Текст книги "Охотник за смертью: Война"

А за стойкой бара по-черному напивалась Сайдер. Таверна лежала в развалинах, она сама сидела, как в капкане, в горящем здании, а Кота нигде не было видно. А он уже давно должен был вернуться. Наверное, влез в драку. Она ему повторяла и повторяла: никогда не встревай…

Сайдер налила себе еще стакан.

– А тебе не хватит? – спросил ее Дональд Ройал.

– Ни хрена, – ответила Сайдер. – Я все еще могу думать.

– Когда в конце концов нам придется бежать, от тебя пьяной толку не будет.

– Бежать – куда? Вокруг таверны солдаты с оружием. Как только мы выйдем, мы уже покойники. Да, а если мы останемся, мы тоже покойники. Если огонь нас не сожжет, так дым задушит. Или эта безумная баба в конце концов развалится и гравибаржи разнесут дом на щебень. Я ничего не забыла?

– Всегда есть шанс, что случится что-нибудь, – возразил Ройал. – Счастливый случай, представившаяся возможность. Надо быть готовым в него вцепиться.

Сайдер покачала головой.

– Поздно, Дональд. Никуда мы не денемся… – Она замолчала и нахмурилась. – Ты слышишь, кто-то поет?

И в этот момент вдруг упала одна из стен таверны. Кирпичи просто рассыпались, открывая вид на улицу и чертову уйму трупов солдат. К бреши метнулись языки пламени, но почему-то увяли и были отброшены назад. А там, снаружи, стояли и пели разведчица Топаз и женщина, которую когда-то звали Тифозная Мэри. Две самые мощные сирены в Империи и вне ее.

– Я же тебе говорил! – усмехнулся Дональд. – Нормально, люди, мы уходим! Хватайте только то, что вам абсолютно необходимо, – и в дыру в стене. Мадлен, помоги мне вытащить Дженни Психо. Сайдер, брось эту бутылку и беги, а то я тебе так дам под зад, что он у тебя на уши налезет.

Пламя теперь уже было всюду. Сам воздух был так горяч, что обжигал. Из потолка вырывались пучки энергии – щит Дженни слабел. Дональд схватил ее за руку и потащил к пролому в стене. Кровь по ее лицу текла уже густой струей и разбрызгивалась агонизирующим дыханием. Кожа ее стала бело-голубой, а рука в руке Ройала – холодной и липкой. Она выглядела как смерть – еще теплая и готовая уже застыть, но как-то еще держала свой психоэнергетический щит, защищая бегущих из гостиницы мятежников. Ноги ее не гнулись, и Дональд заставлял ее двигаться только грубой силой, потому что она не могла сейчас двигаться сама, даже чтобы спасти свою жизнь. Весь ее мир сжался до одной простой необходимости – держать щит, пусть это даже ее убьет. Дональд подтащил ее к пролому и только что не вышвырнул в холодную ночь. Потом выбрался за ней сам, тяжело дыша и пытаясь откашлять забивший легкие дым. Он чувствовал себя старым и усталым, и в голове все плыло, но он не позволял себе свалиться. Еще рано.

Мак-Ви помог Чэнсу поставить его питомцев на ноги, и они выгнали полубезумных детей на улицу, как стадо баранов. Чэнс снова и снова их пересчитывал, проверяя, что никого не оставили. Дети плакали и кричали или просто беспомощно тряслись. Нескончаемый крик «Легиона» терзал их мозг, как раскаленная колючая проволока. Мак-Ви стоял у пролома, пересчитывая по головам выбегающих из гостиницы мятежников. Одного он недосчитался. Тогда он заставил себя просунуться обратно в дыру как можно дальше и оглядел пылающий зал. Карлик Иэйн Касл все еще сидел возле тела Лоис Бэррон, раздавленной упавшим бревном, все так же держал ее мертвую руку и раскачивался. Мак-Ви заорал, называя его по имени, и Касл оглянулся с отсутствующим видом.

– Иэйн, вылезай оттуда! Оставь ее! Ты ничем уже ей не поможешь!

Мак-Ви надрывался до хрипа, чтобы перекричать рев пламени и грохот двигателей висящих в небе гравибарж.

