Текст книги "Слово. Сборник прозы и поэзии, посвящённый М. В. Ломоносову. Том 1"

Так началось знакомство Коли с ворами-домушниками. Ему нравились рискованные операции, наличие денег в кармане, возможность угостить товарищей конфетамиподушечками или пряниками, приятно было чувствовать их зависть к его возможностям.

В то время по многим городам страны прокатились воровские налеты банд под названием «Черная кошка», которые вызывали у людей страх и незащищенность. Не обошел этот страх стороной и жителей Новосибирска. Часто эмблему черной кошки использовали жулики невысокой квалификации. Кольке нравилось, когда его приятели доверяли ему нарисовать на дверях или на дымоходе плиты дома углем, вынутым из печи, кошку.

У Кольки была голубая мечта – купить велосипед, прокатиться по улице на зависть ребятам. Нежадный от природы, он всегда думал: «Если кто попросит прокатиться – обязательно дам». У матери на такую покупку не было денег, самому скопить не удавалось. Однажды он увидел у Центрального рынка оставленный кем-то велосипед. Долго им любовался, его охватило желание прокатиться, хозяин не подходил.

Не думая о последствиях, с тревожно бьющимся сердцем сел на велосипед и поехал по улице. Первоначально он думал, что покатается и поставит велосипед на место, но ноги сами привезли его домой.

На следующий день в дом Мухиных пришел участковый, нашел на чердаке ворованный велосипед и увел Кольку в отделение милиции. Николая отправили в колонию для несовершеннолетних преступников.

В колонии он прошел курс обучения воровским наукам. После освобождения у него изменился характер – стал грубым, нахальным и задиристым, появились новые друзья. Встречаясь на улице с бывшими товарищами, старался показать свое превосходство. В кармане всегда носил «писку» – это заточенная до острия бритвы с одной стороны двадцатикопеечная монета. Ею легко можно разрезать карман, сумку или изуродовать лицо человека. При ссорах он часто раздраженно, заикаясь, кричал: «Попишу» – и совал свою руку в карман. Противники моментально отступали, никому не хотелось иметь шрам на лице. Встречаясь по утрам с соседями, говорил, что идет на работу.

Вскоре Алексей узнал, что это за работа. После окончания уроков в школе он часто заходил на Центральный рынок, чтобы купить продуктов для семьи. Его мама работала допоздна, а бабушка была занята по дому, кроме того, на ее руках была младшая сестра Алеши. Однажды он стоял около рынка, ожидая трамвай. В послевоенные годы в Новосибирске было всего три маршрута трамваев. Первый номер ходил от центра до конца улицы Большевистской, второй – от вокзала до центра и третий – от вокзала по улице Гоголя до сада Дзержинского. Подошедший трамвай был битком набит народом. Алексей решил дождаться следующего. Ожидающие трамвай люди бросились к вагону и начали втискиваться в двери. Когда на подножке двери остался один мужчина, который, ухватившись руками за поручни, прилагал усилия, чтобы подняться на вторую ступень и дать возможность двери закрыться, к трамваю подбежал Колька. Он прижался к мужчине и, толкая его в вагон, стал кричать:

– Подвиньтесь еще на одного человека!

Алексей заметил, как Николай залез правой рукой в карман брюк мужчины, вытащил кошелек и опустил его себе за пазуху. После этого соскочил с подножки трамвая. Водитель закрыл дверь, и трамвай тронулся. Колька молниеносно исчез с остановки, как и появился на ней.

Следующая встреча состоялась в трамвае. Алексей, как всегда, стоял на задней площадке. На остановке «Дом офицеров» в трамвай вошел Колька и прошел в средину вагона. На нем была рубашка с короткими рукавами, через левую руку перекинут пиджак. Алексей сначала хотел подойти к нему, но потом передумал, решил понаблюдать за ним. Как всегда, возле Центрального рынка в вагон вошло много народа. Около передних дверей стоял мужчина в пиджаке. Он одной рукой держался за верхний поручень, в другой держал увесистую авоську. Когда трамвай остановился на остановке «Логовская» (ныне «Семьи Шамшиных), Колька неожиданно заспешил к двери. Он мог пройти за спиной мужчины, но стал проталкиваться перед ним, при этом громко крича:

– Разрешите пройти к двери!

