Текст книги "Зимняя сказка"

Воркута не принимала – поднималась буря. Самолет, на котором летел Сергей, посадили в аэропорту Ухты и предложили ждать сутки, предупредив, что буря в Воркуте может продолжаться и неделю, и что, скорее всего, и здесь уже завтра будет нелетная погода. Выбора не было – дальше двигаться можно было только на поезде. Но Сергей, в глубине души, был этому даже рад – он давно мечтал пересечь Полярный круг не формально, сидя в самолете, а самым непосредственным образом, по земле. Казалось, что преодоление этой выдуманной границы позволит шагнуть из обыденности его существования в мир героев его любимых юношеских книг, встать с ними в один ряд.

На вокзале он узнал, что в Воркуту можно будет уехать уже через полтора часа, а потому два часа спустя Сергей в полном одиночестве пил чай в своем купе. Вообще во всём вагоне вместе с ним находилось только четыре пассажира, что, в общем-то, было неудивительно: под Новый год все ехали из Воркуты на материк, а обратно только жертвы своих нелегких обстоятельств, к коим себя причислял и Сергей. Если же кто из аборигенов и ехал по своим местным делам, то эти люди предпочитали плацкартные вагоны. Попутчики Сергея путешествовали каждый сам по себе, как и он – уединившись, и, поэтому, в вагоне была полная тишина, если не считать стука колёс на стыках.

Сергей допил чай, выключил свет и стал смотреть за окно, где иногда возникали из темноты полустанки или вдалеке вдруг показывались то огоньки вахтового поселка, то военного объекта. Снег падал медленно, крупными хлопьями, и не спеша идущий поезд, почти не тревожил его падения. Ход был плавным, вагоны еле заметно раскачивались, и Сергей незаметно для себя задремал.

Когда он проснулся, за окном была кромешная тьма. Когда Сергей только выезжал, уже наступала ночь, хотя ещё не было и двух часов дня – широты то высокие! – но в окрестностях города то и дело попадались какие-то строения, поселки, переезды, рассеянный свет от которых далеко подсвечивал заснеженную пустыню. Сейчас же за окном не было ни единого признака присутствия человека. Не было и встречного железнодорожного пути – дорога здесь была одноколейная. Поэтому по любую сторону от вагона сразу за окном начиналась пустота.

Сергей всмотрелся в темноту за окном. Глаза хорошо адаптировались к темноте, и потому даже слабый свет от некоторых ещё светящихся окон поезда позволял заглянуть вглубь этой пустоты. Снег уже валил во всю – состав приблизился к границе пурги. Поезд набрал ход, и снег за окном начал вытягиваться в диагональ. Он был уже не таким крупным, хлопья превратились в крупу, которая в отсвете окон имела желтоватый оттенок. Как, впрочем, и сама тундра вдоль дороги.

Вдали же она неясным образом уходила в непроглядную черноту, но все-таки Сергей с удивлением заметил, что тундра здесь не такая ровная, как он предполагал: снег образовывал что-то наподобие барханов, которые понемногу становились всё выше. Причем, если внизу росли карликовые деревья, то на самих барханах растительности не было вообще. Сергей долго смотрел в окно, пока не почувствовал, что становится жарко. Видимо прибавили отопление. Он допил ещё один стакан чая и опять незаметно для себя задремал.

Проснулся Сергей от сильной жары. Судя по расписанию, поезд приближался к Полярному кругу – чего Сергей ожидал с нетерпением. Он всмотрелся в окно. Что-то изменилось. Пурга резвилась во всю силу. Поезд сбавил ход, но снежинки летели по всем направлениям – даже снизу вверх. Снег был мелким-мелким и местами образовывал даже маленькие смерчи. Цвет тундры изменялся, она стала желтовато-бурой, вероятно в поезде отключили дневной свет и везде горели ночники с лампами накаливания. Кроме прочего, барханы за окном стали ещё выше, а растительность пропала вовсе. Из окна создавалось впечатление, что поезд едет не по тундре, а по пустыне. Нестерпимая жара полностью довершала картину.

