Текст книги "Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 12"

Парадоксы профессора Кожухова (1921–1982)

Ирина Катченкова

Не скрою, писать о Юрии Вячеславовиче Кожухове – трудно. Он слыл одним из самых легендарных герценовцев. Не случайно бывший наш ректор Г.А.Бордовский вспоминал, что задолго до выхода на экраны культового фильма Э.Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром» аналогичная история произошла с молодым Юрием Вячеславовичем и его друзьями[1]1
  Борцовский Г.А. Несколько слов об Учителе//Петербургская повесть Главы жизни проректора Кожухова. СПб: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена. С. 17


[Закрыть]. Как эта свобода самовыражения, видимо, всегда присущая нашему герою, вписывалась в контекст тускло-регламентированного советского времени? Не знаю…

В его биографии сплетаются ясность и недосказанность. В самом деле, на первый взгляд – не судьба, а пример партийно-государственной заботы о талантах из гущи народной. Крестьянский парень со Смоленщины, фронтовик (член КПСС с 1943 года), после войны заочно окончил исторический факультет – за три года вместо положенных по программе семи лет, затем аспирантуру, стал преподавателем, деканом, успешно защитил обе диссертации – кандидатскую и докторскую, был проректором, заведующим кафедрой, членкором АПН, возглавлял диссертационный Совет…Предлагали ему и иные престижные должности, вплоть до заместителя министра.

С другой стороны – его отца, Вячеслава Ивановича, репрессировали (отбывал срок на Соловках), – но этот факт наш профессор долго был вынужден скрывать. Даже после реабилитации трагическая страница семейной истории не разглашалась[2]2
  Гончаров С.А., Крейцер А.В. Текст жизни и метафизика судьбы: размышления. – Там же С. 190


[Закрыть]…

Или взять широко известную на факультете «сагу» о фронтовой, под пулями, женитьбе Кожухова. Эту тему обыгрывал и спектакль студенческого театра-студии, приуроченный к 40-летию Победы. Эта постановка 1985 года называлась «Вам, в чьих судьбах была война». Присутствовали ветераны. Говорят, и вдова Юрия Вячеславовича должна была прийти, но её я не помню. А надо сказать, что боль утраты за три года у многих из нас не утихла. И диковатым казалось изображать военную свадьбу, разыгрывать молодое счастье недавно ушедшего в вечность мужа и сидящей в зале вдовы….Но наши методисты-постановщики были свято уверены: вот на таком «материале» и надо воспитывать студентов. Интересно, как бы отнёсся к такой инсценировке важнейшего события своей жизни сам Кожухов?

Недавно перечитывала рукописные заметки, которые набросала сразу же после его смерти. Поразительно меняется наше отношение к событиям, а ещё больше – осмысление этих событий в контексте времени. Хотя и времени-то прошло, казалось бы, не так уж и много. Правда, прожитые после кончины Кожухова годы так перетряхнули страну и всех нас, что, пожалуй, стоили иного столетия…

У могилы на Северном кладбище проректор сказал – мол, символично, что Юрий Вячеславович умер в день ленинского субботника, собираясь в Разлив. Этот день в 1982 году приходился на 17 апреля. А «красная суббота» совпадала с Великой – заканчивалась Страстная неделя…

Конечно, тогда, в день похорон, не говорили об этом. Да и все ли знали? Зато теперь ищут и находят мистику и чуть ли не знамения[3]3
  Тамже. С.276, С.335


[Закрыть]…

Мы – последние студенты Кожухова, нашему курсу он прочёл последний курс лекций, у нас принял последний в своей жизни экзамен…. Лично для меня – тогда, в неполные 19 лет, кончина Юрия Вячеславовича стала первой значимой утратой. Ощущение страшной несправедливости, жутковатого ужаса, нежелание примириться с этой потерей помнится до сих пор…

…Октябрь 1981 года. Мы недавно вернулись из совхоза «Ленсоветовский» – убирали морковь. В нашу курсовую аудиторию № 329 входит среднего роста мужчина в сером костюме. У него – калмыковатый разрез глаз, зачёсанные назад волосы и пышные, какие-то «будённовские» усы. Откашливается:

– Здравствуйте. Я профессор Кожухов Юрий Вячеславович, Буду вам читать лекции по истории СССР. У нас – первая половина XIX века…Потом – экзамен. Кстати, скажите – устраивает ли вас темп лекции?

