Текст книги "Король Гарлема"

– И что было потом? – нетерпеливо спросил у него Саша.

– Потом, – задумчиво произнес матрос. – Потом случилось чудо. Она вернулась. Не сразу, конечно, через три с половиной месяца. Вот тогда кое-кто из нас и стал прислушиваться к словам Морозника. Чен покончил с жизнью бродяги. У него стала меняться жизнь в лучшую сторону, со временем она поменялась и у остальных. Никто из нас не стал миллионером, но мы стали людьми. Я, например, работаю на этой барже, со мной здесь моя жена. Но я был самым неверующим из всех нас. А вот Чен открыл свой бизнес.

– Ты хочешь сказать, что Морозник поменял судьбу каждому из вас? – недоверчиво спросил Саша.

– Нет. Прежде он убедил нас в том, что никто не может поменять человеку судьбу, кроме его самого, а потом научил, что нужно делать для этого.

– Дела! – посмотрел на меня Саша.

– Ну, мне пора, – произнес матрос. – Удачи вам!

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Эй! – окликнул нас матрос, когда мы уже поднялись по ступенькам. – Если вам удастся отыскать Саню, скажите об этом Луису, пусть он мне сообщит.

* * *

Я отыскал этот мост поздно вечером. Под ним никого не было, стояла лишь ржавая обрезанная бочка, в которой жгли костер, несколько деревянных поддонов и продавленный кожаный диван, когда-то имевший черный цвет. Около часа я проторчал около моста, но никто так и не появился.

– Знаешь что, – сказал мне Саша, когда я заявился к нему утром. – Сейчас холодно, но по прогнозу вот-вот должно наступить тепло, наподобие нашего бабьего лета. Вот тогда они и появятся под мостом. Жди пятницы.

– Придется, – произнес я.

* * *

В пятницу вечером неожиданно потеплело. Воздух стал теплым и чуть влажным. «Завтра иду к мосту», – решил я, перед тем как лечь спать.

Я проснулся в три часа ночи. Меня по-прежнему донимала бессонница и мысль о том, что необходимо найти Морозника, любой ценой и побыстрей, пока моя американская биография еще чиста, как белый лист. В комнате было душно. Я распахнул окно и посмотрел вниз, где шла знакомая возня – из темноты появлялись силуэты с большими картонными ящиками в руках и исчезали в подъезде. Шла разгрузка контрабандных сигарет. Машина в целях конспирации стояла чуть в стороне от дома, в самом темном месте. Ее из окна не было видно. Все происходило без лишней суеты, почти бесшумно, и потому звук, чуждый этой криминальной тишине, мое ухо уловило, едва он появился. Это был шум мотора автомобиля, приближающегося со стороны Беккер-стрит. Секунд через десять завизжали тормоза, и звук смолк. На смену ему пришел топот многих ног и короткие выкрики команд. Я быстро оделся и вышел в коридор, собираясь исчезнуть из дома, прежде чем в нем появится полиция. А в том, что она в нем появится, я не сомневался. Сначала они похватают контрабандистов, потом войдут в дом в поисках склада и начнут проверять все квартиры. А когда обнаружат подпольную фабрику Зибельмана или небольшой заводик по производству виски, то поднимут весь дом вверх ногами.

Я сбежал по ступеням на первый этаж и постучал в двери швейного цеха, окна которого выходили на сторону противоположную подъезду. По этой причине там наверняка еще не знали о появлении полиции.

– Кто? – спросили за дверью.

– Ваш сосед из двадцать седьмой, – сказал я.

Щелкнул замок, и двери открылись. На пороге стоял Зибельман-младший.

– Полиция во дворе. Табачников берут, – сказал я и шагнул внутрь.

– Ша! – крикнул Зибельман. – Сворачиваемся, полиция!

Люди, находящиеся в цехе, действовали удивительно слаженно. Швейные машинки тут же попрятали в нишу в стене, а затем полностью прикрыли ее шкафом, стоящим рядом.

– Арон, Беня, материал в подвал, быстро, – командовал Зибельман. – Готовое в мешки и за окно в мусорники.

– Поможете? – обернулся он ко мне.

Я выпрыгнул в распахнутое окно с одним из рабочих и помог засунуть мешки с готовой продукцией в мусорные баки. Возвращаться в дом я не стал, поскольку пора было подумать и о себе.

