Текст книги "Петр Столыпин, который хотел как лучше"

«24 декабря более 1200 забастовщиков Ртищевского узла приняли бой с двумя ротами солдат и казачьей сотней. Об этом столкновении полковник Зворыкин телеграфировал своему шефу: „…На станции Ртищево убито шесть и ранено до десяти человек, в селе Гривки убито два и ранено четыре человека, в имении Шимановской убито два человека“. 26 декабря Столыпин приказывал Зворыкину: „Продолжайте с неослабной энергией ликвидацию РСДРП, советов рабочих депутатов и других подобных групп, руководящих политическими забастовками и вообще революционным движением, не прекращая работы до полного их уничтожения“»[15]15
  Куванов А. Ртищевская земля пылала в огне // Путь Ленина. 1975. 28–29 октября, 1–4 ноября.


[Закрыть].

О расправе в Дурныкине есть и другие сведения. «27 ноября 1905 г. хорунжий 7-го Оренбургского полка с 8 казаками на крестьянском сходе в с. Дурныкине Балашовского уезда потребовал от крестьянского схода вернуть купцам Самародовым порубленный у них лес. От внезапно раздавшегося выстрела упала лошадь офицера, и тот приказал стрелять в толпу. 6 крестьян были убиты, 6 – тяжело ранены и 5 – легко ранены. По свидетельству крестьян, хорунжий сам застрелил свою лошадь. Вскрытие лошади подтвердило версию крестьян. 29 ноября в село приехали генерал-адъютант Максимович, губернатор Столыпин и прокурорский надзор. Семьям пострадавших Максимович и Столыпин пожертвовали 290 рублей. Так, тяжело раненый П. Ефремов, у которого ампутировали руку, получил 3 рубля. На его иждивении находились 10-летий сын и 80-летние родители. После убийства другого крестьянина остались сын 30 лет с семьей из 5 человек, сын 16 лет и дочь 10 лет. Им за смерть отца выдали 36 руб. 92 копейки». 24 мая 1905 года губернатор Столыпин запретил дальнейшую деятельность Санитарного общества, созданного ещё в 1874 году и отличавшегося особым радикализмом. Одновременно в Саратове была закрыта женская фельдшерская школа.

После Саратова Столыпин удостоился назначения на посты министра внутренних дел и первого министра Российской империи. За какие заслуги? «Успокоить» губернию он не смог, его покровитель Плеве уже был убит… В губернии восстания не прерывались, погиб Сахаров… И все это сошло Столыпину с рук. По-видимому, Николаю II потребовалась его энергичность. По сравнению с другими чиновниками он выигрывал по этому качеству.

При нём в 1906–1911 годах было закрыто 500 профсоюзов и отказано в регистрации 600 профсоюзам. Также были запрещены 978 газет и журналов.

Столыпин занялся подавлением революционного движения в России – хотя и не верил в жизнеспособность самодержавия. Для этого он организовал военно-полевые суды – средство для быстрой расправы над неблагонадежными. «9 августа (1 сентября) 1906 года по инициативе П. А. Столыпина в порядке междумского законодательства в соответствии с 87 статьей Основных законов Российской империи было принято «Положение Совета министров о военно-полевых судах», с целью ускорения судопроизводства по делам о гражданских лицах и военнослужащих, обвиняемых в разбое, убийствах, грабеже, нападениях на военных, полицейских и должностных лиц и в других тяжких преступлениях, в тех случаях, когда за очевидностью преступления нет необходимости в дополнительном расследовании. То есть захваченных на месте преступления, или виновность коих в совершении, или покушении, или приготовлении террористического акта (нападение на чинов полиции, патрули, нападение с целью грабежа, нахождение взрывчатых снарядов и пр.) очевидна по мнению администрации. Военно-полевые суды вводились как чрезвычайная мера в борьбе с революционными выступлениями и террористическими актами, число которых в 1906 году возросло. Непосредственным поводом послужил взрыв дачи Столыпина на Аптекарском острове 12 августа 1906 года, при котором погибли 27 человек и были ранены 32 человека, в том числе сын и дочь Столыпина.

Военно-полевые суды вводились в местностях, объявленных на военном положении или положении чрезвычайной охраны. За 1906–1907 годы они были введены в 82 губерниях из 87, переведенных на военное положение или положение чрезвычайной охраны.

