Текст книги "Бретонские легенды"

Волк тянул Персоника за собой, так что тому пришлось ехать за зверем на брюхе. Нора была похожа на кротовую, только размером побольше. Вдруг за поворотом показалась комната пошире и повыше. Тут Персоник и ухватил снова рукоять своей плетки, решив, что теперь уж ни за что ее не выпустит.

Волк жалобно смотрел на своего укротителя. Похоже, где-то были и другие подземные ходы, и он охотно скрылся бы в одном из них, оставив юношу с плеткой здесь. Но Персоник был настороже.

Комната, в которой он очутился, была необычной. В ней было светло, только непонятно, откуда шел свет, ведь лучи солнца сюда не доставали. В стенах было прорублено тридцать две двери, и тридцать одно имя было написано на них; лишь одна была безымянной. Прямо перед собой Персоник увидел надписи: «Анжелина», «Гвиния», а дальше – «Дофина». Он вспомнил о девушках, которых некогда, по словам охотника, утащил волк, а когда заметил дверь без имени, то понял: на ней будет написано имя дочери охотника, если только она попадет сюда.

«Если бы только я мог, – подумал Персоник, – заставить этого мерзкого зверя привести мне всех девушек, которых он здесь запер, я бы совершил подвиг и прославился. А что, раз я уж сюда забрался, то отступать мне некуда. Осталось только осмотреться – может, удастся выведать, как здесь что устроено.»

Волк тем временем сидел смирно, облизывая лапу, и иногда исподлобья поглядывал на Персоника. А сидел он на каком-то деревянном кругляшке, на который Персоник поначалу даже не обратил внимания.

Персоник прислушался: может быть, удастся услышать чей-нибудь голос? Но ни один звук не долетал из-за дверей, за ними было еще тише, чем под могильными плитами, где гниют тела мертвецов.

Не выпуская плетки из рук, Персоник не мог никуда отойти от волка, ведь волк слушался только кожаного ремешка. Привязать волка тоже было нельзя, ведь тогда у Персоника не будет в руках плетки, то есть власти над зверем, и тогда – кто знает, чего можно ожидать? Лучше всего было бы, конечно, убить волка, но как тогда выбираться из норы?

Что же делать?

А волк время от времени скалился, как будто смеялся, издеваясь: «Ничего, рано или поздно моя возьмет!»

Что и говорить, невесело было Персонику. Он обошел комнату кругом, постучал во все двери, потряс их изо всех сил. Но как их открыть, ведь ни в одной не было ни ключа, ни даже замочной скважины! Обойдя все двери, Персоник вернулся к волку и приказал ему:

– Выведи меня отсюда по прямой дороге!

Волк взглянул на него искоса, всем видом своим говоря: «Да неужели?»

Персоник хорошенько дернул плетку:

– Пошевеливайся, мерзкое животное!

Волк встал и лениво прошелся по комнате, после чего снова уселся на деревяшку. Тогда Персоник, разозлившись, принялся пинать его ногами. Волк показывал зубы и подвывал, но от этого удары еще сильнее сыпались на него. Плетка натягивалась и, наконец, соскользнула с головы зверя. Все, Персоник, все труды твои прахом пошли!

Почувствовав себя на свободе, волк набросился на Персоника, как на овцу. Персоник не успел даже замахнуться плеткой и упал на землю. Однако, падая, он задел деревянный кругляш, который стоял посреди комнаты. И тут – удивительное дело! – деревяшка дважды повернулась под его рукой, и тут же все двери распахнулись. Волк злобно взвыл, но Персоник успел накинуть плетку ему на голову, и тут же волк стал послушнее ягненка. Персоник подождал: не покажется ли кто-нибудь из-за дверей, но никого не увидел и ничего не услышал.

– Хорошо! – сказал он. – Теперь пойдем за мной, мерзкий зверь, а то как бы ты не запер все двери, лишь только я окажусь в другой комнате. – И поволок волка за собой.

Не задумываясь, он медленно вошел в комнату, на двери которой было написано «Дофина», стараясь не шуметь и надеясь что-нибудь найти.

