Текст книги "Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия"

Сегодня человечество переживает критический и очень опасный период своей новейшей истории. Глобальные проблемы возникают одна за другой и кажутся практически неразрешимыми. При этом основные механизмы обеспечения глобальной безопасности – фундаментальная наука, традиционная культура, этика, духовность и нравственность – стремительно разрушаются. Создаётся впечатление, что человечество утрачивает один из самых важных инстинктов – инстинкт самосохранения.

Аргументируя этот вывод, приведем цитату из Декларации Всемирного форума духовной культуры, который состоялся в 2010 г. в Казахстане и в котором приняли участие более 1500 представителей различных стран: «Человечество испытывает острую необходимость улучшить условия жизни. Глобальные природные катаклизмы и социальные потрясения беспокоят людей всей планеты, заставляя задуматься над происходящим. Помимо воздействия внешних природных факторов, мир сотрясают экономический кризис, геополитические и социальные конфликты. Но наибольшую опасность несёт нарушение традиционных устоев, упразднение институтов жизни, имеющих духовно-нравственное содержание» [19].

В заключительной части этой Декларации приведены следующие слова Конфуция: «У человека нет более высокого призвания, чем воистину признать себя человеком и стать творцом культуры – единственной реальности, целиком и полностью создаваемой людьми». От того, сможет ли человек осознать и решить эту главную задачу, целиком и полностью зависит наше общее будущее.

Таким образом, ключевые проблемы глобальной безопасности находятся сегодня не в области геополитики, экономики или же энергетике, а именно в гуманитарной сфере. И это наглядно подтверждают последние события в Европе и на Ближнем Востоке. Серия террористических актов во Франции в ночь на 14 ноября 2015 г. оборвала жизни 130 граждан этой страны, а более 350 человек получили ранения. Этот день можно считать началом новой войны, которая объявлена странам Европы террористами ИГИЛ.

В своём выступлении по этому поводу король Иордании Абдалла II назвал эту войну «войной цивилизаций». Нам представляется, что более точным является другое определение, которое предложил известный специалист в области теории развития цивилизаций Ю. В. Яковец. В своём обращении к мировому сообществу [20] он указал, что новая война по своему содержанию является «мировой цивилизационной войной – войной антицивилизации против цивилизации», а её результатом может стать возвращение человечества в средневековье. В обращении указано, что «эта война носит глобальный, всепроникающий характер. Она охватывает все социальные силы и поколения, все политические партии и общественные движения, все культуры и религии, все общины и семьи. Никто не может чувствовать себя в безопасности перед безумием шахидов, управляемых опытной рукой». Поэтому осмысление природы этой войны и роли в ней гуманитарных и культурных факторов является сегодня исключительно важной задачей для всего мирового сообщества.

По оценкам специалистов, следует ожидать, что в ближайшее время террористическая деятельность ИГИЛ будет нарастать, и крупные террористические акты будут происходить и в других странах, которые сегодня ведут борьбу с международным терроризмом. При этом аналитики не исключают возможности использования террористами и оружия массового поражения – химического, бактериологического, радиационного («грязные бомбы») и даже ядерного.

Таким образом, та глобальная опасность, о которой политических руководителей различных стран неоднократно предупреждали учёные, аналитики и службы разведки [21, 22], сегодня стала реальностью. Это одна из серьёзных угроз для глобальной безопасности, которая должна стимулировать объединение различных стран, народов и конфессий для совместной деятельности в интересах обеспечения глобальной безопасности.

Пришло время, когда политические амбиции и разногласия, а также коммерческие интересы должны отойти на второй план перед лицом общей угрозы. Сегодня беда стучится в каждый дом, и международный терроризм – это далеко не самая главная опасность. Есть и другие, не менее важные. Учёные давно предупреждают об опасности глобальных изменений, которые происходят в мировом океана, температура которого повышается. В результате этого Гольфстрим уже распался на два независимых фрагмента, его температура снизилась на 11 градусов, и он больше не сможет обогревать Западную Европу так, как это было ранее. Ускоренными темпами идёт таяние льдов в Арктике и Антарктике. В странах Азии и Африки возрастает дефицит питьевой воды, от недостатка которой страдают полтора миллиарда жителей этих регионов.

