Текст книги "Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 2"

66. По ту сторону коммунизма

Мы, футуристы, безжалостно критиковали все идеологии, провозгласив нашу новую концепцию жизни, наши формулы духовной гигиены, наш динамизм, эстетический и общественный, искреннее выражение нашего итальянского темперамента творцов и революционеров.

После десятилетней битвы за обновление Италии, после разрушения при Витторио-Венето¹ ультрапассеистской Австро-Венгерской империи, мы побывали в тюрьме по обвинению в покушении на безопасность государства, виновные, на самом деле, лишь в итальянском футуризме.

Мы более чем когда-либо пылки, неутомимы и богаты идеями. Мы уже подарили их множество и щедро обещаем ещё. Поэтому мы не расположены получать указания от кого бы то ни было; мы, итальянцы, творцы, не станем заниматься плагиатом у Ленина, русского ученика немца Маркса.

Человечество движется к анархическому индивидуализму – цели и мечте любого сильного духа. Коммунизм, напротив, – это старая формула посредственности, которую усталость и страх войны перелицовывают сегодня, превращая её в интеллектуальную моду.

Коммунизм – это обострение рака бюрократии, который всегда грыз человечество. Немецкого рака, производного от типично немецкого препарационизма². Любая педантичная подготовка антигуманна и утомляет фортуну. История, жизнь и земля принадлежат импровизаторам. Мы ненавидим милитаристскую казарму, равно как и коммунистическую казарму Анархистский гений осмеивает и разбивает коммунистический карцер.

Отечество представляется нам максимальным расширением индивидуальной щедрости, разливающимся вокруг на всех подобных нам человеческих существ, симпатизирующих и симпатичных. Оно являет собой самую обширную и конкретную солидарность интеллектуальных, сельскохозяйственных, речных, портовых, промышленных интересов, связанных с уникальным географическим положением, климатом и цветом горизонта.

Сердце человека в его круговом расширении разбивает удушающий малый круг семьи, чтобы добраться до самых крайних пределов отечества, где слышно сердцебиение его соотечественников, как пульсация на оконечностях его собственного тела. Идея отечества отменяет идею семьи. Идея отечества – благородная, героическая, динамичная, футуристская, тогда как идея семьи – мелочная, пугливая, статичная, консервативная и пассеистская. Здоровая идея отечества возникает сегодня впервые из нашего футуристского мироощущения. Прежде она представляла собой мутную смесь кампанилизма³, грекороманской риторики, мемориального красноречия, прославления мёртвых героев, недоверия к живым и страха войны.

Футуристский патриотизм – это, наоборот, страсть к становлению-прогрессу-революции народа.

Как максимально аффективная сила индивида, бескорыстный футуристский патриотизм становится самой благоприятной атмосферой продолжения и развития народа.

Аффективный круг нашего итальянского сердца, расширяясь, обнимает отечество – максимально манёвренную массу идеалов, интересов, потребностей – моих, наших, взаимосвязанных и непротиворечивых.

Отечество – это максимальное продолжение индивида, или, лучше сказать – самый большой индивид, способный жить долго, управлять, господствовать и защищать все части своего тела.

Отечество – это психическое и географическое осознание усилия частного улучшения.

Нельзя упразднить идею отечества, кроме как прикрываясь эгоизмом абсентеизма. К примеру, сказать: «Я не итальянец, а гражданин мира» – равнозначно тому, чтобы сказать «плевать мне на Италию, на Европу, на человечество – я думаю только о себе».

Понятие отечества нерушимо, как и понятие партии.

Отечество не что иное, как обширная партия.

Отрицание отечества равнозначно изоляции, кастрации, самоуничижению, самоочернению, самоубийству.

Рабочие, которые сегодня маршируют, размахивая красными флагами, после четырёх лет победной войны обнаруживают свою смутную потребность в собственной героической и славной войне.

Абсурдно саботировать нашу победу криком «Да здравствует Ленин, долой войну», после того как Ленин заставил русский народ отречься от одной войны и навязал ему другую – против Колчака, Деникина и поляков.

Таким образом, русский большевизм невольно создаёт русский патриотизм, который рождается из необходимости оборонительной войны.

