Текст книги "Самому себе не лгите. Том 1"

Гульмира Джумагалиева

Живет в г. Уральске (Казахстан). Пишет стихи, прозу, песни.

Автор сборников «Я люблю тебя, Жизнь!», «Лунная душа во мне живет», «Как феникс из пепла, буду вставать я!»

Печаталась в журнале Congres Litteraire Mondial (Париж). Стихи Гульмиры вошли в международные альманахи и журналы, изданные во Франции, России, США, Белоруссии, Приднестровье, Украине, Турции, Бангладеш.

С произведениями Г. Джумагалиевой можно ознакомиться на книжных интернет-ресурсах: «Ридеро», «Литрес», «Озон», «Амазон» и др.

Участница и дипломант различных международных конкурсов. Стихи автора переведены на пять иностранных языков.

 
Когда я заглянула в его глаза,
Я увидела в них свою любовь.
В моём мозгу заглохли тормоза,
И ожила внезапно в жилах кровь.
Весь мир ожил, и сердце вдруг запело,
А день простой окрасился и задышал.
И встречи этой вся Вселенная хотела,
Сюрприз мне ангел долго выбирал!..
Мамочка, я в первый раз влюбилась!
Да так, что не опишешь и словами.
И так сильно сердце вдруг забилось,
Захотелось мне думать стихами…
Захотелось весь мир мне обнять,
На весь мир о любви прокричать!
Один взгляд всколыхнул мою душу,
Я глазами могу с ним мечтать.
Позовет – полечу даже в стужу,
Без него не могу я дышать.
Мне не надо цветов и признаний,
Как не надо объятий и слов.
Я умею любить без свиданий,
Только в сердце жила бы Любовь!
 

 
Хороший муж, чудесный дом,
И нет нужды у ней ни в чем.
Но лишь душа томится одиноко,
И просит о любви в ночи у Бога.
 
 
О Маргарита, что ж тебе не спится,
Зачем ты о любви так просишь небеса?..
Живи как все, пусть сердце примирится,
И не ищи родные и любимые глаза.
Глаза, что снились лишь тебе в ночи,
Любовью твою душу согревали,
Горели ярко, страстно – словно две свечи,
Манили за собой и счастье обещали…
 
 
А Мастер грезил о неведомых мирах,
Где зло ведет борьбу с добром.
И где Иешуа, один не зная страх,
Предстал пред страшным тем судом.
Смиренно он беседует с Пилатом,
И головную боль ему вмиг излечил.
А зло и тьма дышали в спину ядом,
И Понтий жизнь ему не сохранил…
 
 
Вот души светлые всё ищет Воланд,
Чтоб сделать их рабами тьмы.
Он много знает и давно не молод,
Легко до безумья доводит умы…
 
 
Вот жертвой стал Бездомный Иван:
Как лозунг, ложились стихи на страницы.
Но, Воланда встретив, попал он в капкан
И оказался в «душевной» больнице.
 
 
Мастер увидел свою Маргариту —
Ту встречу послали им силы небес!
Проснулась душа, и мечты не забыты,
Но рядом с любовью гуляет и бес.
 
 
Сердца их забились навек в унисон:
Земное свиданье. Ожил долгий сон.
И Маргарита сразу узнала,
Кого так долго ночами искала.
 
 
Я люблю тебя,
Я мечтаю о тебе в час ночной.
Я люблю тебя,
И я жду: позовешь за собой.
Я брожу в толпе,
Одинокий, потерянный, злой.
Позови к себе,
Успокой души моей вой.
«Я люблю тебя… —
Прошепчу в темноте ночи. —
Я люблю тебя
И горю, как огонь свечи…»
Позови!.. Приду,
Успокою сердечную боль.
Я тебя найду,
Только рядом быть мне позволь!
 

Наталья Дмитриева

Родилась на берегу Белого моря.

По окончании средней школы работала старшей пионервожатой и преподавателем русского языка, вела занятия в драматической студии.

Окончила отделение русской филологии историко-филологического факультета Петрозаводского государственного университета им. О. В. Куусинена. Работает преподавателем русского языка и литературы в гимназии № 1 г. Ульяновска.

Автор стихов, песен, прозы для детей и взрослых. Основатель нового жанра в литературе – «парадоксы».

