Текст книги "Джентльмены против игроков"

Судья Прист, все еще крепко сжимавший в руке маленькую ладошку в варежке, заговорил, обращаясь к толпе. Знакомый каждому силуэт темнел на фоне горящих позади и впереди него бараков. Знакомый каждому голос сделался таким высоким, что его слышали все мужчины и юноши.

– Любезные сограждане, – произнес судья, – перед вами небольшая часть кавалерии Форреста. Однажды мы уже были солдатами, теперь вновь стали ими. Но ни у одного из нас нет оружия. Наши руки пусты. Если вы пойдете вперед, мы не сможем остановить вас силой, но и с места не сдвинемся. А если вы выстрелите, то попадете в кого-то из нас. Поэтому, в качестве личной услуги мне и этим джентльменам, просто постойте на месте и не стреляйте, пока не увидите, что мы собираемся сделать. Вас ведь такое устроит? Впереди целая ночь, торопиться вам некуда, парни.

Он не стал ждать ни от кого ответа. Судья знал по имени добрую половину этих людей, а в лицо – другую половину. И все они знали его. Как знали сына Тони Паласси, и отца Минора, и хромого кузнеца, и маленького еврейского торговца, который стоял, широко расставив ноги, и богатого банкира, и бедного плотника, и главу оптовой торговой компании, и всех прочих стариков, неровной линией тянувшихся от судьи, похожих на столбы недостроенного забора. Выстрелы еще не прозвучали, и, как будто совершенно уверенный, что люди будут ждать, пока он не покончит с делом, и полностью полагаясь на это их невысказанное обещание, судья Прист встал к ним вполоборота и склонился к маленькому Тони.

– Приятель, – сказал он, – ты ведь не боишься, правда? Тони посмотрел на своего друга и решительно замотал головой. Нет, он не боялся. Тони все это казалось забавным.

– Ты мой маленький рыжий дружище! – Судья Прист подхватил Тони под руки, поднял малыша на плечи и развернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу с тихими фигурами, застывшими в тени насыпи. – Видишь вон тех мужчин, малыш? – напутствовал он. – Ну, а теперь заговори с ними так громко, как только сумеешь, и перескажи то, что я говорил тебе всю дорогу с тех пор, как мы оставили твою мамочку. Скажи им, что я большой судья из большого суда. Скажи, что среди них есть человек, который должен выйти и отправиться со мной. Они знают, кого я имею в виду. Скажи им, что этот человек не пострадает, если выйдет прямо сейчас. Скажи, что ни один из них не пострадает, если они будут делать так, как я говорю. Скажи, что отец Минор здесь, он отведет их в теплое и безопасное место, где они смогут переночевать. Сумеешь запомнить все это, сынок? Тогда скажи им это по-итальянски, быстро и громко.

И Тони Вульф Тон сказал. Не обращая внимания на сотни глаз, следивших за ним, даже позабыв на минуту о пожаре, Тони широко раскрыл маленький рот и пронзительным голосом передал сообщение на родном языке его отца, сдобренном мягким акцентом страны его матери и приправленном тут и там одним-двумя солеными американскими словечками. Его слушали. И понимали. Этот ребенок, этот бамбино, говорящий на смеси языков, которую мужчины, тем не менее, могли разобрать, несомненно, не лгал им! И священник, стоящий на снегу рядом с малышом, не предаст их. Они это прекрасно поняли. И, возможно, флаг, барабан, флейта, горн, бледное подобие военного строя, который поддерживали добровольные спасители, оказавшиеся так кстати и обещавшие помощь, безопасность и кров на ночь, стали для них тем самым символом власти, о котором догадался судья Прист в минуту озарения в Камлейтер-Холле.

Вожак сицилийцев, сжимавший пистолет, выступил на шаг или два вперед и что-то крикнул, а когда Тони Вулф ответил со своего насеста на плечах старого судьи, мужчина, словно удовлетворившись, развернулся и, жестикулируя, деловито заговорил с несколькими обступившими его товарищами.

– Что он сказал, малыш? – спросил судья, вытягивая шею, чтобы взглянуть вверх.

– Он сказал, господин судья, что им нужно это обсудить, – ответил Тони, вытягивая шею, чтобы посмотреть вниз.

– И что же ты ответил ему?

