Текст книги "Неидеальный спор"

Глава 5

Май 2018 г. Никита

Машина остановилась на подъездной дорожке возле самых дверей дома, проект которого воплощали в реальность ещё мать с отцом. И хорошо, что нет в нём никаких эркеров и колонн, как у многих моих друзей. Куда лучше стиль лофт: много света, окон, необычная форма, высокие потолки и минимум перегородок. Дом одновременно напоминает куб и в то же время не напоминает ни одну из геометрических фигур. Я его люблю – может быть, потому, что к нему приложила руку моя мама, которой уже нет.

И сколько бы мачеха ни пыталась здесь что-то изменить, он всё равно остаётся тем самым нашим домом, где мы когда-то были счастливы втроём.

Не то чтобы сейчас мы несчастливы. Счастливы, но не так, как несколько лет назад. Тогда было совсем другое время, кажется, даже совсем другая жизнь. Отец много разговаривал со мной, смеялся и не прятался на работе или в кабинете, а мачеха не стыдила за поведение и неуважение к отцу. Единственным лучиком до появления Вики была малая, дочь отца и мачехи.

Пытаясь сбежать от проблемы, я мог бы и дальше предаваться размышлениям и воспоминаниям, но пришлось прерваться и прочитать сообщение.

Сначала я не понял, о ком он спрашивает и что за вопрос вообще. «Она» могла быть кем угодно, хотя почему-то, когда ответ появился в голове, остальные варианты отпали.

Я вышел из машины и почувствовал, как кто-то накидывает на плечи что-то тёплое: водитель предложил пиджак, но я отказался:

– Не надо, здесь пять метров. Не холодно.

– Хорошо, Никита, я жду в кухне, – предупредил начальник охраны.

– Да, – автоматом ответил я, заходя в дом и поднимаясь на второй этаж к себе.

Вопрос Матвея не давал покоя, поэтому я нажал на вызов, повинуясь ритму длинных гудков, которые убили сегодняшнее утро.

– Слушаю, – проскрипело немного погодя в трубке.

– Что за вопрос? – без предисловий начал я.

– Э… так она у тебя?

– Кто? Вика?

– Нет, блин, канцлер Германии.

Он был в своём репертуаре.

– Зачем она тебе?

У меня не было привычки отвечать вопросом на вопрос, но странность вопроса Репина заставила быть подозрительным. Возможно, Матвей что-то знал о том, почему она ушла, но не говорил? Или это он всё спланировал, уговорил её? Но ведь… Нет, она не могла. Только не она.

– Чёрт, чувак, просто скажи, что у вас всё ок и она у тебя. Или…

– Или что?

Мы оба замолчали.

– Ладно, – наконец заговорил он. – Милка сказала, что всё получилось.

– Что получилось? И почему Милка тебе сказала?

– Ладно, Никитос, ты выиграл, и все дела. Только скажи, Вика у тебя сейчас?

Я послал его подальше в грубой форме и нажал на отбой. Откинув телефон на кровать, сел в изножье и сжал руками виски.

Вот мерзавец, у него и тогда все мысли были только об игре. Все мысли о том, каким останется его статус, и ни одной о том, как будет чувствовать себя девочка после того, как вся школа узнает её самую сокровенную тайну. Если бы он был рядом, я бы его удавил. И зря я этого не сделал тогда.

«Выиграл? Может, она думала, что это всё ради игры?» – подумал я.

Я стёр со лба липкий пот, вдруг появившийся там от такого предположения. А ведь именно оно, скорее всего, являлось верным. Так она подумала, когда писала: «Ты получил то, что хотел…»

Что я хотел сейчас сделать, так это с радостью что-нибудь разбить, сломать, одним словом, выплеснуть всё, что накопилось с утра, на кого-то или на что-то, что плохо стояло, лежало… Но я всего лишь схватил телефон и, набрав номер, опять прислушивался к ненавистным гудкам.

– Фа? – глухо спросил голос, кажется, его владелец что-то жевал.

– Где она?

– Почему ты решил, что я могу знать? – теперь он говорил куда более внятно.

– Потому что я не дебил. Устраивает ответ? Где она? – повторил я.

