Текст книги "Призвание – писатель. Том 3"

В Рождество Христово

 
На пастбище ночи прозрачно тихи́.
Всё замерло. Вдруг в изумлении
Простые, пасущие скот пастухи
Услышали ангелов пение.
 
 
В ночных небесах воссияла звезда —
Торжественно так и таинственно.
Волхвы поспешили с дарами туда,
Где свет благодатный, где истина.
 
 
Обычные ясли, холодный вертеп[10]10
  Вертеп – пещера, в которой, согласно Священному Писанию, родился Иисус Христос.


[Закрыть]
Господь получил при рождении,
Явившийся, чтоб оградить нас от бед
В своём безграничном смирении.
 
 
А рядом безмолвные вол и осёл
Его согревали дыханием…
Всяк будет Младенцем согрет и спасён,
Кто примет его с покаянием.
 
 
Возрадуйтесь, люди, и славьте Христа!
Воспряньте с надеждой и верою,
Что в мир непременно придёт чистота,
Даруя любовь полной мерою.
 

Пасхальное

 
Аромат от куличей.
Блеск сияющих очей.
Неземной огонь свечей
И благовест.
В окружении добра,
Мира, радости, тепла
Благодать к нам снизошла.
Христос воскрес!
 
 
Пробуждается Земля.
Солнце, ясный свет даря,
Согревает и поля,
И тёмный лес.
Иисус Христос.
Снова тьма побеждена.
Свыше нам любовь дана.
Ею жизнь озарена.
Христос воскрес!
 
 
Позабудем про нужду,
Зависть, злобу и вражду,
Чтоб с собою быть в ладу,
А не вразрез.
В душах – благость и уют.
В храме – просветлённый люд.
Все торжественно поют:
«Христос воскрес!»
 
 
В этот день и в этот час
В сердце каждого из нас
Грязи нет и нет зараз.
Ведь к нам с небес
В окружении добра,
Мира, радости, тепла
Пасха светлая пришла.
Христос воскрес!
 

Однажды на выставке

 
Картины висели на стенах музея.
Днём люди по залам бродили, глазея.
А ночью, когда посетителей нет,
Когда полумрак и нескоро рассвет —
Тогда оживали музейные стены —
Картины шептались на разные темы.
То живо обсудят – чей это портрет,
Похвалят пейзаж и батальный сюжет.
То спорить о чём-то начнут увлечённо…
Один натюрморт вдруг спросил удивлённо:
– Скажите, зачем здесь икона висит?..
Неяркие краски. Не тот колорит.
Не видно в ней живости изображенья.
Не видно совсем никакого движенья.
Пускай подтвердит это «Чёрный квадрат».
Он дорого стоит, а значит – богат.
Свою пустоту прикрывая молчаньем,
Отделался «Чёрный квадрат» лишь мычаньем,
И вновь сохранил свой таинственный вид.
Все думали – мудр, потому и молчит.
А он просто имидж испортить не хочет.
Сама же икона печалилась очень
Совсем не о том, что опять и опять
Вокруг продолжали её обсуждать…
Её огорчало, что люди шли мимо.
Порой было больно, почти нестерпимо.
Заплакать хотелось порой от того,
Что рядом, бывало, совсем никого.
Хотя иногда, как на прошлой неделе,
И к ней подходили, но… просто смотрели.
А кто-то с молитвой икону писал
И вкладывал душу без всяких похвал.
Была бы она не на выставке в раме,
А рядом с другими иконами в храме.
Ведь свет от лампады теплей фонарей.
Пусть люди молились бы вновь перед ней.
Ведь здесь, где картины на стенах музея,
Все просто по залам проходят, глазея…
И грустными были иконы глаза,
И еле заметно катилась слеза.
 
 
Изменятся люди. Изменят законы…
А в храме всегда место есть для иконы.
 

Перерождение

 
Я друга не считал воцерковлённым,
Хотя он был в младенчестве крещённым
И даже крестик маленький носил.
Священников ругая понемногу,
Друг не искал ко Господу дорогу,
Но Пасху отмечал по мере сил.
 
 
И как-то на краю одной деревни
Он храм увидел православный, древний.
Участок небольшой вокруг него.
Священника заметил за работой,
Который, приколачивая что-то,
Молитвы пел. И больше – никого.
 
