Текст книги "Карие вишни"

Чёрный цветок

 
Как-то белый снег разрыл
Чёрный маленький росток,
Нынче свой бутон раскрыл
Преддекабрьский цветок.
 
 
Очень странный тот цветок:
У него чернее ночи
Каждый нежный лепесток.
Беды тот цветок пророчит.
 
 
Вырос он один средь поля —
Чёрный, гордый, необычный,
И теперь по Божьей воле
Станут боль и смерть привычны,
 
 
Если смелость не поможет
Стебель чёрный разрубить,
Если человек не сможет
В самом корне зло убить.
 
 
Я иду по сердца рвенью,
В сумке – перочинный нож.
Им убью в одно мгновенье
Боль, гордыню, зависть, ложь.
 
 
След глубокий от сапог,
Рядом – срубленный цветок,
И, как брошенный тут нож,
На снегу чернеет сок…
 

Елена Кучерова

Родилась в 1978 году. Выросла в Норильске. Сейчас проживает в Москве. Литературным творчеством занимается с детства. Пишет стихи и прозу. Стихи публиковались в региональных поэтических сборниках. Увидели свет две книги в стиле романтического фэнтези: «По Праву Дара и Крови» (2015 г.) и «Следы на облаках» (2016 г.), написанные в соавторстве с Еленой Роснян-ской (г. Красноярск). Участвовала в серии «Волшебные истории» издательства «АСТ» в качестве соавтора сборника «Таинственная планета» (2020 г.). Является кандидатом в члены Интернационального Союза писателей (г. Москва). Окончила Московский институт психоанализа (трансперсональная психология).

Один день из жизни Клотильды Абрамовны

Морозное солнце слепило, и настроение от солнечного утра было радостным. Клотильда Абрамовна вышла из дома с мыслью, что сегодня произойдёт что-то хорошее. Вот уже 70 лет (солидный срок!) природный оптимизм помогает ей справляться с чем угодно.

Без этого самого оптимизма вряд ли удалось бы выжить в девяностые, когда в советском «ящике» платили копейки и все научные сотрудники сверху донизу грустно шутили, что «работают здесь за еду». У неё на руках был восьмилетний ребёнок, а бывший муж требовал выплатить половину стоимости кооперативной квартиры, если она собирается продолжать в ней жить. На прилавках пусто, и приходилось растягивать несчастный куриный окорочок на неделю, чтобы «ребёнок кушал мясо» и не чувствовал себя в чём-то обделённым. Родственники мужа обижались, что она так редко отправляет «ребёночка летом на море», к ним в гости, но никогда не задавались вопросом, каким образом ей удаётся отдавать одолженные у знакомых деньги, на которые обычно были организованы эти путешествия.

Дикое было время. Но ничего. Выжила.

Клотильда Абрамовна привычно завернула за угол своего дома, направляясь к пешеходному переходу, и тут же засеменила по зеркальной поверхности льда, заметив, что зелёный человечек в светофоре начал тревожно мигать. Пару раз её ноги сами собой откололи такие акробатические па, что позавидует любой гимнаст, правда, при этом что-то смачно хрустнуло, и любимая коленка сообщила, что «вообще-то надо соображать иногда, что ты делаешь», и Клотильда Абрамовна принялась хромать.

Зелёный бегущий человечек сменился красным. Клотильда Абрамовна попыталась перебежать улицу, чтобы успеть на электричку, на которую и так уже опаздывала. Но кто-то схватил её за рукав.

– Вы что? С ума сошли? – возмутилась прохожая. – Детей своих учишь, учишь. А вы? Какой вы им пример подаёте?

Клотильда Абрамовна опустила взгляд и с улыбкой обнаружила очаровательную девчушку, которая держалась за руку матери и хлопала любопытными глазками, с интересом разглядывая нарушительницу правил.

– Мама права, не делай так.