Удивительное и забавное это было зрелище: Персоник и идущий следом за ним волк, шагающий в тишине и поворачивающий нос то в одну, то в другую сторону темного хода.

А ход становился все темнее и темнее, ведь свет, как я уже говорил, доходил сюда лишь из средней комнаты. Еще немного – и Персонику пришлось идти на ощупь. Он что-то бормотал себе под нос, когда спотыкался или ударялся головой о стены, но кричать не решался – кто знает, что ждет впереди.

Вдруг впереди будто загорелась красная звездочка: там был свет. Персоник и обрадовался, и обеспокоился. Он осторожно продвигался вперед. Подойдя поближе, увидел лучину, втиснутую между двух камней стены перед порогом.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил сам себя Персоник. – Может быть, за порогом – девушка?..

Он взял лучину и стал искать ключ или дверную ручку. Но ни того, ни другого не нашел, а дверь оказалась незапертой: стоило толкнуть ее, и она открылась. Персоник, с лучиной в одной руке, с волком на привязи – в другой, стал вглядываться в темноту комнаты. Света там было не больше чем в мешке. Но тот, кто был в комнате, наверное, заметил свет, потому что Персоник услышал тихий стон, грустный, как предсмертный вздох голубки. Волк заворчал, Персоник ткнул ему в морду лучину. Но тот, кто стонал в темноте, услышал рычание волка: голос тут же умолк. С лучиной в руке Персоник вошел в комнату и обошел ее кругом. И вот на полу в дальнем углу увидел девушку. Она лежала без чувств на ветхом полотне, волосы ее были растрепаны, а лицо было мертвенно бледным. Персоник приподнял девушку с земли, и только тут с ужасом заметил, что у нее была только одна рука и одна нога. Первое, что решил сделать Персоник, это отнести девушку в среднюю комнату, но волку это пришлось не по нутру. Персоник погнал зверя пинками вперед себя – девушка у него на руках была почти невесомой.

Повторив тот же путь, на этот раз, правда, с лучиной, Персоник положил девушку на землю и просто онемел от жалости и ужаса. Нога девушки была обглодана до колена, а рука – до самого локтя; от ее тела, худого и иссохшего, остались только кожа да кости. У Персоника выступили слезы.

– Проклятый волк, – крикнул он зверю, – это твоя работа! Погоди у меня, я их всех вырву из твоих когтей! – И снова принялся бить волка ногами, так что тот только взвизгивал. А между тем Дофина открыла глаза. Увидев перед собой человека, а не волка, она очень удивилась. Персоник взял ее за руку и сказал ей:

– Не бойтесь, меня этот волк слушается, и я хочу сделать вам только добро. Расскажите, что же за беда случилась с вами?

– Меня, – отвечала девушка, – меня похитил из моего замка вот этот волк – сейчас и не вспомнить, давно ли это было. Мой бедный отец остался один в тревоге, а меня этот безжалостный зверь глодал заживо, он приходил каждую неделю и вгрызался в мое тело. Видишь, у меня наполовину съедены одна нога и одна рука. Но я все никак не умру, хотя и мучает меня нестерпимая боль.

– О Господи! – воскликнул Персоник. – До чего же у тебя несчастная судьба! Но если я только смогу, то вызволю тебя отсюда!

– Только бы снова увидеть отца!

Персоник оставил девушку лежать на земле и вместе с волком подошел к другой двери.

– Анжелина! – прочел он надпись на ней. – А что я здесь найду? У, мерзкая тварь, с каким удовольствием я переломал бы тебе все кости!

Как и в прошлый раз, Персоник подошел к двери, освещенной лучиной. Он вошел в комнату и увидел там еще одну девушку. У нее и руки и ноги были целы, но вместо щек зияли кровавые дыры – это было на редкость безобразное зрелище.

Персоник перенес ее к первой. И с Анжелиной случилось то же самое: ее тоже унес волк и приходил к ней каждую неделю, чтобы глодать ей лицо.

Персоник был вне себя от гнева, от жалости, от желания спасти всех этих бедных девушек – ему хотелось стиснуть зубы и заплакать. Он ходил из одной комнаты в другую, пока не перенес, наконец, всех девушек в среднюю комнату.

