Текст книги "Подвижники. Избранные жизнеописания и труды. Книга 2"

Итак, как ни прискорбно было Иерониму расставаться со своим убежищем, но пришлось это сделать. Около 378 года он решительно оставил свое уединение, о котором долго потом вспоминал с сердечным сожалением.

Итак, выйдя из своего пустынного затвора, Иероним возвратился в Антиохию, по-прежнему кипящую страстями. Пресвитер Евгарий встретил его с прежним дружелюбием, снова поселил в своем доме и посвятил во все последние новости.

Здесь в Антиохии продолжалась битва между несколькими направлениями в церкви. Пытаясь примирить враждующие стороны, Евгарий, наконец, решил отстаивать позиции официального Рима и в его лице епископа Павлина. Имея с ним частое общение, Евгарий знакомит с Павлином Иеронима. Пустынник произвел на епископа большое впечатление и своей начитанностью, и образованностью, и превосходной памятью, и знанием языков.

Иероним же, начав мирскую жизнь, решил как бы подвести итог своему пребыванию в пустыне. Он публикует некоторые свои работы, написанные в отшельничестве, в частности житие Павла-отшельника и подборку своих писем. Письма его имели вид своеобразных трактатов, посвященных определенным аспектам нравственности и духовного пути, и были просто любимой формой изложения Иеронима, какими у других мыслителей являлись проповеди, беседы и наставления. Уже говорилось, что письма Иеронима имели очень широкое хождение в миру и пользовались необычайной популярностью.

Издает Иероним и диалог против сторонников епископа Люцифера, который был обвинен в ереси в вопросе обратного допущения в церковь епископов, обвинявшихся в вероотступничестве. Здесь кроме прочего затрагивается вопрос сектантства внутри общего потока учения. «Надлежит пребывать в той церкви, которая, будучи утверждена апостолами, пребывает и доселе, – пишет Иероним. – Если вы услышите, что те, которые почитают себя принадлежащими Христу, называются не по имени Господа, но по имени кого-либо другого, например маркионитами, валентинианами и т. д., знайте, что это не Христова церковь, но сонмище антихристово, ибо тем самым, что они явились уже впоследствии, ясно показывается, что это суть те, появление которых предрек апостол. И пусть они не обольщаются, что свое учение утверждают на Писании, ибо и демон говорил кое-что согласно с Писанием. Кроме того, сила не только в том, чтобы читать Писание, надо еще понимать его. Иначе, если мы будем держаться буквы, то, пожалуй, еще выдумаем какой-нибудь новый догмат и станем утверждать, что не должно принимать в церковь тех, кто имеет обувь и две одежды».

В этом труде Иероним демонстрирует полное владение искусством исторического повествования, знание всех соборных постановлений и трудов многих историков и отцов церкви. Здесь Иероним прослеживает церковную традицию до самых ее истоков в вопросах таинств, роли церкви, епископата и значения обрядов, а также рассматривает историю ересей, начиная со времен иудаизма, переходя к раннехристианским, а затем к современным ему ересям, при этом он обязательно указывает исторические источники и заслуживающие доверия свидетельства. Это было одной из самых характерных черт Иеронима – в нем всегда более преобладал ученый, чем духовник.

Авторитет Иеронима, его влияние и симпатии окружающих к нему неуклонно возрастали, свидетельством чему было то, что именно в этот период епископ Павлин рукоположил его в пресвитеры. Нельзя сказать, что Иероним принял это радостно. Напротив, он в какой-то мере этому противился, имея высокое понятие о священном сане. Однако после увещеваний он все же принял его с условием, чтобы на него не возлагали пастырских обязанностей священника, а позволили ему вести жизнь уединенную.

В Антиохии, раздираемой битвой партий, Иероним оставался недолго. Он решил, что лучше воспользоваться представившейся возможностью и приобрести более обширные и основательные познания в богословии. Потому он оставляет Евгария и около 380 года отправляется в столицу Восточной империи Константинополь, чтобы услышать уроки одного из ведущих богословов того времени – Григория Назианзена, глубокие знания которого, сильный проницательный ум и блестящее красноречие составили ему славу светоча христианства. Так, страстная тяга к знанию привела к тому, что Иероним, будучи уже зрелым мужем, вновь с радостью стал учеником. Во многих сочинениях впоследствии он будет называть Григория своим наставником, учителем и изъяснителем для него Св. Писания. Здесь же в Константинополе Иероним знакомится еще с одной знаменитостью того времени – Григорием Нисским, который прибыл для присутствия на втором Вселенском Соборе. Однако интересно то, что сам Иероним ничего практически не пишет об этом Соборе 381 года, на котором рассматривались проблемы теологии и духовенства.