Военно-полевой суд состоял из председателя и четырёх членов суда, назначаемых из строевых офицеров начальником местного гарнизона (командиром порта) по приказу генерал-губернатора или главнокомандующего. Предварительное следствие не проводилось, вместо него использовались материалы Охранного отделения или жандармского управления. Обвинительный акт заменялся приказом о предании суду. Судебное заседание проводилось без участия в нём прокурора (функцию которого перенимали судьи), защитника (обвиняемый должен был защищать себя сам) и без свидетелей защиты при закрытых дверях, при этом допускались допросы свидетелей со стороны обвинения (чаще всего в их роли выступали чины полиции). Приговор должен был выноситься не позже чем через 48 часов и в течение 24 часов приводиться в исполнение по распоряжению начальника гарнизона. Осуждённые имели право подавать прошение о помиловании, однако 7 декабря 1906 года военное министерство отдало распоряжение «оставлять эти просьбы без движения». За восемь месяцев своего существования военно-полевые суды вынесли 1 102 смертных приговора.

Кроме того, 2694 человека были повешены в 1906–1909 годах по приговорам военно-окружных судов[16]16
  https://scepsis.net/library/id_771.html


[Закрыть].

Предшественник Столыпина на посту премьера – Сергей Витте – так оценивал его деятельность: «Никто столько не казнил и самым безобразным образом, как он, Столыпин, никто не произвольничал так, как он, никто не оплевал так закон, как он, никто не уничтожал так, хоть видимость правосудия, как он, Столыпин, и все, сопровождая либеральными речами и жестами… Столыпин казнит совершенно зря: за грабеж лавки, за кражу 6 рублей, просто по недоразумению…Можно быть сторонником смертной казни, но столыпинский режим уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство, часто совершенно бессмысленное, убийство по недоразумению. Одним словом, явилась какая-то мешанина правительственных убийств, именуемая смертными казнями… Всякие убийства с точки зрения человеческой, нравственных принципов, не могут быть оправданы, тем не менее, убийства во всех видах постоянно производятся; многие из этих убийств производятся лицами, власть имущими. Так, между тысячами и тысячами людей, которые были казнены во время премьерства Столыпина, десятки, а может быть, сотни людей были казнены совершенно зря, иначе говоря, эти люди были убиты властью, которую Столыпин держал в своих руках».

Кроме военно-полевых судов, действовали военно-окружные суды, которые с 1907 года по 1909 год вынесли 4232 смертных приговора. «В самом остром, пробном для человеческой совести, вопросе помилования приговорённых к смерти, Николай и Столыпин оказались достойными друг друга… Николаю не хотелось получать изо дня в день просьбы о помиловании; никому неприятно вечное напоминание о его порочных привычках. Поэтому он сложил единственную драгоценность царей – право миловать – на Столыпина, а тот был так жесток и груб душой, что принял это право с предвзятой мыслью не пользоваться им. Вот чем объясняются систематические отказы на просьбы бесчисленных русских morituri и безнаказанность генерал-губернаторов, введших типический для русской реакции институт административной казни. Для видимости, каждая просьба о помиловании совершала цикл по канцеляриям, а Столыпин покойно отвечал на мольбы и запросы, что «не от него зависит отказ». Он становился как бы наёмным убийцей, безнаказанность которому гарантировалась». (22. Обнинский В. П. «Последний самодержец». Берлин. 1912. С. 367, 371).

Для создания массового слоя народа, верного самодержавию, Столыпин затеял аграрную реформу, сразу вызвавшую острый протест Льва Толстого, призывавшего премьера к преобразованиям в социалистическом духе. Но для Столыпина было важно укрепить класс «кулаков», землевладельцев, которых сельчане называли мироедами. По закону передел земли в общине происходил раз в 12 лет. С 1908 года переделы стали постоянными, ибо по новому закону их производили по требованию даже одного общинника, пожелавшего выделить надел или уехать за Урал. А такой передел означал передвижку всех крестьянских земель. Вот почему 3/4 тех, кто пожелал выйти из общины, не получили согласия сельских сходов. Но между губернаторами шло открытое соревнование за процент «выделившихся», и они принуждали крестьян силой. И это касалось уже не тысяч, а миллионов…

Один из губернаторов уведомлял земских чиновников, что «оценка их служебной деятельности, по распоряжению господина министра внутренних дел, будет производиться исключительно в зависимости от хода и постановки дела применения Высочайшего указа 9 ноября 1906 года»…

Что же получилось из «грандиозной» столыпинской аграрной реформы?

