Текст книги "Самому себе не лгите. Том 4"

– Матрёна, Матрёна, что мне подарили на прощание однополчане? Смотри! – произнес приехавший из Новосибирска отец Гришки.

– Покажи!

Он вынул из кармана маленький стаканчик, в котором росло что-то.

– Это розы. Очень красивые цветы. Я их видел. Они желтые, как солнышки.

– Я тоже их видела на открытке. Они красные.

– А эти желтые.

– Разве так бывает?

– Да, бывает. Я их видел.

– А когда они появятся?

– Это отросток. Они появятся, когда куст станет вот таким.

– Тогда надо искать бо́льшую посуду, чем этот стаканчик.

– Я сам сделаю из досок.

И он сделал. Все ждали появления необычайно красивых цветов. Они появились через три года. Всего три цветка. На следующий год их стало больше. Одну из них Гришка украдкой сорвал и решил показать Ритке, этой смешной девчонке из интерната. И она впервые в жизни увидела этот диковинный для северных краев удивительно красивый цветок. Королёва посмотрела на Гришку с благодарностью и с какой-то нежностью, от которых ему стало как-то легко и свободно, в то же время ему показалось, что он открыл что-то, чего ему не хватало в жизни. А это была любовь. Потом не раз так смотрела Рита-Маргаритка в его глаза, и он был счастлив всегда. Любовь маленьких сердец переросла в чужих глазах в дружбу, чтобы вновь обрести себя лишь в молчаливых взглядах.

Гришка жил в молчаливом ожидании этого взгляда и жаждал встреч с ней, чтобы поймать этот взгляд и быть в радостно-приподнятом настроении. Он становился открытым, разговорчивым, все в нем играло и искрилось. Он был в счастливой эйфории. Природа и люди становились как бы частью его самого. Душа его пела.

После этого он стал ухаживать за желтыми розами, чтобы иногда украдкой аккуратно обрезать росток с благоухающей нежным ароматом раскрывающейся розой и подарить украдкой Марго. Он клал их на ее кровать, в книгу, которую она читала. Он уже стеснялся дарить ей в открытую. Но она знала, от кого цветы, и благодарный взгляд, который дарила Гришке после этого, приводил его в неописуемое блаженство.

В восьмом классе воспитатели часто организовывали встречи с их ровесниками из средней школы: совместные походы, вечера, танцы. И на одном из вечеров Риту пригласил на вальс Стас. Она танцевала на удивление очень хорошо. Ее маленький рост и белые бантики добавляли к ней столько нежной хрупкости в руках красавца Стаса, что все начали оглядываться на эту прекрасную пару.

Весь вечер он танцевал только с ней. И в конце вызвался провожать ее. Рита молча выслушала его. Потом она стояла около вешалки в своем клетчатом пальто и держала в руках желтую розу, которую незаметно положил в карман пальто Гришка. Она не пошла со Стасом, и он понял, что в этом виновата эта желтая роза. Ему никто из девчонок никогда не отказывал, и он посчитал это оскорблением. Великолепный план Стаса уйти с танцев с самой прекрасной из девушек, вызывая зависть у парней и ревность других девушек, провалился. Он не то чтобы был расстроен, он медленно вскипал от злобы из-за насмешливых и снисходительных улыбок. Стас быстро пошел домой…

Рита ушла со своими интернатскими ребятами. Гришка был закадычным другом Витьки с тех пор, как познакомился с ней. И он пошел, радостный, перехватив взгляд Марго, с ними. По дороге они посмеивались над Стасом. Смеялась над ним и Рита. И никто, кроме их троих, не знал тайну желтой розы.

В зимние месяцы роза переставала цвести. И Гришка угасал от невозможности сделать Марго счастливой. А она по доброте своей пожалела Стаса и молча соглашалась на его провожания и ухаживания. В нем прибавилось столько шарма и обаяния, что почти все девчонки «умирали» по нему. От записок и открыток не было отбоя. Учителя тоже признали его организаторские способности в проведении концертов и праздничных вечеров. Он стал казаться умнее и благороднее всех, потому что он, директорский сынок, полюбил сироту из интерната. Парни стали уважать его. Стас превратился в кумира школы: играл на гитаре, пел. Рядом сидела и слушала Марго. Она тоже пела с оркестром. Все восхищались этой парой. И Гришка отступил на второй план, он стал избегать встреч с ней. Он понял, что недостаточно красив и умен, чтобы быть рядом с Марго.

