Текст книги "Колдун с Неглинки"

– Настенька, конечно! Она недавно уехала в Пекин, стажируется. Уже деньги зарабатывает…

– Ага. – Мирон сглотнул сухим горлом. – Она ведь болела в детстве, да?

– Страшно болела! – Судя по легкому маминому тону, секретом это не было. – Бедная моя Вера, но потом тьфу-тьфу-тьфу, сейчас сам знаешь – все более чем.

– А со мной… года в два было что-то плохое?

Мама хмыкнула. Мирон слышал, как она передала его вопрос папе, тот рассмеялся, а затем ответила в трубку:

– Ты был лучше всех! Самый здоровый и веселый.

Мирона прошиб холодный пот.

– Погоди, Настину маму же тетя Надя зовут.

– Ну, – посерьезнела мама. – Надежда – мачеха. А была Вера. Ты разве не помнишь? Сам же спрашивал, как в нее залез рак… Еще потом в море боялся заходить.

Па-ра-па-пам, подумал Мирон и щелкнул по замершему на столе «вечному двигателю». Пыльные шарики ожили и закачались.

– И тетя Вера… умерла?

– Лет десять как, Мир. Ты чего вдруг?

Он шумно выдохнул.

– Мам, а что бы ты сделала, если бы могла сделать вообще все? Ну, как магия.

Мама ойкнула, перебросилась парой неразборчивых фраз с папой и совершенно серьезно, так, что у Мирона не возникло ни малейшего сомнения в ее честности, ответила:

– Дороги. Идеальные дороги по всей стране. Что еще тут можно пожелать?

И отключилась, видимо, пропала связь.

Так это не он расплатился ссорой с Алисой, а, наоборот, она! И слова эти дрянные он сказал не потому, что они где-то там в нем глубоко сидели и вот наконец нашли выход, а из-за ее желания… Она трогала его руку тогда. Дальше он делал сам – и огребал тоже сам. Впрочем, это мало что меняло. За Настину жизнь тетя Вера расплатилась своей. Сердце ухнуло: бабушка…

Никогда больше, никогда, никогда.

В кладовке под лестницей царил порядок: зимние вещи и обувь убраны в коробки, лыжи приторочены к стене, палки от них – в углу. Мирон включил лампу и пошарил в ящике с шарфами и шапками. Скомканные водительские перчатки нашлись на самом дне. Мама давно их не надевала: как она говорила, сменила стиль. Мирон натянул одну на здоровую, правую руку, сжал и разжал пальцы. Ничего, привыкнуть можно. Или нет, это странно, только привлекает внимание. Так ничего и не придумав, он вернулся к Алисе.

Оставив на столе коробки с едой, она вышла в прихожую.

– Завтра зайду, будем готовиться вместе.

Мирон знал, что Алиса зубрит маниакально, и не ждал ничего хорошего. Но то, что произошло потом, оказалось еще хуже.

Алиса пропала.

Глава 2. Костяная рука

Она не пришла ни утром, ни днем. Мирон как раз стащил с себя одеяло и потер висок – вчера опять заигрался и лег, когда небо в щели между штор начало уже светлеть. В голове молотки стучали по рельсам. Он достал из-под подушки телефон, разблокировал: половина первого. Можно еще часок поваляться, а потом заказать пиццу и, пока ее везут, быстренько смотаться в душ. Пожрать, вызвонить Димона – и двигать в Мск смотреть вторых «Стражей Галактики». Не забыть сделать чатик для тех, кто хочет присоединиться, и вечером затусить дома с родительскими запасами пива и его, Мирона, «плойкой».

Успокоенный тем, что получилось так отлично распланировать день, он перевернулся на другой бок в надежде подремать под шум дождя, но помешал, как ни странно, тот самый идеальный план. Сбыться ему было явно не суждено. ЕГЭ.

«Впереди три недели, – мысленно ответил Мирон гогочущему внутреннему паникеру. – За это время можно с нуля выучить, а я все-таки что-то знаю».