Кандидат в члены Интернационального Союза писателей. Книга «Сказки дождя» номинирована на Международную премию мира 2020–2021.

 
Я знаю:
Земля вращается вокруг Солнца.
Я знаю:
Луна вращается вокруг Земли.
Но я вижу,
оставаясь на месте,
как солнце и луна вращаются вокруг меня,
попирающего неподвижную землю ногами…
 

 
Я хочу не тебя, но ты можешь мне дать,
что хочу получить от другого.
И ты дашь мне пищи, но я не утолюсь, а пресыщусь.
И ты дашь мне влаги, но я не утолюсь, а возжажду.
И ты дашь мне прохладу в зной и тепло в непогоду.
Ты дашь мне кров в пути, и покой в смятенье,
и ответы в неведенье…
И получишь в ответ не благодарность, а досаду,
ненависть, но не любовь…
 

Я живу на необитаемой планете…

Я пришла к вам в гости. Мы сидим за столом. Пьем чай. Разговариваем о разном.

Я вижу, как моя планета, не вращаясь вокруг оси – потому что я смотрю на вас, – отлетает всё дальше и дальше. Я протягиваю руку за чашкой в надежде остановить полет или хотя бы замедлить движение. Я навожу взгляды, словно мосты через пропасти…

Я живу на необитаемой планете.

Не обитаемой никем, потому что никто не живет на Планете.

Все живут в спальнях и кухнях, казино и театрах, цирках и школах, семьях и коллективах, прошлым и будущим. Еще бывает – живут в палатках, в которых ничем не торгуют. Еще бывает – не живут вовсе.

Вы читаете мудрые книги о преодолении времени и пространства, где герои сквозь немыслимые грани проникают в неведомые миры… Я отхлебываю чай из чашки. Я сегодня. Сейчас. В настоящем. И я не могу стать фантастом, разбивающим грани миров.

Я лечу на своей Планете и пытаюсь понять одну странность: почему из мира в мир без труда попадают варенье в вазе, чай, отхлебываемый из чашки, стол, окутанный разговором, и музыка, вырастающая из слов… И никогда никто не может проникнуть в мир другого, который ближе…

Шел Егошка просто так: шаг, шаг, полшага, шаг.

Шел Егошка всегда вперед: шаг, шаг. Даже когда возвращался: полшага, шаг.

– Куда идешь, Егошка?

– Иду.

– Зачем идешь, Егошка?

– Иду.

Солнце гладит по макушке: «Молодец!». Смотрит девушка вслед Егошке: «Дурачок!» Нет вопросов у Егошки в голове. Хорошо Егошке, легко. Идет Егошка вперед: шаг, шаг. Смотрит Умник вслед Егошке: «Ах ты, гад! Что ж ты ходишь-то, будто всё тебе ведомо?» Осторожный глядит на Егошку: «Быть беде! Не должóн человек ходить так!»

Идет Егошка селом: шаг, шаг. Бабка в окошке щеку кулачком подпирает: «Ох, ох!» Мужик бороденку скребет: «Ну и ну!» Полшага. Шаг.

Долго ли, вечно ли ходить по земле Егошке… да нашелся Добрый Человек. Изболелось у него сердце: что же ходит-то Егошка, как неприкаянный? Ни семьи у него, ни друзей у него, ни угла своего. Ноги босы, рубище ветхо, волоса не чёсаны. И решил он Егошку спасти. «Сам погибну, – говорит, – а не брошу на произвол судьбы бедолагу».

А Егошка, шаг, шаг – село позади; полшага, шаг – лес позади. И река. И горы. У Егошки всё свое с собой. Солнце, тучи, звезды, ветер, снег ли, дождь ли, день ли, ночь ли… Видит Егошка – стоит человек на пути. Несчастный человек: боль с тоскою в глазах, на сердце ноша, на челе думы.

– Мир, Егошка, тебе! Посмотри кругом. Видишь, ноги тебя куда занесли? Ни травинки вокруг, ни ручья. Солнце беспощадно палит, ветер жгучий песком глаза жалит.

Захочешь спать ты, Егошка, где ляжешь? Захочешь пить ты, Егошка, откуда напьешься? Оголодаешь ты, Егошка, кто накормит тебя? Захочешь спросить ты, Егошка, кто ответит тебе? Заболеешь ты, Егошка, кто поможет тебе?