– Не могу! – крикнул Касл. – Не могу я ее здесь оставить!

– Ее уже нет! И если ты немедленно оттуда не вылезешь, тебя тоже не будет! – Мак-Ви заставил себя стоять возле пролома, хотя от жара у него на руках и на лице уже вздувались волдыри. – Прошу тебя, Иэйн! Я не хочу еще и тебя потерять!

Касл медленно кивнул, поднялся и зашагал, спотыкаясь, через задымленную комнату к пролому в стене. Он миновал пылающие края, будто их и не заметив, и нырнул в загоревшейся одежде в темноту улицы. Мак-Ви сорвал с себя плащ и замотал Касла, гася пламя. Рядом с ним Дженни Психо вдруг села, будто силы ее оставили только сейчас. Челюсть ее отвисла, глаза ничего не видели. Неподалеку от них все еще пели разведчица Топаз и Тифозная Мэри, и их песня вместе с экстрасенсорной силой создавали щит над повстанцами и вокруг них. Голоса их возносились и падали в продуманной гармонии, энергетическая пси-буря бушевала на улицах, подчиняясь их воле и держа на расстоянии имперские войска.

Дональд Ройал внезапно оглянулся и понял, что его напарница вместе с ним не вышла. Люди мельтешили вокруг, но Мадлен Скай не было и следа. Он протолкался сквозь толпу и схватил Мак-Ви за рукав.

– Где Мадлен? Она с тобой выходила?

– Я ее не видел! Был занят другим!

Мак-Ви выдернул рукав, и Дональд застыл, глядя на горящий «Колючий терновник». Потом подошел к пролому, закрывая лицо от палящего жара. Зал бара превратился в огненное море, и из пролома валил клубящийся дым. Сердце Дональда болезненно сжалось, когда он подумал, что Мадлен могла там остаться. Потерялась в дыму. Он звал ее снова и снова, но ответа не было. Дональд твердо сжал губы. Он знал, что должен делать. Натянув плащ на лицо, он направился к пролому.

Но на первых же шагах остановился. Этого жара он просто не мог вынести. Он пытался снова и снова, собирая всю свою решимость и храбрость, чтобы заставить себя пройти сквозь пламя, но старое тело не слушалось и шарахалось от жара, отказываясь идти вперед. Языки пламени заиграли на загоревшемся плаще, и вдруг чьи-то руки оттащили его назад и захлопали по плечам, сбивая огонь.

– Пусти меня, черт бы тебя побрал! Там Мадлен!

– Если она там, она уже мертва.

Гидеон Стил держал его крепко. Дональд перестал вырываться.

– Если она мертва, я тоже хочу умереть. Она была моей дочерью – во всех смыслах, которые что-то значат. Больше у меня никого и ничего не было.

– Ты не можешь здесь умереть, – сказал Стил. – Ты нужен. Ты – советник, ты старый уважаемый воин, имя которого до сих пор воодушевляет людей. И не смей сейчас сдаваться. Ты нам годами рассказывал, каким ты был когда-то героем. Так докажи это теперь, черт бы тебя взял! И докажи это так, чтобы это имело смысл. Туда ты войти не сможешь. Никто не сможет.

– Когда-то я смог бы, – вздохнул Ройал. – Когда я был героем. Когда я был молод.

И тут разлетелось окно, и из него вылетело тело в языках пламени. Оно ударилось о мостовую, покатилось, встало, отбрасывая пылающий плащ. Мадлен Скай колотила руками по тлеющей одежде, почерневшая, обожженная, но вполне живая. Дональд бросился ее обнять, и она крепко прижала его к себе.

– Я там заблудилась в огне и дыме. Не знала, где я сама, что уж там говорить о проломе. А потому услышала, как ты меня зовешь. Ты меня вытащил, Дональд. За мной должок.

– Какой там должок! – возразил Дональд. – Мы с тобой семья.

Сайдер одиноко стояла в стороне, все еще с бутылкой доброго бренди в руках, и глядела, как горит «Колючий терновник». Он был ее домом, ее безопасной пристанью и воплощением ее мечтаний, но лицо ее оставалось холодным и бесстрастным. Глаза ее были сухи, и губы не дрожали. Сайдер не признавала поражений.

