Текст книги "Этнические конфликты в странах Балтии в постсоветский период"

Этнокультурная идентичность в латвийском политическом процессе

Согласно нашим исследованиям 1996, 2000, 2003, 2011‑х годов, институциональное доминирование латышской нации с характерными для нее ресурсами защиты и внутренней сплоченности сочеталось с практикой этнического и лингвистического «нарциссизма» и культурного реваншизма. В то же время развитие этнокультурных меньшинств в Латвии строго происходило в подчиненных ими рамках ассимиляционной политики.

Наша концептуальная модель этнокультурной идентичности в Латвии включает в себя дименсии этнической, лингвистической, культурной идентификаций, а также культуры межэтнических взаимоотношений.

Обратимся к анализу этнической идентификации. По данным ЦСУ ЛР на 2011 г., население Латвии составляло 62,1 % латышей, 26,9 % русских и 11,0 % представителей других национальностей. В нашем исследовании мы пользовались демографическими данными до публикации об итогах национальных переписи, поэтому общее количество латышей составляло 57,7 %, русских 30 % и 12,3 % лиц других национальностей. Статистические данные, а также данные массовых опросов убедительно показывают на численно превосходящую группуэтническихлатышей, общееколичество которых увеличилось на 4 % к 2011 году и составляет более 2/3 населения страны. Этническая идентификация, согласно нашему исследованию, принципиально не отличается от статистических данных об этнической принадлежности. Более дробные индикаторы об этнической идентификации позволяют уточнить общую картину.

На вопрос: «Представители какой этнической группы есть в Вашей семье?», 94,1 % латышей указали на лиц латышской национальности и 12,2 % – на представителей других этнических групп. Аналогичная ситуация наблюдается среди лиц нетитульной нации, у русских среди членов их семьи и друзей 78,5 % составляют этнические русские и 2,7 % – латыши. Представители иных этнических образований также составляют большинство среди членов их семьи и друзей.

Достаточно сплоченная этническая идентификация в Латвии родственна строгой дифференциации статуса этнических меньшинств. На вопрос: «Как Вы считаете, Вы принадлежите к этническому меньшинству?», 6,8 % латышей готовы принять статус этнического меньшинства, 33,7 % русских и 55,5 % – лица других групп (таблица 2).

Таблица 2. Этнокультурная идентичность и этнические группы (%)[2]2
  В данной таблице содержатся только положительные ответы («очень привязан» и «скорее привязан», «полностью согласен» и «согласен»).


[Закрыть]

Неразрывно с этнической идентификацией выступает языковая идентификация, служащая одной из важнейших предпосылок строительства нации. А владение и использование языка титульной нации этническими меньшинствами является не только выражением лояльности к нации, но и служит одним из ключевых факторов в интегративных процессах. Зона пользования национальными языками была тестирована путем обращения к лингвистической ситуации в семье. На вопрос: «На каком языке Вы говорите в семье?», 92,7 % латышей используют в семье свой родной язык, 7,3 % русских используют латышский и 13,4 % лиц этнических групп также используют латышский язык в своей семье. Наоборот, 5,6 % латышей говорят в своей семье на русском языке, 91,2 % русских и 80,6 % лиц других групп используют в семье русский язык. Использование в целом латгальского языка в семье незначительно – не более 0,6 %, среди представителей латгальской нации объем использования данного языка не превышает 3 %. Отметим, что этнические меньшинства в отличие от русских демонстрируют большую степень ассимиляции в латвийское общество через латышский язык, чем у других групп. Согласно нашим данным, представители всех этнических групп меньшинств высоко оценивают значимость латышского языка в обществе и выражают активную мотивацию в изучении и использовании языка титульной нации. Различия касаются значительного сокращения зоны употребления русского языка среди латышей (несмотря на их высокий уровень владения русским языком); также немного выше квота использования европейских языков среди этнических групп меньшинств, особенно среди молодого поколения.

