Текст книги "Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы)"

В сентябре в Берлине представители венгерского и советского правительств подписали договор об установлении дипломатических отношений, который подлежал ратификации. В Венгрии, по понятным причинам, развернулась очень острая дискуссия по этому поводу, в которую мог внести свой вклад и представитель белой эмиграции генерал-майор фон Лампе. 2 октября 1924 г. в самый разгар политических прений он был принят адмиралом Хорти. В ходе сорокоминутной беседы они обсуждали практически лишь одну тему – заключенное в Берлине соглашение об урегулировании дипломатических отношений между Венгрией и Советским Союзом и ожидаемое в связи с этим прибытие официального советского представителя в Будапешт. Регент Хорти в очень резких выражениях отозвался о большевиках, по поводу подписанного соглашения заявил: «я этого не хочу, я никогда не подам руку коммунисту», и прибавил, что сегодня ему предстоит «большая борьба по этому вопросу». Из дневника приемов адмирала Хорти выясняется, что после принятия фон Лампе у него действительно появился премьер-министр граф Иштван Бетлен в сопровождении уже упомянутого Калмана Кани¹⁰⁹. Последний подписал от имени венгерского правительства соглашение с полпредом СССР в Германии Николаем Крестинским. Хотя мы, к сожалению, не знаем точно содержания их беседы, можно предположить, что главным предметом дискуссий был, безусловно, берлинский договор и вопрос об отношении Венгрии к СССР.

«Я совершенно определенно почувствовал, – писал фон Лампе в своей сводке, – что либо судьбе угодно было дать мне, белому представителю, возможность хоть и в очень небольшой степени повлиять на ликвидацию торжества коммунистов в центре Европы, либо сам адмирал Хорти, чтобы проверить свои личные выводы, назначил мне прием у себя именно в тот день, когда он должен был иметь 'большую борьбу' за свою идею, ни в коем случае не соглашаться на признание большевиков страной». Воспользовавшись случаем, фон Лампе стал подробно описывать «подрывную и преступную деятельность большевиков» в тех странах, где они только появляются, и чувствовал, что его слова падают на хорошо подготовленную почву. Когда он заговорил о тревоге в рядах эмигрантов по поводу предстоящего прибытия большевиков, Хорти его прервал и решительно заявил: «Они не придут». Со следующего дня Лампе уже констатировал усиление голоса противников договора в венгерской прессе и в парламенте. Отказ от ратификации договора со стороны венгерского правительства нельзя, конечно, приписать одному генералу фон Лампе, но он, несомненно, сделал свое дело, в решающий момент сыграв на антибольшевистских чувствах регента ¹¹⁰.

* * *

Несколько в отрыве от вопроса о переброске частей врангелевской армии речь шла и об обеспечении приюта русским семействам на имениях венгерских аристократов и помещиков. Об этом предложении венгров представитель Врангеля Дмитрий Потоцкий еще в Белграде информировал фон Лампе, но, к своему величайшему удивлению, в Будапеште тот никого не нашел, кто бы знал об этом проекте и о якобы существующем списке подлежащих переселению семей¹¹¹. Насколько можно установить, инициатива исходила от графа Пала Телеки (в 1920–1921 гг. он был премьер-министром Венгрии), который рассчитывал на солидарность венгерской элиты к своим русским товарищам по социальному положению. Об этом Телеки говорил в июне 1921 г., во время своей частной поездки в Париж, Михаилу Гирсу, руководителю Совещания Послов¹¹². Этот же вопрос обсуждался и в начале июля на встречах фон Лампе с Палом Телеки и с графом Иштваном Бетленом, сменившим Телеки во главе правительства после так называемого «первого королевского путча». Бетлен с сожалением отметил, что на его циркулярные письма по поводу расселения русских семейств не отвечают, до сих пор он получил всего один ответ, и тот был отказом. Венгры – по словам фон Лампе – «тароватые на обещания и тугие на выполнения». К июню месяцу удалось разместить лишь несколько семейств из обещанных 100 (эта цифра потом была снижена до 57). В это время в Константинополе составлялись списки подлежащих переселению в Венгрию семей. Ко второй половине июля в рамках этой акции – по данным фон Лампе – удалось разместить всего лишь одну семью, полковника Шмидта, во владении фамилии барона Рубидо-Зичи ¹¹³.