Вскоре все они были вместе, все девушки, которые когда-то были веселыми и красивыми, но теперь оказались обезображенными настолько, что Персонику приходилось отводить глаза, чтобы не глядеть на них: у одной вместо носа виднелось кровавое месиво, у другой вместо глаза – пустая глазница, у третьей не было нижней челюсти, у четвертой были изуродованы уши… Не было ни одной девушки, которую пощадил бы волк: у каждой чего-то недоставало.

Волк смотрел на них, глотая слюнки; его глаза загорелись.

Персоник не знал, что делать. Мало было перенести всех этих девушек из их застенков, теперь надо было исцелить их и поднять на землю, или, по крайней мере, убить волка и выбраться отсюда самому, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.

Убить волка! Об этом он только и думал все время, но ему захотелось заставить зверя страдать точно так же, как страдали его пленницы. А потом? Как исцелить бедных девушек?

И вдруг одна мысль осенила Персоника, и ему даже показалось, что эта мысль пришла к нему из иного мира.

– Ну, волк, – сказал он зверю, – сейчас я тебя живого разрежу на куски, куски поджарю, отдам девушкам, – и это им поможет. – Персоник открыл свой складной нож. Одним из ремешков плетки завязал волку морду, а другим спутал ему лапы, не обращая внимания на жалобные вздохи зверя; потом взял лучины, зажег огонь в углу комнаты и стал точить свой нож на камне.

Волк всхлипывал, а обессиленные девушки, неподвижно лежащие вокруг, с замиранием сердца смотрели на него.

Персоник засучил рукава и схватил волка за уши. Два удара ножа – и уши зверя остались в руках у Персоника. Когда они поджарились над огнем, юноша спросил:

– Кто из вас остался без ушей?

Четыре девушки подняли руки. Честно говоря, они, конечно же, брезговали волчьим мясом. Конечно, видеть, как убивают зверя, было для них огромной радостью, но вот поедать его мясо – удовольствие сомнительное. Но если от этого исчезнет их уродство?

И как ни горды были девушки, все же стоило хотя бы попробовать – а вдруг они снова обретут потерянное? Одна девушка с золотистыми волосами поднесла кусок ко рту, откусила от него и проглотила. Тут же она поднесла руку к голове: из раны показалась плоть, розовая, как только что проклюнувшийся картофельный проросток. Девушка проглотила еще кусок, и на прежнем месте выросло новое ухо. Больше того, к ней вернулись прежние силы, она встала, засмеялась и даже запрыгала от радости.

Остальные, конечно же, последовали ее примеру, и скоро уже четыре девушки приплясывали и дергали друг друга за уши, чтобы проверить, хорошо ли они держатся. Тогда Персоник снова повернулся к волку и схватил его за нос. Волк жалобно скулил, но Персоник не обращал внимания; он был рад видеть, что его затея удалась. Девушки поджарили волчий нос, разделили на три куска и раздали тем, у которых были повреждены носы. И все три несчастных тотчас исцелились: у каждой вырос аккуратный носик, какой был раньше.

Ну что, у кого обглоданы щеки? С двух сторон волчьей головы срезаем два куска, поджариваем и отдаем двум девушкам – и снова у них появились румяные щеки! Так они обрадовались, что стали просить поцеловать себя в щечку.

У кого недостает ноги, руки, глаза? Каждая найдет у волка то, чего у нее нет, как находят у вора украденное добро, и каждой возвратится ее доля.

* * *

Обезглавленный волк был уже мертв. Девушки толпились вокруг него, пока Персоник делил мясо. Теперь же они брезгливо смотрели на оставшиеся от зверя кости да потроха.

А Персоник тем временем думал, как же им выбраться на землю. Высоко над ним виднелась дыра в потолке. Нужна была лестница. Лестница? Но все ведь под рукой. Волчьи кости да кишки – все равно что палки да веревки.

И вот Персоник взялся за останки зверя и снова принялся раздирать их на части. Но кости и кишки оказались слишком короткими. Однако вскоре они начали расти, удлиняться, и когда Персоник поднял лестницу, она достала до самой дыры. Оставалось только взобраться наверх и высунуть голову наружу. Господи! Земля, солнце, зеленые деревья! Какая же радость после этого адского подземелья!

