обратили внимания.

– Не волнуйся, – успокоил меня водитель, – они уже подъезжают, там дальше тупик.

– Ты хорошо Москву знаешь.

– Десять лет таксистом отбарабанил, – гордо признался он. – Сейчас поворот направо, а дальше дорога кончается.

– Тогда останови здесь.

Он остановил машину. «Форд» уже свернул направо, как и предсказывал мой шофер. Я открыла дверцу машины.

– Знаешь что, – сказала я, – может, ты меня подождешь здесь?

– А долго?

– Если через двадцать минут не приду, можешь уезжать.

– Давай, двадцать минут подожду, но не больше, – согласился он.

Я вышла из машины и побежала к повороту, за которым скрылся серенький «форд».

За поворотом дорога, действительно, почти сразу кончалась – метров через сорок ее перегораживала бетонная бал-. ка, а дальше росли невысокие кусты и было что-то похожее на небольшую свалку.

Я быстро пошла по этой дороге, пытаясь найти между домами нужную мне машину.

Скоро я ее увидела. Она стояла у девятиэтажного кирпичного дома. И еще я успела увидеть, как в подъезд уже входили эти двое, которые мне были нужны. Правда, лично мне они были нужны не больше, чем волчице овчарки, охраняющие стадо овец.

На плече Жеки лежал тот самый холст с завернутой в него девушкой.

Что они собираются с ней делать? Нет, я бы могла что-то предположить, если бы не одна деталь, и очень немаленькая – эта мертвая девушка лежала в Сережкиной мастерской.

Я подбежала к подъезду, в котором скрылись эти двое, вошла в него. Был слышен громыхающий и скрежещущий звук движущегося лифта. Лифт был старый, такой, где двери нужно открывать самому, поэтому он так и громыхал. Сквозь крупную сетку я посмотрела в верх шахты. Лифт был уже где-то у третьего или четвертого этажа.

Я побежала по лестнице: мне нужно знать не только этаж, на который поднимутся эти двое, но и дверь, в которую они войдут.

Я слышала, как лифт остановился, как открылись его двери, услышала и голоса тех двоих.

Я была на пятом этаже, когда открылась дверь какой-то квартиры на седьмом.

Перед тем как дверь захлопнулась, я услышала женский голос, значит, дверь этим двоим открыла женщина.

Что-то нужно придумать, чтобы узнать, кто живет в этой квартире и, естественно, какое эти люди имеют отношение к Сережке – ведь не просто так они заходили в его мастерскую и забрали оттуда убитую кем-то девушку.

И тут мне пришла неплохая мысль. Точнее, там и приходить-то было нечему, потому что она пришла раньше и была всегда со мной – это то, что все-таки мне нужно разыскать Леночкиного мужа Витю и с ним прийти сюда. Витька первый после Сережки человек, с которым я ничего никогда не испугаюсь. Как для Леночки – его жены и моей подруги – Сережка первый в этом смысле после Вити.

Сволочи, отобрали у меня телефон, а когда к нему привыкаешь, то без него чувствуешь себя как без рук, точнее, как без ног, потому что никуда не надо идти, чтобы с кем-то встретиться. А теперь мне придется ехать на работу, чтобы поговорить с Леночкой и узнать, где сейчас ее Витя.

Почему я так беззастенчиво хочу попользоваться чужим мужем и, может быть, втянуть его в неприятности? Сейчас объясню.

Витька Косарев – это человек, которых принято было называть криминальными авторитетами. Правда, те времена, когда криминальные авторитеты занимались исключительно криминальными делами, прошли, и теперь они занимаются ими не больше, чем любой другой бизнесмен. К тому же Витька – лучший Сережкин друг еще со школы.

Я снова побежала по лестнице, теперь уже вниз…

Мой водитель честно ждал меня. Я села в машину и сказала, что мы едем обратно к тому месту, откуда приехали.

Там я распрощалась с ним и побежала к своей машине…

Леночку я застала в нашем с ней общем кабинете.

– Ленок, – заскочила я в кабинет, – нужно поговорить.

– Что случилось? – Видно, лицо у меня было таким, что она сразу поняла, что что-то случилось.

Я ей еще ничего не рассказывала, она ничего не знала, потому что у меня как-то так, что о чем-то я могу рассказать хоть первому встречному, но о чем-то не могу говорить даже с Ленкой, и не из-за чего-либо, а из какого-то суеверия, я этого объяснить не могу, но именно суеверие не дает иногда пожаловаться на свою судьбу кому-то, но сейчас мне уже нужна была помощь, а потому мое суеверие, или что это там такое, уже не волнует.