«ГЭ! ГЭ!» – не сдавался тот.

Ладно, черт с тобой.

Спать уже не хотелось, да и смотреть на развеселых «Стражей» с их проблемами, когда у самого над душой висят экзамены, – тоже. Мирон спустился на первый этаж, замечая на ступеньках комки пыли, которых вчера еще не было, и щелкнул кнопкой чайника. От пустоты в доме стало тоскливо. Хоть бы Алиса…

Кстати, где Алиса? Пообещать что-то и не сделать было не в ее стиле. По крайней мере, написала бы. А может, и написала? Надо посмотреть с компа – старый смартфон отторгал мессенджеры. Не пришла – значит, изменились планы. Мирон внезапно развеселился – значит, и учить не надо, можно отложить. «Стражи» снова начали казаться не такими уж тупыми.

С почти легким сердцем он заварил себе растворимый кофе и собирался было вернуться наверх, чтобы заказать двойную пепперони, когда зазвучала мелодия домашнего телефона. Понадобилась пара минут, чтобы отыскать трубку в прихожей.

– Да, – ответил он, зевая. – Да, теть Ян. Про бабушку не знаю, пока новостей нет. Что-что передать Алисе?

– Мясо! Мясо на таймере! Пусть зайдет и выключит духовку. Я утром ей говорила, но вы наверняка забыли с этой своей учебой. Мясо съешьте и не сидите весь день, сходите в сквер, сегодня вроде потеплело.

Она думает, что Алиса у него?.. Но ее здесь нет. Может, не хотела, чтобы родители знали, где она. А ему-то зачем было врать? Так бы и сказала: прикрой меня завтра – он бы не стал лезть с вопросами. Признаться, что не приходила? Если Алиса знает про духовку, то уже должна вернуться. Подпалить дом ради каких угодно тайных дел – это за гранью добра и зла. Надо рассуждать здраво: от двери до двери десять шагов – не дойти просто невозможно. Значит, к нему она и не собиралась.

– Ага, теть Ян, передам, – скороговоркой произнес Мирон и закрыл глаза, будто она могла увидеть его и раскусить вранье. – До свидания!

Он представил, как мама Алисы сидит в своем кабинете в детской поликлинике, за дверью очередь, на подоконнике фикус. Сидит и ни о чем не волнуется…

Отпирая соседнюю квартиру запасными ключами, Мирон все еще надеялся застать Алису дома. Пусть даже не одну. Но мясо, судя по запаху, действительно подгорало. Духовка была включена. Мирон выкрутил ручку на ноль, достал раскаленный противень и бухнул его на плиту. О ногу потерся кот Корица – его пустая миска стояла тут же, за холодильником. Кота стало жалко. Мирон отыскал пакет с кормом под мойкой, сыпанул немного в миску и уселся на пол рядом, наблюдая, как кот хрустит сухарями. Не могла же она исчезнуть? Конечно, нет – сейчас влетит запыхавшись и рассыплется в извинениях за забытую духовку. Еще и «Стражей» из-за нее пропустил…

Мирон вернулся к себе, на всякий случай оббежав вокруг дома. Набрал номер Алисы, выслушал гудки, отправил ей с компа несколько сообщений в «ВК» – в последний раз она была в Cети рано утром – и, чтобы отвлечься, раскрыл учебник.

* * *

В пять часов вечера Мирон обнаружил, что бежит по улице Советской с банкой колы в руке. Банка оказалась пустой. Он смял ее и, не сбавляя ходу, метко швырнул в корявую урну возле бабкиного подъезда. Дверь была распахнута и подперта кирпичом – словно только его и ждали. Еле разойдясь с рабочими, которые стаскивали по ступеням пыльные белые мешки, Мирон влетел в лифт и только тогда почувствовал, что колени дрожат и подгибаются.