 
Страстям земным подвержены все люди…
Решил друг посмотреть: а что же будет,
Когда священник стукнет молотком
Отнюдь не по гвоздю очередному —
По пальцу попадая по большому.
И главное – что скажет он потом.
 
 
Минута проходила за минутой.
Не попадал по пальцу почему-то
Священник, за которым друг следил.
Удар ложился ровно за ударом.
Но всё же друг в засаде был недаром,
И молоток по пальцу угодил.
 
 
«Ну вот, сейчас начнётся представленье…»
Но каково же было удивленье,
Когда он неожиданно, всерьёз
Услышал, как священник, чуть вздыхая,
«Ох, батюшки! Досада-то какая»
И «Господи, помилуй» произнёс.
 
 
Убрав с лица ехидную усмешку,
Растерянно свою закончив слежку,
Друг медленно отправился домой.
С тех пор немало суток пролетело.
И я, встречая друга то и дело,
Стал замечать – какой-то он другой.
 
 
Отбросил сигаретную заразу,
Браниться перестал почти что сразу.
Привёл в порядок внутренний бедлам.
Попом не называет иерея,
С другими стал терпимей и добрее
И, наконец, обрёл дорогу в храм.
 

На распродаже

 
Падший ангел однажды,
Предлагая открыто,
Продавал инструменты
Ремесла своего.
И купить мог их каждый,
Кто хотел. Деловито
Проходили клиенты
Вдоль витрины его.
 
 
Привлекали, конечно,
Те предметы любого.
Был там Зависти острый
И блестящий кинжал.
Молот Гнева кузнечный —
Нет такого другого.
А на полочке пёстрой
Там лук Страсти лежал.
 
 
Стрелы Ревности – рядом.
Вожделения дротик.
На подносе отдельном —
Лжи сетей кружева.
Был пропитанный ядом
Лести сладкий наркотик.
В леденце карамельном —
Пряный вкус Хвастовства.
 
 
Экспонаты сияли
И манили прохожих
То названьем заметным,
То уценкой шальной…
Словно на пьедестале,
На других не похожий,
Клин имелся заветный,
Неказистый, чудной.
 
 
Без оправы, без лоска,
Деревянный, потёртый,
Предлагаемый ныне
Как и все – с ярлыком,
На котором неброско,
Но достаточно твёрдо
Написали: «Гордыня».
Ниже – цифры рядком.
 
 
Непонятные только.
Может – координаты?..
Номерок телефона?..
Просто – ценник, видать…
Стоил клинышек столько,
Сколько все экспонаты,
Если взять и синхронно
Их кому-то продать.
 
 
Тут прохожий неспешный
Вдруг спросил осторожно,
Любопытством объятый…
И вопрос был такой:
– Вот скажи, многогрешный,
Почему (если можно)
Этот клин непонятный
Уж весьма дорогой?..
 
 
– Всё довольно прозрачно, —
Продавец отвечает. —
Это – самый рабочий
Мой любимый предмет.
И всегда однозначно
Он меня выручает,
Если толку от прочих
Никакого уж нет.
 
 
Гладя клинышек нежно,
Он добавил ехидно:
– Коль смогу я моментом
Этот клин пропихнуть
Прямо в сердце, конечно,
То тогда, очевидно,
Всем другим инструментам
Открывается путь.
 
 
Велико искушенье…
Падший ангел владеет
Лицемерной отравой,
Чтоб достичь своего…
Принимает решенье
Каждый – кто как умеет…
Но не продал лукавый
В этот раз ничего.
 

Пой

 
Ангелы запели,
Славяще Творца.
А у колыбели
Богородица.
 
 
Прочь гони тревогу,
Сердце успокой.
«Слава в вышних Богу…» —
С ангелами пой.
 
 
Путь укажет верный
Яркий свет звезды.
И не будет скверны,
Зависти, вражды.
 
 
Светлую дорогу
Отыщи, не стой.
«Слава в вышних Богу…» —
С ангелами пой.
 
 
Мы Богомладенца
Славим вновь и вновь,
Чтоб коснулись сердца
Вера и любовь.
 
 
В них чтоб понемногу
Крепли мы с тобой.
«Слава в вышних Богу…» —
С ангелами пой.
 
 
С колоколен снова
Льётся торжество —
Звонари Христово
Славят Рождество.
 
 
Прочь гони тревогу,
Сердце успокой.
«Слава в вышних Богу…» —
С ангелами пой.
 