– Мне нужен твой Витя, срочно, как мне его найти? – беззастенчиво потребовала я чужого мужа.

– Он же уехал в Питер, три дня назад, я же тебе говорила.

Только сейчас я вспомнила, что Лена действительно мне говорила что-то такое. Но три дня назад – он мог уже три раза вернуться. Выходит, он еще в Питеое.

– А когда он приедет? – спросила я.

– Он звонил мне вчера, около часа ночи. Сказал, что приедет только через несколько дней, что-то у него там не получается. Дождется, наставлю ему рогов, – заключила она.

– А он тебе синяков.

– Синяки проходят, а рога на всю жизнь остаются, – логично рассудила Леночка.

– Значит, твоего Вити нет дома? – задала я риторически глупый вопрос.

– Ну нет, конечно. А что случилось?

– У меня Сережка пропал.

– Как пропал?

– Как пропадают. Мы должны были идти на спектакль, ну ты знаешь, а он не пошел. Мы немного поругались, правда, я сильно разозлилась. И до сих пор я не знаю, где он.

– Ну, Машка, ну ты ненормальная. Одну ночь мужика нет дома, а уже бесишься, что он пропал куда-то.

– Во-первых, это было не вчера, а два дня назад, но дело не в этом… – И я рассказала ей, в общих чертах, но с подробностями, все, что произошло, начиная с той ночи и до этого момента, когда я сейчас стою с ней и разговариваю.

Очень находчивая Леночка долго не могла найти, что обо всем этом можно сказать. Наконец сказала испуганно-растерянным голосом, хотя испугать ее было очень трудно, а растеряться она не могла, даже если все-таки и испугается.

– Готова поспорить на что угодно, – заговорила наконец Леночка, – хоть на то, что целый месяц не буду пользоваться косметикой, – Сережка не мог тебя обмануть, во всяком случае, так цинично.

Она могла такое говорить, она знала Сережку, ведь она даже познакомилась с ним с первым, а потом уже со своим Витей.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросила она.

– Поеду сначала съезжу к Сережке домой, вдруг он дома, хоть и не подходит к телефону. А потом не знаю.

– Я с тобой, – засуетилась Леночка.

– А кто здесь останется?

– Вот черт. А что теперь делать?

– Лен, зачем ты мне нужна у Сережки дома?

– Ну-у… – протянула она, соображая, зачем бы она мне могла понадобиться у Сережки дома. – Ну да, – согласилась она. – Только ты мне все равно позвони и скажи.

– Если будет что сказать. Все, Аленк, я побежала.

* * *

В квартире у Сережки было так, словно там взорвалась маленькая нейтронная бомба – все цело, все на местах, ничего не тронуто, только его самого нет. Лучше было бы наоборот, для меня, во всяком случае, не знаю, как для него.

Больше мне делать здесь было нечего. Я только на всякий случай подошла к телефону и снова позвонила ему на мобильный. Женский голос мне снова ответил, что Сережка недоступен.

* * *

Старый лифт, от которого, кажется, отваливались какие-то детали, пока я на нем поднималась, привез все-таки меня на восьмой этаж.

Я вышла из лифта, немного постояла на площадке восьмого этажа – все тихо, и стала спускаться по лестнице на седьмой. Подошла к двери, за которой, как не очень точно я предполагаю, скрылись Жека и Паша.

Когда я ехала сюда, то решила, что если буду уверена, что эти двое все еще здесь, то подожду, когда они уйдут, потому что еще раз встречаться с ними мне совсем не хотелось. Но старого «форда» у дома уже не было, поэтому я решилась зайти.

Я нажала на кнопку звонка.

Щелкнул замок, дверь открылась.

Ей было лет тридцать пять, а может, и все сорок. Но только могу сказать, что, если какому мужчине придется выбирать между ней и двадцатилетней фотомоделью, он надолго задумается а потом все-таки выберет ее. Странно, когда в прошлый раз я услышала ее голос, но не видела ее – я ведь стояла на шестом этаже, – он, ее голос, показался мне некрасивым, каким-то хрипловатым и старческим. Но сейчас в сочетании с ее внешностью это был уже совсем другой голос – немного насмешливый и очень сексуальный. Именно по этому голосу я и поняла, что сразу позвонила в нужную мне дверь.