Персоник снова спустился.

– Ну что, барышни, – сказал он, – поднимайтесь по одной, самые младшие пойдут самыми первыми. А я вслед за вами поднимусь.

Девушки обрадовались и быстро-быстро поднялись наверх.

Персоник последовал за ними. Но когда очутился на земле, то вспомнил про свою плетку.

– А плетку-то я там оставил! Эй, кто-нибудь видел моею плетку?

Но никто о ней и знать не знал. Тогда Персоник решил:

– Ну и ладно. Наверное, эта плетка ко мне для того и попала, чтобы я сделал то, что мне пришлось сделать. А когда работа позади, плетка мне и не нужна больше.

Персоник теперь и не вспоминал о своей плетке – он думал только о том, как доставить девушек домой. Но это тоже было непросто! Никто не знал, куда идти, даже в какую сторону нужно было направляться. Да и подумайте только, разыскать тридцать один дом! Одна девушка, правда, сказала, что замок ее отца находился где-то в этом лесу.

– Тогда, – приказал Персоник, – пусть каждая залезет на дерево, и та, которая увидит какой-нибудь замок, скажет всем остальным.

И вот вскоре каждая из них взобралась на дерево и стала всматриваться вдаль. Одна из тех, кому достались новые глаза, сначала увидела, как где-то вдалеке над лесом вьется дымок, а Персоник, когда девушка позвала его, заметил со своего дерева (оно было чуть повыше) крышу и трубу на ней.

Он хорошо запомнил, в какой стороне было жилье, и приказал всем спуститься.

– Теперь, – сказал он, – нам всем нужно идти в ту сторону… Вон, смотрите, тропинка.

Самая старшая из девушек пошла впереди всех, остальные – за ней, а Персоник позади всех, охраняя их от опасностей.

Пройдя часть пути, Персоник решил снова влезть на дерево, но больше не увидел ни трубы, ни дыма. Но одна из девушек, та, у которой был волчий нос, сказала:

– Чую, впереди обед готовят, оттуда идет запах жаркого.

– Ну что ж, пойдемте туда! – сказал Персоник.

Но шло время, а никто больше не чувствовал никаких запахов.

– Наверное, обед уже съели, вот никто ничего и не чувствует, – вздохнул Персоник. – Но что же нам делать?

Он снова влез на дерево, но опять ничего не увидел. Тогда девушка с волчьим ухом сказала:

– А я слышу, как трубит труба в той стороне!

– Что ж, пойдем и проверим, – ответил Персоник.

На этот раз они быстро вышли к замку с высокими стенами, возле которого собиралась охота. Когда охотники увидели толпу девушек, они несказанно удивились, и один из них воскликнул:

– Боже! Неужели это – моя дочь!

– А это, – закричал другой, – моя невеста!

– Сестра! – крикнул третий.

Что тут началось! Девушки бросились в объятия своих родных и близких, несказанно удивленных. Персоника поначалу никто и не заметил, но, когда девушки рассказали, кто и как их спас, про охоту забыли, и все поспешили в замок послушать историю необычного молодого человека. Когда он стал рассказывать об убитом волке, охотники прервали его:

– Да мы как раз шли на него охотиться.

– Теперь незачем, от него уже ничего не осталось! Эти барышни его убили, зажарили и съели.

– Быть того не может! – засмеялись охотники.

Персоник рассказал все как было, от начала и до конца, а девушки с удовольствием показывали – кто волчьи ноги, кто волчьи глаза, кто – щеки, а кто – уши.

Мужчины просто онемели от удивления. А когда Персоник продолжил рассказ, один из них взял пачку газет и прочел все имена девушек, похищенных волком. И все нашли свои имена и адреса.

– Ну вот, – сказал хозяин замка. – Пока оставайтесь здесь, а я напишу вашим родным, чтобы они за вами приехали.

И тут же написал и отправил письма.

Не нужно и говорить, что родня со всей округи приезжала за девушками еще целых два месяца, а кроме того, приезжали любопытные посмотреть на такое чудо. Я и сам там был, видел Персоника и слышал эту историю от него самого.

