Текст книги "Соломон Крид. Искупление"

22

– Алло? – произнес кто-то по-английски с отчетливым акцентом.

Малкэй стиснул телефон так, что в корпусе хрустнуло:

– Я хочу говорить с отцом!

Пауза. Шум – телефон передают из рук в руки. В номере мотеля висит смешанный с пылью и плесенью металлический запах крови. Малкэй сильно вспотел, телефон в руке стал скользким и мокрым.

– Эй, Мики, что тут за хрень? – спросил папа.

В его голосе ощущались перегар и злость – но и страх. В трубке раздавалось эхо. Отец говорил при включенной громкой связи, чтобы слышала вся команда. Такие же типы с метками убийств на руках, как лежащие рядом с Малкэем.

– Пап, ты, главное, полегче. Не дергайся. Ладно? – попросил он, не отрывая взгляда от телевизора. – У меня все под контролем.

– Отсюда оно как-то не слишком видно.

– Разреши мне секунду поговорить с главным.

– Майкл, ты никак угодил в передрягу?

Малкэй закрыл глаза и покачал головой. Так типично для отца: предполагать, что сын где-то напортачил и все происходящее – его вина. Папа так же вел себя, когда отпрыск впервые снюхался с картелями, чтобы не дать им превратить родителя в мелкий фарш. Отец умудрился так представить ситуацию, будто это еще один пример негодности отпрыска как человека, полицейского и сына.

– Нет, папа. Со мной все нормально. Тут всего лишь недоразумение. Кое-кто подумал не то, что надо. Передай им телефон. Я все улажу.

Снова шорох, и вот в трубке первый голос. И произнесенные слова не отдаются эхом.

– Моего отца – не трогать, – сказал Малкэй.

– В самом деле?

Пауза. Затем донесся вскрик. Малкэй снова стиснул телефон так, что тот хрустнул.

– Никаких тут приказов, понял? – предупредил мексиканец.

Мозг Малкэя лихорадочно заработал, оценивая ситуацию, как у автогонщика, на слишком большой скорости входящего в поворот. «Святые» не могли знать, где находится отец, значит с ним люди Тио. Тот, как обычно, принял меры, чтобы обеспечить лояльность своих исполнителей.

– Ладно, я никому не приказываю, – согласился Малкэй. – Но я знаю того, кто приказывает, и потому сейчас сделаю вот что: я позвоню Тио. Разъясню ситуацию. А потом попрошу, чтобы он позвонил вам. Так что, пожалуйста, просто подождите десять минут, ладно?

Он повесил трубку прежде, чем человек на другой стороне успел ответить либо ударить отца, чтобы показать, кто главный. Малкэй уже знал, кто главный, и не хотел, чтобы какой-нибудь психопат со стеклянными глазами бил отца, демонстрируя право бить. Да и понятно, что отца будут бить, только если сын станет слушать, потому чем быстрее отключишься, тем лучше для всех.

Десять минут.

Щурясь от яркого света, Малкэй посмотрел в щель между занавесками, проверяя, нет ли кого снаружи, затем вытер свои отпечатки с двери и вышел, волоча мешок с пистолетами.

Жара еще не миновала, но на улице все равно показалось свежее, чем в тяжелой духоте номера. Малкэй подошел к джипу мексиканцев, отомкнул его ключом, взятым у убитого водителя, открыл правую переднюю дверцу и заглянул в бардачок. Там лежали два полных магазина и коробка патронов – прибавка в мешок. В остальном салон профессионально чистый: никаких личных вещей, пустых банок, оберток – ничего, способного сохранить следы ДНК или отпечатки пальцев. Предосторожность на случай, если придется бросить джип и убегать. Машина выглядела и пахла так, словно ее недавно взяли напрокат со стоянки близ аэропорта. Так оно, наверное, и было. Постоянные чистки и уборки с пылесосом, обычные на прокатных авто, были отличным способом уничтожить следы чужими руками, а то, что все-таки оставалось в салоне от множества клиентов, действовало как дымовая завеса, скрывая оставленное даже не слишком осторожными преступниками.