Как назло, на этот раз ведьма не открывала долго. Мирон раз пять или шесть давил на кнопку звонка и уже было решил, что она упала в этот свой борщ и заживо сварилась, но тут клацнул замок. Из щели потянуло куревом, вареным луком и чем-то еще таким тоскливым, какое бывает, только когда ты один и болен.

– Явился, – буркнула бабка без тени прежнего радушия. – Заходи, чего встал? Меня Калерия Даниловна звать. «Ка-», не «Ва-»! – рявкнула она, хотя он еще ничего не сказал. – Не перепутай.

– Я ненадолго. – Мирон прирос к полу в прихожей, в комнату его не приглашали. – Мне срочно надо узнать. Про жертву.

– Срочно ему, срочно… Нет никакого срочно. Не бывает, ясно?

Не сходя с коврика, он заглянул в кухню, откуда доносился ее голос. Калерия восседала за пустым столом и покуривала трубку, с каждым словом все больше скрываясь в дыму.

– Что одним срочно – нам, шорным, тьфу! Спешат и суетятся те, кто тишины боится, голос свой услышать боится, смерти боится или у кого совесть нечиста. Твоя-то как? Чистая?

– Нечистая, – сказал Мирон, решив, что, если будет ей поддакивать, дело пойдет веселей. – Мне сделать кое-что надо, чтобы… найти и ничего не потерять. Здоровье, например.

– Было бы оно, а, – фыркнуло табачное облако. – Давай, куру купи. Тушку целую. С потрохами.

Куру! И всего-то, возликовал Мирон. Тоже мне, жертва – курица замороженная. Ей вообще все равно. А напредставлял себе…

С потрохами, правда, в ближайших продуктовых оказалось не очень. Он кружил по району, и на вопрос о внутреннем состоянии кур везде отвечали одинаково – смешком. Пришлось набрать по отдельности: саму курицу, печень и сердечки. Возле бабкиного дома даже лапы отхватил. Заплатил родительскими деньгами.

Злясь, что приходится так ерундово тратить время, Мирон поднялся в бабкину квартиру. Правда, Калерия отчего-то скривила тонкие губы и подолгу вглядывалась в каждую покупку. Срок годности проверяет, догадался он. Какая, к черту, разница, если все равно в жертву?

На плите уже бурлила вода. Калерия кинула туда пару лавровых листочков, сдобрила перцем-горошком и опустила обмытую тушку. Оставшиеся части курицы отправились в морозилку, под завязку забитую красной икрой.

– А, – сказал Мирон. – Так это суп, что ли?

– Супь, – подтвердила она. Перед его носом возникла миска, полная черной от земли картошки. – Чисть пока. – И укатилась в комнату.

Мирон начал чистить. В отбросах оставалось больше, чем на клубнях, но о качестве речи не шло, так что справился он быстро. Сполоснул руки, вытер их о джинсы. Крикнул: «Готово!»

Калерия пришла, посмотрела, снова вся скривилась – так себе, значит, работа. Кисло спросила:

– Дома-то чего делаешь? По хозяйству умеешь?

Мирон с готовностью замотал головой:

– Учусь я. Учусь, ясно? Устаю, только за компом отдыхаю.

– «За компом», – передразнила она. – Ладно, на первых порах приму. С условием…

Выловила из кастрюли одну картофелину, оглядела ее со всех сторон и бросила обратно.

– Звать как?

– Мирон.

– Ох ты ж! – Мирон пожал плечами, имя как имя. – Приму с условием: завтра снова ко мне придешь. Тяжело стало, я одна на весь Ленинский район, а дел не убавляется. Обманешь, не придешь – так и я тебя обману. Скажу, мало пожертвовал, и с тебя убудет, ясно?

– Ясно, – сказал Мирон, хотя ясно не было. – А чего я пожертвовал?

– Добро! Доброе дело сделал, чем тебе не жертвочка? Была ноша моя – Мирон пришел, себе взял, – отчетливо произнесла Калерия. – Взял-взял, иди. Завтра сочтемся.

