Текст книги "Крестовый поход на Россию"

Расставание диктаторов сопровождалось комическим эпизодом. Гитлер захотел проводить своего гостя до самой границы. В Бреннере он сел на поезд, который должен был увезти его обратно. Военный оркестр заиграл гимны. На последних тактах, как было предусмотрено, поезд тронулся. Однако, проехав несколько десятков метров в гору, он остановился и дал задний ход: окошко Гитлера оказалось напротив Муссолини. Оркестр опять заиграл гимны, а диктаторы вновь обменялись приветствиями. Поезд сделал еще и еще попытку. Звуки гимнов отдавались похоронным звоном в ушах начальников протокольных отделов. После семи попыток Муссолини приказал прекратить музыку, и наступившая тишина, видимо, разрушила колдовство: на этот раз Гитлер действительно уехал. Его никто не приветствовал, думая, что он опять вернется.

Расследование с итальянской стороны показало, что виноваты в инциденте были немецкие железнодорожники, и это вызвало ликование Муссолини. Однако, когда через несколько дней Анфузо встретил своего немецкого коллегу и поспешил спросить, сильно ли ему досталось от фюрера, тот ответил: «Что вы, ведь виноваты-то были итальянцы».

В своих мемуарах Анфузо утверждает, что во время поездки он присутствовал на всех встречах Гитлера и Муссолини. Он пишет, что никаких серьезных совещаний, на которых рассматривался бы план войны, не было и никаких секретных решений не принималось. Гитлер заставлял итальянских гостей выслушивать свои речи, совершенно не интересуясь мнением партнеров. За внешними проявлениями солидарности и позированием перед фотографами скрывалось явное нежелание Гитлера хотя бы в какой-то мере считаться со своими маломощными союзниками.

В довершение всего Муссолини стало известно, что во время поездки некий немецкий генерал сказал про него: «Вот наш гауляйтер в Италии». Вне себя Муссолини потребовал от итальянского посольства в Берлине произвести расследование и доложить результаты. Инциденты подобного рода не были новостью для Альфьери. Незадолго до этого немецкий министр Руст, выпив больше чем следует, хлопнул итальянского министра Боттаи по плечу и заявил: «Покончив с Россией, фюрер скажет: покончим с Италией». Сотрудники Руста пытались замять слова министра, но тот с пьяной настойчивостью повторял: «Я знаю, что я говорю. Фюрер пошлет дуче письмо и скажет: «Настал твой черед»»21.

Не все эпизоды подобного рода достигали ушей Муссолини, но то, что ему было известно, он переносил со все большей покорностью. «Гитлер наговаривает грампластинки, а другие их повторяют, – говорил он в октябре 1941 года Чиано. – Первая пластинка была об Италии – верном и равном союзнике, властительнице Средиземного моря. После побед появилась другая пластинка: Европа будет под господством Германии. Побежденные страны станут колониями, а присоединившиеся – федеральными провинциями. Италия будет главной из них. Приходится соглашаться с этим, ибо всякая попытка реакции приведет к тому, что из положения федеральной провинции мы попадаем в разряд колоний…»22

Визит Муссолини не оказал заметного влияния на судьбу солдат экспедиционного корпуса, продолжавших месить грязь на осенних дорогах Украины. К середине сентября итальянские дивизии сосредоточились у Днепропетровского плацдарма, где силы 7-й немецкой армии, натолкнувшись на сопротивление, были остановлены. Командующий Южной группой фон Клейст приказал бронетанковым дивизиям форсировать Днепр у Кременчуга и, двинувшись на север, окружить советские войска, которые прикрывали путь на Полтаву. Итальянцы были введены в действие, когда советские дивизии уже начали отход. Части корпуса провели несколько операций местного значения: за период активных боевых действий с 22 сентября по 1 октября итальянский корпус потерял 87 человек убитыми и 190 ранеными.

Бой у Петриковки, в котором участвовали преимущественно итальянские части, вошел в историю корпуса как его первая самостоятельная операция. Муссолини направил своим войскам поздравление. В свою очередь Гитлер поздравил Муссолини. При этом его послание содержало намек на подсобную роль итальянцев: «Удар

Клейста для создания плацдарма у Днепропетровска дал возможность также и вашим дивизиям с успехом провести собственную боевую операцию». Приказ командующего корпусом Мессе отличался пышностью и риторическими оборотами, характерными для фашистского стиля: «С гордостью командующего, – писал он, – я выражаю восхищение в связи с тем, что экспедиционный корпус показал несокрушимое единство, энергию и волю, полное сознание, что он представляет за рубежом страну, идущую к великому будущему». Однако официальные восторги явно не соответствовали масштабам проведенной операции и положению корпуса.