Лингвистическое разнообразие в мультикультурных и этнических обществах неизбежно приводит к определенным барьерам в социальных коммуникациях и дискриминационной политике. Языковая дискриминация как социальная проблема вызывает беспокойство у 27,6 % латышей, 74,9 % русских и 56,8 % у остальных этнических групп. Вместе с тем на угрозу исчезновения латышской нации и латышского языка как катализатор этнических конфликтов указали не больше 20 % среди всех опрошенных, невзирая на национальную принадлежность. В целом институциональная гегемония латышского языка и лингвистическая ассимиляция вызывают чувство обеспокоенности среди представителей этнических меньшинств и служат причиной этноконфликтов и миграции. Культурная идентификация, как и этническая идентичность, в Латвии обладает отчетливо консервативным характером. Мультикулыурные идентичности обладают значительным уровнем гомогенизации, внутренней сплоченности и собственной защиты для дистанцирования от других социальных групп. Согласно нашему исследованию, этнические группы в Латвии обладают высокой степенью культурной самоидентификации, в то время как межкультурные коммуникации носят дефицитный характер культурного плюрализма и общественного диалога. Причем доминирующая этнокультурная общность титульной нации обладает всеми институциональными и идеологическими ресурсами для этнокультурной гегемонии и ассимиляции. По мнению преобладающего количества респондентов-латышей, этнические меньшинства должны отправлять детей в латышские сады и школы, поддержать латышские культурные организации, принять латышские традиции и другие культурные ценности, а преподавание в школах должно вестись на латышском языке. В связи с этим показательно отношение респондентов к перспективе будущего развития культуры этнических меньшинств. 26,0 % латышей, 4,9 % русских и 10,4 % представителей остальных меньшинств считают, что культура русских и других национальных меньшинств в Латвии в будущем растворится в латышской культуре.

Обращение к анализу ориентации и разделения этническими группами социально значимых и культурно-образующих символов также позволяет дать более дробную картину разделенной этнокультурной идентификации в Латвии. На вопросы: «Кто является Вашим национальным героем?», среди предложенных респондентам альтернативных персоналий (Лачплесис, Карлис Улманис, В. Ленин, В. Путин, Д. Медведев), и «Кто является Вашим национальным писателем?» (Я. Райнис, Ф. Трасун, А. Пушкин, Т. Шевченко, А. Мицкевич, Я. Колас, Ш. Алейхем), были получены ответы, демонстрирующие принципиальные различия у существующих этнокультурных сообществ.

Культурное и ценностное обособление, резкая демаркация этнокультурных идентичностей в Латвии служат препятствием для согласительной и толерантной этнополитики. На основании нашего исследования можно прийти к заключению о том, что в Латвии существует сильное культурное разделение между этническим большинством и меньшинствами с взаимно отталкивающей ориентацией к мультикулыурной интеграции.

Этнические конфликты: причины и степень протекания

Важным атрибутом анализа межэтнических конфликтных отношений является выявление источников или причин данных конфликтов. Однако отслеживание причин этнических конфликтов методами социологии наталкивается на ряд сложностей, ввиду как их видового многообразия, так и отсутствия четких границ между рядом ближайших, видимых на поверхности причин и более глубоких, уходящих своими корнями в сферы менталитета и культурных атрибутов. Каждый такой конфликт (или ряд конфликтов) уникален, и для него характерен только ему присущий набор компонентов, их специфическое сочетание. Отсюда любые попытки представить объяснительную схему этнического конфликта на основе ряда гипотетических причинных утверждений или, наоборот, выверенных обнаружений изначально будут неточны и неполны.

Так, расхожими причинами этнических конфликтов в Латвии среди экспертов и представителей массового сознания указываются этническое происхождение и язык титульной нации, отношение к историческому прошлому и его интерпретация, страх перед современной Россией. С целью выяснения возможности, причин и степени протекания этнических конфликтов в Латвии было выдвинуто несколько вопросов респондентам, предусматривающих формализацию ответов. На вопрос: «В какой мере Вас беспокоят следующие проблемы в Латвии?» (касающиеся вопросов этнических конфликтов), положительно ответили 27,8 % латышей, 36,6 % русских и 41,0 % представителей иных групп. В таблице 3 приведены данные о возможной конфронтации между этническим большинством и этническими меньшинствами.