Малкэй подошел к багажнику, постоянно прислушиваясь, не воют ли сирены? Оказавшееся внутри было вполне ожидаемым: запасной аккумулятор и большой квадратный мешок из очень прочного зеленого пластика. В мешке лежали провода с зажимами-«крокодилами» на концах, два больших листа мягкого пластика, подбитые поролоном садовые рукавицы, рулоны изоленты, щипцы и мешочек кабельных стяжек. Постороннему наблюдателю все это могло показаться припасами для воскресного ремонта в доме. Малкэй же увидел набор пыточного инструмента. Несомненно, сыну Папы Тио было уготовано помучиться, перед тем как цифру на руке Луиса закрасили бы чернила.

Малкэй закрыл джип и потащил найденное, включая аккумулятор, к себе в машину – на всякий случай. Выгрузил все в багажник своего джипа, кроме мешка с пистолетами, желая иметь оружие под рукой. Мешок поместился на полу, у правого переднего кресла. И незаметно, и близко. Затем Малкэй сел за руль.

По идее, для бегства больше подходил нигде не засвеченный «шевроле». Но теперь им воспользоваться нельзя. Непонятно, что придется делать в следующие несколько часов ради выживания, а полноприводный танк с тонированными стеклами куда надежнее, чем старый «шевроле» с битой подвеской.

Мотор заворчал, просыпаясь. Малкэй поставил кондиционер на максимум, выехал с парковки, прочь от мотеля, по насыпи на шоссе. Миновало уже минут тридцать вместо десяти, но Малкэй взялся за телефон, лишь когда влился в вечерний поток машин на хайвее. Номер Малкэй набрал по памяти, на телефоне Хавьера.

Ответил незнакомый голос, Малкэй назвал кодовое слово, услышал шорохи, стуки, шум кафе. Картели одолевала паранойя насчет прослушки и перехвата звонков, и потому было найдено простое, но эффективное решение: связной днями сидел в кафе, читая газеты, попивая кофе и перенаправляя все входящие звонки с помощью интернет-телефонии, программ вроде «Скайпа». Связному звонили, называли кодовое слово, определяющее, с кем нужно соединить; связной звонил нужному человеку со второго телефона, затем складывал телефоны микрофоном к динамику. Так боссы могли общаться с любым в организации, не опасаясь прослушивания. Местная наркополиция могла в лучшем случае выследить связного, который знал лишь несколько кодовых слов и номеров.

Шуршание прекратилось. Сквозь шум кафе пробился телефонный звонок. Малкэй медленно вдохнул, набирая в легкие холодного воздуха, будто собирался нырнуть на страшную глубину.

Затем в трубке заговорил Папа Тио.

23

Труп Бобби Галлахера завернули в больничную простыню и отнесли в пикап, чтобы отвезти в городской морг. «Скорую» для этого выделить не смогли. Огонь преодолел вспаханную полосу, все отступали. Настроение в полевом госпитале поменялось. Суета прекратилась, ввиду близкой и очевидной беды люди работали сурово и сосредоточенно, молча готовились принимать жертвы, зная теперь в точности, как они будут выглядеть, пахнуть и кричать.

Стоя в тени дорожного знака, Соломон наблюдал за приближающимся огнем. В голове гудело от наплыва информации: оценок скорости ветра, характеристик пожаров в пустыне, того, что творит огонь с человеческим телом. Соломон слушал рев пламени, посвист ветра, крики ястребов и стервятников, привлеченных бедой, сулящей смерть и пищу. Птицы кружили высоко над городом в восходящих потоках от красных гор, а когда поднимались высоко, сильный верхний ветер нес тварей в пустыню. Причем несло их навстречу пожару – а значит, наверху дул ветер, противоположный тому, что гнал огонь. Из-за гор шел другой атмосферный фронт.

– Я хотел бы поблагодарить вас, – сказал доктор, работавший с умершим Бобби.

«Доктор М. Палмер», – прочитал на прицепленном к карману значке Соломон.

– Я запаниковал. Перестал ясно мыслить. Вы были правы. Вместо того чтобы цепляться за фальшивую надежду, Бобби умер в мире. Вы были к нему милосердны.