– Вы ко мне? – спросила она, с интересом рассматривая меня.

– Может быть. Я еще не знаю.

– Удивительно. – И она с удивлением качнула головой.

– Что удивительно? – спросила я.

– Вы приходите и сами не знаете куда и кто вам нужен.

– Почему не знаю, я знаю, куда я пришла. Сюда недавно заходили двое моих знакомых, Павел и Женя. Только не говорите, что я ошиблась, я видела, как они сюда входили. – На всякий случай я немного обманула ее, но я же была уверена, что попала туда, куда и хотела.

Она подумала несколько секунд, потом открыла дверь шире, чуть отошла в сторону и сказала:

– Проходите.

Я вошла. Квартира начиналась с большого холла, а его обстановка вся напоминала старину, я в этом не разбираюсь, но думаю, девятнадцатый век. И здесь на стенах висели картины. Если даже копии, то очень хорошие, в этом я за последний год научилась немного разбираться. Но картины были не только старые, но и современные, на одну я сразу обратила внимание.

– Тебе нужны Павел с Женей оба или кто-то из них? – спросила она.

– Ни тот ни другой, и очень хотелось бы ни с одним из них не встречаться никогда.

– Тогда зачем вы пришли? – Она сделала удивленное лицо, именно сделала, а не на самом деле удивилась, это было сразу видно.

– Я подумала, а вдруг они оставили вам мой телефон?

Удивление на ее лице сделалось искренним.

– Телефон? А почему они должны мне оставлять чей-то телефон? У меня нет привычки звонить незнакомым людям.

– Не номер телефона, – пояснила я, – а сам телефон, мобильный.

– Пусть даже так, с чего им его мне оставлять?

– Откуда я знаю?

Она немного подумала, а потом улыбнулась:

– Кстати, ты даже не сказала, как тебя зовут.

– Маша.

– Меня – Мишель.

Все правильно. Значит, никакому не Мише звонил этот Павел по моему телефону, а ей.

– Я могу дать тебе телефон Павла. Номер его телефона, – сказала она.

Я в это время рассматривала картины.

– Мне как-то не очень хочется встречаться с ним. – Я это сказала, а сама внимательно рассматривала одну картину, на которую обратила внимание сразу, как только вошла.

– Почему?

– Чья это картина? – не ответила я на ее вопрос, а указала на заинтересовавшую меня картину.

– Моя, – засмеялась Мишель.

– Я имею в виду, кто ее написал.

– Какой-то современный художник.

А я была уверена, что этот современный художник – Сережка. Я видела эту картину в его мастерской полгода назад, может, чуть больше.

– Зачем к тебе эти двое привезли мертвую девушку? —'спросила я неожиданно даже для самой себя.

– Мертвую девушку?! Ко мне?! Маша, на улице такая жара, ты перегрелась?

Это была уже грубость, но я решила не обращать на это внимания.

– Я видела, – сказала я, – и ты прекрасно, понимаешь, что я говорю правду.

– Тогда пойди в милицию и расскажи, что у меня дома, кроме коллекции картин, еще и коллекция мертвых женщин.

Она права, в том смысле, что хоть я и уверена, что не мог Сережка сделать такого, не мог он убить женщину, но и я не могла пойти в милицию, потому что ту девушку привезли сюда, что ни говори, а из его мастерской.

– Это Сергея картина. – Я не только перевела разговор "на другую тему, но, в большей степени, заговорила о том, что мне было очень интересно.

– Сергей? А кто это?

– Мой муж, – немного преувеличила я, но совсем немного. – Художник. И ты его знаешь.

– Может быть. Мой бывший муж не был художником, но любил живопись и меня научил любить ее и ценить. У нас такой интересный разговор, – заговорила она уже другим тоном, дружелюбным, но не более искренним, чем ее удивление по поводу моего прихода и просьбы вернуть телефон. – Но кажется, мы не очень понимаем друг друга. Давай выпьем по чашечке кофе и попробуем понять друг друга. Проходи в комнату, а я пока пойду приготовлю.

Я направилась к двери в комнату, куда мне предложила пройти эта Мишель. Интересно, откуда у нее такое имя?

Она проводила меня до двери, даже толкнула ее, открыв передо мной, а сама направилась, надо полагать, на кухню.

Я уселась в очень удобное кресло и стала ждать, когда мне подадут кофе.

