Текст книги "Как созвучны иволга и Волга!"

«Love me»

 
«Love me» – на бейсболке у старика,
в жёлтый пергамент одета рука,
белая трость, на ощупь шаги,
в черных очках не видно ни зги.
Правит проспектом бензиновый чад;
люди, как кони, под стенами мчат…
Трелью зелёный запел светофор,
старый шагает на звуки в упор —
каждое утро сиротски один,
с чёрным пакетом, идёт в магазин:
хлеб, молоко да кусок колбасы…
Тикают в сердце чуть слышно часы,
складки, как стрелки, ползут по лицу
тихо – завод ведь подходит к концу…
Может, и я так пойду меж людьми
вскоре, в бейсболке, кричащей «Love me»…
буду я песни стонать у церквей,
жить подаянием бедных людей,
в ветошь с помоек в мороз уберусь…
Многое можешь ты выдумать, Русь!
 

«Старого квартала Диоген…»

 
Старого квартала Диоген
греется у дома на скамейке.
Штукатурка падает со стен,
пропиты последние копейки…
Впрочем, есть картошка, сухари,
пенсия грядёт через неделю.
«Нет, что ты, милок, ни говори,
а народ-то русский, как Емеля, —
надо, чтобы щука помогла
или, скажем, скатерть-самобранка.
Что копить деньгу через дела?
Вырастут детишки – спустят в пьянках!
Вот возьмём Гордеева Фому…»
Трудно спорить мне с тобой, философ,
я и сам лет тридцать не пойму,
что в нас от варягов, что от россов:
викингов прямые паруса,
распростёртость азиатской лени
и царьградских гимнов небеса —
всё смешалось в сонме поколений.
Потому-то и не преклоню
перед чуждым идолом колена!
Я и сам на этот мир смотрю
с ласковой усмешкой Диогена.
 

«Откровенье – крови отворенье…»

 
Откровенье – крови отворенье.
Кровь суть дух, а отворяет жизнь,
ревность веры, жданности терпенья…
Отворяй! За облако держись!
 
 
Не склоняйся, как практичный ребе,
к жирным тукам, к жертвенной золе…
Дух Господень протекает в небе,
только тень от Духа на земле.
 

Над Юхотыо

 
Старушка в полушалке клетчатом
пасёт козу над омутком,
чтобы пойти к шоссейке вечером
продать проезжим молоко…
Июль кудрявится над Юхотыо
цветущей шерстью росных трав;
голавлики на стрежне плюхают,
в полёте мотыльков поймав.
Любить Россию – не обязанность,
давно все отданы долги,
а неотвязная привязанность
к судьбе над зыбями реки.
Глаза слезятся не от жалости, —
от блеска трав и ветерка;
здесь с детства до нашедшей
старости веселье сладко, боль сладка…
Коза прядёт от мошек ушками,
трясёт потешно куцый хвост…
Здесь сладко манит за церквушкою
родной кладбищенский погост.
 

Отклик

Русь восстанет иль пеплом поляжет…

С. Хомутов

 
Мы стареем, дела наши плохи
Иль, точней, летаргийны уже,
Но родимые язвы эпохи
Всё растут и кровят на душе.
 
 
Вкруг не танки гремят, не тачанки,
А в цветах лимузины-такси…
Что же россыпи красной волчанки
Вширь по душам бегут на Руси?
 
 
Под свечами богатства, под рыжим
Золочёным сверканьем креста
Вширь ползёт малярийная жижа,
Как в «испанке», дрожит нищета…
 
 
Мы стареем, дела наши плохи,
И не зрит исцеления взгляд:
Злом отравленный воздух эпохи —
Пусть безвкусный, но действенный яд.
 
 
Абортарии, торжища, бомжи,
Хитроумие хищных страстей…
Но здесь – люди и где-то под кожей,
Под мясами и мозгом костей,
 
 
За повадками жертвы и зверя
Нечто слито с иной глубиной,
И – не знаю во что, но – я верю
В это всей своей жизнью земной!
 