Все эти глобальные угрозы реальны и зримы. Они требуют безотлагательных действий. Поэтому ключевая проблема современности состоит в том, чтобы выработать новую Стратегию глобального развития цивилизации на период до 2045 года, о которой говорил Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев в своём выступлении на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН [23].

Причём эту стратегию нужно не только разработать, но и практически осуществить в ближайшие десятилетия совместными усилиями мирового сообщества. Но ведь для этого необходимо партнерство и сотрудничество различных стран, а не войны и геополитические конфронтации. Поэтому в современных геополитических условиях эта проблема является неразрешимой, и шансов на выживание у человечества практически не остается.

Необходимо осознать, что жизнь на нашей планете будет сохранена лишь в том случае, если мировое сообщество успеет понять грозящую ему глобальную опасность и совместными усилиями предотвратить или, по крайней мере на некоторое время отодвинуть быстро надвигающуюся катастрофу.

Ведь альтернативный сценарий развития цивилизации на своём заключительном этапе скорее всего будет осуществляться вообще без свидетелей, так как их просто не будет.

1. Колин К. К. Глобальные угрозы развитию цивилизации в XXI веке // Стратегические приоритеты. 2014. № 1. С. 6–30.

2. Преобразование нашего мира: повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года // URL: https://sustainabledevelopment.un.org/post2015.

3. Колин К. К. Актуальные проблемы и стратегические приоритеты глобальной безопасности в стратегии устойчивого развития // Партнерство цивилизаций. 2015. № 3. С. 149–154.

4. Колин К. К. Половинчатая стратегия: критический анализ новых глобальных целей ООН в области устойчивого развития // Партнерство цивилизаций. 2015. № 4.

5. Стратегический глобальный прогноз 2030. Расширенный вариант. М.: Магистр, 2013.

6. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация, темпомиры. СПб.: Алетейя, 2002.

7. Яковец Ю. В., Колин К'. К. Стратегия научно-технологического прорыва России //Аналит. материалы. 2015. Вып. 7.

8. Шабалов М. П. Стратегия научно-технологического развития Китая//Аналит. материалы. 2014. Вып. 1.

9. Тацуно Ш. Стратегия-технополисы / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1989.

10. Рифкин Дж. Третья промышленная революция: как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом. М.: Алпинанонфикшн, 2015.

11. Сибиряков П. Г. Аналитические центры стратегических исследований//Аналит. материалы. 2014. Вып. 2.

12. Луков Вал. А. Биосоциология молодёжи: теоретико-методологические основания. М.: Изд-во МосГУ, 2013.

13. Колин К. К. Биосоциология молодёжи и проблема интеллектуальной безопасности в информационном обществе // Знание. Понимание. Умение. 2012. № 3. С. 156–162.

14. Смолл Г., Ворган Г. Мозг онлайн: человек в эпоху интернета. М.: КоЛибри, 2011.

15. Колин К. К. Информационная антропология: поколение NEXT и угроза психологического расслоения человечества в информационном обществе // Вестник ЧГАКИ. 2011. № 4. С. 32–36.

16. Дашкевич В. С. Великое культурное одичание: арт-анализ. М.: 2013.

17. Американские полицейские заставляют преступников слушать классическую музыку//URL: http://www.newsru.com/world/19apr2001/muzika.html.

18. Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1985.

19. К Новому миру и созиданию через духовную культуру. Декларация Всемирного форума духовной культуры (Астана, 2010 г)//URL: http:// mcenterdk.ru/всемирный-форум-духовной-культуры-2010.

20. Яковец Ю. В. Мировая цивилизационная война началась. Проект обращения к мировому сообществу. 15 ноября 2015 г.