– Я ответил: «Давай, малец!»

Скрытый пухлым телом Тони, оседлавшего его шею, старый судья усмехнулся про себя. Волна смеха пробежала по рядам замершей толпы, голос Тони разносился далеко, и его манеру речи, видимо, встретили с одобрением. Психологию толпы, по словам одних ученых, понять трудно, а по мнению других – довольно легко.

Из глубины ватаги сицилийцев выдвинулся мужчина, но не тот, высокий, с пистолетом, а маленький и коренастый, который шел прихрамывая. В одиночестве он пересек хрустящий снег и подошел к тому месту, где, ожидая и наблюдая, стояли ветераны. Толпа, все еще сосредоточенно тихая, тоже ждала и наблюдала.

С оттенком театральности, присущей его народу, мужчина бросил нож к ногам судьи Приста и протянул обе руки в знак капитуляции. На людей, которые пришли отнять его жизнь, он почти не обращал внимания, лишь бросил на них косой взгляд через плечо. Он смотрел в лицо судьи, в лицо маленького Тони и в серьезное лицо старого священника, стоявшего рядом с этими двумя.

– Парни, – судья опустил Тони и жестом привлек внимание своих сограждан, – парни, вот человек, который утром совершил преступление, он отдает себя под мою защиту. И под вашу. Сейчас он отправится со мной в окружную тюрьму как заключенный. Я дал свое слово и дал слово от имени всего города, что его не тронут ни по дороге туда, ни на месте. Знаю, среди вас нет человека, который не помог бы мне сдержать это обещание. Ведь я прав, парни?

– Ох, черт возьми, судья, вы победили! – забавно подражая подвывающей манере речи самого судьи, прокричал из толпы мужчина, в котором позже признали одного из близких друзей Бивера Янси.

Тут все снова засмеялись, а кто-то начал хлопать.

– Я так и думал, – ответил судья. – А теперь, парни, у меня есть идея. Понимаю, что после всего этого топтания по сугробам никто из нас не жаждет возвращаться домой, так ничего и не сделав. Мы же не хотим чувствовать, что напрасно потратили целый вечер, не так ли? Видите, там горит лачуга? Так вот, это собственность железной дороги, а мы не желаем, чтобы пострадала железная дорога. Так давайте же потушим огонь – давайте потушим его снежками!

Поясняя свое предложение, он наклонился, зачерпнул обеими руками горсть снега, сжал ее и неуклюже бросил в направлении пылающих бараков. Снежок пролетел над целью, не попав в нее, но намерение, без сомнения, было хорошим. С веселым гиканьем четыре сотни мужчин и почти взрослых юношей убрали в карманы свое оружие и зарылись ладонями в поземку.

– Подождите минуту, мы сделаем это под музыку военного оркестра! – крикнул судья и дал сигнал.

Ударил барабан, а старый мистер Харрисон Тризе утопил флейту в своих белых усах, и в воздухе раздались первые ноты «Янки-дудла»2525
  «Янки-дудл» – ироническая песня, никогда не бывшая официальным военным гимном американской армии, но неофициально в этом качестве использовавшаяся регулярно. Для большинства южных штатов она даже через столько лет после войны оставалась слишком «северной» (в их понимании янки – синоним противника), но для Кентукки – в самый раз. (Примеч. сост.)


[Закрыть]. Судья слепил еще один снежок.

– Все готовы? Тогда цельсь! Пли!

Примерно двести снежков ударились и разлетелись на пылающей красной мишени. Нарастая, разносилось громкое шипение.

Сразу после этого первого залпа и прозвучал единственный выстрел. Потом выяснилось, что когда мужчина по имени Айк Бауэрс наклонился загрести снег, пистолет, который он забыл разрядить, выскользнул из кармана и упал на сломанную доску. Стремительно сработала игла на конце ударника. Сицилийцы на мгновение дрогнули, качнулись туда и обратно, но потом успокоились, когда к ним, подняв руки, шагнул отец Минор. А вот сержант Джимми Бэгби озадаченно коснулся головы, развернулся и во весь рост растянулся на снегу.