– Моя красавица-таверна, – сказала она наконец. – Ах, какой я была бы богатой, богатой, богатой!

Дженни Психо отрубилась. Сила ее кончилась сразу. Решительность и сила воли ей отказали, и разум отключился. Психоэнергетический щит исчез, и лучи дисраптеров с гравибарж ударили в «Колючий терновник», как гвозди, вколачиваемые Богом. Дом взорвался, потолок рухнул, когда стены провалились внутрь, и триумфально взревело пламя. Песня Мэри и Топаз защитила группу от огня и летящих осколков. Через несколько секунд от «Колючего терновника» остался только остов, чернеющий посреди пламенного ада. Стил встал на колени возле Дженни, нащупал пульс и приподнял бровь.

– Поразительно, но она все еще с нами. Чэнс, забери ее отсюда. Отведи ее и детей в холл союза экстрасенсов. Они за тобой присмотрят и спасут Дженни Психо, если это вообще возможно. Сумасшедшая баба. Самая храбрая зараза, которую я в жизни видел. – Он поднялся на ноги и возвысил голос: – Ладно, все расходимся! Запасное место сбора вам всем известно, собираемся там через час. Явка обязательна, уважительные причины в расчет не берутся. А теперь пошли!

И все разошлись в разные стороны, помогая тем, кто в том нуждался, унося на руках тех, кто не мог ходить.

Уходили по двое и по трое по маршрутам, которые Совет разработал заранее – на всякий случай. Уходили лабиринтами темных улиц и переулков, уверенные, что имперские войска, вздумав их преследовать, заблудятся на первой минуте. Разговоров о сдаче не было. Их не сломили и не разбили. И они всегда знали, что битва будет смертной.

Вскоре не осталось никого, кроме Тифозной Мэри и разведчицы Топаз. Все еще звучала вокруг их песня, заглушая вой «Легиона», удерживая на расстоянии войска и прикрывая отход друзей. Две самые мощные сирены, которых рождала Империя, не собирались уступать. И вдруг напряжение разрядилось. Гравибаржи поплыли прочь, и войска стали отходить. Топаз и Мэри сразу перестали петь, экономя силы. Вокруг них царил все тот же хаос пламени, стонов и боевых кличей, грохот гравидвигателей и рев рушащихся домов, но непосредственно вблизи все было тихо и спокойно. Как будто на сцену вышла новая сила. Топаз и Мэри переглянулись, и тут за ними кто-то медленно зааплодировал. Они резко обернулись и увидели высокого темноволосого человека в плаще разведчика, внимательно глядящего на них с той стороны улицы. Топаз поморщилась. Она должна была услышать его приближение даже сквозь шум и хаос. Должна была знать, что он здесь. Он не вынул ни меча из ножен, ни пистолета из кобуры, но в одной руке у него была стальная цепь, другой конец которой охватывал шею стоящего на четвереньках голого человека. Тот был болезненно тощий, вымазанный грязью, на голой коже выделялись шрамы и следы многочисленных недавних избиений. Левая сторона его черепа была удалена хирургически, и открытая часть мозга была защищена только прозрачной сталегласовой пластиной. В мозговую ткань были вживлены различные контакты и разъемы, и на фоне серого мяса поблескивали серебристые провода.

– Красивый парень, правда? – спросил темноволосый. – Мой человечек. Разведчик Резак, к вашим услугам. Я послан привести вас обеих снова в лоно Империи. Снова научить петь правильные песни. Прошу вас, избавьте меня от ваших протестов – они не имеют значения. Ваши голоса не учитываются. Вот эта неприятная развалина у моей ноги больше не является именем – только функцией. Это живой блокиратор биополя. Один из специальных проектов великого лорда Драма, как я полагаю. Будучи живым и умея повиноваться приказам, он куда функциональнее и эффективнее обычного глушителя в виде мозга в ящике. Он достаточно силен, чтобы работать при помехах «Легиона», и достаточно искусен, чтобы вы даже не заметили нашего приближения. Боюсь, что на этот раз ваши песни вас полностью подвели, милые дамы. Так что оставьте свои мелочные жалобы и пойдемте со мной. Этот этап вашей жизни миновал. Вы снова принадлежите Империи.