Его левая рука поднялась до подбородка пассажира, а правая под прикрытием пиджака залезла в нагрудный карман пиджака жертвы. Колька быстро выскочил из вагона и направился в сторону Логовской бани.

При очередной встрече с Николаем Алексей был свидетелем жестокости и безнаказанности жуликов. Колька «работал» постоянно на третьем маршруте трамвая и часто попадался на глаза Алексею, который ежедневно ездил на нем в школу.

В трамвае стояла женщина, у которой на локте висела сумка. Коля подошел к ней и запустил руку в сумку, надеясь найти кошелек. Это увидела девочка лет десяти. Она закричала:

– Тетя, тетя, к вам в сумку лезут!

Николай отдернул руку и уставился в окно как ни в чем не бывало. Женщина проверила сумку, кошелек оказался на месте. Никто из пассажиров не попытался что-либо предпринять. Одни боялись связываться с жуликом, другие думали, что не пойманный – не вор. Когда трамвай остановился, Колька подошел к девочке и быстрым движением руки чиркнул ей по щеке «пиской». Девочка закричала, из щеки потекла кровь, а щипач выскочил из вагона.

4

Железнодорожный вокзал Владивостока пестрил от белых курсантских форменок и разноцветных летних платьев девушек, которые пришли проводить своих друзей и возлюбленных. После месячного плавания, во время которого курсанты побывали на Сахалине, Камчатке, Чукотке, они отправлялись в долгожданный отпуск. Царило общее радостное настроение, будущие офицеры в наглаженных брюках, с бляхами на ремнях, начищенными до зеркального блеска, чувствовали себя бывалыми моряками.

Пассажирский поезд Владивосток – Москва был наполовину заполнен моряками. Новосибирцы – Рэм Саушев, Алексей Катков, Анатолий Плотников – разместились в одном купе. К ним присоединился комсорг факультета старший лейтенант Аликов, который планировал остановиться в Новосибирске на несколько дней, а затем поехать на Алтай к матери. Всегда строгий и требовательный в училище, он не только не сделал замечания курсантам, когда на столе появилась водка, а сам присоединился к общему столу. Из соседних купе приходили курсанты, чтобы пообщаться с комсоргом в непринужденной обстановке и послушать его интересные рассказы о службе.

Когда поезд миновал Улан-Удэ, в вагоне появился мальчик лет девяти, он останавливался около каждого купе и смотрел на курсантов. Его приглашали к столу, он не отказывался от угощения. Аликов долго наблюдал за ребенком, затем пригласил в свое купе, посадил на лавку против себя и спросил:

– Как тебя звать?

– Витек, – ответил тот.

Затем, спохватившись, добавил:

– Витя.

– С кем ты едешь, Витя?

– Один, – был ответ.

– Из какого города ты едешь?

– Из Улан-Удэ.

– Почему едешь один?

– У меня умерла мама, и я остался без родителей.

– Куда же ты едешь?

– К бабушке в Рязань.

Витя рассказал трогательную историю о своей жизни, которая взволновала всех присутствующих. Аликов в порыве жалости к ребенку и в силу своей душевной доброты предложил ему:

– Поедем со мной на Алтай, будешь жить у моей мамы, она работает учительницей, со временем я усыновлю тебя. Своей больной бабушки в Рязани ты можешь не застать в живых.

Витя, не задумываясь, согласился. Красивый, тихий и спокойный, он стал любимцем вагона. Общими усилиями его одели в морскую форму. Нашлись запасные бескозырка и тельняшка, к его черной куртке пришили воротничок-гюйс.

Однажды Алексей заметил, что по вагону прошел парень, напоминающий ему Николая. Он подумал, что ошибся, и не придал этому значения.

В Новосибирске Аликов планировал задержаться на несколько дней – посетить театры, побывать у знакомых. Возник вопрос, где оставить Витю. Рэм Саушев предложил:

– У моих родителей трехкомнатная квартира на улице Богдана Хмельницкого, они не будут возражать, чтобы Витя пожил у них.

Отец Рэма был полковником, работал на строительстве номерных заводов.