Была почти полночь. Полуобгоревший остов барака в опустевшей низине за старым фортом все еще дымился, но больше не горел. Его прежние обитатели, спасенные все до единого, спали в полумиле от него, в паровозном депо под защитой полицейских и священника. Тот же из них, кто в целости и сохранности добрался до камеры окружной тюрьмы, вероятно, тоже спал. Лингвистическое чудо, мастер Тони Вульф Тон Паласси, крайне уставший, тихо сопел под боком у матери, а та плакала над ним от гордости и нежно целовала его раскрасневшееся личико. Семье Паласси выпала огромная честь, что уж говорить о семье Каллахан. В одиннадцать часов местный корреспондент «Курьер-журнала» и других городских газет позвонил узнать, где он может получить свежую фотографию мальчика для повсеместной ее публикации.

Вообще говоря, и остальные жители города в тот поздний полуночный час тоже лежали в своих постелях. Но вот в окнах кабинета доктора Лейка, на втором этаже здания Плантаторского банка, горел свет, а на кожаной кушетке в смотровой растянулась грузная фигура. Руки лежащего безвольно покоились на груди, голова его была обмотана множеством слоев ваты и хирургических бинтов. Над ним стоял старый доктор Лейк, держа на открытой ладони маленький черный сплющенный предмет. Дверь, ведущую в приемную, приоткрыла чья-то нога, и в щели возникло охваченное скорбью лицо судьи Приста с влажными глазами.

– Вон! – рявкнул доктор Лейк, не поворачивая головы.

– Лью, это я! – сказал судья Прист тем шепотом, которым инстинктивно начинало говорить любое цивилизованное существо, кроме врача или профессиональной медсестры, во время бесспорно страшного визита. – Я больше не мог ждать ни минуты! Ни волоска со старой седой головы Джимми Бэгби не променяю на всех Биверов Янси, которые когда-либо на свет рождались. Лью, ответь, есть шансы?

– Билли Прист, – строго произнес доктор Лейк, – главная проблема с тобой в том, что ты говоришь и действуешь опрометчиво. Бивер Янси не умрет – его и топором не прибьешь. Не знаю, отчего эта история так разрослась к ночи. И с Джимом Бэгби тоже все в порядке, разве что завтра ему грозит сильная головная боль. Пуля чиркнула по черепу и застряла под скальпом. Вот она, я только что ее извлек… О господи! А теперь взгляни, что ты наделал, врываясь сюда и заливая все вокруг слезами!

Перебинтованная фигура села на кушетке и освободила глаза от низко намотанных слоев марли.

– Это ты, судья? – поинтересовался сержант Бэгби своим обычным голосом и почти в обычной своей манере.

– Да, Джимми, это я. – Судья Прист перенесся через комнату к своему другу – не подбежал, не перепрыгнул, не проковылял, а именно перенесся. – Да, это я, Джимми.

– В другой комнате есть еще кто-нибудь из парней?

– Да, Джимми, они все там, ждут.

– Ну так бросай носом хлюпать и зови их прямо сюда! – твердо произнес сержант Бэгби. – Я много лет пытаюсь заставить кого-нибудь высидеть на месте достаточно долго, чтобы досказать историю про генерала Джона Брекенриджа и генерала Симона Боливара Бакнера2626
  Военные и политические деятели, чья судьба была связана со штатом Кентукки. Можно понять, отчего бывшие однополчане так неодобрительно относились к предшествующим попыткам Багби рассказать эту историю: она слишком хорошо известна всем кентуккийцам. Брекенридж был одним из отважнейших и талантливейших полководцев-южан, а Бакнер, наоборот, едва ли не самым неудачливым и бестолковым. Но к началу войны Бакнер имел более высокое воинское звание и стаж службы – так что, по иронии судьбы, именно он дал Брекенриджу рекомендации, позволившие тому получить место в рядах Конфедерации. (Примеч. сост.)


[Закрыть]; и меня все время что-нибудь прерывает. Похоже, на этот раз у меня появился шанс ее закончить. Зови парней сюда!

Перевод Марии Акимовой

Хискич Хискич-Причард

Хискич-Причард – автор в значительной степени канадский, но не американо-канадский, как те многие, которые впоследствии проявляли себя в литературе США, а британо-канадский. Для эпохи могущества Британской империи с Канадой в качестве ее доминиона такое раздвоение не было редкостью. Впрочем, фигура именно этого автора не слишком-то типична для любой эпохи: он умелый и плодовитый писатель, работавший в самых разных жанрах, – и при этом столь же «многостаночный» строитель империи. Той самой, Британской.