В недоумении он вышел на улицу, сел на скамью. Вытянул перед собой ладонь. Курицу купить и картошки начистить – так вот она, ведьмина жертвочка? Знай он заранее, нарубил бы ей дров и воды притащил – или что там еще по хозяйству у ведьм? И бабушка бы не… Ладно. А могла и наврать! Сидит там без пенсии и без кур – а просить стыдно. Мирон просто удачно под руку подвернулся. Но глубоко внутри он знал: нет, не наврала, хоть и не объяснила ничего толком. «Ты мне – я тебе» – как-то так у них все и устроено. Жертва добрыми делами… Пожалуй, в этом был смысл.

– Позвони, – сказал он ладони и подождал, пока в заднем кармане вжикнет телефон.

– Мира! – говорила Алиса, запыхавшись. – Я забыла про духовку, скажи, что моя мама тебе позвонила и ты ее выключил!

– Да, – ответил он, и тут наконец попустило.

Слишком много. Слишком для него одного. Рука, бабушкина болезнь, телефон, а теперь еще и Алиса. Он устал. Его жизнь куда-то делась – всего за несколько дней ее подменили чужой. Он знать не знал про этот двор и дом, а теперь бывает здесь чаще, чем в школе. Его оторвали от друзей и дали взамен Калерию с курицей наперевес. Еще никогда Мирону не было настолько одиноко, как сейчас, на этой лавочке.

– …Прямо напротив нашего дома, представляешь? – оказывается, продолжала Алиса. – Сбили и уехали, вот что за люди? Я все бросила и побежала. Хорошо, Катя вышла – одна бы я точно не справилась. Мы положили ее в Катину машину и поехали в ветеринарку, там срочная операция… Обзванивали приюты: нельзя же ее потом обратно на улицу…

– Кого «ее»? – механически спросил Мирон. Смысл Алисиных слов от него ускользал.

– Говорю же – собаку! Ты меня вообще слушаешь? Я просто забыла перезвонить, я… Только недавно вернулась. Устала страшно. Давай завтра позанимаемся, ладно?

– Завтра я занят, – сказал Мирон и сбросил.

А потом еще долго сидел возле бабкиного дома и просто смотрел в небо.

* * *

Суп оказался ничего. Жирный, золотистый. Готовить Мирон не умел, а жрать чипсы и переплачивать за пиццу только поначалу казалось удачной идеей. Деньги как-то сразу стали таять быстрее, чем он рассчитывал. Так что суп оказался в тему. Сначала Мирон приглядывался: искал тараканов или грязь, а потом забил. Тем более что ничего мерзкого в квартире не оказалось, кроме разве что трубки, которой Калерия то и дело дымила, но и с ней Мирон свыкся, как свыкаются с морозом в феврале и летним зноем.

Бабка ничем особенным не грузила, – пока он тер полы и снимал с потолка паутину тряпкой, намотанной на швабру, Калерия посиживала в кресле и вязала, даже не глядя на спицы. Зато с Мирона глаз не сводила и тыкала пальцем то в пол, то в потолок, чем жутко его бесила.

– Что за «шорные»? – спросил он, просто чтобы не заснуть от монотонной работы.

– Шорные-дозорные. – От ее манеры выражаться у Мирона ломило в висках. – Следим.

– За чем?

– За всем тут следим. Нас вон сколько. Следим за тем, что делается, и за тем, что будет. Чтоб все тихо было, тихо… Ведро убери и ногой в него не наступи.

Ощущение безумия сгущалось.

– Ну а я вам зачем?

– Одна я, – завздыхала Калерия. Даже отвернулась ненадолго. – Район на мне, а молодых не присылают. Молодые им самим нужны. У тебя, говорят, и так спокойно. Ага, спокойно! В Володарского три девки пропали, съели девок, выварили и съели. Да чего Володарского – Прудки, семья с дитем. Месяца не прошло, как дочку убили, а он уже по остановкам ходит, хо-одит, ищет…

– В полицию надо.