Цифры отсчитывали время на светофоре до смены сигнала мучительно долго. Клотильда Абрамовна поглядывала на часы и сокрушалась. И конечно же, пока она потом топталась у непобедимого турникета, доказывая столь же непобедимой сотруднице РЖД, что билет на социальную карту совершенно точно был записан вчера именно на сегодняшнюю дату и не срабатывает турникет не по вине забывчивости Клотильды Абрамовны, а потому что «что-то не так в самой консерватории», то есть с самим турникетом, электричка бесцеремонно удалилась, помигав на прощанье разноцветными огоньками.

Словно убедившись, что Клотильда Абрамовна теперь уже железобетонно не попадает на нужную электричку, сотрудница РЖД недовольно скривилась и открыла-таки заветный турникет для бестолковой пассажирки, снисходительно позволив ей пройти и не отправив её, как обычно, разбираться с билетом в кассу.

Поднимаясь по скользкой лестнице, Клотильда Абрамовна зацепилась сумкой за острый отогнувшийся штырь. Эх, сумка была почти новая, ей всего-то лет десять! В этот момент по громкоговорителю объявили, что следующая электричка задерживается на неопределённое время по техническим причинам.

Клотильда Абрамовна добралась до платформы, устроилась на лавочке и принялась перечитывать любимые «Одесские рассказы» Бабеля. Минут через сорок прибыла переполненная донельзя электричка. Глядя на суетливых пассажиров, которые панически пытались доказать, что тамбур таки резиновый, Клотильда Абрамовна вернулась к чтению. Пришлось пропустить ещё один поезд, прежде чем удалось в него нормально сесть.

Всю дорогу в электричке Клотильда Абрамовна отвечала на нервные звонки с работы и от озабоченных заказчиков, привычно и терпеливо разруливая все косяки и вопросы, гася скандалы и попытки судебных разбирательств, пока приятный женский голос не сообщил, что «поезд дальше не идёт, конечная». Клотильда Абрамовна спустилась в метро, в оглушающий грохот вагонов, продолжая что-то кому-то писать в сообщениях и отвечать на истерики и претензии, и вдруг обнаружила, что проехала уже три лишних станции. Пришлось возвращаться.

Когда автобус, который должен был доставить Клотильду Абрамовну до родного НИИ, напоролся колесом на что-то и резко затормозил, стремительно оседая на один бок, Клотильда Абрамовна вообще не удивилась. Она лишь потёрла локоть, на который навалилась всем телом при торможении, прижав его к поручню, а затем на него навалилось ещё человека три, так что рука чудом не сломалась.

Все пассажиры вышли из автобуса, громко возмущаясь, прямо посреди жуткой пробки. Водитель предлагал дождаться другой автобус, который «едет следом и будет через пару минут», но большинство пассажиров отнеслись к такому заявлению весьма скептически.

Ковыляя по краю дороги, так как в этом месте тротуаров не было, Клотильда Абрамовна двинулась в сторону НИИ, проваливаясь по щиколотку в грязное месиво и набрав в итоге полные ботинки тающего снега.

В знакомом киоске у ворот НИИ продавали мороженое. Клотильда Абрамовна с тоской глянула на часы, затем на киоск. И, решив про себя, что спешить ей теперь уже совершенно некуда, плюнула и купила любимое эскимо.

На проходной оказалось, что Клотильда Абрамовна забыла пропуск дома. Законопослушная до икоты контролёрша отказывалась её пускать, требуя подтверждения личности, невзирая на тридцатилетнее знакомство. Пришлось звонить главному по режиму, чтобы тот разрешил впустить «неизвестную личность» в здание.

Когда в половине двенадцатого дня начальник лаборатории недовольно хмурился, встречая Клотильду Абрамовну в дверях, она очаровательно улыбнулась и охотно поведала коллегам о своих приключениях, добавляя остроумные детали так, что в итоге смеялись все. Начальник мужественно «держал лицо», но в конце концов тоже расхохотался в голос.

