Текст книги "О духах злобы и наших сердцах"

О духах злобы и наших сердца. В помощь христианину

По благословению

Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского

ВЛАДИМИРА

О духах злобы и наших сердцах
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Все мы хорошо знаем евангельское повествование об исцелении Гадаринского бесноватого (Мк. 5, 1-20; Лк. 8, 26–39). Ну, что же, были ли бесноватые только в древние времена? Нет ли бесноватых и в наше время? Очень много есть их и сейчас. Есть много видов душевных болезней, о которых никто не может сказать, что это одержимость бесовская, но тем не менее, причины многих душевных болезней не известны ученейшим психиатрам. Не знаем мы и причины буйного помешательства, но несомненно, что в числе помешанных есть известная доля подлинно бесноватых.

Ибо что такое бесноватый? Это человек, одержимый духами злобы поднебесными. Сам Господь Иисус Христос много раз говорил о них, много раз изгонял их из людей, одержимых ими. В Евангелии и в Посланиях Апостольских вы найдете целый ряд указании на то, что сатана, князь мира сего, господствует в воздухе. Он всегда среди нас, в окружающей атмосфере, и вместе с ним – легионы его слуг.

Есть много людей, по делам и мыслям своим, по совершенному отсутствию веры в Бога и полному нечестию своему, легко доступных духам злобы поднебесным. Сердца их служат жилищем бесов. Вы ведь знаете, что рядом с вами живут такие люди, которые всю жизнь свою проводят в грабежах, пьянствах, разврате. Это ли не жилище всех бесов, это ли не бесноватые?

А что же мы скажем о нас самих, о христианах? Мы свободны от одержимости бесовской? Мы свободны от беснования? Разве редко получают эти силы бесовские доступ в сердца наши? Постепенно, каждый день, каждый час проникают они в них. И разве мало в нас злобы, человеконенавистничества? Разве мало в нас гордости, сквернословия и чувств, оскорбляющих ближних наших? Разве мало людей, помолившись в храме, возвращаются домой и начинают поедом есть своих ближних?

Есть, к стыду нашему, даже такие, которые способны и на воровство, и на блуд, которые легко доступны силе бесовской. Но не будем говорить о тех, кто не крадет, не прелюбодействует, не сквернословит, не предается страстям. О тех, кто ведет жизнь как будто безупречную, кто предан полезной для людей работе.

Однажды ко мне пришла молодая девушка-врач. Она пришла ко мне не как к архиерею, а как к профессору, за лечением.

– Расскажите, в чем дело?

– Да вот неврастения, неврастения мучает меня. Нет у меня покоя: всегда плачу, всегда всем раздражаюсь: малейшее замечание выводит меня из себя, я теряю всякое самообладание и плачу, плачу без конца от всякого пустяка.

Я знаю, как врач, что такое неврастения, и для меня стало ясно, что здесь совсем другое. Я обо всем расспрашиваю ее, узнаю, какие ее интересы, работа. Она любит литературу, искусство.

– Чем же вы живете? Только хирургией? Этого мало. Вы делаете первые шаги в хирургии, а я прошел длинный путь, дошел почти до конца и скажу вам, что это совсем не главное. Есть нечто неизмеримо более важное. Душа человеческая бездонно глубока.

Были и есть люди, которые живут на больших глубинах духа, мысли и чувства. Были великие подвижники христианские, которые всю жизнь проводили в молитве и посте. Перед этими величайшими подвижниками благочестия открывались такие бездны духа, какие совершенно неведомы нам – простым, рядовым людям. Все помыслы их были сосредоточены на важнейших вопросах духа. Всю жизнь свою они жили в Боге. Они обладали драгоценным сокровищем – собранностью души.

Были и другие люди, тоже жившие на больших глубинах духа – великие ученые, философы, всю жизнь проводившие в исследованиях природы и духа. Они тоже обладали великой собранностью души. Если сравнить их с современниками, то они возвышались над ними, как ливанские кедры над кустарником и травкой полевой.

Так ли живем мы? Живем ли мы в глубинах духа нашего? Нет. Мы заняты домашними и служебными делами, погоней за почестями, за благополучием, а запросы духа для нас чужды. Не только не ищут люди собранности души, а ищут рассеянности. Они не выносят одиночества, им всегда нужно общество пустых людей, подобных им. Они развлекаются, ходят в гости, болтают о пустяках, играют в карты и тем отвлекают сердца и мысли свои от самого важного, высшего и святого.

