Текст книги "Морские досуги №9 (Яхтенные)"

…В этой милой бухте, на берегу которой сейчас галдит детская экскурсия, опохмеляются яхтсмены и целуются парочки, в 1814 году английская эскадра, грубо нарушив нейтралитет Португалии, атаковала североамериканскую каперскую шхуну «Генерал Армстронг» из Нью-Йорка. Янки отбили несколько попыток абордажа, убив и ранив 173 англичанин и потеряв всего девять человек. После чего капитан шхуны затопил корабль и высадился с экипажем на нейтральный берег. Видать тот капитан был не дурак подраться.

…На набережной гуляют парочки, мимо прошла старая сеньора вся в чёрном, вид такой, что встретил бы в России – подумал, что собирает бутылки. Народ выгуливает собак, кто-то целуется на скамейке под «голыми», без коры, клёнами. На одном из клёнов читаю вырезанное ножом «Claudia+Vittorio=.»

* * *

27 июня мы уходили с острова Файял. На заправке пришвартовались к борту французской яхты, которая только что пришла на Азоры. Так вот это была та самая яхта, пропавшая после выхода с Бермуд 4 июня. Вместо сломанной грот-мачты – какая-то самодельная рама, на которой эти ребята ставили парус. Два потрёпанных измученных мужика. Совершенно пустые глаза. Я на своём чудовищном английском растолковал французу, что мы получали сообщение об их пропаже и дьявольски рады, что они живы-здоровы. Он вяло поблагодарил и махнул рукой.

* * *

В 16:00 по Гринвичу мы вышли из бухты в пролив… Увы, хотя прогноз был вполне приличный, однако циклон, вместо того, чтобы идти, как обещано, на северо-восток, почему-то притормозил, и в проливе мы имели норд-вест 3040 узлов (до 20 м/с) и беспорядочные волны высотой до 4,5 метров. Кают-компания «гуляла» сбоку набок. Волны били в борт и заплёскивали на люк. В общем – концерт по полной программе.

Ближе к ночи, когда в проливе между островами Да-Пико и Святого Георгия свистело за 35 узлов и болтанка совершенно не собиралась утихать, Щербаков решил, что ну его на фиг – соваться в открытое море в штормовую ночь. Подошли уже при полной темноте к высоченной, до 900 метров, подветренной стене острова Святого Георгия и в полутора кабельтовых от берега уже на спокойной воде бросили якорь. Впрочем, здесь под стеночкой погуливал навальный ветерок, так что не обошлось без ночных дежурств.

Утром 28 июня по светлому снялись с якоря. На море творилось прежнее безобразие. Прогноз на ближайшие три дня был невесёлым, так что прямой бросок к Европе пока не получался. Взвесив все обстоятельства, капитан решил двинуть к острову Терсейра – самому обжитому острову архипелага. До него оставалось всего 25 миль и практически «по дороге».

…В полдень мы уже шли вокруг острова Терсейра, мимо города Ангро-до-Хероисмо, огибая рифы Дас Кабрас – три огромные скалы, торчащие из воды. Было видно, как волны лупили в камни, и какие волны! При таких раскладах я, стоя на руле, уважительно, «с запасом», обошёл скалы. Кстати, и запас-то был ограниченным, ибо справа по курсу, примерно в двух кабельтовых, тоже билась на рифах белая пена. Однако в такое ушко, размером в полкилометра, даже слепой проденет яхту, тем более, что карта гарантировала вполне достойные глубины.

* * *

Нежданная, но очень памятная трёхдневная стоянка на острове Терсейра ещё раз укрепила экипаж «Сибири» в единодушном мнении, что люди – везде люди, и абсолютное большинство людей в мире – очень хорошие. А искусственные идеологические, политические, религиозные, национальные распри нужны только мелким кодлам мерзавцев, которые на этих распрях делают свой бизнес.