Голос – негромкий глуховатый баритон. Читал лектор спокойно, без внешних красивостей, деловито и как-то ладно. В его лекциях чувствовалось стремление донести до студента самый сложный материал, разложить всё по полочкам. Кожухов был непревзойдённым мастером прояснения вопросов экономики, особенно если речь заходила о крестьянстве. Или, например, на консультации так изложил Синопский бой, что даже женская часть группы уяснила стратегический манёвр Нахимова.

Большое внимание он уделял реформам Сперанского, особенно упирая на поддержку им образования. Вообще, надо отметить, что у Юрия Вячеславовича был огромный интерес именно к преподаванию истории, к тому, что сейчас назвали бы технологиями. Не случаен его вопрос о темпе лекции. Он постоянно внедрял в работу кафедры инновации. Одно время, как рассказывал В.В.Лаптев, вместо экзамена, если у студента было желание, проводил собеседование по прочитанным монографиям, или по одному из томов В.О.Ключевского. В своих воспоминаниях А.З.Ваксер подробно останавливается на методической составляющей работы заведующего кафедрой: «Методику преподавания рассматривали на кафедре не как довесок к науке, а как школу мастерства, без которой ни учитель, ни вузовский преподаватель не могут стать настоящими профессионалами…..Создание методических сборников, разработок, обобщающих педагогический опыт членов кафедры…присутствовали постоянно в нашей работе. Как член-корреспондент АПН Юрий Вячеславович очень внимательно следил за всякого рода новинками, повышающими эффективность учебной деятельности. Он был одним из авторов профессиограммы учителя истории, над которой факультет работал не один год…»[4]4
  Ваксер А.З. Недосказанное о друге //Петербургская повесть. Главы жизни проректора Ю.В.Кожухова, С.84


[Закрыть]. Если прибавить к этим занятиям солидную административную нагрузку и большую семью (трое детей), становится понятно, что сердце периодически давало сбои.

Кожухов-лектор запомнился ещё умением создать в аудитории уважительно-строгую, но в то же время доброжелательную обстановку.

У него отношение к студентам было отцовское – одновременно ласковое и требовательное. Ему каждый студент был интересен, с каждым он мгновенно находил общий язык. Не случайно в 50-е годы он приглашался на студенческие свадьбы в качестве посажённого отца.

Чувствовался солидный запас знаний, который не выносится на лекцию, но имеется и постоянно пополняется. Нам он советовал не только читать монографии и учебники, но и посещать музеи, знать архитектурные памятники. К месту рассказал анекдот: рассматривает некто картину «Царь Пётр допрашивает царевича Алексея», смотрит и недоумевает: «Картина хорошая, почему же Ге?»

Запомнились его отточенные формулировки, как, например, «Великое герцогство Варшавское – это пистолет, направленный в сердце России».

Конечно, как и все мы, был он человеком своего времени. Не удержался «боднуть» покойного академика Е.В.Тарле на одной из лекций – мол, всё-таки у Евгения Викторовича сохранилось некоторое расшаркивание перед Наполеоном. Думаю, это был отголосок каких-то неведомых нам и не вполне академических баталий. В то же время об Аракчееве сказал, что заслуги последнего как выдающегося артиллериста и организатора войск накануне Отечественной войны 1812 года весьма велики…

Свой последний экзамен Юрий Вячеславович принимал у нашего курса 10 января 1982 года. До его смерти оставалось всего ничего – три месяца и неделя…

Конечно, мы тогда и предположить не могли, что жизнь нашего профессора оборвётся так рано – для мужчины 61 год не возраст… Да и он же спортивен, подтянут, летом сплавляется на байдарках, рыбачит, охотится… Но не дано человеку знать своё будущее и «дату своего ухода»…