В трубке что-то зашуршало, потом послышались шаги, и наконец я услышал ответ.

– Что у вас случилось? – Кравцов почему-то всегда попадал в точку.

Я знал, что они не встречались и не пахло там никакой романтикой, но что-то всё же их объединяло, и она доверяла ему больше, чем мне. Хотел бы я быть сейчас на его месте, просто чтобы знать, что происходит.

– Это так важно, мать твою? Я просто спросил, где она. Ты ответишь?

– А…

– Репин прислал сообщение, он не знает, где Вика. Я, если честно, сильно удивлён тому, что он её разыскивает.

– Она должна была уехать к нему утром, – вдруг выдал Андрей.

– Что?

Я вскочил с кровати и метнулся к двери, но потом развернулся и подошёл к столу, схватил первое, что попалось под руку, продолжая разговор.

– Она хотела отомстить вам обоим, – услышал я тяжёлый вздох. – За Машу и всех девочек.

Это прозвучало так, словно он просто взял и сжал моё сердце, как эспандер, только вот разжиматься он не собирался.

С фотографии на полке на меня смотрела мать, и взгляд был укоризненным и обвиняющим, хотя она и улыбалась. Мама всегда говорила: «Помогай слабым, но сам будь сильным». Говорила: «Верь в лучшее, не помни зла». Вот только вера эта всегда колебалась.

– Что значит… – всё же выдавил из себя я.

Вдруг понимая, что наговорил этой ночью много всего такого, что долго просто держал в себе, считая, что это только моя боль и проблемы. Наговорил кучу нежностей, который теперь казались пошлостью и дерьмом собачьим.

– Ник, я говорил ей, что это не решит ничего. Эта ваша игра…

– Я не играл, – лишь бросил я.

– И она разозлилась… и хотела проучить… и должна была уехать к Репину от тебя… и с ним… ну, в общем, тоже. Сказала, чтобы вы оба поняли, как это больно.

«Больно? – подумал я. – Да, сдохнуть хочется…»

– Понятно. Где она сейчас?

С трудом владея голосом, я откашлялся и постарался говорить ровнее.

– Не знаю, что у вас произошло, но она позвонила утром и сказала, что не может. Что, как и обещала сестре, едет к тётке.

– Я могу с ней как-то связаться?

Всё, чего я хотел, – просто поговорить, посмотреть на неё, понять, что всё не так плохо, как я нарисовал себе в голове. Я и раньше боялся поверить в то, что всё это реально, а теперь… Теперь просто хотелось хотя бы услышать её голос.

– Думаю, пока не сто́ит.

– Пошёл ты!

Отключившись, я отбросил телефон и сломанный пополам карандаш, который почему-то оказался у меня в руках.

– Твою мать… – повторил я, врезав кулаком по створке узкого шкафа, которая гулко скрипнула, но не проломилась, лишь дверка чуть провисла на петлях.

«Дурак, долбаный дебил», – стучало в башке.

Схватив футболку, я вышел из комнаты, спустился в кухню, выравнивая дыхание и потирая костяшки.

Начальника охраны я услышал ещё с лестницы, он что-то говорил про горячий кофе и тихо посмеивался. Когда я появился в дверях кухни, он вскочил и засуетился, поправляя костюм и отодвигая чашку. Сказал, что они готовы, если я готов. А я смотрел на него, не видя, отсутствуя здесь и сейчас.

Спрятав руки в карманы, я подошёл к стеклянной двери, ведущей на веранду, и уставился на макушки деревьев, которые уже немного позеленели с приходом весеннего тепла, обновились, задышали глубже, впитывая свежий новый воздух.

– Мы никуда не едем, – не отрываясь от картины за окном, просто сказал я.

– Но как же… – не договорил Алексеич.

Он отражался в стекле и ждал, опустив голову, что я отвечу.

– Я её нашёл. Всё хорошо.

– Никит, а…

Знал я, что отец часто, уезжая, просил приглядывать за мной, чтобы я не наделал глупостей. Иногда Алексеич разговаривал со мной, когда мне было ещё лет тринадцать и я оставался совсем один в доме. Отец боялся, что у меня съедет крыша. Мы же непонятные подростки, можем сделать что-то такое, отчего родители будут чувствовать вину и стыд.