Здесь в Константинополе Иероним всерьез занялся переводами. Однажды, найдя Хронику Евсевия Кесарийского на греческом языке, он поразился широте ее охвата, ибо Евсевий опубликовал краткий обзор истории от Адама до правления Константина Великого с приложением хронологических таблиц и ссылок. Эта обширнейшая по тем временам работа должна была составить апологию христианской религии. Иероним сразу понял масштабность и полезность этого обзора, который был просто необходим для людей Запада, чтобы сориентировать их в мировой истории относительно истории библейской. Он с удовольствием переводит это сочинение с греческого на латынь, при этом попутно исправляя, дополняя и уточняя этот труд, пользуясь Светонием и другими писателями и историками. Он также продолжил Хронику до 378 года.

В отличие от прежних переводчиков Иероним решил следовать схеме переноса идеи с одного языка на другой, принятой Цицероном, вместо того чтобы передавать оригинальный текст, пытаясь переводить его дословно. Любой перевод, если только это не механическая передача оригинала, основан на интерпретации образа мышления автора оригинала. По сути своей это сконцентрированная форма толкования оригинала и отражает результат процесса размышления над образом мысли автора. «Мы, призванные под знамена Христа, оставляем в покое убивающую букву и следуем за духом, который дарует жизнь», – пишет Иероним.

Этот подход открыл многим совершенно новый взгляд на исторические тексты, а труд Иеронима стал известен и был очень хорошо принят в Константинополе. Более того, друзья стали просить его, чтобы он перевел для них сочинения Оригена, касающиеся Св. Писания. На Оригена ему посоветовал обратить серьезное внимание и Григорий Назианзен, что подтолкнуло Иеронима более активно взяться за дело.

То, что Иероним начал работать с текстами Оригена, коренным образом повлияло на его жизнь и мышление. Эти труды окончательно сформировали его взгляд на Библию, став опорой для его собственной дальнейшей комментаторской работы. Во многих последующих трудах Иеронима начинает просвечивать влияние Оригена, его стиль и дух. Иероним переводит четырнадцать бесед Оригена, комментирующих пророка Иеремию, и столько же к Иезекиилю. Однако переводя разъяснения на пророка Исайю, Иероним остался неудовлетворен трактовкой Оригена видения серафима (Ис 6. 1–8), поэтому он публикует собственный комментарий этого места. Это был его первый зрелый опыт разъяснения Св. Писания, тем более удивительный, что он в это время был практически лишен возможности видеть из-за болезни глаз. Но это испытание не заставило его остановить деятельность, и он продолжал работу с помощью писцов.

В 382 году папа Дамас задумал разрешить антиохийскую проблему, созвав в Рим восточных и западных епископов. Павлин, епископ Антиохийский, не терявший из виду Иеронима, отправляясь в Рим, пригласил его с собой. Папа Дамас к тому времени заочно уже имел представление о просвещенности сирийского пустынника. Познакомившись с ним лично, он был восхищен еще более и предложил Иерониму должность секретаря, поручив обширную переписку с восточными и западными церквями и ведение других церковных документов.

Трудно переоценить те широчайшие возможности, открывшиеся для Иеронима с этим неожиданным назначением. Он мог не только близко ознакомиться с состоянием дел во всех областях и провинциях, но имел доступ к документам и постановлениям и к огромной кесарийской библиотеке. Более того, он еще располагал и временем для ученых трудов. Папа Дамас охотно предоставлял Иерониму и то, и другое, приглашал для бесед и с уважением принимал комментарии Иеронима по различным проблемам. Он задавал ему вопросы, поощрял в новых исследованиях и в конце концов настоял, чтобы Иероним пересмотрел древние варианты проповедей и сделал бы их содержание одновременно исполненным истинной веры и изысканным по стилю.

