Текст книги "Россия–Грузия после империи (сборник)"

«Артистический переворот» вызвал неоднозначную реакцию в грузинском обществе, все еще не свободном от «посттравматического шока» и болезненно реагирующем на нелицеприятные портреты своих знаменитостей. При первой же публикации романа, по инерции советских времен, автора вызвали «для объяснений» в Союз писателей Грузии. Но, увы – ни устрашить, ни устыдить оскорбившего «благородное общество» упрямого коллегу им не удалось.

Интересно отметить, что самое четкое определение концептуальной основы этого романа можно найти в аналитическом исследовании Елены Чхаидзе «„Культурная травма“ в „Летописи Картли“ Отара Чхеидзе»:

О. Чхеидзе отразил рефлексию, которая царила в грузинском обществе по отношению к российскому участию в истории Грузии. В романе большое место занимают комментарии автора-повествователя, диалоги героев, в которых звучат разные оценки роли России: как резко осуждающие, обвиняющие в оккупации грузинских территорий, так и неагрессивные, в которых закралось сомнение в кардинальном осуждении. Общество было разделено на «русофилов» и «русофобов». В вопрос прояснения роли России в Грузии и изменения судьбы страны втянуты не только политики, но и все социальные прослойки республики. О. Чхеидзе обращается к образу «актера» на митингах для подчеркивания «ведомости» и недопонимания населением всего происходящего, одновременно с этим активного желания поучаствовать в исторических событиях (Чхаидзе, 2014, 38–39).

Даже только по заглавию можно определить, в котором из перечисленных романов особо акцентирована интересующая нас тематика. Конечно же, это – «Белый медведь». В авторской аннотации к роману Отар Чхеидзе писал:

«Белый медведь» непосредственно продолжил «Артистический переворот» и наряду с ним отражает события 90-х гг. нашего века в Грузии, отражает грузинскую трагедию на фоне международной ситуации; отражает ярость русского империализма и пособничество империи грузинских предателей. Вот и все!.. (Чхеидзе, 1999, 2).

В отличие от «Годори», где имперский дискурс символизирован, пронизывает весь нарратив и в той или иной мере проглядывается в характерах всех его героев, Отар Чхеидзе, с его манерой документального повествования, в подобном символизме вообще не нуждается, а имперский дискурс иллюстрирует вполне реальными политическими сюжетами и персонажами, в большинстве случаев даже не меняя их имен.

Обращает на себя внимание социальная панорама «Белого медведя», которая (впрочем, так же, как и в «Артистическом перевороте») представляет пестрый коллаж из информационных сообщений, газетных вырезок и парламентских стенограмм, снабженных едким авторским комментарием. К «предателям» Отар Чхеидзе причисляет не только тех, кто осознанно вредит интересам своей страны по указке извне, но всех тех, чьи действия непреднамеренно, в силу конформизма, личностных интересов, инерции, дружеских связей, корпоративной морали и т. д. превратили Грузию 1990-х гг. в несостоявшееся государство, оказавшееся на грани политического, экономического и морального краха. Антитезой и тех и других воспринимается протагонист этого, почти документального нарратива – Баадур Рикотели, со своим благородством, аналитическим умом и воинской доблестью. В послевоенной атмосфере полного беззакония (в силу двоевластия – т. е. перераспределения сфер влияния между официальной властью и криминалом) сочетание этих качеств окажется столь опасным для чудом спасшегося в абхазском конфликте генерал-майора, что ему, при помощи верного друга-бизнесмена, придется укрыться в далекой горной пещере. Лаконичную характеристику этого верного друга можно найти у Елены Чхаидзе:

Бизнесмен по имени Ушанги запомнился преданным читателям произведений Отара Чхеидзе по роману «Белый медведь». Однако этот деятельный и благородный молодой человек все-таки оставался «на втором плане» повествования. «2001 год» целиком посвящен его драматической биографии, и надо сказать, что этот прием не единичен в творчестве Отара Чхеидзе – он любит возвращаться к своим героям и «дорисовывать» их портреты уже более пристально и детализированно в новых коллизиях и ракурсах (Чхаидзе, 2014, 43).

Кстати, Елена Чхаидзе не забыла отметить и то немаловажное обстоятельство, что фабула «2001 года» построена на одной, довольно известной в Грузии криминальной истории, которая, сама по себе, была типична и характерна для тех времен.

И, под конец, весьма интересный, инверсионный разворот одной и той же метафоры, связанной с продолжением рода: проблеск надежды на нравственное оздоровление общества у Отара Чиладзе связан с исчезновением рода (скорее – вида!) его антигероев. У Отара Чхеидзе наоборот – единственная оптимистическая нотка в финале романа: в семье Рикотели ожидается пополнение.