Так было и с этой девушкой. Почему она всегда плакала и была раздражена? Потому что ее душа не знала покоя, потому что душа ее голодала. Душа по природе – христианка, и если не питается она пищей духовной, то наступает тяжелое хроническое голодание этой несчастной души. И нет ей покоя, и не может забыться она ни в каких развлечениях, ибо она жаждет пищу духовную. Это тоже одержимость бесами, в малой, слабой степени, но все же одержимость, одна из слабейших форм бесноватости.

Что же делать нам? Где же прибежище наше? На все трудные вопросы ищите ответ в Священном Писании. Если мы будем заняты полезной для ближних работой, всегда стремясь к собранности души, чистоте и святости, живя в любви к Богу и людям, тогда и не станем мы игралищем бесов. Тогда бесы, которые живут в каждом из нас, с позором должны будут покинуть сердце наше.

«Смоленские епархиальные ведомости»,

№ 8,1995

Святые отцы о страсти винопития
Священник Михаил Труханов

Пьянство – вражда на Бога.

Святитель Василий Великий

Прославляя Бога – Творца и Промыслителя вселенной, царь Давид воспел Ему так: Ты поставил землю на твердых основах… Ты произращаешъ… зелень на пользу человека, чтобы произвести из земли пищу и вино, которое веселит сердце человека (Пс. 103, 5, 14, 15). Всеблагой Господь не создал ничего худого для человека, но сами люди способны обратить себе в погибель творение Божие. Так происходит и при потреблении спиртных напитков: «Не от вина происходит пьянство, но порочная воля производит его» (Свят. Иоанн Златоуст. Творения. Ч. 2, с. 482). «Даже удовольствием не может воспользоваться пьяница, потому что удовольствие в умеренности, а в неумеренности – бесчувственность» (Там же, с. 711). Итак, винопитие – это «страсть, недуг, входящий в телосложение послаблением желанию» и принимающий от навыка силу естества (Свят. Игнатий Брянчанинов. Т. 1, ч. 1, с. 384).

По святоотеческому учению, страсти – это суть бесы, вселившиеся в душу. «Жалок одержимый бесом, а упивающийся, хотя терпит то же, не достоин сожаления, потому что борется с произвольно накликанным бесом» (Свт. Василий Великий. Творения. Ч. 4, с. 213). Преподобный Феодосий Печерский в своем поучении говорит, что из бесноватого священник может молитвой изгнать бесов, а над пьяницей, если бы собрались со всей земли святители, ничего не смогут сделать. Это же имеет в виду святитель Иоанн Златоуст, когда говорит, что «пьянство – демон самозванный».

На примере пьянства наглядно видно разрушительное действие страсти.

Страсть требует утоления. И водимый страстью прилагает усилия к ее утолению. Ослепленный безумием, он насыщает страсть, думая тем получить успокоение. Но вместо этого обретает помысел еще более крепкий, а жажду еще более невыносимую. Не имея желания и сил сопротивляться, страждущий погружается в тину страсти, совершенно теряя все жизненные силы.

Страсть разжигается бесами. Отвечая страсти, исполняем волю бесов. Служа страсти, становимся рабами темной силы. Они же не отстанут, пока не погубят человека окончательно. Отчего страсти, эти бесы, действующие в сердцах, так нагло господствуют нередко над людьми: мучат, терзают, срамят одержимых ими людей? Оттого, что эти люди не имеют крепкой веры, не молятся горячо и неотступно, не имеют твердого желания избавиться от них. Возжаждавший страстью думает, что по удовлетворении ее она оставит его. Но вместо ожидаемого она с еще большим бесстыдством приступает к человеку и требует своего. Страсть насытить нельзя. Она заставит человека работать на себя, пока совершенно не поглотит его и не погубит. Победить страсти без прямой помощи Божией невозможно.