…Португальские старики, точно как наши, сидят рядком на лавочке и неторопливо разговаривают о чем-то – держу пари, что ругают правительство и нынешнюю молодёжь. А гуляя по набережной, мы натолкнулись на монумент, на котором были выбиты десятки имён ребят в возрасте 20–25 лет. Позже наши местные друзья объяснили нам, что эти парни погибли в колониальной войне в Мозамбике. «Это наш Афганистан…»

…По асфальтовому серпантину мы с Сашей Чулковым сходили на гору к 20-метровая статуе Мадонны. Дорога шла мимо посевов маиса и пастбищ, огороженных длинными стенками из камней. Как представил, сколько потребовалось труда, чтобы вручную сложить из обыкновенных горных булыжников стенку в метр высотой и длиной метров сто-двести, да не одну, – в животе похолодело.

Кстати, все склоны здешних гор расчерчены правильными квадратами посевов и пастбищ.

* * *

29 июня погода, наконец-то, установилась, и преотличная погода. Можно было уже выходить в океан и переть на Европу, в последний большой переход – 870 миль до Испании. Но. была пятница, а в пятницу и в понедельник ни один нормальный моряк, не связанный жесточайшим графиком, в море не выходит. К тому же наши местные друзья на 30-е пригласили нас на ланч, причём, Томаш (владелец автомастерской и фанатичный рыбак-любитель) поклялся, что если мы вздумаем улизнуть от ланча в море, он на своём катере «bistro-bistro» нагонит нашу «Сибирь» и завернёт её обратно.

…30 июня вечером «Сибирь» вышла из бухты славного городка Прайя-да-Витория. Мимо пролетел катер, и Томаш, топорща свои мощные усы, вскинул над головой руки: «Удачи!» С другого катера нам махали местный бизнесмен и его многочисленная родня и потомство.

Проплыла мимо гора со статуей Мадонны. А часов через шесть растаял за кормой и добрый остров Терсейра. Яхта взяла курс на Испанию. Впрочем, это нам тогда казалось, что мы идём на Испанию, получилось же немного иначе.

* * *

Яхта идёт с выключенным двигателем, тишина в природе полная, только волны бьют в борт. Горизонт пуст, и мечтательность в голове необыкновенная. Яхта устойчиво скользит в бейдевинде (ветер – сбоку в скулу), остаётся только тихо поправлять руль, да мечтать о том, как.

Гулкий хлюпающий вздох за кормой. От неожиданности подскакиваю, резко оборачиваюсь и вижу тёмно-серую СПИНУ, увенчанную солидным плавником. Эта спинка, длиною примерно в полторы «Сибири», мягко перекатилась в волнах и ушла под яхту.

Этот молодой кит полчаса кружил вокруг «Сибири», ныряя минут на десять и выныривая сбоку, сзади, спереди.

– Серёга, чего он к нам привязался?

– Может, за самку принял?..

…Мы идём в центр шторма, который наползает от Британии на Бискай. Возле Испании мы можем с ним встретиться, и 3 июля Щербаков поставил на GPS новую точку – город Фигейра-да-Фош в 150 километрах севернее Лиссабона.

* * *

К вечеру волна совсем сдурела. Я на руле упахался, как лошадь, потому что вместо ровного интеллигентного наката пошла короткая злая волна-«отморозок» высотой до 3,5 метров.

Хоп! Бац! Боковой удар в «челюсть» яхты. Волна летит навстречу через борт, достаёт до кокпита и на излёте накрывает Кикотя, который мирно отдыхает на скамейке в ожидании своей очереди встать за руль. Сергей Борисович отряхивает непромоканец и мягко, но образно излагает всё, что он думает по поводу моего искусства рулить. Я кротко извиняюсь.

Вскоре мои полчаса за рулём заканчиваются. Отстёгиваю от кронштейна леерной стойки карабин своей страховочной стропы, передаю руль Сергею и, хватаясь за ванты и леера, пробираюсь на скамейку. Там опять пристёгиваюсь (дело нудное, но необходимое) и начинаю отдыхать, пялясь на волны и машинально отмечая самые «красивые».

…Где-то есть Омск…

Хоп! Бац! Меня окатывает сверху. Вода стекает с капюшона непромоканца. Я посылаю Кикотю мягкий укоризненный взгляд. «Извините, Алексей» – «Да помилуйте, Сергей Борисович, пустое…»

* * *

Мы всё-таки зацепились за край циклона. Получили ветер до 35 узлов (17 м/с) и совершенно потрясающие волны – парни таких давно не видели, а я не видел вообще. Щербаков оценил их в 6–8 метров. Стена встаёт за кормой, подхватывает лодку – внизу открывается глубокий «овраг». Наискосок направляю яхту в эту пропасть, съезжаем – сзади гора, спереди гора. И опять наверх… И так сутки.