Невозможно избежать двух этих понятий-чувств: патриотизма, то есть практичности развития индивида и народа и героизма, то есть синтетической необходимости преодоления человеческих сил, подъёмной силы народа.

Все уставшие от бурно динамичного разнообразия жизни мечтают об успокоительном и устойчивом однообразии, которое обещает коммунизм. Им хочется жизни без сюрпризов, гладкой как бильярдный шар земли.

Но давление пространства ещё не сравняло горы с землёй, и жизнь, которая есть Искусство, состоит (как любое произведение искусства) из пиков и контрастов.

Человеческий прогресс, который по природе обладает возрастающей скоростью, как любая скорость, предполагает преодоление препятствий, то есть революционные войны.

Жизнь насекомых показывает, что всё сводится к воспроизводству любой ценой и к бессмысленному разрушению.

Человечество тщетно мечтает уклониться от этих двух законов, которые поочерёдно то возбуждают, то утомляют его. Человечество мечтает, что некий уникальный вид человека мира установит мир, однако человек этот должен быть немедленно кастрирован, дабы его агрессивная мужественность не провозгласила новой войны.

Уникальный человеческий тип должен был бы жить на исключительно гладкой земле. Каждая гора – это вызов любому Наполеону и любому Ленину. Любой листок проклинает воинственную волю ветра.

Несократимое разнообразие человеческих запросов и средств передвижения оскорбляет коммунистическую мечту.

На самом деле, необходимость ехать на трамвае, потом на поезде, потом по озеру на лодке, потом снова на поезде и, наконец, пересечь море на корабле, который не достиг бы Америки, будь он маленьким парусником, – всё это трагически антикоммунистично.

После самой многообразной и беспорядочной из войн человечество логически достаёт свой старый коммунистический идеал окончательного покоя.

Коммунизм, возможно, наступил на кладбищах. Но поскольку многие похоронены заживо, поскольку полная смерть человека неконтролируема, благодаря сохранению чувствительности у умирающих в последующем, на кладбищах, несомненно, происходят яростные митинги, восстания в тюрьмах, стремления, желающие возродиться. Там будет много попыток установления коммунизма, контрреволюционных, которые приведут к войне и революции, воинственно защищаемой.

Относительный мир не может существовать иначе как из-за усталости от последней войны или последней революции. Абсолютный мир воцарится, возможно, с исчезновением человеческого рода. Будь я коммунистом, меня заботила бы будущая война между педерастами и лесбиянками, которые потом объединятся против нормальных людей.

Я начал бы пропаганду против будущей межпланетной войны.

В России большие нивелировщики-революционеры защищают захваченную власть от меньших нивелировщиков-революционеров, которые меньше желали бы уравнивать или снова сделаться неравными.

Прежде всего, большевизм стал неистовым и мстительным антидотом царизма.

Сейчас это воинственная защита тех общественных лекарей, которые превращаются в господ больного народа.

В некоторых странах не хватает хлеба на всех, в других – не на всех хватает богатства.

Повсюду кричат: у всех будет достаточно хлеба, все будут богаты.

Мы хотим провозгласить – все будут здоровы, сильны и гениальны!

В Италии коммунистический опыт немедленно приведёт к контрреволюции неравенства, либо сам по себе это новое неравенство породит.

Мы не станем тратить время, прославляя русский псевдокоммунизм как окончательную победу и рай на земле.

Наш дух устремляется по ту сторону.

Во всех странах, особенно в Италии, существует ложное различие между пролетариатом и буржуазией. Не существует ни упадочной и загнивающей буржуазии, ни абсолютно здорового и сильного пролетариата. Существуют бедные и богатые, бедные по неудаче, болезни, бездарности и порядочности; богатые – благодаря обману, хитрости, скупости, способности; эксплуатируемые и эксплуататоры; глупые и умные; лживые и искренние; так называемые богатые буржуи, которые работают гораздо больше рабочих; рабочие, которые работают как можно меньше, надеясь вообще ничего не делать; медленные и быстрые; победители и побеждённые.