Потом Персоник женился на одной из девушек, которых он спас, на той самой, которая ему больше всего понравилась и которую он первой спас от волка.

Они жили счастливо, а время от времени его жена встречалась с другими девушками, которые тоже все стали дамами, чтобы поговорить с ними о волке-колдуне и кожаной плетке.

Волшебная дубинка

Давным-давно мой дед рассказывал мне эту сказку, наверное, для того, чтобы я не уходил из деревни в большие города. И так глубоко она засела у меня в душе, что лучше мне оставаться в родной стране и просить милостыню на старости лет, чем уходить на чужую сторону.

Когда-то, вдали от больших дорог, в одном домишке, далеко от нашей Нижней Бретани, умерла женщина – мать двоих сыновей. Обоим сыновьям было по четырнадцать лет, родились они в один день и как две капли воды были друг на друга по хожи.

Умирала мать, а мальчики плакали, стоя у ее кровати. Бедная женщина уже потеряла последние силы и дышала с трудом, голова ее запрокинулась на подушку, губы стали мертвенно-синими. Смерть уже подходила к ней; мальчики, зарыдав, стали прижимать к себе руки матери.

Они ничем не могли ей помочь, дом у них был бедный, но прикосновение рук сыновей к рукам матери помогло ей больше, чем любое лекарство: она нашла в себе еще немного сил, чтобы бороться со смертью. Она посмотрела на детей, обвела взглядом комнату. В темном углу, за дверью, что-то приковало к себе ее взгляд. Сыновья тоже посмотрели туда, но ничего не увидели, кроме какой-то дубинки с кожаным ремешком. Они знали, что когда-то эта дубинка принадлежала их прапрадеду, который сто пятьдесят лет назад пришел туда, где они теперь жили. До сих пор вся их семья – от поколения к поколению – бережно хранила эту дубинку, и сейчас она висела на гвозде, ведь никаких шкафов в доме не было. Но почему же мать на нее так смотрит?

Эрве, один из мальчиков, сказал другому – Матилину:

– Может, мама хочет, чтобы мы принесли дубинку?

Матилин ответил, вытирая обеими руками слезы:

– Наверное, надо у нее спросить.

Он повернулся к матери, которая смотрела на его губы:

– Мама, ты, наверное, хочешь, чтобы мы принесли тебе дубинку?

Глаза матери просветлели. Тогда Эрве взял скамейку, Матилин влез на нее и снял со стены дубинку. Потом они вместе подошли к матери, разглядывая дубинку, ведь прежде они никогда не держали ее в руках. Раньше, когда они были маленькие, они часто просили дать им поиграть с дубинкой, но мать никогда не позволяла им этого.

Дубинка от старости почернела, как уголь, и стала твердой, как камень. На нижней ее части было вырезано человеческое лицо, а под ним – маленький крестик; наверное, это был какой-нибудь святой. Он был очень похож на те деревянные фигурки святых, которые до революции[4]4
  Имеется в виду Великая Французская революция 1789 года. Во время этой революции было разрушено немало церквей и уничтожено множество христианских святынь. Бретонцы, глубоко набожные люди, в большинстве своем не приветствовали революцию и боролись с ее последствиями.


[Закрыть] стояли во всех церквях. Кожаный ремешок меняли много раз: последний раз новый ремешок приладил отец мальчиков – он умер, когда они были еще маленькими.

Когда сыновья отдали дубинку матери, которая доживала свои последние минуты, бедняжка поцеловала крест и изображение святого и только после этого начала свой рассказ.

– Дети, – произнесла она таким тихим голосом, будто говорила уже из могилы, – вот что я оставляю вам после себя. Это дубинка вашего прадеда, он принес ее с собой из своей далекой родной страны. А эта страна не принесла нашей семье ничего, кроме бедности и потерь. Не оставайтесь здесь, возвращайтесь на родину. Как идти туда – я не знаю, но верю, что эта дубинка вам поможет. Она вам покажет дорогу. Я попросила у Бога, и Он согласился исполнить мое желание: там, где дубинка врастет в землю, будет ваш дом, и больше нигде. Только там вы сможете быть счастливы. Когда я умру, похороните меня там, где лежит ваш отец, а сами возвращайтесь на родную землю… Дубинку я отдаю Эрве: ведь на ней – его святой покровитель. И пока вы будете в пути, пусть между вами будет согласие. И не сворачивайте ни налево, ни направо, слушайтесь советов вашей дубинки, и пока будете идти, не выпускайте ее из рук.