Хискичу-Причарду доводилось вести исследовательские экспедиции в северных лесах и южных джунглях, возглавлять официальные делегации и диверсионные отряды, вести бой на дистанции рукопашной схватки, кинжального удара и снайперского огня. Во время Первой мировой он стал одним из отцов-основателей снайперской школы, за счет своих «имперских» навыков усовершенствовав и тактику действия, и маскировочный костюм, идею которого в европейских армиях принимали довольно-таки неохотно.

Все это он так или иначе трансформировал в своем литературном творчестве. Многие его романы и циклы рассказов написаны в соавторстве с матерью, Кейт Хискич-Причард, имевшей, конечно, больше свободного времени, чем сын (с его-то бурной биографией!). Степень ее участия в цикле о Джо Новембере, то есть Ноябрьском Джо, канадском следопыте, время от времени поневоле переходящем к детективной работе, вызывает вопросы, а в предлагаемом вниманию читателей рассказе даже сомнительна. Тем не менее Хискич и Кейт, сын и мать, много лет составляли успешный литературный дуэт, чья необычность вполне соответствует нестандартности боевого и творческого пути Хискич-Причарда.

Чем ближе я узнавал Джо, тем больше восхищался им. Сказать по правде, меня не оставляла надежда, что какое-нибудь новое происшествие даст ему возможность еще раз продемонстрировать свои удивительные способности. Конечно же, он прекрасно разбирался в обыденных деталях лесной жизни, и общение с таким опытным лесовиком было для меня сплошным удовольствием.

Это случилось вскоре после нашего возвращения из Сен-Амьеля. Под руководством Джо мне удалось подстрелить крупного благородного оленя на озере Уиддни, и так уж получилось, что именно тогда я узнал новости о старине Хайэмсоне. Мы отправились повидаться с ним, поскольку Джо уверил меня, что старик когда-то был неплохим чучельником.

Оказалось, что он живет неподалеку вместе с дочерью, Джейн Лайон. Оба выглядели вполне счастливыми, но, должен признать, у меня возникли опасения, что миловидной Джейн недолго оставалось носить фамилию Лайон, о чем я и поведал Джо по пути назад.

– Такова жизнь, – ответил он. – Старина Хайэмсон жаловался, что Бакстер Герд и Миллер не дают ей проходу. Что ж, думаю, девушке в любом случае нужно выйти замуж.

– А ты сам не думал о женитьбе, Джо? – спросил я.

Это было бы естественно для тех, кто не испытывает такой сильной тяги к лесу, но тот, кто слышал крик гагар на озерах, воспринимает все немного иначе.

– Иногда встречаются очень милые девушки, Джо.

– Вы повидали больше моего, мистер Куоритч, – рассмеялся Джо. – Но и вы тоже не получаете телеграмм от миссис Куоритч с просьбой прийти и спеть ребенку колыбельную.

Я не придумал, что ответить на это слишком язвительное замечание, и какое-то время мы шли молча. Уже приближался вечер и начался дождь, когда мы свернули на короткую, длиной всего в одну милю дорогу к хижине Новембера. Проследив за взглядом Джо, я увидел на земле свежие следы.

– Ну и что ты об этом скажешь? – поинтересовался я, как всегда, радуясь любой возможности проверить таланты Джо.

– Попробуйте сами, – предложил он.

Это были обычные следы, и узнать из них я сумел совсем немного.

– Здесь прошел человек в мокасинах – вероятно, индеец. Правильно? – спросил я.

Джо Новембер мрачно усмехнулся.

– Не совсем. Это не индеец, а белый человек. Он несет важные новости и пришел не издалека.

– Ты уверен?

Я наклонился и пригляделся внимательней, но без особого результата.

– Уверен. У индейских мокасин нет каблуков, а у этих есть. И он пришел не издалека, потому что двигался быстро, – посмотрите, он ставил ногу на носок. А когда человек заканчивает путь бегом, можете не сомневаться, что у него есть на то серьезные причины. По этой дороге ему не попасть никуда, кроме как в мою хижину, так что скоро мы с ним увидимся.

