Текст книги "Приход Русской Православной Церкви в России и за рубежом. Материалы к изучению приходской жизни. Выпуск 3. Благочиния Подмосковья и Новой Москвы"

Надо сказать, что внебогослужебная деятельность в нашем приходе организуется и происходит сама собой, во всяком случае я никогда не выступал инициатором. Например, однажды встал вопрос о написании икон, в результате возникла иконописная мастерская, и на сегодняшний день почти все иконы в храме выполнены прихожанами. Причем эта деятельность оказалась объединяющей: одни пишут иконы, другие – жертвуют средства, третьи – построили мастерскую. Точно также возникла и воскресная школа, в какой-то момент появилось такое количество людей, что встала необходимость в воскресной школе. Само здание воскресной школы также продукт деятельности прихожан, которые сначала отремонтировали крышу, а затем расширили здание, построив второй этаж. Сделано все по чертежам прихожанки, конструктора по образованию. Конечно, строили под одни цели, получилось под другие, воплощенное противоречие между единоначалием и демократией. Если бы этим кто-то руководил, то можно было бы построить в три раза быстрее, но с другой стороны, мы бы не учли всего того, что проистекало из народного творчества.

Еще одна деятельность, которая сложилась сама собой, не по замыслу, – это гуманитарная помощь малоимущим, которая выражается в сборе одежды в приходе и ее раздаче, пересылке. Помимо этого, прихожане нашего храма переписываются с заключенными одной из тюрем Мурманской области. Иногда мы высылаем им посылки, подарки к праздникам.

В свое время у нас появился приходской листок, инициаторами опять же выступили сами прихожане, причем не профессиональные журналисты. Конечно, пока это на уровне некоторой самодеятельности, но к этому процессу подключились люди, готовые в этом участвовать, что уже само по себе важно. Кстати, у нас есть и свой сайт, где отчасти отражена наша жизнь. Нашлись люди, которые стали заниматься в том числе и этим.

Еще одна инициатива – прихожане предложили устроить выставку фотографий, посвященных Пасхе. Какая-то часть прихожан занимается паломническими поездками, и при этом довольно давно и успешно. Есть при нашем приходе занятия английского языка для детей и аналог полулегального детского сада.

Если говорить о том, повлиял ли приход на окружающую его среду, то, наверное, как-то повлиял. Трудно ответить на этот вопрос однозначно, так как это влияние не измеришь, не зафиксируешь, да и слишком много процессов влияют на местную жизнь. Но если судить по тому, как относится местное население к деятельности прихода, можно отметить, что больше тех, кто оценивает ее положительно. Наверное, образ не самой скучной церковной жизни мы все-таки являем собой. Еще у нас есть источник с купелью, который строили мы, но теперь это место общественного интереса и достояния, куда ежедневно устремляется большая часть окрестных жителей. Это тоже косвенно связано с нашим приходом. Да и в праздники местное население с радостью приводит своих детей в храм, видимо тоже получая от этого какую-то пользу.

Взаимоотношения с приходами другого благочиния пока претерпевают некоторые сложности, связано это с тем, что не так давно некоторые населенные пункты района стали Москвой. Бывшее до этого подольское благочиние разделилось, и часть связей нарушилась. Но они, конечно, есть, например происходят собрания благочиний, мы включены также в собрания викариатства. Да и на уровне человеческого общения между священниками взаимодействие всегда было и остается. Неплохо к нам относятся и власти Щапово, но их бюджет не предусмотрен для помощи приходам. Благочиние пока также не в силах нам помогать, поэтому в основном вся помощь приходит от прихожан. За что им отдельное спасибо!

Храм при железной дороге. Богадельня для бездомных

Протоиерей Сергий Пятугин, настоятель храма свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии г. Ожерелье (Каширское благочиние): «Я забыл, когда я последний раз венчал. Всем хочется, чтобы было красиво, а наш нынешний храм – это бывший сарай».