Долго-долго шептала мать эти слова; иногда мальчики думали, что она вот-вот умрет, но, отдышавшись, она снова принималась говорить.

Когда дубинка очутилась в руках Эрве, который теперь стал как будто старшим, мать слабо улыбнулась. Ей захотелось сказать еще что-то, но час ее пробил: смерть оборвала ее слова и ее жизнь.

Мальчики не сразу осознали, что их матери больше нет, но вдруг что-то переломилось внутри них, и они поняли, что только что потеряли самое дорогое: их мать уже покинула этот свет.

Выплакав последние слезы, они позвали на помощь людей, которые помогли им похоронить мать. Только они двое да две старые женщины провожали покойницу на кладбище. Когда все было закончено, братья не вернулись в дом, там ведь было совсем пусто. Эрве взял брата за руку, захватил дубинку, и пошли они искать свою страну, где, быть может, заживут счастливо.

* * *

«Дорогу вам укажет дубинка», – сказала им мать перед тем как умереть. Эрве выбрал дорогу, которая вела на закат. Что-то ему подсказывало, что именно она ведет в его страну: наверное, это дубинка направляла его.

Недолго они шли, но Матилину дорога показалась долгой, и, чтобы найти предлог для отдыха, он сказал брату:

– Давай ткнем дубинку в землю, а то вдруг пройдем случайно мимо дома.

А братья, хоть и были похожи внешне, не были равны по силе. Эрве был гораздо выносливее.

– Ты что, устал? – спросил он брата.

– Да, – ответил Матилин, – а еще я есть хочу.

– Ну хорошо, давай присядем, может быть, найдем, что нам поесть.

Матилин шутки ради воткнул дубинку в землю на поле у дороги и сел рядом с братом. Эрве, забыв совет матери, пошел в сторону, надеясь найти что-нибудь на обед; вскоре он вернулся.

– Пойдем, – сказал он, – я нашел человека, у которого можно поесть и переночевать.

Обрадованный Матилин вскочил, и они зашагали, не позабыв и дубинку, в какое-то глухое место. Там их ждал высокий бородатый человек, который пригласил их к себе, чтобы накормить и напоить.

Эрве рассказал незнакомцу, кто они такие и что идут они искать свой дом. Незнакомец спросил, где их дом, а Эрве ответил, что они и сами точно не знают.

Услышав это, бородач расхохотался и сказал, что им ничего не остается, как зайти к нему, иначе их схватят за бродяжничество.

– А мы не очень далеко свернем с дороги, если к вам зайдем?

Бородатый господин снова захохотал.

– Да ты слабоумный для своих лет, мальчик! Как же ты можешь свернуть дороги, когда ты дороги этой не знаешь?

Матилин тоже хихикал, особенно когда думал о том, что скоро можно будет пообедать. Эрве замолчал и ничего не ответил, когда чернобородый человек сказал: «Ладно, пойдем в мой дом, пока вы своего не нашли». Только еще крепче сжал дубинку в руке.

Незнакомец шагал впереди, а братья поспевали за ним. Дом этого человека был недалеко, но дорога только и делала что петляла: нелегко будет потом выйти на прямую дорогу, ведь повсюду, где они шли, извивалось множество разных тропинок.

Матилин опять устал.

– Мы еще не пришли? – спросил он.

– Во-он там, – ответил чернобородый господин. Перед ними стоял дом, из трубы шел дым. К ним подбежала собака и начала радостно прыгать вокруг, пока все трое шли по двору, потом вышла девушка и поздоровалась с хозяином, назвав его отцом. Потом она повернулась к мальчикам, взяв обоих за руки с нежным и веселым видом.

Они вошли в комнату, где на стенах весели красивые картины, освещенные огнем, потрескивавшим в камине. Вокруг маленького посеребренного столика с разной вкусной едой и напитками стояли стулья, обитые разноцветной тканью.