Наступило Восьмое марта. Перед этим был День Советской Армии, и Гриша, получив от Риты поздравительную открытку, был воодушевлен ее письмом. И роза зацвела букетом. Он срезал семь роз и незаметно положил под парту Риты. Знакомый запах привлек ее внимание, и она, сунув руку под парту, немного укололась, но достала цветы. Все были восхищены. Учительница всплеснула руками – такого букета никто не ожидал. Почему-то все подумали на Стаса. И поэтому очень удивились, когда он зашел с красными розами в класс, чтобы позвать интернатских девушек в свою школу на праздник. Он торжественно произнес речь и с тремя алыми розами подошел к Марго, а она взяла из-под парты желтые розы и держала их перед собой, как щит. Стас с расширенными от злобы глазами взглянул на букет желтых роз и, встретившись с недоуменными взглядами окружающих, убежал, швырнув свои розы на пол.

Эти розы подобрала почему-то поздно пришедшая в класс Варенька и была несказанно рада. Одна из них была сломана, и она подрезала, подровняла все. Взяла литровую стеклянку в столовой и радостно водрузила в нее красные розы, предварительно налив воду из бочки, которая стояла в умывальной. Там и столкнулась с Марго, которая тоже наливала воду в трехлитровую стеклянную банку.

– Ой, Варенька, откуда у тебя розы?

– Нашла.

– Да?

– Да!

– И где?

– В школе. Говорят, отец Стаса привез из Якутска много роз. Видимо, кто-то выбросил их, они были помятые какие-то. По дороге, наверно. Они очень дорогие, – начала тараторить Варька.

Вместе пошли в комнату, и каждая была занята своими розами. Оглянувшись, Варя остановилась как вкопанная: на тумбочке возле кровати Риты в трехлитровой банке стояли желтые розы, и плыл тонкий приятный аромат. В сравнении с какими-то карликовыми красными розами желтые розы были великолепны, и круглолицая Варька, вся сгорая от любопытства, захотела узнать, кто все-таки подарил эти розы, хотя она была убеждена, что они от Стаса.

– Ну скажи, Рита, кто подарил эти желтые розы?

– Нет, не скажу, мала еще. – Марго была принципиально тверда.

– А я знаю, от кого, – хитро произнесла Варька.

– Ну и от кого? – покраснела Ритка.

– От него, – победоносно сказала подружка.

Только потом она догадалась, когда ездили в поход с сельскими. Когда она хотела идти с Риткой, та стояла с Григорием, соединив руки. И Варя поняла, кого на самом деле любит ее несравненная подруга детских лет. Кинув огорченный взгляд на счастливую пару, она кинулась вслед за другими. Ей нравился этот парень, который был постоянно с ними. И ей казалось, что он влюблен в нее. Это согревало ее душу, которая хотела первой и прекрасной любви. Впервые она почувствовала себя очень и очень одинокой, преданной. Вспомнила, как первоклашками дразнили Гришку с Риткой:

 
Гришка, Гришка косолапый
По лесу идет,
Шишки собирает,
Песенку поет…
 

И когда из-за выпавших зубков ее губки произносили «сыскы», Ритка с ним помирали со смеху. Тогда Варе очень нравилось слышать ее смех, звонкий, переливчатый. А сейчас этот смех показался ей противным. И она впервые сказала подруге «Нет!», когда та попросила ее помочь взобраться обратно наверх. Но тут же пожалела: Рите протянул руки Гриша, а она с какой-то грустью в глазах посмотрела на Варю. Это уже не была ее Дадашка-Варенька, безмолвная тень ее. Подруги менялись.