Клотильда Абрамовна переобулась и повесила промокшие носки сушиться на батарею, а в ботинки напихала старых газет времён Брежнева, завалявшихся в сломанном ящике стола. И ровно в двенадцать Клотильда Абрамовна заварила себе утренний кофе, погрузившись в сложные расчёты параметров напыления, раздавая задания операторам, дописывая отчёт-обоснование для экономического отдела на расход материалов в будущем году.

Когда в семь часов вечера Клотильда Абрамовна в третий раз разогрела остывший утренний кофе, прозвенел звонок, и битый час пришлось объяснять переполошённому заместителю директора, почему заказ для стратегического завода задерживается на две недели.

Повесила трубку в половине девятого и выпила-таки остывший снова утренний кофе вприкуску с подсохшей уже булочкой, которой хотела позавтракать.

Что ж, пора бы и домой.

Оказалось, что батарея, на которой сушились носки, почему-то не работала, и носки остались сыроватыми. Клотильда Абрамовна посушила их немного в туалете в сушилке. Помогло слабо. И, как всегда, самая последняя в лаборатории, Клотильда Абрамовна выключила всю аппаратуру и погасила везде свет, закрыла и опечатала двери и сдала ключи дежурной уже около десяти вечера, пожелав той доброй ночи, несмотря на утренний инцидент с пропуском.

И вот наконец она вышла из института на улицу. Солнце давно село, и температура понизилась. Клотильда Абрамовна глянула на часы и решила, что ещё успеет на электричку, но в этот момент зазвонил телефон. Обиженная дочь долго объясняла, что «нужно соблюдать договорённости, если ты порядочный человек», что «если договорились созвониться в шесть, то нужно было позвонить в шесть». Что на неё (Клотильду Абрамовну) никогда невозможно положиться, что она делает только то, что хочет, и так, как ей удобно. Что она (Клотильда Абрамовна) испортила ей всю жизнь, что из-за неё у дочери нет ни работы, ни личной жизни, что по её вине у дочери расшатанные нервы и нет уверенности в себе…

Улицы опустели, последние автобусы отправились в парк. Клотильда Абрамовна прикинула и решила, что пытаться успеть на последнюю электричку нет никакого смысла, всё равно не успеешь. К тому же колено пульсирует и отдаёт болью в голову при каждом шаге, а обувь ещё не совсем высохла и холодит. Клотильда Абрамовна вызвала такси.

В такси она пригрелась и расслабилась под приятный джаз, любезно поставленный водителем специально для пассажирки.

И вдруг новый звонок.

– Алло, ты уже дома? – раздался голос подруги.

– В такси. Привет!

– Как дела? Как день прошёл?

– Знаешь, у меня ещё утром было предчувствие, что день будет очень хорошим.

– И как? Сбылось?

– Абсолютно!!! Во-первых…

Серебряная Чаша

– Заберите его. Умоляю.

Тáни почему-то часто это вспоминал. Худые обветренные руки матери передают его маленькое тщедушное тельце растерянным молодым монахам.

– Но в монастыре суровые условия, – попытался отказаться один из них, – там не место такому маленькому…

– Умоляю! – мать молитвенно сложила ладони. – Мне не прокормить ещё одного. У меня их восемь…

Но всё же чаще Тани вспоминал другое – как впервые утром забрался на крышу монастыря. Лучи ослепительно белого морозного солнца раскрасили острые пики древнего горного хребта огненными всполохами. Порыв холодного сухого воздуха стряхнул с белоснежных шапок сотни искрящихся пылинок, будто хотел пробудить могучих горных духов от вечного сна. Но звенящая тишина проглотила все звуки, погрузив священные горы в присущий им величественный покой.

Тани с восторгом смотрел на это великолепие и впервые тогда подумал, КАК, КАКИМ ОБРАЗОМ посреди этой тишины и покоя, в недосягаемых горных высотах, люди смогли построить монастырь?

Местная легенда гласила, что в незапамятные времена монастырь основал Мудрый Учитель. Правда, он не был тогда ещё таким мудрым. Обычный странствующий искатель истины, каких немало бродит по свету. Но была в нём такая великая духовная сила, что предвечные духи гор позволили ему построить монастырь в их обители.