Девушка предложила им сесть, и мальчики опустились на стулья. Стулья были мягкими, как пуховая перина, и сидеть на них было так удобно, что Матилин, закрыв глаза, вздохнул от удовольствия.

Вдруг в комнату вошли два мальчика, чуть постарше Эрве и Матилина; один из них нес на плече одежду, а другой – теплую воду в серебряной миске и белые полотенца. Девушка приказала братьям идти следом за слугами, а потом возвращаться к столу.

В соседней комнате слуги помыли мальчикам ноги, руки, головы, причесали их и надушили, а потом одели в костюмы из белого и голубого шелка с серебряными манжетами, надели на них ботинки, которые блестели, как зеркала, и шляпы с лентами и белыми перьями. Матилин просто дрожал от восторга. Но Эрве удивила такая суета вокруг его персоны, и он спросил слуг, почему с ними так почтительно обращаются. Но ни тот, ни другой слуга ничего не ответили, а только насмешливо посмотрели на братьев.

Мальчики вернулись в гостиную. Эрве не выпускал из рук дубинки, хотя это не очень подходило к его новому костюму, так что девушка даже рассмеялась, когда он со своей дубинкой сел за стол. Но Эрве не обращал внимания и не расставался с завещанием матери, будто чувствовал, что дубинка защищает его.

За столом с ними почтительно обходились и сам хозяин, и его дочь. Один слуга подавал еду, другой подливал питье. Еда были вкусной, и Матилин, который всегда был лакомкой, никак не мог наесться досыта. Вино, которое они пили, было крепкое и теплое; вкус у него, правда, был немного странный, и оно очень быстро проникало в кровь, обволакивало ум и ослабляло сердце, так что Эрве даже испугался тех мыслей, которые приходили ему в голову, пока он пил. Он чувствовал, что нужно с ними бороться, но сердце его было бессильно: он страстно хотел жить тихо, в свое удовольствие, поменьше двигаться, без трудностей, без неприятностей; дурнота, накатившая на него, мешала ему встать с места. Ему было хорошо здесь, за столом, даже лучше, чем дома.

Эрве оставил полный стакан на подносе и сжал дубинку в руке, призывая мать на помощь. Он посмотрел на Матилина. Тот уронил и нож, и ложку и уснул на стуле, обитом шелком. Щеки его раскраснелись, а на губах застыла нежная улыбка.

Хозяин дома сказал Эрве:

– Твой брат устал. Если хотите поспать, вас отведут в комнату, там вы отдохнете. А потом я покажу вам, как идти в вашу страну к вашему дому. Я хочу, чтобы вы у меня пожили дня четыре, за это время я смогу разузнать, как вам добраться до дому.

Эрве поблагодарил хозяина, попрощался с девушкой и взял брата за руку, чтобы разбудить его.

Как только братья пришли в спальню, Матилин снова заснул. Эрве остался стоять. Он подошел к окну и, опершись на свою дубинку, стал смотреть вниз. Из окна он увидел ровную местность, похожую на луг, посреди нее – площадку, окруженную стеной. Дальше виднелось что-то похожее на лес или море – то ли листва, то ли вода. Не было слышно ни одного звука, который выдавал бы присутствие в доме и во дворе людей или животных. Глядя вдаль, он думал: «Неужели не к добру то, что мы сюда попали?»

И тут же он вспомнил, что выпустил из рук дубинку перед тем, как встретить хозяина этого дома. А ведь мать наказывала ему всегда держать дубинку при себе, пока он будет в дороге. «Эх, плохо я сделал!»

Он и не знал, что думать дальше, когда в комнату вошел слуга.

– Спускайтесь вниз, – сказал он, – вас ждет мой хозяин.

Эрве встряхнул брата, разбудил его, и они спустились вслед за слугой. Матилин просто сиял от счастья, а Эрве хмурился: его одолевали невеселые мысли.