Мне надо было пройти метров пятьдесят от угла дома до стыка двух других домов, между которыми имелся проход, а за ним сразу же начиналась плохо освещенная улица.

Добраться до прохода мне удалось, но едва я миновал метровое пространство между двух кирпичных углов, как передо мной из темноты возникла фигура полицейского. Не колеблясь ни секунды, я сделал короткий шаг ему навстречу и крюкообразным ударом снизу вверх опрокинул его на спину, а затем бросился бежать. Изрядно попетляв по улицам и порядочно удалившись от дома, я перешел на шаг, размышляя, куда теперь деваться. Потом впереди, возле бара, мои глаза разглядели такси. Цветной водитель сладко спал. Чтобы разбудить его, мне пришлось несколько раз постучать по крыше машины. Открыв глаза, он попытался сделать бодрый вид и тронул такси, едва я в него сел. Я назвал адрес и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза, надеясь немного вздремнуть. Меня разбудил стук в стеклянную перегородку.

– Приехали, мистер.

Отпустив такси, я пошел вдоль набережной. Океан слабо мерцал в предутреннем свете. Фигура продавца сосисок и его тележка вырисовывались в нем двумя серыми пятнами.

– Четыре сосиски с горчицей, – подойдя к нему, попросил я.

– Ты чего? – удивленно уставился на меня Саша. – Неужто ради этого и приехал?

– Полиция, – пояснил я. – Накрыли контрабанду с сигаретами. Потом наверняка в дом пойдут. Мне с ними лучше не встречаться.

Саша задумчиво потер подбородок.

– Да, что-то не срослось нынче у подполковника Орлова.

– Похоже на то, – сказал я, присаживаясь на парапет и принимая у Саши сосиски.

Я ел сосиски и смотрел на океан. Саша молча стоял рядом.

– А ночь-то теплая, – произнес я.

– Теплая, – согласился Саша.

– Значит, можно под мостом ночевать.

– Можно, но не обязательно. Лучше в гостинице пожить, пока в доме все утихнет.

– Я не о том, Саша. Я пойду под мост и буду ждать там Луиса.

– Ты тоже странный, – сказал после некоторого молчания Саша. – Люди приезжают сюда и стараются как-то устроиться, жизнь свою наладить, денег заработать. А ты надумал Морозника искать. За каким чертом он тебе сдался? Или подобное притягивает подобное?

– Где это ты такое слышал?

– Да от Морозника и слышал. За каким чертом он тебе сдался? – опять повторил Саша.

– А на какой черт нужен океан? Его даже пить нельзя – соленый.

– Ну, океан, это… – Саша задумался на несколько секунд. – Это стихия, простор, возле него хорошо, – Саша замолчал и стал поднимать крышку бака.

От бара в нашу сторону двигались четыре фигуры, две мужских и две женских.

– Парами ходят, – заметил я.

– Из «Ноева ковчега» в одиночку почти никогда не выходят. В основном, парами. Вертеп, – сказал Саша. – Смотри, бабы чуть ли не голые.

Обе подошедших пары стояли в обнимку, от них несло спиртным, табачным дымом и духами. Женщинам было немного за тридцать. Саша, конечно, преувеличил, сказав, что они почти голые, но не намного. Длина их платьев и огромные декольте были вызывающими.

– Суки! – сказал Саша, когда обе парочки, купив сосиски, стали не спеша удаляться вдоль набережной. – Ходят такие, потом покоя нормальному человеку нет.

– Это почему же? – спросил я.

– Почему?! – Саша в сердцах хлопнул крышкой бака. – У меня уже год бабы не было. Америка, черт бы ее подрал!

Он немного помолчал, потом предложил:

– Ты вот что, поезжай пока в какую-нибудь гостиницу, выспись. Лучше в дешевую, там к тебе никто принюхиваться не станет. Я когда в Америку приехал, вообще в Централ-парке на травке спал, а ночью работал. Погода тогда хорошая стояла. Народу на травке много. Меня никто не трогал, лежит себе человек, как все.

– Я, пожалуй, тоже в Централ-парк поеду.

– Чудак, – вздохнул Саша. – Зачем тебе-то в парк?! У меня тогда денег не было… Ну ладно. Сейчас объясню, как проехать. Только подожди, пока солнце взойдет, сейчас там ведь роса.