В тот период перед ним нависла реальная угроза окончательно превратиться в тыловую часть. 2 октября Гитлер обратился к войскам действующей армии с приказом о начале наступления по всему фронту для нанесения Красной Армии сокрушительного удара. 8 октября бронетанковая армия фон Клейста получила приказ двигаться на Сталино, Таганрог и Ростов. Итальянский корпус должен был прикрывать левый фланг армии, двигаясь по Донбассу в направлении Павлоград – Сталино Однако темпы продвижения, которые намечались для КСИР, были для него явно непосильными. «С самого начала, – пишет генерал Мессе, – немцы показали, что они не желают понять реальные возможности нашего корпуса. Название «моторизованные» означало лишь, что пехота этих дивизий обучена передвижению на автомашинах, но она не имела автотранспорта. «Специальные соединения», как их называли до войны, на деле не обладали достаточным количеством автомашин и обозначались как «автоперевозимые», это была одна из гениальных находок преувеличения нашей пропаганды. Я всячески убеждал немцев зачеркнуть на их картах колесики на условных знаках наших дивизий»23.

Хотя Мессе и стремится показать, что в возникших недоразумениях повинны непонятливые немцы, даже из его слов ясно, что большую часть ответственности несет итальянский Генеральный штаб, механизировавший свои дивизии на бумаге. Как бы там ни было, но задача, поставленная перед корпусом, оказалась ему не по плечу. Мессе направил фон Клейсту протестующее письмо, где указал свой собственный план движения дивизий, наметив рубежом реку Донец. Немецкое командование заметило, что итальянский корпус является частью германской армии и поэтому «обязан подчиняться приказам вышестоящих штабов, так же как любой другой корпус рейхсвера».

На это Мессе возразил, что он не только командир корпуса, но и «представитель итальянской армии и отвечает за своих солдат только перед собственной страной». Результатом этой перепалки было ограничение задач итальянского корпуса. Двигаясь в заданном направлении, он далеко отстал от немецких дивизий. До самого Сталино корпус двигался, растянувшись в длинную колонну, почти без боев. Достаточно сказать, что свои первые потери, исчисляемые несколькими солдатами, дивизия «Челере» понесла только в боях под Сталино.

После того как 1-я германская танковая армия заняла Сталино, итальянский корпус получил указание двигаться по направлению Горловка – Никитовка – Трудовая. В Никитовке и Горловке итальянские дивизии столкнулись с сопротивлением арьергардов Красной Армии и партизанских отрядов. В Никитовке один итальянский полк даже попал в окружение, потеряв на несколько дней связь с основными силами. Итальянский корпус понес относительно большие потери – около 150 человек убитыми и 700 ранеными. Можно было думать, что период беспрепятственного продвижения вперед подходит к концу. Очередной приказ командования немецкой 1-й армии – продвинуться вперед до Городища для восстановления контакта с выдвинувшимся 17-м немецким корпусом – итальянцами выполнен не был. Мессе в своих мемуарах пишет, что он сделал это сознательно, учитывая плохое состояние своих войск. Военный историк Валори сообщает другую версию: он пишет, что Мессе отдал приказ о наступлении, но попытка выполнить его успеха не имела.

Так или иначе, но итальянский корпус окончательно остановился 14 ноября, ограничившись занятием населенного пункта Хацепетовка. Мессе отдал приказ корпусу приступить к фортификационным работам и готовиться к зимовке. Новые усилия генерала фон Клейста заставить Мессе двинуться вперед, до станции Дебальцево, чтобы выпрямить линию фронта и укрепить связь с 17-м корпусом, ни к чему не привели. Как пишет Мессе, «перед лицом решительного сопротивления немцы наконец уяснили мою точку зрения». На самом деле приказ Гитлера, отданный в середине декабря о прекращении наступательных действий, был вызван событиями на решающих участках фронта, и в первую очередь провалом наступления на Москву. Что касается участка Южной группировки, на котором действовали итальянские дивизии, то линия поведения немецкого командования определялась здесь начавшимся в конце ноября контрнаступлением советских войск, закончившимся взятием Ростова.