Рассказывая о литературном герое, для которого война оказалась своего рода духовным катарсисом, мы вплотную подошли к «абхазской теме», прочно ассоциируемой с именем Гурама Одишария, который скажет, что «войну начинают политики, журналисты и историки, а продолжают генералы», и затем сделает все, чтобы сохранить последние, еще не оборванные этими политиками и генералами нити человеческого общения между вчерашними друзьями и соседями.

Автобиографическая книга «Возвращение в Сухуми» («სოხუმში დაბრუნება», 1995, переведена на русский в 2016 г.) Гурама Одишария – первый на моей памяти писательский отклик на произошедшую трагедию. Гурам Одишария вместе со своими соплеменниками преодолел Чуберский перевал, по которому надеялись спастись изгнанные из родных мест, израненные и измученные люди. Писатель сам прошел этот тяжелый путь. Неудивительно, что «Голгофа» – сквозной образ повести, написанной на перекрестке этих двух горестных дорог, писателем, в час всеобщей трагедии осознавшим, что спасительный инстинкт самозащиты, который диктует забыть весь этот кошмар и заново начать жизнь, – не для него. Эта повесть написана писателем, одаренным судьбой и с достоинством перенесшим ниспосланные той же судьбой испытания: он не очерствел, не потерял веру ни в Бога, ни в Человека, ни в торжество справедливости.

Через два года в журнале «Литературная Грузия» публикуется, а затем издается отдельной книгой замечательный рассказ Гурама Одишария «ძმისშვილი» [Племянник] (1997). В основе рассказа – достоверный случай взаимовыручки абхазцев и грузин: при всей невероятности происходящего на фоне беспредельной, даже для войны, жестокости читатель «Племянника» интуитивно ощущает невыдуманность всей этой истории. Два рассорившихся человека в конце концов могут разойтись и прожить свой век вдалеке друг от друга. Для двух народов, живущих на одной земле, этот путь невозможен – невозможно на трагедии изгнанных выстроить безмятежную жизнь «победителей». Единственная победа, мыслимая в подобном конфликте, – победа здравого смысла над жаждой мщения, понятной в каждом частном случае, но гибельной в качестве всеобщей цели. Убежденный в своей правоте, автор надеется, что в будущем реальным прототипам «Племянника» не придется смотреть друг на друга через прорезь автоматного прицела.

Все это – в вообразимом будущем, но все еще в не пережитом прошлом, воплощенном в литературную реальность, поскольку ровесники одишариевского героя друг на друга только через автоматный прицел и смотрят. Самые запоминающиеся из них – в страшной повести еще одного ветерана грузино-абхазского конфликта Гелы Чкванава «Гладиаторы» («ტორეადორები», 2006, переведена на русский в 2007 г.). Действительно страшной, поскольку здесь с дивным писательским мастерством описано не только то, что, у нас на слуху, «есть упоение в бою», но и упоение в убийстве, а под конец – упоение и успокоение в самой смерти…

Об этом говорится уже под занавес, в последнем акте этой, сыгранной на сцене жизни трагедии «Гладиаторов»:

«Когда лимонка взорвется, подойдет и опустошит в меня весь рожок!» – как-то безразлично подумал он, и ему захотелось, чтобы все это кончилось как можно скорее, чтобы больше не мучили безжизненные, тяжелые, как камень, истерзанные легкие и чтобы, наконец, пришло облегчение. Сейчас он уже чувствовал отвращение к своему непослушному, изнемогающему от боли телу и хотел от него избавиться. Только сейчас он, наконец, понял, как устал и как хотел отдыха и покоя (Чкванава, 2014, 267).

По своему сюжету рассказ Марины Элбакидзе (кстати, профессионального психолога) «გაცვლა» [Обмен] (2012) как бы продолжает повесть Гелы Чкванава, поскольку «обмен» – это обмен пленными и телами погибших… Горестный рассказ о жертвах этой безрассудно начатой и бесславно законченной войны. Читать об отце, безуспешно пытающемся вызволить плененного абхазами юного «тореадора», не менее трудно, чем повесть Гелы Чкванава…

Марина Элбакидзе рассказывает о благородстве и жестокости, которой, увы, с лихвой хватает и с одной, и с другой стороны, рассказывает о жутких сценах и о двух донкихотах, друзьях по московской аспирантуре, абхазе и грузине, оставивших свои семьи и блаженно расхаживающих со своими белыми флагами по военным частям (империя сближает субалтернов общностью коммуникативного языка, культурного диапазона и профессиональных интересов). В каком еще историческом труде можно вычитать подобную классификацию «кадрового состава» армии:

…Штабы, генералы и солдаты, кто-то рассвирепевший, кто-то озлобившийся, кто-то с боевым настроем и кто-то сникший, по-разному. Пьяный, умница, наркоман, печальный, буйный, сумасшедший и самоотверженный блаженный… (Элбакидзе, 2012, 27).