Два дня Витя прожил у Саушевых, курсанты брали его с собой в кино, в парк имени Сталина, сфотографировались с ним на память об отпуске. На третий день он исчез.

Мать Рэма, вернувшись с работы, почувствовала сильный запах ее любимых духов «Красная Москва». Из дома исчезли все ее драгоценности, деньги и свитер, который очень понравился Вите. Видимо, тихий ребенок открыл дверь сообщникам, а уходя из дома, вылил на себя все духи.

Когда на следующий день Рэм рассказал о происшествии, Алексей подумал, что он не ошибся, увидев в вагоне Николая.

5

Последняя встреча с Колькой была через двенадцать лет после памятной даты посещения церкви в березовой роще. Алексей за это время успел окончить школу, отслужить в армии, поступить учиться в строительный институт. Как-то, подходя к Октябрьскому рынку, который размещался на территории современной научно-технической библиотеки, Алексей залюбовался автомашиной «Волга», на капоте которой красовался хромированный металлический олень. Такие машины недавно появились на дорогах города. К его удивлению, за рулем сидел Колька. Он открыл дверцу машины, вальяжно развалился на спинке сиденья, одну ногу в дорогом коричневом туфле поставил на порог машины. У Алексея не было желания разговаривать с товарищем детства, и он прошел мимо. Слишком они выросли разными людьми, с разными интересами.

Работая на стройке после окончания института, Леша встретил Витю Моткова, от которого узнал, что Николая во время третьей отсидки за колючей проволокой убили в драке заточкой из напильника. Мать Вити дружила с матерью Николая, от которой очень многое знала о похождениях ее сына.

Алексей вспомнил пророческие слова своей бабушки, которая предвидела, что Бог обязательно покарает Николая. Его охватило чувство беспокойства и сострадания, которое не покидало целый день. Ему казалось, что в случившемся есть и его вина. Он вспоминал улицу Партизанскую, друзей своего детства, размышлял о судьбе Николая, о его трагическом конце. Николаю тогда было всего двадцать четыре года.

После работы Алексей отправился в Успенскую церковь, где Николай впервые совершил грехопадение. С чувством собственной вины за Николая переступил порог храма. Это ему стоило больших душевных сил. В школе и институте его воспитывали атеистом, внушали неприязнь к церкви. Оказавшись в храме, он в первый момент испытал чувство страха. В слабоосвещенном помещении горели свечи, со всех сторон на него смотрели лики святых. Службы в это время не было, несколько прихожан крестились и отвешивали поклоны иконам. От бабушки он знал, что надо купить свечу и поставить ее за упокой. Стоя со свечой в руке, он осматривал храм и не мог решить, куда ее поставить. Тогда подошел к женщине, одетой во все черное, и спросил:

– Скажите, пожалуйста, где поставить свечу за упокой?

Она внимательно посмотрела на него и, протягивая руку в сторону кануна, сказала:

– Вон, видишь, крест около горящих свечей? Иди туда, там есть и молитва.

Алексей не стал читать написанную молитву, он своими словами просил у Господа прощения за Николая и за себя.

После молитвы почувствовал облегчение на душе. С этого посещения церкви у него периодически появлялась потребность бывать в храме. Понадобилось много времени, чтобы его душа окончательно отвергла атеизм и теорию происхождения человека от обезьяны.

К сожалению, в 1962 году власти приняли окончательное решение о ликвидации Успенской церкви. Узнав об этом, прихожане окружили церковь плотным кольцом и не дали ее сломать прибывшей технике. Это была не первая попытка разрушить храм. После этого началась антирелигиозная пропаганда, распространялись разные слухи, порочащие священнослужителей и православную веру. Этими слухами верующие были расколоты на два лагеря, бдительность прихожан ослабла, и церковь была снесена за одну ночь. Алексей почувствовал, что снесена была не только церковь, но и разрушен кусочек его детства.

Потомок ссыльных

1

Пароход «Мария Ульянова» показался из-за мыса, сверкая белыми бортами в лучах полуденного солнца. Из его трубы валил черный дым и тянулся шлейфом за кормой над спокойной поверхностью Енисея. Валентин, наблюдавший за рекой, побежал домой сообщить о приближении парохода. Его охватило радостное чувство предстоящих перемен в жизни. Ему давно хотелось прокатиться на пароходе, увидеть загадочный город Красноярск, о котором много слышал от взрослых.