Бес, возбуждающий страсть винопития, боясь, что одержимые ею обратятся от нее к Богу, старается уверить порабощенных страстью винопития, что они могут быть избавлены от страсти этой в результате лечения. Памятуя, однако, что все действия всякого беса направляются на погибель человека, следует учитывать при этом его коварство: с удалением из человека беса винопития (якобы от медикаментозного лечения) в него входит бес какой-то иной, еще более погибельной страсти (гордыни, гнева, блуда…) И для человека тогда поистине бывает последнее горше первого. Потому-то порабощенный какой-то страстью человек не должен обольщаться, что может избавиться от нее с помощью медицины. Ведь страсть, как нечисть духовная, может быть очищена и удалена только духовною святостью; и только прибегая к Богу, можно освободиться от всяких страстей.

Когда пьяницу, наркомана помещают в лечебницу и начинают его либо пичкать оглушающими и оглупляющими медицинскими препаратами, либо подвергают его гипнотическому воздействию, то результат – отвращение к водке, к наркотикам – будто бы достигается.

Да, в человеке при этом страсть винопития, страсть наркомании оказывается приглушенной, она как бы вовсе даже отошла от него…

Но не будем обольщаться этим кажущимся успехом медицинского лечения страстей человеческих.

Страсть винопития (равно как страсть наркомании, блуда, сребролюбия, сластолюбия, гордыни…) имеет своим начальником беса, который, будучи духом нечистым, вселившимся в человека и возбудившим в нем служение ему в данной страсти, не может быть изгнан, удален из человека материальными средствами. Следует знать, что духовная природа беса не терпит вреда от воздействия веществом. Только Святым Духом побеждается дух нечистый. Бес изгоняется из человека, по слову Христову, «постом и молитвою».

И потому только молитвенное чинопоследование, с призыванием имени Всемогущего Бога, может избавить одержимого от бесовщины.

Как же можно это примирить с редким, но все же имеющимся фактом избавления от страсти, скажем, пьянства человека, прошедшего курс лечения в условиях специальных лечебных учреждениях?

Дух злобы, дух гордыни, дух нечистый (памятуя, что начальник страсти – бес) трепещет Духа Божия, бежит от смирения, любви и святости, боится Креста Господня и самого имени Господа Иисуса Христа. И потому, когда некто из родных молится Богу о находящемся на излечении от пьянства, тогда, может быть, страждущий и получает избавление от страсти, якобы медикаментозным воздействием.

Когда прошедший курс лечения в условиях лечебницы освобождается от страсти пьянства, всегда нужно свидетельствовать об избавлении его от бесовщины отнюдь не медикаментозным вмешательством, но силою молитв родных, священнослужителей или всей Церкви, ибо повторяем, бесовское обладание человеком, одержимым какой-либо страстью, никогда не может быть удалено от человека ни гипнотическими сеансами, проводимыми представителями бесовщины, ни материальными средствами (медикаментозным лечением), но только благодатью Святого Духа, действующей в молитве, в крестном знамении, в самом имени Господа нашего Иисуса Христа и в Таинствах церковных.

А вот что читаем у св. Иоанна Кронштадтского: «Какое же средство против врагов-прелестников, мучителей и губителей? – Вера во Христа, поправшего Крестом силу диавола, пост и молитва. Молитва и пост очищают, просвещают и укрепляют душу; напротив, без молитвы и поста душа наша – легкая добыча диавола, потому что не ограждена и не защищена от него, Пост и молитва – духовное оружие против диавола».

В качестве комментария мы хотели бы предупредить наших читателей, что в России ведут свою деятельность активисты американской общественной организации «Анонимные алкоголики», которая по сути своей является протестантской, хотя об этом ее представители умалчивают. Почему? Потому, что здесь мы имеем дело с тактикой действия зарубежных миссий – прикрываться сугубо светскими наименованиями. На самом деле занятия в этой организации сводятся к изучению протестантского толкования Евангелия, что, как известно, приводит к отрицанию Священного Предания и Православного учения о Церкви, т. е. к отлучению верующих от своей Матери-Церкви.

Они пытались ввести в заблуждение настоятелей православных храмов предложениями о сотрудничестве. Но когда им предлагают начинать и заканчивать свои занятия православными молитвами, это оказывается неприемлемым для них. Не является ли это наилучшим обличением их духовной основы, а также целей и способа их достижения?

Священник Михаил Труханов

(из книги «Об истоках христианской веры»).

«Уфимские епархиальные ведомости», № 9-11,

сентябрь-ноябрь 1995 г.

О демонизме и сатанизме
И. А Ильин

Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит.