Она махнула скрюченной наподобие куриной лапки рукой:

– Да чего она сделает, полиция твоя… И я ничего. Одна, старая… И рука. Рука-то костяная!

Мирон с недоверием покосился на бабкины руки: они были на месте. Только правая не двигалась.

– Протез, – пояснила Калерия и помахала неподвижной кистью. Надо же, выглядит как настоящая… – Тут оно было, местечко мое. Резала, чтобы самой шорничать. Молодая была, с характером. Думала, одна справлюсь, не нужен мне никто. Вот и резала, пока не отняли до локтя, когда почернело все. Чего я теперь могу? Просила, писала – не присылают молодых, тихо у тебя, говорят, как в могиле. Взяла я торбу и пошла. И тебя нашла. Никто не знает, никто не получит! – И она погрозила кулаком в сторону окна. – Голодный? Супу налить?

Хотел отказаться, но почему-то согласился. Хотя и так уже три часа тут торчал – пора было намекнуть бабке, что у него есть собственная жизнь. Все, что ему было нужно, он выяснил, а с людоедом из Володарского пусть профессионалы разбираются.

– А как же кот? – растерянно спросила Калерия, когда он, поблагодарив за обед, начал обуваться. – У соседки кот бесов видит…

– И что?

– Дык бесов бы убрать.

Ага, теперь еще и бесов убрать. А потом она снова скажет, что завтра он тоже должен прийти, а иначе она передумает, – и по кругу, нашла себе раба… Так он и повелся.

– Вот пусть кот и убирает, – выпалил Мирон и хлопнул дверью.

* * *

Вроде освободился, только легче не стало. Сбежать сбежал, думал, теперь будет как раньше, но нет. Хотя вокруг ничего не изменилось: комната, письменный стол, учебники, с которыми Мирон проводил теперь много времени. Даже помощь Алисы не понадобилась – пока сидел и разбирался с примерами, получалось не вспоминать про Калерию. Он ничего ей не должен и в слуги не нанимался – он вообще этого всего не хотел! Мало ли что она его нашла – только его мнения забыла спросить. Вот и пусть идет куда подальше.

Но отчего-то не проходило чувство, будто он ее обманул.

Каждое утро Мирон вставал по будильнику, умывался и выходил на пробежку. Гонял по Школьной от дома до перекрестка с Медицинской и обратно, потом шел в душ, готовил яичницу, завтракал и садился учить. Пару раз компанию составляла Алиса, но потом перестала, хотя Мирон ее об этом не просил: то ли поняла, что он сам справляется, то ли почувствовала себя лишней. Ее отсутствия он почти не заметил. Мама отчитывалась о здоровье бабушки – та восстанавливалась, «но, наверное, пока придется с ней пожить, возможно, папа вернется, а я еще побуду, ты там как? Ну хорошо, мы очень скучаем, может, приедешь к нам после экзаменов?» По вечерам парни из класса собирались тусить. Мирон отмазывался – не было настроения поддерживать бессмысленные разговоры и смеяться, когда совсем не смешно. Вместо этого он пешком шел в центр и бродил по скверу вдоль Тимоховского пруда с абсолютно пустой головой, слушая подкасты в наушниках. Чужой треп помогал справиться с собственными мыслями почти так же хорошо, как математика.

Там он ее и встретил.

После долгой прогулки ноги протестовали – пришлось сесть на бортик фонтана напротив кинотеатра и рассмотреть трещину в подошве кроссовки. Новые сейчас не светили. Гугл подтвердил – неподъемно. Или купить, а потом жрать только доширак неизвестно сколько времени. Можно, конечно, написать родителям, но дергать их лишний раз не хотелось.

