Текст книги "Мать своей дочери"

***

Сегодня приедет Александра в квадрате. Я очень жду встречи с Сашкой. И в равной степени напрягаюсь от мысли, что увижу ее благоверного. Или увижу что-нибудь за ним! Так я называю состояние ─ видеть людей насквозь… Но все-таки радость от встречи с дочерью затмевает зловещее предвидение. Есть еще любопытство. Они придут не одни, а с родителями Александра. Я видела их всего два раза в жизни. На так называемом сватовстве, а потом на свадебной церемонии. Отец Александра из бывших вояк, генерал в отставке. Но бывших генералов, как известно, не бывает. Крепкий еще мужик! Все в его жизни происходит как положено. Мать рядом с отцом ─ скромность и трогательность самочки павлина против роскошества самца. Он затмевает ее. Судя по всему, она прожила жизнь, полную самоотверженного служения своим мужчинам. Мужа и сына обожает. И еще будет один персонаж из клана Александра ─ его бабушка, которую все почему-то называли Аллочка. Моему любопытству нет предела. А тут еще Марго, которая накрепко вжилась в мой дом. Просто вросла корнями. Я-то наивная полагала, что если пересаживать старое дерево, есть шанс, что оно не приживется. Но сама того не ведая, создала все условия для того, чтобы оно приросло. Марго уже не ждет благосклонности Севы. Внутри, думаю, уже довольно давно понимает, как она ошиблась! Но признаться в этом выше ее сил. Тем не менее отсутствие веры делает ее более адекватной ситуации, что ли…

Мы сталкиваемся на кухне, как два корабля, вышедшие из своих гаваней. Сегодня Марго в бирюзовом шелковом халате.

─ Привет, мам!

─ Доброе утро! Какие планы на день?

─ Ты шутишь? Сегодня мы ждем в гости Сашку со всем семейством ее благоверного. Какие у меня могут быть планы, помимо того, чтобы, упахавшись на кухне и не чуя под собой ног, изображать радушную хозяйку весь вечер?

─ Дина, ты можешь рассчитывать на меня!

─ Нет, мам! Я справлюсь сама!

─ Я всегда тебе говорила, что ты не умеешь принимать помощь близких тебе людей.

Это не совсем так. Просто если я сейчас проявлю мягкость, которая позволит мне сегодня упасть, как в пропасть, в спасительный сон с чувством выполненного морального долга, я очень сильно осложню себе задачу сделать все быстро ─ так, как я это вижу и умею. Марго читает мое лицо, как открытую книгу. Мои сомнения, возведенные в степень, мимолетным облаком омрачают выдающиеся черты ее лица.

─ Господи, ну позволь мне подключиться и взять на себя, так сказать, оперативное управление процессом…

«О, нет! Этого я боюсь больше всего! Марго в роли оперативного управленца на кухне». Тем не менее я оценивающе смотрю на нее ─ так, как будто она пришла в «Арчибальд» устраиваться ко мне на работу.

─ O’кей, мам! Но только не оперативное управление. Мне просто нужны руки.

─ Конечно, я готова! В конце концов, мать я или не мать своей дочери… Тьфу… Моей дочери… Господи! Собственной дочери! Вернее, дочь ты мне или как…

Мы хохочем.

─ Да, наверное, мы ─ родственники! Тогда за дело! Нас ждут великие дела! И, да, мам, мы пропускаем процесс утверждения меню. Я уже все придумала…

Она выглядит растерянной. Это явно нарушает тайный план ─ занять позицию главнокомандующего на моей кухне и ограничиться утверждением генерального сценария наступления на новоиспеченных Сашкиных родственников. Кроме того, это нарушает раз и навсегда запрограммированный в ее естестве алгоритм подготовки важных мероприятий. К тому же выходит из границ нашей с ней коммуникации. Она даже обреченно вздыхает. Но по напору в голосе я понимаю, что сдаться еще не готова:

─ Что же ты придумала? Должна же я знать общий план…

─ Мама, я решила, что в качестве горячего блюда сегодня мы подадим на стол филе семги с шафраном и кедровыми орешками.

Она хмурится, явно недовольная моим выбором. Я, упреждая дискуссию, тороплюсь сообщить:

─ Я уже закупила все ингредиенты. И, самое главное, это не займет много времени.

─ И ты рассчитываешь поразить гостей таким блюдом?