Но те дни давно ушли, так что особенно обсуждать нам теперь было нечего.

– Вы свободны, – остановил его я, всматриваясь в тревожный взгляд охранника. – Да, и… этого парня оставьте, только скажите, чтобы не забывался.

– Хорошо.

Может быть, всё это казалось странным, не зря же он кинул быстрый взгляд на домработницу, которая так же быстро пожала плечами в ответ, но мне было всё равно. Передо мной распахивала двери липкая пустота, отпустившая на короткий срок своего заключённого, будто смеясь над его радостью от освобождения, и опять заполучившая его назад – сло́мленного и слабого.

– Я приготовила завтрак, – будто оправдываясь, сказала домработница.

– Спасибо, выпью кофе.

– Никита, давай хотя бы тост сделаю с сыром? – вкрадчиво спросила Галина Петровна.

– Хорошо, – ответил я, усаживаясь на высокий стул у островка в центре кухни.

Есть не хотелось и кофе – тоже, всё будто замерло, застыло. Лишь память услужливо подкидывала картинки начала учебного года, где Вика вот так же давала мне под дых своим холодным безразличием.

Не знаю, что на меня тогда нашло, почему я вдруг решил, что имею право её поцеловать, да и вообще… Наверное, во всём был виноват адреналин, бурливший в крови после выступления перед большой и незнакомой аудиторией. И оглушающие продолжительные овации. А может, она с улыбкой на губах, счастливая, что я редко наблюдал, пока мы репетировали номер.

Всё это меня как-то встряхнуло, заставило оглядеться вокруг. Посмотреть на дождь, каплями собиравшийся в лужи, круги от каждой дождинки, брызги от автобусов и машин, разноцветные зонты прохожих, влажность осеннего воздуха и девушку, которая всё время говорила, что я молодец, сыграл без ошибок, что отлично играю вообще.

И я подумал, что самый классный способ разделить эту радость с ней – поцелуй. Просто взять и поцеловать её немного полные яркие губы, которые она перед выступлением так яростно кусала, волнуясь. Но она вздрогнула, как от удара, когда я прикоснулся к ней, и убежала в дождь. Даже ливень не смог её удержать.

Оставалось лишь мысленно надавать себе по щекам и назавтра же пойти к ней объясняться. Сказать, что это всё на эмоциях, что не собираюсь ничего такого больше делать и пугать её. Надеялся, что прокатит, потому что я обещал её сестре. Хорошо же я собирался присматривать за Гончаровой-младшей. Конечно, если что, я бы сказал её сестре, что старался быть рядом, но выглядело бы это глупо.

Ждать следующего дня оказалось тошно и долго. Но я решил подойти и сразу расставить всё по местам, извиниться и всё такое, но она смогла меня удивить. И не только удивить, а просто взбесить.

Не успел я войти в школу, как увидел их, стоящих у стены недалеко от стенда с наградами учеников. Вика прислонилась спиной к стене и крутила прядь волос, а рядом, делано усмехаясь, опираясь о стену плечом, стоял Репин. Он, как обычно, нагло подкатывал, используя свои тупые шуточки, от которых девочки в школе теряли дар речи, краснели и готовы были растечься лужей. Но Вика вдруг рассмеялась, потом посмотрела на меня и с улыбкой вернулась к разговору с Матвеем, ухмыляясь и совершенно не теряясь рядом с парнем.

Я резко свернул к раздевалке и, не оборачиваясь, двинул дальше.

– Ник, чё там новенькая? Как выступление? – Гарик нагнал меня и пихнул кулаком в плечо.

Я промолчал, но после недолгой паузы ответил:

– Всё нормально.

Друг нахмурился, чему-то улыбнулся и внезапно напел:

– Несмотря на милое личико, грудь «единичка», грудь «единичка»…

Я хохотнул, а он продолжил:

– Или всё-таки «забирай меня скорей, увози за сто морей…» [17]17
  Строчка из песни «18 мне уже» группы «Руки Вверх».


[Закрыть]

– И получишь восемь лет, восемнадцати ей нет, – закончил я его утреннюю распевку, в ответ Гарик просто заржал.