Оглянулся Егошка кругом – как же жить-то теперь?..

И умер.

 
Слепец, прослышавший, что горы
На свете есть, что выше облаков,
Вскарабкался на взгорок, в луже омочив ступни свои,
И сел на камне в тени древесной,
Где ветер обдувал его лицо,
И лист сухой, спорхнув с ветвей,
Скользнул по носу, и лошадь, мимо проходя в молчанье,
По макушке хвостом махнула, волосы задев и растрепав.
Сидел так долго, в слепоте своей блаженствуя.
А после спустился к людям, о восшествии своем
Ликуя, возомнив себя единым, кто постиг
Вершину мира, ибо никого не встретил себе подобного.
Однажды слепец на жизненном пути столкнулся
с альпинистом.
Скалолаз делился радостью: как чуден мир,
С вершин великих простирающийся без границ,
Как светел, радостен, непостижим и величав,
И непокорен, что лишь мечтою дерзкой человек
Едва ль коснуться может тайн его…
Слепец с улыбкой слушал наглого лгунишку.
Ничтожного.
Ведь он-то точно знал: весь мир у ног его
Лежал однажды, когда взобрался так высоко,
Что солнце не смогло достичь его главы лучами,
Что облака, ступней его едва коснувшись, слёзной
влагой истекали.
И боги сами, своей одеждой ветхой по носу задев,
Величественной дланью по власам его ласкали.
Дивился альпинист…
 

Виктор Дроздов

Родился в 1958 году. Окончил военное училище, служил на космодроме «Байконур». Подполковник запаса, ветеран труда. Проживает в Белгороде.

Член Интернационального Союза писателей. Автор сборников стихов «Между делом», «Мы вернемся», «Разогнутая дуга», «И в свете моих забот…», «Спасибо вам, ветераны», «Я бы жизнь эту прожил не раз…». Издавался в журнале «Звонница», «СовременникЪ», в альманахах «Российского колокола» («Любовь, похожая на сон», «Рождественская феерия», «Они сражались за Родину»); в тематических альманахах, посвященных 220-летию А. С. Пушкина, «Смехотерапия», «Бессмертный полк», «Форма слова», «Не медь звенящая» и пр. Публиковался в периодических изданиях Белгородской области.

Награжден медалями к 220-летию А. С. Пушкина, 150-летию И. Бунина, 125-летию С. Есенина, к 75-летнему юбилею Великой Отечественной войны, является дипломантом конкурса-премии, приуроченного ко Дню Победы (2019 г.).

За активную творческую деятельность Виктору Ивановичу неоднократно вручались грамоты, благодарности и дипломы.

 
Истерзанная грубой силой страдалица Русь…
Холмистая наша Россия, держись, не трусь!
 
 
В достатке и гордость, и честь в твоей глубинке.
Мужиков отважных не счесть, возьмут дубинки.
 
 
Обидно всё же, что дети твои продать готовы.
Предать ради платной любви – желанье у многих.
 
 
Вот снова унижен рабочий народ, прослойку смыли.
И бизнес, чтоб подняться не смог, варяги добили.
 
 
Свободы глоток дадут вдохнуть – мы развернулись.
И тут же кляп следом воткнут, чтобы заткнулись.
 
 
А с Запада слышно злобу всегда: скрипят там зубы.
По руке трудовой снова стучат, толкают на грубость.
 
 
Есть перспектива? – Выпить, украсть, в нищету, в остроги.
Что снова в остатке? – Дураки рулят, и еще дороги…
 

 
Седой Луне я жаль пролил в ночи.
Двадцатый век за угол… и там сгинул.
А жизни срок – рыдай, а хоть кричи, —
Как бык слизал уже наполовину!
 
 
И в тех бегах обходят все давно,
На груди жизнь навесила медали:
«За суету», «Усталость», «Всё равно».
А в теле органы меня тихонько сдали.
 
 
Как будто с дерева усохшая листва,
Сошли года, и вот гляжу – картина:
Огонь желаний безрассудных – иногда.
Вот чаще боль пронизывает спину…
 
 
Забег на скорость нелегко добить,
И не случится ленту рвать, как нервы.
Надеюсь всё ж до финиша дожить
В век молодой – начало! – двадцать первый.
 