Стас после Восьмого марта перестал преследовать Риту, перешел к своей ранней пассии. И теперь он ухаживал за ней, заигрывал с другими девочками, даже подарил красивую открытку к Первому мая подруге Марго Светке Андреевой. Но Светка выбросила открытку, ей не нравился этот высокомерный юноша. Она поддерживала выбор своей подруги. Свете тоже нравился Гриша, но она часто видела, как Гриша трепетно относится к Маргарите и что та тоже неравнодушна к нему. Глубина их чувств была взаимной. И Света отказалась от своей мечты быть любимой, она не страдала от этого, для нее было главным хорошо учиться.

Но в девятом классе Стас возобновил свои ухаживания, теперь он каждый день видел Марго и пел с ней в оркестре. Гриша, наоборот, потерял своих интернатских друзей, которые разъехались кто куда. Некоторые, включая Витьку, учились в вечерней школе. Днем работали на ферме, в совхозной автомастерской. Витька был на все руки мастером с детства. Он привлек к этому и Гришу. Оба смастерили себе велосипеды, а теперь рылись на свалке и собрали мотоцикл. Все это отнимало много времени. Гриша помогал Витьке в мастерской после школы, и дома было много работы. Он начал избегать встреч с Марго, считая себя хуже Стаса. Иногда их взгляды встречались, но он виновато отводил глаза.

Конец его переживаниям положила открытка, которую подарила Марго на Новый год. Там она извинялась, что отдернула свою руку от его руки и что она тогда тоже хотела стоять с ним на горе Мангырыр вечно, как и он. И Гриша начал усиленно ухаживать за желтыми розами, что вызвало радостно-нежную улыбку матери, которая давно знала, что он срезает цветы украдкой и после этого становится счастливым. Розы уже стояли в трех кадушках. И ожидания Гриши оправдались: к Восьмому марта весь дом благоухал ароматом раскрывающихся роз. Первую розу он все-таки подарил матери, чему она обрадовалась, как ребенок, и поцеловала сына. К вечеру она заметила, что раскрывшихся роз немножко поубавилось. А розы эти лежали на кровати Королевы Марго. Сама она стояла вместе с Григорием на улице возле его дома и впервые целовалась с ним…

А Стас, зашедший в интернат с букетом роз, был подавлен видом разбросанных желтых роз. Он стонал и извивался от бессилия, Марго не было. И он просто подумал, что она спряталась от него, так как часто делала это. Пришла воспитательница и сказала, чтобы он ушел из интерната. Это Кыдана пожаловалась ей, что в интернате посторонние. Стас вышел из общежития, сунув букет рассерженной воспитательнице в руки. Изумленная женщина проводила его недоуменным взглядом. Ей никто не дарил роз, даже муж. Только в городе можно было купить розы, и по очень высокой цене. Лишь директорская жена могла хвастаться розами, подаренными мужем, и то не всегда.

Ненависть к желтым розам у Стаса укреплялась. Он не знал, кто стоит за ними. Он даже и не хотел знать, это для него было чем-то мистическим. Он терпеть не мог желтый цвет. В детстве Стас пролил чернила на новенькую желтую рубашку и был наказан отцовским тяжелым ремнем. После этого он взял украдкой ту самую старательно выстиранную матерью рубашку и искромсал ножницами. За это отец почему-то не наказал, просто бросил рубашку в печь и сказал: «Больше никаких желтых рубашек». Потом он сказал, что желтый цвет – это цвет измены и что желтый цвет любят сумасшедшие. А мать возразила, что желтый цвет – это божественный цвет, это цвет солнца. Спор был недолгим, видимо, они повздорили по этому поводу еще давно… Отец ударил по столу, мать ушла в свою комнату…

Нетрудно уже сейчас догадаться, кто приносил желтые розы на могилу Королевы, но разрушительной силой, так повлиявшей на психику молодого Стаса, был голос, голос Лены. Лена после знакомства с Марго старалась быть похожей на нее и переняла у нее не только походку, но и тот удивительно нежный, бархатный голос. Но почему-то никто не замечал этого из-за противоположной внешности Лены. С ее внешностью голос приобретал совсем другой оттенок.

Этот фальшивый, насквозь пропитанный лестью голос отталкивал. Артистичность ее голоса поражала многих.