Родился я в 1979 году. В качестве священника служу уже 12 лет. Учился в Тобольской семинарии и Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. Рукополагался я еще до разделения Красноярской епархии[33]33
  Хиротонисан 3 февраля 2001 г. архиепископом Красноярским и Енисейским Антонием.


[Закрыть].

Поступил я в семинарию весьма интересным образом. Мамочка моя ходила в церковь, и я вместе с ней. Друзья по приходу собрались поступать в семинарию; как говорится, «все побежали, и я побежал», только все не поступили, а я поступил.

Норильск, где я служил до Каширского благочиния, – не самый лучший город для жизни с семьей и детьми. Зимой –40°, со всех сторон дуют ветра с химическим составом тех заводов, что там располагаются. На самом деле я упирался сколько мог, не хотел уезжать, помня, что пастор добрый душу свою полагает, но в конечном итоге обязательства перед семьей и близкими взяли вверх. В Кашире же, так получилось, вступивший тогда на должность благочинного отец Виталий Коценко искал в свой штат священников. К тому же моя теща купила здесь квартиру. Вот так и оказалось, что я пришелся к месту.

Надо сказать, совсем не случайно, что отец Виталий подыскивал себе новый штат священников, так как благочинные здесь менялись каждые полтора года и было тяжело работать без своих людей. Кашира вообще тяжелый город. В чем его тяжесть? Наверное, в том, что город этот тихий и жизнь здесь пресная, в ней почти ничего не меняется. И прежние благочинные именно с этим не справлялись. Храмы не строились и не восстанавливались, так как нужны были кадры, которые кардинально меняли бы обстановку в целом.

Для сравнения: когда я служил священником на Севере, то вообще не знал проблем с каким-либо обеспечением. Нужен транспорт для храма или нужд воскресной школы, достаточно было позвонить, чтобы грузовик или автобус уже был. В Кашире же можно было обойти с десяток организаций и не получить ничего, и у всех будет одно объяснение: сейчас бесплатно ничего, мол, не бывает. Вот с таким отношением сталкивались здесь благочинные, которые в массе своей не задерживались. Поэтому, наверное, не случайно, что в конечном итоге на место благочинного назначили отца Виталия – бывшего военного, имеющего мужской, крепкий характер.

После перевода из Красноярской епархии я служил год в Успенском соборе, у отца Виталия; затем меня назначили настоятелем храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в город Ожерелье. Я тоже, можно сказать, принял так называемое каширское наследие. Приход к моменту моего служения существовал уже лет десять, но здесь не оказалось ничего: ни оформленной земли, ни зданий. Не было ни одного документа, который объяснял бы наше присутствие здесь.

В свое время местная администрация отдала здание, которое принадлежало железной дороге, Церкви, но без каких-либо официальных подтверждений. В результате я столкнулся с весьма неприятной ситуацией, когда департамент ОАО РЖД мог в любой момент спросить нас, что мы делаем в их здании. Если уж Никитскую церковь, являющуюся памятником архитектуры, в нашем районе пытались продать с молотка, то что говорить о здании-кладовой для продуктов железной дороги, каковым до недавнего времени была наша церковь?! Очевидно, что риск остаться без храма и без прихода в таком случае был весьма велик. Поэтому когда я пришел на приход, то сразу же начал вести переговоры с местной администрацией. Получалось это у меня медленно и не всегда эффективно, но прошло три года, и теперь в администрации я знаю всех в лицо.

Тяжелой была битва за квадратные метры земли вокруг здания, которые крайне необходимы для нужд прихода. Но к моменту тех переговоров у меня было уже пятнадцать прихожан и помощников, которые весьма активно себя проявляли, и не обращать на нас внимания уже было нельзя. Пока тянулись переговоры, мы, между делом, заняли еще одно соседнее здание, которое сразу же определили под воскресную школу. Неожиданно для нас оно оказалось даже большим по размеру, чем здание храма.

