Текст книги "Сталинградская эпопея. Свидетельства генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. 1939—1943"

Но об этом нечего было и думать. По ту сторону Дона и Волги все заметнее становились приготовления противника к крупному наступлению. Рейхсмаршал Геринг с преувеличенной бодростью выступил в Берлинском дворце спорта на митинге по случаю Дня немецких крестьян. Геринг уверил собравшихся, что на этот раз не произойдет ничего страшного. Как выглядит русская зима, мы уже знаем. Коснувшись кризиса в Генеральном штабе, Геринг сказал, что отныне штаб становится лишь вспомогательным инструментом в руках фюрера. Слава богу, у нас много хороших генералов, и если кто-то не проявит должной твердости, то его можно будет без труда заменить[117]117
  Речь рейхсмаршала Геринга во Дворце спорта в Берлине по случаю Дня немецких крестьян, 4 октября 1942 года.


[Закрыть].

Гитлер, который теоретически должен был отдавать себе отчет в том, что может произойти зимой, учитывая отвратительное положение на фронте – а именно прорыв советских войск на флангах 6-й армии через Дон в направлении Ростова-на-Дону, на очередном совещании в Виннице разразился бранью, крича, что надо сделать все, чтобы укрепить фланги: усилить румынские армии германскими ударными соединениями и средствами обороны[118]118
  См. запись в служебном журнале штаба вермахта от 9 сентября 1942 года и от 26 октября 1942 года, процитированную в кн.: Грейнер Г. Верховное командование вермахта. Висбаден, 1951. С. 409 и след.


[Закрыть] и т. д. и т. п. Но он так и не поинтересовался, что может из всего этого получиться, сколько времени потребуется на проведение этих мероприятий – и делается ли хоть что-то в свете этих указаний. Было похоже, что он просто хочет успокоить свою совесть, показав, что он, Гитлер, фюрер германской нации, думает и заботится обо всем на свете.

Напротив, Гитлер потребовал продолжения наступления в Сталинграде. Народный трибун Гитлер зло шутил над военачальниками и командованием вермахта и сухопутных сил: особенно сильно он самоутверждался в своей, произнесенной 8 ноября 1942 года речи по поводу Мюнхенского путча 1923 года. Своим грубым гортанным голосом фюрер вещал, что если войска преисполнятся желания, воли и решимости взять Сталинград, то они его возьмут. Лейтмотив: там, где стоит германский солдат, никогда не будет стоять никакой другой! В том же, что касается битвы за Сталинград, сказал Гитлер, он сделает все, чтобы сберечь немецкую кровь. Вопрос будет решен малочисленными штурмовыми группами…[119]119
  Речь Гитлера в пивной «Лёвенброй» в Мюнхене 8 ноября 1942 года по случаю очередной годовщины путча 1923 года.


[Закрыть]Аплодисменты, как всегда, были оглушительными и исступленными. Одно было совершенно ясно. Гитлер запретил себе даже думать об оставлении Сталинграда в ходе эластичного сокращения линии фронта, ибо фюрер всегда прав!

Поздней осенью, когда Гитлер перенес ставку из окрестностей Винницы в Оберзальцберг, пришла печальная новость: поражение и отступление в Египте танковой армии «Африка», высадка союзников в Западном Марокко и Алжире… В середине ноября Гитлер направил Паулюсу радиограмму, в которой говорилось, что фюрер ждет от доблестной 6-й армии последнего усилия и уничтожения советских войск в Сталинграде…

В котле: повиновение или неповиновение?

Потом, 19 и 20 ноября 1942 года, стали приходить страшные известия – постепенно, беспорядочно, по каплям, стекались они на командный пункт армии в Голубинской на Дону: прорыв советских армий сквозь оборону 3-й и 4-й румынских армий и через расчлененную надвое 4-ю танковую армию. 6-й армии грозило окружение, и встал вопрос: что делать дальше? Этот вопрос, который – надо оговорить это заранее – теперь касался командующего и начальника штаба, которые, несмотря на разницу характеров, начали хорошо понимать друг друга, хотя летом у многих умников из Генерального штаба складывалось впечатление о трениях между Паулюсом и Шмидтом. Все это требовало твердости и упорства от человека, которому и так с большим трудом давались тяжелые решения!

Подробности тех событий изложены в документальной части настоящей книги.