С тех пор паломники веками шли сюда, чтобы прикоснуться к местной реликвии – СЕРЕБРЯНОЙ ЧАШЕ. По преданию, изготовил её сам Мудрый Учитель. Говорят, ЧАША наполнена его духовной силой и может исцелять любые болезни, даровать утешение страждущим, исполнять любые самые невероятные мечты, даже воскрешать мёртвых! Вот только прикоснуться к ней способен не каждый, а лишь тот, кого ЧАША выберет сама. Да и добраться сюда дано немногим отчаянным – слишком труден и опасен путь.

Серебряная Чаша хранилась с другими Чашами учителей, долгие годы умиравших в стенах монастыря и оставлявших собственные реликвии потомкам. Раз в неделю кто-нибудь подметал пол в Зале Чаш и кормил боевых котов. Коты ревностно охраняли реликвии, жили крайне обособленно, людей сторонились. Но, если кого невзлюбили, могли наброситься и даже разодрать. Так случалось, и не раз. Поэтому ухаживать за Залом Чаш считалось среди монахов чем-то вроде наказания, и все старались избегать его.

У каждого монаха в монастыре – свои обязанности. Кто-то готовил еду, кто-то возил воду из горного озера, кто-то стирал одежду. И только Тани долго не мог найти своё место. Он был слишком слаб, чтобы таскать тяжёлые кадки с водой по горным перевалам.

Он был слишком рассеян на кухне – то путал продукты, то бил посуду. Поначалу настоятель ещё надеялся, что Тани станет достойным монахом, но тот оказался невосприимчив к учению, хоть и старался изо всех сил.

А в Зале Чаш Тани нравилось. Опытные монахи предупреждали, что вести себя там нужно крайне осторожно. Никогда не знаешь, что не понравится суровым охранникам Чаш и когда они появятся. Примета была такая. Если коты не появились, значит, ты всё сделал правильно.

И в первый раз Тани действительно так и не увидел ни одного кота. Он просидел в Зале день, второй, третий. Несмотря на все опасения, ему очень хотелось их увидеть. И через неделю к нему пришла Мара – пушистая красавица с чёрной мордочкой и пегой шёрсткой. Она с подозрением обнюхала незваного гостя и благосклонно потёрлась о его ногу, урча и довольно пофыркивая.

Так Тани стал привратником Зала Чаш, и все остальные монахи вздохнули свободно. Теперь только он подметал здесь пол и кормил котов, которые шли к нему сами и подолгу лежали у его ног, слушая, как он вслух читает им священные тексты. На это удивительное зрелище частенько приходили посмотреть другие монахи, причём не только молодые, но и старожилы монастыря. Они уверяли, будто на их памяти такого не бывало. Во-первых, никто ещё не видел столько котов сразу, а во-вторых, боевые коты никогда не вели себя, как домашние милые котики, никого не подпускали к себе, не позволяли гладить и уж тем более не ходили хвостиком, как красавица Мара за Тани по территории, сопровождая его на все занятия и обратно.

И вот однажды ночью Тани проснулся от дурного предчувствия. Он выглянул в окно. Стояла холодная осенняя ночь. Промозглый ветер драл флаги на выгнутой крыше монастыря, а полная Луна слепила как-то зло и отчаянно.

Вдруг Тани померещилось какое-то движение на крыше, а потом – во внутреннем дворике. Он испугался, укрылся одеялом и дрожал минут пять, приходя в себя.

Но чувство тревоги не давало уснуть, будоражило и требовало действий. Тани чудились тени за окном, шаги и зловещие голоса…

Ноги сами принесли к Залу Чаш, где неизменно наступал мир и ждали друзья-кошки, готовые утешить. Но что-то было не так. Он понял это ещё у входа. Внутри ощущалось движение – плавное, незаметное, едва уловимое. Возможно, всего лишь ветер шелестел в пёстрых лентах или катался в плену гулких Чаш. Но нет. Тани прижался спиной к стене так, чтобы его нельзя было увидеть, и прислушался.