Надо сказать, что к моменту наших притязаний на эти здания все они пустовали и были никому не нужны. Когда же мы проявили инициативу по их освоению, нашлись те, кому эти здания показались важны. Поэтому конфликтов нам не удалось избежать ни с главой местной администрации, ни с отдельными представителями местных жителей, которые хотели заполучить часть наших территорий. И я, может быть, не боролся бы, если бы не осознание того, что эти территории нам крайне нужны – это и богадельня для малоимущих и бездомных, и мастерские, дающие рабочие места. В результате пришлось пройти три судебных разбирательства, созывать людей на протестные акции, сносить здание. В итоге территории мы отвоевали, забор перенесли и теперь даже здороваемся с «обидчиками».

Но факт остается фактом – вся эта борьба заняла немалое количество времени и сил, и только последние несколько лет, после всех судебных тяжб и разбирательств, мы смогли вплотную заняться приходской жизнью.

Наш храм, освященный в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, – бывшее здание склада, к которому предыдущий настоятель пристроил колокольню, особым образом, как мог, сконструировал алтарь. В итоге на сегодняшний день мы имеем здание церкви, в котором низкие потолки, места мало и дышать нечем. Здания храма и воскресной школы у многих прихожан до сих пор ассоциируются с кладовым сараем и молочной кухней. Немудрено, что у нас вообще не происходит венчаний, я не помню, когда венчал последний раз. Люди хотят венчаться там, где красиво, а не в бывшем сарае. Все-таки сама архитектура должна свидетельствовать, что это храм, соответствовать некой традиции, а у нас кроме купола и колокольни больше ничего нет. Поэтому мало тех, кто хотел бы крестить здесь своих детей, венчаться, посещать службы. Из-за того, что в таком здании храма неудобно и неуютно, многие желающие помолиться едут в Ступино или в Каширу.

Надо сказать, что все здания – как храма, так и нынешней воскресной школы – мы получили в аварийном состоянии. Долгие годы эти помещения стояли в размороженном виде. Поэтому мы сразу столкнулись с тем, что стены постоянно шелушились, иконы в храме прели, из-за застоявшегося холода у прихожан шел пар изо рта, а деревянные окна и двери, сделанные еще в советское время, трещали по швам. Нужно было заново провести отопление, канализацию, водопровод, сделать проводку, заменить окна и двери.

Идея возвести здесь новый храм, как это ни странно, принадлежала не Церкви; инициаторами выступили молодые политики партии «Молодая Россия», которые тогда, в лихие 90-е годы, решили, что они должны построить храм. Пригласили митрополита, собрали общественность и говорили о том, что обязательно возведут здесь храм. Владыка в результате заложил камень, поставили поклонный крест. И хотя строительство затеяла администрация, возведение здания легло на плечи благочинного, священников и прихожан. Ведь нельзя же было уже отказаться от храма, когда поставили крест и заложили камень! Поэтому я принял приход, который, ютясь в небольшом храме, бывшем здании склада, живет в ожидании строительства нового, будущего храма.

Постоянных прихожан в моем приходе – человек десять-пятнадцать. Большинство из них – те самые бессмертные бабушки, которые ведут уборку в храме, помогают с трапезой и т. д. Есть, конечно, и мужчины, молодые парни, но их совсем немного, в основном общину составляют все-таки пожилые люди.

Если говорить о том, кто поддерживает приход, то здесь не обойтись без описания того, как началось мое служение. Когда я был священником в Норильске, то вел гимназию, воскресную школу, ездил с лекциями по больницам и другим медицинским учреждениям с наркологом, гинекологом, урологом, психиатром, выступал на радио, вел передачу. В общем, как-то не сиделось мне на месте. Когда пришел в этот храм в Ожерелье, то первый мой будничный день прошел так. Алла Дмитриевна, одна из тех самых постоянных прихожанок, объявила, что в тот день назначена панихида. Я облачился, зажег кадило, жду. Прошло 10 минут, 15, 20, полчаса – никто не приходит. Алла Дмитриевна, смеясь, мне говорит: «Ну все, батюшка, можешь идти домой, я тебе, если что, позвоню». Конечно, после напряженного графика в Норильске для меня это было непривычно и чуждо.