Подойдя к Ворогово, пароход подал продолжительный гудок и бросил якорь недалеко от берега, подняв фонтан брызг. Затарахтела якорная цепь, корпус вздрогнул, и «Мария Ульянова» остановилась, слегка покачиваясь на течении. Марию с детьми провожала небольшая горсточка жителей, оставшихся в Ворогово после пожара. Женщины обнимали ее и желали счастья на новом месте жительства.

– Где это место, я еще и сама не знаю, – с грустью отвечала Мария.

– Напиши письмо, когда устроишься, – просили женщины. – Может, нам тоже придется податься на чужбину.

В это время Семен, уложив вещи в лодку и усадив детей, крикнул:

– Мария, скорее прощайся, пароход ждать не будет!

Она вытерла уголком платка, повязывающего голову, слезы и перешагнула через борт деревянной лодки.

Михаил столкнул лодку с мели, завел мотор и повел ее к пароходу. Он оставался в Ворогово.

Все отъезжающие не спешили занять свои места в каютах. Они стояли у борта на палубе и смотрели на берег, на односельчан, машущих руками и платками, на покинутые дома. Им было грустно расставаться с родными местами, с которыми связаны многие годы жизни.

На пароходе подняли якорь, застучали машины, зашлепали лопастями колеса по воде, и он медленно пошел вперед, преодолевая быстрое течение могучей реки.

Взгляд Валентина не отрывался от дяди Миши, который махал шапкой уезжающей родне.

«Удастся ли мне когда-нибудь еще хоть раз сходить с дядей на медведя? – думал Валентин и твердо решил: – Когда вырасту, обязательно сюда приеду».

Его мечты сбудутся через несколько десятилетий. Он увидит Туруханскую тайгу с буровыми вышками, с проложенными нефтепроводами, а пока он смотрел на высокие берега, проплывающие навстречу пароходу, на огромные плоты круглого леса, сплавляемые вниз по течению в город Игарку.

Погода несколько дней была благосклонной к пассажирам – на чистом голубом небе им улыбалось солнце, Енисей вел себя спокойно, в безветрие отдыхая от частых штормов.

Красноярск встретил переселенцев городским шумом. Люди двигались в разные стороны, как муравьи в муравейнике. Больше всего Валентина удивили жилые дома не своей старинной архитектурой, а высотой. Об архитектурных стилях он не имел понятия. Увидев в торце дома пожарную металлическую лестницу, он не мог понять, как по ней люди взбираются в свои квартиры.

Перрон железнодорожного вокзала показался Валентину пчелиным роем. Люди с узлами и чемоданами, как пчелы с взятком, стремились к дверям вокзала, как в улей. Многие стояли у своих вещей или сидели на узлах. Цыгане расстелили перины около стены вокзала и уложили на них своих детей. Шел второй послевоенный год, люди возвращались из ссылок и эвакуации в родные места. Казалось, вся страна пришла в движение. Массовое переселение людей было данью недавно закончившейся войне.

Поезда ходили редко, за билетами были огромные очереди. Отчиму Валентина удалось взять билеты до Новосибирска на поезд номер пятьсот.

До прибытия поезда было много времени, и Валентин решил выйти на привокзальную площадь.

По перрону шныряли ровесники Валентина с ведрами воды. Они заученно повторяли:

– Есть холодная вода, двадцать копеек стакан, на рубль досыта.

Вдоль вокзального забора стоял ряд женщин, торгующих едой. Продовольственные карточки еще не отменили, у них можно было купить отварную картошку, овощи, лепешки, жареную рыбу и другую еду. У Валентина засосало под ложечкой, ему хотелось есть, и он поспешил отойти в сторону.

Рядом с торговым рядом сидел инвалид, его окружила толпа. Он крутил на фанерке три наперстка, под одним из которых была горошина, и приговаривал:

– Мое дело крутить, вертеть, а ваше дело смотреть. Кто десять рублей мне вручит, если отгадает – двадцать получит.