Вдруг гортанный рык Мары взорвал тишину. Тани никогда не слышал его, но сейчас чётко знал, что это она. Затем – шипение. Прыжок. Ещё прыжок. И жуткий предсмертный кошачий рёв. Затем ещё один.

Какой-то вор задумал украсть СЕРЕБРЯНУЮ ЧАШУ!!!

Кошки сражались храбро. Отчаянно. Но гибли – одна за одной. Тани дрожал всем телом. По щекам ручьями текли слёзы. От каждого смертельного воя он вздрагивал, как от выстрела. Ему хотелось сбежать. Но ноги одеревенели, а сердце колотилось на пределе.

Наконец всё стихло. Упругой походкой наружу вышел человек. Чёрный цвет одежды удачно скрывал в ночи ножные обмотки, накладки на руки и маску. Тани сумел разглядеть иероглиф на спине – знак Тёмного Клана шпионов-воинов, наводящих ужас на всю округу. Вор остановился, учуяв чьё-то присутствие.

– Я тебя слышу.

Тани почти перестал дышать и зажмурился. А вор замахнулся мечом, но удара почему-то не последовало.

Вор опустил меч и презрительно бросил:

– Тот, кто так слаб, недостоин дара смерти.

И вдруг – прыжок. Окровавленная Мара, собрав последние силы, бросилась на врага, вцепилась когтями в его лицо. От неожиданности оба повалились на землю. Из сумки вора выкатилась Серебряная Чаша.

Тани поймал взгляд умирающей Мары: «Действуй!».

И руки сами схватили Чашу. Он почти не помнил себя.

Всё стало неважно, кроме боли в сердце, кроме этого прощального взгляда Мары.

– Отдай! – поднялся вор, сбрасывая с себя обмякшее тело кошки.

– Нет!!!

Над головой Тани блеснула сталь в холодном лунном свете. А затем всё померкло. Вор вытер кровь с меча, выдернул ЧАШУ из застывших рук и засунул обратно в сумку. Затем он ловко взобрался по стене монастыря, спрыгнул с другой стороны. Его тёмная фигура долго мелькала по крутому склону. И вдруг сорвалась вниз…

…Тани открыл глаза. Утренние лучи осеннего солнца тускло светили в бледное лицо. Он попытался подняться и ощутил холод всем телом. Оно как будто закоченело. В неуклюжих попытках сесть Тани задел что-то рукой. СЕРЕБРЯНАЯ ЧАША лежала рядом, чуть припорошённая первым снегом. А у его ног сидела красавица Мара, аккуратно вылизывая кровавые пятна с пёстрой шкурки…

Собеседование

Белоснежные стены приёмной Распределительного Центра давили на психику. Да ещё секретарша – ярко накрашенная девица в почти прозрачной блузке, надменно жующая жвачку, всю дорогу косилась подозрительно, будто Андрей сопрёт драгоценные журналы со стойки ресепшен. Зачем вообще они здесь, если даже некуда присесть их полистать?

Монотонное ожидание раздражало. Пусть собеседование формальное, но готовился он к нему всерьёз и основательно. Детально исследовал все данные, прошёл все необходимые тесты, изучил архивы.

– Я вам вопрос задала. Не слышали?

Девушка-интервьюер возникла у него за спиной неожиданно. Пышные формы были втиснуты в слишком откровенное платье, Андрей смутился.

– Что вы спросили?

– Невнимательный, – аккуратно записала она в блокнот и раздражённо повторила: – Я спросила, почему вы решили работать именно здесь, с земными душами?

– Я танатолог широкого профиля, – с готовностью встрепенулся он, – у меня огромный опыт реабилитации душ после тяжёлых воплощений. Я работал с киноидами из Гончих Псов, с рептилиями с планеты Вега, с ихтисами из Кассиопеи. У меня отличные рекомендации. Награды. И я готов много работать. Меня привлекают такие сложные и ответственные проекты, как этот.