* * *

День был теплым и прозрачным. В Централ-парке пахло свежестью и горьковатым запахом опавших листьев. Я сошел с дорожки в газон, лег недалеко от полного молодого человека в очках с такой же полной очкастой подружкой рядом, закинул руки за голову, и понемногу окружающий мир стал сливаться в одно радужное пятно.

Я проснулся через пару часов. Народу вокруг заметно прибавилось. Молодой человек в очках и его подружка продолжали сидеть в той же позе, испуская на мир сквозь линзы очков ровное американское блаженство.

Я опять уснул и проснулся снова уже во второй половине дня. Солнце теперь светило в просветы между деревьев с западной стороны, и его лучи уже не были такими теплыми. Я встал, направился к выходу из парка и не спеша побрел по улице, не имея ни малейшего понятия о том, где нахожусь. Толпа обтекала меня с двух сторон. Люди останавливались, заходили в магазины и бары, садились в машины, чтобы ехать домой. Высоко над улицей, над крышами домов и щитами реклам цвел закат, но он, похоже, никого не трогал. Меня, в свою очередь, не трогало то, что происходило вокруг. Я скользил в толпе, как капля ртути в воде. Никакого взаимопроникновения.

Потом я набрел на станцию подземки и спустился в нее.

К мосту мне удалось попасть только в сумерках. Он черным угловатым скелетом маячил впереди. Чтобы добраться до него, нужно было пересечь пустырь, примыкающий к реке, тусклой серой лентой текущей к океану. Вокруг не было никакого жилья, только вдалеке горели окна двух небоскребов, а возле моста светилось пламя небольшого костра. Похоже, те, о ком говорил шкипер, были здесь.

«Странные типы эти ребята, – подумал я, направляясь к костру. – Зачем им здесь собираться и тем более ночевать, если они уже давно не бродяги?»

Достигнув примерно середины пустыря, я вдруг услышал нечто знакомое и сначала не поверил своим ушам, но, пройдя еще с десяток шагов, напряг слух и понял, что не ослышался. Впереди, у костра, хором под гитару старательно выводили романс «Гори, гори, моя звезда».

Я подошел еще ближе и увидел лица, черные, желтые и белые, полный интернационал, всего девять человек.

Я во все глаза смотрел на эту разномастную капеллу, которая дико искажала русские слова, но выводила романс с таким чисто русским надрывом, что становилось не по себе. На меня они не обращали ни малейшего внимания, а когда закончили петь, один из них, невысокий мулат с шапкой жестких волос, спросил:

– Эй, парень, что тебе здесь надо?

– Мне нужен Луис, – ответил я.

– Ну, допустим, я и есть Луис. Что дальше?

– Говорят, ты хорошо знал Морозника.

– Здесь все хорошо знали Саню, и что с того?

«Саню», – усмехнулся я про себя и сказал:

– Он мне нужен.

При этих словах в мою сторону обернулась вся банда, а Луис отложил гитару и подошел ко мне ближе. Он долго рассматривал меня, а потом произнес:

– Этой песне, что мы сейчас пели, научил нас Морозник, но это не главное, поскольку кроме этого он научил нас многому другому, благодаря чему мы не подохли, как крысы в своих норах, от наркотиков, спиртного и тоски или просто не замерзли холодной зимней ночью, благодаря чему мы вместе. Но и мы не можем найти Саню. А ты… ты что, хорошо его знал?

– Нет. Даже никогда не видел, но хочу его найти.

– Зачем он тебе?

– Ты не поймешь. Я тоже русский.

– Русский?! – в карих глазах мулата мелькнуло удивление, и он повернулся к своим. – Это русский. Он хочет найти Саню.

Послышались несколько удивленных возгласов.

– Ребятам нравится, что ты хочешь найти Саню, – сказал Луис, когда присутствующие, потеснившись, освободили мне место возле бочки с костром.

– Ты можешь рассказать мне о нем, о том, чему он вас научил? – спросил я.

Луис, прежде чем что-либо произнести, какое-то время рассеяно смотрел поверх моей головы.