Проникновенный рассказ Нугзара Шатаидзе с экзотическим заголовком – «Путешествие в Африку» («მოგზაურობა აფრიკაში», 2003, переведен на русский в 2014 г.) – вошел в несколько сборников избранной грузинской прозы. Рассказ действительно о путешествии, но только не в Африку, а в абхазский город Ткварчели. И путешественник не вездесущий турист, а подросток, сирота при живых родителях, бездомный беженец; если быть точным – «дважды беженец», поскольку в первый раз сбежал вместе с матерью из родного города, спасаясь от абхазских боевиков, а во второй раз – уже от собственной матери и ее негодяя-любовника, на этот раз устрашившись не ее побоев, а своей ярости и жажды крови… С матерью явно не повезло. А вдруг, оставленный в ткварчельской больнице, отец выздоровел?! И «сирота», покинув свой обжитой подвал в недостроенном доме, решит съездить на поиски отца в Ткварчели. Идет «на запах», как брошенная хозяином собака:

Лучше всего я помнил отцовский запах. Это был запах табака, кислого вина и еще чего-то. Он исходил от одежды, книг, квартиры, в которой мы жили. По нему я мог догадаться, что отец пришел с ночной смены домой и что вот-вот подойдет ко мне, лежащему в кровати, и приникнет своей холодной, колючей щекой к моей щеке… (Шатаидзе, 2014, 39).

Идет, собрав какие-то гроши, идет в надежде на удачу и счастливый случай. И все-таки – свет не без добрых людей: кто-то подвезет на машине, кто-то поможет перейти мост на Ингури и миновать абхазскую заставу; а на той стороне – то же самое: одни подкармливают, другие ночлег предлагают:

Я все думал о пожилой женщине: удивлялся, что заставило ее помочь мне и назвать внуком. Доводилось встречать добрых людей – не без того, – хотя бы ту женщину, подарившую одеяло, или еще тетю Манану, однако известно, что на свете плохих и злых водится намного больше, чем добрых… (Там же, 48).

Неутешительный итог жизненного опыта…

И вот, наконец, «сирота» уже в Ткварчели, у дверей своей квартиры. Это образно говоря, поскольку: «…Входной двери в квартиру больше нет… Внутри запустение, на полу мусор – какие-то бесполезные вещи, среди которых мой матерчатый мишка Герасим, с оторванным кем-то плечом». Герасим нашелся – и то радость, а вот отец исчез: «Не бойся, сынок, – причитает старушка-соседка, – он жив-здоров, правда… женился и съехал отсюда. …Сначала сказали, в Сухуми поселился, потом – в Армавире, да что там говорить…» (Там же, 52).

Вернувшись в Тбилиси, подросток покупает два целлофановых пакета, шесть тюбиков клея и идет к своему подвалу. Во сне он видит «немерено животных»: приходят слоны и носороги, жирафы и зебры, под конец – гиены… Не обязательно быть Алешей Карамазовым, чтобы прочувствовать, как все наши хваленые празднества и «яркие достижения» меркнут в этом полутемном подвале недостроенного дома, и единственные слова, которые приходят на ум, глядя на уткнувшегося в черный целлофановый пакет несчастного подростка, – это: «Боже, что мы натворили!»

Литературный дебют молодой грузинской писательницы Тамты Мелашвили (в настоящее время она работает защитником прав женщин и экспертом по гендерным вопросам) – повесть «Считалка» («გათვლა», 2015) отмечена несколькими премиями и переведена на иностранные языки. Литературная пресса была единодушна в оценке этого редкого по жанру и экспрессивности пацифистского повествования о трех днях из жизни тринадцатилетних грузинских девочек: «Этой прозе присущи прямота и правда, глубина и наивность, детская искренность и пронзительная нежность», – писал в предисловии к «Считалке» автор русского перевода повести Александр Эбаноидзе (Мелашвили, 2015, 9).