– Я скорее умру! – Топаз выхватила меч.

Резак в ответ сделал то же самое.

– Это можно устроить. Мне обещана премия, если я доставлю вас живыми, но деньги никогда не были для меня настолько важны. Если так выйдет, им придется удовлетвориться одной живой сиреной и одной мертвой предательницей. А еще мне всегда было интересно, кто из нас лучший фехтовальщик.

Резак отбросил конец цепи, который он держал в руке, но живой блокиратор биополя остался на месте. Без приказа он не двинется. Тифозная Мэри попятилась, мотая головой.

– Я не могу помочь тебе, Топаз. Я не могу снова убивать. Ни по какой причине.

– Ничего, – ответила Топаз, наступая на Резака. – Только держись подальше. Чтобы его кровь тебя не заляпала.

И Топаз с Резаком бросились друг на друга, и искры лязгнувших мечей взлетели в тумане и дыме. Они наступали и отскакивали, взмахивая мечами с нечеловеческой скоростью и силой – два разведчика, обученные до вершины совершенства. Они кружили, обмениваясь ударами, которые могли бы смести защиту менее умелого бойца, выискивая слабости друг у друга. Они были сильны, быстры и великолепны, и никто из них не уступал ни дюйма.

Но Резак был из них двоих существенно старше, и он не горел той яростной ненавистью и жаждой мести, которая переполняла Топаз. Медленно, неуклонно, шаг за шагом она стала его теснить, вынуждая переходить к пассивной защите, и Резак понимал, какой тонкий волосок отделяет его от смерти. Гордость заставила его биться дольше, чем надо бы, но боль и кровь от первых ран привела его в чувство. Он вложил остаток сил в каскад ударов, которые заставили Топаз повернуться спиной к Мэри, и возвысил голос до командного крика:

– Мэри! Код дельта три! Убей Топаз!

При этих словах, включающих запрограммированный контроль, Мэри болезненно дернулась всем телом. Союз экстрасенсов делал все что мог в поисках и устранении всех следов имперского программирования, но кое-какие программы были заложены так глубоко, что откопать их мог только мнемотехник. Мэри вскрикнула, когда программа мнемотехников снова захватила над ней контроль, отбрасывая в сторону ее личность и желания и заменяя их личностью прежней запрограммированной Тифозной Мэри. Лицо ее стало пустым, и кто-то другой смотрел ее глазами. И хоть Топаз успела понять, что случилось, Тифозная Мэри успела шагнуть вперед и ударить ее сзади по шее отработанным профессиональным движением. Топаз упала на колени, меч выпал из разжавшихся пальцев. Мэри наклонилась и ударила второй раз, и тогда Топаз упала лицом вперед и застыла на закопченном, истоптанном снегу.

Резак постоял, переводя дыхание, потом отложил меч и наклонился над Топаз. Проверил у нее пульс на шее и нахмурился. Потом поднял глаза на Мэри.

– Она жива. Я велел тебе ее убить.

– Не могу, – сказала Мэри. – Больше не могу.

– Повинуйся! – велел Резак, выпрямляясь и глядя на нее в упор. – Убей разведчицу Топаз!

Мэри задрожала всем телом, но не сделала ни единого движения в сторону Топаз. В ее мозгу схлестнулись два абсолютных императива, и ни один не уступал. Резак вздохнул и покачал головой.

– Ничего страшного, Мэри. Тебя снова сломают, и тогда ты будешь убивать, кого тебе покажут, и при этом улыбаться. А насчет Топаз мы просто скажем, что эта сука погибла в бою.

Он положил руку на меч, и в этот самый момент стальной шарик из пращи Кота ударил его точно между глаз. Голова Резака дернулась назад, глаза закатились под лоб, и он упал на снег, подергиваясь. Кот беззвучно выпрыгнул из темноты и поспешил к Топаз. Он подергал ее за плечо, но Топаз не реагировала. Кот нахмурился с несчастным видом. Ясно было, что ей нужна такая помощь, которую он оказать не может. Его кто-то потянул за рукав, он оглянулся и увидел голого человека на четвереньках.