Когда десятью минутами позже мы подошли к дому Новембера, то ничуть не удивились, обнаружив, что кто-то сидит на бревне возле двери и курит трубку. Это был дородный мужчина средних лет с грубыми чертами лица, и седины в его рыжей бороде виднелось больше, чем следовало бы ожидать в его возрасте.

Он поднялся и шагнул нам навстречу.

– Черная Маска опять взялся за старое! – выкрикнул он. Я заметил на лице Новембера проблеск интереса, если не предвкушения. Он обернулся ко мне.

– Это мистер Клоуз, управляющий лагерем Си2828
  Организованные лагеря лесорубов и охотников-промысловиков в тех краях обычно получали наименования по буквам латинского алфавита: A, B, C, D… Однако, когда они обретали черты долговременных поселений, такие буквы уже начинали восприниматься как полноправные названия. (Примеч. сост.)


[Закрыть] целлюлозной компании «Речная звезда», – сказал он. – Рад познакомить вас с мистером Куоритчем, мистер Клоуз. – На этом церемонии закончились, и он добавил обычным рассудительным тоном: – Что Черная Маска натворил на этот раз?

– Все те же старые фокусы. Но теперь уж мы поймаем его за хвост, или мое имя не Джошуа Клоуз.

Он поднял голову, заметил недоумение на моем лице и пояснил специально для меня:

– В прошлом году на дороге из лагеря в поселок произошло пять ограблений. Каждый раз доставалось какому-нибудь одинокому лесорубу, остановившемуся на привал, и каждый раз грабителем был человек в черной маске. Новембер как раз уехал отсюда.

– Да, в Вайоминг, встречаться с адвокатом из Филадельфии по поводу того вапити, – добавил молодой лесоруб.

– Полиция никого и не арестовала, хотя однажды прибыла на место спустя всего четыре часа после ограбления, – продолжал Клоуз. – Но это дела давно минувших дней. Я прибежал сюда со скоростью семь миль в час из-за того, что приключилось вчерашней ночью с Дэном Майклзом. Дэн пахал как вол без малого три месяца, а позавчера заявился ко мне в кабинет и сказал, что у него умерла мать и он должен уехать на похороны. Дэн – славный малый, и я попытался отговорить его, напомнив, что в последний раз он ездил на похороны матери год назад, когда мы работали к северу от озер. Но это не помогло, его так распирало, что он и слушать ничего не хотел. Он заработал кучу денег, и было видно, что ему не терпится все спустить, так что я заплатил ему и сказал, что постараюсь сохранить за ним место, пока он не вернется с похорон. Я дал ему на кутеж десять дней. Да, было около четырех пополудни, когда я рассчитался с ним, ничуть не сомневаясь, что он останется на ночь в лагере и уйдет на рассвете. Но ничего подобного: что-то в моих словах разозлило его, он заявил, что не станет ночевать в лагере, где командует такой мошенник, как я, и тут же отправился в поселок.

– Своим ходом?

– Да, и притом один. А ранним светлым утром вернулся назад, и послушайте, какую небылицу он мне рассказал.

Дэн прошел уже около восьми миль, когда начало темнеть, и он решил остановиться на ночлег возле наших прошлогодних вырубок. Ночь выдалась чудесная, а у него с собой не было ничего, кроме пачки денег и одеяла, так что он отправился к просеке Перкинса, разжег костер у скалы, окруженной ельником, и лег спать. Заснул он мгновенно и поэтому не помнит ничего до того момента, когда его разбудил громкий голос. Дэн сел, протирая глаза, но то, что он услышал, заставило его проснуться окончательно: «Руки вверх, и без глупостей!»

Разумеется, он поднял руки; выбора не было, он ведь никого не видел. Затем другой голос из кустов приказал ему вытащить деньги и положить их по другую сторону костра, а иначе пусть пеняет на себя. Дэн заметил, как в кустах сверкнул ствол револьвера. Он выругался, но грабитель держал его на мушке, и Дэн бросил деньги туда, куда велели. Березовое полено вспыхнуло в тот самый момент, когда пачка упала на землю, и Дэн разглядел, как какой-то парень в черной маске поднял деньги и тут же скрылся в темноте. Все это время Дэн одним глазом следил за кустами, где прятался человек с револьвером, но тот больше не показывался. Затем первый голос приказал ему два часа не двигаться с места, а иначе его пристрелят как собаку. Дэн просидел положенное время, так и не услышав ни единого звука, после чего вернулся в Си.