Милосердны…

В самом ли деле Соломон взял умирающего за руку из милосердия? Едва ли. Просто так было нужно и правильно, и никто другой подобного бы не сделал. Соломон в этом не сомневался – так же как и в информации о предметах и событиях, возникавшей в сознании при первом же взгляде на них. Соломон пришел сюда спасти человека.

– Джеймс Коронадо, – пробормотал он.

– Простите? – Доктор нахмурился.

– Полагаю, его после аварии привезли в больницу?

– Он был мертв по прибытии, потому его повезли прямо в морг. Пациентов везут к нам, если они еще дышат.

– Но результаты вскрытия хранятся в больнице?

– Конечно.

– Мне можно будет их увидеть?

– Увы. – Палмер покачал головой. – Их показывают лишь близким родственникам.

Холли Коронадо. Все дороги ведут к вдове.

– Спасибо, доктор Палмер.

– Да не за что, – ответил тот, пожав плечами.

За спиной доктора беглецы от пламени собирались вокруг грузовика. Кое-кто был еще в парадной, надетой на похороны одежде – словно люди шагнули из городского прошлого, завлеченные перспективой увидеть его конец.

Мэр Кэссиди вскарабкался на кузов и поднял руки, призывая к тишине:

– Друзья, послушайте! Мы стали свидетелями трагедии. Ужасной трагедии. Придет время, и мы оплачем погибшего. Но не сейчас! Бобби Галлахер отдал жизнь, помогая защитить город от огня. Но угроза не миновала. Напротив, она растет. Так что лучший способ воздать должное нашему другу – сделать так, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Теперь к нам летят «Геркулесы». Шеф, как там с ними?

Морган вскарабкался на грузовик, встал рядом:

– Да, сэр. Два «Си – сто тридцать» идут из Таксона.

В воображении Соломона явился тупоносый широкий самолет: объемистый фюзеляж, четыре мощных винтовых двигателя на длинных прямоугольных крыльях.

– Местный пожарник на нашем аэродроме, заправляется. С ними и с тем, что имеется здесь, на земле, мы победим огонь! – заявил шеф полиции.

Память Соломона подсказала: груз С-130 – 2700 галлонов. Может полить полосу в шестьдесят футов шириной и четверть мили длиной.

Соломон посмотрел на пустыню, прикидывая ширину фронта, используя для сравнения размер горящего грейдера. Тот был тридцати футов длиной. То есть ширина фронта…

Велика. Слишком.

– Теперь нужно перегруппироваться и возвращаться к огню, – вещал мэр. – Возьмите с собой воду, потом за инструменты – и к делу!

Внимание Соломона снова привлекли далекие крики высоко парящих птиц. Он посмотрел вверх, не слушая мэра, сосредоточившись на приносимых ветром криках, и уловил запах, прилетевший с верхним ветром, – слабый, едва ощутимый, но тем не менее дающий надежду.

Мэр уже заканчивал речь:

– Мы выжжем полосу за полмили от города. Самолеты сделают за нас бо́льшую часть работы, но до того надо продержаться.

– Это бессмысленно, – сказал Соломон, сам не сразу поняв, что говорит вслух.

Все посмотрели на него.

– Бессмысленно что? – переспросил Морган.

– Полмили – это слишком много пустыни, чтобы перекрыть ее всю, – пояснил Соломон, подходя к грузовику, поводя рукой, указывая на падающий вокруг серый пепел. – Скоро он будет падать раскаленным и зажжет пустыню за любой расчищенной полосой. Очаги станут вспыхивать повсюду, а загасить их все вам не хватит людей.

Соломон ловко взобрался на грузовик:

– Огонь перепрыгнет вашу полосу и пойдет дальше. Лучше всего – остановить огонь в самом узком месте.

– Мистер Крид, вы эксперт и по пожарному делу? – багровея, поинтересовался Морган.

– Нет, но я знаю историю, – ответил Соломон и крикнул в толпу: – Две с лишним тысячи лет назад триста спартанских воинов сдержали четвертьмиллионную армию персов, заставив их пробиваться через узкий проход между горами и морем.