Папа Дамас тем охотнее пользовался знаниями Иеронима, что увидел в нем человека, способного остановить поток латинских версий книг Св. Писания, которые появлялись повсюду. Как в свое время около полутора-двух столетий назад ходило по рукам огромное количество евангелий, пророчеств и апокалипсисов, среди которых значительными усилиями были отобраны немногие зерна от плевел, так и теперь Запад был наводнен многими переводами с греческого языка на латинский, большинство из которых оставляли желать лучшего. Но мало тех искажений, которые были внесены переводчиками – даже каждый переписчик вносил свои поправки! Августин писал, что при появлении рецензии Оригена или Лукиана переводчики и писцы Запада умели из двух рецензий с первого же раза сделать десять новых, а вторые – из десяти сотни. Каждая из появляющихся сект имела возможность оправдывать свои заблуждения или просто точку зрения. Так для Иеронима неожиданно определилось четкое и ясное направление всей его оставшейся жизни: он поставил своей целью сделать полный и правильный перевод всего Св. Писания и разъяснения оного.

Все уже соответствовало этой задаче – Иероним в это время уже свободно владел греческим и постоянно пополнял свой иврит, имел обширное знание самого предмета, то есть Св. Писания и был уже в серьезном и зрелом возрасте. Тот гуманист и ученый, который формировался в Риме, Аквилее, Трире, Антиохии, в пустыне и в Константинополе, теперь встал на уровень задачи, которая сделает его знаменитым во всем христианском мире.

Итак, в 383 году по просьбе папы Дамаса Иероним садится за сличение Евангелий с греческим подлинником. Язык Нового Завета, как известно, греческий. Даже самые древние «логин» – изречения Христа, передававшиеся из уст в уста на арамейском, записаны были впервые именно на греческом – международном языке того времени, имевшем повсеместное распространение. В латинском переводе книги Нового Завета столь сильно различались между собой, что почти невозможно было найти пару переводов, которые были бы схожи. Тексты одних Евангелий зачастую просто перемешивались с текстами других. Из многих греческих рукописей Иероним отобрал самые лучшие, которые только смог найти, провел тщательное сличение с латинскими версиями и исправил смысловые погрешности латинского перевода. К этому труду, посвященному папе Дамасу, Иероним присовокупил еще десять канонов, составленных Аммонием Александрийским и Евсевием Кесарийским, где производилось рассмотрение общности всех Евангелий и особенностей каждого из них в отдельности.

Нельзя сказать, что эта работа была встречена в христианских кругах с радостью. Напротив, она была принята более чем настороженно. А когда Иероним предпринял исправление латинской Псалтыри, именуемой римской, перевод которой во многих местах был неверен и невразумителен, то на сей раз труд его уже был принят в штыки, и получив к церковному употреблению правленый текст, многие начали вносить обратные поправки, чтобы читать так, как они привыкли. Много лет спустя Иероним сделает новый перевод, более тщательный, которому будет дано название Псалтыри галльской, потому что именно эта церковь первая примет его к употреблению. Но и это не последнее обращение Иеронима к Псалтыри, ибо еще через время он переведет ее уже с еврейского подлинника.

А пока Иероним собирает и другие книги, которые могут пригодиться для работы в дальнейшем. В одном из писем его содержится эпизод, красочно показывающий, насколько страсть к книгам и к работе была для него превыше всего. Однажды папа Дамас написал Иерониму письмо с просьбой растолковать некоторые из труднопонимаемых эпизодов Библии. Не получив ответа, он на следующий день послал к Иерониму дьякона, чтобы выяснить причину молчания своего помощника. Наконец, он получает ответ: «От Иеронима всеблагословенному папе Дамасу. Когда я получил письмо от Вашего Святейшества, я сразу же пригласил секретаря и хотел диктовать ему ответ. Пока он делал свои приготовления, я мысленно составлял текст своего ответа. Но как только я открыл рот, а он приложил перо к бумаге, к нам буквально ворвался еврей, неся несколько книг, которые он взял на время в синагоге, сказав, что хочет их почитать. «Вот то, что вы просили, – сказал он мне. – Возьмите эти книги». Я колебался и не знал, что делать, но он так напугал меня, прося поспешить, что я отложил все дела и занялся переписью этих книг, чем и занимаюсь по настоящее время. Но вчера вы прислали ко мне дьякона и он передал, что Вы ожидаете письма от меня, хотя я и думаю, что это скорее всего будет один из моих обычных комментариев к Св. Писанию». Затем Иероним пишет, что на данный момент может дать лишь приблизительный и краткий ответ, так как пока не имеет возможности в точности истолковать для папы встретившееся тому трудное место, но позднее, закончив копировать полученные на время книги, он пришлет более полное письмо.