Здесь, в биографии Паулюса, речь пойдет об основополагающих вопросах: с какой точки зрения мог, собственно, командующий армией вести себя перед лицом беспощадного, многократно превосходящего по численности большевистского противника (советское руководство, в распоряжении которого после потери огромных территорий оставалось примерно 120 миллионов человек населения (учтем и огромные безвозвратные потери призывного контингента в 1941–1942 годах), просто не могло достигнуть такого превосходства над немцами, контролировавшими более 200 миллионов человек (включая около 75 миллионов на территории СССР), не считая союзников Германии. К началу советского контрнаступления под Сталинградом советские войска здесь превосходили немцев и их союзников в людях в 1,1 раза, в орудиях и минометах в 1,5 раза, в танках и САУ в 2,2 раза, в боевых самолетах в 1,1 раза. – Ред.) в тяжелейшей ситуации в том, что касалось собственных решений и согласования своего мнения с мнением вышестоящего командования? Надо ли было спасать и сохранять армию в рамках общего хода событий? Надо ли было спасать армию без оглядки на общее положение? Надо ли было вообще принимать чисто военное решение? Или надо было проявить решимость и поднять на фронте флаг восстания против Адольфа Гитлера?

После войны мы всегда пытались обосновать ход ее истории в аспекте конфликта между традиционной кастой прусских и баварских военных с одной стороны и поборниками и фанатиками национал-социализма и самим Гитлером – с другой! Сегодня мы должны провести разграничительную черту между военными действиями и действиями сопротивления. Сопротивление собственному режиму по своему этическому основанию принадлежит – так же, как сопротивление партизан чужеземной оккупации, – к существенным признакам этой жуткой «мировой гражданской войны». Но это сопротивление – всего лишь одна ее составляющая! Это сопротивление непригодно и непозволительно в качестве руководящего и направляющего принципа!

21 ноября и в следующие несколько дней командующий 6-й армией узнал, что помимо соединений 4-й танковой армии опасности окружения противником между Волгой и Доном подверглись и другие соединения: четыре армейских корпуса, один танковый корпус, четырнадцать пехотных, три танковые и три моторизованные дивизии, помимо одной румынской пехотной, одной румынской кавалерийской дивизии и множества других, более мелких частей. Приблизительно 220–230 тысяч человек; если считать вместе со вспомогательными частями, то около 260 тысяч человек[120]120
  Генерал танковых войск Ганс Хубе в своем составленном 23 марта 1943 года «Отчете об опыте воздушного снабжения крепости Сталинград» приводит по концу ноября 1942 года расчет рациона для окруженной 6-й армии на 260 тысяч человек (архив фотокопий доктора Ганса Адольфа Якобсена, Кобленц), что соответствует официально объявленной цифре, но не обязательно соответствует истинной численности, так как оценить ее было крайне тяжело (? – Ред.).


[Закрыть].

Штатной численности 6-й армии (330 тысяч человек) больше не было (штатная численность окруженных – свыше 400 тысяч. – Ред.). Самое большее, в ней теперь насчитывалось 300 тысяч человек. Около 80 тысяч человек – интендантские подразделения, учебные курсы, 25 тысяч отпускников, разведывательные и комендантские подразделения – в окружение не попали. Если считать, что численность каждой из 20 окруженных германских дивизий составляла 10 тысяч человек, и приплюсовать к ним окруженных румын и хорватов (10 тысяч? – 2 дивизии и 1 полк – 25–30 тысяч. – Ред.). а также личный состав отдельных сухопутных, корпусных и воздушных подразделений (20 тысяч человек?), то получим 230 тысяч человек, из которых надо вычесть 10 тысяч человек из состава вспомогательных подразделений XI армейского корпуса, а также танковых и моторизованных дивизий, которые остались западнее Чира. Таким образом, мы получаем число около 220 тысяч человек. (Довольно странные расчеты. Дёрр в книге «Поход на Сталинград» подробно перечисляет попавшие в окружение соединения и части: 14 германских пехотных дивизий, 3 германские моторизованные и 3 танковые дивизии (всего 20 германских дивизий). Кроме того, 2 румынские дивизии и хорватский пехотный полк. Помимо перечисленных войск, в окружение попали: 2 тяжелых минометных полка, 1 зенитный полк, 2 дивизиона самоходных орудий, 12 саперных батальонов, 149 (!) отдельных частей всех родов войск, таких как, например, артиллерийские дивизионы РГК, строительные батальоны, полицейские части, подразделения организации Тодта, аэродромы, почта. Все это вместе и дает 330 тысяч человек. – Ред.)