Сергей, вышел из купе в тёмный коридор, и прошёл в туалет в начало вагона. Комната проводника была заперта, поэтому просить выключить отопление было не у кого. Сергей умылся, но вода из крана текла на удивление тёплая, и свежести не добавила. Поразмышляв несколько секунд, Сергей дернул ручку вниз и открыл окно. Воздушный удар был такой силы, что холод даже не почувствовался – ветер как будто оцарапал лицо, а на зубах заскрипел то ли песок, то ли снежная крошка. Сергей испуганно закрыл окно, быстро вернулся в купе и начал пристально всматриваться в темноту.

Поезд шел совсем медленно. Буря стихала, и видимость постепенно улучшалась, хотя и не давала увидеть картину звездного неба. Поднявшаяся неполная Луна, позволила лучше рассмотреть бескрайнюю пустыню. Барханы постепенно отодвинулись вдаль, и на передний план вернулась желто-бурая тундра с отдельными растениями. Но это были не скрюченные карликовые березы и арктическая ива, а заросли относительно высоких, будто иссохших кустов, и изредка отдельно стоящие огромные деревья.

Между этими растениями в темноте периодически угадывались фигуры каких-то крупных животных – высокие, с длинными шеями, они стояли по две-три особи. Где-то на границе видимости, растворяясь в черной перспективе, неспешно двигались большие стада то ли лошадей, то ли коров. Рядом с одним из больших деревьев Сергей вдруг увидел контуры двух огромных зверей, неспешно передвигавших свои ноги-столбы. А в какой-то момент свет от окон поезда как будто выхватил из темноты огромную кошку, но это длилось долю секунды, так что нельзя было сказать наверняка не показалось ли это.

Сергей уже не замечал жары, он сосредоточил всё свое внимание на том, чтобы не пропустить долгожданный момент, о котором он так давно мечтал. Невидимая линия была где-то совсем рядом, он чувствовал это. Он знал, что стоит ее пересечь – и всё поменяется, и он сам станет другим. Он вглядывался в темноту за окном, выискивая там признаки преображения, а поезд, тем временем, пересёк Экватор и, набирая ход, помчался к Воркуте.

Николай проснулся чуть позже обычного, и это было хорошо, потому что из-за укоротившегося почти до минимума светового дня ему по утрам было сложно смотреть программы. Но в этот раз за окном уже было достаточно светло. Поэтому он сначала сделал короткую зарядку, принял душ, и только заварив себе крепкий чёрный чай, отправился узнавать новости.

Рождественские морозы за ночь сделали свое дело, так что стекла всех окон замёрзли полностью. Всего дом Николая имел три окна по фасаду на первом этаже и два на мансарде. Ещё два окна выходили назад – из туалетной комнаты и кладовки. Но там Николай никогда ничего не смотрел. В кладовке окно было матовым – а от новостей CNN без перевода Николай быстро утомлялся – английским он владел недостаточно хорошо. Туалетная же комната показывала исключительно НТВ – окно обледеневало толстыми грязноватыми натёками, а Николай принципиально не смотрел чернуху. Летняя терраса была остеклена вообще вся – мелкими оконцами как витражами, но спутниковые каналы он не любил: качество большинства программ оставляло желать лучшего.

Как обычно, Николай начал с Первого канала и подошел к самому большому окну – оно было в зале. Здесь лёд на стеклах всегда был грубоватым и прямолинейным – никакого украшательства, только скупая информация. Тут не надо было сильно напрягаться и вглядываться в разводы – все было очевидно, достаточно бросить быстрый взгляд на окно. При желании можно было, конечно, рассмотреть какие-то зачатки красоты в трудно угадываемых узорах, но зачем? Потратив пять минут, и узнав официальную позицию правительства по основным вопросам, Николай перешел в спальню смотреть, что скажет «Россия».

Окно в спальне уступало размером зальному ненамного, и информация была примерно такой же. В целом окно, особенно по краям, тоже было покрыто достаточно толстыми ледяными разводами с оплывшими краями. Отличия заключались исключительно в небольших завитках узоров ближе к центру, что придавало новостям иллюзию некой душевности. Но по своей сути «Россия» мало отличалась от «Первого», так что почти ничего нового Николай не узнал, если не считать малоинтересных региональных событий. И Николай перешел в кабинет.