Борисоглеб

Константину Васильеву

 
Нет, не постом, а лишь трудом
дано умилостивить небо, —
я мыслю, стоя над прудом
у грозных стен Борисоглеба.
 
 
Здесь раньше был не пруд, а ров
с водою ясной, как на блюдце,
где сигизмундовых орлов
полки смогли лишь захлебнуться…
 
 
Неодолимость, монолит
работной православной веры
пусть наших внуков охранит
от златокованой химеры!
 
 
Среди вершащихся чудес
мне и святей, и интересней
не то, что Бог с креста воскрес, —
а Русь распятая воскреснет!
 
 
У древних стен весёлый торг
шумит, являет люд осанку…
А Тот, Кто дьявола отторг,
Он был и мастером рубанка.
 
 
Пойдём в твой дом, преломим хлеб,
наполним брагою бокалы,
и да горит Борисоглеб
кострами клёнов жёлто-алых!
 

В Егорьев день

 
Худой священник в грубой рясе
идёт селом и в каждый дом
заходит, от заката красен,
пугает Страшным всех судом…
– Пугай словами, нам не страшно.
Страшны живая боль да смерть,
а что в грядущем иль вчерашнем —
нам, как быку на прясле жердь.
 Допустим, били… или, может,
ещё и взгреют ей бока,
сейчас другая страсть тревожит
рога поднявшего быка:
весна, и пахнет майским гоном…
И мы, к словам Судьи глухи,
с ума смываем самогоном
судьбы и помыслов грехи.
Поём в безумии весёлом,
налив стакан по самый край,
как хорошо по нищим сёлам
цветёт черёмухами май…
Солярки нет. Под жидким снегом
озимых сгибла полоса…
«Э-эх, пропада-а-ай, моя-я теле-ега,
да все четы-ыре-е колеса-а!»
 

«Из какого, скажите мне, крошева…»

 
Из какого, скажите мне, крошева,
Из какого, ответьте мне, месива
В нас рождаются крохи хорошего,
Чтоб плохое любовь перевесила?
Себялюбцы, дельцы, пересмешники,
Поджигатели моря и истины,
Нигилисты и гаеры-грешники,
Что же мы до святого корыстники?
Даже тот, кто, рехнувшись, по-гадскому
Сатане льёт елей поклонения,
Призывает не пламени адского
Для себя, а любви и спасения.
Смотрим под ноги, бьём в переносицы
Тех, кто топчет судьбы нашей линии,
Но поднимем глаза и возносимся
В непонятное, дальнее, синее —
В глубину, где над зорями зарева
Духу звёзды гремят, как бубенчики,
Возвращаясь из варева-марева
Всей душой, – пусть на час, – как младенчики.
Проклинаем, что подленько прожито
В каузальности зла и бессилия.
Видно, дальнее крохи хорошего
Сыплет в нас, чтоб любовь пересилила.
Загорится земля под подошвами,
Обернётся мир лающим чудищем,
Но оно не осилит в нас прошлого,
Что из звёзд осыпается будущим.
 

Высоко за песнями уплывает дым
Валерий Белозёров

«Зима – зима. Заснеженное поле…»

 
Зима – зима. Заснеженное поле
Да небеса за дымкою немой.
Белела Русь, когда по Божьей воле
Я шёл по ней. Я шёл к себе домой.
 
 
Неторопливо, думая о разном,
Я выплетал прерывистую нить.
Была судьба в её сугробах вязнуть,
Была судьба одну её любить.
 
 
И не судить. И выдохнуть плохое,
Залюбоваться ею просто так.
Узнав овраг, подёрнутый ольхою,
И тот ручей, пронзающий овраг.
 
 
Она белела – чистая страница,
Дразнила душу далью декабря,
И оттого хотелось объясниться
Немногословной песней снегиря.
 

«Никакой вины и обиды нет…»

 
Никакой вины и обиды нет,
Подошла метель, волосы до плеч.
Молча от луны выключила свет,
Позвала в постель в белую прилечь.
 