Он повел рукой налево, в пустыню:

– Самый узкий участок пустыни – в проходе между каналом для стоков и отвалами шахт. Сдержать пламя можно здесь!

Толпа загудела, но умолкла, когда затрещало радио:

– Это «Чарли три-один-четыре-десять», иду от Таксона, прием!

Морган наклонил голову к микрофону на лацкане пиджака:

– Говорит шеф Морган, вас слышу! Рад, что вы с нами. Конец связи.

– Вас понял! Передаю на открытой частоте, нас слышит «Чарли восемь-шесть-пять-ноль», тоже из Таксона. Мы выходим на дым, начнем через минуту. Укажите цель.

Вдалеке в небе появились два пятнышка. Самолеты.

– Сколько им требуется времени, чтобы заправиться и вернуться сюда? – спросил Соломон.

– Сорок минут, – ответил Кэссиди. – Ну, может, чуть меньше.

– Через сорок минут фронт пожара будет уже у дверей церкви. Прикажите самолетам заливать полосу прямо здесь. Это ваш единственный шанс.

Соломон чувствовал устремленные на него взгляды всех собравшихся, ощущал страх, сомнения. Люди отчаянно хотели совета, приказа, но не знали, кому верить и за кем следовать. От их нерешительности в Соломоне снова проснулась ярость. Захотелось просто оставить их, уйти прочь, подняться в горы, сесть там и смотреть, как огонь пожрет город. Чего не миновать, если последуют плану Моргана. Пожар могуч, и эти люди – ничто перед ним.

Но…

Если город сгорит, потерпит неудачу и Соломон Крид. В этом нет сомнений. Если погибнет Искупление, погибнет и всякая возможность выяснить, что же произошло с Джеймсом Коронадо. И что тогда делать? А может, огонь пойдет дальше? Сожжет весь мир и, куда бы Соломон ни пошел, пожар его нагонит?

– А как с домами? – поинтересовался Кэссиди. – На них ведь тоже посыплется горячий пепел.

По толпе побежал шепоток, там и тут закивали.

Овцы. Бессмысленные овцы. Соглашаются с тем, кто высказался последним. Они заслуживают огня.

В плече Соломона вспыхнула боль – напоминание о том, что нужно сделать здесь. Рев пропеллеров уже заглушил рев пожара. Еще минута – и самолеты будут здесь. Нет, меньше минуты.

– Эй, что легче загорится от упавшего раскаленного угля: сухая трава или черепичная крыша? – крикнул Соломон в толпу.

Снова все посмотрели на него, и кое-кто закивал, понимая, к чему он клонит.

– Если мы обольем водой дома и поставим людей с ведрами и пожарными шлангами, мы погасим любое возгорание. Вы не сделаете то же самое в пустыне – слишком мало людей. А огонь там занимается быстрее. Слишком большая площадь, слишком мало рабочих рук. Оборону нужно держать здесь. Встаньте тут или бегите. Выбор за вами.

Он повернулся к Моргану и добавил тихо, так что услышали лишь коп с мэром:

– Но решайте быстрее!

Первый самолет проревел над головой, мощный рокот моторов, казалось, отдавался в грудной клетке.

– Говорит «Чарли три-один-четыре-девять», – сообщила рация. – Вижу незаконченную полосу к юго-востоку от дороги и разрыв на северо-западе. Мы можем уложить линию вдоль фронта пожара, чтобы сдержать его. Давайте цель, и мы пойдем на заход. Конец связи.

Морган не ответил. Он глядел на Соломона, шалея от ярости. Как же, перед всеми ему, шефу полиции, указывает какой-то чужак!

– Дай мне! – буркнул Кэссиди и выхватил у копа микрофон: – Говорит Эрнест Кэссиди, мэр города. Кладите полосу прямо у края города, понятно? Вдоль старых шахтерских хибар. Дайте нам минуту на отход и красьте город красным.

Он сунул рацию Моргану и пробормотал:

– Ну кто-то же должен навести тут порядок.