Позже на родине возникла легенда, что Паулюс мог по собственной инициативе вырваться из окружения, совершить «поступок Йорка» и подать этим сигнал к мятежу генерал-фельдмаршалов против Гитлера…

Эти идеи, возможно, обсуждались в кругу отправленного в отставку в 1938 году начальника Главного штаба генерал-полковника Бека. Определенно эти же идеи занимали казненного после событий 20 июля бывшего посла Ульриха фон Хасселя. Паулюс узнал об этих брожениях на родине только после разгрома. В котле о примере Йорка ему мог напомнить генерал фон Зейдлиц. Но на эти претензии Паулюс мог с полным правом ответить[121]121
  См. примеч. 1, с. 32, где Паулюс разбирает записи в дневнике посла фон Хасселя и возражает, что ни в коем случае не был генералом Йорком.


[Закрыть], что положение прусского генерала фон Йорка в последние дни декабря 1812 года было совсем иным, нежели положение 6-й армии и ее командующего в решающие дни между 21 и 24 ноября 1942 года в районе Сталинграда.

Йорк действовал, не имея надежной связи со своим королем, и хотя он действовал самостоятельно, но от имени своего сюзерена. Паулюсу пришлось бы в тяжелейшем положении, при функционирующем разведывательном и административном аппарате, подать сигнал к мятежу, не имея в тылу достаточно организованного сопротивления, на которое можно было бы опереться. Ему бы пришлось поставить на карту судьбу всего находившегося в тяжелом положении фронта, не зная при этом общего положения на всех фронтах. Напротив, Йорк в декабре 1812 года имел возможность действовать в относительно спокойной обстановке, зная при этом, что наполеоновская армия разбита в России и что Пруссии следует повернуть оружие против завоевателя Европы.

Теоретически Паулюс и начальник его штаба, их непосредственный начальник, командующий группой армий «Б», штаб которой располагался в Старобельске, генерал-полковник барон фон Вейхс и его начальник штаба, назначенный командующим группой армий «Дон» генерал-фельдмаршал фон Манштейн, считали правильным отвод 6-й армии из грозящего окружения с прорывом из намечавшегося котла на юго-запад. Но на войне теоретическая правота не всегда оказывается полезной, а подчас правомерные действия становятся попросту невыполнимыми. Принимавшие решения офицеры не считали для себя возможным и ответственным действовать самостоятельно или даже вопреки приказам Верховного главнокомандования, то есть, прежде всего, главного командования сухопутных сил и начальника Генерального штаба Цейцлера, ибо никто из них не знал общей обстановки. Что представлял собой один командующий армией, отвечавший за узкий участок фронта? Вероятно, в этом и заключалось главное отличие между Паулюсом и генералом Йорком, командующим прусским вспомогательным корпусом и губернатором Восточной Пруссии, который принимал достопамятное решение в Тауроггене в далеком 1812 году.

Другим было положение и в главном командовании сухопутных сил. Здесь должны были понимать – и понимали, что удержать Сталинград так или иначе не удастся, так же как не удастся удержать позиции на Западном, Центральном и Северном Кавказе. Генерал Цейцлер требовал отвода 6-й армии, но потерпел поражение в открытом споре с Гитлером, так как главнокомандующий военно-воздушными силами рейхсмаршал Геринг устами своего начальника штаба генерал-полковника Ешоннека[122]122
  Ешоннек (Йешоннек) Ганс – генерал-полковник, начальник Генерального штаба военно-воздушных сил и штаба оперативного руководства люфтваффе. Застрелился в ставке «Робинзон» в Восточной Пруссии 17 августа 1943 года.


[Закрыть] гарантировал Гитлеру, что военно-воздушные силы обеспечат полноценное снабжение окруженной 6-й армии по воздушному мосту, армии, численность которой, согласно спискам и данным штабов, составляла тогда более 400 тысяч человек[123]123
  Грейнер Г. Указ. соч. С 427; Служебный журнал командования вермахта. Запись от 3 декабря 1942 года. Исходя из приведенных там данных и была принята численность 6-й армии и окруженных вместе с нею соединений – всего 400 тысяч человек. В настоящее время считается, что численность составляла около 300 тысяч человек.