 
Спрашивала – как? Ты ли не любил…
Ты ли не страдал? Заново начнём.
Только я, чудак, слов не говорил,
Не протестовал. Словно ни при чём.
 
 
Я-то без проблем нем лежал и глух,
Даром, что родня плакала в сугроб.
Тут земля совсем под гагачий пух,
Тут метель меня выцелует в лоб.
 

«Ночь. Уснуть бы. Не могу…»

 
Ночь. Уснуть бы. Не могу.
Волны камень точат,
На соседнем берегу
Тлеет костерочек.
Далеко ещё рассвет.
Не видать заката.
Ничего на свете нет.
Сгинуло куда-то.
 
 
Я-то знаю, замечал,
Что напротив есть причал,
Две деревни и лесок
Молодой наискосок,
Огороды и плетень.
Был бы свет и был бы день.
 
 
Всё. Довольно. Ухожу.
Что за колокольчик?
Остываю, не дрожу
Посредине ночи.
Ветер вдоль и поперёк,
Только мимо, мимо.
Чей там гаснет костерок?
Берег нелюдимый.
 
 
Я-то знаю, замечал,
Кто являлся, не молчал,
За поленцем, за сучком
Наклонялся не молчком.
И трава до Покрова
Все запомнила слова.
 

«Вот и солнышко. С вами ли, с ним ли…»

 
Вот и солнышко. С вами ли, с ним ли
Мы однажды припомним о том,
Как ловили мы лицами ливни
Под весенний воркующий гром.
Как дрожали у вас на ресницах,
Набежавшие после грозы,
То ли капельки чистой водицы,
То ли самой высокой слезы.
Ликовали пахучие травы,
Всё играло, звенело, цвело.
Были вы исключительно правы,
Полагая, как нам повезло.
Дни бегут бестолковые, им бы
Разгадать, до чего я смешон.
Я в восторге от вашего нимба,
Или это на вас капюшон?
Разбитной, вероятно, попозже
Он воротится, пустится в пляс.
Вам большое спасибо за дождик
И ему непременно за вас.
Всё нечаянно было и дивно,
И не купишь того серебром,
Как ловили мы лицами ливни
Под весенний воркующий гром.
 

Скворечник

 
Строгая досочки торец,
Я строю маленький дворец.
Желаю этому дворцу
Во всём понравиться скворцу.
 
 
Скворец закончит перелёт,
Скворчиху песней позовёт.
И будет к лету у скворцов
Кричащих несколько птенцов.
 
 
Там неба маленький кружок
И светел будет и высок,
Под вечер, выбелен и тих,
Он будет родиной для них.
 
 
А утром синего синей,
А утром сильного сильней,
С ужасной жаждой одного
Движенья. Выпорхнуть в него.
 
 
Увидеть реки и леса,
Узнать, что значит в небеса
Лететь, роняя первый пух,
И чтоб захватывало дух.
 
 
Я дело делаю не зря.
Так важно, чтоб до сентября
Здесь каждый утренний рассвет
Был новой песнею воспет.
 
 
Когда наступит время вьюг,
Скворечник с дырочкой на юг
Среди заснеженного дня
Надеждой будет для меня.
 

«На концертах играли Бетховена…»

 
На концертах играли Бетховена,
В подворотне ногами дрались.
Ох, и странная эта штуковина —
Суета под названием жизнь.
 
 
Кто-то ехал в Париж за бананами,
Кто-то в Нижний Тагил за крупой,
Где-то пили спиртное стаканами,
Где-то рюмочками и с икрой.
 
 
Кто-то жил и страдая, и радуясь,
Кто-то тихо дотягивал век.
Кто себя называл «гомо сапиенс».
Кто вздыхал: «Я простой человек».
 
 
Кто-то жил без стыда и без совести,
Кто-то жил только совести для.
И вращалась на заданной скорости
Небольшая планета Земля.
 