– Это странная история о русском парне, который появился в Нью-Йорке несколько лет назад, – наконец, сказал он, – и смог обосноваться в Гарлеме, а это не шутка. Там не каждый негр выживет. Ты можешь в нее не поверить. Так что для начала я расскажу то, чему он нас научил. Я из Гондураса. Моя мать была очень набожной женщиной. Она водила нас в церковь. И мы все вместе – она, я и мой брат – просили Бога о лучшей доле. Но он нам не помогал. Мать так и умерла в нищете, а мы с братом уехали в Америку, но и здесь нам не везло. Мы были бродягами, пока не встретили Саню Морозника. Он нас многому научил, как и всех этих людей, – Луис обвел рукой друзей, сидящих вокруг костра. Он учил нас, что мир и все, что в нем находится, есть энергия, и мы тоже. Все, что окружает каждого из нас – хорошее или плохое – есть продукт воображения его собственного мозга. Он говорил, что человек к двадцати пяти годам – это сосуд, полный всякого дерьма, и потому он сам виноват во всех своих напастях. Ведь подобное притягивает подобное. А Бог любит всех, но Он не может втиснуть в тебя свою божественную любовь, поскольку ты полон дерьма, и там нет места для Его любви. Каждый должен сам очистить себя, ибо Бог не может этого сделать за тебя. И только тогда войдет в тебя Его сияние, и ты станешь счастлив. Вот так говорил Саня. Сначала мы не верили ему, но один раз он вылечил моего брата, когда тот заработал воспаление легких, проспав пьяным ночь на сыром асфальте. Потом, когда мне предложили работу, Морозник сказал, чтобы я отказался от нее. Я с большим трудом заставил себя это сделать, уже утром, когда надо было выходить. Я и еще шесть человек должны были зачищать трюмы на танкере. Это была хорошая работа, за нее много платили. Так вот, все шесть погибли в тот же день. Трюмы танкера как следует не провентилировали, там остались пары, которые и взорвались от случайной искры. Вот тогда мы и поверили ему. Еще был случай с Ченом. Он помог ему вернуть девушку. Морозник научил нас, как избавляться от дерьма в себе. Он говорил, что если мы не сделаем этого, то будем бесконечно ходить по кругу, а все неприятности, которые преследовали нас, будут с каждым витком усугубляться.

– Что было дальше? – спросил я.

– Дальше? – усмехнулся Луис. – Не все происходит так быстро, как хотелось бы, и еще года полтора мы бедствовали, а потом жизнь стала меняться. Вокруг стали появляться люди, в существование которых раньше трудно было поверить. Очень хорошие люди. Здесь сидят те, кто поверил Морознику. Это бывшие бродяги. Теперь все они имеют крышу над головой, хорошую работу и даже семью. Мы собираемся здесь в теплые дни. Сюда однажды осенью привел нас Саня. До этого мы имели пристанище в пригороде. Но в округе началось воровство. Местные показали копам на нас, и нам пришлось срочно убираться оттуда. Вечер в тот день был холодный, с дождем. У бродяг зуб на зуб не попадал. Мы зашли под мост и развели костер. Потом Саня достал из сумки две больших бутылки виски и, пустив их по кругу, стал говорить. И вот тогда мы впервые по-настоящему прислушались к его словам. Нас вместе с ним было тринадцать человек, и каждый из нас смог согреться, каждый почувствовал, как изнутри него сквозь весь хлам жизни и паршивое настроение пробивается тонкий светлый лучик. До сих пор помню, как это было. Я словно сидел в каком-то темном загаженном котами подвале, и вдруг появился свет, нет, не электрический, другой, необыкновенный. Вот такой был Саня Морозник.

– Мне говорили, что он не вернулся из Гарлема, – сказал я после некоторого молчания.

– Все верно, – Луис глубоко вздохнул и обвел глазами всех людей, сидящих у костра. – Он уходил туда каждое утро, иногда оставался там на несколько дней, но потом возвращался. А в тот проклятый день, когда пропала Нурет, он ушел туда ночью и больше не вернулся. Мы пытались найти его, но у нас ничего не вышло. Нам дали понять, чтобы мы не совали свой нос туда, куда не надо. В это дело замешаны опасные типы, – Луис испытующее посмотрел на меня. – Ну что, ты по-прежнему хочешь отыскать Саню?

– Да, – сказал я.