– Пожалуйста, – попросил живой блокиратор биополя, – убей меня. Не оставляй меня жить в таком виде.

Кот вытащил нож и всадил его человеку в сердце. Голый дернулся, попытался улыбнуться Коту, изо рта его хлынула кровь. Кот вытащил нож, и живой блокиратор биополя упал лицом в снег и застыл. Обтерев нож о штанину, Кот спрятал его обратно. Все проще и проще ему становилось убивать, и ему это, кажется, не нравилось. Не нравилось, что делает с ним война. Но он отложил эту мысль на потом и задумался, что делать сейчас. Резак уже ворочался. Кот подумал было убить и его, но решил не подходить к Резаку слишком близко. В конце концов, тот был разведчиком.

Он смотрел то на Топаз, то на Мэри и колебался. Спасти обеих он не может. Пусть Топаз нельзя назвать его другом, он доверял ей куда больше, чем Тифозной Мэри. Та уже пыталась его убить, как только попала в Мистпорт, и теперь, когда ожило ее программирование, черт его знает, что она может наделать. И потому лишь с легким намеком на сожаление Кот повернулся к Мэри спиной, перебросил Топаз через плечо и снова растворился в темноте.

Резак медленно сел, мигая от зверской боли в переносице. Потрогал гудящую голову и заставил себя встать на ноги. Стареет он, наверное. Инстинкт должен был предупредить его о присутствии кого-то еще. Он чуть не споткнулся о тело своего блокиратора биополя и выругался, когда увидел, что это великий лорд Драм вряд ли будет доволен потерей нового прототипа на первом же задании. И Топаз исчезла. Резак пожал плечами. Что ж, у него все еще остается Мэри.

Послышался шум приближающихся людей, и Резак увидел, как из тумана по направлению к нему идет группа космодесантников. Ладно, как раз сопроводят его на «Непокорный». А там мнемотехники корабля вскроют разум Мэри и выгребут оттуда все ей известное. Она была близка к Совету города и может знать чертову уйму полезных вещей. В том числе новое место сбора Совета.

Он взял Мэри за руку и повел за собой. Она шла, не сопротивляясь, а если в ее неподвижных глазах и мелькал ужас загнанного зверя, то этого никто не видел.

Оуэн Охотник за Смертью, Хэйзел д’Арк и молодой Джек Рэндом снова бились против подавляющего численного превосходства противника, и лично Оуэну это уже чертовски надоело. Надоел бой, которому не было видно конца, надоели враги, которые падали только для того, чтобы на их место тут же встали другие, надоели приливы вони свежей крови и вспоротых кишок очередного бедняги, который с воплем падал перед ним. Он столько уже провел битв в стольких местах, получая раны, которые убили бы любого другого, выхватывая победу из самых зубов поражения, и все только для того, чтобы потом то же самое повторилось еще где-нибудь.

Он никогда ничего этого не хотел. Не хотел быть героем, лидером и надеждой человечества. Он был ученым, а не воином. Но все равно он шел туда, где был нужен, и снова и снова бросался в кровавое сердце битвы, потому что не было никого другого. Он был Охотник за Смертью и не отворачивался ни от зла, творимого Империей, ни от страданий невинных. Он будет вести неравный бой и снова победит в самый последний момент… а может быть, в этот раз и не победит. Все равно он уже устал до чертиков.

Они стояли с Хэйзел спина к спине, сокрушая всех своих противников, сражаясь на пределе порожденных Лабиринтом способностей, быстрые, сильные, смертоносные, лишенные человеческих колебаний, и начинали уже задумываться, будет ли всего этого достаточно на этот раз. Имперским силам не было видно конца. Рэндома и его горстку повстанцев отнесло куда-то течениями битвы, и Хэйзел с Оуэном бились одни, как им приходилось уже тысячу раз. И при всей их мощи их было только двое, а у Империи была армия. Космодесантники подтягивались со всех сторон из всех улиц – бесконечная волна сражающихся людей, которых гнали приказ, долг и офицеры, которые застрелят всякого, кто остановится или уклонится в сторону. Они бросались на Оуэна с Хэйзел, как морские волны бросаются на утес, и мало-помалу утес подтачивался.