«Всё это было до чёртиков весело…»

Учительнице литературы Логиновой Н. Б.

 
Всё это было до чёртиков весело,
Школьный звонок, коридорное месиво
И голосов превеликое множество,
Мальчики девочкам корчили рожицы.
 
 
Ах, как тянулась рука за косичкою,
«Тише, шпана!» – говорила техничка нам,
Женщина мудрая, женщина храбрая,
Сопровождала компанию шваброю.
 
 
Всё это было довольно заманчиво,
Не отвертеться от солнечных зайчиков,
Вот они вихрем врываются с улицы,
Мальчиком девочка интересуется.
 
 
Как сочинение вычурно строками,
Пахнет земля тополиными соками.
И, привлекая внимание каждого,
Кружится, кружится птичка бумажная.
 
 
Время, куда ты торопишься числами?
Как поживаете, Нина Борисовна?
Если наступит минута усталости,
Вспомните, всё-таки что-то осталось ведь.
 
 
Снова к большим переменам готовые,
Катятся в небо звонки родниковые,
Чтобы в свободном полёте парила бы
Чья-то шальная душа над перилами.
 

«День весенний, день весёлый…»

 
День весенний, день весёлый,
Ребятня бежит из школы.
Всяк своё выводит соло
В общем хоре голосов.
Ни намёка на кручину,
Что тому первопричиной.
Может, это слёт грачиный
Меж берёз и облаков?
 
 
Будоражит южный ветер,
На сугробы солнце светит.
И в классическом балете
Люди скачут между луж.
Небо манит глубиною,
И не действует весною
Притяжение земное
На полёты наших душ.
 
 
У весны свои порядки,
Кто-то выронил перчатку.
То ль морозу вызов краткий,
Иль синоптикам привет?
Всё равно, что это значит,
Есть потери, есть удачи.
Нужно всё переиначить,
Если счастья в жизни нет!
 

Высоко за песнями

 
Высоко за песнями
Уплывает дым.
Есть слова известные —
Хорошо сидим.
А чего печалиться,
Глядя на восход?
Жизнь не получается?
Ничего, пройдёт.
 
 
В это утро раннее
Не спеши прилечь.
Часты ли свидания?
Сколько будет встреч?
Про мечту красивую
Кто споёт за нас?
А пока пульсирует
На гитаре бас.
 
 
И преображаются
Берега реки.
Не грусти, пожалуйста,
Подтяни колки.
Может прекратиться ведь
Эта круговерть,
Если вместе с птицами
Перестанем петь.
 

Тишининской усадьбе

 
Мы находим слова, подходящие к теме,
И хотим перемен, и не лжёт ни один,
Но всё выше трава и упрямее время
Крошит краешки стен молчаливых руин.
 
 
Здесь когда-то давно подавали карету,
У лихих кучеров и осанка лиха,
Открывалось окно, и тогда по секрету
Мог язык вееров задержать жениха.
 
 
Государственный муж получал из столицы
Интересную весть, и бледнела княжна.
Ах, зачем в эту глушь приезжала царица,
И о чём это здесь толковала она?
 
 
Может, зря ворошить? Может, всё уже поздно,
Будет ветер гонять лопухов паруса?
Что же крылья души в опустевшие гнёзда
Бьются? Им бы понять, где теперь небеса.
 
 
Померещится мне золотой с переливом
Удивительный звук, бубенец под дугой.
Утомлённой стране и стране торопливой,
Как всегда, недосуг заниматься собой.
 

«Такая ночь придумана для счастья…»

 
Такая ночь придумана для счастья,
Струящаяся к звёздному венцу.
Я так люблю, когда твои запястья
Расплетены и брошены к лицу.
 
 
Любой рассвет теперь уже не первый,
Он как и мы имеет свой черёд.
Смахнёт звезду, барашками на вербе
В неповторимой прелести замрёт.
 
 
Шумел бы май черёмухами в белом,
Грозил грозой, да грезил обо всём.
Мне одному весь мир не переделать,
Давай тогда вдвоём его спасём.
 