– Ну что ж. Тогда тебе не помешает услышать всю эту историю. Она звучит неправдоподобно, но все так и было. Морозник появился в Нью-Йорке несколько лет назад. Он перебрался из Мексики. Мы встретили его через год после этого. Не знаю, почему он выбрал именно нас, бродяг, и остался жить с нами. Наверное, потому, что благополучные и сытые люди глухи. И он выбрал нас. Еще через полтора года он пошел в Гарлем. Там его взял к себе в банду Кок, после того, как он измочалил в баре четверых его ребят. Они были без оружия, поскольку бар принадлежал Бушу, племяннику Золотого Кью, а Кью держал в страхе если не весь Гарлем, то три его четверти точно. Поэтому с племянником считались, и никто не приходил в его бар с оружием. А в рукопашную против Сани никто устоять не мог. Кок это оценил. Он был сущим отморозком, но какие-то мозги имел и вовремя сообразил, что живым этот белый принесет больше пользы, чем мертвым. Саня год отработал в банде Кока, пока тот не нарвался на пулю при разборке с латинос. После смерти Коха банда стала сдавать позиции в Гарлеме и разваливаться. Два его наследника никак не могли поделить власть. Началась междоусобица. Саня к тому времени имел влияние в банде, но в разборках не участвовал, держался в стороне. В конце концов банда Кока перестала существовать. Саня остался в Гарлеме. Более того, он открыл там школу рукопашного боя. Народ к нему повалил. Кое-кто, конечно, кривил морду оттого, что в самом, так сказать, сердце черной расы обосновалась белая задница. Но Саня продолжал оставаться в Гарлеме, и его никто не трогал. Он вел себя как негр, даже выучился петь спиричуэл, чем склонил на свою сторону немало сердец в Гарлеме. Но, как выяснилось позже, его интересовало только сердце смазливой и своенравной барменши из «Обсидиана». Она была в какой-то связи с черными мусульманами, а те выделывали в Гарлеме черт знает что. Их побаивался даже Золотой Кью, известный бабник, который переимел много смазливых баб в Гарлеме, но на Нурет глаз не положил. А вот Саня это сделал и, видимо, давно. Я подозреваю, что из-за этого он и остался в Гарлеме и, более того, стал там своим. Но попытаться подъехать к Нурет значило бы бросить вызов черным мусульманам, и Саня не побоялся этого сделать. Он говорил, что они, на самом деле, играют с дьяволом, а дьявол может зацепиться лишь за грязь в твоем сознании, а его сознание чисто и потому черным его не взять. Так оно поначалу и было. Он пришел в бар к Нурет, преподнес ей огромный букет белых роз и сказал, что его сердце принадлежит только ей и вся его жизнь продолжается только ради нее. Тут стоит заметить, что Нурет была сущей бандиткой. Она никогда не ругалась и вообще вела себя как леди, но если ей что-то не нравилось, то эта особа могла без лишних слов засветить нахалу бутылкой по голове прямо из-за стойки, а потом еще и высчитать с бедняги ее стоимость. Черные ребята все сохли по ней. Это были крутые парни, потому что простому негру и в голову бы не пришло мечтать о Нурет, но ни один из них не решался назначить свидание этой черной пантере. Впрочем, не такая она уж и черная. Не знаю, слышала ли она о Сане до этого или нет, но белый парень поразил ее воображение. Он заявился в Гарлем, да еще и в «Обсидиан», где собирались сливки местного общества, с огромным букетом белых роз и публично признался ей в любви. Нурет была буквально ошеломлена, чего с ней до этого никогда не случалось. Она стояла и смотрела во все глаза на Саню Морозника, вероятно, ожидая, что сейчас черные ребята, сидящие в баре, выкинут этого самоубийцу вон, открыв входную дверь его собственной головой. Но никто даже не пикнул. И это еще больше поразило Нурет. Видимо, тогда она поняла, что перед ней стоит настоящий Мужчина, и приняла от него цветы. Потом их часто стали видеть вместе. Мусульмане Саню пока не трогали. В его школе тренировалось в общей сложности человек сто. Там были бандиты, просто крутая шпана и обыкновенные негры, но каждый из них пошел бы за Саней в огонь и в воду. Через пару месяцев мусульмане закатили пробный шар, они послали пятерку крепких ребят отделать Морозника, но у тех ничего не вышло. Саня сам намял им бока. Просто пристрелить его было нельзя, ведь о назревающем конфликте знали все, в том числе и полиция. Она предупредила мусульман, чтобы те не смели этого делать. В Гарлеме и без того хватало трупов. Кроме того, не так уж и просто пристрелить человека, который всегда начеку. Тогда эти ублюдки пошли по другому пути. В Гарлеме живут выходцы с Гаити, которые практикуют культ Вуду. Мусульмане обратились к ним. Саню колдовство не взяло, зато досталось Нурет. Ее два раза вырвало черной кровью, но Саня выходил ее, а потом, смекнув в чем дело, наведался в час ночи в «Сундук». Так назывался дом, где жили жрецы Вуду. За пятнадцать минут он перевернул там все вверх дном, а потом вышел оттуда, волоча за ноги полуживого Соля Дежу, главного жреца. Он проволок его мордой по асфальту целый квартал и бросил на пустыре, недалеко от бара Симона Летье, тоже выходца из Гаити. Остальным личностям, находящимся в «Сундуке», он просто переломал кости. Потом в Гарлеме долго обсуждали этот случай, стали говорить, что Вуду на белого не действует и что Саня сам шаман, еще похлеще этих ублюдков с Гаити. Золотой Кью сделал Сане предложение идти к нему в телохранители. Морозник отказался. Он вместе с Нурет переселился в Бронкс, но оба продолжали ездить в Гарлем. На Санину жизнь все-таки пару раз покушались, но он был словно заколдованный. Один раз в него стреляли почти в упор, а пуля распорола лишь одежду на плече. Саня продолжал тренировать негров, а Нурет ходила на работу в бар. Всем казалось, что на этой истории можно поставить точку, но однажды Нурет исчезла, а к Сане Морознику на улице подошел какой-то подросток и передал записку. Там было сказано, что если он хочет увидеть Нурет, то ночью должен придти по такому-то адресу. Саня не сказал нам адрес, не хотел впутывать в это дело. Он пошел один и просто исчез в Гарлеме. А Нурет по-прежнему работает в баре. Кое-кто из наших пытался подъехать к ней и выяснить, что произошло с Морозником, но из этого ничего не получилось. Вот такая история, хочешь, верь в нее, хочешь, нет, – Луис замолчал, и наступила тишина, которая нарушалась лишь легким потрескиванием угольков в костре.