Таблица 3. Этнополитические конфликты в Латвии (%)

Вопрос: Сегодня в Латвии проживают различные этнические группы. Каково Ваше мнение о возможной конфронтации между этими группами? Пожалуйста, определите по шкале от 1 до 5, в какой мере эта конфронтация возможна[3]3
  Представлены только положительные ответы: «Конфронтация возможна», «Конфронтация маловероятна».


[Закрыть].

Если вопрос об этнических конфликтах в целом беспокоит лишь четверть из опрошенных, то мнение о возможной конфронтации между этими группами выразили около 15 % респондентов. Как видится, большинство опрошенных не считают возможной этническую конфронтацию.

Как показывают данные таблицы 3, в случае возможной конфронтации лишь малая часть респондентов – 7,7 %, среди которых преобладают представители нетитульной нации, указали на открытое физическое столкновение как форму протекания данной конфронтации. В основном, по мнению респондентов, в случае возможной конфронтации произойдет лишь острый устный обмен мнениями (43,3 %).

Анализу причин этнических конфликтов в Латвии посвящена таблица 4.

Вопрос: По Вашему мнению, каковы причины данной конфронтации, в какой мере? Пожалуйста, пользуйтесь шкалой от 1 до 5, где «1» означает – в большой мере, а «5» означает – в малой мере (один ответ в каждом ряду).

Таблица 4. Причины этнической конфронтации (%)[4]4
  Представлены только положительные ответы: «В большой мере», «В малой мере».


[Закрыть]

К числу причин этнических конфликтов в Латвии, создающих наиболее широкую среду для проявления активного межэтнического взаимодействия, можно отнести: экономическое и политическое неравенство этнических групп, экономический кризис, угроза ассимиляции, борьба за власть между элитами этнических групп, отсутствие гражданства, влияние России. Как показывают данные, гипотетический набор причин этнических конфликтов достаточно выражает позиции у половины орошенных респондентов. Причем на отсутствие гражданства и влияние России как причины этнических конфликтов указало вдвое больше русских и других представителей этнических меньшинств, что было вполне ожидаемым.

Дискуссии и выводы
Этническая стратификация и неравенство в Латвии

Особенностью этнической политики в полиэтнической Латвии с момента провозглашения независимости является постоянный поиск эффективных способов и средств инкорпорации этнических групп титульной нацией. Формально провозглашаемое равенство и идеология общественной интеграции (наибольший интерес к которым спорадически обнаруживается в моменты общенациональных и региональных выборов) латышской властной элитой окончательно дискредитированы ассимиляционными процессами к 2013 году. Провал интеграционной политики и доминирование процессов ассимиляции, а также нарастания этнической иерархии в Латвии в целом разделяется как властными кругами, так и достаточно неоднородным экспертным сообществом и массовым сознанием.

Этнополитическое неравенство и субординация в распределении прав и привилегий, власти и ресурсной базы воплотились внынешнейэтническойстратификации. Отметим, что границы и внутренняя структура этностратификации в Латвии до сих пор окончательно не оформлены и значительно уступают пройденному ею пути демократического транзита к концу 90‑х. Этносоциальная стратификация, основанная на этнической иерархии и неравенстве разных этнических и социальных групп, включает в себя разнообразные способы их воспроизведения (чаще всего консервации) и легитимации. Этническая стратификация задается всем многообразием этнокультурных сфер национального развития и преемственности, прежде всего выражаемых в национальной культуре, языке, традициях. Очевидно, что осознание и оценка сложившихся неравноправных форм этнополитических отношений, представленности во властных структурах, сферах занятости и достатка, уровня образования, культуры и т. д. являются основными причинами этноконфликтов в Латвии.