Мф. 18.8

Сильно затянувшийся и утомительный съезд криминалистов, прибывших со всех сторон света, шел к концу. Мы сидели после ужина у нашего председателя. Непринужденные разговоры скрещивались и перебивали друг друга. И ворвались чьи-то слова, сказанные тоном искренней убежденности: «Но среди них попадаются люди, действительно одержимые сатанинским началом».

Слова эти были произнесены немолодым человеком, с сильной проседью в волосах и большими голубыми глазами, взгляд которых тотчас же вызывал у всех полное доверие. И вот он рассказал нам следующее.

«Я психиатр по профессии, родом из России и работаю давно уже с дефективными обитателями тюрем. Я изучил их в Англии, в Испании и в Германии. Я беседую с ними так, как если бы я не принадлежал к тюремному начальству, а приходил к ним как вольный гость и светский духовник. Я много наблюдал и немало пережил в этих беседах и мне не раз удавалось заглянуть в ожесточенные и действительно темные души. Среди этих людей есть множество несчастных, страдающих, внутренно раздвоенных душ, полу-шизофреников, которым иногда удается помочь. Но есть и цельные натуры, без всякого раздвоения, которые просто наслаждаются злом и которые постольку “несчастны” и “страдают”, поскольку им мешают злодействовать. Это, так сказать, “тотальные преступники”, которых мы беспомощно наблюдаем и с которыми мы решительно не знаем, что начать. Их-то я и имею в виду, когда говорю о сатанинском начале в человеческой душе; и должен добавить, что в нашу историческую эпоху этот тип людей приобрел особенное, роковое значение потому, что эти люди заболели политическим честолюбием и властолюбием и повсюду ломятся к власти…

Я знаю, что мы живем в век “просвещения” и что люди этого века не признают существования личного дьявола. Это человекообразное существо, известное нам по плохим картинкам, с копытами, рогами и хвостом, – исчезло для нас. По слову Гете: от дьявола мы освободились, но злое начало осталось. И когда дьявол исчез из протестантских исповеданий, то им занялись с особенным вниманием искусство и философия. Нам остался как бы его “плащ”, и вот XIX век начал рядиться в этот плащ. Людям захотелось узнать о дьяволе как можно больше; захотелось поглядеть на него, вообразить себе его вид; узнать его мысли и желания. Стали художественно изображать его и это не удавалось, или удавалось плохо. Возник только ряд демонических образов. Люди не знали, что сатана не имеет художественного образа, что он не поддается оформлению, ибо он есть отрицание закона, формы и художества. Люди не знали, что человеческое воображение бессильно изобразить его.

И вот XIX век создал демонию. Возник демонизм сомнения, отрицания, разочарования, горечи, эгоизма, гордыни, презрения и даже скуки. И все это дышало дерзновением и вызовом; почти все это доводилось до кощунства. Герои лорда Байрона имели явно демоническую природу. Мефистофель у Гете, так же, как и у Франца Листа, – не более, чем демон. Демоническое начало появляется в “Разбойниках” Шиллера, в “Петере Шлемиле” у Шамиссо, там и сям у Э.Т.А. Гофмана. А нигилист Макс Штирнер прямо говорит языком самодовольного демонизма… Весь германо-романский романтизм постоянно занят демонизмом и люциферианством: и больше всех Виктор Гюго, а за ним Жерар Де Нерваль, Теофиль Готье, Альфред де Виньи, Барбей д’Оревильи, Беранже, Бодлер, Верлен, Рембо, Бальзак, Мериме, Мишеле – а в музыке Лист, Гуно, Мейербер, Берлиоз… Одни боятся и со страху фантазируют; другие выдумывают, чтобы напугать. Связывают сатану с ведьмами, с шабашем, со всемогуществом, с ночью. Изображают его как умницу, как светоносного просветителя, как забавника, как волокиту, как добряка, как революционера, как подлежащего искуплению, как двигателя прогресса, как существо, требующее сочувствия и сострадания, как вестника свободы и разума, как благородного “протестанта”… Перебирают все возможные облики и комбинации, чтобы убедить себя в его “безвредности”, “невинности”, силе и привлекательности… – не понимая, куда это все ведет и чем это закончится… И не замечают, что все это становится проповедью человеческого самообожествления и оправданием, т. е. разнузданием человеческой порочности.