Когда парень рассказал свою историю, весь лагерь взбесился почти так же, как и он сам. Они объявили награду в пятьдесят долларов за любые сведения, которые помогли бы поймать грабителя, а я добавил еще сотню от лица компании. Так что, Джо, если ты сцапаешь этого мерзавца, то окажешь всем большую услугу, да и сам внакладе не останешься.

Клоуз посмотрел на Новембера, который выслушал весь его рассказ, сохраняя обычное молчание.

– Парни из Си знают, что вы отправились ко мне? – спросил Джо.

– Нет, я решил, что не стоит им ничего говорить.

Новембер помолчал еще немного.

– Тогда вам лучше вернуться, – сказал он наконец. – Я схожу на просеку Перкинса и осмотрю место, где произошло ограбление, а потом найду какой-нибудь предлог, чтобы заглянуть в лагерь Си и сообщить вам, что дали поиски.

Клоуз согласился, и вскоре мы уже смотрели ему вслед, пока высокую фигуру управляющего не поглотили сумерки.

Я хотел было спросить Новембера, что он думает об этом ограблении, но никогда еще Джо не был таким необщительным. Он сидел с трубкой в зубах и то и дело уводил разговор в сторону, до тех пор пока мы не отправились в лес.

Луна прочертила широкую дугу в небе, освещая нам путь. После того как мы пересекли высокий, поросший лесом хребет, дорога была в целом приятной, и мы шли без остановки, пока огромные черные силуэты деревьев на фоне серого рассветного неба внезапно не расступились, выводя нас на просеку.

– Вот это место, – объявил Джо.

Постепенно рассвело, и он принялся за осмотр стоянки Дэна Майклза. Зола от костра и еловый лапник, составлявшие скудное убранство бивака, не вызвали у Джо Новембера особого интереса. Он бродил взад-вперед по просеке, вероятно, изучая цепочки следов, но недавний проливной дождь почти полностью размыл их, и через десять минут Джо бросил это занятие.

– Что ж, – мягким тоном произнес он, – ему опять повезло.

– Кому?

– Грабителю. Как и в прошлом году! Он снова не оставил следов.

– Они не оставили, – поправил я.

– Он был один, – возразил Джо.

– Но Майклз слышал два голоса, и парень в маске появился в тот же самый момент, когда в кустах сверкнул револьвер второго грабителя.

Не говоря ни слова, Новембер повел меня мимо погасшего костра на дальнюю сторону просеки и раздвинул еловые ветки, которые недавно внимательно осматривал.

На высоте примерно в пять футов от земли две-три ветки были сломаны, а кора на них ободрана до самого ствола.

– Он очень забавный парень, этот, с револьвером. – Новембер запрокинул голову и рассмеялся. – Здесь был только один грабитель, и он закрепил свое оружие в развилке, чтобы Дэн подумал, будто на него напали двое. Ловкий трюк!.. Дождь смыл почти все следы, так что мы оправимся в лагерь Си и попытаем удачи там. Но сначала нужно подстрелить оленя, и тогда ребята решат, что я просто принес им немного мяса, как обычно делаю, когда охочусь возле лагеря.

По пути в Си Новембер заметил след молодого оленя, переходившего дорогу во время дождя. Я остался ждать, а Джо тенью проскользнул в малинник и вернулся спустя двадцать минут с оленьей тушей на плече. Едва ли кто-нибудь мог потягаться с Новембером в умении подкрасться к добыче и сделать точный выстрел.

В лагере Си он продал оленью тушу повару, и мы отправились в контору. Все лесорубы были на работе, но управляющего Новембер все же застал в кабинете и поделился с ним новостями. Однако я обратил внимание, что Джо ни слова не сказал о своей версии с одним грабителем.

– Это означает, что мы сели в галошу, – заметил Клоуз, когда он закончил рассказ.

– Боюсь, нам придется подождать, пока не ограбят еще одного бедолагу, – согласился Джо.

– Ты думаешь, они снова на это отважатся?

– Конечно. Кто же бросит дело после такой удачи?