[Закрыть]. (Совершенно верно. Но поскольку, действительно, были и отпускники, и выскользнувшие из кольца, в окружение 23 ноября попали 330 тысяч солдат 6-й армии, 4-й танковой армии и других соединений и частей. Кроме того, уже к вечеру 23 ноября в районе Распопинской капитулировали остатки IV и V румынских армейских корпусов – 27 тысяч человек. – Ред.) В том, что в данном случае было допущено непростительное легкомыслие, нет никаких сомнений, и, вероятно, по этой самой причине генерал-полковник Ешоннек через девять месяцев приставил к виску пистолет и свел счеты с жизнью…

В любом случае сегодня мы можем с полным правом утверждать, что в ноябрьские дни 1942 года Паулюс вел себя безупречно. В любом случае он должен был отдать своей, окруженной противником армии приказ занять круговую оборону, чтобы армия не оказалась смятой в результате удара с тыла, не важно, в ожидании приказа о прорыве или в ожидании деблокирования. Деблокирование ему обещали, воздушное снабжение гарантировали. Паулюс не мог предвидеть, насколько утопичными окажутся оба обещания. Деблокирование при разумном подходе – несмотря на возникновение нового театра военных действий в Африке, где германо-итальянские войска укрепились в Тунисе, и несмотря на оккупацию немцами теперь уже всей Франции – было вполне возможно. Что же касается воздушного снабжения, то ни оставшиеся в окружении, ни действовавшие вне его генералы люфтваффе не поставили ни Паулюса, ни Шмидта в известность о том, что воздушное снабжение было попросту невозможно из-за недостатка военно-транспортных самолетов. То, что деблокирование было в тот момент – на начало декабря – гарантировано, подтверждается много раз цитировавшейся четкой формулировкой начальника штаба 6-й армии генерал-майора Шмидта: «Все должно пройти гладко», но все это было справедливо для очень ограниченного отрезка времени[124]124
  См. документальную часть, с. 310, 311.


[Закрыть].

Фактически снабжение с воздуха, хотя и в недостаточной мере, осуществлялось. Решающим был не вопрос воздушного снабжения, а вопрос о деблокировании, для решения которого, по мнению Паулюса, было невозможно найти лучшего человека, чем генерал-фельдмаршал фон Манштейн, прошедший в свое время школу старого Генерального штаба.

Для образа мышления Паулюса в те дни, когда командный пункт армии был перенесен из Голубинской ближе к Сталинграду, в здание вокзала в Гумраке, характерно, что он очень хорошо понимал мнения подчиненных ему генералов. Так, Паулюс с полным спокойствием выслушал страстную речь генерала фон Зейдлица, выступившего за самостоятельный прорыв армии из окружения, философски, с необычайной выдержкой воспринял известие о том, что генерал фон Зейдлиц вечером 23 ноября своей властью приказал LI корпусу, занимавшему позиции на северном фланге, частично отойти (на 8 километров), из-за чего противник окружил и разгромил 94-ю пехотную дивизию из этого корпуса. Приняв окончательное решение, Паулюс непоколебимо его придерживался и, вероятно, отвечал на все следующие предостережения холодными словами: «Что вы хотите, это приказ фюрера. Я обязан ему подчиниться»[125]125
  Архив ЭАП. 1959.


[Закрыть].

Полковник Зелле, начальник инженерных войск 6-й армии, который из-за болезни был вывезен из котла, приводит в своих воспоминаниях ответ Паулюса на его, Зелле, замечание о том, что настал момент повторить поступок Йорка: «Я знаю, что история уже вынесла мне приговор». Позднее, в беседах с сыном, Паулюс поправил полковника. После того как Зелле спросил его, что скажет история по поводу Сталинграда, Паулюс ответил: «История уже вынесла свой приговор». При этом он имел в виду упущенные возможности, приведшие к катастрофическому положению, а не ошибки своего командования или свое поведение[126]126
  Там же. Дрезденские беседы.


[Закрыть].

В тот момент, правда, речь шла не об упущенных возможностях, а о том, чтобы спасти армию и выправить положение с тем, чтобы не допустить окончательной катастрофы. О физическом напряжении, с которым приходилось работать штабу 6-й армии, говорит тот факт, что тяжело заболел начальник армейской разведки полковник Арнольд, а начальник инженерных войск по болезни уже не мог уже полноценно исполнять свои обязанности. Сам Паулюс, чье здоровье тоже оставляло желать лучшего, проявлял большую стойкость.

В одном из редких, адресованных жене писем из окружения, датированном 7 декабря 1942 года, сказано следующее: «…В настоящее время я столкнулся с тяжелыми проблемами, которые, как я надеюсь, вскоре разрешатся, и тогда я смогу чаще подавать вести о себе. Можешь быть уверена, что, как только представится возможность, я приеду в длительный отпуск, если, конечно, это окажется в человеческих силах…»

18 декабря 1942 года Паулюс пишет: «…Сейчас мне приходится переживать очень трудные времена. Но скоро все устроится. После любой зимы неизбежно наступает новая весна…»[127]127
  Оригинал письма хранится в архиве Паулюса (находится в распоряжении семьи).