И Стас, услышав на кладбище голос любимой, был потрясен. Слова «Ой! Не надо!» он часто слышал, когда хотел просто подержать Марго за руку. И эти приглушенные слова Лены показались ему произнесенными из могилы. Это свело его с ума. Окончательно его подавили слова Марго, зовущие: «Стас! Стасик! Стас! Верни цветы обратно! Вернись!» Он подумал, что Рита зовет его в загробный мир… А он не хотел умирать, когда перед ним открывалось его светлое будущее…

А о доведшем жениха до обморока случае и рассказывать не стоит… Старик Стас до сих пор уверен, что там была Маргарита с белыми бантами и белым фартуком…

Итак, до свидания, мои дорогие читатели, на этом…

14.03.2019

Виктор Дроздов

Родился в 1958 году. Проживает в городе Белгороде. Член ИСП. Издал сборники стихов «Между делом», «Мы вернемся», «Разогнутая дуга», «И в свете моих забот…», «Спасибо вам, ветераны», «Я бы жизнь эту прожил не раз…», аудио-книгу «Вдоль линии судьбы». Издавался в журналах «Звонница», «СовременникЪ», «Российский колокол», «Они сражались за Родину», «Бессмертный полк», «Форма слова», «Не медь звенящая» и пр. Награжден медалями «220 лет А. С. Пушкину», «150 лет И. Бунину», «125 лет С. Есенину», «К 75-летнему юбилею Великой Отечественной войны». Дипломант конкурса ко Дню Победы в 2019 году. Награжден грамотами, благодарностями, дипломами. Лауреат Международной литературной премии мира.

Вот и осень подоспела

 
Облака, нас потревожив,
стали тучей.
Вот и осень подоспела,
а не случай.
Это летом нас смущать
они не смели.
И только роща разноцветьем
закипела.
 
 
Мы надежду берегли
о новых встречах.
И друзья казались крепкими,
и плечи.
Мы любили, мы рожали,
мы растили.
А года ручьем под горку
покатились.
 
 
Все кричали, надрываясь,
было мало.
Что же к осени, ребята,
с нами стало?
Даже если пошуметь порой
захочешь,
то тихонько говорят,
что он хлопочет.
 
 
Обрели все белизну,
где было темным.
У морщины взор не будет
больше томным.
Над годами все шутили,
между прочим.
Вот теперь года над нами
похохочут!
 
 
Осень, что ж ты незаметно
приходила?
К этой встрече отчего
не припозднилась?
Реку жизни перешла
каким ты бродом?
Не услышу на вопрос ответ я
сроду.
 
 
Колокольный звон далекий
и прощальный.
Ветром холод в листопад
воет печально.
Крики стай, птицы к отлету
кружат.
Понимаю, это жизнь,
но в сердце стужа.
 

Не стремитесь в детство вернуться

 
Не стремись на закате в детство,
Где давно пожелтела трава.
Не живут, кто жил по соседству.
Не на наших деревьях листва.
 
 
Детство выросло, мудрое стало.
Подорожник тропинкой пророс.
Отвечать там ромашка устала
На «Вернутся назад ли?» вопрос.
 
 
И «здорово» не скажут, встречая.
Кто увидит вас – не подойдет,
Потому что он вас не признает,
Тот, кто в детстве вашем живет.
 
 
Нас годам ожидать не пристало.
Сколь надежда сносила штиблет?
Там чужие следы от сандалий
Лепестки мяли в пыль много лет.
 
 
Не пытайся в детство вернуться,
В те места, что тебе так важны.
Хочешь в прошлое вновь окунуться?
Мы ведь там никому не нужны…
 

Младшая сестра

 
Зелень весны, в белом сады.
Да лучи согревают теплом.
Я и сестра оставляем следы,
Все идем не спеша селом.
В пыль опал абрикосов цвет,
Покраснела черешня. Влекло.
Чтобы у младшей не было бед,
Я своим прикрываю крылом.
 