Оуэн и Хэйзел выжигали себя дотла – их собственная нечеловеческая энергия пожирала их изнутри. Они были слишком сильны, слишком быстры и слишком много требовали от простых человеческих тел. Каждая мышца болела, каждый нерв вопил, легкие требовали воздуха все больше и больше. Человеческие тела не были рассчитаны на такое напряжение. Изменения, которым подверг их Лабиринт, поддерживали их в целости, исцеляли раны и давали возможность оставаться на ногах и вести бой, когда им давно полагалось бы упасть замертво, но такое напряжение их постепенно убивало, и они оба это знали. Они не были глупцами. Они повернулись бы и побежали, если бы был хоть какой-то путь бегства или хотя бы место, куда имело смысл бежать. Но космодесантники были теперь повсюду, и не осталось в Мистпорте безопасных мест. И потому они продолжали бой, не доступные ярости или гневу, полностью и хладнокровно предавшись необходимой работе истребления и выживания. Мертвые тела громоздились вокруг, образовав что-то вроде бруствера. Оуэн с тоской вспоминал о силе, которую он израсходовал на старую сеть своего отца, очистив дом с помощью чистой силы воли, но больше он этой силы в себе не ощущал. Он всю ее израсходовал в бесконечном бою.

Вооруженные люди накатывались вперед, перебираясь через тела в надежде добраться до Охотника за Смертью и его подруги, и в это время майор Шеврон привел еще войска. Он сокрушил последних защитников северной стороны, и теперь несся к центру Мистпорта и верной победе, как вдруг его люди замедлили продвижение и остановились, не в силах пробиться сквозь пробку, созданную дерзким упорством Оуэна и Хэйзел. Шеврон мог бы отозвать своих людей и направить в обход по улицам, но он не стал, не захотел этого делать, когда увидел, в чем дело. Об Охотнике за Смертью слышал каждый. Того, кто его доставит, ждали великая награда и еще более великие привилегии. Шеврон послал вперед своих людей и стал терпеливо ждать, пока его гончие завалят оленя. Когда Оуэна с его сукой собьют с ног, тут он и выйдет вперед и нанесет последний удар милосердия, и дело будет сделано. Он пройдет триумфатором по горящим улицам Мистпорта, неся на пике голову Охотника за Смертью, и ни у кого тогда не будет сомнения, кто был истинным героем взятия Мистпорта.

Численное превосходство противника заставило Оуэна и Хэйзел отступать шаг за шагом до тех пор, пока они не оказались в закоулке с единственным выходом, перекрытым приближающимися космодесантниками. С обеих сторон высились казенные стены, и Оуэну с Хэйзел оставалось только стоять до конца и умереть. Космодесантники напирали, опьянев от крови и смерти, до ушей накачанные специально разработанными боевыми наркотиками, не замечая мертвых товарищей, на которых на ходу наступали, чтобы добраться до врагов. Оуэн Охотник за Смертью и Хэйзел д’Арк бились плечом к плечу, силы их ослабевали, они не чувствовали ран, от которых пропиталась кровью их одежда. Шеврон, нетерпеливо хмурясь, смотрел издали, а потом махнул рукой Касту и Моргану, чтобы принесли портативную дисраптерную пушку. Грязи будет больше, зато вернее.

Двое космодесантников быстро поставили пушку на позицию и начали процедуру ее запуска. Каст и Морган прибились к людям Шеврона, когда те прочесывали город, и вызвались добровольно нести дисраптерную пушку. С одной стороны, при этом было меньше настоящей работы, с другой стороны – им было куда спокойнее иметь дисраптерную пушку между собой и мятежным городом. Предполагалось, что взятие города будет прогулкой, но бунтовщики явно не читали сценарий и не знали, что им полагается потерпеть поражение. Так что Каст и Морган держали головы пониже, трудились над своей пушкой, зарядили ее и подготовили и теперь вопросительно смотрели на Шеврона. Он крикнул своим людям отойти и открыть пушке линию выстрела, но его не слышали – в головах бушевали наркотик и предвкушение победы. Шеврон крикнул еще раз, срываясь на визг от гнева, и снова на него не обратили внимания. Тогда он повернулся к Касту и Моргану и резко кивнул. Они посмотрели на своих товарищей-космодесантников перед собой, потом друг на друга. Морган пожал плечами, и Каст нажал на спуск.