Показав «оборотную сторону» войны, в «приграничном» селе (где недавно проходила линия фронта, а ныне впроголодь существуют забытые Богом и людьми старики и дети), Тамта Мелашвили добилась удивительного эффекта: остается впечатление, что, если б не эти дети, эти две девочки с пока еще не очерствевшими сердцами, жизнь на этой истерзанной земле стала бы вообще невозможна…

Село, о котором идет речь в «Считалке», расположено в зоне грузино-осетинского конфликта. Что происходило в этой зоне во время «Августовской войны» 2008 г., с документальной точностью описано в повести Гурама Мегрелишвили и Тамаза Деметрашвили «iratta.ru» (2010). Гурам Мегрелишвили – молодой писатель, а его ровесник и соавтор Тамаз Деметрашвили – инструктор по антитеррористическим вопросам Кавказской академии экспертов по безопасности. (Кстати, подобный тандем как бы подчеркивает достоверность «фактологической части» этого нарратива.) А вот «расшифровка» самой этой безжалостно-правдивой повести настраивает читателя на весьма горестные размышления о природе власти, о судьбах страны, в которой правители уже несколько веков подряд, руководствуясь скорее мифологией, чем политической реальностью, наступали на одни и те же грабли, получая взамен сокрушительный удар то с одной, то с другой стороны. Первые же страницы повести должны убедить читателя, что «Пятидневная война» в августе 2008 г. осуществилась по сценарию российского Генштаба, направленного на вовлечение Грузии в полномасштабные военные действия… Увы, эти страницы добыты не коллегами Тамаза Деметрашвили (речь идет о «секретном рапорте» командующего Южно-Кавказским военным округом начальнику Генштаба РФ), а задним числом совместно воссозданы писателем и военным экспертом-контрразведчиком. Но не это важно. Главное то, что каждый пункт цитированного в повести «Приложения» к рапорту был выполнен с безукоризненной точностью:

…На артиллерийский огонь со стороны подразделений в Южной Осетии грузинская сторона ответит массированным артиллерийским ударом… После того как грузинская сторона убедится в невмешательстве русской стороны, она осуществит военную операцию по восстановлению конституционного порядка. Вероятная дата начала операции 8 августа, 5 часов утра. Атака начнется артобстрелом. В план грузинской стороны обязательно войдет операция по взятию Цхинвали, поскольку Цхинвали считается стратегической точкой. Соответственно, до начала сухопутной операции произойдет обработка Цхинвали артиллерийским огнем… (Мегрелишвили, Деметрашвили, 2010, 11).

В одном интервью Гурам Мегрелишвили писал:

Война часто проникает в самое ненавистное небытие, в быт самых асоциальных людей. Это наглядно показано в жизни персонажей. Война делает людей активными, бодрит и встряхивает, вызывает протест и позволяет выпустить накопившуюся энергию. Для кого-то война – это смерть, кого-то она оставляет без крова, для кого-то является средством быстрой и легкой наживы, а для кого-то – поводом замкнуться в себе. На самом деле война – это несчастье, так как здесь нет правых и виноватых. Прав тот, кто умирает за свою страну (Мегрелишвили, 2010, 126).

Вот здесь и подошли мы к камню преткновения, поскольку нет в мире конфликта трагичнее, чем конфликт между двумя сыновьями одной страны, предпочитающими смерть ненавистному сосуществованию.

Заза Бурчуладзе в свой «моделированной хронике» под названием «Adibas» в гротескной форме, по следам событий августа 2008 г., продолжил «русский сценарий»: в Тбилиси вошли российские войска – Мотострелковый батальон 42-й дивизии расположился на правой стороне Куры, блокпосты на Пекинской улице и у Телевидения, бомбят Ботанический сад, площадь Гагарина и Сабурталинский рынок… Ну и что с того?! Жизнь идет своим чередом, и «грузинский бомонд» по-прежнему вкушает все прелести жизни:

Вода в бассейне ослепительно блестит. Играет нейтральный хаус. Подобную музыку невозможно любить или не любить. Ты – сам по себе, она – сама по себе. Ее как будто специально сочиняют для спа, плавательных бассейнов и лифтов шикарных отелей. Не поймешь – где начало, а где конец. Еще десяти нет, а солнце противно припекает. Однако никто не купается. Уже с утра, обомлевшие от жары и белые, как бумага, тбилисцы валяются вокруг бассейна в шезлонгах под тентами. Загорать и купаться в открытом бассейне непрестижно и унизительно.

Это цитата из русского перевода книги Зазы Бурчуладзе (2011, 19). Кстати, показательна аннотация к русскому изданию этого неоднозначного произведения:

«Маленькая победоносная война», выгодная политикам обеих стран, обернулась глубокой травмой для простых людей. Нет, ни в реальности, ни на страницах книги не дымятся развалины и не валяются груды трупов. Эта странная война остается как бы за кадром, но незримо присутствует в мыслях, как навязчивый невроз. Расслабленная жизнь южного города, dolce far niente золотой тбилисской молодежи, бокал холодного белого вина, забытый кем-то в кафе айпод, ничего не значащая светская болтовня, солнцезащитные очки, в которых отражается близкая туча, – вся эта милая чепуха вдруг перестает иметь хоть какой-нибудь смысл, когда в небе пролетает истребитель. Наверное, эта жизнь не была настоящей и до войны, просто война, тоже маленькая и ненастоящая, обнажила ее иллюзорность (Бурчуладзе, 2011, 4).