Окно кабинета по своему усмотрению показывало то «Вести», то РБК. Как правило, «Вести» транслировались, когда Николай накануне долго работал в кабинете и включал радиатор неподалеку от окна. Но вот уже три дня Николай не садился за компьютер, а потому снова шел РБК. Длинные узкие иглы намерзшего льда пересекались друг с другом под разными углами, а кое-где кончики этих игл распускались узорными веерами. Где-то веера отрастали и от основного тела некоторых игл, и именно это представляло наибольший интерес. Николай внимательно посмотрел курсы и котировки, узнал экспертные оценки и прогнозы, и, успокоенный, вышел.

На второй этаж Николай подниматься не стал. Там была детская комната и игровая. В игровой комнате окно транслировало только «Культуру», а во второй – на выбор – детские каналы: то мультики, то сказки, то какие-то развивающие программы. Сейчас туда идти было незачем – в это время ничего интересного там ещё не показывалось. Да и дети ещё спали. А вот вечерами Николай часто поднимался на мансарду – и всегда с радостью.

Эти окна были всегда покрыты удивительными узорами! Правда, узоры детских каналов были более простыми и привычными – различные геометрические формы, снежинки, замерзшие «ветки», но зато всегда очень четкими и ясными, без потеков или оттаявших мутных пятен. Смотреть эти передачи было сплошное удовольствие. И Николай иногда оставался посмотреть какую-нибудь сказку со своими младшими.

А вот что покажет «Культура» никогда нельзя было предсказать заранее. Картинки представляли собой тончайшую вязь, взаимопереходящую саму в себя. Эта вязь иногда кружевом покрывала все стекло, а иногда меняло форму от одного края окна к другому. Рисунок всегда был изумительно резок, даже в мельчайших деталях. Если Николаю удавалось приходить домой пораньше и посмотреть какую-нибудь программу в лучах опускающегося солнца – то картинки были цветными и невероятно яркими, а часто ещё и искрились. Иногда, на стекле даже вырастали снежные кристаллы, образованные гигантскими снежинками, которые придавали картинке объем. Такие 3D-программы бывали редко, и Николай старался их не пропускать. Даже если тема передачи была ему не вполне близка, он всё равно смотрел их с большим интересом. К сожалению, это происходило не так часто, как ему самому бы хотелось. Но сегодня день был ясный и солнечный, и Николай решил вечером обязательно что-нибудь здесь посмотреть всей семьёй.

Удовлетворённо подумав об этом, Николай допил чай и пошёл собираться на работу.

Грунтовая дорога, наконец, уперлась в трассу, и автомобиль, качнувшись на уже последней присыпанной снегом яме, выбрался на ровное и широкое дорожное полотно. На трассе не было ни единой машины – что было неудивительно для половины двенадцатого новогодней ночи. Вокруг была разлита темнота, и лишь очень далеко в стороне виднелись огоньки какого-то поселка.

Автомобиль прибавил ходу, и крупный снег, шедший с середины дня, в свете фар дальнего света вдруг превратился в белый туннель, уходящий вперёд и вверх. Снежинки неслись прямо в лицо водителю, и в последний момент разлетались в стороны, соскальзывая с лобового стекла и мгновенно исчезая в черноте.

Водитель смотрел, заворожённый. Раньше он никогда не видел такого эффекта. Он чуть прибавил скорость – и туннель стал немного ближе. Он ещё немного придавил педаль газа – и туннель ещё приблизился, затягивая внутрь. Это был уже не туннель, а неожиданно открывшийся портал в неизвестный мир. Он приглашал войти, и для этого нужно было только хорошенько разогнаться и взлететь. И чем больше росла скорость, тем больше усиливалось притяжение этой световой воронки, тем более важным казалось то, что находилось по другую сторону этого туннеля.