В известной мере упрямство Мессе было вызвано объективными трудностями, о которых он так много пишет. К этому времени дивизии КСИР прошли в среднем по 1300 км: из них 1000 км – догоняя немецкие войска от румынской границы до Днепра и 300 км – по Донбассу. Длительное продвижение по Украине и первые бои подтвердили, что материальная часть итальянского корпуса уступает немецкой. Пулеметы и винтовки засорялись и требовали непрерывной чистки. Гранаты, помимо небольшой боевой мощи, попадая на мягкую почву, в грязь и снег, как правило, не взрывались. Артиллерия была слишком малого калибра. Во время пробных стрельб по подбитому советскому танку снаряды 47-миллиметровых итальянских пушек лишь оставляли на броне небольшие вмятины или рикошетили и с громким воем уходили в небо.

Особенно плачевно обстояли дела с автопарком. Подвеска грузовиков совершенно не выдерживала тряски по грунтовым дорогам. Покрышки не имели достаточного сцепления, и даже после небольшого дождя автоколонны начинали буксовать. Открытые кабины заставляли итальянских водителей задыхаться от пыли летом и мерзнуть зимой. Пестрота марок реквизированных машин крайне затрудняла их ремонт. Мотоциклы берсальерских батальонов значительную часть пути проделали на телегах и в кузовах грузовиков, так как распутица сделала их непригодными.

В то же время солдаты дивизии «Торино», значившейся в немецких документах механизированной, прошли от румынской границы почти 1300 км пешком. Это вызвало у участников похода ассоциации с картинами средневековых войн, когда, отправляясь на войну, конные рыцари окружали себя пехотой, набранной среди своих вассалов.

«На пыльных дорогах России, – пишет один из итальянских штабных офицеров, – итальянцы, румыны, венгры, австрийцы и баварцы с трудом поспевали за быстро двигавшимися вперед пруссаками, которые в башнях их танков и бронетранспортеров казались синьорами нынешней войны. Когда эти рыцари уставали и останавливались на привал, они располагали вокруг себя пехоту, которая должна была охранять их отдых и награбленные трофеи»24.

Одной из причин трений между итальянским и немецким командованием явилось тыловое снабжение. Организация и функционирование тыловых служб итальянского корпуса были определены специальным немецко-итальянским соглашением. Этим протоколом было предусмотрено, что основная часть снабжения поставлялась немецким командованием. Кроме того, от немецкого командования зависело предоставление транспорта для поставок из Италии.

Особенно много конфликтов вызывали железнодорожные перевозки. Итальянское командование считало, что для нормального снабжения корпуса требовалось 15 эшелонов в месяц. Однако в силу различных причин это условие немцами не выполнялось: в сентябре была предоставлена только треть этого количества, что было одним из мотивов неоднократных угроз Мессе приостановить движение корпуса.

Итальянцев не устраивал и немецкий паек. Командование КСИР считало, что он должен соответствовать итальянскому уставу, Однако на протесты итальянской стороны немецкое командование ответило письмом, в котором говорилось: «Немецкий солдат не имеет права на твердый паек; он получает то, что родина и интендантство могут ему предоставить. Раздача производится в зависимости от наличия продуктов. Войска берут все, что имеется, из ресурсов страны, где они находятся. В соответствии с этим принципом немецкое интендантство не может гарантировать постоянное наличие всех продуктов, составляющих итальянский паек»25.

Немецкий ответ означал: мы вам будем давать как можно меньше. Устраивайтесь, как можете. Несомненно, и без советов и примера немцев командование итальянским корпусом «принимало меры к использованию местных ресурсов», иначе говоря, проводило реквизиции. Однако итальянцам мало что доставалось после гитлеровцев. «Мы постоянно сталкивались, – горестно отмечает по этому поводу Мессе, – с органами немецкой экономической оккупации, которые с невероятной оперативностью учреждались в захваченных населенных пунктах и накладывали руку на все имеющиеся ресурсы».