 
Желаю ныне уж почаще рассуждать:
Что сам смогу, а что мне тут не светит.
Я наблюдаю, как пытаемся мы вспять:
Вперед уходят только наши дети.
 
 
Мелькнул звездою наш двадцатый век
И радостно прогрессом всех задвинул.
Дал достижений нам, и там такой разбег!..
Мне б в нем прожить вторую половину.
 

 
Вдаль время то, где совесть контролер,
Где знамя красное, и пионер, и галстук.
Потушен дружбы, уважения костер.
Одернут нас: «Рассказываешь сказки».
 
 
Пусть не привыкли пить из хрусталя,
Зато к столу мы вровень все садились,
Да пили с кружек, наши души веселя.
И жаль, что мы на страны поделились.
 
 
Не в рубище мы вроде, но тоска,
Всё меньше честных, больше вороватых.
Вот раньше боль была не так близка.
Обидно, что нас травят суррогатом.
 
 
Великий Маршал был, конечно, прав.
Нет, не простила нам Европа ту Победу,
Да и свободу получила, зубы сжав,
Ее, «великую», спасали ж наши деды.
 
 
Такой страны не будет ни-ко-гда!
Года пройдут – про СССР забудут.
Быть может, кто и вспомнит иногда,
Что и советские в России были люди…
 

 
Это же надо во власть влюбиться,
Из пешек прорвавшись в дамки?
Не задуматься, не остановиться,
Объевшись безудержно сладким.
 
 
Караулы почета, сияние власти,
Поклоны, указы, веление лицам,
Дорожки… становятся страстью:
Незаменимостью не насыти́ться.
 
 
Вот рука превратилась в десницу,
Что карает – и рваться не стоит.
Страшный наркотик, жар-птица,
Если власть крылами накроет.
 
 
Вот грозит уже перст с досады,
Еще взор из-под тяжких бровей,
И пугает приходом исчадия ада
И наступлением трудных дней.
 
 
От всех, кто сейчас в оппозиции
Угроза злым холодом мнится.
Планам широким чтоб сбыться,
Не время сдать власти позиций.
 
 
Как же надо во власть вцепиться,
Да так, что себе хуже сделать!
Как же надо так всласть упиться,
Чтобы в пылу не видать предела…
 

 
Коль добро вам дают, то и вы отдавайте.
Чтоб обид не видать, сами не обижайте.
А сколько дадите, столь и вам выпадает,
Если где-то нашли, тогда что-то теряем…
 
 
Не зря ведь народной мудрость зовется:
Посеешь – пожнешь, а дашь, так вернется.
И если солжете, оболгут и вас, знайте!..
Чтобы вас уважали, и вы уважайте.
 
 
За черные мысли ответишь здоровьем.
За доброе, светлое ждет к свету дорога.
Коль слезы ребенка обидой прольются,
То карой Господней за зло отольются.
 
 
Друга предашь – жди предательства друга.
Вот так в этой жизни: движенье по кругу.
Тут всё по заслугам, Бог шельму пометит.
Если грех твой тяжёл, твои дети ответят.
 
 
Научи́тесь прощать, а в воскресенье
Обиды раз в год забыть, в день прощенья.
Ведь только прощая близкого, друга,
Облегченье получишь, как Божью заслугу.
 

 
Если жить и не грешить —
Не придется каяться.
Чашу с горем не испить —
Сединой не стариться.
 
 
Распри, склоки обходить —
Врагов не появится.
Раздумья, мысли удалить —
Морщины расправятся.
 
 
Детей если не взрастить —
Пустотой намаяться.
Не создать, не сотворить —
Так что же останется?..
 
 
Можно жизнь свою прожить,
Закрывшись беспечностью.
О чем же тогда говорить,
Стоя перед вечностью?
 

 
Ошибаются те, кто спорит,
Что за годы последние эти
Мы все стали совсем другие. Нет!
Мы давно уже стали третьи.
 
 
А по целому списку глупостей,
Удивительно – будто спятили,
Перекрыв «показатели» мудрости,
Опускаемся мы, стали пятыми.
 
 
И снижаемся в списке духовности,
В доброте отстаем и в общении.
Захотелось вернуться в молодость:
Ведь всегда были в этом мы первые.
 
 
Расплодились хамство и грубость,
Тараканами жадность вылезла.
Меценаты к культуре – без щедрости,
Даже в спорте победы – и те со зла.
 