«Не хочешь скорбей – не греши…»

 
Не хочешь скорбей – не греши,
Раскайся искренне в грехах,
Обидеть ближних не спеши
Ни делом и не на словах.
 
 
К соседям, близким и друзьям
Ты с милосердьем относись.
И посещай почаще храм,
А в храме – искренне молись.
 

Ульяна Ермина

Родилась в 1979 году в г. Кириши Ленинградской области. Выросла в творческой семье, с трёх лет выступала на сцене в составе образцового ансамбля танца под руководством заслуженного работника культуры РФ О. И. Ерминой, обладатель Гран-при.

Окончила отделение иностранных языков Канадского колледжа Санкт-Петербургского государственного университета. В Институте управления и экономики получила диплом специалиста в сфере социально-культурного сервиса и туризма. Мама двух дочерей.

В 2005 году переехала во Францию. Писала статьи, которые позже включила в книгу «6 шпилек интернет-маркетинга». Автор серии развивающих сказок «Приключения Лисё-ны и её друзей». Куратор литературного проекта «Сказки Волшебного Леса», президент Международной Ассоциации по возрождению культуры и ценностей WOWchado. Член Интернационального и Российского союзов писателей.

С 2019 года участвует в «Антологии русской прозы». Номинант литературных премий «Наследие», «Писатель года», «Русь моя» им. С. Есенина. Входит в список «100 писателей России». Участник XXXVI Международного фестиваля фантастики «Аэлита» и международного конкурса «Новый сказ» памяти П. П. Бажова. Награждена звездой «Наследие» II и III степени, юбилейными медалями имени А. Чехова, А. Ахматовой, И. Бунина, С. Есенина, А. Фета.

У страха глаза велики

Ура, каникулы! О них мечтает каждый школьник.

Лисёна сидела за партой, прикрыв глазки от яркого солнышка, которое струило в классную комнату свои золотые лучи, освещая помещение. Только что затих последний на сегодня звонок, и наступили весенние каникулы.

Впереди были целых две недели веселья и беззаботных игр с друзьями. В сарае на заднем дворе дома Лисёну ждал любимый самокат, который ровно год назад, на такие же каникулы, сделал для неё деда Миша. Это напомнило ей, как прошлой весной они с Митей спасали Бурого из грязи. Она улыбнулась при мысли, какими они оказались хорошими друзьями и не стали ему мстить за то, что он обидел их накануне.

«Интересно, – подумала Лисёна, – где сейчас Митя и Тёма?» Ей не нравилось называть волчонка Бурым, как он настаивал, и всегда казалось, что за этим брутальным прозвищем скрывается что-то хрупкое. Но вслух она, конечно же, никому об этом не говорила.

Так она сидела, подставив мордочку солнышку, и мечтала, как вдруг…

– О! Вот ты где! Мы с Митей тебя обыскались уже.

Лисёна вытаращила на волчонка глаза.

– В каком смысле «вы с Митей»? – только и смогла выдавить она, совершенно не скрывая изумления.

– Ну, понимаешь… Тут такое дело… – Тёма теребил в руках свою кепку и казалось, будто он чем-то сильно взволнован. На его лице молниеносно проносились разные эмоции, которые он изо всех сил (но тщетно) пытался контролировать.

Лисёна напрягалась. Меньше всего ей хотелось впутываться в аферы своего пусть и очень дальнего, но всё же родственника. И она боялась, что Бурый в очередной раз готовит им с Митей какую-то пакость.

– В общем, я тут познакомился с Варламом. Он очень классный. У него, не поверишь, размах крыльев почти три метра. В итоге мы не трогали никого. Сами по себе по лесу носились. Вернее, я бегал, а он летал. И тут Митя…

– Что «Митя»? – резко оборвала забияку переполненная ужасом Лисёна. – Что вы с ним сделали?

В её голове уже нарисовалась картина. Лесная поляна, залитая солнцем, а посередине лежит беззащитный енотик, и над ним возвышается огромный ворон с размахом крыльев в три метра. Кажется, так сказал Бурый.

– Что вы с ним сделали?! – почти кричала в отчаянии Лисёна.

– Оу, оу, оу! Полегче на поворотах! – отшатнулся от неё Тёма, совершенно не ожидавший такого развития событий. – Расслабься! Жив твой Митя. Жив, здоров и зовёт тебя с нами в пятнашки играть. Ну, ты как? Идёшь?..