В грузинской прессе время от времени публикуется перечень ошибок грузинских президентов, в основном повторяющий одни и те же огрехи. Безрадостная картина: и самих этих «ошибок», обернувшихся трагедией для тысяч людей, и поверхностных оценок обозревателей, поминутно оглядывающихся на изменение политической конъюнктуры. Еще печальнее, когда подобная конъюнктура проглядывает в современных исторических обзорах постсоветской эпохи, написанных под неосознанным влиянием сформулированных еще мастером советской историографии Михаилом Покровским и не изжитых по сей день клише.

Как тут не отдать должное нашим прозаикам, сохранившим неприкрашенные картины грузинской действительности. Несмотря на то что события постсоветских времен все еще хранятся в нашей активной памяти, они день ото дня обрастают каким-то квазимифологическим шлейфом… Вот здесь-то на арену выступает литература, с усердием археолога разбирая пласты исторической ретроспективы. Так, исподволь, грузинская проза последних десятилетий приобрела функцию «альтернативной истории» – конечно же, не без тайной надежды создать некую нравственную альтернативу тому хаосу оценочных норм и представлений, который столь характерен для мечущихся между авторитаризмом и демократией постсоветских обществ.

Бурчуладзе З. (2011) Adibas. М.: Ad Marginem.

Вачнадзе М., Гурули В. (2014) История Грузии: XIX–XX вв. Тбилиси: Интелекти.

Гурьянова А. В. (2006) Феномен «лингвистического поворота» в постмодернистской историографии // Философия. Наука. Культура. Вып. 4. М.: Изд-во МГУ. С. 110–115.

Иваницкая Е. (2004) Короб с двойным дном: Хроника грузинского рода и страны в новом романе Отара Чиладзе // Первое сентября. 28.08. № 54.

Мегрелишвили Г. (2010) მეგრელიშვილი გ. ახალი რომანი ომზე… და მშვიდობაზე // ცისკარი. № 10. 143–144. – Мегрелишвили Г. Новый роман о войне… И о мире: Интервью // Цискари. № 10. С. 143–144. (Груз.)

Мегрелишвили Г., Деметрашвили Т. (2010) მეგრელიშვილი გ., დემეტრაშვილი თ. irrata.ru. თბილისი: Alliance Publishing. – Мегрелишвили Г., Деметрашвили Т. irrata.ru. Тбилиси: Alliance Publishing. (Груз.)

Мелашвили Т. (2015) Считалка. Тбилиси: Диогене; М.: Самокат.

Огнев Вл. (2004) Судьба рода и путь нации // Дружба народов. № 4. С. 222.

Одишария Г. (2016) Возвращение в Сухуми. М.: Культурная революция.

Рассадин С. (2004) Новый роман Отара Чиладзе: Национальное самосознание и отрезвление // Новая газета. 05.04. № 23.

Чиладзе О. (2008) Годори. М.: Дружба народов.

Чкванава Г. (2014) Гладиаторы // За хребтом Кавказа: современный грузинский рассказ. М.: Дружба народов; Культурная революция. С. 165–268.

Чхаидзе Е. (2014) ჩხაიძე ე. დარღვეული დუმილის ისტორია: «კულტურული ტრავმა» ითარ ჩხეიძის «მატიანე ქართლისაში» // ჩვენი მწერლობა. 05.09. 36–45. – Чхаидзе Е. История прерванного молчания: «Культурная травма» в «Летописи Картли» Отара Чхеидзе // Чвени мцерлоба [Наша литература]. 05.09. С. 36–45. (Груз.)

Чхеидзе O. (1999) ჩხეიძე ო. თეთრი დათვი. თბილისი: ლომისი. – Чхеидзе О. Белый медведь. Тбилиси: Ломиси. (Груз.)

Шатаидзе Н. (2014) Путешествие в Африку // Новая Юность. № 6. С. 3–23.

Элбакидзе М. (2012) ელბაქიძე მ. გაცვლა. თბილისი: დიოგენე. – Элбакидзе М. Обмен. Тбилиси: Диогене. (Груз.)

Эткинд А. (2014) Внутренняя колонизация: Имперский опыт России. М.: НЛО.