В конце концов движок не вынес непрерывной трёхсуточной молотьбы и накрылся. Кикоть и Шельменков произвели вскрытие, которое показало, что оторвался выпускной клапан, размолотил торец поршня, лопнул цилиндр, погнулся шатун – в общем, полный каюк.

Пошли под генакером и гротом. Ветер к тому времени стих, да что там – вообще «дышал» еле-еле. И с такой-то парусиной мы едва выжимали 4,5–5 узлов.

К вечеру ветер скис капитально, генакер заполоскал. На стекленеющее море опустился штиль. Мы остались и без двигателя, и без парусов. До берега оставалось каких-нибудь десять миль, он уже был виден – Европа, ради встречи с которой мы пересекли океан.

Почему-то потом, в Омске, когда я описывал друзьям и знакомым эту ситуацию, все первым делом предполагали, что экипаж «Сибири» тут же сел на вёсла. Это было бы, конечно, смешно – разгонять нашу 6-тонную малютку с помощью вёсел, тем более, что их не было. Но зато у нас была резиновая шлюпка с маленьким подвесным моторчиком «Ямаха» мощностью 2,5 лошадиных силы.

…В 19:00 по Гринвичу рыбаки, удящие сардин с мола бухты в устье Рио Мондега, увидели весьма странную картину. Из океана под генакером, еле державшемся на слабом ветерке, со скоростью томного мечтателя в бухту входила русская яхта. Хохочущий экипаж сгрудился на корме, отчего та немного опустилась. За кормой с надписью ««Siberia». Russia. Omsk» тарахтел маленький лодочный моторчик, привязанный к складному трапу, каковой трап вместе с моторчиком задавливал ногами под воду один из членов экипажа (Володя Шельменков). И вот так, хохоча, треща подвесным мотором и полоща парусом, яхта, тем не менее, довольно неплохо ползла против течения к стоянке.

Держу пари, что мирные португальские рыболовы, увидев всю эту картину, подумали: «Так вот как эти ненормальные русские ходят через океаны…»

* * *

У украинских и молдавских рабочих в Португалии хлеб нелёгкий и небезопасный. Тут можно работать и получать хоть раза в полтора меньше, чем местные, но все равно столько, что хватит и на квартиру, и на выпивку, и на содержание всей родни в Украине или Молдавии. А можно и потерять всё, даже голову. Особенно, если ты нелегал, и с хозяином тебе не повезло.

Но, между прочим, наши ребята с Португалией кое в чём сквитались. Например, международные телефоны-автоматы здесь глотали монетки по 200 эскудо – 0,8 доллара (впрочем, с 2002 года Португалия тоже перешла на евро). Но наши люди на выдумки хитры. Бралась монетка в 20 эскудо и разбивалась молотком до размеров двухсотэскудной монеты. И доверчивые португальские телефоны-автоматы с аппетитом проглатывают это произведение советских умельцев, соединяя ребят со всеми странами.

…Вечером Щербаков читал сводки: пропала яхта, один человек, вышел с Азор 24 июня, направлялся на Соутгемптон… Просьба всем, кто видел, сообщить…

Бедный парень – он попался на «нашем» циклоне.

* * *

18 июля. Из вечерней сводки ИНМАРСАТ: женщина упала за борт французской яхты, парусное судно дрейфует под координатами, перевёрнутое судно дрейфует под координатами.

Это всё Бискай. Там сейчас восемь баллов. А мы тут стоим и ждём из Барселоны новый двигатель. Рядом стоит большой деревянный австралийский двухмачтовик, через пирс – французская яхта, напротив нас – американская.

Яхты приходят, яхты уходят. Ушли датчане на своём «Челлендже», пришли немцы. Яхты швартуются к причалу, и ребята, ещё немного очумелые от океанской качки, заводят концы на причальные утки.

Мы торчим здесь, как привязанные – ждём двигатель из Барселоны. Время, время! Надо успеть проскочить до Обской губы, пока не встал Севморпуть.