Но собирательство книг никогда не было для Иеронима самоцелью. Книги были лишь хранилищем той необходимой информации, которая накапливалась в его сознании, в памяти и окружении, чтобы переплавляться при любой возможности в наставления, толкования, переводы, трактаты и пояснения. Именно в этом процессе складывалась сама наука о Св. Писании как таковая, вырабатывалась методология. Рождалось то, что сегодня назвали бы научным подходом, складывающимся в соединении точек зрения различных духовных школ и исторических, филологических, географических и многих других данных, создающих мощный фактический и исследовательский фундамент любой науки.

Так, кроме обширной работы по заданиям папы Дамаса Иероним переводит трактат Дидима о Святом Духе и две беседы Оригена о Песне Песней, о которых напишет: «Ориген превосходит других толкователей, но он превзошел сам себя в изъяснении Песни Песней. Он так прекрасно объясняет образы и аллегории этой книги, что о нем можно справедливо сказать то же, что говорит о себе невеста: «Царь ввел меня в чертоги свои» (Песн 1. 3).

Кроме переводов Иероним предпринимает несколько опытов истолкования фрагментов Св. Писания, но более интересна в данном случае его критика на комментарии другого автора как самый первый в области библейской науки пример «рецензии на книгу». Здесь Иероним высказывает свою точку зрения на то, каким должно быть хорошее толкование текста. Приведя несколько примеров абсурдной интерпретации, даваемой в рецензируемой книге, Иероним завершает следующим замечанием: «Таких недостатков здесь бесчисленное множество. И мне кажется, что они делают его книгу совершенно бесполезной. Написан комментарий действительно изысканным стилем, отличающимся галльской помпезностью, но какое отношение это имеет к экзегетике? Главная задача толкователей текстов – не демонстрировать свое собственное красноречие, а помочь читателю понять смысл, заложенный в тексте автором оригинала»[35]35
  Lous N. Hartmann. St. Jerome as an Exegete.


[Закрыть].

Однако более всего в этот период Иероним стал известен не столько благодаря своей научной и изыскательской работе, сколько своему духовному наставничеству. Будучи в гуще жизни – в столице империи и христианского мира, – Иероним не только не оставляет своей аскетической жизни, но, напротив, получает возможность ее активно проповедовать. Он становится настоящим духовным наставником благодаря, во-первых, глубочайшему знанию Св. Писания, во-вторых, умению применять это знание в жизни. Особенно большим авторитетом пользовался Иероним у некоторых аристократок, которые были серьезно озабочены падением нравов среди римских граждан. Из горячих поклонниц Иеронима были известны Авентина, Марцелла, Азелла и другие, обратившиеся в христианство, оставившие светскую жизнь и опекающие бедных. Но самым близким другом и помощником Иеронима стала благородная патрицианка Павла, которая, овдовев, затворилась от мира и занималась только воспитанием своих детей и благотворительностью: организовывала уход за больными, обеспечивала неимущих, погребала за свой счет умерших в нищете. Также пыталась она с помощью Иеронима обратить на духовный путь своих дочерей, из которых недавно овдовевшая Блезилла и юная Евстохия решили разделить образ жизни матери.

Устремленные к духовному подвижничеству, но не всегда достаточно хорошо представлявшие себе, что это такое, эти знатные и влиятельные дамы нуждались в наставлениях. По их просьбам Иероним написал несколько сочинений об аскетическом образе жизни. В этих трудах он полностью раскрылся как духовный наставник, проповедуя полное самоотречение и любовь к Христу.

О его наставнической деятельности нужно сказать особо. Самоотречение для Иеронима – это тот парус, который наполняется ветром веры. Нет его – и корабль не сможет выйти в плавание. Самоотречение есть краеугольный камень духовной доктрины, проповедуемой Иеронимом. Семья, связи, деньги, хорошая репутация в обществе – все это должно отойти в сторону. Тот, кто воистину стремится к совершенству, кто хочет быть истинным последователем Христа, должен осознать, что эти вещи являются лишь препятствиями в достижении его истинной цели. Интерес или привязанность к земным вещам убивает всякую надежду на ведение жизни аскета. Следует стремиться к обладанию богатствами Христа, а деньги и вещи – это причальный трос, который не дает кораблю выйти в море, и его нужно обрубить, а не отвязать. Тяжесть золота прижимает к земле крылья добродетели, ибо лишь когда мы голы, ничто нам не мешает и мы возносимся на небеса… Только верующий истинно богат, только скупец по-настоящему беден. Если человек владеет какой-нибудь собственностью, пусть продаст ее; если он беден, то он не должен копить деньги… «Потому не стремитесь получить то, от чего потом нужно будет избавляться, но отдавайте то, что у вас есть. Так Христос узнает, что его новобранец решителен».