Во-первых, ситуация приняла принципиально иное направление, нежели это задумывалось ее творцами. Не выделение «сильных и трезвых», не создание слоя «крепких хозяев», которые могли бы стать опорой режима, а исход из общины прежде всего «пьяных и слабых». Из 15 млн. крестьянских дворов из общины вышло 26 % хозяев, т. е. четверть. Но принадлежало им лишь 16 % надельной земли. 40 % выделенной земли сразу продали, и это четверть всей земли, перешедшей в личное владение. По данным А.П. Карелина, 2,5 млн. хозяев лишь формально вышли из общины, т. е. укрепили свои наделы, но в составе общинных земель.

Иными словами, с точки зрения тех задач, которые ставились перед нею, реформа провалилась.

Во-вторых, оказавшись недостаточной для решения аграрного вопроса, реформа стала вполне эффективной для того, чтобы разрушить привычные устои деревенской жизни, т. е. большинства населения в России. Миллионы вышедших из общины, покинувших отчие дома и переселявшихся за Урал, массовая продажа полосок, постоянные переделы и новое землеустройство – все это создавало атмосферу неустойчивости и всеобщей истерии. А невозможность противостоять издевательствам и насилию, ощущение бессилия против несправедливости – по всем законам социальной психологии – рождало лишь злобу и ненависть. Столыпин хотел принести успокоение, но принес лишь новое всеобщее озлобление. Это и стало одной из главных причин того глубокого нравственного кризиса, в который была ввергнута Россия…

И третье. Как следствие всего сказанного выше, именно в этот период происходит окончательный поворот на ту дорогу, которая приведет Россию к новой революции. Реформы, как известно, бывают разные. Одни предотвращают революционный взрыв. Другие, наоборот, лишь ускоряют революционный процесс, и столыпинская аграрная реформа сыграла именно такую роль.

Аграрная реформа сделала то, чего не смогла сделать революция. Ибо даже в моменты ее наивысшего подъема оставались регионы и социальные слои, стоявшие как бы вне общего движения. Реформа внесла вопрос о собственности и о земле в каждый крестьянский дом. Смута вошла в каждую семью. И не случайно наиболее умные и богатые, на которых рассчитывал Столыпин, остались в общине. Также не случайно и то, что даже самые правые крестьяне, как только в Думе речь заходила о земле, фактически выступали с программой «черного передела». Член Государственного совета М.В. Красовский, выступая на Госсовете с докладом по Указу 9 ноября, с горечью отмечал: «Оказалось, что вместо степенных мужиков, которых думали получить в Думу в качестве представителей крестьянства, явилась буйная толпа, слепо идущая за любым руководителем, который разжигает ее аппетиты».

И весь опыт восьми лет реформы показал крестьянам, что ждать решения аграрного вопроса от власти – бессмысленно».

Столыпин осознавал, что нищета русского крестьянства опасна для государства. Стало ли крестьянство богаче в результате его политики? Обратимся к фактам:

«П. А. Столыпин, как глава правительства, разделяет вину самодержавия и за политику ограбления деревни, намного усилившегося во время его премьерства. Царизм не мог простить российскому крестьянству вырванную им отмену с 1907 г. выкупных платежей, вызвавшую понижение казенного налога на надельную землю на 64 млн. руб. Одновременно начался рост других налогов. Так, косвенные налоги на водку, сахар, табак и пр. возросли за 1907–1912 гг. на 48 млн. руб., а всего прямых и косвенных налогов, таможенных и промысловых сборов с крестьян Европейской России взыскано было 3,7 млрд. руб.

За купленную землю Крестьянскому и частным земельным банкам в качестве очередных платежей и штрафов за их просрочку крестьяне уплатили 390 млн. руб. За заложенные в Крестьянском банке 15,8 млн. дес. земли годовые платежи в 1913 г. составили 81 млн. руб. вместо прежних выкупных платежей в сумме 64 млн. руб. за 90 млн. дес. надельной земли.

Возрастали арендные цены на вненадельные земли. Если в 1907 г. крестьяне Европейской России платили за арендованную землю 253 млн. руб., то в 1912 г. – уже 338 млн, а за все шесть лет уплатили помещикам, купцам, уделам и казне приблизительно 1,8 млрд. руб.