И вот – экзамен… Обстановка спокойная, почти непринуждённая. Я ему рассказываю о Венском конгрессе. Говорю, что, мол, зря называли остряки этот конгресс «танцующим», ведь решались судьбы Европы на десятилетия вперёд… Кожухов прерывает, широко улыбаясь:

– Ну, это как посмотреть… Молодёжь-то танцевала…

Я обиженно смолкаю. В те времена была страшно застенчивой и тушевалась сразу, если, например, экзаменатор «встревал». Кожухов тут же примирительно произносит уже серьёзно:

– Извините, продолжайте, пожалуйста.

Как он почувствовал, что мне стало некомфортно, как мгновенно перестроился, настроился на мою волну? Чудо или мастерство преподавателя?

Уже выводя в зачётке «отлично», Юрий Вячеславович наградил меня, как орденом, похвалой за ответ:

– Спасибо вам большое, Ирина Семёновна. Ставлю вам «пять с плюсом». Вы – прирождённый историк.

И сейчас, когда что-то не клеится, не складывается, я вспоминаю эти слова, и на душе теплеет.

Если в мимолётном общении Кожухов был так внимателен и добр к окружающим, то как же он поддерживал коллег, родных и близких…

Воистину, это был человек большого сердца, щедро и многообразно одарённый природой.

Он был прекрасным рассказчиком. На консультации перед экзаменом, каких только мы не затронули тем! Не хотелось уходить. И профессор не гнал нас. Видно, и мы ему были интересны, а не только он – нам. Разговор тогда вышел далеко за рамки предэкзаменационной консультации. Узнав, что наша студентка Зина Голединец – с Украины, Кожухов вспомнил, что ему пришлось сдавать экзамен по украинскому языку, но поставили четвёрку – из-за польского акцента. Видимо, придирались – откуда у смоленского хлопца мог взяться польский акцент?[5]5
  Но недавно я узнала – на Смоленской земле во все времена, особенно в деревнях, оседало много польских семей. Были и этнически однородные польские сёла. Пограничье….


[Закрыть] Он и от диалектизмов избавился, говорил как коренной питерец. Мне было с кем сравнивать…

…И вот – день очередного коммунистического субботника – 17 апреля 1982 года стал днём его смерти и поистине «чёрным» днём для всего осиротевшего факультета.

Правда, мы, студенты, узнали о кончине Кожухова, уже возвращаясь домой. Нашей однокурснице Лене Ильиной декан И.И.Рогозин велел писать траурное объявление…

Ощущение было – как обухом по голове…

Вспоминали мы и ту памятную, для Юрия Вячеславовича последнюю консультацию.

Он рассказал нам и о своём инфаркте (пережитом 10 лет назад), и о клинической смерти – с доброй улыбкой: «А помирать не страшно, ребята…»

И эти слова, сказанные незадолго до смерти, теперь воспринимались как пророчество, как предвидение… Смерть его была мгновенной – встал ночью покурить, зашёл в ванную, и сердце остановилось. Курил он вообще много, не отказался от этой пагубной привычки и после инфаркта, не хотел себя лишать одного из жизненных удовольствий, чувствовать ограничения, налагаемые возрастом и болезнями.

Нежелание терять «качество жизни», а Кожухов любил жизнь во всех её проявлениях, было, по-видимому, его принципиальной и очень мужской позицией.

…А потом была ещё гражданская панихида в Актовом зале. Присутствовали ректор А.Д.Боборыкин, проректоры, представители других вузов. Были речи… Один из выступающих, помню, посетовал: мол, у Юрия Вячеславовича была своя, и очень интересная концепция русской истории, но он не успел её опубликовать. Такова была вся его заполненная, переполненная рутинными заботами жизнь – на заветное, вымечтанное не хватило времени…

