Текст книги "Философы о философах"

«Всякая революция есть плебейство»
Олег Ермишин о Владимире Ильине

Владимир Николаевич Ильин

До недавнего времени Владимир Ильин – в отличие от коллеги-однофамильца – был малоизвестен для широкой читающей публики. Покинувший Россию в 1919-м доцент парижского Свято-Сергиевского института он в среде русских эмигрантов прославился как талантливый богослов и публицист. Часть его сочинений вышла уже после смерти, другая осталась неопубликованной и сохранилась в личном архиве. Пора бы уже открыть эти рукописи, воссоздав целостный образ мыслителя, который поражал современников удивительной гаммой самых разных интересов и глубиной познаний.

Ильин родился 28 августа 1890 года в родовом имении неподалеку от Киева. Утро жизни много позже описал в своих воспоминаниях: «Сумерки, полумрак «большой комнаты», слабая звездочка ночника, едва брезжащая искорка сознания и образ матери – в этом есть символ метафизики начала человеческого существования, той самой экзистенции, которую ныне философы ставят во главу угла миросозерцания».

Обладая вполне философским складом ума, он далеко не сразу становится профессиональным «любомудром». По выходе из гимназии сначала обучается на физико-математическом факультете Киевского университета (оканчивает в 1913-м) и только спустя несколько лет, в 1917 году, получает философское образование. В 1918-м трудится в альма-матер в должности приват-доцента. В начале 1919-го уезжает в Одессу, а затем навсегда покидает Родину.

1910-е, прожитые в Киеве, на взгляды и дальнейшую судьбу будущего ученого повлияли, надо полагать, очень сильно. В этом городе в тот период происходили многие ключевые для нашей истории события: убийство Столыпина и пресловутое «дело Бейлиса», громкие выступления по различным политическим вопросам известнейших, авторитетных монархистов Василия Шульгина, Ивана Сикорского (отца выдающегося авиаконструктора) и других, всплески первых волн украинского сепаратизма…

Первые годы эмиграции Владимир Ильин проводит в Турции, в Стамбуле. В 1923-м при поддержке Американского византийского общества перебирается в Берлин, где учится на богословском факультете и одновременно преподает в Русском научном институте логику и психологию. В 1925-м, уже в Париже, начинает читать лекции по литургике и истории средневековой философии в Свято-Сергиевском православном институте. Сближается с Петром Сувчинским и его евразийской группой, участвует в Парижском евразийском семинаре, публикует свои работы в сборнике «Россия и латинство», а также в «Евразийском временнике» и «Евразийской хронике». Постоянно общается с о. Сергием Булгаковым (тот становится его духовником) и Николаем Бердяевым. Последний редактирует журнал «Путь», для которого Ильин пишет статьи философского и теологического толка.

С 1925-го по 1930-й издательство «Имка-Пресс» («YMCA-Press») выпускает пять его книг: «Преподобный Серафим Саровский» (1925), «Запечатленный гроб. Пасха нетленная» (1926), «Загадка жизни и происхождение живых существ» (1929), «Всенощное бдение» (1930), «Шесть дней творения» (1930). В них преобладает тематика, связанная с литургическим богословием и апологетикой.

Далее его академическая деятельность терпит, по мнению самого Ильина, полное фиаско. Труд преподавателей Свято-Сергиевского института оплачивался скудно. Необходимость содержать семью и детей вынудила прибегнуть к публицистике, сотрудничать с общественно-политическими газетами и журналами.

В 1935-м происходит резкий разрыв в отношениях между ним и Бердяевым. Роковую роль тут играет статья, в которой Владимир Ильин резко критикует своего приятеля и коллегу за «люциферическую гордыню», «влюбленность в марксистскую диалектику», «попытки сочетать христианство с марксизмом». Потом он сожалеет о спровоцированной им ссоре, пишет покаянное письмо тому, кого обидел, но и в этом послании не может воздержаться от упреков: «Для меня до сих пор остается мучительной загадкой… как Вы, аристократ из аристократов, могли сблизиться с Чернышевскими, Писаревыми, Белинскими и их нынешними эпигонами… Как Вы не учуяли (или не захотели почувствовать), что все «плебейство» нынешней эпохи, которое Вы так чудно изобразили в своей последней книге, всецело и изначально революционного происхождения, ибо всякое плебейство – революционно и всякая революция есть плебейство, не могущее простить ценностям их изначального иерархического аристократизма».