Поток энергии с рычанием вырвался из пушки, распыляя всех, кто стоял на его пути. Космодесантников смело, как листья ураганом. Оуэн и Хэйзел успели только сообразить, что на них надвигается, как поток энергии ударил прямо в них. Они успели поставить психоэнергетические щиты лишь в последний момент, но времени не хватило, и щиты лишь ослабили смертоносную энергию. Хэйзел подняло в воздух и ударило о стену, как выпущенную из ружья пулю. Оуэн успел броситься в сторону, и силовой луч лишь задел его по касательной. Его все же ударило о левую стену с такой силой, что ее хватило расколоть кирпичную кладку снизу доверху. Луч отключился, и Оуэн упал на землю почти без чувств.

Ему показалось, что прошли столетия. Левая сторона вся онемела. Он медленно перекатился на бок и попытался встать на ноги. Голова горела, рот был полон крови. В мире стало вдруг очень тихо, звуки боя доносились очень издалека, будто все затихло, ожидая, что будет дальше. Он поднялся на одно колено, покачиваясь, как пьяный, потом заставил себя встать, опираясь всем телом на стену. Вокруг валялись части тел мертвых космодесантников, оторванные, обгоревшие, сплавленные, обозначая края потока энергии. Еще несколько космодесантников и офицер стояли позади дисраптерной пушки лицом к нему, а пушка громко жужжала, набирая энергию для следующего выстрела. Казалось, они смотрят ему за спину. Оуэн медленно обернулся. Он увидел дыру там, где была Хэйзел, и сразу понял, что это значит.

Он запрокинул голову, и стены отразили наполовину вой, наполовину вопль гнева и ярости.

А над ним парила камера, снимая все. Тоби Шрек и Флинн были увлечены за собой отрядом Шеврона, а так как эти люди направлялись к центру города и несомненной победе, Шрек и Флинн прилипли к ним. К несчастью, Шеврон оказался таким же дубовым, как их официальный куратор Ффолкс, но, пока они снимали хороший материал о победах Империи, он вполне давал им делать свою работу. Например, снять захват в плен и казнь самого известного мятежника и бандита – Оуэна Охотника за Смертью.

Тоби не верил своей удаче. Один из величайших поворотных моментов в истории – и он оказался здесь с камерой и оператором. Охотника за Смертью он узнал, как только увидел. Тот для многих жителей Империи стал лицом восстания, почти столь же знаменитым, как легендарный мятежник Джек Рэндом. Во плоти он оказался… не таким. Не такой высокий или крупный, как ожидалось, но что-то в нем было, какой-то ореол, ощущение величия. Почему-то было ясно, что перед тобой человек, отмеченный судьбой. А теперь он стоял здесь, низвергнутый наконец, пусть даже Империи пришлось отрядить на это целую армию. Вдалеке замирало эхо его последнего вопля – страшный, дикий звук, от которого волосы на голове у Тоби встали дыбом. Это был крик огромного зверя, последнего в своем роду, загнанного погоней туда, откуда нет выхода. Было в нем еще и дикое обещание крови и опустошения – крик человека, которому больше нечего терять. Он наклонил голову и посмотрел на брошенные против него силы, и у Тоби кровь похолодела в жилах. Охотник за Смертью, одиночка в пропитанной кровью одежде, вдруг оказался самым опасным и страшным из всего, что ему приходилось видеть. Как будто он стоял на пути надвигающегося тайфуна, великой силы природы, суровой и неумолимой.

Как будто смотрел в глаза бога или дьявола. Тоби тяжело сглотнул, но не сдвинулся. Он оказался здесь, чтобы видеть поверженную легенду. Только вдруг Флинн рядом с ним как-то засуетился.

– Что там у тебя? – спросил Тоби, не отворачиваясь от зрелища. – Только не говори мне, что ты это не снимаешь!

– Что-то мы снимаем, – спокойно ответил Флинн. – Тут есть какой-то источник энергии, и он интерферирует с системами моей камеры. Убей меня, если я знаю, что это. Ничего подобного раньше не видел. Но вроде бы центр этого там, где Охотник за Смертью.