Но в скором времени все изменилось: пришлось заниматься оформлением зданий, на прилегающей территории поставили вагончик, сделали столярку, и потянулся к нам народ с конечной станции близлежащей железной дороги. Для многих из приходящих эта станция в буквальном смысле стала конечной – кого-то снял контроль за безбилетный проезд, кого-то за проезд в пьяном виде, кого-то за отсутствие документов и постоянного места проживания. И все алкоголезависимые, безбилетные, бездомные потянулись к нам.

Первым, как сейчас помню, пришел к нам Игорек, он так и умер позднее от пьянства. Пришел весь ободранный, обугленный (спал рядом с костром), рана его гноилась, в волосах было полно вшей, одним словом, человек без определенного места жительства. Мы его помыли, одели, накормили, спать уложили (благо, к тому моменту у нас уже появились помещения). А перед литургией в тот день я как раз читал Евангелие, была притча о богаче и Лазаре. Вот я и подумал: «Если бы я сказал этому бездомному «иди отсюда», а потом читал бы Евангелие, как бы я смог жить и наслаждаться жизнью, как тот богач, раз я не принял бы в тот день Лазаря?!» Так мы и стали этого Игоря даже звать Лазарем. С тех пор так и повелось, что начали приходить к нам люди особого контингента – бомжи, уголовники, наркоманы, алкоголики. Именно они, как ни странно, являются основной рабочей силой прихода, поддерживают его, обеспечивают строительство.

Для меня в ситуации, когда с каждым днем таких людей в нашем приходе все больше и больше, уже нет вопроса, чем их накормить или где разместить. Со временем мы научились это улаживать, и пока никто не остался без тарелки супа или теплого угла. Опасение в другом – адаптируются ли эти люди по-настоящему к социальной жизни, приходя к нам? Ведь в идеале всех физических и моральных затрат такой человек должен научиться быть самостоятельным, уметь своим трудом зарабатывать на жизнь, перестать быть обузой себе и обществу. Поэтому труд и жесткий режим являются основными требованиями в нашей так называемой богадельне.

На сегодняшний день таких людей у меня человек тридцать, и иметь дело с ними куда сложнее, чем с наемными рабочими. Мало того, что у меня постоянные расходы на них, так я же еще не имею права ни прервать работу, ни отказаться от организации их распорядка дня. Должно идти строительство, должно быть движение, иначе начинаются искушения, и любой день простоя – это половина пьяных на храмовой территории. Некоторые добрые люди из Ожерелья пишут письма самому Патриарху, замечая, что я, мол, не священник, а предприниматель, подсчитывая наличие грузовой техники, всех возможностей столярной и других мастерских, не понимая и не зная о том, кому это в первую очередь нужно.

Действительно, на сегодняшний день у меня уже два грузовика, один из них КамАЗ-самосвал, еще есть два автобуса, потому что один из них уже превратился в склад запчастей. При строительстве, как оказалось, без техники никак, особенно здесь, в Кашире. Проще купить и иметь свой транспорт, чем обивать пороги организаций, которые в конечном итоге либо не дадут нужную технику, либо дадут ее несвоевременно. В ситуации, когда я завязан с пьющими людьми, для которых работа – это не столько заработок, сколько возможность не пить, оставаться людьми, техника и ее наличие в быту играют ключевую роль. Помимо прочего, мы живем на такие пожертвования, когда нам что-то отдают в результате разбора какой-либо постройки, которая, например, идет под снос. Поэтому нам важно, чтобы транспорт был круглосуточно на случай того, если нам позвонят и скажут: «Ребята, приезжайте, есть работа, можно забрать и то, и это».