В свою очередь, оценочный аспект этнической стратификации, а также демонстрация различных форм отношения к ней со стороны этносоциальных групп является объектом современных исследований этносоциологии и других родственных ей гуманитарных дисциплин. Вместе с тем, несмотря на внушительный объем проведенных исследований и накопленных знаний в области этнополитики как в Латвии, так и в Балтийском регионе местными исследователями (И. Апине, Н. Муйжниекс, В. Волков, Б. Зепа, А. Гапоненко и др.) и зарубежными экспертами, собственно тематика этнической стратификации представлена явно недостаточно. Отсюда картина объяснения этнических конфликтов и их типов в Латвии зачастую выливается в социолингвистические и общекультурные замеры сознания и поведения взаимодействующих этнических групп.

Этнодемократический режим в Латвии имеет два одинаково важных и относительно независимых измерения: социальное (или вертикальное) и культурно-политическое (или горизонтальное). Первое измерение отражает иерархическую структуру общества. На его основе выделяются социальные слои, различающиеся как уровнем социального статуса, масштабом и структурой используемых ресурсов, механизмами воздействия на политический процесс, так и близкими социально-политическими и культурными характеристиками. В основе же групп, образуемых с помощью второго измерения, лежит общность убеждений, культуры и интересов. Эта общность выражается в действиях, сознательно направляемых или опосредованно способствующих разным сценариям общественного развития. Объединение таких общностей «по горизонтали» дает социальные слои, а «по вертикали» – основные общественно-политические силы, различающиеся наличием ресурсного потенциала, социальной встроенностью и сплоченностью. «Пересечение» названных аналитических дименсий позволяет выделить социальные группы, играющие значительную роль в процессе преобразования общества, то есть выступающие в качестве иерархических акторов политического процесса (в частности, титульной нации или доминирующего этнического большинства или моноэтнической политической элиты). Такой подход к идентификации реальных акторов современного общественного процесса представляется продуктивным, поскольку позволяет оценить и прочность социальной базы основных общественных сил, и возможности их консолидации друг с другом, характер и масштабы ресурсов, которыми они располагают для достижения своих целей. Тем самым исследователи современного этнополитического процесса получают надежный методологический аппарат, с помощью которого можно более обоснованно судить о возможных и наиболее вероятных сценариях общественного развития.

Отметим, что понимание вертикального и горизонтального измерений этнической стратификации как исследовательских инструментов значительно отличается среди политологов, вследствие чего описание и анализ этнополитических конфликтов и их классификации так же сильно разнятся. Так, представители школы плюралистических этнокультурных обществ традиционно описывают влияние «институционального плюрализма» на процессы этнической политики, результирующегося в этническую сплоченность и демократический плюрализм. Напротив, в этнически разделенных сообществах Горовиц предлагает различать вертикально разделенные общества от горизонтально стратифицированных (Horowitz, 1985).

Базируясь на исторических примерах этнической сегментации и исключенности, Юнг предлагает введение в научный оборот модели «единственно доминантной группы и меньшинств» или «ведущую культуру с центральными институтами с различными этническими группами на периферии» (Young, 1976). Родственной является концепция этнической стратификации у Ротшильда, рассматривающего существование в этнически разделенных обществах доминирующего большинства и подчиненного меньшинства или этнических периферийных сегментов; причем с целью стабилизации мультикулыурного и этнически сегментированного общества допускается достижение биполярного баланса этнических, отверженных меньшинств (Rothschild, 1981). Классифицируя различные этнократические режимы, Ротшильд выделяет модели вертикальной иерархии, параллельной сегментации и сетевидной смешанной модели. Если в вертикальной иерархии пирамидальной конструкции наличествует жесткая этническая субординация и мобилизация, а при параллельной сегментации различные этнические группы также достаточно ассиметричны и разбросаны по своим ресурсным составляющим, то при сетевидной смешанной модели все этажи социальной структуры включают в себя представителей всех значимых этнических групп.

Предполагается, что при достижении сетевидной смешанной модели полинационального общества создаются предпосылки для постепенного и мирного разрешения этнических конфликтов (Rothschild, J., 1982).