– Кого это останавливает? – заметил он, когда мы оказались у двери в класс.

– Никого, и зря, – отозвался я, отмечая про себя, что вот и ещё один повод поговорить с Викой, хотя бы попытаться объяснить ей, что за человек Репин.

Про игру, конечно, говорить я не собирался. Её сестра работала в школе и могла – я точно знал, что она могла, если что-то узнает, – поделиться этими знаниями с другими учителями. Никто из взрослых однозначно не должен был знать о том, как их детки иногда развлекались и к чему это может привести.

Всю алгебру я решал не примеры, а уравнение с неизвестными. И по-любому выходило, что себя я должен буду привести к зеро. Опять.

– Между вами что-то произошло? – зашептал Гарик рядом.

– Что? – не понял я.

– Ты сейчас дыру у неё в затылке проделаешь взглядом. Или это гипноз? – Он беззлобно хохотнул.

– Всё сложно.

Именно так всё и было, потому что никто не мог сказать правду, никто не хотел быть замешанным во всём этом. И уж тем более никто из них не хотел вспоминать то, что произошло весной. Проще было уйти в сторону и позволить мне взять всю вину на себя. И в этот раз получалось примерно то же самое. Только теперь я хотел остановить их.

Решение подойти к ней на перемене перед географией казалось мне правильным, но, выскочив следом за Викой из класса, я не успел её догнать – меня перехватила Скворцова, от которой не так просто отделаться.

– Никит, подожди, – она потянула меня за рукав пиджака.

– Мил, я тороплюсь, – попытался отмазаться я.

– И куда же ты так спешишь, что нет времени поболтать с любимой подругой?

Я закатил глаза. Когда она так начинала говорить, то ничего хорошего ждать не стоило. К тому же мы и правда давно не болтали, а уж тем более…

Дружили мы давно. Когда нам было лет по пять, наши мамы отправили нас на бальные танцы, как бы это стрёмно ни звучало. Но когда ты сам ещё не умеешь соображать, а из тебя хотят вырастить прекрасного послушного ребёнка, то ты выполняешь всё, что просит мама, чтобы не расстраивать её. Маме нравилось меня водить туда, повторять движения дома и потом шить красивые костюмчики, болеть на соревнованиях. Мы терпели это вместе с Милкой, она выполняла роль партнёрши на отлично, и пару раз мы даже занимали призовые места на городских соревнованиях, пока нам не исполнилось по двенадцать. Тогда мамы не стало, и всё изменилось.

Тогда Скворцовой нашли другого партнёра, а мне – другую секцию. Только общаться мы не перестали, дружили в школе. А после того как распалась их пара с Малаховым, года полтора назад, наша дружба вышла на новый уровень. Не помню, когда точно, на какой из вечеринок это всё закрутилось. Просто мы проснулись у меня в постели голые. С того дня нам неплохо удавалось совмещать дружбу и постель. Никаких обязательств, никаких оправданий – так предложила сама Мила. Только вот я не знал тогда, что каждая девушка всё равно в душе надеется на что-то большее.

– Я… просто… поговорить надо было. Ладно. Что ты хотела?

Мы остановились посреди коридора, и ученики обходили нас, спеша по своим делам. Я всё ещё надеялся, что смогу успеть найти Вику в «аквариуме».

– Слушай, – она чуть понизила голос, – у вас там всё, репетиции закончены?

– Да. Вроде бы концертов больше не будет, – нетерпеливо ответил я.

– Тогда, может быть, заедешь вечером к нам?

– Зачем? – вопрос вылетел прежде, чем я успел сообразить, о чём она.

Скворцова насупилась, сложив руки на груди. Знал я этот её взгляд, после которого сыпалась фигова туча обвинений во всех смертных грехах, поэтому стоило тут же согласиться с ней или сделать то, что она просит.

– Послушай, Мил… – начал я.

– Что, запал на новенькую? Или это стратегия такая? – съязвила подруга.

– Стратегия, – ухватился я за слово.

– А я думала всё: репетиции закончились – временно свободен.

– Я свободен, точнее… Мил, как ты себе это видишь? Я вроде бы пытаюсь понравиться девушке, а сам еду к другой.

– Раньше тебя это не останавливало, – напомнила она. И было всегда именно так.