Абсурдно называть упадочной и загнивающей буржуазией ту огромную массу молодых интеллигентных и трудолюбивых мелких предпринимателей: студентов, нанятых землевладельцами, промышленных торговцев, инженеров, нотариусов, адвокатов и т. д., всех детей народа, всех, озабоченных преодолением через упорный труд среднего отеческого благосостояния.

Все они прошли войну лейтенантами и капитанами и сегодня совсем уставшие готовы предпринять новое усилие героической жизни.

Они не интеллектуалы, но трудящиеся, одарённые умом, предусмотрительностью, самоотверженностью и волей. Они составляют лучшую часть нашего народа. Эти молодые и энергичные люди вели войну, никогда не забывая о массах крестьянских и рабочих солдат.

Крестьяне и рабочие, которые прошли войну, ещё не обладая национальным сознанием, не могли бы победить без примера и навыков этих героических лейтенантов из мелких буржуа. Неоспорим также факт, что все попытки коммунизма всегда проводила молодая, волевая и честолюбивая мелкая буржуазия.

С другой стороны, абсурдно всех рабочих определять одним словом пролетариат, обещая равную славу и диктатуру крестьянским солдатам, которые сегодня без устали возвращаются к работе на земле, и рабочим, которые объявляют себя смертельно уставшими.

Нужно разрушить пассеизм, трусость, квиетизм, консервативный традиционализм, материалистический эгоизм, ретроградство, страх ответственности и плагиаторский провинциализм.

Кричать «Да здравствует Ленин! Долой Италию! Да здравствует русская Революция» – это плагиаторский провинциализм.

Кричите лучше: «Да здравствует Италия завтрашнего дня! Да здравствует итальянская революция! Да здравствует итальянский футуризм!»

Русская революция имеет своё право на существование в России, никто кроме русских не может её осудить, и её нельзя импортировать в Италию.

Бесчисленные различия отделяют русский народ от итальянского народа, кроме того характерного, что различает народ побеждённый и народ-победитель.

Их нужды иные и противоположны нашим.

Побеждённый народ чувствует, как в нём умирает его патриотизм, он опрокидывается в революцию или копирует революцию соседнего народа. Народ-победитель, как наш, хочет осуществить свою революцию, как воздухоплаватель сбрасывает балласт, чтобы подняться ещё выше.

Мы не забываем, что итальянский народ, из которого особенно торчат острые иглы индивидуализма – самый антикоммунистический и мечтает об индивидуалистской анархии.

В Италии нет антисемитизма. Поэтому нам не нужно освобождать евреев, уповать на них и следовать за ними.

Итальянский народ можно сравнить только с выдающимся борцом, который хочет бороться без тренировки и не имея средств для подготовки. Обстоятельства вынуждают его победить или сгинуть. Итальянский народ славно победил. Но усилие превозмогло силу его мускул, поэтому сегодня запыхавшийся и истощённый, он почти не способен насладиться своей великой победой, он ругает нас, своих тренеров, и протягивает руки тем, кто отговаривал его биться.

Между этими приверженцами спокойствия, которые хотят удержать его на земле, и нами, которые хотят исцелить его, поднять любой ценой, вспыхнула драка, которая, к несчастью, продолжается на обессиленном теле самого борца.

Огромная неразбериха трудностей, препятствий и лишений, которые оставляет после себя каждая война, негодование всех демобилизованных, которые погрязли в необъятном болоте бюрократии, опоздавшее повышение налогообложения на военные сверхдоходы складываются с ещё не решённым адриатическим вопросом, не освоенным Бреннеро⁴ и т. д. и т. д.

Нами управлял неизлечимый нейтралист, который предпринял все усилия, чтобы приуменьшить моральную силу нашей победы⁵.

Это правительство поддерживало социалистов, которые, размахивая коммунистическим флагом побеждённого народа, каковым являются русские, завладевают избирателями из итальянского народа-победителя, усталого и недовольного.

Речь не идёт о борьбе между буржуазией и пролетариатом, а о борьбе между теми, кто, как мы, стремился к итальянской революции, и теми, кто должен перенести её зачатие и воплощение.