К этой прозиявшей пропасти подошел Фридрих Ницше со своим большим писательским талантом и с больной, извращенной душой. Он пленился демонически-дьявольской бездною и возвеличил ее. Его последние произведения – “Воля к власти”, “Антихрист” и “Се человек” – содержат прямую и откровенную проповедь зла и выговаривают сатанинские формулы.

Всю совокупность религиозных предметов – Бога, душу, добродетель, потусторонний мир, истину, вечную жизнь и соответствующие им запреты и осуждения, – Ницше обозначает как “груду лжи, рожденной из дурных инстинктов натурами больными и в глубочайшем смысле вредными”. “Христианское понятие Бога” есть для него “одно из растленнейших понятий, созданных на земле”. Все христианство есть в его глазах лишь “грубая басня о чудотворце и спасителе”, а христиане – это “партия забракованных ничтожеств и идиотов”.

То, что он превозносит – это “цинизм”, бесстыдство; это есть “высшее, что может быть достигнуто на земле”. Он прямо взывает к зверю в человеке, к “верховному животному", которое надо во что бы то ни стало разнуздать. Он требует “дикого человека”, “злого человека”, “с веселым брюхом!”… Его пленяет все “жестокое, неприкрыто-звериное”, преступное. “Величие есть только там, где имеется великое преступление”. “В каждом из нас утверждается варвар и дикий зверь… Все, что создает в жизни братство людей, – идеи “вины, наказания, справедливости, честности, свободы, любви и т. д.”, – должно быть вообще “изъято из существования”. “Вперед же”, – восклицает он, все “богохульники, противники морали, всевозможные беспочвенники, артисты, евреи, игроки, – все отвергнутые слои общества!..”

И нет для него большей радости, как видеть “унижение лучших людей и следить за тем, как они шаг за шагом идут к погибели”… “Я знаю мой жребий, – пишет он, – однажды с моим именем будет сопряжено воспоминание о чем-то чудовищном, о кризисе, какого никогда еще не было на земле, о глубочайшем совестном конфликте, о приговоре, вызванном против всего, во что дотоле верили, чего требовали, что свято чтили. Я не человек, я – динамит!”…

Так, оправдание зла нашло свои сущедьявольские, теоретические формулы; и оставалось только ждать их осуществления. А мы читали все это – и не понимали, не видели, куда это ведет. Искусство возвеличило демонизм; нашелся философ, который выговорил затаенную идею сатаны: губить лучших людей и наслаждаться зрелищем их гибели. Религия “просвещения” разуверилась в дьяволе; искусство стало браться воспевать его; жизнь отозвалась на все это – явлениями сущего сатанизма. Ницше нашел своих читателей и почитателей, даже в среде пасторов, объявивших его “великим освободителем”; другие приняли его доктрину, отвергли различение добра и зла, сочетали ее с доктриной Карла Маркса и принялись за осуществление этой страшной идеи.

Мои наблюдения привели меня к выводу, что “демонический человек” совсем не есть самое страшное в жизни. Надо различать между “демонизмом” и “сатанизмом”. Демонизм есть дело человеческое; сатанизм есть дело духовной бездны. Демонический человек предается соблазну; одержимый любопытством, он играет в добро и зло, смешивая их и меняя их наименования; в худшем случае он предается своим дурным страстям и может еще одуматься, покаяться и обратиться. Но человек, в которого по слову Евангелия “вошел сатана”, одержим чужой, потусторонней, внечеловеческой силой и становится сам человеко-образным дьяволом. Демонизм есть преходящее духовное помрачение; его формула “жизнь без Бога“, “протест против Божественного”, “независимость человеческого произволения”… Сатанизм есть полный и окончательный мрак духа; его формула – “низвержение Бога”, “попрание всего священного”, “угашение всех божественных лучей”, “унижение и погубление праведников”. В демоническом человеке бунтует неукрощенный и необлагороженный инстинкт, не оживляемый замолкшим сердцем и поддерживаемый холодным рассудком. Человек, одержимый сатанинским началом, действует подобно чужому орудию; он как бы служит злу, зависти, злобе, ненависти, мести, и в то же время наслаждается своим отвратительным служением.