У нас в стране, к сожалению, не принято беречь людей. Тоже своего рода историческая традиция. Если человек «тянет» воз – будут добавлять ещё и ещё, пока не надорвётся. А ведь Кожухов был не только талантливым исследователем (и мог бы на научном поприще сделать гораздо больше), но и умелым администратором, и выдающимся специалистом по педагогике взрослых. И в каждой своей ипостаси он выкладывался полностью. Как сейчас говорят, он «был успешен» во всех своих делах, все возлагаемые на него обязанности выполнял блестяще, испытывая равновеликий интерес и к науке, и к методике преподавания, и к администрированию… Да, всё успевал, но – какой ценой…

Однажды я беседовала о Кожухове с одним из ветеранов института. Этот почтенный человек, должно быть, таил на Юрия Вячеславовича давние обиды. Он резко отозвался об «административном рвении» старшего коллеги… Что ж, могу только повторить: каждый из нас – человек своего времени. Но при безусловном приоритете для Кожухова «дела» над «человеком», к людям он относился по-отечески, наставляя и помогая, как раньше говорили, «растил кадры».

Он был коренным герценовцем. С первых послевоенных лет и до смерти вся его жизнь связана с нашим вузом. Аспирантом, а позже – молодым преподавателем он жил на территории ЛГПИ, в общежитии. И его знали и ценили в институте все – и «лирики», и «физики». Последние – как многолетнего проректора.

У него было трое детей. Особенно Юрий Вячеславович любил младшего сына Вячеслава. И, конечно, пережил страшные дни, когда сухогруз «Механик Тарасов», на котором Вячеслав Юрьевич Кожухов служил в должности второго штурмана, попал в аварию (это случилось в феврале 1982 года). Спаслись немногие, в том числе и Кожухов-младший. Может быть, изношенное сердце Юрия Вячеславовича не выдержало – ведь фамилии спасённых стали известны не сразу…

Юрий Вячеславович Кожухов прошёл все ступеньки карьерной лестницы, но смог сохранить лучшие черты русского народного характера – прежде всего, доброту и простоту в общении. Это был народный профессор, народный проректор в лучшем смысле этого слова.

Он в каждом человеке видел личность, в каждом – выделял лучшие качества и в дальнейшем общении опирался именно на лучшее. В этом непростом умении тоже сказывался педагогический талант профессора Кожухова, умноженный на житейскую мудрость. Как истинный, настоящий педагог, он каждого – и студента, и аспиранта, и коллегу-преподавателя – нацеливал на перспективу, оказывал посильную помощь и поддержку.

Нынешние руководители часто, стараясь подчеркнуть свою «крутизну», нередко унижают сослуживцев…. Сейчас, когда в тренде – «жесть» и брутальность, уважительный и просвещённый стиль руководства Кожухова не пользуется признанием у разного ранга начальства. Можно только пожалеть об этом упрощении и огрублении нравов. Да и дело страдает – из-под палки и под вечное покрикивание и принуждение получается «как всегда», а не «как лучше»…

Прошло более трети века. Изменилась страна, изменились мы. Неизменны горечь утраты, светлая память и благодарность судьбе за счастье соприкоснуться с Юрием Вячеславовичем Кожуховым – замечательным человеком, профессором, наставником. Учителем…

Охота без охоты

Владимир Лукин

Чай был не просто хорошим, он был великолепным. Душистый, обжигающий нёбо и горло, чай вливался и вливался, но чувство жажды не проходило. Вновь и вновь хозяйка наполняла пиалы трех друзей жидкостью с коричневатым оттенком, мягкий вкус которого заполнял, казалось, все сосуды организма. От большого количества заваренного чая, чайный запах заполнял небольшую кухню. К нему примешивалась струя пара, периодически вырывающегося из носика большого чайника, постоянно кипящего на газовой плите.

Молча и сосредоточенно друзья, не замечая времени, поглощали чудодейственный напиток. Время, между тем, уже приближало утро, а чаепитие, надо заметить, началось около полуночи.

– Ну, что? Еще по одной и отбой? – предложил заметно повеселевший хозяин стола. – Или уже можно и позавтракать?

Это предложение не было принято и, поблагодарив хозяйку, заметно отяжелевшие все дружно вышли из-за стола и разошлись по комнатам.