 
Всё же краше наивность мечтателя,
Чем мешками купюры измятые.
Не беда, если б в сих показателях
Мы вошли, пусть даже в сто пятые…
 

 
Кирпичики в душе
Сложились без потерь.
А чтобы не ломились,
Мощная есть дверь.
Замок висит, но ржавый.
Нет, не открыть его.
Не достучаться в душу.
Потемки. Ничего.
 
 
Не чувствуется боли.
Не слышен стона звук.
За крепкою стеной —
Спокойствие от мук.
Пруд, чистая водица,
Цветут цветы в глуши.
Жить, уйти, родиться,
Стыд камнем заглушив…
 
 
Когда-нибудь однажды
Откроют, чтоб взглянуть
Беду людей с их болью,
Весь их тяжелый путь.
И ржавым скрипом петель
Придется их вспугнуть:
Ответить за попытку
Стеной всех обмануть.
 

 
Суетился хлопэць: «Я – цэ Европа».
И предки, и брат мой поляк.
Себя ощущаю, как англичанин
На родных Елисейских полях.
 
 
Молился Будде, увлекся йогой.
Мачо испанский – ами́го и брат.
Вроде всегда он русским слогом.
Вдруг на иврите стал розмовлять.
 
 
Еще он поведал на рідній мові,
С трудом подбирая рідні слова.
Как ему по душе философия,
Та, что он у китайцев познал.
 
 
И на зеленых кавказских долинах,
Мне всякий встречный – кунак.
Люблю я всіх: и арабів и фіннів,
Только вот с русским никак…
 

 
Не с каждой мыслью своей я согласен.
Не всякий ответ мой понятен мне, ясен.
Не каждый вопрос во мне вызовет споры.
Не всякий мой вывод люб мне и дорог.
 
 
Бывает, сидит во мне враг мой, как друг.
Друг же врагом притворяется вдруг.
Не всякий умник проблему разложит,
Где всякий простак, не думая, сможет.
 
 
Ненависть мстит, порою поможет…
Любовь руки вяжет: жить-то я должен!
Цветы да бокалы… но нет в этом счастья.
А беда помогает – за ней возвращаться.
 
 
Всё тянет идти по стене вертикальной.
Но иду я по-прежнему: горизонтально.
Как кукла бибабо, под чужое танцую…
То кажется – прав Я́, и нутром это чую.
 
 
Возможно, что карму себе взял чужую
И с нею живу, ее чту, непростую.
А может, всё просто: себя сам мордую…
Но что-то в душе не всё по фэн-шую.
 

 
Растите детей – любви нашей след.
Любовь и семью храните от бед.
Лелейте детей, им здоровья сто лет…
 
 
Совести, скромности детей научить!
Жизнь свою гордо им надо прожить.
С достоинством надо детей растить…
 
 
Чтобы отпор смогли давать хаму,
За тех, кто слабее, за правду, за маму.
Пусть дети растут у нас с кулаками…
 
 
В жизни учите их в драках стоять,
Чтоб не смогли их унизить, сломать.
Желайте им стойкости, не отступать…
 
 
Растите детей в уважении к старшим,
В добре и заботе, и чтобы без фальши.
Но главное – чтобы в любви дети наши…
 

 
Жизнь долго, давно мнилась уж мáем,
И чисел, казалось, таких не бывает…
Новые чувства мозг принять не готов.
Но тело помнит, сколь минуло годов.
 
 
Оружие чаще пылится-то в ножнах.
Боль в плече и ноге хочет стреножить.
Но важно еще мне, что сам я смогу
Напрячь тетиву, согнуть лук в дугу.
 
 
Не такой я, как был, уже без эпатажа.
И многое теперь не кажется важным.
Всего шестьдесят, и кажется сложным…
Спасибо, с кем жил. Кому еще можно…
 
 
Не рассказать про штурм бастионов:
Дал приглашенье фонд пенсионный.
Бумажка, листок, а повеял мне холод.
Соль-весть на раны: ты уж немолод.
 
 
Товарищ сказал (старший и мудрый):
«Жизнь у кого прожитá была трудно,
Лучший учитель для них – это опыт.
Дорого платишь, но кажет все тропы.
 
 
И вот еще что, – изрек вслед мудрец. —
Знай: шестьдесят – то еще не конец.
Где жизни конец, другой жизни начало.
Вечно не может постанывать старость.
 