Можно было бы сказать, что демонический человек заигрывает с сатаною; играя, он “облекается в него”, вчувствуется в него, предчувствуя ужас и изображая его, он вступает (по народному поверию) в договоры, и сам не замечая того, становится его удобным “жилищем”… Сатанинский человек утрачивает себя и становится земным инструментом дьявольской воли. Кто не видел таких людей или, видя, не узнал их, тот не знает подлинного, первоначально-искреннего и завершенного зла и не имеет верного представления о сатанинской стихии.

Наши поколения поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями этой стихии и доселе не решаются выговорить свой опыт в метких и точных словах, и не знают, как начать. Здесь мы встречаем нечто чудовищное, что нельзя изобразить в осязательных, строгих формах и о чем легче говорить в символических намеках: можно было бы описать эту стихию как “черный огонь”; или определить ее как вековечную, неутолимую зависть, как неисцелимую ненависть, как дерзающую свирепость, как агрессивную, воинственную пошлость, как вызывающе-бесстыдную ложь, как абсолютное властолюбие, как презрение к любви и добру, как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от унижения и погубления лучших людей, как антихристианство. Человек, поддавшийся этой стихии, теряет духовность и влечение к ней, в нем гаснут любовь, доброта, честь и совесть; он предается сознательной порочности, противоестественным влечениям и жажде разрушения; он кончает вызывающим кощунством и человекомучительством. Но и этого мало; он полон ненавистью к людям духа, любви и совести, и не успокаивается до тех пор, пока не поставит их на колени, пока не поставит их в положение предателей и не сделает их своими покорными рабами.

Вот этот черный смерч идет сейчас над миром. Игра в демонизм идет к концу; началось трагическое осуществление сатанизма. Подготовлявшееся в искусстве вошло в души и стало реализовываться в жизни. Целые народы порабощены людьми сатанинского права и дьявольской политики. И всюду – лучшие гибнут, а худшие всплывают на поверхность, распоряжаются и губят. И доселе мы находим в литературе – то в журналах, то в книгах – сочувствие, выражаемое демонизму и сатанизму. Вот появилась книга – “Апология зла” (т. е. оправдание порока); вот статья “Побеседуем о дьяволе”; вот еще статья “В защиту сатаны”… А вот реформаторский богослов-профессор доказывает в популярной статье, что имя “Мефистофель” искажено, его надо читать иначе “Мегистофель”, что означает “самый полезный” и т. д.

Эта стихия проявляется в людях однородно: слабеет и исчезает духовность, начинается разложение, разнуздание, разрушение; всюду обнаруживается осознавшая себя порочность, половая извращенность, предательство среди чиновников, ученых и духовенства, упоенное человекомучительство и необузданное властолюбие – то слева, то справа.

Личное переживание этой сатанинской стихии вызывает в здоровой душе ужас и отвращение, которые могут перейти в настоящее телесное заболевание: симпатическая нервная система, имеющая свои нити и концы во всем организме, заболевает спазмами, которые ведут сначала к первой “дурноте”, потом к функциональной дизритмии во всем организме (сердце! желудок! мозг! кровообращение!) и могут закончиться душевным заболеванием, самоубийством или прямою смертью.

Мы все должны научиться узнавать таких людей по наружности, не дожидаясь их деяний. Их можно узнать по острым, злобным, фальшиво шныряющим глазам, по ненавистной, презрительной, кощунственной улыбке, по резкому голосу, по напыщенным, хвастливым, угрожающим, лживым словам и по лукавым предательским делам. Русские люди давно уже имели возможность изучить их; они обязаны знать, кто они и откуда; и все-таки они то и дело ошибаются, верят провокаторам, возвеличивают бесстыдников, торопятся прицепить свой челн к корме “большого”, хотя бы и проклятого корабля. А люди западных стран доселе не разумеют этого явления, не хотят понять его и берутся за ум слишком поздно…

Вот людей такого извращения, такого строя я не раз встречал в тюрьмах разных стран и всегда с ужасом думал о том, что они будут делать, когда захватят политическую власть. О них-то я и сказал, что они одержимы сатанинским началом».

Весь этот импровизированный доклад, изложенный в тоне спокойного, но поистине трагического созерцания, был неожиданен, и мы все чувствовали себя потрясенными.

«Православное слово»,

№ 10–11 (35–36), октябрь-ноябрь 1995