* * *

Типичный южный курортный городок. Очень красивый. Узкие улочки, толпы туристов, сплошной гуляющий легкомысленный и симпатичный человеческий поток. Столики уличных кафе, разноязычная речь, огромные крабы, шевелящиеся в воде на витрине кафе. Уличный аккордеонист. На аккордеоне сидит маленькая рыжая собачка, у неё в зубах – пластмассовая мисочка для денег.

Толпа у эстрады, на которой выступают рок-музыканты. Толпа возле поющих и танцующих «латинос». Кстати, в этой группе латиноамериканских музыкантов обнаружили свою «землячку» – очень красивую мулатку-танцовщицу из Гаваны. «Марина Хэмингуэй, йес?» – «Йес, йес, марина Хэмингуэй!» – улыбается девушка.

* * *

Рыбу мы всё-таки наказали. Больше невозможно было терпеть. На яхтенной стоянке в Фигейра-да-Фош рыбины (название которых я так и не запомнил) были здоровенные и наглые до предела. Они плескались вокруг, выпрыгивали из воды или сонными стаями стояли в теньке под бортами, как рассыпанные вязанки полуметровых поленьев. Жрали всё, что подвернётся, но при этом напрочь игнорировали любую наживку. Как мы ни изощрялись в деликатесах на крючке, рыбы только иронично и сонно пялились на нас из-под воды: «Ну-ну, что вы там ещё придумали?»

В конце концов, у Щербакова лопнуло терпенье, и он купил водяной «арбалет», стреляющий стальными стрелами на леске. На этом рыбья безмятежность закончилась, а у нас началась заготовка еды. Рыбу бил, в основном, капитан, а я занимался разделкой. Добычи хватило на две громадные очень вкусные жарёхи, на замечательную уху (произведение Саши Чулкова) и на пару связок вяленых рыбин. Одна связка всегда висела на бизани у руля, и потом мы на вахтах с удовольствием жевали подвяленную рыбу, немного напоминавшую скумбрию. Её мы доели чуть ли не в норвежском заполярье.

* * *

19 июля наконец-то нам доставили из Барселоны новый двигатель. За 9 дней стоянки милый очаровательный курортный городок Фигера-да-Фош надоел хуже горькой редьки. Так что двигатель установили предельно быстро, и под вечер следующего дня ушли в море.

* * *

21-22 июля шли вдоль берегов Испании. Чайки «стригли» воду, дьявольски красиво барражируя парами и в одиночку – как истребители сопровождения. За бортом проплывали немаленькие горы, уставленные рядами ветряков – ловцов дармовой энергии морского ветра.

21 июля меня ударили как током слова Щербакова: «Бухта Виго». Да, мы шли мимо знаменитой бухты Виго, о которой знали ещё с детства по роману Жюля Верна «20 тысяч лье под водой». Именно по пути жюльверновского «Наутилуса» шла сейчас наша «Сибирь».

Напомню вам историю, которой прославилась бухта Виго.

В октябре 1702 года, во время известной «войны за испанское наследство», в эту бухту вошли гружёные золотом Америки испанские галеоны. Их сопровождала эскадра союзников-французов. А 22 октября в бухту нагрянула английская эскадра с искренними намерениями это золото отбить. И почти отбили, поскольку имели явное превосходство сил. Но французский адмирал Шато-Рено, видя такой расклад, мужественно поджёг и потопил все «золотые» галеоны. Видать, крепкий был мужик.

Вот с тех пор уже три века эти тонны золота и серебра из испанских колоний покоятся на дне бухты Виго, сводя с ума кладоискателей и авантюристов.

Это – история, это её горячее дыхание. Это старушка-Европа, где каждая прибрежная миля устлана обломками кораблей и костями мореходов и солдат – от римских легионеров до наших современников.