– Просто ставки в этот раз выше, – попытался отмазаться я.

– Да, конечно, – усмехнулась она. – Смешно, Ник, сначала бьёшь себя в грудь и не хочешь участвовать, а теперь собираешься от сладенького отказаться ради игры.

Выглядело это действительно так, как она описывала, и оправдаться в такой ситуации мне не удалось бы. Со стороны казалось, что я хочу просто выиграть у Репина. Но на самом деле я просто хотел вывести из игры Вику. И если бы мы просто начали встречаться, я бы смог её защитить, а игра распалась, ещё не начавшись. Вот если бы я уломал Гончарову ещё во время репетиции… Или она бы запала на меня сразу… но она испугалась поцелуя.

Я должен был выиграть, чтобы защитить её от слухов.

– Всё изменилось.

– Она тебе нравится.

И это был не вопрос. Мила надула губы, рассматривая меня, пытаясь поймать взгляд, и я позволил ей это.

– Смотри не заиграйся, как в прошлый раз.

На этих словах она резко развернулась, так что скрипнула подошва кед, и пошла по коридору на следующий урок, не оборачиваясь, собирая лишь восхищённые взгляды всяких придурков. А мне пришлось сначала привести дыхание в норму, отвлечься и не думать о том, что случилось с Машей Соловьёвой. И если раньше мне казалось, что всё скоро забудется, как обычно происходило, то почему-то именно в этот раз никто не хотел ничего забывать.

Конечно, это была не просто расстроенная девочка, о которой ходили сплетни и про которую писали гадости на асфальте и в социальных сетях. Этой девочки не было в живых. Только вот никто не знал реальной причины её поступка, а я, к сожалению, знал всё.

День тянулся слишком долго, а случай поговорить с Викой выпал только перед последним уроком, потому что, кажется, она меня избегала. То не приходила в класс, пока не прозвенит звонок, то кидала рюкзак и уходила куда-то с Кравцовым, который жутко меня бесил, отираясь всё время рядом с ней. Но я всё равно нашёл удобный случай.

– Надо поговорить, – просто сказал я, решительно подойдя к её столу, пока она вытаскивала учебник.

Не обращая ни на кого внимания, я навис над её партой, упираясь в столешницу руками. Она же оглянулась на моих друзей, потом только посмотрела на меня, продолжая делать вид, что ничего не происходит.

– Это шутка какая-то очередная?

– Нет. Пожалуйста, давай выйдем, – попросил я.

– Мне это неинтересно, – менее уверенно ответила она, отворачиваясь к Левшину.

– Может, лучше… – проблеял этот ботан, сидящий за партой.

– Семён, не обращай внимания на Астахова. Что ты там говорил?

Левшин заткнулся, напоровшись на мой взгляд. Эта рыжая крыса стучала всем, на всех и всегда. Его любили учителя, но ненавидели одноклассники. Передо мной он предпочитал лебезить и преклоняться, за что я ненавидел его ещё больше.

– Знаешь, Вик, мне надо подойти к классной по одному вопросу… – он встал и попятился к выходу, как обычно показывая, что он тут ни при чём.

Ей ничего не оставалось, как пойти со мной в коридор, чтобы не привлекать ещё большего внимания. Вика обошла парту и вышла в дверь. Я же, не справившись со своими загонами, выскочил следом и схватил её за локоть. Я притащил её в холл, где грубо толкнул на диван и отвернулся, чтобы сразу не наговорить гадостей.

– Прости, – бросил через плечо, сам не понимая, что меня сейчас бесило больше всего: то, что она думала, что я над ней прикалываюсь, или то, как она со мной разговаривала после всего.

– М-м-м… Ты умеешь извиняться. Надо же, – я слышал, как дрогнул её голос, хотя она и пыталась выглядеть так, как будто её это всё веселит. Но я заметил, что главное её оружие – сарказм, который не всегда помогает скрыть то, что на самом деле волнует.

Я повернулся и попытался найти её взгляд. Кажется, глаза у неё блеснули, но она отвернулась, пряча их.

– Вика, прости меня, пожалуйста, – повторил я более спокойно. – Я виноват.

Она помотала головой:

– Подожди, ничего не говори.