Затем изобразил улыбку, повернулся к толпе и закричал:

– Вы слышали меня? Всем отступить! Разберемся на команды, чтобы прикрыть все за новой линией. Все за работу!

Толпа рассыпалась, будто осколки разбившейся тарелки, довольная тем, что ее снова заняли, разрешили слушаться команд.

– Не чудесно ли? – тихо проговорил Морган. – Человек, начавший этот пожар, теперь указывает нам, как его потушить.

– Я не говорил, что вы сможете его потушить, – улыбнулся Соломон. – Я сказал лишь, что вы можете его сдержать. Этот пожар – природная сила, явившаяся по воле Божьей.

– И что нам делать? Молиться о чуде и надеяться на лучшее?

Соломон снова посмотрел на птиц и глубоко вдохнул. Запах, приносимый верхним ветром, усилился, стал более явным. Битумный резкий запах мокрых креозотовых кустов. Вот она, сила природы. Веление Божье.

Запах идущего в пустыню дождя.

24

Почувствовав, как дрожит под ногами земля, Холли Коронадо оторвала взгляд от полузасыпанной могилы, посмотрела на кучу земли рядом и увидела, как с ее краев сбегают ручейки пыли. Послышался шум, низкое, раскатившееся в воздухе громыхание, отозвавшееся дрожью глубоко внутри. На мгновение показалось: изнутри исходит воплотившийся, принявший физическую форму гнев. Холли когда-то прочла книгу о мучимой, притесняемой девочке со спящей внутри жуткой, устрашающей мощью, однажды вырвавшейся наружу, убившей мучителей и выжегшей целый город дотла.

Холли всегда обожала жуткие истории, наслаждалась холодком испуга, зная при этом, что ее маленькая уютная жизнь надежно защищена от всех страхов. А теперь сомневалась, что когда-нибудь возьмет в руки роман ужасов. Никакой воображенный кошмар не сравнится с тем, в который превратилась ее жизнь. Если пришло землетрясение – пусть оно разорвет землю, сровняет с нею город, вытряхнет мертвецов из могил, чтобы видели конец проклятого места, которое помогали строить.

Шум рос, огромный и грубый, как гнев Холли, затем что-то поднялось навстречу из долины с таким грохотом, будто раскололось небо. Струя воздуха от пропеллеров хлестнула женщину, чуть не сбила с ног. Она отвернулась, защищая лицо от несущегося песка, и почувствовала, как сверху падает что-то теплое, влажное.

В той книге мощь проснулась от крови, пролившейся на девочку на школьном балу. А может, самолет, дрожь земли, кровь – это просто галлюцинации, порожденные усталостью, жаждой, болью и чернотой, пришедшими вместе с горем?

Холли воткнула в землю лопату, тяжело оперлась на нее. Горячий ветер трепал разорванное платье, кожу испятнали пот, грязь и то, что казалось упавшей с небо кровью. Холли усмехнулась, представив, как выглядит. Вот уж безумная вдова, подобие мисс Хэвишем, только в трауре вместо подвенечного платья. Может, такая судьба и ждет впереди? Вечная невеста в доме, где остановились все часы.

Она потерла пятно на руке, ощутила влагу, размазываемую по коже. Нет, не привиделось. С неба падала кровь. Холли застряла посреди своего собственного романа ужасов. В таких книгах люди слишком уж медлят там, откуда давно следовало удрать. Но Холли задерживаться не станет. Нужно исполнить обещание, данное Джиму. Похоронить его. А потом уйти и не вернуться уже никогда.

Земля затряслась опять, задрожал воздух. Но теперь Холли знала: это не ее скрытая мощь, рожденная болью, готовая обрушиться на город. Боль всего лишь родит гнев, потом слезы и, в конце концов, снова боль. А выход из этого круга лишь один.

Выдернув лопату, Холли снова вогнала ее в землю, чувствуя, как ноют руки и плечи, исполняя ритуал поминовения о любимом, укладывая его в сухую землю Аризоны.

Над головой прогрохотал второй самолет, раздирая ревом небо, пятная кровью закапывающую могилу оборванную вдову, сухую каменистую землю, выкрашенные белым могильные плиты, рассказывающие о других кругах боли, оконченных здесь выстрелом, петлей палача или самоубийством.