[Закрыть] При этом Паулюс отчетливо сознавал, насколько тяжела сложившаяся обстановка, каких трудных решений должен будет он потребовать от подчиненных ему соединений и частей. Ежедневно либо он сам, либо начальник его штаба выезжал на передовую, чтобы четко уяснять обстановку[128]128
  Архив АШ. См. отчет командира 9-й зенитно-артиллерийской дивизии генерал-майора Пикерта от 18 января 1943 года (дневник генерал-фельдмаршала Мильха).


[Закрыть]. Разумеется, Паулюс не любил делать события из этих посещений; по его мнению, любой пехотинец, замерзавший в снегу, делал гораздо больше. Долг командующего – заботиться о своих войсках, которым нет нужды для этого часто его видеть. Возможно, Паулюс недооценивал психологическое воздействие своих приездов на фронт, во время которых солдаты видели, что их генерал рядом с ними. Манштейн точно так же недооценивал потенциальное психологическое воздействие посещения окруженных войск, которое технически было вполне возможно. Такой командующий, как Рейхенау, наверняка рассуждал бы по-другому. Но Паулюс, как и Манштейн, придерживался устаревшего в эпоху массовых войн девиза: «Быть, а не казаться».

Решение в Рождество (1942)

Второе, цитированное выше, письмо Паулюса жене было написано и отправлено в решающие дни декабря 1942 года. Подробности, касающиеся этого периода, приведены в документальной части.

Стремительно приближался момент принятия самостоятельного решения; в эти же дни возникло много неопределенностей. 12 декабря 1942 года началась «Зимняя гроза», операция по деблокированию 6-й армии. С юга, в направлении Сталинградского котла, под командованием генерал-полковника Гота наступала 4-я танковая армия, усиленная свежей, полностью оснащенной, переброшенной из Франции 6-й танковой дивизией, а также сильно потрепанной, отведенной с Кавказа 23-й танковой дивизией. 37-ю танковую дивизию Гот ввел в бой слишком поздно.

19 декабря 1942 года, после тяжелых боев с сильными танковыми соединениями противника, острие германского танкового клина закрепилось на плацдарме на реке Мышкове, в 48 километрах от внешнего фронта кольца. «Зимняя гроза» предусматривала, что теперь 6-я армия ударит из котла своими танковыми силами навстречу Готу, чтобы обеспечить прорыв кольца. Предусматривалось также, что тотчас после осуществления прорыва в расположение 6-й армии будет направлена колонна грузовиков с необходимыми грузами, прежде всего с горючим. В представлении Гитлера «Зимняя гроза» имела целью лишь восстановление прямого сообщения с 6-й армией через коридор, по которому можно будет осуществлять ее снабжение в зимних степях. Сталинград следовало безусловно удержать, как плацдарм для будущего летнего наступления 1943 года.

Однако в представлении Паулюса и Манштейна операция «Зимняя гроза» имела смысл только в том случае, если за ней последует вторая ее часть – «Удар грома», в ходе которой будет осуществлен выход 6-й армии из окружения. Пробил последний час возможного спасения 6-й армии. Было очевидно, что в долгосрочной перспективе снабжение армии с воздуха себя не оправдает. Фактически ежедневно по воздуху в котел доставляли в среднем 100 тонн грузов, а реальная потребность армии составляла 500 тонн в день.

С помощью начальника своего штаба генерал-майора Шульца, первого заместителя полковника Буссе и третьего заместителя майора Айсмана Манштейн пытался поддерживать непрерывную прямую связь с Паулюсом. Все три офицера неоднократно бывали в котле. Помимо этого между окруженной армией и командованием группы армий в Новочеркасске поддерживалась телефонная связь по каким-то чудом уцелевшему кабелю. После того как в начале декабря этот кабель был перерезан, удалось наладить связь по телетайпу с помощью высокочастотного дециметрового передатчика[129]129
  Технические детали этой связи превосходно изложены в записке последнего начальника связи 6-й армии полковника в отставке Ганса Гюнтера ван Хоовена, составленной для Эрнста Александра Паулюса 10 июня 1959 года. До начала декабря 1942 года связь осуществлялась по скрытому от противника телефонному кабелю. После ликвидации этого канала связи она была восстановлена с помощью дециметровых передатчиков, причем, как часто упоминалось, дальность этой связи в России оказалась больше, чем считалось раньше. Обычно дециметровая связь между передатчиком и приемником возможна только в пределах видимости. Но под Сталинградом дальность связи увеличилась до 60 километров, вероятно благодаря чистоте зимнего воздуха и отсутствию естественных возвышенностей. С середины декабря, благодаря этому эффекту, было возможно поддерживать телетайпную связь. В конце декабря 1942 года эта возможность была утрачена из-за потери аэродромов в Морозовской и Тацинской, где находились дециметровые передатчики группы армий. Расстояние до окруженных войск стало слишком большим, и связь теперь можно было поддерживать только по радио.