Валентин внимательно следил за рукой инвалида, не отводя взгляда, и всегда угадывал, под каким наперстком была горошина, но игроки, решившие испытать свою судьбу, постоянно проигрывали. Ему хотелось сыграть, но у него не было денег.

В общей суете и неразберихе было привольно ворам разных мастей. Недалеко от Валентина около чемоданов стояли две женщины.

– Мама, – произнесла молодая, – посиди на чемодане, я схожу в справочное бюро и узнаю, когда прибудет наш поезд.

Пожилая женщина присела на один чемодан, второй поставила перед собой. К ней вплотную подошел мужчина, достал из-за голенища сапога финку и, жестикулируя финкой перед лицом женщины, говорил:

– Сиди тихо, не вздумай открыть рот.

Женщина оцепенела от страха, она не могла или боялась крикнуть. В это время проходящий мимо хорошо одетый мужчина взял стоящий около женщины чемодан и не спеша удалился с перрона. Его сообщник, выждав некоторое время, растворился среди толпы.

Выйдя на привокзальную площадь, Валентин остановился и осмотрелся. Площадь окружали каменные дома, между ними, как реки, протекали улицы с уплывающими людьми. Ему захотелось пройти по городу, но он побоялся заблудиться среди высоких домов. В тайге совсем другое дело – там всегда можно вернуться домой, ориентируясь по солнцу. В городе солнце не поможет.

Состав подали не на первый путь. Он состоял из товарных вагонов-теплушек, в которых совсем недавно перевозили солдат-фронтовиков. Пассажиры с вещами и детьми побежали через железнодорожные пути. Около раздвинутых широких дверей вагонов образовалась давка. Каждому хотелось скорее забраться в вагон и занять место на нарах, расположенных в два яруса вдоль стенки.

Поезд продвигался вперед черепашьим шагом, часто останавливался на полустанках на несколько часов, пропуская литерные, скорые и товарные поезда. Пассажиры говорили, что он останавливается около каждого столба. На узловых станциях паровоз отцепляли, и он шел заправиться водой. Валентин вместе с другими пассажирами бежал к водокачке с котелком за кипятком. На перронах он видел букет послевоенной человеческой жизни. Ему встречались фронтовики без рук и ног, цыгане с огромными узлами, гадалки с картами в руках, торговки пирожками с картошкой и морковкой. Среди беспокойной толпы всегда толкались воришки с ловкими руками.

Только через несколько дней поезд прибыл в Новосибирск. Их встретил огромный вокзал с часами на фасаде. Моросил теплый летний дождь. «Хорошая примета», – подумала Мария. Прыгать через рельсы, как в Красноярске, не пришлось. Плотная толпа пассажиров подхватила семью Марии и увлекла с собой в подземный переход. Оказавшись в просторном зале вокзала, они остановились и перевели дух. В вокзале стоял гул, как около пчелиного улья, было жарко и душно. В правом крыле зала на стене виднелась написанная крупными буквами надпись: «Кассовый зал».

– Надо купить билеты до Черепаново, – сказала Мария мужу.

– Ждите меня здесь, у вещей, – ответил он и зашагал в кассовый зал.

Кассовых окон было больше двадцати. Около них толпился народ. В каждом окне продавали билеты на определенное направление.

Вернувшись с билетами, Семен Харитонович невесело произнес:

– До отправления поезда больше пяти часов.

– Пойдемте на улицу, здесь душно, – предложила дочь Рая.

На привокзальной площади перед ними разлилась большая лужа. «На такую лыву, – подумал Валентин, – у нас в Ворогово садятся утки. Интересно, водятся ли здесь утки». За лужей грохотал трамвай, разворачиваясь по кольцу.

Валентину захотелось прокатиться на трамвае и посмотреть город.

– Можно я прокачусь на трамвае? – произнес он.

– Ты что, не накатался на поезде? – спросила Мария.

Валентин не успел ответить на вопрос матери, как его поддержал Семен Харитонович. Он бывал в Новосибирске, и ему хотелось показать город своей семье.

– У нас много времени, – раздался его хрипловатый голос, – успеем посмотреть город.

На трамвайном кольце стояли два трамвая. У одного над передним окном водителя горел зеленый огонек и стояла цифра два, у второго горел синий огонек и стояла цифра три.