Истинное самоотречение подразумевает также презрение к насмешкам и осмеянию со стороны общества. Только слабые и нерешительные позволяют другим преградить себе путь к совершенству. Однако Иероним понимает силу общественной критики и принимает меры, чтобы показать ее бесплодность. Он пишет, что «высокообразованные люди легче поддаются оскорблениям, чем страху, и часто те, которых не могут сломать никакие пытки, ломаются от позора». Первым принципом для аскета должно быть презрение к людскому мнению, и нужно постоянно хранить в душе слова апостола Павла: «Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал 1. 10). Почести, которые оказывает общество, преходящи, и гораздо чаще они оказываются недостойным, а не тем, кто их заслужил. Отказаться от них – это пустяк, но обрести Христа – это великое дело.

Одним из самых решительных гимнов самоотречению было письмо Иеронима, написанное Павле, когда дочь ее Блезилла оставила этот бренный мир. Горе Павлы было настолько велико и безмерно, что она потеряла всякое самообладание. Иероним пишет ей:

«Зачем мы скорбим об умерших? Мы не для того родились, чтобы жить здесь вечно. Авраам, Моисей, Исайя, Петр, Иаков, Иоанн, Павел, сосуд избранный, и даже сам Сын Божий умирает, а мы сетуем, когда покинет тело какой-нибудь человек, который, может быть, для того и «восхищен, чтобы злоба не изменила разума его… ибо душа его была угодна Господу, потому и ускорил он из среды нечестия»[36]36
  Киновии вифлеемские // Сладкопевцев П. Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники. СПб., 1895. С. 144.


[Закрыть], чтобы на долгом жизненном пути она не заблудилась в извилистых тропинках. Пусть плачут о мертвом, но о таком, которого принимает геенна, которого пожирает тартар, для чьей казни пылает вечный огонь. А мы, при конце жизни сопутствуемые сонмом ангелов, встречаемые самим Христом, мы, напротив того, должны тяготиться, если слишком долго заживемся в этой смертной храмине.

Порадуемся за нашу Блезиллу, которая из тьмы перешла в свет и, пылая живой верой, приняла венец за совершенное дело. Поистине, если бы ранняя смерть застала ее среди мыслей о временных привязанностях и земных успехах, не угодных Богу, в таком случае следовало бы пролить поток слез. А ныне, когда за четыре почти месяца до смерти она очистилась, так сказать, вторым крещением преднамеренного подвига и наконец жила так, что, поправ мир, постоянно думала о монастыре, – ныне побойся, как бы Спаситель не сказал тебе: зачем ты гневаешься, Павла, что твоя дочь сделалась Моей дочерью? Зачем ты досадуешь на Мой приговор и своими непокорными слезами выражаешь ко Мне нерасположение? Ведь ты знаешь, что Я думаю о тебе и о близких твоих. Ты отказываешь себе в пище не ради поста, но по причине печали. Я не люблю такого воздержания. Такие посты противны Мне. Если бы ты верила, что дочь твоя жива, то ты никогда не сокрушалась бы о том, что она перешла в лучший мир. Через своего апостола Я заповедал не скорбеть об умерших подобно язычникам…

Мы извиняем слезы матери, но должна же быть мера скорби. Если я смотрю на тебя как на родительницу Блезиллы, то не могу осуждать твоего сетования, но если смотрю на тебя как на христианку и монахиню, то этими именами уже исключаются материнские чувства… Отчего не попытаться внушениями разума подавить горе, которое должно быть смягчено временем?.. Пожалуйста, пощади себя, пощади дочь свою, уже царствующую со Христом, пощади по крайней мере свою Евстохию, юный и неопытный возраст которой нуждается в твоем руководстве… Излишняя любовь к своим родным есть нелюбовь по отношению к Богу.