[Закрыть]. Тем самым была обеспечена возможность непосредственной личной связи между Манштейном и Паулюсом.

Учитывая сложившуюся обстановку и незнание общего положения в группах армий «Дон», «Б» и «А», Паулюс решил действовать только по указаниям Манштейна. Однако сам Манштейн в эти декабрьские дни был вынужден держать в голове не только операцию по деблокированию и спасению 6-й армии, которая связывала очень значительные вражеские силы – около 90 соединений, располагавших мощной артиллерией и большим количеством танков. Южнее, на Кавказе, по приказу Гитлера по-прежнему стояла группа армий «А», поэтому на севере, на Дону, противник в любой момент мог прорвать фронт на участке 8-й итальянской армии (с целью выхода к Ростову-на-Дону, чтобы отрезать основные пути отхода группе армий «А»). Манштейну следовало думать о немецкой обороне к западу от котла – на Чире и на Дону, о прикрытии аэродромов в Морозовской и Тацинской, откуда осуществлялось снабжение окруженной 6-й армии. Запланированная вторая операция по деблокированию 6-й армии так и не была осуществлена.

Манштейн, если судить по его воспоминаниям[130]130
  См.: Манштейн Э. фон. Утерянные победы. Бонн, 1955. С. 344 и соответствующее приложение на с. 649 и след.


[Закрыть], не считал возможным и правильным противопоставлять собственные решения указаниям ОКВ и ОКХ. Можно, однако, предположить – во всяком случае, такова версия самого Манштейна, – что ему пришлось бы взять на себя ответственность, если бы Паулюс поддержал операцию «Зимняя гроза», начав операцию «Удар грома». Для того чтобы довести до Паулюса свою точку зрения, Манштейну пришлось бы не только направить в котел своего третьего заместителя майора Айсмана, но и самому отправиться туда для личной беседы и прямого обсуждения положения. Манштейн не стал этого делать, так как полагал, что из-за угрозы катастрофы на других участках фронта не может даже на один-два дня покинуть свой командный пункт.

Из приказов, полученных Паулюсом 19 декабря 1942 года – о ходе операции «Зимняя гроза», о необходимости ждать особого распоряжения, по поводу начала операции «Удар грома», а затем о запрете каких-либо активных действий, – командующий армией при всем желании не мог понять, как Манштейн мыслит дальнейшие действия, какие из возможных самостоятельных действий Паулюса он считает допустимыми, а какие – безответственными. Эта неясность продолжала доминировать и в следующие дни; ясно было только одно: Манштейн не считал возможным проведение операции «Удар грома».

Об этом красноречиво повествуют документы во второй части книги![131]131
  См. документальную часть, с. 358.


[Закрыть]

Генерал-полковник Гот[132]132
  Сообщение генерал-полковника в отставке Германа Гота (Гослар) (письмо Эрнсту Александру Паулюсу от 28 февраля 1959 года после прочтения записок фельдмаршала). В записке Э.А. Паулюсу от 24 февраля 1959 года генерал-полковник Гот говорит, что учету горючего в штабе 6-й армии придавали решающую роль. «Речь шла не о том, сколько мог проехать транспорт, а о том, хватит ли горючего на прорыв из окружения». Это соответствовало взгляду фюрера на прорыв кольца окружения. Генерал-полковнику Готу было непонятно, почему Паулюс не двинулся ему навстречу, когда танки Гота вышли на рубеж реки Мышковы.


[Закрыть], который в ноябре полностью разделял мнение Паулюса о том, что о самостоятельных действиях не может быть и речи, почему-то считал необходимым скорейшее начало «Зимней грозы» с последующим прорывом из окружения, хотя это не следовало из распоряжений Манштейна и главного командования сухопутных сил. Время поджимало!