Водитель все сильнее давил на акселератор и, наконец, в какой-то момент превратился в ракету, или в китайский фонарик, или в пушинку – он сам не знал во что именно. Он оторвался от земли, невесомо взмыл вверх и поплыл по этому светлому туннелю навстречу свету, ощущая невероятную легкость. Всё вокруг стянулось в одну точку, все проблемы исчезли, всё непонятное стало ясным, а сложное – до невозможности простым. Радость переполняла его, и последним ещё не нерешённым вопросом было: а что же там, в конце туннеля?

Сергей Берсенев
Москва

Последний день календаря

 
Приходит праздник, если баня —
На тридцать первое число…
 

Татьяна Аксёнова («По мотивам Новогоднего фильма»)

Ах, если б каждый квасил в бане…

Да колесил под Новый Год…

Ведь можно до Тмутаракани

вдруг долететь, как идиот.

Где нет не то чтобы таксистов,

не то чтоб улиц-близнецов,

а будто – лист бумаги чистый.

И жизни – никаких концов!

Никто по-братски не похмелит,

никто не впустит на ночлег…

Ключом царапать сосны, ели?

«Ау!!!» И – падать носом в снег?

Очнётся от гульбы фанатик…

Во рту – беда, и «жбан» болит…

В каком сугробе спрятал Надю

ревнивый снежный Ипполит?

А мне, признаться, не до бани

в последний день календаря…

Вот кто-то в двери барабанит:

мол… Ипполита выгнал зря!

Поэт и ёлка

Ветер, мороз, а я голяком,

А вокруг ни души и лес…

Пётр Кожевников

 
Не заработал я на ёлку,
не заработал на штаны…
Жена, как ёжик: вся – в иголках…
Горланит лексикой шпаны…
 
 
Что я – пропащий неудачник…
Не праздник нынче Новый год!
И вот – в лесу… Иду и плачу —
несчастный, голый пешеход.
 
 
А потому, что не в чем выйти
ни на работу, ни с женой…
Ей по фигу – в каком я виде…
Без ёлки нет пути домой!
 
 
Замёрзну ли? Сожрут медведи?
Мне всё равно не быть в царях…
Зачем мечтала о поэте?
Они от бедности творят…
 

Порочный круг

 
…Снег на дворе и тишина вокруг.
В глазах вопросов вижу много.
Порвём с тобой порочный круг.
Как звать меня? Зовут Серёга….
 

Борис Воловик

 
Не помню, как вообще сюда попал…
Унылый двор, злорадствуют собаки…
Маячит разношёрстная толпа,
и норовит обидеть словом всякий…
 
 
Порочный круг – закуска и бухло…
Но вместо тишины – нытьё прохожих…
Нужду бы справил прямо за углом,
да снег весенний лучше мест отхожих…
 
 
И что сказать настырному менту?
Он требует имён, упёрся рогом…
Пургу ему я спьяну намету:
мол, Бори нет… Мол за него – Серёга….
 
 
Обилие вопросов – интервью…
Попробует пусть только испоганить!
В конце беседы если не побью,
то мужику автограф дам на память…
 

Татьяна Богив
Москва

Волшебная ночь (песня)

Слова: Татьяна Иванова (Т. Богив)

Музыка: Маринина Бромбембемберг

 
Синью окрасилось небо,
Зимний застыл вечерок.
Вновь новогодняя небыль
Переступает порог.
Скрипнет в дому половица —
Тихо крадётся к нам год,
Я точно знаю, не снится,
Чудо к нам с явью идёт.
 
 
Припев:
Волшебная красота,
Белоснежная чистота,
Запах ёлки…Лёгкий мороз
Что-то новое нам принёс.
 
 
Мы снова души раскроем
Таинству сказочных грёз…
Всё так чудесно устроил
Наш дорогой Дед Мороз.
Свежим снежком посыпает —
Дарит частицы небес,
В доме огни засияют,
Будто здесь сказочный лес.
 
 
Припев:
Прошлого счастья моменты
Перед глазами пройдут,
В нынешних детских улыбках
Заново вдруг оживут.
Вновь новый год наступает,
Как же их много прошло!
Но наши чувства не тают
И на душе так светло.
 