– К черту твои броски энергии. Изображение хорошо проходит?

– Это да, но…

– Давай тогда в прямой эфир. Это захочет увидеть вся Империя. Черт, как удачно все выходит! Этот репортаж будут показывать годами.

– Передаю, – сказал Флинн. – Бедняга…

Пойманный в ловушку в грязном боковом переулке, окруженный мертвыми и умирающими, лицом к лицу с армией имперских космодесантников и дисраптерной пушкой, Оуэн Охотник за Смертью имел такой вид, будто ему спешить некуда. Выхода не было, но он это уже знал. Кажется, экстрасенсы Чэнса не ошиблись. Они предрекли, что он умрет в одиночестве, в Мистпорте, далеко от друзей и сторонников, когда будет потеряно и разрушено все, во что он верит. Он только не думал, что это будет так скоро. Или что Хэйзел тоже должна будет умереть. Он так и не собрался сказать ей, что он ее любит, и теперь уже никогда не скажет. Глядя на стоящих перед ним людей, он взвешивал на руке свой меч. С клинка густо стекала кровь. Он не собирался ждать, пока перезарядится пушка. Последний взмах меча, последний вызов, и он выйдет из боя так, как должен Охотник за Смертью. Еще только пару секунд перевести дыхание и еще раз припомнить, какие странные повороты давала его жизнь. Так хорошо чувствовать себя живым. Но Хэйзел погибла, и дело его погибло, и оставалось только умереть как подобает, прихватив с собой столько гадов, сколько сможет. Он медленно улыбнулся своим врагам – злобной, несмеющейся улыбкой черепа, и меч показался ему легче пушинки.

И тут он услышал какое-то движение у себя за спиной. Он резко повернулся, поднимая меч, разозленный тем, что они даже не оказали ему чести убить его лицом к лицу, и у него отвисла челюсть. Из дыры в стене, болезненно морщась, вылезала Хэйзел д’Арк. Лицо ее было мертвенно бледным и она была забрызгана собственной кровью, но меч был у нее в руке по-прежнему, и задора оставалось в ней достаточно, чтобы улыбнуться Оуэну насмешливо.

– Что случилось, Охотник за Смертью? Ты же должен был бы понять – меня так просто не убить.

Она села, прислонясь лицом к стене и дрожа крупной дрожью. Оуэн присел рядом и взял ее за руку. Рука была холодна смертным холодом. Кровь текла изо рта и носа Хэйзел и капала с подбородка. Оуэн ощущал ее присутствие у себя в разуме, но оно было тусклым и исчезающим, как гаснущая свеча в темнеющей комнате. Хэйзел откинула голову к стене и полузакрыла глаза, как бегун после долгой гонки.

– Держи меня за руку, Оуэн. Я боюсь темноты.

– Я держу.

– Держи так, чтобы я ее видела. А то я не чувствую.

Оуэн поднял соединенные руки к ее лицу, и она криво улыбнулась.

– Никогда не говори «смерть», Оуэн. Всегда есть выход, если его как следует поискать.

Оуэн улыбнулся ей, сжимая губы, чтобы она не видела, как они дрожат.

– Готов выслушать любое предложение.

Каст повернулся к майору Шеврону:

– Дисраптерная пушка перезаряжена, сэр!

– Так какого черта вы ждете, идиоты? Убейте их! Обоих!

Морган нажал на спуск, и ревущий пучок энергии вырвался на площадь. Рука Хэйзел до боли вцепилась в руку Оуэна, и в ту долю секунды, когда луч ударил в них, их разумы рывком соединились в нечто куда большее, чем простая сумма частей. В этот отчаянный момент необходимость заставила их проникнуть в такие глубины своего разума, куда им еще не приходилось заглядывать – глубже сознания, глубже спинного мозга, в самое подсознание. Время замедлилось и остановилось. Из них воздвиглась энергия, и ее источник был и внутри, и вне их, питаемый любовью и гневом и отказом принять поражение, когда они еще нужны. Энергия полыхала вокруг и с ревом выходила из них, быстрая, смертоносная, неостановимая.