Как самому молодому, Володе приготовили постель на полу, рядом с диваном, на котором с комфортом устроился самый старший из друзей – Рома.

Володя чувствовал сильную усталость и был уверен, что тут же заснет богатырским сном. Но время шло, он ворочался, слушая периодические всхрапывания соседа, но сон не шел. Слишком сильными оказались впечатления от событий за прошедшие двое суток.

А начиналось все так.

Автобус, в котором среди пассажиров был и молодой лейтенант, натужно урча, медленно отъезжал от автовокзала города Шевченко. Путь предстоял не такой уж и далекий, но и не близкий – километров сто тридцать на восток.

Автобус, набирая скорость, проезжал городские кварталы, застроенные современными домами. Даже в это зимнее утро под лучами холодного декабрьского солнца и преобладания серого цвета город был красив. Не так часто удавалось Володе видеть, все то, что безостановочной лентой прокручивалось перед его взором и неумолимо уплывало назад в прошедшее время. Город, разделенный на микрорайоны, расчерчивали прямые линии вдоль Каспийского моря и на восток.

Шевченко проектировали ленинградские архитекторы, которые были лидерами градостроительства в СССР. Володе вспомнилось восхищение, вызванное видом города из иллюминатора самолета, заходящего на посадку. Этот самолет год назад доставил сюда выпускника одного из ленинградских военных училищ для прохождения дальнейшей службы.

А служба оказалась такой, что времени не оставалось для любованиями городскими красотами. Хотя общежитие и было в городе, но батальон располагался в тридцати километрах в пустыне. Выезд – засветло, возвращение – затемно, если оно случалось. Да, к тому же, все такие передвижения осуществлялись на «строевой машине», грузовике с уродливым кузовом, обитом фанерой и без окон. Пустыня пустыней, но в холодное время года с ветрами в открытом кузове не очень-то и комфортно. От мороза фанера не защищала, но служила преградой для пронизывающего ветра. А в летнее время в сорокоградусную жару в рубашке с длинными рукавами, в галстуке, тяжелой фуражке и сапогах было тоже не легче в закрытом кузове.

Так случилось, его одногруппник Рома, как звали его в курсантские времена, а в жизни Рысбек из солнечной Киргизии, получил назначение в тот же полк, но в подразделение в городе Новый Узень. Именно в этот город и увозил Володю автобус, мотор которого на прямом асфальтированном шоссе гудел тоже ровно.

Рома довольно часто приезжал в Шевченко «на сборы» – собрания, совещания, проводимые командованием полка, и всегда приглашал в Новый Узень. Но выходных практически не было, вернее, по календарю они были, а вот по жизни… Чем красней число, тем чернее будни – мрачная шутка гуляла среди офицеров.

Но как это часто бывает, возможность встречи появилась после излечения в госпитале, куда наш герой попал по профессиональной желудочной болезни военных: постоянное переутомление, недосыпание, нервы, нерегулярное питание, курение, в общем, все – во вред здоровью.

И вот оно – послегоспитальное освобождение от службы на трое суток. Надо сказать, что в Новом Узене Володю ждал еще один однокашник по училищу – Абугали. Он прибыл туда на службу на два года раньше и уже успел жениться и перейти на службу в пожарную часть. Это обстоятельство очень важное, потому что сыграло определяющую роль в последующих событиях.

Абугали – уроженец Уральска, казах из Младшего жуза поразил Владимира своей бьющей ключом энергией, эрудицией, сердечным отношением к друзьям. Он мог часами читать наизусть Омара Хайяма и Пушкина, вести беседы на серьезные философские темы. Обаятельный, красивый, стройный жгучий брюнет с пушкинскими завитками жестких волос, он привлекал к себе внимание окружающих, особенно противоположного пола, чем всегда с успехом пользовался.