25

– Слышал новости? – осведомился Папа Тио удивительно спокойным голосом, сразу выбившим Малкэя из равновесия.

– Да. И видел. Говорят, кто-то пережил аварию.

– Да, так говорят.

– Послушайте, если это Рамон, я смогу его вытащить, но придется работать быстро. Мне дотуда всего полчаса…

– Это не Рамон, – возразил Папа Тио.

– А-а… вы уверены?

– Местный тип послал мне фото. Парень, который ушел с места аварии, – шестифутовый альбинос. Это, по-твоему, похоже на Рамона?

Малкэй стиснул баранку, будто желая выплеснуть в нее отчаяние, лихорадочно соображая, что делать и как.

– Дети есть? – спросил Тио, словно приятель в баре, болтающий за пивом.

– Нет. Не завел.

– Конечно не завел. Если бы были, сейчас бы их нянчили мои люди. Как твоего папашу. Он тебе дорог?

– В достаточно мере для того, чтобы я захотел выбраться из этой передряги без вреда для папы, – ответил Малкэй.

– Хорошо. Ты заботишься о своем отце, и это замечательно. Ты достойный человек. Если не ценить семью, что от человека остается? Тебе следовало бы завести детей. По тебе видно, следовало бы. Мужчина – не мужчина, пока не стал отцом. Ты знаешь, что у меня, кроме Рамона, были две дочери?

Малкэй знал. Все знали. Как и то, что с ними случилось.

– Красивые девочки. – В голосе Тио зазвучала теплота. – И умные. Умней Рамона, это уж точно. Возможно, умнее меня. Они хотели помогать мне с делами, а я ответил, что меня никто не примет всерьез, если я поставлю женщин командовать. Так уж оно повелось.

Он хохотнул.

– Они так расстроились. Неделями со мной не разговаривали. Перестали сообщать, куда идут, ускользнули от охраны. Потому охрана мне тоже ничего не сказала. Тогда моих девочек и похитили. Кто-то позвонил и сказал, что моих дочерей вернут целыми и невредимыми, если я отступлю от кое-каких районов, куда я недавно пришел с делами. Я тогда захватил Лазаро-Карденас. Знаешь, сколько груза проходит каждый год через этот порт?

Малкэй нервно барабанил пальцами по баранке, стараясь найти в этом бессмысленном действии хоть какое-то облегчение:

– Много.

– Да. В прошлом году – тридцать шесть миллионов тонн. Машины, одежда, игрушки, стройматериалы. Что угодно. Тридцать шесть миллионов тонн возможностей для такого, как я. И я сказал похитителю, что никто не будет указывать мне, как вести дела. Я поклялся, что отыщу виноватых и всех, кто им хоть когда-то был дорог, прибью к стене и съем сердца их детей у них же на глазах. Я не просил пощадить моих дочерей. Я знал: они уже мертвы. Если бы я поддался, то проявил бы слабость, а похитители все равно бы убили моих девочек, чтобы показать, как мало они боятся меня. Но теперь они меня боятся. Все боятся меня. Так что мои дочери все-таки помогли мне в делах. Они помогли показать всем, насколько я силен. Я никого не любил так, как моих девочек.

Малкэй заметил гнев в голосе Тио и усмотрел в нем проблеск надежды.

– А вы нашли тех, кто убил их?

– Нашел. Это «Латинские святые».

– Они убили и Рамона, – сказал Малкэй. – Они выслали команду убийц на место рандеву.

Он взял свой телефон, нашел сделанные в мотеле фото и отправил их на безопасный адрес, доступный Тио.

– Карлос оказался крысой. Он продал вашего сына «Святым». Но вряд ли это задумал Карлос. Приказ отдал кто-то другой. Я могу найти, кто именно. Сеньор Тио, я отыщу его для вас. Добуду вам имя.

– Откуда ты знаешь, что это – «Святые»?

– Я послал вам фото. Взгляните сами.