Для проведения операции «Зимняя гроза» Паулюс привел в состояние готовности расположенные в южной части котла последние танковые части под командой генерала Хубе. Сколько танков оставалось в котле, точно не известно[133]133
  В нашем распоряжении имеются лишь отрывочные сведения на этот счет. Рольф Граме в книге «14-я танковая дивизия в 1940–1945 годах» (Бад-Наугейм, 1957) на с. 59 оценивает численность танков в 26 машин. Вольфганг Вертен в «Истории 16-й танковой дивизии 1939–1945» (Бад-Наугейм, 1958) не приводит общего количества танков в декабре, но приблизительно оценивает их парк в 100 машин. Относительно числа уцелевших танков в составе третьей танковой дивизии в котле, 24-й танковой дивизии, данных нет (по советским данным, в окруженной группировке на начало января 1943 года насчитывалось до 300 танков и штурмовых орудий. – Ред.).


[Закрыть]. Можно считать, что в распоряжении Паулюса оставалось около 60 танков (около 300. – Ред.). Общего количества горючего хватило бы на 20 километров хода, если разумно учесть возможность отступления и маневра этой последней «пожарной команды» в случае неуспеха прорыва. Паулюс сознавал, что сильно ограничен в маневре, так как группе Гота не удалось продвинуться от реки Мышковой дальше на север, а 6-я армия испытывала острую нехватку горючего, доставить которое можно было только по воздуху. Но военно-транспортная авиация с этой задачей не справилась.

В ОКХ, когда Цейцлер стал настаивать на прорыве армии из окружения, Гитлер воспользовался рапортом Паулюса о положении с горючим и спросил Цейцлера, сможет ли Паулюс вообще прорваться, при этом надеясь на отрицательный ответ! Гитлер уже принял другое решение: армия остается на месте и ждет деблокирования извне, для чего будет сформирован свежий танковый корпус СС в составе трех дивизий. Правда, при этом Гитлер не спросил ни себя, ни других, сколько сможет продержаться 6-я армия среди льда и снега, не имея достаточного снабжения!

Итак, перед Рождеством была отменена последняя отсрочка казни! За несколько дней до 25 декабря последовал ожидаемый разгром 8-й итальянской армии. (В ходе Среднедонской операции 16–30 декабря 1942 года войска Юго-Западного фронта продвинулись на 150–200 километров, уничтожили 5 итальянских дивизий и 3 бригады, разгромили 5 румынских и 1 германскую дивизии, нанесли поражение 4 пехотным и 2 танковым германским дивизиям и вышли в тыл группы армий «Дон». – Ред.) Советские войска перешли Дон и двинулись к югу. Нависла угроза нового, куда худшего, чем под Сталинградом, окружения остающейся на Кавказе группы армий «А». Манштейн попал в самое, по-видимому, неприятное положение в своей жизни. Он был вынужден отвести силы Гота, прежде всего 6-ю танковую дивизию, чтобы заткнуть образовавшуюся брешь хотя бы в глубине обороны. Мало того, ему пришлось потребовать от 6-й армии, чтобы она держалась, и не потому, что так «требует закон», а потому, что так диктует невозможная, гибельная, сложившаяся не по вине Паулюса или Манштейна обстановка.

Единственная альтернатива, остававшаяся у Паулюса и его начальника штаба, – это предпринять попытку самостоятельного прорыва без оглядки на общую ситуацию, то есть исходя только из положения самой 6-й армии. Даже такая операция, при учете обездвиженности большинства соединений и размеров котла (48 на 40 километров), требовала для своего проведения времени. По меньшей мере четырех-пяти дней! Более того, прорыв означал необходимость пожертвовать ранеными, больными, истощенными, большей частью орудий и автомобилей. Но эта операция, как прорыв плотины, смогла бы поднять моральный дух армии, боеспособность которой и воля к борьбе еще не были сломлены. Наверное, так поступил бы фельдмаршал фон Рейхенау. Паулюс и Шмидт рассудили по-другому: они привыкли подробно, до тонкостей, все рассчитывать и взвешивать. Кроме того, они хорошо понимали, что уверенный в них Манштейн не санкционировал бы такие рискованные действия, так как их успех был сомнительным, а кроме того, любые самостоятельные действия могли усугубить и без того катастрофическое положение на фронте группы армий «Дон».

Между тем в ОКХ были круги, видевшие в таких действиях спасение для армии Паулюса, и эти круги желали подать Паулюсу сигнал, не раскрывая при этом своих политических намерений, за которыми стояло не только спасение 6-й армии, но и ограничение безраздельной власти Гитлера. Во всяком случае, трудно иначе трактовать организованную другом Паулюса генералом Фельгибелем миссию ван Хоовена[134]134
  Сообщение полковника в отставке Ганса Гюнтера ван Хоовена (Берлин) в форме записки для Э.А. Паулюса от 7 марта 1959 года.


[Закрыть].