 
Мы будем ждать, улыбчивые двое,
Не приговора, завтрашнего дня,
Румяных губ дыхание живое
Заволокло как зеркало меня.
 

«Я вами просто ошарашен…»

 
Я вами просто ошарашен,
Когда увижу вас – молчу.
Ошибкой молодости вашей
Я быть пожизненно хочу.
 
 
Зачем ленивую улыбку
Адресовали, не тая?
Пускай не ваша я ошибка,
Вы – исключительно моя.
 
 
Дарует время по наследству
Судьбы сокровища свои.
Планета наша отвертеться —
И та не в силах от любви.
 
 
Хмелея вашими глазами,
Отрадно мне, что наяву
И вас вокруг, и вместе с вами
Я к неизвестности плыву.
 

«Бабье лето! Бабье лето!..»

 
Бабье лето! Бабье лето!
Сколько света за рекой!
Сыплют клёны эполеты
В георгиновый покой.
 
 
Не хочу великих истин,
Просто сяду на траву
Под рябиновые кисти —
Слава Богу, что живу!
 
 
И не гоже мне лукавить,
Жив-здоров и не ослаб.
Я сегодня буду славить
Проходящих мимо баб.
 
 
Подбоченились. Ещё бы:
Хмель зелёный вдоль реки,
Вылезают из чащобы
К ним навстречу мужики.
 
 
Подналадили погодку,
Кто старался – ни гу-гу.
Перевёрнутые лодки
С ними спят на берегу.
 

«Вот оно, какое время года…»

 
Вот оно, какое время года —
В синие, пустые небеса
Бережно укутала природа
Вдруг осиротевшие леса.
Не напрасно прочила кукушка
Людям приближение беды,
Листьев облетевшие веснушки
На холодном зеркале воды.
 
 
Опустели гнёзда и беседки,
И, перебирая не спеша
Прожитые радости, из клетки
Улетать готовится душа.
За шальными птицами, за дымом
Суету земную позабыть,
Ты мне так ещё необходима,
Чтобы это всё перелюбить.
 
 
Нам не расставаться невозможно,
Только я не буду о плохом.
Нарисуй, пожалуйста, художник,
Ты меня малюсеньким штрихом.
Не опознаваемого даже,
Чтобы не угадывали век,
В глубину осеннего пейзажа
Медленно уходит человек.
 

Ах, ты осень золотая

Жене Марине

 
Ах, ты осень золотая!
Кто мне душу залатает?
Лист берёзовый слетает,
Лист осиновый дрожит.
В околдованные чащи
Ухожу с годами чаще,
Чтобы праздник уходящий
Легче было пережить.
 
 
Вальсы там традиционны,
И торжественны колонны.
Только каркают вороны
То и дело невпопад.
С каждым годом ностальгии
Не похожи на другие.
Ой вы, люди дорогие,
Я ни в чём не виноват.
 
 
А под вечер… А под вечер
Смолкнут скрипки и гобой…
Дорогой мой человечек,
Пожалеемся с тобой.
Понесётся бесшабашно
Мелких буден череда.
Вместе осенью не страшно,
Если вместе навсегда.
 

«За окошком дождь осенний…»

 
За окошком дождь осенний
В ночь постукивая льёт.
Прячут призраки сирени
Отражение твоё.
Поведи же ты плечами,
Спой, которую люблю:
«Утоли мои печали…»,
Подойду и утолю.
 
 
Совершившие круженье,
Словно чёрные грачи,
Крылья сложат наши тени
В жарком трепете свечи.
Будто нет у них заботы
Знать о том, что впереди,
Будто их заставил кто-то
Переслушивать дожди.
 
 
Улетай за тучей туча,
Унося тоску-печаль.
Лишь бы теплящийся лучик
Нас с тобой не разлучал.
 