─ Мам, я вовсе не хочу никого поражать. Я просто мечтаю остаться живой после дня готовки и иметь возможность поддерживать светскую беседу. Ты знаешь, сегодня мы впервые познакомимся с Аллочкой.

─ Qui est-ce?22
  Qui est-ce? (фр.) ─ кто это?


[Закрыть]

Когда-то Марго учила французский язык.

─ Это бабушка Александра.

Марго фыркает, как застоявшаяся и крайне возмущенная лошадь. Но слишком занята предстоящей баталией со мной, чтобы комментировать ситуацию. Я понимаю, что Аллочка идет лесом. По крайней мере на какое-то время…

─ Дина, в нашем доме всегда было принято накрывать такие столы, чтобы ни у кого не было шанса уйти живым.

─ Да, помню! Аттракционы невиданной щедрости… ─ Правда, на кухне в периоды этих самых неслыханных аттракционов мне вспоминается Дуся, а не Марго. Но об этой исторической подробности я стыдливо умалчиваю. ─ Мам, ты забываешь, что сейчас отношение к застолью изменилось. Конечно, вкусно накормить гостей ─ этой опции никто не отменял, но поражать никого уже не нужно. Эпоха тотального дефицита в далеком прошлом. Поэтому расслабься и не переживай! Все будет на высшем уровне. Я уже кучу горячих и холодных закусок заказала в ресторане.

─ Ты с ума сошла?!

─ А что? Ресторан проверенный, я их услугами доставки еды на дом пользуюсь уже давно.

─ Дина, я не об этом!

Она страдальчески морщится, досадуя на мою непонятливость:

─ Это первый официальный визит Сашки в статусе замужней дамы…

Теперь уже морщусь я. Как все-таки Марго умеет надавить на больную мозоль. Не хочу я принимать действительность, где статус Сашки можно обозначить таким образом:

─ И?..

─ А то, что это должно быть особо торжественно!

Я понимаю, что, если сейчас не приму ее точку зрения, рискую свалиться в изматывающую дискуссию.

─ Хорошо! Что ты предлагаешь?

─ Давай приготовим сельдь под шубой…

─ О, нет, мам! Какая сельдь летом? Ты о чем? У всех ─ это традиционный и уже порядком набивший оскомину атрибут новогоднего застолья…

Марго на секунду задумывается. Видимо, пытается вспомнить названия других, не новогодних, салатов. Но память на сей раз предательски подводит предводителя кулинаров всех времен и народов, и я тороплюсь вставить свои пять копеек:

─ Мама, а давай ты приготовишь помидоры, фаршированные картофельно-тунцовым кремом. Помнишь, какой они имели успех на твой последний день рождения?

Судя по выражению лица Марго, она не помнит, что такое блюдо украшало ее стол. И мне остается только догадываться, в каком ресторане была заказана эта замечательная закуска. Но, поймав ускользающее деловитое выражение лица, она все-таки не без труда водружает его на место:

─ Я приготовлю спаржу с креветками в имбирной заправке…

─ Ой, боюсь, у меня нет ингредиентов для этой чудесной закуски.

─ Я съезжу на рынок.

Такого поворота событий я не ожидаю. Это как раз очень кстати, чтобы занять деятельную Марго, не поубивать друг друга на кухне и быть довольными друг другом при встрече гостей. Боюсь спугнуть ситуацию.

─ Ты уверена, что ты хочешь сейчас отправиться на рынок?

─ Почему нет?! Мы должны поразить всех и особенно Эллочку…

─ Аллочку, мам…

Она не слышит меня, преисполненная благородным порывом сделать что-то ради семьи немедленно и собственноручно. Я знаю, ─ чтобы сейчас я ни сказала, она меня не услышит, поэтому я молчу, испытывая упоительный трепет перед этим ее состоянием. В нем она очень напоминает Марго из моего детства. Я всегда знала, что она перегрызет глотку кому угодно за любого из нас.

─ Дина ─ мы семья… И мой долг помочь тебе накрыть достойный стол и по-царски встреть гостей!

─ Да, мам, я тебе очень благодарна за помощь.

─ А можно взять твою машину?