Я знаю русский народ. За шесть месяцев до мирового пожара я был приглашён Société des grandes conferences прочитать в Москве и Петрограде восемь докладов о футуризме⁶. Триумфальный идеологический резонанс этих докладов и мой персональный успех оратора-футуриста в России стали легендой⁷. Я пытаюсь пояснить, откуда происходит моё суждение о русских футуристах, которое в своей абсолютной беспристрастности кажется объективным. Я рад узнать, что все русские футуристы – большевики, и что футуристское искусство было на некоторое время государственным искусством в России⁸. Русские города на последнем майском празднике были украшены художниками-футуристами.

Поезда Ленина были снаружи расписаны динамичными цветными формами, очень похожими на Боччони, Баллу или Руссоло. Это делает честь Ленину и радует нас как наша победа.

Все футуризмы мира – дети итальянского футуризма, созданного нами в Милане двенадцать лет назад. Все футуристские движения, однако, автономны. У любого народа был или ещё есть свой собственный пассеизм, который нужно низвергнуть. Мы не большевики, потому что нам нужно делать свою революцию.

Мы не можем принять ухищрений официальных социалистов. Они:

1. Заявляют, что необходимо избегать войн любой ценой, и вполголоса признают, что развитие революционного социализма – это плод войны.

2. Заявляют, что немецкая тирания была гораздо предпочтительнее героического кровопролития.

3. Прославляют уклонистов и презирают героев как кровожадных разбойников.

4. Считают дезертира достойным представителем своего народа.

5. Обвиняют революционеров-интервентистов и объявляют их ответственными за «напрасную бойню».

6. Презирают офицеров в стране, где не существует милитаризма!

7. Толкают массы на революцию и затем обуздывают их, говоря, что кусок пирога, который можно разделить, слишком убог.

8. Пренебрегают борьбой против прошлого и объединяются со священниками, чтобы воевать только с нами, революционерами-интервентистами.

9. Обесценивают нашу победу, забывая, что она морально возвышает всех – богатых и бедных.

Мы спрашиваем официальных социалистов:

1. Расположены ли вы, как и мы освободить Италию от папства?

2. Продать наше художественное наследие, чтобы угодить всем бедным классам и особенно пролетариату художников?

3. Радикально упразднить суды, полицию, участки и тюрьмы?

Если в вас нет этих трёх революционных воль, вы – консерваторы, археологи, клерикалы, полицейские реакционеры⁹ под внешним блеском русского коммунизма.

Мы хотим освободить Италию от папства, от монархии, от Сената, от супружества, от Парламента. Мы хотим техническое правительство без парламента, оживлённое советом или подстрекаемое очень молодыми людьми. Мы хотим отменить постоянную армию, суды, полицию и тюрьмы, чтобы наш народ гениев мог проявить наибольшее возможное число свободнейших, сильных, трудолюбивых, быстрых индивидов, новаторов.

Всё это в горячей солидарности с нашим особым народом, на нашем особом полуострове, внутри прочных границ, заслуженных и завоёванных нашей большой и исключительной победой.

Мы не только более революционны, чем вы, официальные социалисты, мы находимся по ту сторону вашей революции.

Вашей необъятной системе сообщающихся и уравненных между собой животов, вашей скучной нормированной столовой мы противопоставляем наш удивительный анархический рай абсолютной свободы искусства, гениальности, прогресса, героизма, фантазии, энтузиазма, радости, разнообразия, новости, скорости, рекорда.

Нужно будет дать вам сначала испытать другой опыт, который я называю ацефалией.

Всем быть юродивыми, чтобы не страдать, не желать, – это, в действительности, более уравнивающий и умиротворяющий идеал, чем тот, о котором горланите вы: всем мало работать, чтобы всем мало есть.

Нужно дать вам испытать разрушение человеческого ума, поскольку ум – первый источник неравенства и насилия. Мы надеемся, что ваша попытка коммунизма как результат будет иметь, по крайней мере, разрушение нового неравенства, произведённого эксплуатацией войной и принципом наследования, который мы, как и вы, атакуем.

Мы мечтаем о футуристской Италии, свободной, мужественной, эластичной, динамичной, опьянённой прогрессом, готовой ко всему, то есть к импровизации войн или революций без постоянной армии, но с максимальным количеством тех, кого мы называем героическими гражданами.