21. Колин К. К. Системный кризис культуры: структура и содержание проблемы // Стратегические приоритеты. 2014. № 3. С. 6–27.

22. Кошкин Р. П. Россия и мир: новые приоритеты геополитики. М.: Стратегические приоритеты, 2015.

23. Выступление Нурсултана Назарбаева на саммите ООН по устойчивому развитию// URL: http://mir24.tv/news/politics/3305223.

Государственная идеология и суверенность: творчество и объективация, конфессионально-цивилизационное измерение

В. Н. РАСТОРГУЕВ,

профессор кафедры философии и права философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор философских наук

Аннотация

Идеология есть особый тип проектного мышления с ярко выраженной функцией долженствования. Поэтому идеология может как активизировать творческий потенциал человека и общества, так и подавлять его, превращаясь в промывание мозгов. Под идеологией в широком смысле следует понимать систему идей, формирующую замысел проекта и конструирующую образ желаемого результата. В статье понятие «идеология» в основном рассматривается применительно к политическим учениям и доктринам, их влиянию на массовое сознание и превращение их в «гражданскую религию». Показывается, что политические идеологии подменяют религиозные доктрины (преимущественно христианские) и поэтому борются с традицией и духовно-нравственной культурой человечества, одновременно паразитируя на них. В современном мире радикальность цивилизационных преобразований в Европе возродила самые радикальные и бесчеловечные запрещённые идеологии. Политическую идеологию следует отличать от государственной идеологии, т. е. стратегии. Идеологии не должны заменять и подменять жизнь. Они есть наказание людям за несовершенство политического устройства мира.

Ключевые слова: цивилизационная идентичность, иерархия ценностей, надличностное пространство, религия, религиозное самосознание, общественные отношения, социальные доктрины, массы, консерватизм, либерализм, глобализация, индоктринация, Ю. Хабермас, К. Манхейм, А. С. Панарин.

Идеология – одно из наиболее политизированных (идеологизированных) понятий, которое чаще всего употребляют применительно к политическим учениям и доктринам, претендующим на роль абсолютного, единственно верного (с точки зрения адептов данной идеологии) и полностью систематизированного знания о законах или тенденциях, целях и этапах социально-экономического и политического развития. Особенность таких учений и доктрин – установка на подчинение массового сознания единым представлениям о природе общественных отношений и о должном политическом поведении, что превращает сами доктрины в объект поклонения, в своеобразную «гражданскую религию». Такая трактовка идеологий заметно вытесняет из языка другие значения этого слова, которые не утратили своей эвристической ценности. Кроме того, именно расширенное толкование позволяет выявить инвариантные смысловые характеристики, важные и для объяснения феномена политической идеологии.

Дело в том, что в любом контексте и в любом значении этим словом обозначают, как правило, особый тип проектного мышления с явно выраженной императивной функцией – установкой на долженствование. В силу этой особенности идеология, с одной стороны, пробуждает, активизирует творческий потенциал человека и общества (творчество масс), но, с другой стороны, способна подавлять, парализовывать саму эту способность, превращаясь в метод, названный промыванием мозгов. Определить, где проходит граница между раскрытием творческого потенциала и его подавлением, крайне трудно ещё и по той причине, что способность к самостоятельному мышлению и творческому самораскрытию предполагает длительную и глубокую социализацию, то есть процесс социальной, политической и культурной адаптации или ассимиляции. Когда мы говорим о результатах этого процесса, то фиксируем внимание не на количественных характеристиках, а на качественном уровне, например на степени врастания объекта социализации в конкретный социум (высокая или низкая социализация).

Во всех этих случаях имеется в виду либо восхождение на новую ступень индивидуального или коллективного развития (социализация как подъём по ступеням развития человека или социума), либо включение объекта социализации в иную, например в более узкую, элитарную и престижную, или, напротив, в более широкую социальную группу. Иногда речь идёт и о большем – о становлении или изменении духа народа, о вступлении общества в новую эру, эпоху, этап цивилизационного развития, что и позволило, к примеру, Э. Гуссерлю рассматривать идеологию как духовную составляющую любой исторической эпохи.