– На котором трамвае поедем? – спросил Семен Харитонович, обращаясь к Валентину.

– На третьем номере, – быстро ответил Валя.

Он уже сообразил, что третий номер стоит впереди второго и поедет раньше. Ему хотелось, не теряя времени, быстрее ехать. Оказавшись в вагоне, он уселся у окна и уставился в него.

Трамвай рывком тронулся с места, стуча колесами по стыкам рельсов, развернулся по кольцу и выехал на улицу Челюскинцев. Вдоль улицы стояли красивые одноэтажные деревянные дома с резными карнизами и наличниками на окнах, высокими воротами и сплошными дощатыми заборами, отгораживающими дворы от улицы. Впереди по левой стороне показались купола Вознесенского собора. Они горделиво устремлялись к небу на фоне низкой одноэтажной застройки. Валентин впервые видел церковь и был удивлен ее величием и красотой. Дальше до Центрального рынка стояли вдоль улицы небольшие магазины и киоски, выкрашенные в синий цвет. Под перезвон колес трамвая Валентин во все глаза смотрел на город, в котором через десятилетия ему придется жить. У Центрального рынка трамвай остановился, через дорогу размещался зоопарк, его забор был украшен изображениями зверей и птиц.

Медведь Валентина не удивил, а вот грозного злого тигра он видел впервые.

Недалеко от зоопарка, за улицей Сенной, целый квартал занимал сенной базар. Из окна трамвая были видны возы сена, коровы и овцы, которых сельские жители привезли на продажу.

В следующем квартале между улицами Логовской и Ипподромской размещался ипподром. За деревянным забором проходили бега. По кругу неслись кони, запряженные в коляски. Жокеи в разноцветных рубашках мелькали на фоне многолюдных трибун. Валентину они напоминали боевые тачанки из фильма «Чапаев».

Перед остановкой «Березовая роща» Мария забеспокоилась, что можно опоздать на поезд, и настояла на том, чтобы выйти из трамвая и вернуться на вокзал.

Перед ними на фоне зеленых берез красовалась церковь Успения Пресвятой Богородицы, выкрашенная в небесноголубой цвет. Мария вспомнила церковь в своем родном селе Воронежской губернии, в которую ее девочкой водила мать по праздникам, и ей захотелось войти в приход, вдохнуть запах ладана и восковых свечей.

– Давайте ненадолго зайдем в церковь, – предложила Мария.

Валентин никогда не был в церкви, и ему захотелось посмотреть, что находится внутри этого красивого здания.

Семен Харитонович категорически запротестовал:

– Я коммунист, нельзя, чтобы моя семья ходила в церковь.

– Тебя здесь никто не знает, зайдем на одну минуту.

– Мне моя совесть не позволяет заходить в церковь.

– Причем тут совесть? Ты постой на улице, а я с детьми зайду ненадолго.

– Лучше пройдем все вместе по роще и вернемся на вокзал, – настоял Семен Харитонович.

Рядом с церковью располагалось кладбище. На могилах стояли каменные кресты и лежали тяжелые надгробные плиты с высеченными именами основателей города Ново-Николаевска. В правом дальнем углу были захоронены офицеры и солдаты, получившие ранения на фронтах в годы Отечественной войны и скончавшиеся в госпиталях Новосибирска. На их могилах стояли скромные пирамидки с красными звездами на вершинах…

Сегодня по бывшему кладбищу между берез проложены пешеходные дорожки, по которым ходят люди нового поколения жителей города, не подозревая, что под их ногами лежат кости основателей города на Оби.

До Черепаново Валентин ехал в вагоне, в котором можно было не только удобно сидеть на лавке, но и забраться на верхнюю полку и растянуться во весь рост. Его семья ехала в зверосовхоз, расположенный недалеко от Черепаново, с намерением там обосноваться и найти работу. После войны повсюду были нужны рабочие руки.

Пройдут годы. Валентин вырастет и возмужает. Воспоминания о далеком детстве, на его взгляд, интересном и счастливом, проведенном в Туруханской тайге, приведут его в таежный край на освоение запасов нефти. Он будет участником освоения труднодоступных уголков северной тайги, увидит, какие произошли и происходят изменения в природе и жизни людей.