Девушка, откровенно зевая, извлекла тоненькую сигарету прямо из ложбинки между грудей и закурила, нарочно выдыхая дым ему в лицо.

– А в резюме сказано, что последние четыреста лет вы НЕ работали, – равнодушно сообщила она.

– Я работал! – возмутился Андрей. – Это ошибка.

– Неточен в изложении фактов, – она снова записала что-то в блокнот и затем доверительно поинтересовалась, понизив голос почти до шёпота: – Между нами, обычно сколько квантов вы берёте с души откатом?

– В смысле?!

– Скрытен, – очередная строчка в блокноте. – А почему вас выгнали с последнего места? Не справились?

Андрей почувствовал, что закипает.

– Меня не выгнали, я…

Не дослушав, она снова записала в блокнот:

– Не уверен в себе. Что ж. Ну, тогда скажите хотя бы, что такое наф-тюф-няф?

Девушка приняла столь серьёзный вид, будто от ответа на этот вопрос зависела чья-то жизнь.

– Что?!

– Вижу, у вас проблемы с коммуникацией, – с искренним разочарованием вздохнула она, продолжая строчить в свой дурацкий блокнот. – Как же вы будете работать с людьми?

– Я… эээ…

– Ну-ка спойте что-нибудь!

Андрей на секунду растерялся, но затем не выдержал и расхохотался в голос.

– Я всё понял! Вы просто издеваетесь?

– Да, – откровенно призналась девушка и улыбнулась.

Её платье мгновенно превратилось в обычный деловой костюм.

– Просто показываю вам, с каким материалом вам придётся иметь дело. Земные души – очень сложный и непредсказуемый проект. Но вы прошли тест. Я принимаю вас на работу.

Странная встреча по дороге домой

– Ходить аккуратней надо! – посетовал кто-то рядом.

Марина Петровна открыла глаза. Первым пришло осознание, что она лежит на холодной земле, а точнее – на льду.

И тут она вспомнила, как бежала привычным маршрутом домой с работы с двумя огромными сумками из продуктового магазина, а в голове бесконечным калейдоскопом крутились одни и те же знакомые мысли: приготовить ужин, проверить уроки со старшим сыном, уложить спать младшего, дождаться дочь-студентку с вечеринки, зайти к Сидоровым на верхнем этаже, потому что муж наверняка опять там пьёт и телефон у него недоступен…

И вдруг – лёд, и старый фонарь потрескивает, выхватывая из темноты кусок обледеневшего тротуара, в котором смутно отражается примёрзший к обочине красный «хюндай».

Так, стоп… Вроде только что был чей-то голос. Вот люди! Хоть бы помогли подняться, что ли.

Марина Петровна села и проверила два больших полиэтиленовых пакета. Всё на месте, только банка с огурцами разбилась. Вот ведь! С досадой женщина попыталась встать.

Ушибленное место чуть ниже спины жалобно заныло.

И в голове какие-то шумы.

– Помочь, что ли? – прозвучал сзади всё тот же голос.

Марина Петровна оглянулась. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не ЛОШАДЬ!

– Чего молчишь-то?

Мозг Марины Петровны остановился и наотрез отказался предложить хоть какое-то разумное объяснение того факта, что посреди обычного московского двора с мусоркой, вокруг которой ветром таскало рваный грязный пакет, стоит лошадь, да ещё нежного голубого окраса, с серебристыми пятнами на боках, и спокойненько разговаривает.

– Ладно, моё дело предложить.

Лошадь мотнула головой, разворачиваясь, и с серебристой гривы посыпались светящиеся мелкие звёздочки.

– Ты кто? – выдавила из себя растерянная женщина, инстинктивно подтягивая к себе пакет с продуктами.

– Я? – искренне удивилась лошадь. – А ты как думаешь?

– Я думаю, что крепко треснулась головой, – к Марине Петровне вернулось чувство юмора.