Несмотря на неудачный исход этой конкретной инициативы, мы не можем говорить о полном безразличии венгерских магнатов и помещиков к судьбе русских беженцев. У многих аристократических фамилий был свой русский гость. Так, граф Пал Баттяни еще во время первой мировой войны обеспечил приют в своем замке в деревне Залачань бывшему военнопленному, некоему капитану Сапунову¹¹⁴. Князь Дмитрий Голицын-Муравлин, бывший член Государственного Совета, сбежавший из Советской России, приехал в Венгрию на ее оккупированную сербами южную территорию. В первые годы своего пребывания в Венгрии он жил у барона

Имре Бидермана, в его замке в деревне Можго. Голицын-Муравлин познакомился с бароном Бидерманом еще 10 годами раньше, когда он ездил в Венгрию от Русской Лиги по защите детей ¹¹⁵. Его присутствие в венгерской провинции привлекало к себе интерес местной общественности. Печская ежедневная газета «Дунантул» («Задунайский Край») посвятила краткую статью знатному гостю. Его представили читателям как политического деятеля, игравшего чуть ли не определяющую роль в управлении огромной Российской Империей, который был вынужден эмигрировать от вихря безумия, охватившего его страну ¹¹⁶.

У фамилии графов Кун-Хедервари, давшей Венгрии видных политиков (премьер-министра и хорватского бана Кароя Кун-Хедервари; ведущего сотрудника МИД-а Шандора Кун-Хедервари) жили назначенные великим князем Кириллом Владимировичем своими представителями Андрей Николаевич Шмеман и генерал-майор Борис Шульгин ¹¹⁷.

Русские эмигранты, побывавшие в Венгрии, в своих мемуарах почти без исключения отзываются очень добрыми словами о стране, оказавшей им приют, о гостеприимстве, об отношении местного населения к русским. Эти воспоминания несколько меняют ту мрачную картину, которая вырисовывается из цитированных выше чиновничьих документов разных ведомств.

К примеру, проживавший в Венгрии с 1922 г. по 1925 г. Антон Иванович Деникин про венгерские годы своей эмиграции пишет следующее: «Общее явление: ни следа недружелюбия после войны (враги!?). Чрезвычайно теплое отношение к русским. Каждый третий комбатант побывал в плену в России, невзирая на бедствия, перенесенные в большевистский период, все они вынесли оттуда самые лучшие воспоминания о русском народе: о шири, гостеприимстве…русский язык благодаря пленным очень распространён»¹¹⁸.

Примерно в таком же духе высказывается о своих впечатлениях другой видный представитель белой эмиграции Юрий Ильич Лодыжен-ский, весной 1924 г. посетивший своего брата, который жил в городе Дьер. Брат его «благодаря венгерскому гостеприимству создал себе быстро круг друзей, которые приглашали его на охоту и к себе… и старались всячески облегчить его заботы. Среди этих добрых знакомых был граф Хедервари, известный венгерский магнат, брат министра иностранных дел». Лоды-женский очень добрыми словами вспоминает о тех политических деятелях, с которыми он повидался во время своего пребывания в Венгрии, в том числе о графе Пале Телеки, бывшем (1920–1921) и будущем (1939–1941) премьер-министре, к тому же европейски известном ученом-географе. Лодыженский посетил брата графа Хедервари, который на самом деле был не министром, а заведующим политического департамента МИД-а. Тот, правда, хотя и в очень вежливой форме, но по сути дела отказался от предложения о политическом сотрудничестве, сославшись на то, что Венгрия маленькая страна без всякого влияния в международной жизни¹¹⁹.

Даже находившиеся в очень трудном положении казаки Венгерской Казачьей Станицы в своей сводке от 29 декабря 1928 г., адресованной донскому атаману Африкану Богаевскому, не забыли упомянуть о том, что «отношение правительства и венгров [к казакам – А. К.] очень хорошее»¹²⁰.