Жалкой подачкой по сравнению с выкачанными из деревни суммами представляют собой 32 млн. руб., предоставленные непосредственно крестьянам при их единоличном землеустройстве. Правительство Столыпина, а затем Коковцова проводило политику сохранения и активной защиты помещичьего землевладения. Законы рыночной экономики вовлекали в торговый оборот значительную часть и этого землевладения, причем тем сильнее, чем быстрее росли цены на землю. Дворяне за 1906–1914 гг. продали 17,5 млн. дес., но покупатели из того же сословия приобрели 7,3 млн. дес. – убыль составила 10,2 млн. Но и к 1915 г. дворянское землевладение занимало огромную площадь в 39,6 млн. дес., при этом 11,1 млн. дес. земли оставались у купцов и почетных граждан. Главным же было то, что в частном землевладении, насчитывавшем к 1915 г. 73 млн. дес. в 47 губерниях, преобладали крупные, свыше 500 дес., латифундии – 71 % от общего числа. На каждого владельца латифундии в среднем приходилось 2354 дес. Средний же надел крестьянского двора составлял в 1905 г. 7,7 дес., а к 1915 г. он еще более понизился. Кардинальный вывод: земельный вопрос не только не был разрешен, но еще более обострился. Столыпинская реформа не могла снять и не устранила этого главного вопроса жизни российского крестьянства начала XX в.»[17]17
  https://cyberleninka.ru/article/n/2003-02-006-anfimov-a-m-p-a-stolypin-i-rossiyskoe-krestyanstvo-m-iri-ran-2002-300-s)


[Закрыть].

По инициативе Столыпина был осуществлён государственный переворот 3 июня 1907 года. Он состоял в досрочном роспуске II Государственной Думы и произвольном изменении избирательного закона для выборов следующей Госдумы. На изменение избирательного закона по своему желанию император не имел права по 87 статье основных законов Российской империи.

Для организации разгона Госдумы Столыпин использовал полицейских провокаторов. 29 апреля 1907 года в Политехническом институте состоялось собрание солдат, на собрании присутствовал депутат Думы социал-демократ Л. Ф. Герус. Собрание постановило составить «солдатский наказ», рассказывающий о трудностях военной службы, и с делегацией передать его депутатам социал-демократической фракции Думы. Написание солдатского наказа было поручено социал-демократу В. С. Войтинскому.

Военная организация находилась под тщательным надзором полиции, два её участника – Екатерина Шорникова и Болеслав Бродский – были полицейскими информаторами. Слежку за Военной организацией координировал сотрудник Охранного отделения полковник В. И. Еленский.

Документ, названный «Наказ воинских частей петербургского гарнизона в социал-демократическую фракцию Государственной думы», оказался в руках Екатерины Шорниковой, исполнявшей в Военной организации обязанности делопроизводителя. Шорникова немедленно известила о событиях полковника Еленского, Еленский доложил начальнику отделения полковнику А. В. Герасимову, а тот немедленно информировал премьер-министра П. А. Столыпина.

Столыпин проявил неожиданную заинтересованность в деле и потребовал раздобыть копию «наказа»; Шорникова изготовила две копии, на одну из которых поставила печать Военной организации. Ознакомившись с документом, Столыпин отдал распоряжение арестовать депутатов от РСДРП с поличным в момент визита к ним солдатской делегации. Задача не представлялась особенно сложной – все участники Военной организации были известны Охранному отделению, за ними велось агентурное наблюдение.

Солдатская делегация отправилась к социал-демократам вечером 5 мая. Штаб-квартира думской фракции РСДРП, снимаемая на имя депутата И. П. Озола, располагалась в меблированных комнатах «Сан-Ремо» в доме 92 на Невском проспекте. По неизвестным причинам полковник Еленский со своими сотрудниками замешкался, и полиция ворвалась в квартиру после того, как солдаты из неё ушли. В квартире оказалось 35 человек, в том числе пять депутатов Думы.