 
Припев:
 

Анатолий Бушуев
Жуковский

Новогоднее поздравление

С незапамятных времен

В новый год, друзья, влюблен.

Моя любовь не остывает,

Знаю, с вами тоже так бывает.

Из леса елку принесешь,

С неё накрапывает дождь,

Плачет елка, что ее срубили,

На табуретку водрузили.

Елка чудное творенье,

Приносит радость и веселье.

Когда елку наряжаешь,

Про всё на свете забываешь.

Веселись, честной народ,

В гости новый год идёт.

Цветные шарики, хлопушки

И звезда на макушке

Поднимают радость в нас.

С новым годом поздравляю вас!

7.12.2018

Ляна Верещагина
Москва

Снежная баба

 
Вот опять дома под одеялом,
Засланы дороги покрывалом.
Белые сугробы, как подушки,
На ветвях сосульки, как игрушки!
В городе зима, она вернулась…
Снежной Королевой обернулась!
По бульварам, улицам прошлась,
И на сквер к влюбленным подалась.
Парочки прижались по плотнее.
Поцелуи в холоде бодрее!
Кружевной наряд на Снежной деве,
Дайте же дорогу, Королеве!
Не грешит коварством нынче дева,
Добрая сегодня Королева.
Бури, и метели не спускает,
И у Снежных баб, душа бывает!..
 

Полярные птицы

 
Не стреляйте в птиц, они живые!
Может быть, летят они на юг.
Среди них встречаются такие,
Что стремятся за полярный круг.
И парят они в мороз и вьюгу,
Не страшась, с дороги не свернут!
К сильным людям за полярным кругом,
Красоту небес с собой несут!
Красоту полета, оперений!
Надышать тепла в замерший плес…
Чтоб присесть на белом обрамлении,
Будто дома, у родных берез…
 

Александр Глотов
Подольск

Вот и кончается декабрь…

 
Вот и кончается декабрь, последнее число.
Уходит год ещё один, прощание пришло.
В нём ничего не поменять, и поздно что-то ждать.
Но важно то, его вдвоём садимся провожать.
 
 
Оставим в прошлом позади груз мелочных обид.
Пускай нас больше никогда ничто не разлучит.
Сейчас о добром вспоминать лишь будем мы с тобой,
В душе надежды возлагать на год очередной.
 
 
Мерцают свечи на столе, погашен верхний свет,
Мы снова вместе, мы вдвоём, счастливее нас нет.
Две стрелки сходятся вверху, в грядущее ведя.
Что нам с тобой оно несёт, незримо подходя…
 
 
Ступить в год новый, пересечь невидимую нить.
Он шанс ещё один даёт нам что-то изменить.
Ошибок глупых и пустых не надо повторять.
Теперь мы знаем, как легко друг друга потерять.
 
 
Под бой курантов помолчав, желанья загадать,
Надеясь, сбыться всё должно, по-детски помечтать.
Сойдутся два бокала, звон хрустальный разнося,
И нас подхватит год другой, надежды принеся.
 
 
К окну, вмурованному в ночь, тихонько подойдём.
Там молча что-то станем думать, каждый о своём.
Взирать, как светит ёлка разноцветьем всех огней,
Снежинки водят хоровод под светом фонарей.
 
 
Так будем долго в темноту январскую смотреть.
Возьму ладони я твои, теплом своим согреть.
В моих глазах ты что-то станешь молча вопрошать,
Они вернее, чем слова всё смогут рассказать.
 