В венгерской прессе тоже встречаются статьи, в которых о русских эмигрантах писали не только с сочуствием и симпатией, но и с определенным пафосом. «В круговороте жизни мирного города, на улице Сив в доме № 6 вчера почти незаметно произошло очень трогатальное событие. Здесь собрались испытывающие трагическую судьбу сыновья русской нации, одной из самых великих наций в мире, люди без отечества, которые, несмотря на все свои страдания и лишения, остались верными царю легитимистами, собрались, чтобы отметить день именин их младшего государя, молодого великого князя Владимира, наследника престола» (Речь идет о сыне главы императорского дома Кирилла Владимировича). «Полковник Венцов привез с собой своего сына, Нику, бойскаута школы Регнума Марианума, который уже совершенно говорит по-венгерски. Маленький Ника будет уже верным переводчиком того, что и как чувствуем все мы, сиротливые венгры, потерявшие нашего короля, значительную часть нашей родины и нашего народа. И донесет до нас в нашей общей судьбе, что чувствуют царь-скиталец, его сын и его солдаты по поводу своей истерзанной отчизны и нации».

В начале скромного торжественного ужина, продолжается в статье, генерал Шульгин первый бокал вина поднял за «царя» Кирилла, за царевну Викторию, за царевича Владимира, а сразу после этого второй тост был предложен за «короля» Оттона (Отто) Габсбурга (малолетнего главу императорского дома, сына скончавшегося в 1922 г. австрийского императора и венгерского короля Карла) и за обеспечивший русским эмигрантам приют венгерский народ ¹²¹.

* * *

В связи с тем, что в Венгрии, как, впрочем, и во всех странах, стало преобладать мнение, что от белых сил трудно ожидать свержения большевизма, интерес к различным течениям эмиграции резко упал, и венгерские власти были все больше склонны считать проблемы русской эмиграции сугубо беженским вопросом, решения которого они ожидали от международных организаций, главным образом от Лиги Наций и от комиссии Фритьофа Нансена. Венгерское правительство было представлено и на международном совещании, посвященном проблематике русской эмиграции, прошедшем в Берне с 3 по 6 июля 1922 г. Правда, делегированный туда венгерский королевский консул Эгон Абеле, в соответствии с полученными указаниями, не проявил особой активности, подписав лишь соглашение «ад референдум». Абеле обратил внимание своего правительства на следующие пункты: соглашение не ограничивает действующие законы и правила отдельных государств в области миграционной политики; документ не дает автоматически право на переселение в другую страну, как и на возвращение в ту страну, которая его оформила¹²². Венгрия, таким образом, приняла «нансеновские паспорта» и снабдила ими русских эмигрантов в своей стране, присоединившись к той инициативе, согласно которой эти документы следовало оформить и выдать беженцам бесплатно или за очень низкую сумму. По статистическим данным, до февраля 1926 г. из проживавших в Венгрии русских эмигрантов нансеновские паспорта получили 3011 лиц¹²³. По текущим вопросам с комиссией Нансена контактировал венгерский представитель при Лиге Наций Золтан Бараняи. Нансену сразу дали понять, что из-за катастрофического экономического положения страны, из-за необходимости санации государственного бюджета венгерское правительство не сможет выделить средства для международного фонда помощи русским беженцам¹²⁴.

С середины 1920-х гг. доминирующей линией венгерских властей по отношению к беженцам из бывшей Российской империи было стремление уменьшить их и так незначительное число в стране. Этим желанием определялась и позиция венгерского правительства в тех вопросах, которые требовали согласованного урегулирования ряда государств. Руководствуясь этим соображением, оно поддержало внесение такого изменения в упомянутое соглашение от 1922 г., согласно которому государства обязались принять обратно тех беженцев, которым они выдали паспорт. Это, как указано в венгерских документах того времени, в значительной степени облегчило бы выезд эмигрантов в Канаду, так как Канада принимала беженцев только при условии, что тех элементов, которые впоследствии будут сочтены нежелательными, она может выслать обратно в ту страну, откуда они приехали. По мнению, выраженному в сводке министерства внутренних дел, если это правило было бы принято, в Венгрию было бы возвращено не более 10 % выехавших, следовательно «от этого выиграло бы и венгерское государство, потому что оно освободилось бы от части беженцев»¹²⁵. Мы пока не располагаем данными о том, сколько именно русских выехали действительно из Венгрии в Канаду.