Я отвел глаза от лица Луиса, посмотрел по сторонам и обнаружил, что уже глухая ночь. Люди, сидящие возле костра, выжидающе смотрели на меня. Я обвел взглядом эти лица – желтые, черные, белые – и заметил, что все они похожи друг на друга выражением своих глаз.

– Я буду его искать, но вы должны мне помочь, – сказал я.

– Нам нравится твой ответ, – сказал Луис.

Остальные молча пожали мне руку.

– Можешь рассчитывать на нас, – хлопнул меня по плечу Луис – Все, что в наших силах, мы сделаем. Но мы не можем идти с тобой в Гарлем. Нас там знают как людей Морозника. Именно поэтому мы не можем его найти. Если нас увидят с тобой, считай, что ты засвечен. Люди, которых он тренировал, тоже не добились успеха в этом деле. Двоих из них нашли с перерезанными глотками. Люди говорили, что они попали в драку с поножовщиной, но я думаю, что им удалось что-то узнать, но донести информацию им не дали. Еще одного пристрелили, после того, как он пытался поговорить с Нурет, когда она шла после работы домой. Поэтому мне думается, что она что-то знает. У тебя есть шанс, потому что ты новый человек, но ты белый. Как ты попадешь в Гарлем? Ведь там придется жить, если ты хочешь найти Морозника. Чтобы белый жил в Гарлеме – я такого не слышал. Конечно, за исключением Сани.

– Я слышал, что Бушу в бар требуется официант, а это заведение совсем недалеко от «Обсидиана», – сказал негр, сидевший у костра. – Только надо приходить ближе к ночи. Буш раньше не открывается.

– Ты думаешь, его туда возьмут? – усмехнулся Луис.

– Чем черт не шутит, – пожал плечами негр.

Луис задумчиво посмотрел на меня.

– С чего-то надо начинать это дело. Попробуешь?