– Я бы тоже так решил, но дело в том, что ребята больше не хотят ходить по одному. Они слишком напуганы. Сегодня шестеро моих парней уходят в поселок. Они надеются встретить этих мерзавцев и грозятся сделать из них решето. Но, конечно же, эти двое и носа не покажут. Они не рискнут напасть на такую большую команду!

– Может быть и так, – сказал Новембер. – С вашего разрешения, мы с мистером Куоритчем хотели бы заночевать здесь.

– Хорошо. Только я не смогу составить вам компанию. Мне нужно разобраться со счетами, и я их непременно сведу, даже если на это уйдет вся ночь.

– И есть еще один вопрос, на который мне хотелось бы получить ответ. Дело вот в чем: откуда грабитель узнал, что у Майклза есть чем поживиться? Или о том, что парень собрался уйти в загул? Он должен был кому-то об этом рассказать. У Черной Маски есть приятель в лагере, это точно. Если только…

– Если только?.. – повторил управляющий.

Но Новембер больше не сказал ни слова. Какая-то мысль пришла ему в голову, но Клоуз не смог ничего из него вытянуть. Однако я видел, что он полностью доверяет неразговорчивому лесорубу.

На следующее утро Новембер, казалось, раздумал куда-то уходить, а незадолго до обеда полдюжины человек примчались в лагерь, громко крича все разом, так что поначалу невозможно было понять, в чем причина переполоха. Управляющий вышел из конторы послушать, что они скажут.

Повар и его помощник присоединились к возбужденной толпе, тоже на что-то жалуясь и жестикулируя с необычной оживленностью.

Новембер прислонился к стене барака и молча наблюдал за ними с мрачной усмешкой.

– Я же вам объясняю: нас ограбили, обчистили до последнего цента, всех шестерых! – вопил коротышка с рыжеватой бородой.

– Этто прафда! – крикнул светловолосый швед, и все загомонили опять, размахивая руками и пытаясь что-то объяснить.

Новембер подошел ближе.

– Послушайте, парни, вот же хорошее, удобное бревно. Швед в ответ зарычал, но, посмотрев в глаза Новемберу, сразу же остыл. Никому не хотелось ссориться с Джо.

– Я предлагаю сесть на это бревно, ребята, – продолжал Новембер, – и выбрать, кто из вас будет говорить. А остальные должны помолчать, пока он не закончит, и тогда мы быстрее поймем, что случилось. С каждой потраченной впустую минутой у этих грабителей все больше шансов уйти безнаказанными.

– Новембер прав, – сказал здоровенный лесоруб по имени Томпсон. – Вот как все было. Вчера утром наступила наша очередь, и после обеда мы все вышли из лагеря. Когда стемнело, мы остановились на ночлег в бревенчатой сторожке у моста Тайдсона. Помня о том, что случилось с Дэном, мы договорились караулить по очереди до самого рассвета. Первым дежурил Гарри. Через полтора часа он должен был разбудить меня. Но не разбудил… Когда я проснулся, солнце уже встало, а все остальные еще спали. Я очень удивился, но потом взял чайник и пошел за водой к ручью. Тут-то я и заметил, что мой пояс пуст и все деньги пропали. Я побежал назад. Гарри проснулся, и как только я рассказал ему все, сразу же схватился за пояс и выяснил, что денег там нет. Затем проснулись Крис, Билл Мейвер, Женатик Чарли и Большой Ларс, и будь я проклят, если всех их не ограбили точно так же.

Дружный вздох подтвердил правдивость его слов.

– Мы готовы были рвать и метать, – продолжал оратор. – Выскочили из дома и стали искать следы воров.

По лицу Новембера пробежала тень отчаяния. Я понял, что он думает сейчас о тех бесценных сведениях, которые шестеро потерпевших уничтожили, затоптав своими ботинками.

– Ну и как, нашли? – задал вопрос Новембер.

– Нашли, и довольно четкие, – ответил здоровяк. – Это был один человек. Он пришел со стороны ручья, сделал свое дело и вернулся к воде. Это был высокий тяжелый парень с большими ступнями, в ботинках из воловьей кожи, с заплаткой на правом. В левом каблуке пятнадцать гвоздей, а в другом – семнадцать. Как тебе такие следы?

Новембер, вне всякого сомнения, был удивлен. Он молчал целую минуту, а потом строго посмотрел на рассказчика.

– Сколько бутылок виски вы выдули? – спросил он.