Я не очень люблю давать ее Марго. Что не может постичь Марго своим деятельным и вполне прагматичным умом, так это науку с парковками. Паркуется она принципиально в не предназначенных для этого местах, что чревато эвакуаторами и необходимостью куда-то потом ехать за машиной… К тому же я до конца не уверена, может ли она сдавать назад. Те несколько раз, когда я позволяла уговорить себя совершить поездки с ней в качестве пассажира, мы как-то витиевато кружили, что-то объезжали, как-то исподволь выруливали. На мой вопрос: «Мам, ты не умеешь сдавать назад? Как же ты ездишь?» ─ Марго тактично промолчала. Она в довольно зрелом возрасте получила права. Но после того как дитя выбрала для себя игрушку, чтобы тешиться, было бы уж совсем жестоко эту игрушку у Марго отобрать. Я демонстративно радуюсь ее просьбе:

─ Конечно!

Она с недоверием смотрит на меня. Но желание немедленно сесть за руль преобладает. Я не успеваю обрадоваться гениальному в своей простоте решению ситуации, как телефон Марго, вибрируя, издает пронзительный, как крик чайки, музыкальный вопрос авторства Земфиры: «Хочешь сладких апельсинов?» Марго тянет к трубке руку и вдруг, взглянув на дисплей, меняется в лице. Вся гамма чувств ─ от смятения до крайнего возбуждения ─ рябью проходит по ее лицу, она нетерпеливо машет на меня рукой, хотя я молчу и с любопытством наблюдаю за ней. Она так возбуждена, что не сразу попадает пальцем в кнопку, отвечающую опции «Снять трубку». И я все понимаю…

─ Сева, Севочка…

«О, Господи! Только бы не истерика потом… Что еще нужно от нее этому мерзавцу?» Иногда мне кажется, что проще было бы его убить, чтобы раз и навсегда избавиться от семейного позора. А еще в такие моменты, как сейчас, я понимаю, что я на это способна. Из Марго медленно уходит жизнь и все летние краски. И даже ярко бирюзовый халат становится каким-то вылинявшим и застиранным:

─ Хорошо…

Голос ─ мертвый… Я понимаю, что на том конце провода решили, что разговор окончен, и Марго просто сидит и слушает короткие гудки отбоя ее несостоявшейся лебединой песни. Я подхожу и забираю из ее руки телефон:

─ Мам, ну что ты?

Я пытаюсь говорить весело и бодро, но голос мой звучит искусственно. Она морщится, как от зубной боли:

─ Ничего… Он подал на развод. Говорит, что любит другую женщину…

У нее нет сил расцветить свою речь интонациями.

─ Мам, ─ вот сейчас нужно быть крайне деликатной, никаких: «А я же тебе говорила…», ─ но разве ты не знала про женщину?

Марго говорит ровно и безучастно:

─ Да, но я не думала, что у них так далеко зашло…

Я вижу, что ей плохо. По-настоящему. Она напряженно мигает и начинает глубоко дышать ─ не дай Бог, заплачет! Мне жаль свою мать. В конце концов, каждая из нас обеих ─ мать своей дочери. Я полагаю, груз слишком велик даже для таких могучих плеч, как у Марго. Так, наверное, чувствует себя тяжеловес, когда поднимает штангу и какое-то время фиксирует ее над своей головой. Марго тоже должна удержать. Себя ─ от слез. Лицо ─ от мыслей. Мысли ─ от меня. Я преисполняюсь великодушием:

─ Мам, чем я могу тебе помочь? Может, черт с ней, с закуской? Ляг, полежи… Я сама съезжу на рынок.

─ Дина, о чем ты говоришь? Тебя за продуктами посылать ─ все равно что сантехника дядю Васю за водкой.

Я радуюсь ее реакции. Собственно, на это и была рассчитана моя реплика.

─ Я что-нибудь вкусненькое и легкое тебе сейчас приготовлю…

─ Я не могу есть… ─ Она по-прежнему держит штангу над головой. И это, право, не самое удобное положение для продолжения легкой светской беседы. ─ Нет, Дина, я поеду…

С каждым словом голос истончается, дыхание рвется, и вот уже предательский всхлип вырывается из груди, хотя Марго героически сопротивляется облегчающим слезам. И устремляется от меня в комнату… К черту на кулички. Неважно куда, но только чтобы я оставила ее наедине с тяжелыми мыслями о ее несчастной женской доле. C’est la vie!33
  C’est la vie (фр.) ─ такова жизнь.