Лисёна стояла посреди классной комнаты, сжимая в руках учительскую линейку, готовая дать отпор любому, кто посмеет обидеть её саму или кого-то из её друзей. Постепенно она приходила в себя. Со стороны казалось, что ледяная статуя тает под весенним солнцем, становится мягкой, и тут… Лисёна схватилась за живот и покатилась от смеха.

Тёма сначала было оторопел, а потом тоже начал смеяться. Тут в класс влетел взмыленный от бега Митя. Он, как и говорил волчонок, тоже бегал в поисках Лисёны, и вот он нашёл их обоих, катающихся по полу и смеющихся так, что двух слов связать не могут.

Лисёна увидела взъерошенную голову своего друга и засмеялась ещё звонче.

– Кто-нибудь может мне объяснить, что тут происходит? – недоумевал енотик.

Кое-как Лисёна и Бурый рассказали ему, что произошло, прерывая объяснение очередными приступами смеха.

– Лисён, поправь меня, если я что-то неверно понял. Ты чего, хотела волчонка линейкой прибить за то, что он меня типа обидел? Ты? Его? Линейкой?..

Лисёна перестала смеяться.

– Да ты хоть представляешь себе, как я за тебя испугалась? – топнула она, явно обиженная на такое… такое… – Хм! – вздёрнула она носик и скрестила лапки на груди.

– М-да-а, – только и смог выдавить из себя Митя. – Вот уж поистине у страха глаза велики! Ну а теперь, когда вы пол здесь до блеска натёрли, мы можем пойти в догонялки с Варламом играть?

– Да я тебе сейчас! – услышал он за своей спиной вскрик Лисёны, которая неслась за ним со всех ног, размахивая длинной учительской линейкой.

Следом за ними бежал Тёма, решивший на этих каникулах объявить временное перемирие. Уж очень весёлыми оказались эти двое. Он остановился. Задумался. «Да! Пару недель – ничего страшного! Подружим немного».

Он тряхнул налезавшей на глаза чёлкой, придающей, как ему казалось, брутальность, и побежал догонять друзей.

Впереди всех ждали целых две недели весенних каникул.

Ведь каникулы – это так весело!

За двумя зайцами

Митя сидел на коряге, нависавшей над лесной речкой, и горько плакал.

– Как ты могла?! – крикнул он так громко, насколько хватило сил. Но в ответ услышал лишь шелест летнего ветра в кронах деревьев да эхо, издевательски, как показалось Мите, повторившее:

– Могла! Могла! Могла!

Митя надул губы и снова крикнул в тишину леса:

– Что я тебе сделал?!

– Сделал, сделал, сделал…

– Я не виноват!

– Виноват, виноват, виноват, – повторило эхо.

– И что мне теперь делать или думать? – злился Митя.

– Думать, думать, думать, – не сдавалось эхо.

– Ты чего расшумелся? – донёсся откуда-то знакомый голос. – Давай, выкладывай как на духу: в чём ты виноват и о чём тебе думать нужно? Рыбу ты мне всё равно уже распугал, самое время по душам поговорить.

Из-за мохнатой лапы высоченной ели, росшей на берегу реки, появился деда Миша. В одной руке он держал удочку, а в другой ведро, в котором плескались пара щук.

– Да в том-то и дело, что ничего я не сделал, и думать тут тоже нечего. Подумаешь, какая важность. Я не обязан только с ней одной играть, вот!

Митя насупился ещё больше. Ему совсем не понравилось, что его разговор по душам с самим собой стал достоянием ещё кого-то.

– Так, дружок. Давай-ка обо всём по порядку. Я точно тебе ничего не сделал, и обижаться на меня не стоит. А вот помочь тебе, скорее всего, могу. Как минимум советом, а там, глядишь, и ситуация твоя сама собой наладится. Тем более есть у меня подозрение, что совсем не с эхом ты общался только что. Глянь-ка сюда.

С этими словами деда Миша приподнял еловую лапу – ту самую, из-за которой появился минуту назад, – и Митя увидел сидящую на противоположном берегу, немного по диагонали (что объясняло, почему он не увидел её раньше), Лисёну – такую же грустную, как и он сам.

Его сердце сжалось в маленький комочек. Меньше всего он хотел обижать свою подружку и до сих пор считал, что она не переживает случившееся так, как переживал он.