* * *

…Когда человек просыпается в замкнутом пространстве яхты, информация входит в него медленно, но почти исчерпывающая. «Кто вошёл? Если Володя, то, значит его вахта уже закончилась и до моей осталось два часа…»

Дальше человек, не открывая глаз, чувствует, что качка неслабая, но не слыхать, чтобы плескало на верхний иллюминатор – значит, волнение умеренное. Приоткрыв глаз, человек видит в верхнем иллюминаторе голубой кусок неба – погода ясная… Приоткрыв другой глаз, человек уже может рассмотреть скрученные стаксели и грот, уложенный на грота-гике. Значит, ветер по-прежнему встречный и ловить нечего…

После этого человек встаёт и видит в боковых иллюминаторах, что утренний туман рассеялся, что горизонт чист и справа-слева никакой земли не наблюдается…

* * *

Про репутацию Биская – «европейской морской мясорубки» – говорить не буду. Репутация отвратительная. А тут ещё с запада наползал циклон, небо затягивалось. Да ещё и карта района пестрела по нашему маршруту разного рода «оптимистическими» надписями, типа «полигон подводных лодок», «район взрывчатых веществ» и т. д. Да Бог с ними, с циклонами и взрывчатыми веществами – так мне сегодня предстояло ещё и обед готовить!..

…Но видать, кто-то действительно очень сильно молился за нас. «Европейскую мясорубку» мы прошли мягко и изящно. Двое с половиной суток шли по нормальной спокойной волне, и единственным, что хоть немного добавляло адреналина в кровь, было наличие под килем «Сибири» Западно-Европейской котловины с глубинами по маршруту до 4900 метров.

* * *

Франция. Брест. Буквально с первых контактов с местными и началась, собственно, моя влюбленность в эту страну. Здесь у людей какая-то абсолютно не «дежурная» доброжелательность…

Пожилой мужчина, проходя по понтону мимо «Сибири», приветливо махнул рукой:

– Вив ля Рюсси!

– Вив ля Франс! – ошарашено отвечаю я.

Здесь даже портовые алкаши – и те похожи на наших. Один такой бич – худощавый, с испитым лицом, – подгрёб к нашему столику уличного кафе на предмет «откуда вы и куда». Но, поняв, что с выпивкой на халяву здесь не светит (увы, наши франки и сантимы были весь малочисленны), вскорости отвалил.

В офисе марины, где толпится яхтенный народ всех стран и возрастов, полненькая симпатичная девушка, очень «по-расейски» прыская на мои неуклюжие комплименты, растолковала нам с Сашей, как правильно надписать конверты.

– Как вас зовут?

– Анна…

– Будьте счастливы, Анна. Не забывайте яхтсменов из России!

…«Морской», совершенно интернациональный бар в марине. Грохот музыки, разноязычный гвалт яхтенного народа. Я по настенной карте показал голландцам наш маршрут. Ребята слушали очень серьёзно.

Утром мы ушли из Франции.

* * *

Забавная это штука – кораблевождение в проливах Ла-Манш и Па-де-Кале.

Например, плотность судов на квадратную милю. Во время их утренней съёмки с якорных стоянок, например, у устья Сены или у Остенде (Бельгия), за штурвалом скучать не приходится. Когда сбоку или с кормы прёт эдакая океанская громадина – есть над чем пошевелить извилинами.

Вечер. На Ла-Манше полная тишина, на ровной воде – весь спектр красок, от серо-сизого до багрового и далее – до фиолетового. Сумасшедший закат!

27 июля 2001 года, на подходе к Гавру, около 22:00 по Гринвичу «Сибирь» пересекла нулевой меридиан и вернулась в родное восточное полушарие, которое покинула в сентябре 2000 года в районе мыса Шмидта (Чукотка). Согласитесь, момент был не самый обыденный.

…Над мачтой – россыпь звёзд, над французским берегом полыхают зарницы.

* * *

В полдень 28 июля «Сибирь» проходила северную оконечность Булони, самое узкое место между Францией и Британией. Я так пялился в бинокль на море, мне так хотелось увидеть Британию, что я просто не мог её не увидеть. И вот на северо-западе в дымке наконец-то показались знаменитые белые скалы Дувра, воспетые ещё Шекспиром (и не только им).

А рядом за бортом проплывает французский берег. Названия на карте – прямо из учебника истории! Булонь – «Булонский лагерь» Наполеона, плацдарм для нападения на Англию. И тут же Кале, за который столько веков царапались Англия и Франция. И тут же Дюнкерк – место драматической эвакуации англо-французских войск в 1940 году… А перед глазами – укрепления немецкого «атлантического вала» времён Второй мировой войны и классические ветряные мельницы, как на картинах великих голландцев XVI–XVII веков. В общем, исторически очень плотный берег.