В октябре 1941 года положение со всеми видами тылового снабжения настолько обострилось, что Мессе счел необходимым представить немецкому командованию настоящий ультиматум. Об этом он сообщил в Рим 26 октября длинной шифрованной телеграммой: «Вследствие тяжелого положения, которое сложилось в результате плохой погоды и отвратительного состояния дорог, но больше всего из-за нарушения немцами договоренности, выразившейся в отсутствии даже минимального числа эшелонов и полном пренебрежении в снабжении продуктами питания, я запросил штаб армии о его намерениях относительно КСИР, после достижения промышленных районов Сталино и Горловки. Я получил следующий ответ: «Участие КСИР очень желательно для достижения конечных целей, которыми могут быть Сталинград или Майкоп».

Поэтому я изложил командованию армии условия, которые необходимы для того, чтобы мы смогли выполнить задачи, следующей телеграммой: «Моя определенная воля, так же как и воля моих войск, заключается в том, чтобы продолжать всеми способами сотрудничать с армией. Однако для дальнейшего участия КСИР в операциях на восток от Сталино и Горловки абсолютно необходимо следующее.

Первое: реальное и немедленное разрешение вопроса о прибытии эшелонов из Днепропетровска, в том числе и застрявших в пути. Второе: гарантия того, что будут даны эшелоны из Сталино, как только восстановят железнодорожную линию. Третье: временное снабжение итальянского корпуса продуктами питания с немецкого склада в Сталино, до тех пор пока там не будет создана наша передовая база. Четвертое: наличие в Днепропетровске горючего для обеспечения колонн снабжения. Пятое: наличие бензина в Запорожье и Сталино для создания передовой базы. Шестое: дать передышку войскам, с тем чтобы подтянуть артиллерию, тыловые службы и боеприпасы, которые частично находятся в пути»26.

Итальянский корпус, не участвуя в серьезных боях, столкнулся с трудностями, которые превосходили все предполагавшиеся при его отправке. Причины этого заключались как в общих недостатках итальянской армии, так и в том, что немецкое командование, без всякого энтузиазма согласившееся на сотрудничество войск своего союзника, выделяло ему снабжение в последнюю очередь. Жалобы итальянского командования на злую волю германского командования были обоснованы лишь частично: гитлеровская армия в эти месяцы сама испытывала острый недостаток в некоторых видах снабжения, в частности горючего.

С другой стороны, Мессе явно сгущал краски как в своих обращениях к немецкому командованию, так и в донесениях в Рим. Именно поэтому большая часть его апелляций оставалась без ответа. Мессе достаточно хорошо усвоил идею Муссолини о «демонстративной войне». За всеми его действиями угадывалось стремление сохранить войска до финальных сражений, которые, по уверениям немецкого командования, недалеки и участие итальянских сил в которых подняло бы престиж итальянской армии. Он предпочитал сохранять КСИР, «хрупкий организм», как он неоднократно называет его в своей книге, в тылу у наступающих бронетанковых колонн немцев, не подвергая его угрозе серьезного поражения. К концу летней кампании итальянский экспедиционный корпус, хотя и не добыл военных лавров на полях сражений, но и понес относительно небольшие потери, которые не идут в сравнение с потерями передовых немецких соединений.

Первые морозы

Уже первые месяцы войны стали вызывать у итальянских солдат и офицеров серьезные сомнения в том, что речь идет об увеселительной прогулке, которую обещала им фашистская пропаганда. Бесконечные марши по тылам гитлеровской армии, нераспорядительность штабов, высокомерие союзников – все это вызывало чувство пока еще едва осознанного беспокойства.

Наступление зимы осложнило положение итальянского экспедиционного корпуса. Правда, итальянские дивизии расположились в местности, где имелось достаточно помещений для расквартирования. Итальянское интендантство разместило заказы в Румынии на изготовление меховых полушубков и теплого белья. Однако русские морозы доставили много неприятностей итальянским солдатам в эту первую зиму.

Заказанное в Румынии теплое обмундирование начало поступать на фронт только после 15 декабря, причем оно выдавалось лишь офицерам и часовым для несения караульной службы. Большая часть солдат продолжала ходить в широких и коротких шинелях, совершенно неприспособленных к морозной погоде. Наиболее уязвимым местом обмундирования была обувь. Армейские ботинки, подбитые согласно требованиям итальянского устава 72 гвоздями, на морозе моментально обледеневали и сжимали ноги ледяными тисками. Между гвоздями набивался снег, что заставляло солдат поминутно заниматься эквилибристикой. Это вызывало насмешки деревенских жителей и недовольство итальянских офицеров.