Именно это и есть та реальность, в которой мы живем, с которой сталкиваемся, когда пожертвования идут не рублями, а утилизированными блоками, когда вместо работников и мастеров – те, кому самим нужна помощь. В общем, получается, что я действительно отчасти бизнесмен, так как вынужден постоянно организовывать дело, и рассчитывать мне приходится не на постоянных прихожан, которых немного и у которых работа, семьи, а на моих братьев, пришедших со стороны вокзала.

Мои подопечные, конечно, заходят в храм, обычно вечером на помазание или на литургию в ее конце. Это то, что является для них обязательным, то есть их просят – они это делают, и я не питаю здесь никаких иллюзий. Конечно, есть те немногие, кто имеет желание ходить на вечернюю службу и литургию, они приходят раньше и молятся на службах. Но контингент такой, что для многих это лишь обязательное условие их пребывания здесь. Поэтому я никого не заставляю, например, причащаться, потому что они могут это сделать, чтобы батюшка их, так сказать, любил, не понимая совершенно значения этого Таинства. Я считаю, что здесь нужно быть очень осторожным.

Много приходит в храм и просто аферистов, желающих заработать на безотказности священников. Такие люди, как правило, уходят, как только ты предлагаешь реальную помощь, например купить билет до места, куда еще минуту назад «не хватало средств». Но есть и другие, те, кто, освобождаясь из тюрьмы, узнают по так называемому сарафанному радио, что есть такой отец Сергий в Ожерелье, который может приютить и помочь в первое время. Они приезжают сюда и остаются. Если я вижу, что у человека ничего здесь не получается, то покупаю ему билет до Москвы, сам сажаю на поезд, чтобы он смог доехать до тех организаций, которые ему реально могут помочь. Тем же, кто остается, я всегда говорю, что просто так я денег не даю, хочешь жить – работай, хочешь куда-то ехать – отработай положенное количество дней, и я куплю тебе билет.

Какие источники дохода у прихода? Например, есть свечная лавка, но средства от нее, конечно, весьма ограниченные. О нас есть информация на сайте «Милосердие. ги», что также приносит нам определенные средства. Помимо этого, уже лет семь со своими братьями я практикую такую деятельность, когда по осени мы садимся в наш грузовик и едем в совхоз собирать картофель и другие овощи. Делаем мы это после того, как основной урожай уже выбран, по сути, собираем то, что осталось после уборки и могло бы сгнить. В результате таких рейдов мы заготавливаем примерно 50 мешков в день самых разных овощей – лука, капусты, чеснока, моркови, свеклы, картофеля. Это то, что дает нам возможность прокормиться в течение всего оставшегося года.

Было также время, когда мы брали деревянные поддоны у организаций. Доска этих поддонов, как правило, хорошая, толщина доски 2 см, длина – 2,4 м. В случае поломки хотя бы одной доски эти поддоны организации сжигали, я предложил им их утилизацию и стал регулярно забирать. Вывозил эти поддоны сам, а потом сажал какого-нибудь инвалида, чтобы он разбирал их и очищал доски от гвоздей. В результате у нас появлялось приличное количество досок, мы пропускали их в нашей столярке через деревообрабатывающий станок и получали замечательную вагонку, которой затем обшивали каркасные домики для жилья приходящих к нам братьев.