* * *

Нордзее-канал – ворота Амстердама. По каналу сновали яхты и пароходы, у берегов плавали лебеди, которых никто не ловил и не ел. С берега и со стоящих возле него яхт голландцы и голландки с дружелюбным удивлением глазели на российский флаг. Довольно знакомая реакция, хотя в Амстердаме российский флаг – вряд ли такая уж редкость. Это не мексиканский Сан-Лукас, не Санта-Барбара, «пиратский» остров Кокос и прочие места, в которых наша «Сибирь» была первой российской яхтой. По крайней мере на памяти опрошенных старожилов.

В 13:00 мы пришвартовались у набережной Де-Рейтеркаде возле Центрального вокзала Амстердама.

Амстердам, по-моему, самый весёлый город на планете, набитый уличными музыкантами и актёрами, а также туристами со всех краёв света. Очень красивый, старинный и при этом очень раскованный город.

Здесь, в одном из переулков знаменитого на весь мир квартала «Валлен» или «Квартала красных фонарей» полностью повторился сюжет из «Бриллиантовой руки». Мы шли с Серёжей Кикотем по переулку с чистыми намерениями попить где-нибудь пива. Идём мимо многочисленных витрин, в которых стоят и зазывают клиентов красотки в бикини – всех рас и народов, всех весовых и эстетических категорий. И вдруг вижу, как из какой-то витрины японочка в неглиже машет мне со страшной силой. Я рванулся на призыв. «Куда?!» – спросил Серёга. «Ну мало ли, может ей помощь нужна!» (кран починить, мебель передвинуть и т д.). Ну, японочка мигом объяснила мне по-английски, что ей от меня было надо. Пришлось растолковать красавице, что я всю жизнь любил, конечно, только её, но любил совершенно бескорыстно и платонически. И мы с Серёгой очень быстро пошли пить пиво.

* * *

2 августа. Яхту швыряет на волнах свинцового Северного моря. После вахты валюсь на койку. Бешеная волна колотит в борт возле самого уха, журчит над головой, стекая по палубе, плещет в верхний люк.

Кэп решил не соваться на ночь глядя в штормовое море, а воспользоваться близостью датского берега и зайти переночевать в Тюборен, памятный по «питерскому походу» 1997 года. «Сибирь» тогда зашла в этот датский городок после того, как норвежский сухогруз ночью шоркнул по корме яхты. Снёс кормовой релинг, штормтрап и антенну спутниковой навигации… и спокойно прошёл мимо.

В Тюборене моросил мелкий дождь. Городок невелик (не больше наших посёлков городского типа), но основательно укомплектован кафе, барами, супер– и минимаркетами. Впрочем, наше отношение к ним было самым платоническим, ибо с датскими кронами у нас было несколько сложно ввиду их полного отсутствия. Мы просто пошатались по мокрым улицам. На центральной площади городка, буквально рядом со стоянкой, лежит огромный якорь с русского фрегата «Александр Невский». Рядом табличка с названием судна, датой «28 сентября 1868 года». Позже я выяснил, что этот фрегат прослужил всего пять лет и в штормовую ночь с 12 на 13 сентября (по новому стилю) 1868 года намертво сел на мель в здешних водах.

…Был какой-то праздник. Датчане, датчанки и датчанята высыпали на центральную улицу, где были раскинуты пивные палатки. У стены местного ресторанчика, прямо на тротуаре в сковородах с полутораметровыми ручками жарили на угольных жаровнях какие-то специфические лепёшки. Мы шли по городку, упиваясь утончённым дизайном двориков и удивляясь тому, что лица земляков Гамлета, в основном – чисто российские, более того – деревенские. Причём некоторые явно отмечены печатью дружбы с «зелёным змием».

* * *

После дневной стоянки в Дании пошли на пересечение пролива Скагеррак. Болтанка была сумасшедшая, в кают-компании во время обеда можно было воочию видеть летающие тарелки. Сначала экипаж роптал – капитан молчал, а потом капитан роптал – экипаж молчал. Но при полном беспределе на море солнышко всё-таки светило, и настроение было, в общем-то, неплохое. Можно даже сказать, что на борту царила полная гармония.