 
Век прожитый пылью покрыт.
В морщинах, в висках бело.
Только память все же хранит
Родной мамы и хаты тепло.
Как нас гнобила, рвала нужда,
А труд был тогда не влом.
И всегда рядом была сестра,
Я, где мог, прикрывал крылом.
 
 
Вдруг над хатой зажглась звезда:
«Вам удача! Вам надо рискнуть!»
Окна в плачь! Мы ушли в никуда,
От морщинок маминых в путь.
Все же устроились как-то дела.
Напортачил где сам – поделом.
Меня всегда выручала сестра,
Как всегда, я прикрою крылом.
 
 
Время давало не раз свой совет.
Уже не те мы. И пусть не вдруг,
Но ушел, как упал вишен цвет,
Материн голос и тепло ее рук.
Обиды все, спор, гнев – суета.
Пеной в море уйдет прочь зло.
Понял и я, что долг мой всегда
Прикрывать мне сестру крылом.
 
 
Порой мысли приходят о том,
Что сестре судьбой суждено
Всю родню заменить – ей одной.
Вот сестру не заменит никто.
Ветра выжимают слезы из глаз,
И морщины все глубже в чело…
Я не ангел, но есть мамин наказ
Мне сестру прикрывать крылом.
 

Жить и гореть

 
А я выжимаю с себя все, что можно.
Вгрызаюсь в жизнь, собакой на цепи
Смотрю, кто помоложе, и мне тошно:
Живут с прохладцей – им до двадцати.
 
 
Боюсь, что я сгорю неосторожно.
Лучше ведь так, но тлеть я не могу.
Ржаветь по жизни – это невозможно.
Я в жизни ртуть, куда-то все бегу.
 
 
Как можно молодым быть осторожным?
Смотрю, уже старик – ему до тридцати.
Продуманный, просчитанный, ничтожный,
Коптит, тревожится про то, что впереди.
 
 
Налить пока по полной мне не сложно.
Как раньше, жалко, не нарежешься в дугу.
Подводит организм, от этого тревожно,
Но негодяев отхлестать еще смогу.
 
 
И обсуждают вес мой – скинуть нужно!
А вы попробуйте со мной вперегонки.
Пока дойдете вы туда, куда вам должно,
Я прошустрю до целей напрямки.
 
 
Пускай хихикают: мол, вы пенсионеры.
Я фору дам, чтоб не обидеть молодых.
Я должен, я обязан быть примером,
Жить и гореть, не вырабатывая дым.
 

Ручеек

 
Небеса подарили ручей.
Он бежал, превращался в поток.
И казалось, водой с ключей
Напоить всю пустыню мог.
 
 
Сжали камни его берега,
С гор красиво вниз водопад.
Там почтение, в нем блага,
Ручеек которым был рад.
 
 
Разлился по долине поток.
Вот черпнуть из него б на то,
Чтобы жаждущим дать глоток
Да полить усыхавший цветок.
 
 
Разошелся ручей в берегах.
Сетей нет на нем, рыбака.
Ему б впору назваться река,
Только вдруг впереди перекат.
 
 
Здесь окончен карьерный рост,
Тут ручей в один миг иссяк.
Пускай был он совсем не прост,
Просто делалось что-то не так.
 
 
А ведь мог не уйти в песок,
Плеск волны услыхали б моря,
Но судьба, чтоб усох поток.
Видно, пройдено им все зря.
 
 
Вот таких ручейков бежит
По широкой стране у нас…
Им удачу, шанс дала жизнь…
Нет, в карман. И на все плевать!
 
 
Вот казалось: не мой ручей,
Пусть волна перемен грядет.
Только мне что от тех речей?
Рвут псы цепь – караван идет.
 

Надежда

 
В промозглый, недобрый вечер
Не грел ни халат, ни камин.
И нигде не горели свечи,
Казалось, ты в жизни один.
Неуютность в быту душила,
Гремел, угрожая, гром.
И в дом темнота спешила,
Обходя фонари кругом.
 
 
В секундах тянулось время,
В душе словно кошки скребли.
Обуза, тяжелое бремя
На плечи мои легли.
Безысходностью плакали окна,
Будто бы рядом беда.
И вдруг закуток с телефоном
Испуганно звуки издал.
 