– Скорее всего, так оно и есть, – легко согласилась лошадь, ловким движением хватая пострадавшую за капюшон пуховика и помогая подняться на ноги.

– Спасибо, – отряхиваясь, проговорила Марина Петровна.

Она чувствовала себя странно. Куда-то вдруг делась усталость. В мыслях царила необыкновенная ясность, как в детстве, и даже какая-то безмятежность.

Ей уже совершенно не хотелось никуда спешить, будто разом исчезли все проблемы.

– А ты как… то есть… как ты здесь?

– Я всегда была здесь. Ты просто меня не замечала раньше.

– Подожди, – озадачилась Марина Петровна, – но ты же… ненастоящая.

– Сама ты ненастоящая! – обиделась лошадь.

Марине Петровне до жути захотелось дотронуться до неё.

– А можно я…

Лошадь благосклонно позволила погладить себя по мягкой, переливающейся серебром гриве. Женщина взглянула на ладонь – там остался налёт серебра. Она дунула, и мельчайшие серебряные пылинки игриво осели в свете полуслепого старого фонаря.

Марина Петровна засмеялась – искренне, от всего сердца, как в детстве. Это было невероятно глубокое и настоящее переживание счастья, о котором она уже давно забыла.

– Вспомнила? – ласково спросила лошадь.

У Марины Петровны навернулись слёзы на глаза. Ей не хотелось возвращаться в привычную жизнь. Не хотелось снова ссориться с дочерью, вытаскивать пьяного мужа из разных приключений, краснеть за старшего сына перед учительницей за новые двойки, не хотелось выслушивать от детского психолога, что у младшего сына синдром недостатка внимания, и прочее.

Ей не хотелось снова испытывать чувство вины и безысходности от того, что жизнь уже сложилась так, как сложилась, и ничего нельзя изменить. Что день за днём катится по накатанной, и нет никакого просвета в устоявшейся рутине.

– Неправда, – ответила лошадь на её мысли, – твоя энергия направлена туда, куда направлено твоё внимание.

Измени фокус внимания – изменится всё вокруг.

– Реальность изменить нельзя, – обречённо вздохнула женщина.

– А ты пробовала?

Воздух вокруг лошади пошёл рябью. Марина Петровна испуганно шарахнулась в сторону. В этот момент к остановке за углом подоспел рейсовый автобус, с характерным звуком открылись двери, послышались голоса. Марина Петровна ощутила, как тоскливой волной накатывает привычная унылость.

Образ дивной лошади стал бледнеть. А когда из-за поворота появились люди, и вовсе исчез. Марина Петровна стояла в оцепенении ещё несколько минут, пытаясь осмыслить пережитое. Недовольные прохожие, ворча, обходили её, потому что она стояла посреди дороги, а рядом на льду валялись сумки с продуктами.

Наконец она взяла себя в руки, устало подобрала пакеты и уныло побрела домой, начиная сомневаться в том, что видела собственными глазами.

Когда она вошла в квартиру, где громко работал телевизор, то окончательно убедилась, что просто сильно ударилась головой. Она привычно крикнула старшему сыну, чтобы выключил телевизор и делал уроки, и понесла продукты на кухню. Проходя мимо детской комнаты, она заметила, что младший сын сидит на полу и опять разговаривает с кем-то. Обычно она сразу звонила психологу и советовалась, что делать.

Марина Петровна опустила пакеты на пол прямо в коридоре, тихо присела рядом с сыном и внимательно прислушалась, что он говорит.

– Значит, мы можем создавать собственную реальность только при помощи разума? И ничто не проявится, пока мы не обратим на это внимание? Получается, мы можем силой внимания извлекать из квантового поля вероятностей любое событие и изменять свою жизнь…

Марина Петровна перевела взгляд на пустое пространство, с которым разговаривал сын. Воздух знакомо завибрировал, и с изумлением она увидела маленького розового пони, который смотрел на неё огромными ясными глазами, приветливо качая головой…