Я подошёл ближе, но возвышался над ней, словно пытался подавить.

– Слушай, я не должен был тебя так сейчас хватать и…

В кармане нашлась какая-то бумажка, я машинально скрутил её в шарик и стал катать между пальцев, продолжая говорить:

– …и пытаться поцеловать тебя вчера.

Она нахмурилась, но всё ещё не смотрела на меня.

– Всё нормально. Не надо, – сказала она, но я видел, как задрожала её нижняя губа.

Она встала, поправила юбку и жилет, теперь оказавшись со мной на одном уровне. Казалось, Вика взяла себя в руки и пыталась вести себя более непринуждённо и легко.

– Это всё?

– Значит, со мной тебе противно говорить, а ему можно улыбаться?

– Ты о чём? – насторожилась она, присаживаясь на подлокотник диванчика.

– Вик, ты его не знаешь.

Мысли путались. Если перед разговором я знал, что хочу сказать, то теперь в башке была каша. Мне хотелось рассказать о Репине всё. Всё, на что он был способен, что он мог наговорить или сделать. Вот только не знал, с чего начать и как всё представить ей.

– Я и тебя не знаю. Чем ты лучше?

Ужасно бесил этот её надменный тон, которым она всё время говорила.

– Ты мне нравишься, – выпалил я.

– А ты мне нет.

Она вздёрнула подбородок и встретилась со мной взглядом.

– А мне кажется, мы нашли что-то общее. И всё было хорошо, пока я… Конечно, ты говорила, что без подкатов и это просто репетиции…

Она что-то пробурчала себе под нос, но я не расслышал.

– Но теперь они закончились. И я бы хотел с тобой встречаться.

Я выдохнул, но тут же напрягся, слыша тишину в ответ. Я никак не мог понять, что она думает, что у неё в голове и что она за человек. Раньше я себя так никогда не чувствовал с девушками. Я дико нервничал, причём не понимал почему.

– Слушай, я не знаю, что у тебя там было в старой школе, и я не хочу на тебя давить.

Я уже пытался сказать что-то дальше, но она опять прервала.

– Матвей тоже хочет встречаться. Как будете делить?

Жёсткость в её голосе никуда не пропала.

Я сглотнул, вытащил руку с комочком бумаги из кармана и попробовал попасть им в урну, стоящую у противоположной стены холла. Промахнулся.

– Выбери сама, – наконец ответил я таким же тоном.

– Мне не нужны отношения, – отрезала она.

Я затолкал руки в карманы брюк и прошёлся вдоль дивана, выглядывая в коридор, где делал вид, что не подслушивает, Гарик. Подмигнул ему и повернулся опять к Вике.

– А как же твоя глобальная цель «мир во всём мире»?

– Ты шутишь? Я же прикалывалась над тобой, – наконец улыбнулась она.

– Но говорила ты серьёзно. И эта мысль, что мир будет, когда все станут счастливы…

Она молчала в ответ, и я понял, что мне удалось её зацепить или хотя бы дезориентировать.

– А чтобы каждый человек стал счастлив, нужно начать с себя. Вот мы и попробуем сделать друг друга счастливыми.

– Ты придурок, Астахов?

– Почему? Я просто предлагаю тебе сделать шаг к «глобальной цели Гончаровой».

Теперь она действительно рассмеялась, а у меня что-то шевельнулось в груди, будто тот самый смятый в шарик листочек затрепетал и немного расправился.

– Я попытаюсь сделать всё, чтобы попасть в твою команду, – улыбнулся я, продолжая паясничать.

– Какую команду?

– У тебя же должна быть команда, которая помогает двигаться к цели.

– Никит, хватит издеваться.

– Нет, Вик, подожди. Ты меня испытай. Кастинг проведи. Если пройду, будем встречаться, – кажется, ей нравилась эта дурость, что пёрла из меня сейчас.

Зазвенел звонок, но мы не сдвинулись с места.

– Хорошо, я подумаю, – наконец сказала она, улыбаясь. – Но и Матвей тоже примет участие в испытании.

Улыбка сошла с моего лица, но я тем не менее ответил:

– Отлично.

Хотел я того или нет, игра всё равно началась.