Еще одним источником нашего дохода какое-то время была кондиция с кирпичного завода. Действенную помощь в течение нескольких лет оказывает местная общественная организация, которая снабжает нас макаронными изделиями, предоставляет мыло, туалетную бумагу, стиральный порошок. Металл мы получаем по сниженной стоимости в пунктах чермета. Это такие места, куда со всей округи приносят металл, как правило наворованный местными алкоголиками. Что там только не встретишь! Поэтому в этих пунктах с радостью принимают моих братьев, которые помогают им этот металл распределить и расфасовать. За это они помогают и нам, продавая что-то нужное за бесценок. Весь строительный инвентарь – лопаты, молотки, гвоздодеры, напильники – приобретен именно таким способом. Вообще, надо сказать, у многих людей есть желание что-то дать, пусть это не всегда новое и не всегда то, что нужно сейчас, но именно такие вариации помогают нам выжить.

Самый дорогостоящий проект у нас – это, конечно же, строительство нового храма. При моих постоянных расходах и заботах о братьях процесс возведения храма является болезненным. Но, как уже показал мой жизненный опыт, когда Господь хочет дать, Он дает, и все проблемы разом решаются. Как я уже отмечал, я хочу построить такой храм, который был бы не только красив внешне, но и вместителен, потому что строить еще один маленький храм не имеет смысла. Городу и его жителям нужен большой, величественный храм. В результате всех многолетних волнений в свое время нашлись и архитектор, который бесплатно сделал эскиз, и проектировщик, составивший проект. Можно сказать, что часть задействованных в этом деле лиц работала во славу Божью (то есть бесплатно), часть – за символическую плату.

В нашем приходе действует воскресная школа. В отличие от Каширы, где через каждые пятьдесят метров храм и поэтому нет необходимости, чтобы при каждом храме была воскресная школа (достаточно того, что она действует при приходе отца Валерия Сосковца, который занимается этим профессионально), в нашем случае, когда в Ожерелье один-единственный храм, воскресная школа крайне необходима. Вначале к нам ходили приблизительно 20 детей, сейчас их количество сократилось до 15-ти. Именно для воскресной школы часто бывает нужен автобус, так как мы стараемся совершать паломнические поездки, вывозить детей на такие праздники, как Рождество Христово, Пасха, в другие приходы.

В связи с тем, что в воскресной школе появляются и подростки, мы решили создать при ней так называемый молодежный клуб, который собирается по воскресеньям. Надо отметить, что заступив на этот приход, у меня было благословение окормлять воинские части, которые я посещал как раз по воскресеньям, поэтому на воскресную школу совсем не оставалось времени. Сейчас же, когда отец-благочинный поменял сферу моих забот, благословив заниматься социальной работой, у меня освободилось время для детей и подростков воскресной школы.

В сферу интересов социальной работы попадает прежде всего наша богадельня для бездомных и малоимущих. Помимо этого, при приходе действует благотворительная столовая, осуществляется раздача вещей, которые приход собирает. Как это происходит? В этой местности сильны определенные предрассудки, в частности то, что на сороковой день после отпевания усопшего необходимо избавиться от его вещей. Люди просто выбрасывали на свалку те вещи, которые могли бы еще кому-то пригодиться. Поэтому после служб и отпеваний я стал объяснять местным жителям, что ничего выбрасывать не нужно, а есть смысл приносить эти вещи в церковь, что будет являться и пожертвованием за усопшего, и помощью другому человеку. С тех пор к нам в храм стали приносить много вещей. Помимо этого, в свое время нам пожертвовали швейные машинки, которые пришлись весьма кстати, когда из мест заключения явились в нашу богадельню братья, умеющие шить. Теперь все 30 человек богадельни обеспечены самой необходимой одеждой, а тканью служат зачастую те вещи, которые нам приносят. Таким образом, все к месту и ничто не выбрасывается.