[Закрыть] Марго когда-то учила французский…

Глава 8

Я смутно припоминаю последовательность событий до того момента, как раздается переливчатая трель дверного звонка. Мне пришлось реанимировать Марго, которая наконец вышла на кухню с перевязанной вафельным полотенцем головой, и одновременно заниматься приготовлением закуски из спаржи с креветками в имбирной заправке под ее же чутким руководством. Выглядела она при этом так, как будто ее переехал трамвай. Впрочем, это не помешало ей занять руководящую позицию в процессе. В качестве дирижера Марго ужасна! Самое неприятное в этой ситуации: сама себя она считает великим организатором. Раздает указания, которые могут противоречить одно другому. Раздражается, если что-то идет не так или кто-то идет не по заданной ею траектории. Но это еще полбеды. Ее возбуждение растет внутри, как на дрожжах, раздуваясь до невероятных размеров. Она как будто вся умножается на два. Громче становится даже голос. И это не может не утомлять. Но поскольку Марго в страдании, я не имею права обидеть ее. Ну просто, как обычно, не смогу заснуть, преисполненная чувством вины перед ней. Трель дверного звонка звучит еще настырнее, пока в моем внутреннем кинотеатре со скоростью света проносятся объемные картины сегодняшнего дня. Марго выходит из своей комнаты. Она успела поспать и принарядиться. На ней ─ очередной шедевр портновского искусства, который выгодно подчеркивает выпуклость ее фигуры, стати и характера. Держу пари, не хочет ударить в грязь лицом перед Эллочкой. Тьфу, ты… Аллочкой. Я все еще не одета… И, делая страшные глаза, знаком показываю, что не могу выйти встречать гостей. Марго понимающе кивает и спешит в прихожую.

Я лихорадочно тороплюсь, ─ мое нетерпеливое желание усадить наконец всех за стол и выдохнуть заставляет меня суетиться. Хотя обычно я редко впадаю в это состояние ─ приветственные объятья со сватьей, стремительное рукопожатие с ее генеральским супругом. Очень хочется верить, что на этот раз он не заведет разговор о политике. Мы с ним не пересекаемся ни в чем, как две параллельные прямые. И, в общем-то, я достаточно мудра, чтобы принимать людей такими, какие они есть. С этим никогда не было проблем! Но мой генеральский сват попадает в какое-то уязвимое место, в котором я категорически не желаю «мудрить», а начинаю, как правило, закипать и выражать обратную точку зрения. Короче, спорить… Спорим мы обо всем ─ о коммунистах, ценах на продукты, проблемах отцов и детей. Тороплюсь познакомиться с Аллочкой. Она действительно удивительная! Мне кажется, мы могли бы с ней подружиться. Марго снисходительно наблюдает за мной. Сашку, напротив, долго обнимаю, всматриваясь в ее лицо. Мне кажется, что она бледна, но по-прежнему весела. Во всяком случае беспечно улыбается мне навстречу. И вот наконец все усаживаются за стол. Мы перестреливаемся взглядами, пока в едином порыве не поднимем бокалы:

─ За встречу! ─ произношу я. Этот простенький тост прорывает затор, и легкая, светская беседа игривой горной речкой журчит за столом. Я наконец внутренне расслабляюсь и решаюсь произвести разведку боем. Смотрю на Аллочку. Есть все-таки в ней что-то такое, что притягивает взгляд. Она сумела сохранить в себе чувство молодости. Я определяю это по двум критериям: невозможно определить возраст, Аллочка отчаянно стремится выразить свой стиль. В этой связи выглядит слегка эпатажно: на ней какая-то невообразимая туника с желтыми цветами на черном фоне и узкие брючки, как говорит Марго, «в облипочку». Такие женщины, как она, истово преданы моде ─ настолько, что готовы гореть в ее непредсказуемости, как мотыльки, обжигающие крылья о пламя свечи. «Рискованно, но до самосожжения далеко», ─ восхищенно думаю я. Еще раз всматриваюсь в нее. Только теперь замечаю, что у нее на щеках ─ очаровательные ямочки. И когда она улыбается, что-то едва уловимое, капризно-детское появляется в ее лице. Ей удивительно идет ее имя ─ Аллочка. Она замечает мой пристальный взгляд и в следующий момент подмигивает мне, как старой знакомой…

─ Ну, рассказывайте…─ Мария Ильинична жаждет подробностей итальянского турне. ─ Как вы добрались до Флоренции?