Эта комната мне понравилась, как и прихожая, хотя в их обстановке было не меньше различия, чем между домом римского патриция и гробницей фараона. Здесь было все настолько современным, что могло таким оставаться еще лет пятьдесят.

Но как ни было здесь красиво, мне-то самой было не по себе.

Мне было не по себе, потому что я знала, что где-то здесь в квартире мертвая девушка, и это было не столько странно, сколько страшно. Было в этом что-то ненормальное, и достаточно много ненормального. Что-то маниакальное было в этом, но я успокаивала себя, что женщины редко бывают маньяками, в основном этим страдают мужики, чем-либо не удовлетворенные – женским или общественным вниманием.

Дверь открылась, и Мишель вкатила в комнату столик на колесах, на котором стояли кофейник, чашки, ну и все остальное, что нужно для кофе, который подают незваным гостям.

Неожиданно зазвонил телефон, они всегда звонят неожиданно, даже когда ждешь звонка. Мишель вышла в холл, хоть в этой комнате тоже был аппарат. Она поговорила полминуты, не больше, и сразу вернулась.

– Так на чем мы остановились? – налив кофе в чашки и тоже усевшись в кресло, продолжила Мишель нашу светскую беседу.

– На художниках, – подсказала я.

– Да, действительно. Тебя, значит, интересует живопись.

– Если честно, то не очень.

– Тогда что?

– Если честно, то меня очень интересует один художник.

– На картину которого ты обратила внимание в передней, как ты говоришь, твой муж. Понятно.

– Где он?

– Я и за своим мужем не могла уследить, откуда мне знать, где чужие?

– Часто бывает, что о чужом муже знаешь больше, чем о своем.

– Согласна. Но, Маша, о твоем я ничего не знаю, кроме того, что он прекрасный художник, и то это мне известно только по картине, которая висит там. – Она указала на дверь в переднюю.

– Но, Мишель, – слегка передразнила я ее, – в мастерской моего мужа, или не мужа, а очень близкого мне человека, лежала девушка, мертвая девушка. – Я решила обходиться без иносказаний и намеков, потому что Мишель была не той женщиной, это было видно сразу, которая станет делать вид что сейчас упадет в обморок, или станет изображать испуг и возмущение по поводу чего-либо, что ее не пугает и не возмущает. – И эту мертвую девушку, – продолжала я, – совсем недавно привезли сюда двое людей, которых зовут Жека и Паша. Ты же не станешь уверять меня в обратном?

– Маша, пусть тебя это не возмущает, но обязательно буду.

– Хорошо. Сережку ты не знаешь, никаких девушек сюда никто не привозил, и вообще ты инопланетянка, которая попала сюда случайно за пять минут до моего прихода.

– Маша, тебе никогда не говорили, – она сейчас чуть улыбалась и смотрела на меня задумчиво, внимательно и оценивающе, – что ты вызываешь интерес не только у мужчин?

– Что? – не поняла вначале я, но потом поняла. – Нет, не говорили, во всяком случае, не помню, но я это знаю.

Она еще некоторое время рассматривала меня, взгляд ее перестал быть оценивающим, а остался только задумчивым и внимательным.

– Хорошо, – сказала она, – я знаю Сергея и сюда привозили девушку. Правда, насколько она мертва, об этом судить должны врачи. Я не могу сейчас говорить, ко мне скоро приедут люди, и я не хочу, чтобы они видели тебя здесь.

Если хочешь, и о Сергее, и о девушке, и даже о том, почему я не хочу, чтобы тебя видели здесь те, кто сейчас приедет, – обо всем я расскажу тебе позже. Мне, наверное, придется уехать ненадолго, но к одиннадцати я буду дома обязательно. Если тебе все так интересно, приезжай после одиннадцати и мы обо всем поговорим.

Я подумала пять секунд и сказала:

– Я приеду.

– Тогда до вечера, вечером ты узнаешь все, что тебя интересует. Во всяком случае, все, что знаю я об этом.

Я поднялась и пошла к выходу, так и не допив кофе, который, кстати, был очень вкусный. Надеюсь, вечером Мишель приготовит не хуже.

Она проводила меня до двери и не закрывала ее, а стояла молча и, улыбаясь, смотрела на меня, ну точь-в-точь как Джоконда, пока я не вошла в лифт.

Я вышла на улицу, подошла к своей машине, села в нее, завела и отъехала от того места, где она стояла, но недалеко, а так, чтобы видеть, кто сейчас приедет, и чтобы этот кто-то не увидел меня.