В 1940 году, после начала немецкой оккупации Франции, приостанавливает свою деятельность Свято-Сергиевский православный богословский институт. Для Ильина и его семьи наступают крайне трудные времена. За время войны полоса отчуждения вокруг него разрастается. По окончании Второй мировой в адрес Владимира Николаевича выдвигаются обвинения в коллаборационизме, в сотрудничестве с прогерманским «Управлением делами русской эмиграции во Франции». Его привлекают к судебному расследованию, в результате которого полностью оправдывают. Однако тень клеветы еще долго преследует философа. В письме к Роману Гулю он описывает это так: «Семью мне удалось спасти, но сам я «попался», был арестован и отправлен в Германию, где меня прикомандировали к славянскому отделу университетской библиотеки под начало двух профессоров-славистов – Фассмера и Юберсбергера… С их помощью и при протекции фрау Фохт, православной немки, я получил свидетельство об опасной болезни и необходимости лечиться во Франции на водах. Я вернулся во Францию… Как только Париж был освобожден, мои враги в институте донесли на меня французским законным властям как на германофила, и я был неоднократно допрашиваем военно-судебными властями, к счастью, оказавшимися очень гуманными, понятливыми и мигом разобравшимися, в чем дело. Судебный следователь во время последнего допроса, после которого мне было вручено свидетельство об отсутствии состава преступления, выразил негодование по адресу моих прежних коллег и удивление по поводу того, что русские эмигранты так некорректны в отношении друг друга».

С 1945 года преподает во Французском православном институте св. Дионисия, где читает лекции по литургике, философии, логике и методологии наук. В конце 1940-х – начале 1950-х он помимо всего прочего – профессор по классу церковной композиции в Русской консерватории в Париже. В 1957–1971 годах на страницах журнала «Возрождение» публикует десятки статей. Однако большая часть его работ в послевоенный период пишется «в стол», попытки предложить свои книги разным издательствам тщетны. Среди сохранившихся в личном архиве Ильина рукописей значительную долю составляет «трилогия» о русской культуре: цикл исследований о науке, музыке и философии.

Он не просто описывает национальную культуру, а выступает, по сути, ее апологетом, защищает от западных шовинистов, принижающих значение любой отличной от их цивилизации, и большевистских идеологов, утверждающих право на существование исключительно «пролеткульта». Главный метод ильинской апологетики основан на всестороннем рассказе о достижениях наших ученых, музыкантов, мыслителей.

В книге «Русская наука» (впервые издана в 2017-м) Владимир Николаевич возмущается тем, что консервативные, монархические, антиреволюционные взгляды лучших российских умов становились основанием для травли в революционно-демократической прессе или причиной для полного забвения в советской историографии. Такую же реакцию вызывает у него правило приписывать все великие изобретения западным ученым, замалчивать русских гениев, которые раньше европейцев и американцев (или одновременно с ними) делали те же открытия. Для Ильина наука развивается по законам истории, но ее плоды – вне времени и политики.

Его концепцию русской культуры завершает исследование философии. Показав, как из первой рождается вторая, мыслитель подчеркивал: наше культурное развитие достигло высшей точки в XIX – начале ХХ века, при этом одновременно в трех сферах – научной, музыкальной и философской (или, по определению Ильина, «литературно-философско-миросозерцательной»). Вышеупомянутая «трилогия» и другие рукописные работы, сохранившиеся в архиве, дают практически полное представление о том, чем он занимался на закате дней.

Неизданные при жизни рукописи начали выходить уже вскоре после его смерти. Благодаря усилиям вдовы философа Веры Николаевны были напечатаны книги «Арфа Давида. Религиозно-философские мотивы русской литературы» (Сан-Франциско, 1980), «Религия революции и гибель культуры» (Париж, 1987). Последняя заслуживает особого внимания, поскольку в ней выражена консервативная позиция, которой он, не будучи политиком, был верен практически неизменно. Выдвигая тезис «Революция есть насильственный обрыв культуры», автор старается всесторонне его обосновать. По мнению Ильина, революционная диктатура не терпит ни свободы, ни конкуренции, стремится уничтожить выдающихся и творчески мыслящих людей. Революция знаменует собой подрыв мироздания, замену художника на инженера и строителя, действующих строго по государственным предписаниям.

Ситуацию, которая сложилась в России после 1917 года, он, называя «голгофой культуры», характеризует так: «На алтаре революционного Молоха сожжены бесчисленные и несметные культурные ценности, закланы миллионы человеческих жертв, и дым этого жертвоприношения раз навсегда замутил сознание и совесть революционных жрецов».

Русской культуре противопоставили культ революции. Его адепты чаяли переделать несовершенную жизнь и становились идеологическими маньяками, с безграничным оптимизмом верившими в утопию, нарисованную в их воображении.

Революционер, этот «фарисей-утопист», ведет свою войну против традиционной религии и естественной красоты бытия во имя этики объединенного коллектива, в которой нивелируется отдельная человеческая душа. Вместо глубоких чувств и мыслей, пусть и ведущих нередко к личной трагедии, предлагается обезличенное, серое существование, лишенное страданий, любви и радости. Итогом становится скука, против которой замечательный богослов направляет весь свой критический пафос, провозглашая в качестве альтернативы извечные христианские принципы.

