Текст книги "Богородица, чудотворные иконы и молитвы к Ней"

Ежедневно с раннего утра Она молилась до третьего часа (по нашему счету до 9 утра), затем шесть часов проводила за рукоделием или за чтением Священного Писания. С девятого же часа (с 3 часов дня) опять начинала молитву и молилась, пока ангел, служивший Ей, не приносил Ей пищу. Ум у Нее был восприимчивый, острый, глубокий. Она много думала и очень мало говорила. Пряжа льна и шерсти была самым обычным Ее рукоделием. Часто вышивала Она шелками, особенно облачения священнические.

Посещение ангелами Девы Марии не укрылось однажды от первосвященника Захарии, который был изумлен и самым этим явлением, и тем, что ангел принес Деве вещественную пищу. И стал думать первосвященник, не есть ли Дева Мария та таинственная, пророками предвозвещенная Дева, от Которой родится Мессия.

Живя во храме, Пресвятая Дева лишилась родителей. Сперва умер 80-летний Иоаким, а вслед за ним и Анна. Так в нежном возрасте обречена была испытать горькое сиротство Та, Которая впоследствии должна была исцелять сиротство всех одиноких, покинутых людей, стать Матерью, Утешительницей и Заступницей всех безматерних сирот.

Конечно, сознание Своей беспомощности, Своего одиночества среди людей должно было еще сильнее обратить сердце Марии к Богу, в Котором было теперь заключено все Ее счастье и вся Ее судьба.

Мысль о браке, о земной любви должна была казаться невозможной для Пренепорочной Девы – этого невиданного дотоле на земле воплощения духовности и чистоты. Между тем Деве надлежало стать матерью. Божественный Промысл должен был измыслить такую обстановку жизни Пресвятой Девы, в которой бы девство Ее оставалось ненарушенным и в то же время рождение от Нее Христа казалось бы евреям делом естественным.

По истечении четырнадцати лет пребывания Марии во храме первосвященники объявили Ей, что, по обычаю, Ей надо оставить храм и выйти замуж. Пресвятая Дева им ответила, что Она от рождения посвящена Богу и желает всю Свою жизнь соблюсти девство. Удивились Ее ответу, так как намерение это было необычайно и ново для израильской девушки. С одной стороны, они не смели дозволить Марии по достижении совершеннолетия оставаться при храме, с другой – не решались и силой принудить Ее к браку. А третьего решения вопроса не было. Мучимые неизвестностью, как быть, они стали просить у Бога, чтоб Он непосредственно объявил им Свою волю. После общей молитвы священников первосвященник, облекшись в свои священные одежды, вошел за завесу и там увидел ангела Господня. Ангел сказал первосвященнику: «Захария, собери неженатых мужей колена Иудова, из дома Давидова, пусть они принесут с собой свои посохи. И кому Господь покажет знамение, тому ты и вручишь Деву, чтоб он стал хранителем Ее девства».

Захария тогда нарядил гонцов по всем сторонам израильской земли, чтоб созвать мужей в Иерусалим. Приблизился между тем праздник Обновления Храма, на который собралось множество народа и также мужи из рода Давидова, о которых говорил ангел. Первосвященник собрал этих мужей к храму и, отобрав у них жезлы, внес их в храм, произнеся молитву: «Господи Боже, покажи мужа, достойного стать обручником Девы». Когда вслед за тем первосвященник вошел за жезлами в святилище, он увидел, что все жезлы остались в своем прежнем виде, а один жезл расцвел. Этот жезл принадлежал родственнику Пречистой Девы Марии, праведному 80-летнему старцу Иосифу, добывавшему себе хлеб плотничьим ремеслом. Так совершилось знамение, которое указало первосвященнику на человека, назначенного Промыслом быть хранителем Девы Марии. Кроме того, что жезл расцвел, на нем сидела голубица, которая вспорхнула в воздух и стала виться над головой Иосифа. Подав жезл Иосифу, первосвященник сказал: «Ты примешь Деву и будешь хранить Ее». Иосиф возразил, что у него есть дома взрослые сыновья, что он станет посмешищем для людей, если возьмет к себе в дом столь юную девицу. Но первосвященник сумел уговорить его не противиться Божьей воле, и тогда же произошло обручение. По преданию, Пречистая Дева была сильно опечалена решением священников. Трудно Ей было расставаться с храмом, но Ей было откровение от Бога, чтобы Она не боялась идти в дом Иосифа, праведного старца, Ее обручника. Иосиф Ей был назначен не как муж, а как хранитель Ее святыни и заботливый Ее служитель. Со стороны все должны были думать, что Мария и Иосиф живут в обыкновенном браке, тогда как Ее девство оставалось по-прежнему ненарушенным.