* * *

5 августа в 15:00 «Сибирь» пришвартовалась к причалу яхтенной стоянки в самом центре Осло. На набережной, расположившись на её ступенчатых деревянных трибунах на этот бесплатный спектакль смотрело множество народа – как здешнего, так и приезжего.

…Наш местный ангел-хранитель – Ирина Никольская-Роддвик. Коренная москвичка, менеджер норвежского отделения фирмы «Теленор» – нашего спонсора по системам связи. Ирина замужем за норвежским писателем Виктором Роддвиком, пишущим на темы культуры. Он приходил к нам на «Сибирь» – очень мягкий, очень деликатный, очень интеллигентный человек – наш ровесник. Член Хельсинской группы по правам человека. Очень много помогал советским диссидентам, возил в СССР запрещённую литературу.

Ирина водила нас в два всемирно известных музея – музей экспедиций Тура Хейердала и музей «Фрама». Для норвежцев, да и для всего человечества, это алтарь памяти о подвигах великих путешественников – Руальда Амундсена, Фридтьофа Нансена и Тура Хейердала. И, конечно же, их экипажей, которые так и остались безымянными для мировой истории, но без которых не было бы и этих великих имён.

Ирина была знакома с Туром Хейердалом. Его мы, к сожалению, не застали в Норвегии – он в это время жил на Канарских островах. Ирина пообещала передать ему наш поклон.

* * *

7 августа. Ирина на правах хозяйки повела экипаж «Сибири» в местный рыбацкий ресторан. Заказала нам уху по-норвежски, жаркое из баранины с овощами и китовое мясо (походит на нежную говядину), при виде которого «Гринпис» нас бы сразу проклял и предал остракизму. По ходу дела очень интересно рассказывала нам про особенности рыбной кухни северных посёлков Норвегии. Про то, как треску там развешивают на столбы, потом подвергают щелочению, потом расщелачивают.

– Получается что-то вроде студня, к нему гарнир – горох и брюква. Я пробовала – отрава страшная, но считается деликатесом. Как, впрочем, и норвежский сыр – гадость ужасная, но. тоже деликатес.

* * *

Норвегия очень сильно «задвинута» на экологии. Потомки варягов так трепетно относятся к ней, что даже не собирают грибы, поэтому в здешних лесах их масса. Норвежцы считают, что лучшие грибы – это шампиньоны из магазина. «Я когда грибы собираю, – рассказывала Ирина, – я их от встречных за спину прячу – чтобы не приняли за дикарку». Впрочем, по её словам, в подобном положении нередко оказывается и премьер-министр Норвегии – он тоже предпочитает тихо ходить по лесам и тайно собирать грибы. Естественно, без охраны.

* * *

Ирина также рассказала нам, что у скандинавов в ходу своеобразные межнациональные «ярлыки». Датчане – гуляки и «пофигисты», шведы – гордецы, кичащиеся своей «королевскостью», финны – те вообще не скандинавы, хотя и напрашиваются. В этом ряду норвежцам отводится роль вечных «младших братьев», «деревенщины», «детей природы».

Действительно, народ милейший, открытый. Очень семейные люди, очень много внимания детям.

Так вот, в 60-х годах ХХ века эти «дети природы» вдруг открывают у себя под боком – в Северном и Норвежском морях – крупные месторождения нефти. И Норвегия нежданно становится одной из самых богатых стран мира. Каждый норвежец – от жителя столицы до рыбака на Крайнем Севере – чувствует за собой поддержку государства, знает, что за свои налоги (а они тут зависят от доходов и достигают 70 %) он получит на самом дальнем захудалом островке асфальт, причал, освещение и безукоризненную канализацию. Впрочем, извините, захудалых островков здесь просто нет.

В большом ходу здесь кредиты – на обучение, на покупку машины, квартиры, дома и т. д. Выплата – до 25 лет.