─ Все здорово! ─ У Сашки горят глаза. Она предвкушает рассказ о своем свадебном путешествии. Судя по эмоциям, она осталась им вполне довольна, и это радует. ─ До Флоренции добрались быстро и без особого напряга. Сначала на электричке из аэропорта до вокзала Термини, а там пересели на скоростной экспресс Евростар, и через два часа уже были на вокзале Санта Мария Новелла. Быстро, недорого и удобно. Флоренция такая камерная и помпезная! Очень разное впечатление производит! Мы поселились в недорогой гостинице…

─ Но вполне комфортной, ─ это уже Александр.

─ Она расположена внутри старинного особняка. Вы себе не представляете, какая это роскошь ─ оказаться внутри истории!

─ Слава Богу, лифт работал, ─ это опять Александр.

─ Домская площадь совсем рядом. Народищу на ней ─ просто не передать! Особенно возле собора Санта Мария-дель-Фьори. Настоящая флорентийская готика! Эти вкрапления белого, зеленого, розового мрамора рождают струящийся цвет. В таком динамичном цвете движение словно запечатано…

─ В тот вечер было слишком душно.

─ А вообще Флоренция очень компактная, все в ней рядышком ─ от Площади Синьории до Галереи Уффици.

─ Но везде слишком много туристов. Особенно наших соотечественников, ─ голос Александра звучит слегка презрительно. Похоже, присутствие соотечественников его каким-то образом принижает в собственных глазах. По мне, так давно минули те времена, когда из-за нас нам же бывало неловко, и мы смущались, что имеем один генетический код.

─ А какие там красивые мосты и живописные набережные! Фантастические панорамные виды, изящество, флер старины… Я потом покажу фотографии.

─…Хотя такие по-туристически суетные! Везде суматоха, как в сумасшедшем доме…

Я немножко ревную. Сашка ведь не первый раз в Италии. Когда-то Италия стала нашим откровением, движением навстречу друг другу, нашим первым большим путешествием вдвоем, которое я подарила ей на ее тринадцатилетие. Но с Александром она как будто увидела Италию другими глазами. Как забавно они друг друга дополняют! Ее восторженность, его прагматизм, ее эстетическое восприятие действительности, его бытовой взгляд на жизнь, ее юная весна, его зрелая мужественность. Трудно представить себе настолько разных людей!

В поле моего внимания попадает Марго. Она с обожанием смотрит на Сашку. Это единственный человек в ее жизни, который имеет на нее влияние и может вить из нее веревки. Канал этой трогательной связи восстанавливается сразу, как только Саша оказывается в зоне видимости Марго. Она преображается, хорошеет на глазах и дышит любовью. Я думаю, что никогда не видела Марго такой в отношении меня ─ ни в детстве, ни в юности, ни тем более теперь…

Пока я думаю про это, на какой-то момент выпадаю из общей беседы, и когда возникаю в ней снова, слышу басок генерала, который чрезвычайно озабочен предстоящими парламентскими выборами:

─…наше правительство слишком нестабильно. Нужно все время держать руку на пульсе, чтобы в один прекрасный момент не проснуться на улице…

Генерал сел на своего любимого конька. Мне непонятно, почему из-за нестабильности правительства он может очутиться на улице. Но я не хочу вникать в суть его реплик. Может, ему больше не наливать? Улыбаюсь своим мыслям. После первой словесной баталии с ним я дала определение его убеждениям: махровый коммунист. Если произвести ментальное вскрытие – цитаты Зюганова, думаю, будут выгравированы у него в печенке. Насколько я его знаю, сейчас он еще негромкий. Я мгновенно блокирую свой слух. Иногда мне кажется, что он представляет собой многоканальное устройство, которое позволяет мне отключать раздражающий смысловой фон и настраивать его на приятные для себя вещи. И сейчас он сконцентрирован на Саше. Она иронично улыбается, слушая генерала. Мы заговорщически переглядываемся с ней, еле сдерживая улыбки. Я счастлива в этом внутреннем диалоге с ней, но в мой слух стрелой проникает гениальная фраза:

─ …мать их! Такую страну развалили!

Я опять выключаю слух. Гости налегают на закуски, похоже, горячее тоже пользуется успехом. Я, проведя весь день на кухне, категорически не хочу есть. На меня наплывает вопрос сватьи:

─ Что это вы, Диночка, ничего не едите? Фигуру бережете?