 
В калейдоскопе пёстрых дней, чередованьях лет
На все вопросы разглядишь единственный ответ.
Над миром всем горишь звездой, всегда лишь ты одна.
Отрада сердца моего, ты небом мне дана…
 

Яблоком, на ветке примороженным…

 
Яблоком, на ветке примороженным,
Виснущим безжизненным комком
Сад встречает с видом неухоженным
Зиму в ожидании немом.
Сдавленный тяжёлою обидою,
Что ушла пора звенящих дней.
Схваченный печалью неприкрытою,
Удручённо хмурясь всё сильней.
Только дела нет зиме до этого.
Всё уже вершит на свой манер.
Скоро для него, почти раздетого
Подберёт одёжку под размер.
Бережно метнёт накидки белые,
Изморози лёгкой бахрому,
Ледяных алмазов горсти целые.
Ничего не жалко ведь ему.
На ветвях серебряною пряжею
Засверкает празднично узор.
Ряд сугробов с грацией лебяжьею
Наплывёт неспешно на простор.
Может быть, тогда в часы рассветные,
Замирившись с белой тишиной,
Розовым теплом зари согретые
Поплывут видения волной.
И в мечтаньях платья белоснежные
На цветущих вишнях оживут,
По ветвям пройдут листочки нежные,
Ароматом зелени дохнут.
Снова в зимнем мареве почудится
Вдалеке идущая весна…
Сбудется ещё, конечно сбудется.
Всё с теплом проявится сполна.
 

Снег

 
Хлопья снега плотным строем с неба валятся неспешно,
Наполняя мир покоем, замирая безмятежно.
Всё летят неторопливо, с окружением сживаясь,
Затихают молчаливо, тихой грусти предаваясь.
 
 
Ни волнения, ни вздоха, с суетой весь свет простился.
Даже ветер, вот пройдоха, где-то глухо затаился.
Слух напрячь ещё немного. Дел пустых отбросить ворох.
Лишь мелькания сплошного чутко слушать слабый шорох.
 
 
Наплывают, оседая, сверху лёгкие лавины,
По частицам подновляя убелённые картины.
Отгоняя все печали, заметая все заботы.
Зачертив по кругу дали, белым выстелив подходы.
 
 
Волны нежности холодной укрывают дивно ели.
С монотонностью дремотной, без какой-то в общем цели.
Мягко лапы обнимают, привалившись осторожно.
Прикоснувшись, засыпают, потревожить невозможно.
 
 
Где-то прошлое укрылось. Что-то стало с настоящим,
Чуть иначе проявилось в нашем времени летящем.
В мире, белое встряхнувшем чистота и первозданность.
В каждом миге промелькнувшем вечной жизни беспрестанность.
 

Виктор Гришин
Санкт-Петербург

Рождество Кампена
Моим внукам, Петеру и Якобу, посвящается

Затих засыпанный снегом Кампен. Дома, зябко ежась, плотнее запахивались в снежные покрывала. Голенастая кирха напоминала съежившуюся от холода птицу. Серые зимние облака плотно прижались к земле. Казалось, они зацепились за шпиль кирхи и никак не могут оторваться. На улицах ни души. В окнах темно. Спят горожане старого района Осло. Спят их дома. Они очень старые, эти дома. Много лет назад, когда в Осло возникали пожары, это была граница, где разрешалось строить деревянные дома. Промчались годы, пролетели десятилетия, степенно прошествовали столетия, а дома Кампена живы. Из района ремесленников и мелких торговцев он превратился в респектабельный жилой массив, раскинувшийся на холме.

Волшебница-сказка тихо шла вдоль знакомых улиц. Она знала эти дома десятки лет и радовалась, что они живы. С некоторыми она здоровалась как с добрыми знакомыми:

– Стоишь, старый – приветствовала она угловой дом на Nittedalsgate.

– Стою – прошелестел старый дом прикрытый снежной шалью.

– Как твои юные хозяева, ухаживают за тобой, не безобразят?

– Все хорошо, не могу жаловаться – прокряхтел старик.

– В доме убираются, и двор от снега расчищают? Достойны они рождественского подарка? – допытывалась волшебница.

– Не скажу худого слова – молвил старый дом – достойны.

Сказка слегка ударила волшебной палочкой по окну. Раздался хрустальный звон, и в окне вспыхнула маленькая звездочка. Это означало, что в этот дом придут подарки к Рождеству. Сказка торопилась и, попрощавшись с домом, пошла по улице. Она снова здоровается, уже с другим домом.

Это очень старый дом. Много поколений сменилось в нем, но раздается звон и новая звездочка вспыхивает в предрассветном утре.