Старец Иосиф был потомок Давида и Соломона. Это был человек твердого, правдивого, искреннего нрава, скромный, внимательный, трудолюбивый. От брака с Саломией у него было две дочери и четыре сына. Пред обручением с Девой Марией он прожил много лет в честном вдовстве.

Вот Мария рассталась с Иерусалимом, где невидно в священной обстановке протекло Ее детство и отрочество. Иосиф повел Ее за собой в Галилею, в ничтожный, маленький Назарет, на жизнь, полную труда и лишений, на скромную долю. И не знал никто тогда, что этим исходом Девы Марии в Назарет начинался ряд поразительных и великих событий, которые должны были перестроить жизнь вселенной.

Поселившись в Назарете, Дева Мария не изменяла образа жизни, к которому привыкла в Иерусалиме. По-прежнему молитвы и рукоделия делили между собой все Ее время. Обстоятельства доставили Ей большую работу, которая требовала Ее особенного внимания. Священники Иерусалимского храма задумали сделать новую завесу пред Святая Святых и поручили работу нескольким непорочным девам из племени Давида. Работа была распределена по частям между девами метанием жребия, и на долю Девы Марии достался «червлен» и «настоящая багряница»… И вот после посещения для этого дела Иерусалима Пречистая Дева опять в Назарете, в тишине в молчании сосредоточенной души Своей в таинственных, неясных предчувствиях чего-то великого, подходящего все ближе и ближе…

Кто проникнет, кто изобразит эти последние годы пред пришествием в мир Божества!

Ложась на старые страдания, наслоение новых и новых мук человечества чувствовалось слишком уж невыносимо. Все, что земля могла дать, все, до чего человеческий ум, себе предоставленный, мог додуматься – все было достигнуто, испробовано, и ничто не дало полного удовлетворения. С отчаянием и болью люди на пространстве многих десятков веков искали совершенного счастья, стремились пережить такие часы, когда бы могли воскликнуть о себе: «Я все имею, большего мне нечего желать, хочу замереть в этом миге и продлить его на вечность…»

Но такой миг или не приходил совсем, или, блеснув метеором, невозвратимо скрывался. Поражаемые краткостью и непрочностью счастья, некоторые люди доходили до мысли, до решимости самим удаляться из жизни, и самоубийство нередко заключало путь наиболее чутких и содержательных людей античного мира.

Великолепный Рим, покорив себе почти всю вселенную, довел до необычайной смелости жажду наслаждений, но, и захлебываясь в них, не познал счастья. Все в жизни было перепробовано, и ничто не привело к цели. Миру предстояло или обновиться, или оцепенеть в роковом недоразумении, в безграничной, неисходной тоске…

И вот в эти самые годы в далеком Назарете тихо жила Дева, через Которую должно было воплотиться Божество. Была Она высшим явлением, какое мог выставить «старый завет», той счастливой почвой, которую должна была оплодотворить, осиять, осветить новозаветная благодать…

Глава 2. Благовещение. Посещение праведной Елисаветы. Иосиф-Обручник

И времена и лета исполнились…

Господь повелел архангелу Гавриилу идти в Назарет Галилейский к Деве Марии, обрученной старцу Иосифу, и нести Ей благую весть.

Есть в жизни людей, есть в жизни народов, есть в жизни человечества часы, минуты, исполненные невыразимой сладости, заветные, незабываемые, как обещание и залог счастья. Таким счастьем веет на христианскую душу при воспоминании о событии Благовещения Пресвятой Богородицы.

Тихий слет ангела. Белеют легкие, перистые крылья у него за плечами; белеют белые лилии у него в руках, бесценными сокровищами падают новые слова, им произносимые, – слова неслыханные дотоле на земле: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобой!»

Этими словами небо уже примирялось с землей. Райская радость возвращалась людям…

Кто опишет настроение заветного дома назаретского, где незримо проходит день за днем жизнь Пречистой Девы!..