Я успела выкурить сигарету и полюбоваться в зеркало заднего вида на свое лицо (бывает, что я выгляжу лучше, и бывает такое нередко) и еще успела немного подумать, когда увидела подъехавшую машину. Интересных мыслей у меня не было, и поэтому машина меня сразу заинтересовала гораздо больше моих рассуждений.

Это был черный «мерседес». Я сначала подумала даже, что ошиблась, когда из него вышел Вадик! Тот самый Вадик, который так сильно похож на Барби, с которым я…

Так, хватит об этом. Сейчас мне этот Вадик неприятен и даже противен, и этого достаточно.

Из «мерседеса» вышел Вадик и еще какой-то мужчина, его я не знала. Ясно, что «мерседес» был не Вадика и за рулем сидел не он, а другой, незнакомый мне мужчина. Они оба не спеша вошли в подъезд, откуда я вышла минут пятнадцать назад.

Так, хорошо, теперь все стало совсем непонятным. Но ждать здесь еще чего-либо уже не имело смысла – я увидела все, что мне хотелось увидеть, тем более у меня появилась небольшая идея. Но это позже. Я завела машину, доехала до ближайшей станции метро, чтобы купить карточку для таксофона и позвонить.

– Маш, ты? Хорошо, что позвонила, – сразу же начала Леночка. – Я кое-что вспомнила.

– Лучше б ты кое-что узнала, – высказала я пожелание.

– Что я должна узнать?

– Этого я и сама не знаю. Так что ты вспомнила?

– Про этого, про которого ты говорила, про Вадика.

– Да? И что ты о нем вспомнила?

– Он знаешь кто? Он тот, кого называют плейбой или, точнее, альфонс.

– В смысле?

– Чего здесь непонятного? В самом прямом смысле. Он трахается за деньги с теми, у кого они есть.

– Ты имеешь в виду женщин?

– Может, и с мужчинами, не знаю. Но с женщинами точно.

– Откуда ты это знаешь?

– Я вспомнила, Светка Харламова про него рассказывала, мы его случайно встретили, а она мне и рассказала про него.

– А она откуда знает?

– А она пробовала.

– Да зачем он ей. У нее мужиков – списки можно на два месяца вперед вывешивать в парадном.

– Она говорила, что из любопытства, что такое – с мужчиной за деньги?

– На мой взгляд, гораздо интереснее с них брать. Ну ладно, у каждого свой вкус. Почему ты думаешь, что это именно тот самый Вадик?

– Ну, ты же рассказала, какой он из себя, мне кажется, это тот самый.

– Вообще-то мне тоже так кажется, – сказала я, вспомнив фразу Вадика, произнесенную перед моим уходом, что «за все заплачено», – Я в общем-то позвонила узнать: Сережка не звонил? "

– Нет.

– Тогда пока. Я еще позвоню.

– Если вечером не позвонишь, я подниму на ноги всех.

Витьку из Питера вытащу.

– Не вздумай никому ничего говорить, если не хочешь, чтобы у меня были еще большие неприятности, – Леночка промолчала.

– Ты поняла меня, Ленка?

– Поняла, поняла.

– Тогда пока. Скоро позвоню. – Я положила трубку.

Я повесила трубку и задумалась.

Что же получается? А получается, во всяком случае, у меня такое ощущение, что этого красавчика Вадика кто-то специально ко мне подослал и даже заплатил ему за это. А еще я знаю, кто меня с ним познакомил – Феликс.

У дома Мишель у меня появилась небольшая идея, я говорила об этом, теперь эта идея стала немного побольше.

Когда Вадик вышел из «мерседеса», я подумала, что мне стоит встретиться с ним еще раз. Теперь, после того что мне рассказала о нем Леночка, я решила, что будет правильным и заплатить ему. Такие, как он, люди его профессии, за деньги способны на все, он за деньги мне и расскажет все, что знает, в этом я не сомневаюсь.

Вечер уже наступил, но до одиннадцати было еще далеко.

Я поехала к себе.

Я легла на диван и стала просто слушать музыку, и постаралась ни о чем не думать, потому что думать хорошо, когда на душе хорошо, а когда такое вот, как у меня, то лучше не думать. Я слушала, слушала, старалась ни о чем не думать, хотя это, понятно, и не очень получалось, а потом, сама не заметила как, уснула.