Полиция не имела права ни арестовать депутатов, ни начинать выемку документов до прибытия судебного следователя; всё, на что решились полицейские – задержать депутатов в квартире до прибытия судебных властей. Хотя полиция не обыскивала и не задерживала депутатов, обыск в квартире, снимаемой депутатом, также представлял собой нарушение парламентской неприкосновенности. Затем полиция незамедлительно арестовала в казармах солдат – участников делегации. Текст наказа, содержавший разного рода жалобы, «…как запирает начальство солдат в каменные клетки-казармы, как мучает их непосильной и ненужной работой, как терзает их бессмысленными учениями…», не производил впечатления свидетельства о серьёзном противоправительственном заговоре.

Депутаты левых фракций внесли два спешных запроса правительству с требованиями объяснений по поводу обыска 5 мая. Столыпин не стал уклоняться от ответа и немедленно, без всякой подготовки, сделал заявление. Он сказал, что «…полиция и впредь будет также действовать, как она действовала». Далее Столыпин перешёл к принципиальным вопросам: «Я должен сказать, что кроме ограждения депутатской неприкосновенности, на нас, на носителях власти, лежит ещё другая ответственность – ограждение общественной безопасности. Долг этот свой мы сознаём и исполним его до конца».

20 мая министр юстиции И. Г. Щегловитов объявил правительству о нахождении при обыске 5 мая документов, свидетельствующих о групповом участии членов Думы – социал-демократов – в противоправительственном заговоре.

1 июня, в пятницу, правительство неожиданно выдвинуло Думе ультиматум. Столыпин, присутствовавший на заседании Думы, попросил объявить заседание закрытым. Затем представитель прокуратуры зачитал постановление судебного следователя о привлечении к ответственности всей социал-демократической фракции Думы на основании результатов обыска 5 мая. Выступивший после этого Столыпин пояснил требования правительства: Думе предлагалось отстранить 55 депутатов от участия в заседаниях, а с 16 депутатов снять парламентскую неприкосновенность.

Столыпин завершил свою речь словами: «…какое бы то ни было промедление в удовлетворении этого требования или удовлетворение его в неполном объёме поставит правительство в невозможность отвечать за безопасность государства».

Дума категорически отказалась ответить на правительственный ультиматум немедленно, под председательством кадета А. А. Кизеветтера была создана специальная комиссия из 22 депутатов, которой следовало разобраться в деталях обвинения социал-демократов и доложить своё суждение Думе. Заседание продолжалось до глубокой ночи.

На следующий день комиссия начала свою работу. В комиссию прибыл представитель прокуратуры, и члены комиссии приступили к внимательному рассмотрению множества документов, изъятых у социал-демократов, и актов следствия. К вечеру А. А. Кизеветтер доложил, что комиссия не успевает закончить работу ни сегодня, ни в воскресенье, 3 июня. Дума постановила собраться вновь в понедельник 4 июня.

Тем временем Николай II подписал подготовленные правительством указы и сопроводил их напутствием: «Я ждал целый день извещений ваших о роспуске проклятой Думы. Но вместе с тем сердце чуяло, что дело выйдет нечисто, а пойдёт в затяжку. Это недопустимо. Дума должна завтра, в воскресенье утром, быть распущена. Решимость и твёрдость».

Утром 3 июня 1907 года пришедшие в Таврический дворец депутаты обнаружили, что он закрыт, охраняется полицией, а на дверях прикреплён императорский манифест о роспуске Думы. 37 депутатов Государственной Думы были арестованы в ночь со 2 на 3 июня, непосредственно в тот момент, когда вступил в силу императорский указ о роспуске Думы и они лишились парламентской неприкосновенности.

В декабре 1907 года Особое присутствие Правительствующего Сената вынесло приговор по делу депутатов II Думы. 11 человек были осуждены на 5 лет каторги с последующей ссылкой, 15 человек получили по 4 года каторги с дальнейшей ссылкой, 12 подсудимых были сосланы на поселение. Бывшие депутаты распущенной Госдумы А. Л. Джапаридзе, В. Д. Ломтатидзе и С. М. Джугели умерли в тюрьме, Г. Ф. Махарадзе сошёл в тюрьме с ума. Бывший депутат Г. Е. Белоусов в 1911 году из ссылки бежал, но умер в 1916 году. Судьба бывших депутатов А. В. Архипова, М. Н. Вовчинского, А. В. Калинина, И. А. Петрова, Ф. И. Приходько, К. А. Рубана неизвестна. Остальные осуждённые после заключения оказались в ссылке, где и находились до Февральской революции.