Вторая попытка венгерского правительства была направлена на содействие возвращению беженцев в Советский Союз. Добиться этого было еще труднее, нежели выезда в третью страну. Во-первых, проживавшие в Венгрии русские (как бывшие военнопленные первой мировой войны, так и эмигранты) с точки зрения советских законов считались лицами без подданства, которые в свое время не приобрели советское гражданство. Эти люди были лишены юридической защиты Москвы и не могли рассчитывать на сколько-нибудь благосклонное отношение советских органов к их судьбе¹²⁶. Ситуация была еще более осложнена тем, что в Венгрии не было ни дипломатического, ни торгового представительства СССР, следовательно желающие объявить о своем намерениии возвратиться домой должны были поехать в Вену, в Прагу или в Варшаву. Получался замкнутый круг: австрийцы, чехи и поляки, как правило, давали транзитную визу русским эмигрантам лишь в том случае, если они могли предъявить разрешение на въезд в Советский Союз, а такой документ можно было достать только лично появившись в одном из советских представительств (причем для получения ответа часто приходилось ждать несколько недель и в большинстве случаев ответ был отрицательным). Поэтому венгерское правительство в сентябре 1927 г. обратилось к самому Фритьофу Нансену с просьбой добиться согласия советского правительства на то, чтобы документы желающих возвратиться в СССР можно было отправить непосредственно из Венгрии через комиссию Нансена в соответствующие советские органы¹²⁷. Со стороны Будапешта вопрос репатриации пытались сочетать с вопросом о задержанных в СССР бывших венгерских военнопленных, Нансену был передан список тех, которых, по данным министерства иностранных дел, советские власти вопреки подписанным договорам не пускали домой по тем или иным причинам. Попытка не привела ни к какому результату. В июле 1928 г. Нансен через своего заместителя Й. Ф. Джонсона информировал венгерское правительство о своих переговорах с г. В. Чичериным по этому вопросу. Чичерин практически отклонил предложение Нансена, заявив, что Наркоминдел не занимается репатриацией бывших российских граждан из тех стран, в которых нет официального советского представителя. Мотивировал он это тем, что советской стороне необходимо предварительно получить сведения о просоветских или антисоветских убеждениях желающих возвращаться. Нансен был готов назначить своего уполномоченного в Венгрию, который мог бы заниматься проверкой русских эмигрантов в этом отношении. Однако на это предложение Чичерин возразил, что только сами советские структуры могут отличить «белого русского от большевистского». Ко всему изложенному Джонсон прибавил следующее: до 1924 г. Нансен по договору имел своих представителей в Москве и в Ленинграде, которые следили за дальнейшей судьбой репатриантов, и к которым они могли обращаться со своими жалобами. В 1924 г. советское правительство отказало ему в этом праве. Между тем, Нансен считал, что он несет ответственность как перед своей совестью, так и перед Лигой Наций за судьбу тех, кто вернулся на родину при его содействии¹²⁸. То есть Джонсон таким образом дал понять своему венгерскому собеседнику, что Нансену неудобно ставить перед советским правительством вопрос о репатриации русских эмигрантов из Венгрии. При этом необходимо отметить, что венгерские власти не оказали никакого давления на эмигрантов в целях их возвращения в СССР. Нансену на его запрос ответили, что не ведется никакой статистики о том, сколько людей были бы готовы возвратиться, потому что – зная отрицательный ответ советского правительства – венгерские органы не хотят помешать русским беженцам жить нормальной повседневной жизнью в Венгрии независимо от полученного от советских органов ответа относительно возможностей их возвращения на родину¹²⁹.

В 1924 г., в соответствии с общеевропейскими нормами, представление интересов проживающих на территории Венгрии граждан бывшей Российской империи было поручено Генри Раймонду, венскому представителю Бюро Нансена, но, поскольку он мог провести в Венгрии лишь несколько дней в месяц, в качестве его постоянного заместителя из числа лиц, относившихся к местной русской колонии, был признан Владимир Владимирович Малама, представитель Российского Общества Красного Креста в Венгрии. Одновременно с этим русских беженцев стали считать апатридами, т. е. лицами без подданства. О деятельности Генри Раймонда А. фон Лампе отзывался крайне отрицательно. Он считал его молодым еврейским карьеристом, который весьма слабо разбирается в русском вопросе, реальной помощи от него ожидать невозможно, он занимается только обеспечением льготных железнодорожных билетов для переправки русских эмигрантов из Венгрии во Францию, и выдвинул также сомнительную идею переселения эмигрантов в Мексику. И то, и другое Лампе считал крайне нежелательным¹³⁰.