Но за такое восхождение, открывающее новые горизонты и возможности, приходится расплачиваться. Не меньшую цену платят и за вхождение – включение в новую возрастную, профессиональную или социальную группу. Имеется в виду и право пользоваться социальными лифтами, что обеспечивает прохождение в более высокий социальный страт, и изменение имущественного или образовательного ценза («билет в лифт»), и смена гражданской принадлежности или языковой общности, и погружение в какую-то из субкультур. В качестве платы за «входной билет» может быть культурная унификация, добровольный отказ от традиционной идентичности, самостоятельности, суверенности, уникальности. По этой причине современный человек не только приобретает массу преимуществ по сравнению с ушедшими поколениями и даже далекими предками, но и теряет целый набор жизненно важных способностей, начиная с критичности мышления. Такая некритичность выполняет роль анальгетика, позволяет не замечать потерь. То же самое происходит и с независимыми государствами, которые, вступая, к примеру, в межгосударственные союзы, расплачиваются за это частью своего суверенитета (перераспределением базовых компетенций), что иногда граничит с его полной утратой и попранием базовых гражданских прав…

Говоря о феномене промывания мозгов, следует заметить, что только у современного человека, по мнению Э. Фромма, этим методом можно вызвать, к примеру, оборонительную агрессию: «чтобы внушить человеку, что ему грозит опасность… нужно, чтобы социальная система обеспечивала почву для промывания мозгов. Например, трудно себе представить, что такого рода внушение имело бы успех у племени мбуту. Это африканские охотники-пигмеи, которые благополучно живут в своих лесах и не подчиняются никакому постоянному авторитету. В этом обществе никто не имеет столько власти, чтобы заставить кого-либо поверить в невероятное… По сути дела, сила внушения, которой обладает правящая группа, определяет и власть этой группы над остальным населением, или уж как минимум она должна уметь пользоваться изощренной идеологической системой, которая снижает критичность и независимость мышления»[1]1
  Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. С. 178.


[Закрыть].

В самом широком плане под идеологией понимается не что иное, как система идей, формирующая замысел какого-либо проекта – технического или научного, художественного или социального, политического или геополитического. При этом идеология позволяет сконструировать более-менее четкий образ конечного (желаемого) результата и сформировать представление об этапах достижения поставленной цели. Специально этой теме (с учетом специфики научного и технического творчества, исторического контекста и эволюции феномена политической идеологии) посвящена известная книга Ю. Хабермаса «Техника и наука как “идеология”». Следует обратить внимание на кавычки, выделяющие слово «идеология», благодаря чему внимание фиксируется на том, что мы имеем дело с неоднозначной интерпретацией этого явления. Уже на этапе общей постановки проблемы и на всём протяжении анализа Ю. Хабермас, как и большинство авторов, пишущих о технике или науке как об идеологии, ссылается на позицию Г. Маркузе (“Kultur und Gesellschaft”), который вполне аргументировано обосновывает базовый тезис: «понятие технического разума, возможно, само является идеологией. Не только применение этого разума, но уже сама техника представляет собой господство (над природой и человеком) – господство методическое, научное, рассчитанное и расчётливое. Определённые цели и интересы этого господства отнюдь не навязываются технике лишь задним числом и извне. Они содержатся уже в самой конструкции технического аппарата. Соответственно, техника – это общественно-исторический проект. В ней спроектировано то, что общество и господствующие в нём интересы замышляют сделать с людьми и вещами. Подобная цель господства “материальна” и в связи с этим принадлежит самой форме технического разума».[2]2
  Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология». М., 2007. С. 52.