Вот Она углубилась в чтение священной книги, прочла таинственные слова пророка Исаии: «Се Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Эммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог…» Задумалась Мария над этими словами и стала гадать об образе той Девы-Матери; необъяснимая нежность к этой Жене и Ее таинственному Сыну переполнили Ее сердце… Ей, никогда не желавшей ничего, захотелось всеми силами присутствовать при предреченных событиях. И сказала Она Себе, что была бы счастлива стать служанкой той Девы… И старалась Она распахнуть завесу будущего, угадать, скоро ли совершится это великое событие, когда будет жить Дева пророчества… Тело Марии присутствовало в тихой келье Назарета, а душа воспарила над землей, реяла в небесах, вскрывала будущее, проникала к страшному престолу Вседержителя, там искала разрешения заветной тайны. Изгнанная из рая, ограниченная, робкая все эти тысячелетия душа человеческая, не дерзавшая и в мыслях достигнуть до неба, теперь в лице Мариами могучим порывом веры вновь возвращалась в умилившееся пред Нею, в открывшееся Ее святыне небо. И вот в эти минуты и совершилось таинство благовестия.

«Радуйся, Благодатная: Господь с Тобою! Благословенна Ты в женах!..» Таковы были слова, которые ангел принес на землю от Бога Той, Которая стала первым оправданным благодатью Человеком Нового Завета…

Пресвятая Дева не была устрашена явлением ангела: к этим явлениям Она привыкла издавна в храме Иерусалимском. Но самые слова смутили Ее, так как доселе ни один человек не был назван благодатным.

«Смутися о словеси его»: вот как описывает евангельское сказание состояние тихой души Марии при словах ангела. Ее углубленная, созерцательная природа не выражает изумления своего в словах. Не внешние признаки волнения, а напряжение молчаливой мысли – вот ответ Девы на необычайное, новое для дочери земли приветствие ангела. Она безмолвствует и восприимчивым, сильным умом Своим соображает значение и последствия этого краткого, но необъятно-громадного слова.

Какие горизонты открывались Ей в ту минуту! Какие лучи света лило слово ангельское на Ее будущее, на будущее всего человечества!

Как ни была Она смиренна, этот глагол неба возносил вдруг Ее, безвестную Деву Назарета, на немыслимую дотоле высоту, и Она стояла, вся трепеща, венчанная этим словом, как дивным венцом, вдруг услыхав о великом Своем избрании и смиренно принимая его…

Так в жизни гения бывает час, когда он вдруг прозрит свое назначение и, ликуя, уносится творческой мыслью в небеса, откуда бросает на землю свои возвышенные творения…

Итак, Она безмолвствовала. И чудно было вокруг. И тишина эта полна была непостижимых тайн и великих обещаний.

На безмолвное ожидание Девы ангел сказал Ей, чтоб Она не боялась, так как обрела благодать у Бога, и что Она зачнет Сына, царству Которого не будет конца.

Со смирением чистая Мария приняла весть о чудном Сыне, склонилась пред волей Божией; но, как невольный крик девственного сердца, вырвался вопрос, которым Она как бы обороняла Свою святыню… Раздалось Ее слово.

«Наконец, – восклицает вдохновенный Филарет, митрополит Московский, в своем слове на Благовещение, – безмолвная Мариам говорит. И слово Ее, исполненное духа, как река, течет и играет; как солнце, сверкает и озаряет; как фимиам, восходит и благоухает…»

«Как будет это со Мной, когда Я мужа не знаю?..» Дева готова стать матерью, Она склоняется пред Божественным назначением, но не хочет и не может изведать земного брака, этого общего пути к рождению на земле… Одной любовью Божественной трепещет это сердце. Все – все помыслы, чувства, стремления – отданы невидимому, неприступному Богу. Он один только и мог бы быть Ее желанным, Ее нетленным Женихом. И в тот миг, как Ей говорили о Сыне, Ее чистейшая душа, вспуганная одной возможностью мысли о браке земном, с силой устремилась туда, в высоту, к единственно желанному и жданному Богу. И тогда совершилось таинственное, чудное, непорочное зачатие…

«Дух Святый найдет на Тебя, и сила Вышнего осенит Тебя; поэтому и Рождаемое свято, и наречется Сыном Божиим», – говорил Деве ангел. И лучи вышней благодати лились на смиренную Избранницу небес, и Дух Господень нисходил на Нее, и сила Вышнего осеняла Ее. И стояла Она, поникнув долу главой, – освященная, осиянная, благодатная земля, зарождавшая в ту минуту небесного Сына…

«Се раба Господня: да будет Мне по слову твоему!»