Не могу без стенаний высказать то, что хочу. Когда из середины погребальной процессии выносили тебя, упавшую в обморок, народ перешептывался между собой: «Не правду ли мы говаривали? Мать жалеет о дочери, доведенной до смерти постами, жалеет, что не имела внуков… Доколе этих противных монахов не выгонят из города, не побьют камнями, не потопят в реках? Они обманули несчастную матрону. Что она не хочет быть монахиней, видно из того, что ни одна язычница не оплакивала так детей своих». Сколь, пойми, эти речи прискорбны для Христа…

Нужно оставить эти слезы, полные оскорбления святыни, полные неверия, не имеющие меры, могущие приблизить к смерти… Но к подобной тебе женщине идет милостивый Иисус и говорит: «Что плачешь? Девочка не умерла, но спит»[37]37
  Мк 5. 39.


[Закрыть]… Какие, ты думаешь, кресты, какие мучения терпит ныне наша Блезилла, видя, что Христос гневается на тебя? В ответ на твои стенания она ныне взывает к тебе: «Если ты, матушка, когда-нибудь любила меня, если я сосала твои сосцы, если я воспитана твоими наставлениями, то да не будет моя слава для тебя поводом к неудовольствию; не делай того, чтобы нам пришлось разлучиться навеки… Ты жалеешь, что я оставила мир, а я жалею о вашей участи, жалею о вас, до сих пор заключенных в темнице этого мира, – о вас, ежедневно ведущих борьбу то с гневом, то со скупостью, то с нечистыми желаниями, то с великим множеством греховных побуждений, которые увлекают человека к погибели. Если ты хочешь остаться моей матерью, постарайся угодить Христу. Я не признаю матери, не угодной моему Господу!»[38]38
  Киновии вифлеемские // Сладкопевцев П. Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники. Спб., 1895. С. 147.


[Закрыть]

Доводы Иеронима были тем сильнее, что основывались они на личном опыте. Отречение его было не просто буквой, но тем, что он прожил с кровью, с болью и муками. Он признавал трудности на этом пути, но не видел ничего невозможного в таких требованиях – ведь и многие другие, и он сам уже прошли этим путем. «Я не забываю, – пишет Иероним, – что вы можете указать на узы, которые в данный момент сковывают вас. Но грудь у меня не железная, а сердце не каменное. Я не спрыгнул с голой скалы в Македонии и не был вскормлен тигрицей. Я тоже прошел через трудности, подобные вашим… Любовь к Богу и боязнь ада легко разрывают подобные узы».

Тему духовного наставничества и призыва к иноческому образу жизни продолжает и книга против еретического течения антидикомариинитов – секты, отвергающей приснодевство Марии, Богородицы. Проповедником этой секты в Риме явился некто Гелвидий, написавший книгу, в которой на основании некоторых мест Св. Писания, истолкованных им по-своему, он доказывал, что Святая Дева по рождении Спасителя имела от Иосифа других детей, и переходя от частного к общему, утверждал, что девственное состояние не имеет никакого преимущества перед брачным. В наше время кажется не очень актуальным этот спор, но в то время вопрос стоял на самом деле в несколько ином аспекте: не о том, имела ли Дева Мария брачную жизнь после рождения Спасителя, а о том, нужно ли придерживаться правил аскетизма и безбрачия и до какой степени нужно их придерживаться. Эта секта хотела создать учение, которое вполне бы устроило ищущих наслаждений, то есть хотела иметь христианство без креста, и нужно сказать, что всегда находила большое количество приверженцев.

Этот вопрос поднимался вокруг христианства неоднократно, и многие известные отцы церкви высказывались по этому поводу. Друзья просили Иеронима написать опровержение на книгу Гелвидия, но поначалу тот отказывался. Он не считал трудным преодолеть противника, который выказал грубое невежество во многих вопросах и незнание Св. Писания. Иероним скорее опасался самим выступлением своим против Гелвидия придать важность этому неучу. Но все-таки настояния братий и собственное желание подвигли его написать «Трактат о приснодевстве Марии», где Иерониму не стоило большого труда опровергнуть все доводы и ошибочные толкования Писаний. Следом Иероним написал еще несколько работ в виде писем и книг об аскетической жизни и о различных еретических течениях – новациан, имеющих отличное от церковного учение о Св. Духе, и монтанистов, считающих за высшего пророка и воплощение Св. Духа основателя своей секты Монтана.

Влияние и авторитет Иеронима и круг его приверженцев постоянно возрастали. Сам он писал: «Суд едва ли не всех признавал меня достойным высшего священства. Блаженной памяти Дамас говорил моими словами, меня называли и святым, и смиренным, и знаменитым»[39]39
  Филарет, Архиепископ Черниговский и Нежинский. Историческое учение об отцах Церкви. СПб., 1882. Т. 3. С. 275.