– Значит, живут люди в этом старом доме. Не остановилась жизнь – думала сказка. На мгновение в темном окне приоткрылась занавеска. Мелькнуло старческое лицо в старомодном чепце. Седовласая бабушка внимательно всматривалась в темень улицы, но ничего не увидела. Старческий сон чуток, вот она и услышала звоночек. Но люди не волшебники, они не могут увидеть огонька, который зажигает волшебница – сказка. А если и увидят, подумают, что это отражение небесной звездочки. Но бабушка все поняла. Она давно живет на белом свете и знает, что сегодня рождественская ночь и в такую ночь случается все. Она улыбнулась в темноту, задернула занавеску и, шаркая шлепанцами, побрела к себе в спальную. По дороге заглянула в детскую. Там спали детишки. Они ложились спать в уверенности, что ночью сбудутся их желания.

Долго ворочалась бабушка на своей постели. Вспоминалась длинная жизнь, когда она, маленькая девочка, тоже сжималась в кроватке в ожидании утра, когда в шерстяном носочке окажется подарок.

– Ах, время, время – шептала она. А сказка тем временем обходила улицы.

– Дзынь! – вот еще – огонек в заиндевевшем окошке.

– Дзынь – новая звездочка сверкнула в сугробе.

Закончилась улица. Сказка оказалась на площадке холма.

На самом деле это был не холм, а старый тролль. Он был такой древний, что его голова поросла деревьями, а спина заросла кустарником. Его нос, уткнулся в землю, и сообразительные люди устроили по нему лестницу. Тролль не возражал. Ему было интересно рассматривать человеческих букашек, торопящихся по его носу. Летом у тролля была буйная шевелюра, в которой любили гулять люди, а сейчас он уютно прикрылся снеговой шапкой и запахнулся в снежную шубу. Тепло ему, уютно.

– Все летаешь, – гулко, словно из-под земли, прогудел тролль.

– Летаю, – тихо произнесла сказка. Она пыталась рассмотреть тролля, но зимнее одеяние скрыло его очертания.

– Ну, летай. Успеешь до рассвета? – Продолжал тролль.

– Успею, – сказала сказка.

– Ты это, вот что, – загудел тролль:

– Спустишься по лестнице и слева увидишь маленький дом. Смотри не пропусти.

– А кто там живет? – Поинтересовалась сказка. Ее очень удивило, что старый тролль о ком-то заботится.

– В этом доме живет мальчик Петер. Это храбрый и сильный мальчик. Когда я подглядываю в окна, он меня видит и кричит:

– Уходи, тролль!

– Петер очень смелый мальчик. Если я замешкаюсь, то он протягивает ложку, которой ел кашу и снова грозно кричит:

– Уходи, тролль или я позову папу.

– Но я не обижаюсь и ухожу. Знаю, что подглядывать нехорошо.

– Ладно, старый, не забуду – пообещала сказка.

– Уж не забудь – прогудел тролль.

Сказка спустилась по лестнице и увидела под холмом домик. Вот в каком домике живет мальчик Петер! Ей очень захотелось посмотреть на храброго мальчика. Сказка подлетела к окну детской комнаты, и заглянула в него. Петер крепко спал в своей кроватке. Вечером мама и бабушка уложили его спать, пожелали спокойной ночи и сказали, что завтра сбудутся все его желания.

– Получай свои подарки, малыш – прошептала сказка и звонко ударила волшебной палочкой по стеклу.

– Дзынь – и одной звездочкой стало больше, еще один мальчик получил подарок.

Долго ходила сказка по улицам Кампена. Позади остались Бринкенгате и Hurdalsgaten, такие же старые улицы Осло. Впереди замелькали огни Волеринга, предместья норвежской столицы. В предутренних сумерках они слабо мерцали, были маслянистые, словно пламя свечи. Сказка устало вздохнула и села на санки возле крайнего дома.