Хотя я совсем немногим младше ее, ореол юности моей дочери настигает меня. Я помню, на свадьбе, уже в самом конце ресторанного веселья, я неловко подошла к ней сбоку и нечаянно подслушала диалог Марии Ильиничны с родственницей, имя которой я категорически не запомнила: «Это Дина. Мать нашей Сашеньки. Хорошая девочка!»

С тех пор я поняла, что она никогда не будет общаться со мной на равных. В ее отношении ко мне было примешано что-то отечески снисходительное, желание опекать, что ли.

─ Ну вы же знаете, Мария Ильинична, когда все это готовишь, так напробуешься, что потом и смотреть не можешь… Вы за меня не переживайте! Еще салат?

─ Нет, Диночка, ну сколько же можно есть…

─ Как ваша дача?

─ Ах, все по плану… Грядки, урожай яблок, ягод. Да, кстати, Дина, может вам смородины прислать?

Я благодарно улыбаюсь:

─ Если вам не трудно, с удовольствием приму… Люблю зимой замороженную ягоду.

Она скептически поджимает губы:

─ Ну что вы, Диночка! Из такой смородины непременно нужно варить варенье.

Для меня все женщины делятся на тех, кто любит варить варенье, и тех, кто любит его есть. Я абсолютно точно отношусь ко второй категории. В этой констатации нет никакого чувства превосходства, но, извините, и нет ущербности. Первая категория в моем представлении ─ это правильные женщины. Сейчас хочется пошутить: «Правильные пчелы, которые делаю правильный мед». Они умеют вязать крючком, варить из малины пятиминутку, вышивать нитками мулине целые картины и жанровые сценки. Это для меня высший пилотаж! Есть женщины, которые ничего этого делать не умеют и не любят. Они как-то иначе организовывают свое пространство. А ведь когда-то мне тоже внушали, что нужно быть правильной пчелой. Я много думала об этом. Сначала все подобные убеждения, которые пытались подселить в меня в подростковом возрасте, я исторгала из себя непереваренными. Я была нетерпеливой и гедонистически настроенной. Мне казалось, что нужно делать только то, что приятно и весело. А все другое ─ недостойно внимания. Такому принципу несложно было следовать в родительском доме, где царила Дуся ─ домоправительница семьи. Когда я уже имела свой дом, мы с Марго рвали Дусю на части в буквальном смысле этого слова. Часть времени она проводила у нас, часть по-прежнему ─ в родительском доме (пока наконец окончательно не ушла на покой и не уехала к родным в Рязанскую область). Я стала задумываться о том, как выношу свою душу из дома, когда у меня появилась Сашка. Вот просто в какой-то момент поняла, что хочу привнести в свой дом энергию, планы, любовь ─ всю себя, ─ чтобы раздуть очаг, залитый обидой Егора. В этом есть особая магия и волшебство ─ наполнять свое жилище энергией и счастьем. И с тех самых пор Дом для меня ─ это сущность, с помощью которой можно меня разгадать, поскольку она отражает не только мои мысли, но и мечту. Только место, где я живу, способно повернуть вспять мою энергию, утекающую из семьи. Но даже эта метаморфоза не привила мне любовь к варке варенья… Просто есть вещи, которые являются для меня источником сил, вдохновения и творчества. А есть такие, которые по-прежнему не доступны моему пониманию… Я вытаскиваю себя из патоки своих мыслей, мое присутствие необходимо здесь и сейчас. Иначе это просто невежливо. Смотрю в глаза Марии Ильиничны, в которых плещется удивление, и понимаю, что, если варенье ─ единственный камень преткновения между нами, Бог с ним, с вареньем!

─ Да, конечно! Вы правы…

Еще несколько минут поддерживаю smalltаlk44
  Smalltаlk (англ.) ─ легкая беседа.


[Закрыть]. Только теперь позволяю себе почувствовать, как я устала. Приближение финала и блаженной шелковой прохлады постели придает мне сил:

─ Может быть, чаю? Аллочка, как вы насчет чая с черничными кейками?

─ Чай не водка, много не выпьешь… ─ говорит она и хулигански подмигивает мне.

Я понимаю, что влюбилась в нее окончательно, после того как дружный смех как реакция на ее реплику подтверждает мою догадку: ужин подходит к своей завершающей стадии. Мы все сливаемся в поцелуе глазами, и я спешу на кухню… Заваривая душистый цейлонский чай, порхая мыслями от события к событию сегодняшнего дня, констатирую: он удался…