В сочельник 1942 года генерал Фельгибель, находившийся в это время в ставке Гитлера в Восточной Пруссии «Вольфешанце» («Волчье логово»), вызвал к себе командира полка связи ОКХ полковника Ганса Гюнтера ван Хоовена. Этого офицера Фельгибель хорошо знал еще тогда, когда тот был майором в штабе инспекции войск связи, а позже, во время войны, ценил его, как командира частей связи ХХХХ танкового корпуса, которым командовал генерал Штумме. Фельгибель спросил: знаком ли ван Хоовен с Паулюсом лично? Хоовен ответил отрицательно. На это Фельгибель сказал следующее: «Вы увидите человека чести и рыцаря в полном смысле этого слова, кроме того, вы познакомитесь с умным, способным и сердечным человеком, который всегда был в большей мере теоретиком, чем фронтовым солдатом. Он мой друг. Передайте ему мой привет и скажите, что я питаю безусловную надежду в скором времени приветствовать его лично. Я не буду ничего говорить вам о положении 6-й армии. Оно известно вам не хуже, чем мне».

Он полковника Гана, начальника штаба генерала Фельгибеля, ван Хоовен узнал, что он должен непосредственно передать всем частям связи 6-й армии приказ сформировать крупное объединение с целью подготовки к немедленному прорыву армии к югу или юго-западу. Полковник Ган недвусмысленно сказал Хоовену, что его миссия будет окончена, если армия не будет прорываться. В этом случае он должен улететь из котла. Этого последнего приказа полковник не выполнил.

24 декабря 1942 года – во всяком случае, такое впечатление сложилось у ван Хоовена – в главном командовании сухопутных сил все еще надеялись, что группа Гота сможет продвинуться дальше к южному фасу котла в направлении Воропонова. Видимо, Фельгибель еще не знал, что накануне в главное командование сухопутных сил поступило сообщение Манштейна об отводе 6-й танковой дивизии.

26 декабря 1942 года ван Хоовен прибыл в Новочеркасск, в штаб командования группой армий «Дон», где уже готовились к переезду в Таганрог. Свою миссию полковник объяснил так: он должен повлиять на Паулюса с тем, чтобы тот прорывался навстречу Готу, независимо от того, будет на это приказ свыше или нет. Конечно, Фельгибель не мог так откровенно сформулировать свое поручение!

В Новочеркасске ван Хоовен выяснил истинное положение. Гот был обездвижен и мог считать крупным везением, если бы ему удалось просто удержать занимаемые позиции. Ван Хоовен встретился с начальником штаба 17-й армии, генералом фон Грейфенбергом, который сухо заявил полковнику: «Помочь 6-й армии? Мы едва ли сможем помочь самим себе!»

Три дня спустя ван Хоовен стоял перед Паулюсом в подвале вокзала станции Гумрак. Полковник нарисовал неприкрашенную картину положения, передал привет от генерала Фельгибеля и полковника Гана и сказал, что он, ван Хоовен, пришел к выводу, что 6-я армия может спастись только одним способом – самостоятельным прорывом из окружения.

У ван Хоовена не было ощущения осознания Паулюсом того факта, что определенные круги заставляют его действовать во имя своих политических интересов. Политика была чужда Паулюсу, и тем более авантюрной казалась идея извлечь какую-то политическую выгоду из создавшегося в Сталинграде положения. Паулюс, скорее всего, ответил, что должен подчиняться приказам, ибо не знает общей обстановки на всем фронте. Пусть даже все так, как говорит ван Хоовен, он, Паулюс, нисколько не сомневается в искренности полковника, но, если даже и выводы ван Хоовена верны, он, командующий армией, не может им последовать.

Именно в эти дни генерал Хубе, лучший командир в армии Паулюса, был вызван для доклада в ставку фюрера. Хубе обрисовал положение 6-й армии, но даже этот испытанный в боях, опытный солдат поверил Гитлеру, пообещавшему, что все будет хорошо, что на февраль 1943 года готовится большая операция по деблокированию, что срок ее уже утвержден.

В действительности жертвоприношение уже началось. Оставление 6-й армии на берегу Волги было таким же бессмысленным, как и июльское наступление 1942 года. Теперь речь шла просто о том, чтобы связать в районе котла мощную группировку противника, дать Манштейну время на реорганизацию всего южного крыла фронта и прикрыть наконец разрешенное Гитлером отступление группы армий «А» с Кавказа в направлении Ростова. Так понимал свою задачу и Паулюс. Именно поэтому, находясь во главе сохранившей боеспособность армии, он 8 января 1943 года отклонил предложение советского командования сложить оружие.