[Закрыть]. Однако в Риме у него были не только сторонники, но и серьезные противники даже среди высшего духовенства, для которых его суровый образ жизни был неким упреком их собственному распущенному. Учитывая вспыльчивый нрав, который не смогла исцелить даже отшельническая жизнь, и бескомпромиссность Иеронима, можно понять, почему число его противников – явных и тайных – также постоянно возрастало. Многие откровенно завидовали его влиянию на энергичных и пылких патрицианок, и когда полемика Иеронима по богословским вопросам обострилась, противники начали против него настоящую кампанию слухов, сплетен и клевет. Однако страстная вера и преданность этих женщин, а главным образом покровительство папы в какой-то мере уравновешивали продолжающиеся нападки.

Но особенно много возмущения и споров вызвало в свете письмо к дочери Павлы Евстохии «О девстве», написанное в конце 384 года. Письмо это представляло собой целый трактат об аскезе и девственности. В нем излагались основные правила иноческой жизни, которые необходимо было исполнять для совершенствования на этом пути. «Ты идешь с грузом золота, и тебе следует избегать разбойников, – пишет Иероним. – Никто не ходит в безопасности среди змей и скорпионов… Девственность погибает и вследствие мыслей. От этого бывают и девы злые, девы телом, но не духом, девы юродивые, не имеющие елея, для которых затворен будет брачный чертог… Потому постоянно необходимы смирение и труд…»

Иероним также разъясняет, что истинная ценность безбрачия и непорочности в глазах Господа состоит в том, что они выбираются добровольно. Более сильная любовь Господа к девственникам объясняется тем, что они добровольно подчинились тому, что им не приказывали, ибо такое подчинение есть великая добродетель, так как при этом отдается то, чего не требуют отдать.

И еще на один важный аспект указывает Иероним: такое состояние – великий дар, ставший возможным для женщин благодаря Деве Марии. «Во времена древние воздержание наблюдалось только у мужчин, а Ева продолжала рожать детей своих в муках. Но теперь дева зачала во чреве своем, и это проклятие потеряло силу. Смерть приходила через Еву, жизнь пришла через Деву Марию… и, таким образом, дар девственности теперь гораздо чаще встречается у женщин, ибо его источник – в женщине».

Изобразив высоту и трудность девства, Иероним указывает средства сохранить дорогое сокровище: воздержание, простота в пище, уединение, молитва, воздержание от вина, послушание и кротость. «Всего тщательнее, – пишет Иероним, – должно тебе избегать огня тщеславия. Когда творишь милостыню – пусть видит один Бог, когда постишься – да будет радостно лицо твое. Одежда твоя не должна отличаться ни ослепительной белизной, ни грязью, ничем особенным, чтобы не останавливалась перед тобой толпа прохожих и не указывала на тебя пальцем… Не говори намеренно тихим голосом, как бы истощенная постом, не опирайся на плечи другого, подражая походке изможденного и лишенного сил человека. Избегай мужчин, которых увидишь в веригах с отросшими как у женщин волосами вопреки повелению апостольскому, с козлиными бородами, в черных плащах и с обнаженными на жертву холода ногами. Это все орудие дьявола».

Эти правила, написанные самим Иеронимом, а также почерпнутые из Св. Писаний и трудов известных богословов, были изложены со всем пылом его увлекательного красноречия и сопровождались весьма резким обличением образа жизни современных римлян. Именно на состоянии института брака видна была та степень разложения, которая постигла общество.

Иероним не щадил ни одного порока и смело обличал монахов и духовных пастырей, которые вели слишком изнеженную и мирскую жизнь. Голос его раздавался громко и неистово, не оставляя ни малейшей лазейки греху и невежеству. Его критика всегда была убийственной, остроты пылкими и беспощадными, и конечно «просвещенный» Рим ему этого не простил.

В 385 году папа Дамас скончался на восьмидесятом году жизни после восемнадцатилетнего правления церковью. Преемник его Сириций уже не был расположен к старцу, и разразилась гроза, со всей силой обрушившаяся на Иеронима и труд всей его жизни. Все, что раньше было скрытно, теперь вырвалось на поверхность. В нем теперь осуждали все – его взгляд, походку, улыбку, его простоту в одежде и образе жизни. Нашлись даже такие, кто распускал совсем уже непристойные слухи об отношениях его со своими ученицами.