[Закрыть]

Разумеется, аналогичные выводы можно сделать и применительно к художественному творчеству, в первую очередь к литературе, поскольку именно в литературном творчестве пребывает философия и формируются идеи, составляющие основу так называемого рецептурного мышления. Как тонко пометил А. С. Панарин, «модерн выступил как машина утилизации природы, культуры и самого человека и поставил задачу перевода наличной информации из дискриптивного (описательного) состояния в прескриптивное (технологически рецептурное). Те информационные слои культуры, которые не поддавались процедурам такого перевода, третировались как “пережиток”, создающий “информационный шум”. Критерии, по которым осуществлялись указанные процедуры, сформировала позитивистская методология. Это “чувственная” (эмпирическая) верифицируемость, экспериментальная подтверждаемость и операциональность (переводимость на язык исчислений)». При этом Панарин делает чрезвычайно важный вывод: «предварительно надо отметить, что ни моральные заповеди, ни озарения великой культурной классики этим критериям заведомо не удовлетворяли (В самом деле: что стало бы с моралью, если бы её максимы подвергались критерию эмпирической подтверждаемости или практической отдачи!)»[3]3
  Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. М., 2000. С. 191.


[Закрыть].

Среди множества современных работ, посвященных роли идеологии в художественном творчестве и литературе, можно выделить культурологические исследования М. Кундера. Он предлагает наиболее простое и четкое обоснование этой проблемы, называя идеологией сквозной замысел, мотив, обычно скрытый в подтексте произведения. По этой причине любой повествовательный текст, по его мнению, пронизан идеологией, под которой следует понимать не только ангажированность, зависимость от какой-то идеологемы, программность или идейность (идейность в интерпретации П. Бурже), но и заложенную в художественный текст «определённую мораль и определённую технику». Идеология обнаруживается и в том, что художник «создает свои приоритеты, даже когда сам того не хочет»[4]4
  Kundera М. Mais ой sont done passees Guerou et les autres? Les deux romans de L’lmposture // Roman 20/50. № 6. 1988.


[Закрыть]. Именно по этой причине романист – это не чей-то рупор, а «рупор собственных идей»[5]5
  Kundera M. Le rire de Dieu // Le Nouvel Observateur. № 1070. 1985. P. 112.


[Закрыть].

Отличие политической идеологии от таких трактовок, делающих акцент на личностном начале творческого процесса, заключается, на первый взгляд, в том, что её обычно воспринимают как творчество масс, поскольку она действительно вовлекает в процесс изменения социального мира (коллективное социальное творчество – как созидательное, так и разрушительное) миллионы и даже миллиарды людей. Вместе с тем подобная трактовка ни в коей мере не исключает индивидуального начала. Дело в том, что любая политическая идеология, даже эгалитарная, элитарна по своему генезису (только элиты сохраняют контроль над производством и распространением знаний, массмедиа и технологиями индоктринации). Впрочем, политические идеологии не только не скрывают, но, напротив, всячески демонстрируют свою элитарную (теоретическую) основу – те или иные всемирно известные научные школы и учения, созданные выдающимися мыслителями.

При этом всякий «-изм», который ежеминутно встречается в языке науки или политики, подсказывает нам, что речь идёт в данном случае не об уникальном и сугубо личностном восприятии мира, а по преимуществу о так называемом надличностном пространстве. Но граница, проходящая между личностным и надличностным, в данном случае более чем условна. В обычной речевой практике, политическом дискурсе и даже в языке науки на каждом шагу происходит подмена понятий и установок. Именно здесь и скрыта причина многих и бессодержательных споров о природе консерватизма, либерализма и прочих идей, имеющих неустойчивый статус. Всякий раз надо задаваться вопросом, что перед нами: то ли это отдельные концептуальные схемы, имеющие хождение в науке, то ли сложившиеся теории, ставшие учениями, то ли частные убеждения, связанные с зависимостью от научных школ? К примеру, консерватизмом можно назвать и явления совершенно иного рода – от типа психической конституции[6]6
  Достаточно вспомнить в этой связи «Общую психопатологию» К. Ясперса с выделением консерватизма как одного из полярных типов конституции или теорию его предшественника К. Конрада, обосновавшего концепцию темперамента развития, который бывает либо консервативным, сохраняющим, либо пропульсив-ным, продвигающим.