В IV веке в Назарете, на том месте, где архангел Гавриил благовестил Деве Марии, был воздвигнут храм в память Благовещения. Теперь там стоит латинский монастырь. Церковь его великолепна. Мрамор одевает прежнее жилище убогой Девы, обрученной старому плотнику Иосифу. Большой надпрестольный образ Благовещения, высоко помещенный, царит над всем храмом. От левой стороны алтаря несколько широких ступеней из белого мрамора ведут к уступу скалы, в которой расположены три небольшие комнаты. Тут устроен алтарь, и горит несколько неугасимых лампад. Они бросают таинственный отблеск на освещенный помост. Надпись крупными буквами: «Hiс Verbum caro fait» («здесь Слово плоть бысть») говорит кратким словом о неизглаголанном, на этом месте совершившемся событии. Над престолом возвышается большой образ Благовещения. Вазы с белыми лилиями (цветок, бывший в руках архангела Гавриила при Благовещении и знаменующий чистоту) стоят на престоле и у подножия его. Близ престола две мраморные колонны, поставленные равноапостольной царицей Еленой, означают те места, где стояли Пресвятая Дева и архангел. В третьей пещере есть два боковых углубления. Одно из них служило, вероятно, очагом, на что указывает и отверстие для дыма; в другом хранились домашние припасы.

Есть еще в Назарете, в самом конце города, церковь, построенная усердием русских царей. В ней показывают глубокий колодезь, из которого Дева Мария черпала воду. Вблизи этого места, по преданию, жило Святое Семейство по возвращении из Египта. Свежая, прозрачная вода этого колодца имеет чудотворную силу.

Теперь Назарет – небольшое селение с 300 каменных домов с плоскими крышами и с 30 000 жителей. Он прислонился к горе, с верха которой открывается прекрасная панорама долины, гор и, наконец, Средиземного моря.

Имя Назарета священно для христианина. Христа называли «назарянином». Это прозвище было написано и на древе крестном, на котором Он пострадал за нас.

Впечатление, произведенное на Пречистую Деву Благовещением, было так велико, что Мария испытывала духовную потребность поделиться переполнявшими Ее чувствами с близкими людьми.

Ближайшим по духу к Ней человеком была родственница Ее Елисавета. Архангел Гавриил в явлении своем сказал Деве Марии, что Елисавета зачала сына, и до Девы должен был дойти слух о том, как онемел в храме ее супруг Захария. Все это побуждало Деву Марию стремиться к свиданию с Елисаветой. И Она отправилась в город Иуту, где жили священники (в ста двадцати верстах от Назарета) и среди них Захария. По преданию, пристав к кучке богомольцев, отправлявшихся в Иерусалим, Пречистая Дева, по дороге в Иуту, заходила в Иерусалим. Тут Она передала первосвященнику Свое рукоделье для храмовой завесы.

На месте города Иуты расположено теперь селение св. Иоанна, где живет свыше 500 арабов-мусульман. Там, на том месте, где родился Предтеча Господень, возвышается латинский монастырь с храмом богатой отделки. Под сводом родильной пещеры стоит великолепный престол с латинской надписью о рождении на этом месте Иоанна Крестителя. За селением, под тенью смоковничных деревьев, расположен водоем. Сюда, по преданию, ходила за водой Пречистая Дева, когда гостила три месяца у Елисаветы. Самый дом стоял на скате горы, близ источника. Развалины дома существуют поныне. Среди двора широко раскинулся древний платан. Огромные камни нижнего этажа уцелели от этого бывшего дома Захарии. Здесь-то, у каменного крыльца, ведшего наверх, и происходило, по преданию, заветное свидание Девы Марии с Елисаветой.

Вот Мария тихо приближается к потонувшему в зелени заботливо возделываемых садов городку и уже завидела за причудливо раскинувшим свои ветви платаном дом Своих родных.