Столыпин был интриган, позёр, фразёр и уникальный самопиарщик. Стоит только вспомнить его высказывание: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». К кому обращался этот фигляр? Ведь Столыпин никогда не занимался вопросами внешней политики, обороны, финансов. То есть это обращение в никуда. Или к несуществующему богу или к императору, который не собирался давать России никакого покоя и даже не думал об этом. А имели ли 20 лет покоя, например, Григорий Потёмкин или Алексей Косыгин? Громкая и утопическая фраза! Да, он был мастером саморекламы – это единственный талант, к которому можно добавить жестокость, решительность в проведении репрессий. В смысле посадок, ссылок и казней он был последователем своего учителя – фон Плеве. Только Плеве не дали так развернуться…

Или вот ещё высказывание Столыпина: «Правительство должно избегать лишних слов, но есть слова, выражающие чувства, от которых в течение столетий усиленно бились сердца русских людей. Эти чувства, эти слова должны быть запечатлены в мыслях и отражаться в делах правителей. Слова эти: неуклонная приверженность к русским историческим началам в противовес беспочвенному социализму». (16 ноября 1907 г.). Это что за русские исторические начала? Да наверняка, как вещал в другой своей речи Столыпин, что свободная Россия, это Россия преданная как один человек своему Государю. (11 февраля 1909 г.).

Точную этическую характеристику Столыпину дал Лев Николаевич Толстой. В одном из вариантов статьи «Не могу молчать» он писал: «Знаю я, что все люди – люди, все мы слабы, все мы заблуждаемся и что нельзя одному человеку судить другого. Так я думал, чувствовал и долго боролся с тем чувством негодования и отвращения, которое возбуждали и возбуждают во мне все эти председатели военных судов, Щегловитые, Столыпины и Николаи. Но я не хочу больше бороться с этим чувством. Не хочу, во 1-ых, потому, что дела этих людей дошли теперь до того предела, при котором не осуждение, а обличение людей, довольных своей порочностью, гадостью, окруженных людьми, восхваляющими их за их гадость, необходимо и для них самих и для той толпы людей, которая не разбирая подчиняется общему течению. Не хочу бороться, во 2-ых (откровенно признаюсь в этом), потому, что надеюсь, что мое обличение их вызовет желательное мне извержение меня тем или иным путем из того круга людей, среди которого я живу, или вообще из круга живых людей. Жить так и спокойно смотреть на это для меня стало совершенно невозможно.

Обращаюсь ко всем участникам непрестанно совершающихся под ложным названием закона преступлений, ко всем вам, начиная от взводящих на виселицу и надевающих колпаки и петли на людей-братьев, на женщин, на детей, и до вас, двух главных скрытных палачей, своим попустительством участвующих во всех этих преступлениях: Петру Столыпину и Николаю Романову.

Опомнитесь, одумайтесь. Вспомните, кто вы, и поймите, что вы делаете.

Ведь вы, прежде чем быть палачами, премьерами, царями, прежде всего люди и братья людей, нынче выглянули на свет божий, завтра вас не будет. (Вам-то, вызвавшим и вызывающим к себе, как палачи, так и вы, особенную ненависть, вам-то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет божий – ведь смерть, если вас и не убьют, вот она всегда у всех нас за плечами, – неужели ваше призвание в жизни может быть только в том, чтобы убивать, мучать людей, самим дрожать от страха убийства и лгать перед собой, перед людьми и перед богом, что вы делаете всё это по обязанности для какой-то выдуманной несуществующей цели, для выдуманной именно для вас, именно для того, чтобы можно было, будучи злодеем, считать себя подвижником выдуманной России.