Итальянские ботинки не выдерживали конкуренции с немецкими сапогами и тем более с русскими валенками. Упоминание о русских валенках является обязательным элементом всех воспоминаний участников войны. Историк Валори подробно описывает, что такое валенки, и под конец меланхолически замечает: «Это непревзойденная обувь, теплая и удобная… Если бы эта обувь была распространена среди наших войск, скольких обморожений можно было бы избежать».

Достоинства валенок оценил и итальянский главнокомандующий. Он велел отобрать несколько образцов и послал их в военное министерство с просьбой срочно наладить производство валенок в Италии. Образцы прибыли в Рим, когда в столице Италии была уже весна и стояла теплая погода. Одна за другой интендантские комиссии рассматривали столь непривычные их взору предметы. Возможно, что авторитетные инстанции пришли к заключению, что изготовление валенок является причудой Мессе. Более вероятно, что нашлись люди, которые были заинтересованы в том, чтобы валенки не перекрыли путь уставным ботинкам. Как бы то ни было, но производство валенок не было налажено, и итальянские солдаты продолжали воевать в ботинках. По официальным данным, зимой 1941/42 года 3614 человек из 60 тысяч получили обморожения и почти две тысячи из них (3,3% от общей численности корпуса) были отправлены на излечение в Италию27.

Недовольство итальянских солдат вызывала и плохая работа военной почты: письма из Италии приходили крайне редко. Пока дивизии двигались вперед, солдаты мирились с этим положением, но после приостановки операций недовольство приняло более широкие размеры. Солдаты не могли понять задержек, тем более что газеты из Италии поступали на фронт регулярно, причем помещенные в них корреспонденции с советского фронта служили предметом постоянных шуток и насмешек.

«Население России зимой и летом ходит в ватных телогрейках, – писал один журналист в римской газете. – Основное занятие русских – это сидение на завалинке и беспрерывное лузганье семечек». Единственное, что, по словам итальянского журналиста, способно вывести русских из состояния безразличия, – это вид итальянских автомашин, поскольку население никогда ранее не встречало автомобиля.

Русские не любят мыла и воды и никогда не моются, сообщал далее журналист. Зачем мыться, когда опять испачкаешься? Зато повсюду видны «прекрасные бронзовые торсы» итальянских солдат, которые в одних трусах оживленно разыскивают воду. «Воинственный вид и решительное поведение наших солдат и офицеров, уверенность, с которой они движутся по улицам, в том числе и по окраинам, где ходить особенно опасно, демонстрируют туземцам наше превосходство»28.

Особое раздражение фронтовиков вызывал бравурный тон газет, продолжавших изображать войну как увеселительную прогулку. На неуместность такой пропаганды сетовал даже итальянский главнокомандующий Мессе.

Посылки с родины, так же как и письма, прибывали с большим запозданием. Кроме того, они доходили до фронтовиков сильно облегченными: во время следования по инстанциям часть посылаемых вещей бесследно исчезала. Деятельность многочисленных комиссий, назначаемых для расследования этих фактов, не давала результатов, и изъятия из посылок продолжались.

Непривычный климат, тяготы фронтовой жизни и непригодное обмундирование вызывали в итальянских дивизиях большое количество заболеваний. В марте 1942 года Мессе послал в Генеральный штаб отчет об итогах зимней кампании, в котором он, в частности, писал: «Много больных, поразительно трудно поправляющихся даже после самых легких инфекций. Нервное истощение, сердечные заболевания и туберкулез обнаруживаются у людей, которые ранее этим никогда не страдали»29.

Маршал Мессе писал в своих мемуарах о том, что осень 1941 года была периодом «победы духа над материей», о том, что, несмотря на все трудности, ему удалось сохранить в корпусе высокий боевой дух и дисциплину. Приказы командиров итальянских частей и материалы допросов итальянских солдат и офицеров, попавших в этот период в плен, говорят об обратном. Командир 82-го пехотного полка дивизии «Торино» издал 25 октября приказ, в котором говорилось: «Дисциплина на сегодняшний день оставляет желать лучшего. Многие солдаты ходят неопрятными и имеют страдальческий вид. Слишком много солдат под различными предлогами покидают строй: напоминаю, что для отправления личных нужд существуют привалы. Некоторые солдаты заходят в частные дома, выдумывая самые нелепые предлоги. Я предал суду пять солдат. Дисциплина в полку должна быть восстановлена. Я ожидаю, что завтра к 9 утра командиры подразделений доложат мне о наложенных взысканиях за нарушения дисциплины. Не может быть, чтобы таких нарушений не было, учитывая то, что я лично видел в деревнях Константиновка и Роя».