Мы готовим этих граждан усердной пропагандой индивидуальной свободы, спорта, искусства, героизма и футуристской оригинальности.

Во имя этой нашей футуристской оригинальности мы отвергаем общие представления, которые воплощают слова «демократия», «свобода», «справедливость», «феминизм» и т. д., так же как и универсальные рецепты.

У каждой страны есть своё особое представление о демократии. В такой стране, как Италия, полной индивидов и умов, демократия означает качество, а не количество.

У нас есть здоровый оптимизм.

Итальянская кровь, пролившаяся в Триполи, была лучше той, что была пролита в Абба Гарима¹⁰. Кровь, пролитая в Карсо, – лучшая; та, что пролита в Пьяве или в Витторио-Венето, – лучшая¹¹.

С помощью школ физического мужества, за которые мы боремся, мы хотим увеличить эту силу итальянской крови, подготовляя её к любой отваге и ко всё большей художественной способности творить, изобретать и наслаждаться духовно.

Нужно излечить всю трусость и вялость и развивать духовную элегантность народа, поскольку лучшее, что можно найти в шумящей толпе, – это сумма его духовных элегантностей, героических и благородных.

Нужно увеличить человеческую способность жить идеальной жизнью линий, форм, цветов, ритмов, звуков и шумов, сочетаемых гением.

Если бы можно было насытить все желудки, всегда нашлись бы те, кто знает, как заполучить себе самые утончённые привилегированные обеды.

Нужно возбудить духовный голод и насытить его великим, потрясающим и радостным искусством.

Искусство – это революция, импровизация, подъём, энтузиазм, рекорд, эластичность, элегантность, щедрость, наводнение доброты, растворение в Абсолюте, борьба против всех цепей, воздушный танец на жгучих вершинах страсти, разрушение руин перед божественными скоростями, дороги, которые нужно пробить, небесный голод и жажда… радостные аэропланы, жаждущие бесконечности…

Есть мрачные, вялые и слепые людские массы, беспросветные – ни надежды, ни желания.

Мы возьмём их на буксир.

Есть души, которые сражаются без благородства, чтобы завоевать пьедестал, ореол или положение.

Мы склоним эти мелочные души к высокой элегантности духа.

Нужно дать всем волю думать, творить, открывать, обновлять и разрушить во всех готовность терпеть, сохранять, имитировать.

В то время как последние религии находятся в агонии, Искусство должно быть идеальным питанием, которое утешит и оживит самые тревожные и неудовлетворённые народы, разочарованные последовательным крушением стольких несостоявшихся идеалов изобилия.

Только опьяняющий спирт искусства сможет, наконец, заменить и отменить вульгарный, скучный и кровожадный воскресный спирт таверн пролетариата.

Так в моей весёлой трагедии «Король-кутёж» новаторский художественный динамизм Поэта-Идиота, осмеянного толпой, сливается с повстанческим динамизмом либертарианца Фамоне, чтобы предложить человечеству единственное решение универсальной проблемы: Власть – Искусству и революционным Художникам.

Да! Власть – художникам! Пусть правит обширный пролетариат гениев.

Самый ущемлённый, самый достойный из пролетариатов. Все устали и разочарованы. Но он не отступает. Его гений скоро произведёт над Италией и всем миром необъятный взрыв художественной силы, радующей, очищающей и умиротворяющей.

Пролетариат гениев во власти создаст бесплатный театр для всех и великий футуристский Воздушный театр. В мире будет царить музыка. На каждой площади будет свой большой инструментальный и вокальный оркестр. Повсюду будут фонтаны гармонии, которые днём и ночью будут бить струёй музыкального гения и расцветят небо, окрашивая, облагораживая, придавая сил и освежая жёсткий, тёмный, заурядный и судорожный ритм повседневной жизни. Вместо ночной работы у нас будет ночное искусство. Команды музыкантов будут сменять друг друга, чтобы стократ умножить сияние дней и нежность ночей.

Пролетариат гениев один только будет способен предпринять мудрую, постепенную и всемирную продажу нашего художественного наследия, согласно проекту закона, задуманному нами девять лет назад. Это духовное зерно и уголь внушат восхищение нами самым грубым народам.