Радостно забилось Ее сердце, предвкушая ту минуту, когда Она впервые с часа Благовещения поделится с преданным Ей человеком Своей великой тайной… Вот уже Она подымается к дому, вступила в ограду, как Елисавета завидела Ее, бросила свое домашнее дело, спешит Ей навстречу, сошла с крыльца, протянула к Ней руки. При первых словах Марии благодать озарила и возрадовала Елисавету: жизнь младенца, которого она в себе носила, почувствовала жизнь зачатого в Деве Христа – совершилась таинственная встреча двух душ. Устами матери взыгравшийся во чреве Елисаветы Иоанн торжественно в лице Пречистой Девы исповедовал и славил Того, Кого он должен был проповедовать, за Кого он должен был умереть.

«И бысть, яко услыша Елисавет целование Марии, взыграся младенец радощами во чреве ея, и исполнися Духа Свята Елисавет, и возопи гласом велиим и рече…»

Слова, которые воскликнула тогда, по наитию Святого Духа, Елисавета, были теми словами, которые вместе со словами архангела Гавриила посылает постоянно христианство обратно в то небо, откуда они ниспали: «Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего!»

Далее Елисавета, первая из людей, называет Пречистую Деву Богоматерью: «Откуда мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне?» Таким образом, тут, среди этого тихого палестинского дня, среди красоты кончающейся в это время в тех жарких краях весенней поры, впервые Дева Мария была исповедана благоговейным сердцем человеческим за Матерь Бога. В ответ на это величание Елисаветы Дева Мария ответила словами, которые точно так же вошли в обиход богослужения и представляют и смиренную хвалу избравшему Ее Богу, и смиренное сознание великого Своего назначения.

«Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея, се бо отныне ублажат Мя вси роди…»

О чем говорили в эти три месяца пребывания у Елисаветы Пречистой Девы эти две жены, носившие в себе две жизни, которые должны были изменить быт и судьбу вселенной? Какие тайны, какие предчувствия поверяли они друг другу? Какими глазами смотрела Елисавета на Богоматерь, на Которой, конечно, чудным образом сияла святыня Божественного созревавшего в Ней Существа?

Так Ветхий Завет доживал уже последние дни, и сокровенно, неслышно приближалась иная пора, которая должна была начаться с Рождества Христова.

Мария снова в Назарете. Следы плодоношения Ее становятся заметны, и начинается великая скорбь Ее от подозрений Иосифа. Можно представить себе положение человека, который видел в Деве Марии высшее, святейшее воплощение всего самого высокого, самого отрадного, чистого, надземного.

Он радовался, что его старческая рука благоговейно и трепетно охраняет этот цвет непорочности, чудную безгрешную Деву, – и вдруг Она готовится стать Матерью! Неужели могли лгать эти глаза, чрез которые смотрит в душу само небо? Неужели позор лег на это чело, озаренное сиянием какого-то невещественного света? Неужели слова жгучей ласки, слова грешной чувственной любви произносили эти невинные уста, так скупо говорившие земные слова, раскрывавшиеся лишь для того, чтобы в тайне и в тишине, ведомо и слышно одному Богу изливать Ему потоки хвалы и благоверности?

Чем тяжелее разочарование, чем беззаветнее верилось в то, что оказалось низким и поруганным, – тем больше страдает душа, тем с большей горечью смотрит на сокрушенный идеал, которому так горячо поклонялась и который так похоже на других, так обыденно и пошло упал…

С таким-то сложным чувством ужаса, содрогания, боли и горечи должен был мыслить Иосиф о мнимом грехе Девы.

По своей чуткости Пресвятая Дева, конечно, должна была угадать, что происходит в душе Ее обручника. И что было Ей делать?.. Говорить ли ему о том, что было тайной между Ней и Богом?.. Но тайна эта была так велика и сверхъестественна, что ей трудно, невозможно было поверить… Сама Мария была высшим изо всех земных существ всех времен, но и Она как смутилась духом, прежде чем поверила слову архангела… Да и как Ей Самой говорить о том, на какую высоту Она вознесена?

И Пречистая Дева предпочла делать то, что делала потом на всем пространстве Своей невыразимо печальной, невыразимо испытанной скорбями жизни: молча страдать.