– Ну… – затянул Митя, – дело было так… Сегодня утром к нам в лес прибежала банда Бурого – навестить своего задиру-предводителя. Сначала они гоняли белок и стреляли по зайцам, а потом, как обычно, за нас с Лисёной взялись. И тут, как это обычно происходит, Лисёне в голову пришла гениальная идея совместить приятное с полезным, и она предложила всем поиграть в «Зарницу». В итоге наш отряд из Лисёны, меня и Варлама встал против банды Бурого. Сама Лисёна в разведке, Варлам в воздухе, а меня в засаду посадили на границе. И надо было границе по нашей черничной поляне проходить!.. Помните, прошлым летом мы с Лисёной нашли в нашем лесу поляну с месторождением самоцветов?

– Конечно помню, – кивнул деда Миша. – Креативщица наша ко мне прибегала дырочки в бусинках после галтовки сверлить. По весне ещё дело было. Как не помнить? Помню, конечно.

– Так вот. С тех пор она мне много про разные камушки рассказывала, и с каждым разом я всё больше и больше узнавал интересных историй. Но сейчас не об этом. Хотя и об этом тоже. Немножко. Или множко, как выяснилось позже, – Митя всхлипнул. – Сижу я, значит, в засаде, – границу охраняю, погоны свои берегу. И тут вижу: лежит под огромным черничным кустом странная какая-то дощечка – голубая.

Митя запустил руку в карман и достал оттуда небольшой кусок сланца, действительно очень похожий на деревяшку, только голубого цвета.

– Вот! – сказал он, протягивая свою находку рассудительному медведю, проведшему всю свою юность в геологических экспедициях.

– Какой интересный экземпляр кианита… Голубой. Я такие только на севере Карелии встречал. Кстати, на Южном Урале можно полупрозрачные кристаллы встретить, а на юге Якутии и Полярном Урале – ярко-зелёные. А в Германии этот самоцвет называли именно «дощатым камнем», из-за его строения, напоминающего распиленную древесину. Интересно, как он в нашем лесу оказался? Вот уж поистине волшебная у вас полянка… – протянул медведь-геолог, возвращая Мите его сокровище. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, я догадываюсь, за что на тебя подружка твоя обиделась. Ты отвлёкся на свою находку и не заметил, как через «границу прошел противник». И похоже, не только прошёл, но и, судя по оторванному погону, еще и «обезвредил» пограничника в твоём лице. Верно?

Митя тяжело вздохнул:

– Если бы это было всё…

– Ого! А что произошло дальше? – присел на корягу деда Миша.

Похоже дело приобретало серьёзный оборот, и следствие затягивалось.

– Вы совершенно правы, набил я этими камушками полные карманы. Там, кстати, и прозрачные, и зелёные были, как вы только что говорили. Побежал к бабушке Ухты. У неё в книге «Драгоценные камни семи лесов» про все камушки написано. Ну, я же просто хотел при встрече Лисёне находку показать, да историю про этот самоцвет рассказать. Не всё же ей меня учить. Ну, вы понимаете?..

Медведь кивнул:

– Да, дружок. Выходит, ты свой пост оставил. Нехорошо, знаешь ли. За двумя зайцами, говорят, погонишься – ни одного не поймаешь. Слышал такую поговорку?

– Слышал, – буркнул Митя. – Но и это еще не всё…

Он был готов разрыдаться, потому что вдруг понял, за что на него Лисёна обиделась. И похоже, действительно, вина на нём была, да немалая.

– По дороге меня догнал Бурый. Оказывается, он следил за мной из засады, и когда я с границы ушёл, спокойно прошёл на нашу территорию. Подбежал он ко мне со спины и погоны сорвал, а камушки отобрал. Остался только вот этот… А когда я из карманов самоцветы вынимал, мимо Варлам летел и, видимо, решил, что я не только границу оставил, но и на сторону Бурого перешёл. Лисёна как услышала, что я сокровищем с Тёмой делился, ничего другого и слушать не стала. И вот – приплыли. Результат очевиден: лучшая подруга на меня обиделась, а Бурый никогда в банду к себе не возьмёт. Хотя я и сам туда не хочу.

– Ну и история… – подвёл итог рассказу Мити деда Миша. – А скажи-ка мне теперь: когда ты всё понял, о чём в итоге ты должен был подумать?.. Есть идеи?..