Володя, вспоминая это, рассеянно посматривал в окно. Но вид равнины был серый, однообразный до самого горизонта, который не могли скрыть низкие с фантастическими изгибами стволов кустарники саксаула или подхваченные порывами ветра колючки перекати-поля грязно-желтого цвета. Показалась небольшая группа одногорбых верблюдов-дромадеров, которые бродили вслед за этими колючками. Промелькнули и остались далеко позади несколько одиночных юрт кочевников, видимо хозяев этих верблюдов.

Как можно было выживать людям и животным в таких условиях зимой оставалось загадкой.

Кроме встречи с друзьями была еще одна причина для поездки. Путь к ним пролегал через впадину Карагие – «Черная впадина». Глубина ее в 132 метра отмечалась на картах страны как самая низкая точка.

Ожидания не обманули Володю. Длинный пологий спуск позволил рассмотреть это удивительное место. Обрывистые края, оставшиеся за спиной и виднеющиеся вдали, создавали впечатление кальдеры гигантского вулкана и вызывали ассоциацию с лунными кратерами, хотя вправо и влево края впадины уходили за горизонт. Пустота, безжизненность, отсутствие даже намека на растительность дополняли космическое восприятие увиденного. Казалось, будто и автобусный двигатель перестал издавать звуки, такая вокруг ощущалась физически гнетущая тишина.

Владимир интересовался у Ромы и Абу их впечатлениями, которые неоднократно проезжали это место. Но правильно говорят, лучше один раз увидеть.

Почти трехчасовой путь завершился в небольшом городке нефтяников.

Вообще, полуостров Мангышлак неслучайно называли «полуостровом сокровищ». Достаточно напомнить, что здесь добывали не только урановую руду, но и редкую на земном шаре нефть с высоким содержанием парафина. Степень вязкости нефти такова, что для ее трубопроводной транспортировки через определенные расстояния устанавливали приспособления для поддержания температуры не ниже сорока градусов Цельсия. Первый в мире опреснитель морской воды на быстрых нейтронах был построен на берегу Каспийского моря в Шевченко. Опресненная атомная вода подавалась в городской водопровод. Жители называли такую воду технической и употребляли только в кипяченом виде.

Но вернемся в Новый Узень, что в переводе означает Новый Исток.

Земля здесь источала нефть. Добыча углеводородов дело огнеопасное и поэтому в городе существовала пожарно-спасательная часть, в которой Абугали исполнял обязанности заместителя начальника.

 
Друзья! Дадим обет быть вместе в этот час,
В веселье на печаль совместно ополчась.
И сядем пить вино сегодня до рассвета!
Придет иной рассвет, когда не будет нас.
 

Вдохновенно и проникновенно продекламировал Абугали любимого Хайяма и, после первых объятий, Володе было торжественно объявлено, что в качестве «культурной программы» будет… выезд на охоту.

– В пустыне на кого охотиться будем? – несколько ошарашенный предложением спросил гость. – За несколько часов пути никаких признаков жизни не обнаружено, кроме верблюжьей.

– Плато Устюрт – родина джейранов и декабрь – сезон охоты на них, – важно, со значением ответил Абу. – В нашем распоряжении будет замечательный транспорт в виде пожарной машины. А ты разве не охотник, товарищ лейтенант?

– Помню, помню из школьной программы по географии, что плато, оно же пустыня, занимает площадь в двести тысяч квадратных километров. Помчим на все двести тысяч? Нет, не охотник, но посмотреть, что это такое я не против. Что нужно от меня?

– Омар Хайям так бы ответил тебе, будь он на моем месте:

 
На самый край засеянных полей!
Туда, где в ветре тишина степей!
Там, перед троном золотой пустыни:
Рабам, султану– всем дышать вольней!
 

А от тебя нужно только личное участие! – продолжал декламатор. – Все уже давно приготовлено к твоему приезду. Сегодня отдыхаем, а завтра – вперед! На джейранов! Хотя, Рысбек ждет нас сейчас же у себя в подразделении.

– Абушик! А как с охотничьей одеждой?

После критического осмотра шинели, полевой формы цвета хаки, офицерской шапки и начищенных хромовых сапог Абугали удовлетворенно кивнул головой и проговорил: «И так сойдет!».