Изменение в статусе беженцев сопровождалось тем, что Алексей фон Лампе и назначенный в Будапешт Совещанием послов князь Петр Волконский в начале 1924 г. были исключены из списка дипломатических представителей, правда с оставлением за ними права экстерриториальности, и с молчаливого согласия венгерских властей они могли продолжать свою деятельность еще в течение года¹³¹.

* * *

В совокупности на решение вопроса о принятии русских эмигрантов повлиял следующий комплекс факторов: сочувствие, осознание определенной общности послевоенных трагических судеб России и Венгрии, отрицательное отношение к большевизму, опасения внедрения нежелательных элементов, шпионской деятельности, большевистской или панславистской агитации. По источникам можно четко отделить друг от друга «человеческий фактор» (о котором упоминают в том числе Деникин, Лодыженский и др.) и бюрократической, ведомственный подход к проблеме. Если там, где дело касалось первого фактора, явно преобладали положительные моменты, то в недрах бюрократии эмигрантов часто рассматривали только как статистические единицы и на первый план выдвигались политические соображения и упомянутые опасения. К этому можно добавить, что из-за экономической разрухи, растущей дороговизны Венгрия становилась все менее привлекательной средой для русских, большинство эмигрантов могло устроиться только на тяжелую физическую работу, многие из них (в том числе бывшие офицеры врангелевской армии) зарабатывали настолько мало, что им ежегодно оформляли удостоверения о бедности.

Помимо всего прочего языковой, религиозный, культурный аспекты тоже играли свою роль. В Югославии, Болгарии на первый план выходили славянская языковая общность, православие, общие традиции, в Чехословакии кроме славянского языка и чувства славянской общности имела значение и политическая поддержка – все это благоприятствовало формированию больших эмигрантских колоний. В Венгрии отсутствие всех этих предпосылок скорее затрудняло положение эмигрантов, усиливало в них чувство оторванности от основной массы русской эмиграции. Этой совокупностью факторов и объясняется относительная малочисленность русской колонии в Венгрии.

Примечания

¹ Статья была написана при поддержке гранта Яноша Бояи Венгерской Академии наук и гранта Куно Клебельсберга Института Балинта Балашши. В ней изложены результаты исследований, достигнутые на определенной стадии изучения темы. Дальнейшая работа в российских и венгерских архивах, введение в научный оборот новых документов позволят дополнить эту картину новыми деталями и уточнить некоторые выводы данной статьи.

² Одним из первых в контакт с венгерскими политическими и военными деятелями вступил некий Константин Бегичёв. Ему выделили кредит в 1 миллион венгерских крон якобы на поддержку русских беженцев. Но Бегичев так и не смог отчитаться о полученной сумме, ибо истратил ее, спекулируя на венской бирже. Это, конечно же, способствовало ухудшению репутации его соотечественников; те из них, кто обратился за материальной поддержкой к венгерскому правительству, были встречены с недоверием. См.: HL (Hadtorténeti Levéltar – Военно-исторический архив Венгрии) VKF B/160, 2959/1987. № 318/401. Л. 428^29, 431; 2960/1987. № 318/401. Л. 476; 2963/1987. № 325/402. Л. 576; В/161, 3046/1987. № 22.892.

³ О деятельности упомянутых лиц и об их отношениях с венграми см. подробнее: Колонтари А. К истории русской белой эмиграции в Венгрии в межвоенный период // В поисках лучшей доли. Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Отв. редактор Т.А. Покивайлова. М., «Индрик», 2009. С. 161–168.

⁴ В Крым были откомандированы независимо друг от друга всемирно признанный эксперт по расшифровке шифрованных телеграмм, подполковник Герман Покорни (под псевдонимом «Александр Циммерманн»), и лейтенант Дьердь Пурьес. Последний, по его словам, служил в Добровольческой Армии Антона Деникина (детали этой истории, к сожалению, до сих пор неизвестны), в сентябре 1920 г. он явился к генерал-майору Виктору Артамонову, русскому военному представителю в Белграде, и ездил в Крым по его протекции как доброволец во врангелевскую армию. Покорни покинул Крым непосредственно перед началом эвакуации, Пурьес был эвакуирован вместе с остатками армии в Константинополь. См.: Pokorny Hermann: Emlékeim. A lathatatlan hfrszerzô. [Мои воспоминания. Невидимый разведчик.] Budapest, Hadtorténelmi Levéltari Kiadvanyok, [1999.] Глава 5; HL VKF 2. 33. d. 24/277/1920 Л. 114–151.; B/168 № 3062/1987 и № 3063/1987

⁵ HL VKF B/160 3054/1987. Л. 576, 578.