[Закрыть]до глобальных проектов, которые превращают миллионы самостоятельно мыслящих людей в обезличенные массы, объединённые и, соответственно, разделённые не столько подлинными интересами, сколько большими идеями. Эти идеи кардинально отличаются от научных уже по той причине, что легко изменяют основу основ мировосприятия и моделей поведения человека – его уникальную иерархию ценностей. Иерархия – ключевое понятие, позволяющее выявить подмену, поскольку в данном случае главное не набор значимых ценностей, а их положение в иерархии. Само наличие тех или иных ценностных ориентиров и предпочтений (набор) может оставаться неизменным, что и плодит заблуждения. Но подробнее об этом будет сказано ниже.

В зависимости именно от этого выбора полностью изменяется и сам контур жизненных интересов и смыслов, наполняющих жизнь.

Этот вывод можно сделать применительно к отдельным людям и большим социальным группам, классам и нациям, хотя само разделение свободно проходит как через сознание отдельного человека, так и через любую группу, в том числе профессиональную или возрастную. Разделение-единение такого рода бывает на порядок сильнее даже классовых антагонизмов, хотя часто апеллирует именно к ним, и этнокультурных отличий, из-за которых зачастую возникает, а также конфессиональной принадлежности, которая играет едва ли не основную роль в возникновении и сохранении или в распылении той самой иерархии ценностей.

В надличностном пространстве производятся и пребывают как научные теории, становящиеся предметом доктринального изучения и образовательных практик (школьные учения), так и политические доктрины, в том числе идеологии (великие учения). Эти великие учения, носителями которых становятся, иногда против собственной воли, сами идеологи и яйцеголовые, участвующие в их распространении и упаковке, а также, и это главное, миллионы людей, далеких от производства и внедрения политических идеологий в массовое сознание, по многим принципиальным позициям отличны от теорий. Трудность заключается в том, что по форме подачи, и в частности по своему понятийному аппарату, а точнее, по терминологии (за каждым термином может стоять множество различных понятий, в том числе и несовместимых), политические доктрины и идеологии могут почти не отличаться от своих теоретических двойников.

К надличностному пространству можно отнести с определёнными оговорками богословские школы и доктрины, а также иные духовные феномены, которые, по определению К. Манхейма, «обладают структурой и надличностным измерением». Все эти уровни надличностного, или внеличностного (определение А. Маслоу), познания мира «обнаруживают свою генетическую связь с определённым пространством опыта», но лишь постольку, поскольку познание осуществляется на определённом уровне «установленных в определённой системе понятий»[7]7
  Манхейм К. Избранное: социология культуры M-СПб.: Университетская книга 2000. С. 71, 446.


[Закрыть].

И либерализм во всех его разновидностях, и консерватизм во всех его формах, и любой иной «-изм» можно и нужно, разумеется, рассматривать через призму этой методологической установки, фиксирующей наше внимание на различных уровнях надличностного познания, не смешивая их между собой и с личностным восприятием. Это представляется необходимым, прежде всего потому, что слишком велика пропасть между такими феноменами, как научные теории, авторов которых относят к лагерю либералов или к лагерю консерваторов (иногда не считаясь с тем, как авторы идентифицируют собственные концепции), и, к примеру, самим политическими доктринами. Многие из таких доктрин на самом деле давно потеряли хоть какую-то связь с научным мышлением и рассчитаны искпючитель-нона массовую индокринацию. Если мы не замечаем этой пропасти, то только потому, что становимся жертвами такой индоктринации. Возможно, слово «жертва» слишком сильно стилистически окрашено, но в данном случае его употребление уместно, так как человек, утративший способность критически относиться к концептуальной схеме – пусть даже самой продуктивной и многое объясняющей, но заимствованной из «учений», – становится зависимым от программы, а точнее скрытого императива, заложенного, казалось бы, в совершенно нейтральную схему.