После встречи с Рысбеком, тоста «За встречу!» и размещения на постой Володя отправился на ознакомительную прогулку по городку, чтобы не мешать рабочему графику друзей – суббота еще не наступила.

Не обнаружив никаких достопримечательностей в городе, которому и десяти лет еще не исполнилось, Владимир зашел в один из продовольственных магазинов. Середину семидесятых годов прошлого века нельзя назвать временем продуктового изобилия. Полупустые полки магазина не оставляли иного выбора, и «охотник поневоле» купил два килограмма конской колбасы, две буханки белого хлеба и две бутылки водки. Какая же охота без спиртного!

Вечер друзей прошел скромно и скоротечно. Была лишь опробована на вкус водка, принесенная Володей. Предстоял ранний подъем, и дрожь в руках с похмелья не лучший союзник на охоте.

Раннее субботнее утро преподнесло первый сюрприз, которых, к сожалению, к исходу дня набралось предостаточно.

На пути в пожарную часть друзья наблюдали удивительную для этих мест картину. Все вокруг было покрыто не то белой мелкой крупой, не то тонким слоем инея.

– Откуда в декабре здесь снег? – удивлялись они дружно. – Обычно это холодный песок, из него и поземка метет при ветрах.

У пожарного депо их уже ждал красавец пожарный автомобиль. Яркий, красный, высокий и просторный. Командовал всеми действиями начальник пожарной части, пожилой худой казах невысокого роста. Познакомились, расселись по местам: начальник на переднем сидении рядом с водителем Васей, а остальные трое – на заднем сидении.

Действительно, удобно и просторно. Вещей совсем немного, а оружия еще меньше – на пятерых всего два ружья. Володю это удивило и одновременно успокоило: не очень он себя представлял в роли охотника, скорее, в роли стороннего наблюдателя.

– Вперед! – последовала команда старшего машины.

Друзья о чем-то оживленно переговаривались, снимая напряжение от предчувствия предстоящих ответственных действий. Но разом замолчали, когда прозвучал вопрос начальника к водителю.

– Вася! У тебя в машине бак пустой?

Водитель взглянул на топливный датчик и спокойно ответил: «Нет, я вечером залил полный бак».

– Но ведь здесь стрелка стремится к нулю, – показывая на индикатор, опять заговорил начальник.

– Не беспокойтесь, у нас есть второй бак, – проговорил Вася, нажал на газ и охотники выехали из города.

Первые километры автомобиль проехал по шоссе, на котором, несмотря на ранний час, уже двигался разношерстный автомобильный поток. Через какое-то время он стал редеть, потому что автомобили стали съезжать с автотрассы в степь.

– Вася! – поступила команда от старшего машины. – Выбери удобное для съезда с шоссе место и съезжай там, где нет автомобильных следов.

Команда была выполнена, автомобили, разъезжающие в разные стороны стали исчезать за горизонтом и пожарная машина, оставляя за собой четкую колею на слегка припорошенной снегом земле, быстро двигалась в неизвестном для Володи направлении.

– А откуда вы знаете, в каком направлении джейраны? – задал он вопрос всем пассажирам сразу.

– Да они тут повсюду, – за всех ответил Абу. – Главное – подальше уехать от остальных.

Двигатель работал размеренно, под колесами степь разворачивалась без рытвин и кочек, и организмы, видимо вспомнив о раннем подъеме, стали склоняться к дрёме. К этому располагал и однообразный пейзаж за широкими автомобильными окнами.

Володя не обратил внимания на время выезда и продолжительность движения в пути. И пожалел об этом, когда мотор вдруг замолчал, затем снова заработал, но, «чихнув» несколько раз, снова умолк и машина остановилась.

Дремота сразу же слетела со всех.

– Сейчас переключим на другой бак, – успокоил всех Вася, повернул на приборном щитке какой-то тумблер и нажал на педаль акселератора. Двигатель не заводился. Он повторил операцию, но результатом опять была тишина, как снаружи в моторном отсеке, так и внутри в пассажирском.