А когда я проснулась, было уже половина одиннадцатого. Если я потороплюсь то опоздаю не больше чем минут на десять – пятнадцать, это вполне нормально.

Я нажала кнопку звонка. С минуту я ждала, но дверь мне не спешили открывать. Я нажала на кнопку еще раз. За дверью не раздалось ни шороха.

Я удивилась, но не очень, хоть Мишель мне и показалась женщиной неспособной на такие шутки, но я сама женщина и по собственному опыту знаю, что иногда все дела, даже важные для тебя, хочется послать подальше ради кое-чего другого или кое-кого другого.

Я уже собралась уходить, но в это время услышала, как с той стороны двери кто-то скребется. Звук был такой, как если бы по двери скребла когтями собака, только не большая, а очень маленькая собачка.

Я так и подумала, что это какой-нибудь карликовый пинчер пытается открыть мне дверь. Но тут же послышался слабый металлический лязг. Он что, принес из кухни табуретку, забрался на нее и открывает теперь замок? Я решила подождать, потому что мне было интересно, как маленькая собачка может таскать по квартире такие тяжелые предметы.

Замок наконец щелкнул, и дверь медленно и таинственно стала открываться.

Я увидела девушку лет двадцати, и мне сразу показалось, что я ее где-то уже встречала. А через несколько секунд я ее узнала, и мне сразу захотелось шлепнуться на свою (восемьдесят шесть сантиметров в окружности) попу – это была та самая девушка, которая еще несколько часов назад была мертвой, во всяком случае, считалась такой лично мной. И сейчас было даже больше доказательств, что она мертвая, потому что сейчас на ее щеке я заметила кровь. Да и не только на щеке, но и на платье.

Девушка некоторое время смотрела на меня, хоть и очень красивыми, но стеклянными глазами. Какими я смотрела на нее, не знаю. Потом она медленно поднесла палец к губам и прошептала:

– Тсс, – И пояснила тоже шепотом:

– Проходи, только тихо.

– Почему? – спросила я тоже шепотом.

– Здесь ходят мертвецы.

Мне захотелось спросить, не о себе ли она говорит, но я сдержалась.

– Они приходят и уходят, уходят и приходят, – объясняла мне она.

Я кое-что стала понимать. Мне приходилось в; своей жизни видеть наркоманов их лучшей форме. Девушка была, по-моему, именно в таком состоянии.

Я немного подумала, решила, что войду, но приготовилась сразу убежать, если здесь целая компания таких «мертвецов».

– А зачем они приходят и куда уходят? – спросила я все так же тихо и переступила порог квартиры.

Она осторожно прикрыла за мной дверь.

– Они не любят быть на месте, – объяснила девушка.

Я раньше считала по-другому, но это новое знакомство (правда, мы еще не познакомились, но все равно) стало менять мое мнение в вопросе о мертвецах.

– Понятно, – почти согласилась я. – А где Мишель?

– Она ушла. Она полежала немного мертвая, а потом ушла.

И тут я подумала: неужели Мишель тоже наркоманка?

Не похоже. А вообще кто ее знает…

– Давно она ушла? – спросила я.

– Кажется, нет, не очень.

– А куда? – зачем-то спросила я, как будто это было мое дело.

– Я не знаю. Она ушла, и все.

– Понятно. Скажи мне, а кто такая Мишель? – задала я вопрос, который меня очень интересовал.

– Она моя мама. Только не настоящая.

– Как это?

Девушка помолчала, а потом ответила, но не совсем на мой вопрос:

– У меня еще есть мама, и она тоже не настоящая.

У нее вообще едва ли сейчас что-то настоящее, кроме ее больного воображения.

– Тебя как зовут? – спросила я.

– Оля, – ответила девушка.

– Ты давно знаешь Сергея? – задала я свой главный вопрос.

– Сергея? Сережу?

– Да, Сережу.

– А какого Сережу?

– Художника.

– А какого художника?

– Сегодня тебя привезли сюда из мастерской Сергея.

Она задумалась.

– Нет, – сказала она, помучившись со своей памятью, как с испорченным магнитофоном, – я не помню, откуда меня привезли.

Ну, об этом-то я знала лучше ее. Но не могла же она не помнить, как попала туда, не привезли же ее туда в таком виде, в каком я ее нашла! Я так подумала, но сразу передумала: потому тогда получалось, что она накачалась наркотиками там, при Сережке, а этого быть не могло.