Вы говорите, что вы боретесь с революцией, что вы хотите водворить спокойствие, порядок, но ведь если вы не дикие звери, а хоть немного добрые и разумные люди, вы не можете верить тому, что вы говорите. Как! вы водворите спокойствие тем, что разрушите в людях всякие последние остатки христианства и нравственности, совершая – вы, представители власти, руководители, наставники – все самые величайшие преступления: ложь, предательство, всякого рода мучительства и последнее, вечно противное всякому человеку, не потерявшему последние остатки нравственности – не убийство, а убийства, бесконечные убийства, одеваемые в какие-то такие лживые одежды, при которых убийства переставали бы быть преступлениями. <Вы> говорите, что это единственное средство погашения революции, успокоения народа. Разве вы можете верить в то, что, не удовлетворяя требованиям, определенным требованиям всего русского народа и сознанным уже большинством людей требованиям самой первобытной справедливости, требованиям уничтожения земельной собственности, не удовлетворяя даже и другим требованиям молодежи, напротив того, раздражая народ и молодежь, вы можете успокоить страну убийствами, тюрьмами, ссылками? Вы не можете не знать, что, поступая так, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя ее внутрь. Ведь это слишком ясно. Этого не могут не видеть дети. Вы говорите, что революционеры начали, что злодейства революционеров могут быть подавлены только такими же мерами. Но как ни ужасны дела революционеров: все эти бомбы, и Плеве, и Сергей Александрович, и те несчастные, неумышленно убитые революционерами, дела их и по количеству убийств и по мотивам их едва ли не в сотни раз меньше и числом и, главное, менее нравственно дурны, чем ваши злодейства. В большинстве случаев в делах революционеров есть, хоть и часто ребяческое, необдуманное желание служения народу и самопожертвование, главное же, есть риск, опасность, оправдывающая в их глазах, глазах увлекающейся молодежи, оправдывающая их злодеяния. Не то у вас: вы, начиная с палачей и до Петра Столыпина и Николая Романова, руководимы только самыми подлыми чувствами: властолюбия, тщеславия, корысти, ненависти, мести. Сначала я думал про Петра Столыпина, когда имел наивность предлагать ему выступление с проектом освобождения земли от собственности, что он только ограничен и запутан своим положением, думал и про Николая Романова, что он своим рождением, воспитанием, средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих поступках, но чем дольше продолжается теперешнее положение, тем больше я убеждаюсь, что эти два человека, виновники совершающихся злодейств и развращения народа, сознательно делают то, что делают, и что им именно, находящимся в той среде, где они, вследствие своей возможности удовлетворять желаниям окружающих их людей, живут в постоянной атмосфере лести и лжи, что эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в обличении и напоминании»[18]18
  tolstoy.ru›online/online…ne-mogu-molchat…


[Закрыть].

В неотправленном письме Столыпину от 30 августа 1909 года Толстой опять дал свою оценку премьеру Российской империи: «Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его положение. Человек этот – вы сами. Давно я уже хотел писать вам и начал даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга. Но я не успел окончить письма, как деятельность ваша, всё более и более дурная, преступная, всё более и более мешала мне окончить с непритворной любовью начатое к вам письмо. Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность – деятельность, угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи»[19]19
  «. http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/pisma/1909-iyul-dekabr/letter-97.htm


[Закрыть].

Премьер-министр Столыпин

В своей политике Столыпин опирался на платных агентов, которых внедряли в «неблагонадежную» среду. «В правление Столыпина в Департаменте полиции система провокаций приняла размеры, невиданные ни до, ни после, ни в империи, ни во всем мире…

12 октября 1909 года премьер П.А. Столыпин представляет царю «всеподданнейший» доклад, касавшийся секретного агента Зинаиды Федоровны Жученко, работавшей в охранке с 1893 года. В подробном докладе Столыпин информирует царя о перипетиях агентурной деятельности Жученко как в России, так и за границей. В связи с тем, что летом 1909 года эмигранту Бурцеву удалось разоблачить Жученко, Столыпин просит всемилостивейшего пожалования Зинаиде Жученко из секретных сумм Департамента полиции пожизненной пенсии в размере 3600 руб. в год, применительно к размеру получавшегося ею за последние годы жалованья…

8 июня 1906 года на заседании I Государственной думы министру внутренних дел Столыпину все-таки пришлось отвечать на депутатский запрос о печатании «воззваний с призывами к погромам» в тайной типографии в Департаменте полиции. Объяснения министра были путаны и неубедительны. После Столыпина выступил князь Сергей Дмитриевич Урусов, бывший тверской губернатор и бывший товарищ министра внутренних дел: «Когда собирается где-нибудь кучка незрелых юношей, которая провозглашает анархические принципы, вы на эту безумствующую молодежь сыплете громы, ополчаетесь пулеметами. А я думаю, что та анархия, которая бродит в юных умах и гнездится в подполье, в потаенных углах и закоулках, во сто крат менее вредна, чем ваша сановная анархия»…