Хочу отметить еще один факт взаимовыручки, которую могут осуществлять люди на добровольных началах и тем самым быть полезными друг другу. Например, в местной больнице у меня есть знакомые врачи, хирурги, стоматологи, которые без заключения каких-либо договоров обследуют моих подопечных из богадельни, делают им бесплатно рентгеновские снимки, осуществляют их лечение. И это, я бы сказал, дополнительный стимул для бездомных, чтобы оставаться здесь и как можно дольше не пить. В результате у нас тесные связи с больницей города, а мои братья-бездомные, среди которых есть хорошие специалисты (каменщики, плотники, сантехники и т. д.), могут в любой момент также пригодиться. Их помощь оказывалась действенной не только в рамках нашего города, но и на строительных площадках благочиния, когда возникает необходимость в рабочих руках у отца Виталия Коценко или отца Валерия Сосковца.

Предприниматели города тоже помогают приходу, но они не столь богаты, чтобы делать это часто и регулярно. Порой я могу обратиться к ним, чтобы попросить, например, машину песка или, при ремонте проводки, определенное количество выключателей, светильников и так далее. Я знаю, что мне помогут, но делаю это нечасто. Если бы наши предприниматели могли оказывать щедрую помощь, то сами не ютились бы в маленьких конторках.

Если говорить о строительстве храма, то помогают главным образом частные лица, которые появляются совсем неожиданно для меня. Например, при закладке фундамента нам требовались арматура и бетон. Когда подсчитали будущие затраты, то оказалось, что нужно почти 3 миллиона рублей. Еде взять такие деньги в таком городе, как Ожерелье? И вот пришел человек, сам я его не искал, и предложил свою помощь, объявив, что готов оплатить фундамент.

Страшно представить все затраты, которые потребуются нам при строительстве нового храма. Поэтому ни к местной администрации, ни к местному бизнесу я претензий не имею; просто понимаю, что им не найти таких средств, и совсем не обижаюсь, если они не всегда нам могут помочь. Слава Богу, что нам хватает на нашу богадельню, и я могу себе позволить принимать людей и никому не отказывать. Слава Богу, что не так давно у нас появился свой скотный двор, свое подворье, где мы строим коровники, значит, со временем будут молоко и мясо.

Конечно, бывают трудности, особенно когда запивает кто-нибудь из моих братьев, и я вынужден вместо него ездить на грузовике туда-сюда. В этом смысле достается больше всего моей матушке, которая всякий раз задает мне один и тот же вопрос: «Почему дети растут без отца»? К слову сказать, у меня их четверо. Приходится оправдываться и объяснять, что не могу остановить процесс работы, поэтому приходится не только отсутствовать дома, но и часто брать деньги в долг. И для матушки это еще одно испытание: муж, который все время в долгах. Когда ее возмущение доходит до какого-то предела, я ей говорю: «Матушка, поехали в церковь со мной, на кого ты пальцем покажешь, того я и выгоню, а пока буду выгонять, он тебе расскажет свою историю». Конечно, ей бывает очень трудно, и я ее понимаю, но и людей я бросить не могу, поэтому и получается, что, живя друг с другом, мы терпим и преодолеваем наши трудности как можем.

Не так давно я защищал в Свято-Тихоновском университете диплом, тема которого была посвящена историко-архивному анализу жизни Никитского монастыря. Пришлось работать со многими архивами, из которых ясно следовало, что у монастыря было столько доходных дел, что не хватило бы всех пальцев рук, чтобы их перечислить. Были и своя хлебопекарня, и кирпичный завод, и заготовка леса, и собственная земля, которая сдавалась внаем, и два доходных дома, две гостиницы и многое другое. Монахини ради заработка шили женскую одежду. И такой уклад монастыря был нормой. Сейчас же Церковь живет исключительно на пожертвования. Мне же, при том что есть богадельня и приход, нужны и машины, и автобусы, и свое хозяйство – чтобы и куры, и козы, и свиньи были, а для этого и земля нужна. И все это на пожертвования не купишь, содержать не сможешь, вот и приходится много трудиться, изыскивать различные возможности и варианты, часто завязанные не на деньгах, а на взаимовыручке и обмене.

Кому-то такая практика может не нравиться, но подобная активность священника – для кого-то сегодня надежный шанс обрести свое место в жизни.