– Да, – согласился я.

– Чтобы идти в Гарлем, надо как следует подготовиться, – начал инструктировать меня Луис. – Тебе придется учиться вести себя в Гарлеме так, чтобы тебе не открутили башку, по крайней мере, сразу. Во-первых, ты приедешь туда на такси. Пусть оно ждет тебя возле бара. Хотя таксисты не очень охотно это делают, но ты попробуй уговорить шофера. Во-вторых…

Поучения Луиса затянулись надолго. Ему помогали все присутствующие. Потом мы сообща мы пришли к выводу, что начинать надо с Нурет. Она что-то знает о Морознике, но молчит по непонятной причине. Следовательно, только она может помочь. Исходя из этого, мне следовало поначалу притереться в Гарлеме, чтобы моя белая физиономия не вызывала раздражение, по крайней мере, в квартале, где расположены оба бара. Тогда я смогу зайти в «Обсидиан», и это будет выглядеть не совсем естественно, но, по крайней мере, не столь вызывающе. Потом, когда к моему появлению там привыкнут, мне надо будет попытаться каким-то образом втереться в доверие к Нурет и уже тогда попытаться выведать что-то о Морознике. Может, после знакомства с ним она стала питать некоторые симпатии к русским.

Это был предварительный план, который я мог изменять по ходу дела, ввиду вновь возникших обстоятельств.

Совещание мы закончили под утро, когда вдалеке, на границе Квинса, вырвался из подземки первый поезд. Когда мы удалялись от моста, горизонт за нашими спинами уже заливался алым светом, и легкий шум, поднимающийся над Нью-Йорком, уже пробивал прохладу утра.

Я простился с парнями у станции подземки, пожав поочередно девять разноцветных рук.

– У тебя есть мой телефон. В случае чего звони. Мы собираемся здесь, под мостом, раз в неделю, если позволяет погода, – сказал мне Луис на прощанье.

– Зачем?

Светло-карие глаза Луиса посмотрели на меня с едва заметной иронией.

– Не догадываешься?

Я пожал плечами.

– Чтобы помнить друг о друге и о том, чему нас научил Морозник. Человек время от времени должен оказываться в естественной для него среде, чтобы глотнуть свежего воздуха, иначе все это, – Луис указал на виднеющиеся вдали небоскребы, – задавит его. Мы еще не настолько сильны. Противостоять всему этому в одиночку мог только Саня.

Луис махнул мне рукой и исчез в чреве станции. Я посмотрел на часы и пошел ловить такси, решив, что успею застать на набережной Сашу.

* * *

Когда я подъехал, он уже катил свою тележку по набережной. Лицо у Саши было хмурым. Меня он заметил лишь тогда, когда я его окликнул.

– А! – оживился он. – Это ты! Сосисок хочешь? У меня остались.

– Давай, – сказал я, почувствовав голод при слове «сосиска».

– В доме шухер. Арестовали уйму народа. Кроме того, какой-то тип сломал той ночью полицейскому челюсть. Теперь этого парня разыскивают, – рассказывал Саша, пока я ел сосиски. – Это случайно не ты?

Я неопределенно пожал плечами.

– Понятно, – сказал Саша. – В общем, в дом тебе лучше не соваться. Надо переждать. Ты вот что сделай. На Восемьдесят шестой улице, недалеко от подземки есть дешевый отельчик, вообще-то, он для свиданий, или, как здесь говорят, отель на час, но там чисто и с полицией у них договоренность, чтобы не тревожили. Ты поезжай пока туда, переждешь, когда все успокоится, и вернешься.

Мы расстались у пиццерии. Саша взглянул на нависшее над горизонтом солнце, вздохнул и сказал:

– Это разве солнце. У нас оно вот такое! – и развел во всю ширь руками, а потом, сутулясь, поволок свою тележку в пиццерию.

До Восемьдесят шестой я добрался на метро.

Внешне отель был неприметным зданием, построенным где-то в районе пятидесятых. Внутри было прохладно и тихо. За конторкой скучал портье. Увидев меня, он слегка оживился. Когда я сказал, что мне нужен номер на три дня, он удивился, но, тем не менее, записал мое имя в журнал и выдал ключи.

Войдя в номер, я первым делом принял душ, а потом сразу лег спать и проснулся лишь вечером.