⁶ HL VKF B/161 3072/1987. Л. 481.

⁷ Государственный Архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 68.

⁸ Генерал Владимир Марушевский формально числился в составе французской миссии, а князь Петр Волконский, который до войны был генеральным консулом в Будапеште, прибыл в венгерскую столицу только осенью 1921 г., имея полномочия от Совещания послов, которым руководил М. Гирс.

⁹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 40–49. Справедливости ради необходимо отметить, что в дальнейшем фон Лампе и Марушевский хорошо сработались, Марушевский с самого начала предоставил свои связи в Венгрии в распоряжение фон Лампе.

¹⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 140.

¹¹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 55, 58. Армия Пермикина – Речь идет о сформированной в Польше на базе остатков Северо-Западной армии военной группировке, которая считалась 3-й армией Русской Армии Врангеля. Ее командующим был назначен генерал-лейтенант Борис Сергеевич Пермикин. После неудачной попытки прорваться в Крым к Врангелю и прекращения военных действий на советско-польском фронте армия была разоружена и интернирована.

¹² ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 119.

¹³ ГА РФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 118–119.

¹⁴ Только во время пребывания фон Лампе в Венгрии (1921–1924) на этом посту сменили друг друга три министра: Густав Гратц, граф Миклош Банффи, Геза Дарувари.

¹⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 257.

¹⁶ «Западно-венгерский» и «южно-венгерский» вопросы были связаны с территориальными установками Трианонского мирного договора. Самая западная часть Венгрии соответственно договору должна была отойти к Австрии, но венгерские полувоенные отряды с молчаливого согласия правительства Венгрии всячески препятствовали этому. А южная часть трианонской Венгрии (с городом Печ) в это время находилась под сербской оккупацией, и Белград несмотря на свои международные обязательства все еще медлил с передачей данной территории Венгрии, не теряя надежды удержать ее за собой. В конце концов Западная Венгрия (будущая австрийская земля Бургенланд) была очищена от венгерских офицерских отрядов и передана Австрии, за исключением окрестностей города Шопрон, где в декабре 1921 г. на плебисците население высказалось за оставление этого района в составе венгерского государства. Что касается сербов, они пытались создать в оккупированном ими районе марионеточное государство, «Сербско-Венгерскую Республику Бараня-Бая», лидеры которой обратились к Белграду с просьбой о покровительстве против режима Хорти. После неудачи этой попытки сербы одновременно с передачей Бургенланда Австрии вывели свои войска с этой территории (О подробностях см.: Romsics, Ignac: A trianoni békeszerzodés. Bp., Osiris, 2001. 220–227.)

¹⁷ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 140–141.

¹⁸ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 121.

¹⁹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 167–168. АВС (Антибольшевистский Комитет) был создан в начале апреля 1919 г. в Вене под руководством графа Иштвана Бетлена (премьер-министр в 1921–1931 гг.) с целью организации борьбы против Венгерской Советской республики. В его состав входили видные и влиятельные политические деятели межвоенной Венгрии, в том числе граф Пал Телеки, Дюла Гэмбэш.

²⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 166.

²¹ О деятельности Штрандтмана см. подробно: Миронова Е. М. Дипломатическая поддержка формирования колонии русских беженцев в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (1917–1922) // Русский исход. (Отв. ред. Миронова Е. М.). Спб., Алетейя, 2004. С. 201–244.

²² Halasz Ivan: Az orosz fehér emigransok és Magyarorszag a hûszas évek elején. [Русские белоэмигранты и Венгрия в начале 20-х гг.] // Ezredfordulo, szazad fordulo, hetvenedik évfordulo: tanulmanyok Zimanyi Vera tiszteletére. Szerk. Ujvari Zsuzsanna, Budapest, Oziris, 2001. 548–549; Русская военная эмиграция 20-х^0-х годов. На чужбине. Т. 1., Кн. 2. (Составители Басик И. И. и др.). Москва, 1998. С. 517–518.

²³ МОL К-64-1920-41/ Л. 33–34.

²⁴ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 148–149.

²⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 176.

²⁶ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 276.