– Есть, – вздохнул Митя. – Я виноват по всем статьям. Прежде всего, я отвлекся от игры и оставил пост, а значит, границу сдал без боя. Более того, я потерял трофей, и рассказывать мне нечего. В итоге ни в «Зарницу» не поиграл, ни похвастать мне нечем. Выходит, за двумя зайцами побежал… ну, а дальше там по тексту. Плохой я друг, – заключил непоседа-енотик.

– Да ты погоди винить-то себя. Давай лучше прикинем, как ситуацию исправить. Как думаешь, что можно сделать, чтобы подружка твоя не грустила больше и простила тебя?

– Наверное, я должен всё же попытаться с ней объясниться и попросить прощения, – неуверенно улыбнулся Митя.

– Вот это правильно, – подтвердил медведь-рыболов, встал с коряги и подхватил ведро со щуками. – А ещё я бы подарил ей оставшийся у тебя камушек и рассказал, что называется он «кианит», то есть в переводе с греческого «синий». Кстати, впервые про этот камень на Руси стало известно ещё во времена Ивана Грозного – был у славян такой царь, – и назывался этот самоцвет в те времена «баус», по имени торговца-англичанина Джерома Боуса, возившего этот камень аж из далёкой Индии. К слову, тогда его часто за яхонт ушлые торговцы выдавали, а «синий яхонт» – это то, что мы нынче сапфиром называем.

– А есть у этого камня какие-то магические свойства? – вставил Митя, поняв, что про камень он всё же, кажется, узнает.

– Конечно! Говорят, что он способен успокаивать буйный нрав того, кому принадлежит. В твоей ситуации сегодня как раз отличное решение, на мой обывательский взгляд, – прищурился медведь. – Талисман, сделанный из кианита, позволяет трезво оценивать ситуацию и принимать верные решения. А если повесить его на тонкую нить или волос, то камушек всегда поворачивается одной своей гранью в сторону севера – почти как современные компасы. За это свойство его ещё и оберегом для путешественников называют. Более того, талисманы с кианитом помогают сосредотачиваться и не хвататься за сто дел одновременно, а концентрироваться на одной задаче. Но это, скорее, для тебя важное свойство камушка, – подмигнул он озорнику и непоседе.

– Так это же здорово! – обрадовался Митя. – Мой камушек достаточно большой, и я могу разделить его на два кусочка. Один Лисёне, другой мне. А заодно ещё и талисман дружбы получится. Ну, когда два украшения по факту в одно соединяются.

– Отличная идея! Тем паче, что этот самоцвет служит ещё и оберегом нежных чувств, помогая избежать конфликтов между близкими друзьями, – улыбнулся медведь. – Только запомни сам и подружке своей передай, что минерал этот очень хрупкий (почти как ваша дружба) и его легко повредить. Так что, если однажды надумаете ещё раз в «Зарницу» играть или спортом заниматься, лучше украшения свои дома оставляйте, чтобы случайно не поцарапать.

– Благодарю вас, деда Миша! Вы мне прям сейчас жизнь спасли! – крикнул Митя, срываясь со своего места в полной готовности бежать на другой берег мириться с Лисёной. – О! Привет!..

Около высокой ели стояла лисичка, слушала рассказ деды Миши про кианит и улыбалась.

– Ты давно здесь? – только и смог выдавить из себя ошеломлённый енотик.

– Достаточно, чтобы понять, что и моя вина в том, что произошло, тоже есть. Я же даже слушать тебя не стала, поверив Варламу на слово. Прости меня, пожалуйста.

– И ты меня тоже прости.

– Ну, вот и славно, – подвёл итог деда Миша и пошёл по тропинке к своему дому.

Вдруг он остановился, обернулся и произнёс:

– Помните! Берегите свою дружбу. Она такая же хрупкая, как тот кианит, что лежит у Мити в кармане. Вам ещё не один пуд соли предстоит съесть вместе, так что не разбрасывайтесь тем, что имеете. И, конечно… – повернулся он к Мите, – не гоняйтесь за двумя зайцами. Практика показывает, что можно не поймать ни одного.

Друзья ещё долго смотрели вслед уходящему деду Мише, а когда он скрылся за поворотом, побежали к бабушке Ухты за шёлковыми ниточками, чтобы сделать себе амулеты дружбы из удивительного самоцвета.