* * *

«Сибирь» ушла из Осло 8 августа. Мы шли такими местами, которые позволили мне смело назвать Норвегию самой красивой из «моих» восьми стран. Добавьте к этому тишину и покой норвежских проливов и фьордов, и вы поймёте, что экипаж «Сибири» просто отдыхал душевно и телесно, продвигаясь на север «вдоль» (а точнее – внутри) географического побережья Норвегии. Красота и умиротворение в душах были такими, что просто обязано была случиться какая-нибудь гадость. И она случилась…

Миновали обалденный островок, поросший елями, в которых прятались коттеджи, и только вошли в проход между скалами, как увидели идущий навстречу катер. Немного посторонились – самую малость, к скале, и едва разминулись с катером, как «Сибирь» явственно чиркнула швертом об камень. Отвратительное, надо отметить, ощущение. Мы с Серёгой Кикотем переглянулись, произнесли несколько соответствующих слов, прислушались. Вроде обошлось. Мы перевели дух. и тут ка-ак вдарились! «Сибирь», бедняжка, вся вздрогнула. Вневахтовый экипаж неторопливо и дружно вылез в кокпит и закурил. Суетиться было поздно.

Проверка показала, что шверт смяло капитально. Он категорически отказывался заходить в швертовый колодец, так что «Сибирь» утратила своё великое полярное преимущество – изменяющуюся осадку. Теперь до самого Мурманска нам предстояло идти с полной осадкой, уповая на отсутствие мелководья.

* * *

На Берген сыпет мелкий дождь – на нашу «Сибирь», на причал, на каменного рыбака на постаменте за каменным штурвалом – памятник норвежским морякам, погибшим в 1940-45 годах.

Возле стоянки раскинулся рынок. Звериные шкуры (оленьи, волчьи, лисьи, собольи и т. д.), сувениры с национальными мотивами – ножи, кошельки, бижутерия из кости и бисера; груды вязаных вещей – свитеров, рукавиц, шапочек, тапочек.

Рыбный рынок просто кружил голову. Здесь было буквально всё, что даёт северное море. Лососина, макрель, сельдь, все виды икры, живые раки, клешни огромных крабов, мидии, устрицы и вообще неопознанные ракушки.

По спутниковой связи звонил Саша Щербинин. После трёх месяцев на родной земле уже стонет: «Мужики, я к вам хочу!»

* * *

К Олесунду мы шли по красивейшим фьордам. Горы, изрезанные водопадами, казалось, смыкались вокруг «Сибири», но электронная карта исправно и надёжно показывала безопасные проходы. Ширина фарватера порой была не более «двух Иртышей», но глубины достигали 400 метров. Над водой стелились косяки диких гусей. Уже появились первые снеговые вершины.

В Олесунде нас ждали друзья – Даг и Ховард. Мы познакомились с ними на Кубе, где наши яхты стояли по соседству в марине «Хэмингуэй». Встретились душевно. Даг был со своей девушкой, вскоре подошла её подруга и не просто в гости, а по делу, как журналист местной газеты. Начались интервью, фотографирование, осмотр яхты и материалов экспедиции – в общем, обычные наши журналистские дела.

* * *

Утро 16 августа получилось чудное, было оно тихим и на редкость «сухим». Вода в широком проливе даже не рябила, ветер – от 0 до 2 узлов, и только из-за горы заходила громадная чёрная туча, космы которой свисали почти до самой воды.

И тут из-под неё как «дунуло»!

Первый акт «норвежского балета» – внезапный шквал с силой ветра до 42 узлов (21,6 м/с). Так «Сибирь» при мне ещё не прихватывало. Слава Богу, это был всё-таки пролив, хоть и шириной километров 10–15. В открытом море мы бы сразу имели восьмибалльную волну. А так – только строго горизонтальный дождь, черные волны, свист в вантах, да большая проблема расслышать, что орёт товарищ по вахте.

Сразу свернули стаксель. Потом ветер «стих» до 30–35 узлов, мы перевели дух, развернули штормовой стаксель… И тут получили «второй акт». Теперь засвистело до 55–56 узлов (28–29 м/с). Такого с «Сибирью» не было после знаменитого её переворота у Алеутских островов в конце сентября 2000 года. Пролив крепился-крепился и всё-таки выдал нам восемь баллов. Тучу-злодейку уже угнало на восток, за гору, небо расчистилось. Это надо было видеть (а лучше не надо), как под нежно-голубым небом свистел жестокий шквал, ветер срывал с черных волн белую пену и нёс её пылью над взбесившейся водой. Близкие рифы дополняли «романтику».