«Ветер осенний порыв за порывом…»

 
Ветер осенний порыв за порывом
Листья срывает полусырые.
Кружатся листья, несутся куда-то
В самые дальние координаты дат.
Пробирает проклятая стужа,
Кажется, с листьями хочет и душу
Растормошить, невзирая на тело,
Чтобы душа за листвою летела,
Чтобы тревожила нежную кожу
Жалких прохожих, ничтожных прохожих,
И, охлаждая за жилкою жилу,
Вслед хохотала: «Так вы ещё живы?»
 

«Поднебесная окрошка…»

 
Поднебесная окрошка
Нам устроила пургу.
Я с тобою понарошку,
Дорогая, не могу.
 
 
Твой дружок не будет мешкать,
Очень вовремя придёт
И обнимет, и утешит,
И своею назовёт.
 
 
Ничего не полагая,
У подруги на виду
Уведёт меня другая
По напудренному льду.
 
 
Не одиножды приснится
Сон, ласкающий сердца,
Как у солнышка ресницы
Разворачиваются.
 
 
Не любви ли мы хотели?
Жаль, желания не впрок.
Переполнены купели
Наших путаных дорог.
 
 
Оттого, что счастье – мимо,
Оттого, что мир таков,
Плачьте, плачьте, херувимы,
Под холмами облаков!
 
 
Может, выморозят зимы
Ваши слёзы в хрустале?
Может, будем мы любимы
На оплаканной земле?
 

«Я люблю этот город на Волге…»

 
Я люблю этот город на Волге,
Объясняться ли мне самому?
Аккуратными свитками волны
Комплименты бросают ему.
 
 
Просто я поброжу по аллее,
Постою у чугунных оград.
Вот опять облака розовеют,
Укрывая собою закат.
 
 
Снова чья-то девчонка хохочет,
Снова чья-то мамаша не спит.
По зеркальной воде катерочек
На фартовый манер тарахтит.
 
 
Беспокойная чайка проплачет,
Не умея всё это назвать.
Вот и шалого солнышка мячик
Мне по-детски уже не догнать.
 
 
Можно так простоять до рассвета
И глядеть на знакомый причал.
Как-то камушек нужного цвета
Я на этой косе потерял.
 
 
Заплетают закатные дали
В облака золотистую нить.
Чтобы ангелы прилетали
В этом городе гнёзда вить.
 
 
Всё останется – берега запах
Щекотливый, что хмель на меду.
По дощечкам покатого трапа
Я отсюда однажды уйду.
 
 
Словно я в этом городе не жил,
Словно здесь только ветер поёт.
Но отвечу я бакену тем же,
Если мне он ещё подмигнёт.
 

Всё равно наше время – вечно
Владимир Эль

«…В неосвещённом покое угла…»

 
…В неосвещённом покое угла
Пляшет и прячется блик бестолковый.
Может быть, это кусочек стекла?
Может быть, светится прах мотыльковый,
Или искрит роковая игла
В сальной фигурке на ткани багровой?
Может, сбегается капля воды,
Каждый внезапный ловя отголосок,
Или встревоженный лучик звезды
Одолевает бессмертие досок?
Или случилось внутри темноты
Пересечение светлых полосок?..
 

«На старых ветках – чёрная листва…»

 
На старых ветках – чёрная листва,
Земля прикрыта снегом пошловатым.
Обычный фон под громкие слова,
Сейчас скажу – и буду виноватым
Перед тобой,
Ещё не знаю в чём —
Намёка нет в твоём печальном взгляде.
Отводишь взгляд. Рассматриваешь дом,
Амурчиков на розовом фасаде.
Его снесут,
Здесь будет выть пустырь,
А вся любовь скульптурных постояльцев
Похожа станет на цветную пыль,
Захваченную кончиками пальцев.
Моя любовь – она ведь что трава,
Сквозь все преграды думает пробиться.
Но ты глядишь на дом – и ты права,
На что ещё смотреть, когда за тридцать?
 