²⁷ Дюла Гэмбэш в 1932–1936 гг. был премьер-министром Венгрии. Илья Петрович Карташев (? -1933) – из донских казаков. В эмиграции жил в Болгарии и в Германии. С 1922 г. он был заведующим вспомогательной кассой донских беженцев при комитете «Казачья помощь» в Болгарии.

²⁸ HL VKF B/168 3511/1987. Л. 248–249.

²⁹ HL VKF B/168 3511/1987. Л. 252.

³¹ HL VKF B/168 3516/1987 Л. 391.

³² ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 307-307об.

³³ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 154.

³⁴ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 87, 100.

³⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 100.

³⁶ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 154–155.

³⁷ ГА РФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 89. Этот мотив неоднократно встречается в его аргументации. Так, например, в разговоре с заведующим отделом Министерства обороны полковником Кароем Оттрубаи он заявил, что «остались только две не красные и не розовые армии – наша и их» (то есть врангелевская и венгерская армии – А. К.). См: Там же. Л. 228.

⁴⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 101об.

⁴⁶ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 246–247. Сравнение поведения венгров с подушкой, видимо, по

нравилось фон Лампе, потому что он повторяет его в своем докладе П. Н. Врангелю (Там же. Д. 6. Л. 102).

⁴⁷ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6 Л. 87, 141.

⁴⁸ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6 Л. 92.

⁴⁹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 153.

⁵⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 133.

⁵¹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. 146. «Оригинально, чтобы не сказать больше! Ну да ничего не поделаешь, мы не Великая Россия и приходится глотать», – комментировал этот случай в своем дневнике фон Лампе.

⁵² ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 251.

⁵³ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 5. Л. 254–257.

⁵⁴ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 65.

⁵⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 152.

⁵⁶ ГА РФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 178–179.

⁵⁷ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 170-170об.

⁵⁸ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 176–179.

⁵⁹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 178.

⁶⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 178.

⁶¹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 177–178.

⁶² ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 159об.

⁶³ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 163об.

⁶⁴ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 59.

⁶⁵ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 186об.

⁶⁶ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 181.

⁶⁷ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 189.

⁶⁸ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 194.

⁶⁹ Протокол заседания Совета Министров от 21 сентября 1921 г. MOL (Magyar Orszâgos Levéltâr – Национальный архив Венгрии) K-27 (1921.09.16.) 10R/14 http://www.digitarchiv.hu (20. 07. 2010.)

⁷⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 220об.

⁷¹ О содержании торгового соглашения см.: Нежинский Л. Н.: В интересах народа или вопреки им? Советская международная политика в 1917–1933 годах. М., Наука, 2004. С. 100.

⁷² ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 221.

⁷³ ГА РФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 190–191.

⁷⁴ О подробностях вопроса финансирования см. Миронова, 2004. С. 224., 228–230.

⁷⁵ Протокол заседания Совета Министров от 27 октября 1921 г. MOL K-27 (1921.10.27.) 10R/13 http://www.digitarchiv.hu (20. 07. 2010.)

⁷⁶ ГА РФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 233.

⁷⁷ См.: Шимов Я.В. Последний австрийский император // Славяноведение, 2008. № 1 (Примечание отв. редактора).

⁷⁸ Йованович, Мирослав. Русская эмиграция на Балканах 1920–1940. М., Русский путь, 2005. С. 98–99. Вторая партия из 7000 лиц использовалась на шоссейных и железнодорожных работах. Там же.

⁷⁹ HL VKF B/168 3552/1987. Л. 773.

⁸⁰ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 92, 94.

⁸¹ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 284.

⁸² В своем дневнике по поводу этого он записал следующее: «там (в министерстве обороны – А. К.) меня сильно взяли в оборот о присутствии наших частей на сербо-венгерской границе. Предложил им сколько угодно народу, чтобы поставить на той же границе, но с венгерской стороны, ведь надо же людям есть что-либо, вот и служат, где угодно» (ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 7. Л. 30).

⁸³ HL 1930 HM Eln. I. № 685. Л. 45-45об.

⁸⁴ ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 287–288. Здесь необходимо отметить, что через несколько месяцев от Кусонского к фон Лампе поступили новые инструкции, предписывавшие «продолжать энергичную работу о приеме контингентов наших частей». Эта последняя формулировка противоречит первой установке, специально и сознательно ставившей вопрос только о беженцах. См.: ГА РФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 6. Л. 357.

⁸⁵ HL 1930 HM Eln. I. № 685. Л. 45-45об.