Продажа наших музеев во всём мире станет динамичной трансокеанской рекламой итальянского гения.

Пролетариат гениев в сотрудничестве с развитием промышленного оборудования достигнет того максимума заработной платы и того минимума ручной работы, которые, не сокращая производство, смогут предоставить любому уму свободу думать, создавать, получать наслаждение от творчества.

В каждом городе будет построен Дворец или Дом Гения для Свободных выставок творческих талантов.

1. В течение месяца там будут выставляться произведения живописи, скульптуры и пластических искусств, архитектурные проекты, чертежи техники, проекты изобретений.

2. Будет исполняться маленькое или большое музыкальное произведение, оркестровое или фортепианное, любого жанра.

3. Будут читаться, выставляться, декламироваться поэмы, проза, научные сочинения любого жанра, формы и размеров.

4. Произведения любого жанра или видимого значения, хотя бы и представляющиеся на первый взгляд абсурдными, идиотскими, безумными или аморальными, будут выставляться или читаться без жюри и бесплатно.

Футуристская революция, которая приведёт к власти художников, не обещает земного рая. Она, конечно, не сможет упразднить человеческие страдания, которые являются подъёмной силой народа. Художники, неутомимые аэраторы этого лихорадочного страдания, смогут приглушить боль.

Они разрешат проблему благосостояния единственным способом, которым она может быть разрешена, – то есть духовно.

Искусство должно быть не бальзамом, а спиртом. Не алкоголем, который давал бы забвение, но спиртом воздающего хвалу оптимизма, который обожествляет молодёжь, стократ умножает зрелость и озеленяет старость¹².

Это интеллектуальное искусство-спирт должно щедро расточаться всем. Так мы преумножим художников творцов. У нас будет особая, почти полностью сформированная порода художников. У нас в Италии будет миллион предвидящих предсказателей, упорно стремящихся разрешить проблему коллективного человеческого счастья. Столь грандиозный натиск может быть только победным. У нас будет художественное решение общественной проблемы.

Между тем мы намереваемся преувеличить способность народа к мечтательству и развивать её в абсолютно практическом смысле.

Удовлетворение любой потребности приносит удовольствие. У каждого удовольствия есть предел.

На пределе удовольствия начинается сон. Речь идёт о том, чтобы регулировать сон, воспретить ему стать ностальгией по бесконечному или ненавистью к конечному. Нужно, чтобы сон окутывал и омывал, совершенствовал и идеализировал удовольствие.

Любой ум должен иметь свою палитру и свой музыкальный инструмент, чтобы раскрасить и лирически аккомпанировать каждому мельчайшему акту жизни, даже самому простому.

Совместная жизнь слишком тяжела, сурова, монотонна, груба и если не удушлива, то, по крайней мере, плохо проветрена и скована кандалами.

Ожидая грандиозного осуществления нашего футуристского Воздушного театра, мы предлагаем обширный проект ежедневных бесплатных концертов в каждом районе города, абсолютно бесплатные театры, кинематограф, залы для чтения книг и газет. Мы способствуем развитию духовной жизни народа и стократ увеличим его способность к мечтательству.

Благодаря нам придёт время, когда жизнь уже не будет просто жизнью хлеба и тяжёлого труда, но она не станет и праздной жизнью – она станет жизнью-произведением искусства.

Каждый человек переживёт свой наилучший возможный роман. Самые гениальные умы переживут свои лучшие из возможных поэм. Там не будет состязания алчности или престижа. Люди будут соперничать в лирическом вдохновении, оригинальности, музыкальной элегантности, сюрпризе, радости, эластичности духа.

У нас не будет земного рая, но экономический ад будет развеселён и успокоен многочисленными праздниками искусства.

В этом манифесте я синтезировал некоторые идеи, развитые в моей работе Футуристская демократия, напечатанной год назад, и в моей речи О необходимости и красоте насилия, произнесённой мною 26 июня 1910 года на Бирже Труда в Неаполе и напечатанной в «Пропаганде» Неаполя и в «Интернационале» Пармы, поскольку сегодня я чувствую необходимость их благотворного и решающего взрыва¹³.

Ф.Т. Маринетти

<15 августа 1920>