Хозяин уже ждал их на пороге. Они обошли дом кругом и очутились в саду. Сад был большой, там росло много плодовых деревьев и цветов. С дерева на дерево перелетали разноцветные птицы, которые пели не хуже соловьев; ручьи, спрятавшиеся в зелени, журчали с серебряным перезвоном, струясь по золотистому песку. Гулять среди такой красоты было просто восхитительно. Легкий ветерок шелестел среди деревьев, такой же нежный, как рука матери, ласкающая ребенка. Матилин млел от всего этого великолепия, сердце его веселилось все сильнее, и он забывал обо всем. Он не думал больше ни о доме, ни о том, кто он такой и откуда пришел: ему, наверное, казалось, что он и есть хозяин этого сада и останется здесь навсегда.

Но Эрве не позволял всем этим наваждениям мутить свой разум, и его взгляд не останавливался на деревьях и цветах. Вдалеке, за садом он видел крыши домов, но никто не собирался к ним подходить. Эрве спросил у хозяина, что это за дома.

– Потом, попозже, – ответил хозяин, – мы пойдем туда завтра, или, может, послезавтра.

– А площадка за стеной, которую я видел с той стороны дома?

Хозяин внимательно посмотрел на мальчика, наверное подумав, что тот слишком любопытен:

– И туда мы потом сходим.

Уже спускался вечер, и пора было ужинать.

Стол, накрытый белой скатертью, был для них такой же радостью, как и сад с цветами: посреди стола стоял букет роз, а щебетание девушки ничем не уступало птичьим трелям. Девушка поприветствовала Эрве и Матилина и спросила, хорошо ли они погуляли.

Снова на стол подали изысканные кушанья, но Эрве старался пить как можно меньше вина. А вот Матилин ничего не оставлял без своего внимания, ел и пил вволю. А когда он встал, чтобы идти в комнату, то Эрве пришлось его поддерживать. Однако язык у Матилина развязался: он на все лады благодарил и хозяина, и его дочь. Когда он улегся в кровать, он даже не мог сразу заснуть, все нахваливал их брату. Ночью ему снились прекрасные сны, и чем дальше, тем приятнее они становились…

А Эрве чем дальше, тем больше задумывался. Хозяин дома и его дочь не обращали внимания на то, как вел себя за столом Матилин. Эрве готов был поверить, что им даже нравились его кривлянья, потому что дочь хозяина посмеивалась над Эрве за то, что он не пил вина. Однако Эрве был упрям; он дал себе слово следить за всем, что будет происходить. «Завтра утром, – подумал он, – я скажу Матилину все, что я думаю, ведь еще немного – и он позволит делать с собой все, что угодно».

Он положил дубинку под подушку и, прочитав молитвы Богу и святому Эрве, заснул.

Как только Эрве забылся во сне, ему привиделось, будто дубинка поднялась сама собой. Голова святого на дубинке стала большой, как голова живого человека. Светящиеся глаза обратились на Эрве, однако губы оставались неподвижными, и вскоре видение исчезло.

На следующий день взволнованный Эрве рассказал брату свой сон, а с него перевел разговор на свои раздумья, сказал, что надо быть начеку, что бы ни творилось в доме.

Но Матилина такие разговоры не смутили.

– Бояться тут нечего, – сказал он, – послезавтра мы отсюда уйдем.

Утро пролетело быстро. После обеда хозяин снова устроил прогулку: он отвел братьев к одному из тех домов, которые они видели накануне. Вокруг дома, как и везде, росли фруктовые деревья, пели птицы и цветы. Хозяин взял ключ и отворил дверь. Мальчики так и застыли на пороге в удивлении. Но если Эрве казался испуганным, то Матилина просто заворожило то, что он увидел.

Так что же увидел Эрве, а что Матилин?

Весь дом состоял из одной широкой и длинной комнаты; свет в нее попадал через высокие окна. По обеим сторонам рядами лежали, сидели и стояли человеческие тела. Матилин видел облаченные в красивые одежды восковые фигуры с просветленными лицами, с живыми глазами; а перед Эрве предстали синие и черные трупы одетых в рубища крестьян и ремесленников.

Матилин переходил от одной фигуры к другой, рассматривая каждую вблизи и нахваливая красивую одежду. Эрве протирал глаза, но видел только унылых и отвратительных мертвецов. Он не смел и не хотел говорить, ведь хозяин, который шел следом за ними, улыбался, слушая, что говорил Матилин.