– Ну, и? – снял начальник немой вопрос с уст всех «охотников».

Вася изобразил еще какие-то действия и уныло произнес: «И второй бак тоже пустой».

– Сюрприз! – произнес обычно сдержанный и молчаливый Рома.

– Уже второй – отметил про себя Владимир.

Старший машины, как ему и положено в такой ситуации, вел себя достойно. Он не стал устраивать разборку с водителем, а поставил Васе задачу вести наблюдение по всему круговому сектору. Тот быстро забрался на крышу намертво остановившегося автомобиля и, приложив ладонь ко лбу, стал медленно поворачиваться по оси. Был ли у охотников с несостоявшимися охотничьими намерениями бинокль, так и осталось для Володи загадкой.

Но команда «К завтраку!» вернула всех из замешательства к конкретным действиям.

Новым откровением для новичка на охоте стало содержимое, которое вынималось из портфелей бывалых охотников. Как под копирку у всех были литровые термоски с чаем, по несколько бутербродов и традиционная бутылка спиртного. Самой значительной частью застолья оказалась содержимое Володиного портфеля. Колбасу и хлеб оставили на следующий прием пищи. Открыли одну бутылку водки и все охотно выпили за охоту, а вернее, за ее успешное завершение. Стало очевидным, что теперь не до погони за стремительной дичью, главное – надеяться, что кто-то случайно будет проезжать мимо, заедет к нам и выручит бензином на обратный путь.

Аккуратно съели по бутерброду и запили чашкой чая, понимая, что ожидание всегда томительно и длительно, а в нашей ситуации еще и совершенно неопределенно и непредсказуемо.

После завтрака настроение заметно улучшилось. Этому способствовала и преобразившаяся вокруг природа. Несостоявшиеся охотники вышли из машины в сверкающее великолепие.

Вышедшее солнце осветило все пространство вокруг и мириадами лучей засверкали алмазные грани снежинок на земле. Они, как солнечные зайчики, слепили глаза, яркими бликами отражались от красной машины, которая, казалось, сливалась с этой красотой и растворялась в ней.

Солнце не грело, и искрящийся праздник длился и длился. И был в этом блеске только один проход – наша автомобильная колея, уходящая за горизонт.

Не до любования было только Васе, который, не решаясь спуститься, неуверенно топтался на пожарной цистерне, поворачиваясь на все четыре стороны света как флюгер. Расширить пространство, заглянуть за горизонт ему помогала… ладонь, приложенная ко лбу.

Отсутствие бинокля окончательно убедило Володю в том, что слово «охота» – это в данном конкретном случае синоним «пикника на обочине», а может быть просто сюрприз для новичка.

Начальник «приземлил» Васю, заставив спуститься и позавтракать. Это заняло совсем немного времени, и водитель снова нервно зашагал в вышине, напряженно вглядываясь в пустое пространство.

Солнце поднималось над горизонтом все выше, синхронно со снижением общего настроения. После очередного перекура, в котором не принимал участие только Владимир, принявший твердое решение бросить курить, стали совещаться о дальнейших действиях. Полевое совещание прервал взволнованный Васин крик: «Машины!». Он неистово размахивал снятой курткой и криками пытался привлечь внимание.

Все тоже увидели вереницу из четырех машин, казалось, они были не далеко, хотя в степи расстояние определить точно очень трудно. Абу быстро сообразил вытащить ружье из кабины машины и подать водителю. Три выстрела прозвучали сухо и совсем негромко даже для стоящих рядом. Не заметить группу с такой яркой приметой как пожарный автомобиль было невозможно. Но, наверное, все эти действия были приняты за приветствия или знаком занятой территории и автомобили быстро скрылись за горизонтом.

Прерванное совещание возобновилось и быстро завершилось следующим решением: водитель остается при автомобиле и продолжает попытки добыть бензин в чистом поле, а остальные начинают движение в обратном направлении по свежей колее. Спустившийся Вася с виноватым видом заверил, что как только появится возможность, он догонит группу и вернет всех в город.