Показания итальянских военнопленных говорят о том, что перелом в состоянии боевого духа экспедиционного корпуса произошел весьма быстро. Лишь в первые месяцы его пребывания на фронте некоторые повторяли тезисы фашистской пропаганды. Так, один младший лейтенант-артиллерист из дивизии «Челере», попавший в плен в сентябре 1941 года, заявлял, что итальянские войска «прибыли на фронт для того, чтобы уничтожить коммунизм… Для этой цели в Россию прибыли отборные войска, укомплектованные членами фашистской партии и фашистских молодежных организаций». Всем своим поведением он показывал, что для него нет сомнений в скорой победе союзных армий. Он не скрывал, что солдаты его дивизии на марше заходили в дома и забирали у населения различные предметы в качестве «сувениров».

Менее уверенно оправдывал участие Италии в войне против Советского Союза лейтенант из дивизии «Торино», попавший в плен на месяц позже. По его словам, итальянцы не хотят войны против России и не питают к ней никакой ненависти. Однако Италия является союзником Германии и решила ей помочь, потому что Германии нужны хлеб, нефть и другое сырье для продолжения войны против Англии. По словам лейтенанта, его солдаты верят в победу Германии. Нетрудно догадаться, что и сам лейтенант придерживался того же мнения. Лейтенант не называл предметы, которые его солдаты забирали у населения, «сувенирами», а говорил, что речь шла о хлебе, молоке, масле, курах и овощах. Он добавил, что итальянское командование реквизирует оставшийся колхозный скот, выдавая расписки с обязательством оплатить его стоимость после окончания войны.

Начиная с ноября тон показаний пленных заметно изменился: в протоколах допросов невозможно найти оптимистических высказываний о судьбе войны, совершенно исчезли нотки превосходства, которые поначалу проскальзывали в ответах офицеров. Пропали заявления о высоких боевых качествах корпуса. Зато участились похвалы в адрес Красной Армии, ее вооружения и снаряжения ее солдат. Основным объяснением упадка боевого духа было нежелание солдат воевать за чуждые и непонятные им цели. «Когда итальянский солдат знает, за что он воюет, – говорил берсальер третьего полка дивизии «Челере», – он воюет неплохо, как это было во времена

Гарибальди. В этой же войне солдаты не только не знают, за что они воюют, но они не желали и не желают этой войны. Поэтому они только и думают о том, как бы вернуться домой». Все без исключения пленные говорили об упадке дисциплины в своих частях, причем большинство выражало недовольство своими офицерами, которые слабо подготовлены и мало занимаются с солдатами. Многие жаловались на питание и особенно на недостаток зимнего обмундирования.

«Несмотря на хорошее обеспечение корпуса врачами, санитарным оборудованием, – говорил батальонный врач дивизии «Торино», попавший в плен в декабре 1941 года, – материальное положение войск плохое. Большинство солдат не мылись со времени отъезда из Италии. В дивизии имеются душевые установки, но они с наступлением осени оказались непригодными. Кроме того, из-за движения форсированным маршем их не удавалось использовать даже летом, тем более что были большие перебои в снабжении мылом. В связи с этим все солдаты и большинство офицеров завшивели. Большое распространение получили всевозможные кожные заболевания. Есть опасность эпидемии сыпного тифа, случаи которого наблюдались в соседнем румынском корпусе. Что касается обморожений, то итальянские части несут от них не меньше потерь, чем от огня русских. Солдаты остро чувствуют отрыв от родины. Они называют свой корпус итальянским корпусом, затерявшимся в России».

Пленные все более враждебно рассказывали о своих союзниках-немцах и жаловались на плохое отношение с их стороны. «Наши газеты пишут о дружбе между немецкими и итальянскими солдатами, – говорил капрал из дивизии «Челере» в марте 1942 года. – Между нами нет согласия, а тем более дружбы. Немцы резки и грубы. Кроме того, очень велика разница в нашем положении. Немцы нас оскорбляют на каждом шагу. Я видел драку в Днепропетровске, возникшую из-за того, что немцы не хотели пускать итальянских солдат в кино. В ней участвовало более пятидесяти человек с каждой стороны».