Отросшая челка упала на глаза. Парикмахерская – еще один пункт расходов. Нормальная стрижка стоила полтора косаря, хотя если записаться в эконом…

Мирон мотнул головой, откидывая волосы со лба, и увидел Калерию. Она шла с той же сумкой, в которой, как он знал, лежало два камушка с пляжа, и приставала к прохожим с просьбой о помощи. Вот студент в наушниках – даже не заметил спешащую к нему бабку. Молодая мама, державшая дочку за руку, попыталась, но… «Простите, я не подниму. Может, вызвать вам такси?» Бородатый хипстер и его подружка взялись вдвоем. Заржали: «У вас там что, тонна золотых ершиков для унитаза?» Калерия пошарила взглядом по площади и уткнулась в Мирона. Он накинул на голову капюшон чуть позже, чем она узнала его и прошла мимо, придерживая сумку своей костяной рукой, – тем временем соседский кот видел бесов, в Володарского кто-то вываривал пойманных девушек, а отец семейства ходил по Прудкам и искал.

Посильнее натянув капюшон, Мирон побрел домой.

* * *

– Ты изменился, – сказала Алиса. – Я постоянно об этом думаю.

– Я тоже. И что теперь?

Она сидела на его кровати, поджав под себя ноги.

– Мы с Катей назвали собаку Лаки. «Счастливая». Я узнала, кем работает Катя. Гострайтером, есть такая профессия. «Призрачный автор». Пишет книги за блогеров и всяких известных людей. Я спросила, не обидно ли ей, что ее имени никто не знает, а она ответила, что это не ее истории и что эти люди сами пережили то, что пережили, и ценность в их опыте, а не в том, насколько красиво они пишут. Ну, так себе…

– Болтовня, – отозвался Мирон из-за учебника. – Дурацкая болтовня. – И добавил, даже не запнувшись, словно всегда так думал: – Болтают, потому что смерти боятся. Или совесть нечиста.

– Ты как будто не своими словами говоришь. А что тогда не болтовня?..

Он не ответил, потому что не услышал вопроса: смотрел на ютубе видео с объяснением решения задачи.

– Лаки умирает. – Не дождавшись реакции, Алиса повторила громче: – Она умирает! Мы собрали деньги в соцсетях, но ничего не помогает, ее всю переломало, а ты говоришь о какой-то болтовне. И сидишь тут. Учишь… Как будто ничего не можешь сделать.

– Давай, пользуй меня, – сказал он тихо. – Все пользуйте, че уж там.

– Я не все. Но если для тебя это так…

– Подожди, – поморщился он, когда Алиса зашуршала покрывалом, вставая. – Давай договоримся. Прямо сейчас, это важно. Я не супергерой. Мы по-прежнему дружим, но я не могу решать все твои проблемы, потому что… потому что не могу, ясно? И вообще ничьи – я еще не уверен. Не уверен, как со всем этим быть. Я помогу Лаки, но потом приходи ко мне, только когда будешь понимать, что иначе никак. Или я тебя пошлю. Проблема на сто из десяти. Смотри на меня, на сто из десяти, это понятно?

– На сто из десяти, – кивнула она, не сводя с него сияющих глаз, – или я иду лесом. Согласна.

Почему ему показалось, что с этого момента лесом идет именно он?..

– А теперь я должен что-то для тебя сделать, – сказал Мирон обреченно. – Могу заказать пиццу.

– Я не хочу пиццу. – Она приблизилась и щелкнула его по носу. Мирона на миг охватил страх перед ее словами. Что, если он не сможет или не захочет такое выполнять?.. – Любое желание? Зайди в «ВК».

Мирон забегал пальцами по клавиатуре. Алиса велела найти профиль какого-то Дениса.

– Пиши ему, что я твоя девушка и чтобы он отвалил.

– Э-э…

Поколебавшись, Мирон набрал сообщение, отправил его и, не дожидаясь ответа, вышел из онлайна.

– Повторяй, – сказал он. – Была ноша моя – Мирон пришел, себе взял.

– Была ноша моя – Мирон пришел и себе взял, – повторила Алиса не своим, низким голосом. – А ты взял?