 
С трубы баритон чей-то вежлив
«Алло» разливал, как тепло.
– Прошу, позовите Надежду.
Он ошибся, видать, номерком.
А уставший, охрипший голос
Недобро рявкнул в ответ:
– Нет в этом доме Надежды!
Ее не было здесь и нет!
 
 
И как-то вдруг жутко стало
За истекшие все те года,
Что прожиты без надежды.
А как дальше жить тогда?
Богатый, успешный, нищий —
Любой, проживая свой век,
Ни прошлым, ни настоящим,
А надеждами жив человек.
 

Визит

 
В глубинку России Бог опускается.
Есть с ним и свита, как полагается.
Вот все плетут о богатствах Сибири
И говорят, что нет круче их в мире.
 
 
Тишина и болота, клюква, морошка.
Был и доклад: «Жизнь там хорошая».
«Проверю я сам, чтобы не усомниться.
Сам-то с деревни и хочу убедиться».
 
 
Из-под ладошки взгляды уставились
На камыши, кусты, там, где старица.
У старичков бородки всклокочены.
Окна по избам крестом заколочены.
 
 
Еще воробьи в погоне за крошками.
По темноте – блик лучины окошками.
И колея по селу – вся заросшая…
Тропинка цела – дорога на прошлое.
 
 
В сопровождении обласканной свиты
Он увидел глубинку слезою умытой.
Как живут-то они? И сам удивился:
Неужто на землю греха опустился?
 
 
Недра, леса, все богатства природы.
На века бы хватило их для народа.
Но видно, грехи – их зовут воровство —
В фаворе здесь. Да еще плутовство.
 
 
И верят, и терпят, помощь для всех.
Так вот отчего здесь утерян успех!
Здесь сами рулят, куда хотят, сани.
Хотеть лучше жить должны они сами.
 
 
Но все же пора визит завершать.
Бог окинул глазами глухие места,
Головою качал, свет нимба померк,
Рукою махнул и поднялся наверх.
 

Афганский хаос

 
Говорилось клише много раз,
Что нельзя победить народ.
И Афган смог опять для нас
Подтвердить это в этот год.
 
 
Ни к чему наша помощь им.
Им свобода от нас важней.
Наш мир для них – черный дым,
И народ с этих гор не халдей.
 
 
Хлеб-соль приносили в дом,
Все равно был Союз им враг.
Есть сила, и денег битком,
Только снят полосатый флаг.
 
 
Этот нищий, но гордый народ
Средь седых от вечности гор
Не так, на наш взгляд, живет,
Только здесь весь его простор.
 
 
С афганцев пример бы брать.
Кичиться собой средь друзей.
Демократам пришлось убегать,
Свою мощь выводя поскорей.
 
 
Мне не друг – убивал талиб.
Он лил кровь за ущелья свои.
Сорок лет. А все бы смогли
Верить в то, что не зря бои?
 
 
Хаос этот в Афгане создал
Тот, кто верил, что он умней
И что здесь проживает вандал,
А вандала того он сильней.
 
 
Сорок лет придавало им сил,
Что Аллахом страна им дана.
Чуждый дух веру их не убил,
Что будет свободной она!
 

И снова осень

 
По лесам, лугам и грунтовке
Подошла желтизною осень.
Засмущалась как-то неловко,
Будто милостыню с нас попросит.
 
 
Вот сентябрь букет предлагает
Рыжеватых и красных листьев.
Чернобривцы запахом тают,
У рябин висят желтые кисти.
 
 
Не задержится теплый август,
Лето скроется в осени тихой.
Для звезд, разноцветных астр
Чаще осень их главный выход.
 
 
«Не спеши! Дай тепла! Погоди!» —
Хочу выкрикнуть громко в окно.
Только там с темных туч дожди
Летних лужиц разносят потоки.
 
 
К серым дням. Листопад впереди.
Стылых дней череда до морозов.
А теплом утомленные дни
На полгода скроются в грезах.
 
 
Август прочь, не спросив никого.
Нам скучать, но дождаться надо,
Когда лето придет с выходных,
Всем жара будет снова в радость.