 
Младость ушла, и достигнуто много.
Старость достойно встреть у порога.
Этап новой жизни – свои есть резоны,
По возрасту жить, по новым законам».
 

Михаил Жинжеров

Родился в 1947 году в г. Чернигове (Украина). Окончил Киевский институт народного хозяйства. Трудился на предприятии ВПК.

С 1994 года живет в Нью-Йорке (США).

Женат, двое детей, четверо внуков. Работал экономистом, а ночью, для медицинской страховки, – дежурным консультантом в доме для умственно неполноценных.

Публикуется с 2013 года. Был представлен в разных номинациях и печатался в литературных журналах и альманахах. Несколько раз был в числе победителей международных литературных конкурсов. Автор книг «Рифмой по затылку», «И смех, и слезы, и любовь», аудиокниги «Пегас в бане».

Член Интернационального Союза писателей, Российского союза писателей, Пушкинского общества Америки, Литературного клуба Нью-Йорка. Награжден орденом им. Кирилла и Мефодия, медалями Мацуо Басё, Маяковского, Пушкина, Чехова, Есенина, Бунина, звездой «Наследие» 2-й и 3-й степеней, грамотами и дипломами.

 
Жизнь бьет, как по башке доска.
Приходят, как по почте бандероль,
Унынье, безнадежность и тоска,
Болезни, неприятности и боль.
 
 
Боль бывает сердечная, личная,
Жжет обида и ноет душа.
Но она переходит в хроническую,
С ней привыкнешь и жить, и дышать.
 
 
Тело мучится болью физической.
Мы ее потихонечку лечим —
И она переходит в хроническую.
Но терпеть ее проще и легче.
 
 
Боль для старости – чувство привычное,
И ее остановит лишь смерть.
Хорошо, что она хроническая,
И ее научились терпеть…
 

 
На сердце уснувшем лишь мертвая память —
Замерзшая птица на белом снегу.
Как больно хранить мне за пазухой камни!
Но выбросить их я – увы! – не могу.
 
 
Безмолвная просьба к родным безответна:
Расчистите место, куда я их сброшу.
Глухая стена. Это значит до смерти
Придется нести непосильную ношу.
 

 
Как много злобы в этом мире,
Предательства и эгоизма!..
Прицельно бьют, как будто в тире,
По самым преданным и близким.
 
 
Как много в этом мире горя!
Тоска сжимает, словно клещи,
Укоры, сплетни, наговоры,
И хамство батогами хлещет.
 
 
Как много в мире одиноких…
Желанье высказаться гложет.
Но некому, как будто проклят.
И только должен, должен, должен…
 
 
Но вдруг среди чужих и прочих
Привет приходит издалёка.
Как лучик света темной ночью,
Как парус в море одинокий.
 
 
Всю боль с души уносит ветер.
Есть близкие в пространстве зримом!
И счастье жить на белом свете,
И каждый миг – неповторимый.
 

Absqueomniexceptiōne (Без всякого исключения)

 
Клубками судьбы сплетены, в истории давно уж тесно,
И каждому отведены таланты, время, роль и место.
В отрезке времени и места моей судьбы проложен путь.
В одном мое промчалось детство, в другом – умру когда-нибудь.
За всё, в чем был не прав когда-то, за промахи и упущенья,
Что не успел, в чем виноватый – за всё хочу просить прощенья.
Перед людьми под небом звездным я очень сильно виноват:
Что многое я понял поздно, что поздно свой раскрыл талант.
Что ненароком мог обидеть, не смог кого-то защитить,
Что не умел я ненавидеть так сильно, как умел любить.
Простите, что в пучине быта запутался, как сельдь в сети,
Что многое уже забыто, и нет ни времени ни сил.
Живя на обнаженных нервах, судьбе всегда давая сдачу,
Как часто был я лучшим, первым, но постоянно неудачно.
Друзья далече на планете, и хоть признаться неприятно,
Родным не смог остаться детям… и даже близким и понятным.
Мне скоро предстоит уйти туда, откуда нет возврата,
И я спешу сказать «прости!» всем, перед кем был виноватым.
 

Традиционный процесс совместного поглощения алкоголя имеет обязательный атрибут беседы: «Ты меня уважаешь?»