Оставив портье ключи, я покинул отель и дошел по улице до небольшого кафе.

Машинально пережевывая безвкусную еду и запивая ее таким же безвкусным кофе, я рассматривал улицу. По ней спешил народ, по проезжей части неслись машины. Мелькающие в полумраке лица и огни навевали мысль о некой тайне. Но никакой тайны тут и в помине не было, кругом лишь суетились люди, выжатые прессом дня и стремящиеся домой. Тайной была та история, в которую я попал, она витала вокруг Морозника, и он сам тоже был тайной. Что-то слишком много тайн. Я поставил чашку с недопитым кофе и вышел на улицу.

Первые двое таксистов отказались ехать в Гарлем. Они были белыми. Тогда я нашел негра на раздолбанном «Форде», он был худым и длинным, как баскетболист. Я сказал ему, что мне нужно в Гарлем. Услышав это, водитель долго с интересом рассматривал меня, потом пожал плечами и жестом пригласил в машину. Я назвал адрес, и мы тронулись.

Гарлем даже ночью, когда все и так черно, умудрялся быть черней других районов. Я понял, что мы въехали в него, раньше, чем таксист удосужился сообщить мне об этом.

Бар Буша был натуральной конурой с идиотским фонарем из железа, стилизованным под старину.

Фонарь лил свой зеленый свет прямо на головы входящих которые, остановившись, чтобы распахнуть дверь с рифленым стеклом, на мгновение делались похожими на мертвецов.

– Вы подождете, когда я выйду обратно? – обратился я к водителю, немного понаблюдав за баром.

– Двадцать баксов сверху счетчика, – сказал он. – Деньги сейчас.

Я сунул ему купюру и вышел из такси.

Толкнув дверь, я вошел в бар. Там сидели десятка полтора скучающих черномазых ребят, и все они сразу уставились на меня. Этот общий взгляд, в первый момент выражающий крайнее изумление, быстро становился враждебным. Две темные особы женского пола, смотревшие на меня с профессиональной доброжелательностью в глазах, ничуть не скрашивали его. Под этим общим недружелюбным взглядом я прошел до стойки и небрежно осведомился у огромного толстого негра, который, скрестив на груди руки, стоял за ней, не он ли хозяин заведения. Получив едва заметный кивок в качестве утвердительного ответа, я так же небрежно обронил:

– Я слышал, что вам требуется официант.

– И что?.. – флегматично спросил бармен.

– Я хочу получить эту работу.

В глазах бармена, прежде ничего не выражающих, мелькнуло явное удивление.

– Ты псих, что ли? Это заведение для черных.

– Только для негров? – уточнил я.

Бармен с неожиданным для такой туши проворством протянул руку через стойку и схватил меня за грудки.

– Я русский, – произнес я, прежде чем он успел открыть свой рот. – А русский – это дважды негр, понял? Русскому негру нужна работа, понятно? И я хочу наняться именно сюда, потому что мне противно обслуживать белые американские задницы.

– Проваливай, говнюк! – сказал бармен и разжал свою лапу. – Даю тебе десять секунд на то, чтобы убраться отсюда.

Я развернулся и побрел к двери, весь зал по-прежнему провожал меня взглядом. Что-то не так было в том, что я беспрепятственно уходил из бара. Так оно и вышло. Едва я открыл дверь, как на меня набросились два молодых негра, которые, видимо, решили, что этот придурковатый белый – легкая добыча. Я был начеку, потому легко ушел от прямого удара в челюсть и, поднырнув под руку, схватил одного негра за ногу, резко выпрямился и перекинул его через себя. Негр, пробив дверное стекло, с грохотом ввалился в дверь. Это было лишним, но так уж получилось. Второй негр попытался поймать меня в неудобной позиции ударом с левой. Я успел прикрыть подбородок плечом и изо всей силы пнул его ногой в район печени. Парень тут же переломился пополам от боли. Я повертел головой по сторонам и обнаружил, что серьезно влип – такси не было. Прежде чем бежать, я окинул взглядом пространство возле бара в надежде, что водитель такси решил просто переехать на другое место, но машины нигде не было. Либо водитель решил сознательно подставить белого джентльмена, либо его попросили отъехать эти черные юниоры, которые теперь корчились по обе стороны входной двери.