– Ни одной, – ответил Томпсон. – Ты же знаешь, что ближе, чем в Лаваллоте, выпивки не найти. Мы не напились, нас отравили. Иначе и быть не может, хотя как меня могло шибануть, если я ел только хлеб с беконом и запивал чаем, который заварил собственными руками?

– А где чайник?

– Мы оставили его вместе со сковородой в доме, когда выскочили ловить вора. Ты пойдешь с нами, Нов?

– С одним условием – иначе я за это дело не возьмусь.

– Что за условие?

– Никто из вас и близко не подойдет к сторожке у моста Тайдсона, пока я не разрешу.

– Но мы тоже хотим поймать грабителя.

– Отлично. Вот и ловите, если уверены, что у вас получится.

Вспыхнул спор, но вскоре все они, один за другим, согласились:

– Хорошо, пусть этим займется Нов.

– Позаботься о том, чтобы мои сто девяносто долларов вернулись ко мне, Нов.

– Не будем мешать Нову. Действуй, Нов.

Новембер рассмеялся.

– Думаю, все вы держали деньги при себе, когда спали? Так и оказалось. У Ларса и Криса были бумажники, и оба нашли их в углу дома выпотрошенными.

– Ну хорошо, мы с мистером Куоритчем отправимся туда вдвоем. Я дам вам знать, парни, если мне удастся что-то разнюхать. – Тут Новембер резко обернулся к верзиле-рассказчику. – Между прочим, Томпсон, ты успел налить воды в чайник перед тем, как обнаружил пропажу?

– Нет, я сразу побежал назад.

– Удачно вышло, – сказал Новембер, и мы, сопровождаемые ревом вопросов, направились к каноэ, которое нам любезно одолжил Клоуз. По воде мы могли добраться до моста Тайдсона меньше чем за два часа.

Очевидно, Новембер не был расположен к разговорам, потому что в дороге он, усердно работая веслом, затянул своим неумелым, но приятным тенором одну из самых печальных песен из всех, какие я когда-либо слышал. Позднее выяснилось, что Новембер особенно любит именно такие сентиментальные песни, как и многие другие лесорубы.

Мы плавно скользили мимо березовых рощ и зарослей ольхи, и я наконец решился задать вопрос:

– Как ты думаешь, это сделал тот же человек, который ограбил Дэна Майклза?

– Предполагаю, что да, но не уверен. Земля там мягкая, так что мы должны получить ответы на многие вопросы.

Благодаря каноэ и тому, что Новембер знал короткую дорогу, мы добрались до цели на удивление быстро. Ручей Тайдсона был притоком большой реки, а мост Тайдсона оказался грубым сооружением из бревен, переброшенных через мелководье в том месте, где поток пересекает лесная дорога. Сторожка, в которой произошло ограбление, стояла в сотне метров от берега, откуда к ней вела отчетливо различимая тропа.

Старательно обходя тропу, мы первым делом направились к сторожке, где заночевали шестеро лесорубов. Повсюду были разбросаны вещи, выпавшие из собранных в спешке мешков, сковорода валялась рядом с печью, а чайник лежал на боку возле двери. Новембер обошел весь дом, осматривая каждую деталь с обычной легкостью и сноровкой. Наконец он поднял с пола чайник и заглянул внутрь.

– Что там? – спросил я.

– Ничего, – пробормотал Новембер.

– Что ж, Томпсон так и говорил, что не успел набрать в него воды, – напомнил я.

Джо ответил мне странной улыбкой.

– Верно, – сказал он и прошел около пятидесяти ярдов по дороге. – Я уже осмотрел следы всех шестерых простаков, – поделился со мной он. – Теперь поищем вокруг.

Обычно изучение следов представляется долгим делом. Однако Новембер с легкостью различал отпечатки ботинок каждого из шестерых, почти не останавливаясь при этом. Глаз у него был так наметан, что он, едва указав на вмятины в земле, тут же называл имя того, кто их оставил. Когда мы подошли к берегу, он отыскал хорошо различимую цепочку следов, тянущуюся от ручья к сторожке и обратно.

– Вот этот парень, – заявил Новембер. – Совершенно точно. Что вы о нем скажете?

Он обернулся ко мне.

– Этот человек тяжелее меня, и ногу он ставит скорее с каблука.