«Над вокзалом вороны вьются…»

 
Над вокзалом вороны вьются,
Под ногами сверкает слякоть.
Ты стоишь под фонарным блюдцем.
Ты готова вот-вот заплакать.
Поздороваюсь с первым встречным
И спрошу у него совета.
Он не сможет сказать, конечно,
Он и сам не нашёл ответа.
Хочешь – сумерки, хочешь – звёзды?
Хочешь – пыльную быль вагона?
Всё равно ничего не поздно,
Если ты не ушла с перрона.
Всё равно наше время – вечно,
Как захочется – так и длится.
Это только весна конечна.
Это только снежок кружится.
 

«День на Марсе. А ночь – на Венере…»

Жизнь на Марсе. Смерть на Юпитере.

На Луне есть лунные кратеры…

С. Бобунец

 
День на Марсе. А ночь – на Венере.
Только жизнь всё равно на Земле.
Корабли, вы куда полетели,
К чёрно-белой обратной Луне?
 
 
Там белеет глубокий Курчатов
И раскинулось море Москвы.
Тётка. Глушь. Даже город Саратов.
Это нужно другому, увы.
 
 
Здесь иначе. Полярная шапка
Зацепила мой город слегка, —
И в руке – только снега охапка
С углеродистой тенью цветка.
 
 
Но в душе – марсианская буря,
Венерьянский невиданный зной,
Словно верхняя точка июля
Неподвижно стоит надо мной.
 

«Мне так важно с тобою остаться…»

 
Мне так важно с тобою остаться
Тет-а-тет хоть на пару минут,
Словно мне через час восемнадцать
И меня на войну заберут.
 
 
Я скажу тебе только о главном:
Я нашёл изумительный клад
В переулке Втором Пилоставном,
Где мы были полгода назад.
 
 
Там стоит вековая берёза,
И с восточной её стороны
Под корнями закопана проза
О герое Гражданской войны.
 
 
Он служил у полковника Шафта
И уехал на остров Шу мшу…
Впрочем, всё это злая неправда,
Я тебе не об этом скажу.
 

«Возьму зимы. Добавлю лета…»

 
Возьму зимы. Добавлю лета —
И будет в городе весна.
Нет, лучше осень. Пусть с рассвета
Наступит именно она.
Так странно, в это время года
Я сам не свой, – И, может быть,
Незаслонённая природа
Со мной способна говорить.
 
 
О чём?
О нежном листопаде,
О южных птицах и дожде,
О порицанье, о награде,
О мёртвой и живой воде…
И о любви.
Но вместо прозы
Вдруг – «…невидимкою луна»,
«Читатель ждёт уж рифмы розы»
И даже «…наши имена».
 

«Бывает тихо – и расслышишь…»

 
Бывает тихо – и расслышишь
Десяток нот на склоне дня,
Как будто ты мне
Песню пишешь,
И эта песня про меня.
 
 
Но ты ведь не поёшь, я знаю,
Всё это – выдумка моя.
Ну что ж —
Пусть будет гул трамвая
И щебетанье воробья.
 

«Ты впечатлительная очень…»

 
Ты впечатлительная очень,
Сегодня это ни к чему.
Ночь коротка – ещё короче
Дорога к дому твоему.
 
 
Не происходит листопада,
Не ожидается дождя.
Всё это – выдумать бы надо,
Всё это будет погодя.
 
 
Само собой, возникнут строки —
И в них блеснёт листвою сад,
Сойдутся тучи на востоке,
Начнётся ранний листопад,
 
 
И грянет гром… Не прерывая
Круженье бабочки лесной,
Что нарисована – живая! —
В твоей зелёной записной.
 

«Лишь небольшая передышка…»

 
Лишь небольшая передышка,
Недолгий миг —
И тот играющий мальчишка
Уже старик.
 
 
Его взволнованные внуки
Возглавят строй,
В нём будет место для науки
Вневременной.
 
 
Им вечность будет непонятна,
Но даже в ней
Они расставят аккуратно
Столбцы идей,
 
 
Разрежут небо на квадраты
И лоскуты…
Но в этом мы не виноваты,
Ни я, ни ты.