Поиск причин этнических конфликтов, факторов их влияния и сопутствия, а также представленные типы этнической стратификации с успехом базируются среди балтийских экспертов на ставших классическими моделях объяснения Дж. Ротшильда и Д. Горовица. Вместе с тем границы применения и интерпретативная адаптация достаточно проблематичны и не всегда вписываются в рамки конкретного случая. Можно вполне согласиться с выводом группы латвийских исследователей во главе с Б. Зепой о том, что было бы ошибочным считать этническую ситуацию в Латвии стабильной и неизменной, сделанным ими в результате исследования «Этнополитическая напряженность в Латвии: поиски путей разрешения конфликта» (Б. Зепа, 2005). Возражение может вызывать приписывание структуре этнической стратификации жителей Латвии сетевидной смешанной модели, благодаря чему общие выводы об этнополитической ситуации в Латвии смещаются от конфликтогенности и вертикальной этностратификации к невнятной ассиметрической форме латвийского общества с предпосылками для постепенного и спокойного разрешения этнических конфликтов. Эмпирической базой для данных выводовслужатобщиедемографические данные, исследование рабочей силы по материалам ЦСУ, данные массовых опросов. Как утверждают авторы, в Латвии есть определенные сферы, в которых больше заняты латыши (государственное управление, образование, сельское хозяйство), и есть сферы, где выше доля нелатышей (транспорт, промышленность, строительство), но существенных различий в доходах латышей, русских и представителей других национальностей не наблюдается. К ослабляющим факторам риска этнического конфликта, как полагает Зепа и ее коллеги, следует отнести то, что в Латвии этнические группы не сконцентрированы однородно в конкретных регионах и хозяйственных отраслях, а представлены во многих и разных сферах деятельности, выполняют разные экономические функции и рассеяны по разным регионам, образуя сетевидную смешанную модель.

Итоговый вывод исследовательской группы Б. Зепы состоит в том, что в случае с Латвией ситуация, когда каждая этническая группа представлена в разных видах деятельности и нет существенных отличий в доходах по этнической принадлежности, оценивается как фактор, который снижает возможность эскалации этнического конфликта. Приведенная оценка состояния латвийской этнополитической ситуации в терминах лишь возможности существования этнического конфликта и сглаживающей противоречия этностратификацией достаточно распространена как в современных публикациях, так и в средствах массовой коммуникации. Да и само включение признания и терминологии этнического конфликта в научный оборот и политическую риторику в качестве оценочного знания в большинстве случаев вызывает крайне враждебную реакцию, упреки в ненаучности и отсутствии лояльности к режиму. Думается, что приводимая выше оценка (как и сетевидная смешанная модель этностратификации Ротшильда) скорее правомерна по отношению к средним и низшим этажам социальной пирамиды латвийского общества. По умолчанию отсутствует наиболее важное с точки зрения источников и рисков этнических конфликтов – анализ властной и, в частности, моноэтнической политической элиты, концентрирующей в своих руках властные и экономические ресурсы (Стэн А., 1997, 2003; Родине М., 2012). Латышская политическая элита, демографически, социально и интеллектуально не репрезентируя латвийское общество, составляет всего лишь менее процента от всего населения, обладая всеми ресурсными возможностями этнической политики и мобилизации и выстраивая господствующую политику этнического ренессанса и этнополитического реванша. Абсолютная этническая гегемония (более 90 %) характеризует бюрократический класс и органы национального и регионального управления, на содержание которого отводится несопоставимо с другими социально-профессиональными группами значительная часть национального бюджета. Отсутствие политической представленности этнических меньшинств в органах власти и управления служат не только препятствием для выражения и защиты ими своих интересов, но также и является причиной для дефицита репрезентативной демократии в Латвии.

Существование вертикальной этнической стратификации в Латвии, а также наличие закрытой и сплоченной элитной и корпоративной композиции латвийского общества позволяет прийти к выводу об искусственности и функциональности для властных кругов этнополитических конфликтов как инструментов сплочения и воспроизводства латвийской этнодемократии.