Мучительно долгие секунды письмо уходило из телефона и ползло по сложной разветвленной Сети, шифруясь и дешифруясь. Малкэй барабанил пальцами по баранке в такт стуку сердца. Перед тем как обстоятельства заставили бросить прежнюю жизнь, Малкэй был тренированным полицейским, профессионалом, специалистом по допросам, умеющим разговорить людей, добиться их доверия. Сейчас он пытался применить свой опыт в разговоре с Тио, выдавая информацию мелкими дозами, чтобы заинтересовать, заставить понять: живой Малкэй полезнее мертвого. Но пока Тио не крючок не клевал.

– Вы получили?

– Да, получил, – подтвердил Тио.

В его голосе слышалась сдерживаемая ярость. Это уже обнадеживает.

– Мой источник донес: у выжившего на плече выжжена метка. Римская цифра, – проговорил Тио после долгого молчания.

– Я могу подобраться к нему, – пообещал Малкэй, спешно обдумывая услышанное. – Пока здесь хаос, и это нам выгодно. Но это ненадолго. Я могу использовать замешательство, проскочить, посветить удостоверением и взять типа прямо у местных из рук. Они еще и спасибо скажут. Одной заботой меньше на фоне пожара и прочего. Я могу выдавить из этого парня все. Вы же знаете, я могу, и лучше других.

Тио замолчал снова. Малкэй посмотрел на часы на приборной доске. Десять минут давно истекли. Он представил отца, сидящего рядом с похитителями, пытающегося завязать с ними разговор, развлечь их игрой в карты, чтобы скрасить ожидание, успокоиться, вести себя так, словно все нормально и обыденно. Отец – человек обаятельный, компанейский. Малкэй многому у него научился. К примеру, как выиграть со слабыми картами. Или вообще без них – как сейчас.

– А вы узнали хоть одно имя тех, кто убил ваших дочерей? – спросил Малкэй, пустив в ход свою единственную карту.

– У меня целый список имен. Мои люди получают бонусы за каждого захваченного живьем и доставленного «святого». Я работаю с ними в особом месте. Там я молюсь и вспоминаю. Там на стенах висят портреты моих дочерей. Я делаю с попавшими ко мне скотами в точности то же самое, что они сделали с моими дочерьми. Сперва я насилую их ломом, потом ломаю несколько костей и лишь затем задаю вопросы: кто убил моих дочерей, кто отдал приказ. Ответь – и я окончу твою боль. Но муки и боль ломают разум, заставляют говорить то, что хочется услышать мне.

– Не заставят, если подойти правильно.

– Ты будешь учить меня, как делать такие дела?

– Сеньор Тио, нет. Я просто думаю, что вы – очень любящий отец. Ваши чувства вам мешают. Готов спорить, что пойманные говорят вам много разного. Такого, что вы злитесь и бьете их сильнее.

Тио молчал.

– Они используют вашу ярость против вас. Они знают, что вы все равно убьете их. Потому они ничего не приобретут и не потеряют, если скажут то, что вы хотите услышать. Вам нужен посредник – тот, кому пойманные могли бы довериться. Инстинкт выживания, он очень силен. Его можно использовать, чтобы выудить правду.

– А этим посредником, значит, будешь ты?

– Возможно, и я, – согласился Малкэй, обдумывая следующий ход.

Карт на руках уже не осталось, и нет смысла делать вид, что они есть.

– Послушайте, Тио. Я знаю, что вряд ли выберусь живьем из этой передряги. Я – один из немногих, знавших о самолете. Я понимаю, как оно выглядит. В номере мотеля лежит куча трупов, а я ушел оттуда живым и невредимым. Я понимаю, как выглядит и это. Но я не продавал вашего сына. Мне нечем убеждать вас, но это правда. Может, самолет разбился случайно, может – нет. Но готов спорить: я не единственный еще живой, кто знал о нем.

– У меня все под контролем, – заметил Тио.