– Да, – сказал он, касаясь левой ладони. – Звони и узнавай.

Под его взглядом она набрала ветеринарку. Заложила складку между бровями, согласно покивала и убрала телефон.

– Все по-прежнему.

Так и знал, что нужно было полы помыть. Собрался было с мыслями, чтобы предложить, почесал ладонь – ну точно!.. Порез затянулся. На полке между книг лежал канцелярский нож. Мирон выдвинул лезвие и быстро чиркнул по ладони в том же месте.

– Теперь взял, – повторил он и поймал каплю крови здоровой рукой. – Еще раз звони.

– Я лучше съезжу, – разволновалась Алиса. – Съезжу туда, а ты… – Она потянулась к нему и коснулась губами щеки. – Ты невероятный. Не забывай об этом.

Ушла, а слово осталось. Невероятный. Мирон вздохнул и закрыл глаза, примеряя его к себе. Да вероятный он – такой же, как был всегда. Правда, призывает зубров и лечит собак. Может, в ветеринары податься?.. Все это требовало осмысления кем-то более мудрым, чем он. Но не было рядом такого советчика. Вообще никого не было.

Просидев так полчаса, Мирон накинул ветровку, запер дверь и только сунул руку в карман, чтобы убрать ключи, как телефон завибрировал эсэмэской. «С Лаки все отлично!!! – написала Алиса с кучей восклицательных знаков. – С нее даже блохи сбежали, спасибо тебе!!!»

Улыбнулся, спрятал телефон, забыл, чему улыбался. Знал ведь, что так будет, ничего нового.

Гуляя, Мирон добрел до торгового центра «Курс». Постоял у входа, рассматривая людей. Подъехала скорая с мигалкой, из дверей навстречу выбежал охранник. Двое фельдшеров были ненамного старше Мирона – в синих спецовках, с чемоданчиками в руках и каким-то аппаратом стремного вида. Парень и девушка, лица серьезные. Сам не зная зачем, он пошел следом. Как и они, поднялся на эскалаторе, почти бегом миновал бутики и догадался, куда они идут. К туалетам. Охранник проводил врачей в женский. Мирон свернул в мужской, глянув мельком – на полу сидела девчонка в желтом свитере. Он вымыл руки, высушил и вернулся – теперь вход был перегорожен стойками. Пялиться было странно, и Мирон просто через них перешагнул. Прислушался. Девчонка вскрикнула: сначала просто «А-а-а!», а потом «Не надо! Не надо!». Боялась уколов? Мирон осмотрелся. Всегда есть кто-то… Всегда кому-то нужно это самое добро…

– Простите, вы потеряли!

Женщина с коляской обернулась и протянула руку, чтобы забрать поднятую им с пола пинетку.

– Спасибо.

– Скажите: «Была ноша моя – Мирон пришел, себе взял». Пожалуйста, – попросил он в ответ на ее вопросительный взгляд.

– Была н-ноша моя… Мирон пришел, себе взял, – закончили они уже вместе, и он коснулся левой ладони: «Ты так важна, будь».

Шваркнул джинсовой курткой по стене, сползая, и прислушался.

Девчонка выбежала из туалета и промчалась мимо – только мелькнули соломенные волосы и вывязанные на желтом свитере косы.

Ты так важна, снова подумал Мирон. Будь.

Нужно было идти. Он заставил себя встать. Шаг, еще шаг. Нужно понять, что происходит, почему он, для чего он, есть ли предел этому всему и как жить, и если он один, то что дальше, а если не один, то почему все так, как сейчас. Дошел до Советской, лифт спустился, чтобы отвезти его на девятый. Перед знакомой дверью Мирон помедлил, вытирая ноги, – дверь была приоткрыта. В прихожей он хотел было покашлять, чтобы обозначить свое присутствие, но этого не потребовалось: его и так заметили. Кудрявый парнишка в синем пиджаке повернулся на звук и приветственно махнул рукой.