Первые неудачи немецкой армии осенью 1941 года, слухи о которых просачивались к солдатам, играли важную роль в упадке настроения. «Официальных сообщений о том, что немцы оставили Ростов, не было, – говорил в декабре младший лейтенант из дивизии «Челе-ре». – Однако среди офицеров и солдат ходят слухи, что немцы под Ростовом потерпели поражение и отошли. Ходят также слухи о поражении немцев под Москвой. Эти слухи оказывают огромное воздействие. Мы все более начинаем понимать, что эта война для нас бесперспективна».

Упадок боевого духа коснулся не только армейских частей, но распространился также и на чернорубашечников, которых Муссолини считал наиболее крепким ядром итальянской армии. «Солдаты открыто выражают недовольство войной, плохим питанием и недостатком военного обмундирования, – говорил лейтенант легиона «Тальяменто», взятый в плен в декабре 1941 года. – До этого наш батальон в боях не участвовал и не имел больших потерь. Однако солдаты панически боятся партизан. Ходит слух, что в районе Сталино действует отряд в 2000 человек».

Другой офицер из того же легиона «Тальяменто» жаловался на плохое настроение солдат, которые мерзнут и голодают. Основная причина столкновений с немцами, по его словам, – это соперничество при захвате продовольствия. Немецкие коменданты стремятся все прибрать к рукам, ничего не оставляя союзникам. Офицер сообщил также, что ему известно пять случаев перехода итальянских солдат на сторону русских за последний месяц.

Появление дезертиров и перебежчиков служило одним из важных показателей ухудшения морального состояния итальянских войск. В своих мемуарах маршал Мессе категорически утверждает: «За все время существования экспедиционного корпуса в нем не наблюдалось ни одного случая дезертирства»30. Однако материалы штабов советских соединений, действовавших против итальянского корпуса, опровергают заявление итальянского командующего и подтверждают слова офицера из легиона «Тальяменто».

Уже в осенние месяцы 1941 года в расположение советских войск стали попадать дезертиры и перебежчики. Один из таких солдат говорил во время допроса: «Я знаю, что из моей дивизии дезертировало несколько человек, – они скрываются у русских женщин в городе Орджоникидзе. Я знаю также случаи, когда за дезертирство расстреливали. В моей батарее были ребята, готовые каждую минуту бросить оружие».

Случаи дезертирства и добровольной сдачи в плен были еще исключением. Да и трудно было дезертировать, находясь за тысячи километров от родины, в чужой стране. Кроме того, фашистская пропаганда убеждала итальянцев, что все попадающие в руки Красной Армии солдаты противника подвергаются пыткам и расстреливаются. Солдаты видели, как обращаются гитлеровцы с советскими военнопленными, и думали, что Красная Армия будет платить той же монетой. И если все же находились в таких условиях люди, предпочитавшие окончить войну дезертирством, то это говорило о серьезных явлениях в дивизиях, посланных Муссолини на Восточный фронт.

Существует мнение, что показаниям военнопленных нельзя доверять, поскольку положение заставляет их говорить то, что может благоприятно повлиять на их судьбу. В данном случае имеется возможность сравнить показания итальянских военнопленных с показаниями немецких солдат, захваченных в тот же период. Это солдаты 97, 98 и 111-й немецких дивизий, которые были расположены рядом с итальянским корпусом.

Показания немецких солдат и офицеров подтверждали сведения об ухудшении отношений между немецкой армией и войсками союзников. Один солдат 97-й немецкой дивизии говорил: «Старая немецкая пословица гласит: сохрани нас бог от друзей наших, а с врагами мы как-нибудь сами справимся. Первая половина поговорки относится к нашим союзникам. Мы смеемся при виде итальянцев. Как солдаты они никуда не годятся, скорее это пушечное мясо. Нам запрещено вступать с ними в близкие отношения. В начале войны мы еще держались вместе, но теперь этого уже нет, С помощью этих союзников мы войны не выиграем, а проиграть ее мы и сами сумеем». Другой солдат из 111 – й дивизии пояснял: «С этими союзниками одни мучения. Только напакостят, а мы должны поправлять их дела. И в самом деле, зачем им драться, – у них нет для этого никаких причин».