– Не сомневаюсь в этом. Но может ли кто-нибудь из ваших здешних людей добыть вам нужное имя? Имя того, кто стоит за всем? Я смогу. Если вы позволите, я добуду его для вас. Скажите, кто еще знал о самолете, и я выбью из них все. Достану и этого выжившего. Вы же знаете, я справлюсь лучше любого другого. Как уже говорил, я сам не надеюсь выбраться живым. Я всего лишь прошу отпустить моего отца.

Повисла долгая пауза. Малкэй не стал ее нарушать. Больше говорить и предлагать было нечего.

– Похвально, что ты готов на все ради отца, – проговорил наконец Тио. – Думаешь, Рамон сделал бы то же самое для меня?

Малкэй задумался. Рамон был известным первостатейным негодяем, живущим под защитой отца, которого люто ненавидел.

– Думаю, он сделал бы то же самое, – сказал Малкэй, решивший, что сейчас не время для искренности.

– Это хорошо, что ты так думаешь. Значит, ты – хороший сын, уважающий отца. По правде говоря, даже если б я горел, Рамон бы и не плюнул в мою сторону. Знаешь, отчего я сунул моего дерьмового сына в самолет? Знаешь? Он изнасиловал генеральскую дочку. Дочку двухзвездного генерала, который, вот же случай, командует пограничными войсками. Думаешь, это хорошо для бизнеса? Мало ему было накокаиненных путан с большими задницами и пластиковыми сиськами? Нет, вот понадобилось ему пойти и отправить все к чертям и опять оставить мне подчищать за ним. И как, по-твоему, я выгляжу, когда мой сын учиняет такое? Я выгляжу слабым. Неспособным управляться даже со своей семьей.

Он замолчал, и Малкэй снова не нарушил молчания, глядя на медленную реку машин, на обычных людей, едущих по своим обычным простым делам. Впереди виднелся знак: направо – Таксон, налево – Искупление. Малкэй еще не знал, куда свернет. Десять минут уже истекли. Если придется сворачивать на Таксон, истечет и время отца.

– Только вздумай дурить или запороть дело – и твой отец умрет тяжелой смертью. Понятно? А когда я поймаю тебя, то покажу комнату с фото моих дочерей на стенах. Ту, про которую говорил.

– Спасибо, – чуть слышно выдохнул Малкэй.

– Поймай этого типа, выжившего. Прижми как следует, выясни все, что он знает. Пусть помучается. И съезди на место аварии. Если мой сын погиб, хочу видеть тело.

Малкэй нахмурился. Лезть на место аварии – рискованно.

– А что с местными парнями? Они могли бы…

– Я им не доверяю. Кое-кто из них знал о самолете. И я не хочу, чтобы они узнали о тебе. Может, тебе придется поговорить и с ними. Звони мне по этому телефону. Держи в курсе. Он безопасный.

В трубке щелкнуло, связь прервалась.

Малкэй выдохнул с облегчением, сунул телефон Хавьера в карман, взял свой и позвонил отцу. Рука начинала дрожать: адреналин уходил – приходила усталость.

– Ты, урод, это было не десять минут! – злобно произнес прежний голос.

– Скажи это своему боссу. Он говорил, я слушал. А сейчас передай, пожалуйста, телефон моему отцу.

Пауза. Затем трубку взял отец.

– Что за чертовщина происходит? – спросил он, и голос его прозвучал сварливей и обиженней, чем раньше. – Ты едешь сюда, чтобы уладить дела, или нет?

Малкэй подумал о сделке, только что заключенной с Тио. Вряд ли удастся снова увидеть отца. Малкэй сглотнул, пытаясь прогнать вдруг сдавивший горло ком.

– Пап, я еду. Но нужно сперва выправить пару косяков. А ты пока побудь там. И не забывай: нельзя обдирать народ как липку. Даже если они и согласятся играть с тобой в карты. Ведь разозлятся же, а они типы мстительные.

– По ним непохоже, что их стоит обдирать, – заметил отец вполголоса.

Малкэй улыбнулся. Хоть ты пушку к голове старикана приставь, он все равно мошенник до мозга костей.

– Пап, до скорого! – солгал Малкэй.

Он повесил трубку прежде, чем отец заподозрил по голосу неладное, затем включил поворотники и свернул налево, к Искуплению.