Молча страдать – вот что было на земле Ее постоянным уделом. Это было нескончаемое углубление сердца в непреходящую муку, вечное исхождение невидимою мученическою кровью.

Она молчала, когда в холодную декабрьскую ночь Ей нельзя было приютить новорожденного Сына в теплом доме и когда волы согревали дыханием своих ноздрей Царя вселенной.

Она молчала, когда «искали души Ее Младенца», и в жгучем страхе за Него Она со старцем Иосифом бежала в Египет, попадала в руки разбойников…

Она молчала, когда Ее Сын рос в бедной доле и, быть может, усердного труда старого плотника и Ее неустанно работящих рук не было достаточно для того, чтоб заработать Иисусу дневное пропитание.

Она молчала, когда Он, оставя Ее, ушел на Свое великое дело – на проповедь к народу.

Молчала, когда однажды пришла навестить Его в доме, теснимом народом, и на Ее просьбу выйти к Ней Иисус выслал Ей ответ: «Кто творит волю Отца Моего, тот Мне брат, и сестра, и Матерь».

Она молчала, когда Он, Ее Иисус, всю святыню, все Божество Которого Она одна лишь изо всех людей постигала в полной мере, стоял на помосте избичеванный, оплеванный, с терновым венцом на голове, с запекшимися каплями крови на том челе, которое было челом Ее ребенка, в порыве детской любви в былые годы прижимавшимся к Ее груди.

Она молчала, когда волнующаяся, безумная, осатанелая площадь кричала – кричала об Ее Сыне, Ее Иисусе: «Распни, распни Его!»

Она молчала, когда Он, падая, подстегиваемый легионерами, нес по улицам Иерусалима Свой крест.

Молчала, когда в Ее ушах раздались звуки рокового молота, пробивавшего гвоздями тело и суставы Ее Божественного Сына.

Молчала, когда, вися на кресте, оставленный Отцом, Он переживал муку, в которой собрались муки всех людей, всех времен прошедших, настоящих, будущих, и Она, оцепенев от страдания, быть может, физически чувствуя в груди Своей исполнение пророчества об орудии, проходящем душу, – подставляла эту бесстрашную, все вынесшую, все претерпевшую грудь сверлящему оружию неизмеримой муки… Молчала и смотрела…

Так молчала Она и теперь.

Шел день за днем в таком ужасном недоразумении, когда люди мучаются из-за вставшего между ними призрака и этот призрак можно рассеять несколькими словами, но это слово не говорится. Иосиф мучился подозрением и, вероятно, упрекал себя, как смел заподозрить Пречистую Деву, упрекал, несмотря на всю видимость, несомненность события. Дева мучилась, видя его подозрения, скорбь о Ней старца и жалость его к Ней, – мучилась невозможностью ему помочь.

Наконец явление ангела Иосифу во сне положило конец этой тяжелой драме.

И тогда все успокоилось.

Можно представить себе великое, захватывающее счастье чистосердечного, глубоко привязчивого Иосифа, когда он узнал, что обрученная ему Дева, Которую он так чтил и Которую безо всякой с Ее стороны вины заподозрил во грехе, – не только осталась непорочной, но и будет Матерью Господа! Служить Ей еще вернее, чем он служил Ей доселе, служить в будущем Ее Божественному Сыну стало целью остающейся ему жизни. Он поддерживал Деву и Божественного Младенца трудами своих рук и вместе с Пречистой Матерью был свидетелем детских лет Христа.

Он был первым из людей, принесших в дар воплотившемуся Богу не единичные, как то сделали волхвы, дары, не излияния мгновенного восторга, как вифлеемские пастухи, а все помыслы, все плоды своих трудов и усилий.

Он работал на Христа, охранял Его младенчество, оберегал отрочество, следил за Его юностью.

Благо Христа, как и благо Его Матери, Пречистой Девы, было единственной заботой его трудовой, благочестивой жизни.

К сожалению, православные недостаточно помнят этого замечательного человека, с истинно христианской скромностью совершившего свое дело и незаметно ушедшего от жизни. А между тем, может ли не быть особенно близок к престолу Божьему, может ли не иметь к нему особенного дерзновения тот, кто считался земным отцом Христа, был верным хранителем Пресвятой Девы и так свято исполнил относительно Иисуса – Младенца, Отрока, Юноши – возложенный на него Провидением долг?