Я так подумала, но Оля вдруг сказала:

– Я вспомнила. Я знаю Сережу, он художник.

Интересно, чем она слушала, когда я ей сказала то же самое:

– Он живет в каком-то подвале, – продолжила Оля, – мы туда приехали, а потом я не помню, что было дальше.

Так, значит, все мои рассуждения не дороже пустой банки от пепси-колы, в крайнем случае тянут на пустую бутылку, но я их все равно не сдаю, поэтому одно другого стоит.

– А с кем ты туда приехала? С Сережей?

– С Сережей? Нет.

– С мамой?

Она посмотрела на мена, пытаясь что-то сообразить, потом сказала:

– Не знаю.

– А Сережка был там, в мастерской?

– Сережа?

Как нежно она произносит его имя. Был бы он рядом, я бы его убила за это. Но его нет, и сначала мне нужно его найти. Найти и убедиться, что он простил меня. А потом я бы его убила, это точно.

– Да, Сережа. Он был там? – повторила я свой вопрос.

Она снова задумалась, пытаясь вспомнить.

– Я не знаю, – вспомнила она наконец.

– Оля, ты хоть что-нибудь знаешь? – поинтересовалась я.

Она опять задумалась.

– Знаю. Там лежала мертвая мама, – указала она на одну из дверей, – а потом она ушла.

– Значит, ты не знаешь, где можно найти Сережку?

– Сережа? Она его забрала с собой.

– Мама?

Она кивнула, но потом передумала:

– Нет, другая.

– Кто другая?

Оля неуверенно пожала плечами.

– А где твоя мама? – спросила я.

– Она была там, а потом ушла. Она очень любит его картины. Она вообще любит картины.

– То, что она любит картины, я знаю. Правда, что Сережкины особенно, об этом она мне почему-то не сказала.

– У нее их несколько. Она говорит, что в его картинах ее душа, что он ее в них переселяет.

– Кого и куда?! – очень удивилась я.

– Ее душу в свои картины.

Так, это что-то новенькое – Сережка в роли похитителя душ!

– Ты, значит, не знаешь, куда ушла твоя мама?

– Какая мама?

– Да, я забыла, у тебя Их две или три. Ну хоть одна из них, не знаешь где?

Оля задумалась. По ее лицу было видно, с каким трудом движутся ее мысли, словно стайка черепах по битым кирпичам. Наконец она что-то вспомнила:

– Я же говорила тебе, она была там. – И Оля снова указала на дверь, на которую уже показывала.

Не знаю, чтобы убедить меня или самой убедиться, Оля подошла к этой двери, приоткрыла ее и заглянула в комнату. Потом она посмотрела на меня, и лицо ее стало удивленным, как у мальчика, которому показали фокус (девочки фокусам не удивляются, они сразу понимают, что их просто обманывают – от рождения данная женщине интуиция, с которой мы потом всю жизнь боремся, чтобы позволить себя обмануть).

Но мне стало интересно, что такое Оля могла увидеть.

В этот момент я обратила внимание, что Сережкиной картины, которую я видела днем, сейчас нет на стене, остался только гвоздь, на котором она висела. Я хотела спросить об этом Олю, но сначала решила посмотреть, что такого удивительного она там нашла.

Я тоже подошла к двери и заглянула в комнату.

В комнате горел яркий свет. Там был огромный диван, а больше я ничего не успела рассмотреть, потому что сразу увидела, что на этом большом диване лежит женщина.

Это была Мишель.

Она лежала и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Но едва ли она видела даже этот потолок.

– А я думала, она ушла, – тихо проговорила Оля.

Я услышала Один голос и посмотрела на нее. А она смотрела на Мишель, и из глаз ее по щекам медленно ползли две слезинки.

Все платье Мишель было залито кровью. Но у меня уже был опыт, и я знала, что не каждый, кто кажется мертвым, действительно мертвый. Я осторожно подошла к Мишель.

Мне захотелось закричать оттого, что я увидела вблизи: все платье Мишель было в небольших узких порезах, их была не меньше десяти, и была понятно, что именно из этих порезов и вышла кровь.

Вдруг я почувствовала, что одной ногой я наступила на какой-то предмет. Я отошла назад и посмотрела, что это било. Оказалось, большой кухонный нож. Я едва удержала себя от желания развернуться и убежать отсюда, как там, в Сережкиной мастерской. Хотя отсюда-то" может, и стоило убежать, что меня здесь удерживало?