По склонам холма раскинулся район Кампена. Он был занавешен морозной дымкой, но сквозь искрящуюся изморозь были видны огоньки, которые зажгла волшебница-сказка. Словно млечный путь раскинулся на холме, так много было искрящихся огоньков. Это значило, что все детишки получат подарки, подарки которых они ждали целый год. А для этого много нужно было сделать: помогать по хозяйству, ходить в школу или садик, получать хорошие оценки. Да мало ли у ребятишек забот! Но все они ложились спать с замирающим сердечком, что завтра они будут обладателями тех игрушек или вещей, мечту о которых вынашивали год.

Раздался легкий шорох и по снегу мелькнули заструги. Людям могло показаться, что это порыв ветра поднял снежную порошу, но на самом деле это съезжались ниссены к своей повелительнице-сказке. На своих бесшумных, подбитых оленьей шкурой, лыжах маленький народец быстро подкатился к волшебнице. Их было много этих маленьких человечков. Повсюду волшебница видела румяные бородатые лица. На головах у них были лихо сдвинутые набок красные колпаки. За плечами висели туго набитые мешки с подарками. Ниссены во все глаза смотрели на хозяйку, готовые выполнить ее распоряжения. Волшебница взмахнула палочкой и они веером разлетелись по своим маршрутам.

Сказка долго смотрела им вслед, пока в снежном вихре не исчез последний маленький лыжник. Волшебница знала, что подарки будут доставлены каждому мальчику и девочке и займут свое место в мешочке или в носочке у камина.

Но и сами ниссены не уйдут из домика, в который они доставили подарки. Они заберутся под камин, в подполье, залезут на балки под крышей и будут ждать, когда проснутся дети. А дети, как только откроют глаза, тут же, шлепая босыми ногами, забыв про тапочки, в одних рубашонках помчатся в столовую к камину, где горкой будут лежать подарки. И будьте уверены, подарки будут именно такими, какие хотели получить дети. Бабушка и мама ребятишек будут тихонько подглядывать за ними из дверей столовой и радоваться вместе с ними. Бабушка даже прослезится и вытрет нос передником, а мама будет долго протирать очки. Очень их радовало, что ребятишки так счастливы. Ниссены будут смотреть на эту картину из своих норок и весело смеяться. А взрослые подумают, что это звенит посуда в буфете. Затем ниссены спустятся с балок, выберутся из-под камина, вылезут из подвалов и соберутся у крыльца дома, чтобы отведать вкусной рождественской каши. Про кашу помнят все бабушки, что нужно обязательно накормить ниссенов. Маленький народец очень обидчивый, и могут даже напакостить, если про них забудут. Но их никто не забыл и у крыльца слышался веселый задорный смех.

Детишки, схватив в охапку подарки, спешат в детскую, чтобы лучше рассмотреть содержимое коробок. Мальчики с удовольствием крутят в руках машинки и паровозики, а девочки тут же принимаются расчесывать волосы новых кукол. Затем наступает черед шерстяных носочков, в которые положены вкусности. Зашуршали конфетные обертки, но тут вмешивается бабушка, которая становится строгой и направляет детвору умываться.

Так начинается утро в каждом доме на улицах Бринкенгате, где есть маленькие ребятишки. Затем наступит завтрак. Дети, забывая о каше, будут смеяться и рассказывать какие сны им снились. А за окном прыгали и стучали в стекло клювами птички-синички. Им тоже повезло: люди выставили снопы пшеницы для пернатых. Это ли не праздник!

Затем дети убегают переодеваться в национальные костюмы – бюнады. Вместе с взрослыми они пойдут в старую кирху на утреннюю мессу и там их тоже ждут рождественские подарки.

Раздается удар колокола. Сначала это будет не сильный удар, так пробный, но затем басы зазвучат уверенней. И польется густой малиновый звон над старинным районом и, вырвавшись на просторы Осло-фьорда, затихнет, распластавшись над серой пастелью залива. Жителей города приглашают на рождественские службы церкви. Они очень старые, эти деревянные кирхи. Их стены с сохранившимися руническими надписями, рисунками и резьбой, несут в себе очарование старины. Муаром времени они подчеркивает таинство и величие рождества. Затем заиграет орган. Имеющий уши да услышит отзвук сотен рождественских служб!