«Мы обязаны «мыслить до конца», хотя бы это и приводило нас к великой скорби. «Кто умножает познание, тот умножает скорбь», – говорит автор Екклесиаста. И так оно должно быть. Если мир трагичен, то и мысль о мире тоже трагична и скорбна. Философия не шутка и тяжким бременем ложится на плечи того, кто занимается ею», – эта цитата наилучшим образом подходит к общей характеристике Владимира Ильина, человека со сложным и противоречивым характером, однако искреннего, взыскующего истины. Неприемлемый для либералов и демократов, он, участник евразийского движения и сотрудник Религиозно-философской академии, не был принят и в среде монархической эмиграции. Не примкнув ни к одному из политических лагерей, остался верен лишь самому себе, православным идеалам и личному убеждению в том, что красота и творчество всецело оправдывают человеческое существование.

Перерожденный революцией
Ксения Ермишина об Иване Ильине

Иван Александрович Ильин

В 2005 году прах Ивана Ильина был перевезен в Россию и погребен на кладбище Донского монастыря в Москве. Факт знаковый, примечательный. И тем, что выдающийся религиозный философ оказался одним из немногих эмигрантов первой волны, чье горячее желание быть похороненным на Родине соотечественники выполнили. И тем, что надгробие на его могиле установили на личные средства главы государства. И, конечно, тем, что Ильин – с его наследием, особенностями биографии, в чем-то довольно типичными, а в чем-то уникальными чертами духовного и творческого становления – по-настоящему интересен очень многим нашим современникам.

Среди русских философов его справедливо будет определить как наиболее последовательного мыслителя, не злоупотреблявшего бесконечными антиномиями, импульсивно-жаркими или, напротив, размеренно-методичными спорами с самим собой вчерашним.

С кем уместно сравнить Ильина? Пожалуй, с Ницше. А точнее, с таким Ницше, который (представим себе) вдруг, раз и навсегда принял православие, традиционные русские ценности – как свои, «имманентные».

К такому мировоззрению, представляющему собой органичный сплав философии, религии, просвещенного национализма и внятных государственно-правовых императивов, Иван Александрович пришел далеко не сразу. Начальный период философского постижения им основ бытия так или иначе связан с работами Гегеля и Канта, Гуссерля и других европейских мыслителей (преимущественно немцев). С прекраснодушными мечтаниями, всегда присущими нашей западнической интеллигенции.

Ильин прошел обязательный путь русского интеллектуала начала XX века. Получил блестящее образование, стажируясь у лучших профессоров Германии. Овладел несколькими иностранными языками. Сформировал у себя отменный литературный, художественный вкус. Научился понимать и ценить хорошую музыку, разбираться в новейших течениях искусства и западноевропейской мысли.

Много позже он резко осудил свое поколение, которое, по его убеждению, погубило Российскую империю: «Русская интеллигенция не справилась со своей задачей и довела дело до революции потому, что она была беспочвенна и лишена государственного смысла и воли». Утратила чувство Родины, «перестала видеть Россию в Божьем луче, Россию, мученически выстрадавшую свою духовную самобытность… Россия перестала быть для нее религиозной проблемою, религиозно-волевым заданием».

При этом не снимал частичной ответственности и с себя, ибо в ранней юности примыкал к этим людям. Так же, как и они, полагал, что Россия – недоразвитая Европа, но стоит в ней осуществить революцию, и та принесет избавление от вековечных бед, дарует прогресс, всевозможные либеральные ценности – конституцию, свободу печати, собраний, равенство сословий и проч. Родная страна наконец-то преодолеет свою недоразвитость, твердо встав на путь цивилизованных народов. Этот миф в какой-то мере опровергли революционные события 1905 года.

Тогда многие интеллигенты со смущением созерцали разлив страстей, разгул невиданной преступности – еврейских погромов, грабежей магазинов, поджогов имений, повсеместного, зачастую ничем не оправданного насилия. Видя этот хаос, молодой Ильин написал брошюры «Свобода собраний и народное представительство», «Из русской старины: бунт Стеньки Разина», в которых противопоставил народный бунт и революцию. Согласно сделанным выводам, «правильная» революция в отличие от «неправильной» бунтарской стихии должна привести к установлению справедливых законов и правопорядка. Зрелище анархической вольницы подтолкнуло Ильина к изучению природы анархизма, мотивировало на написание нескольких работ по этой теме. Однако радикальное неприятие революции как таковой, понимание ценности для России православной монархии в тех его трудах отнюдь не обозначены. Как, впрочем, нет там и признаков традиционной религиозности. Философ все еще оставался в плену идеи западноцентристского проекта для России. Она «должна» была отринуть некоторые свои излишние особенности и покориться европейскому укладу. Тот созрел в эпоху Просвещения, а самым существенным ее признаком стала секуляризация.

Религиозное обращение Ивана Ильина было во многом связано с событиями, последовавшими за большевистским переворотом. Люди его класса и близких взглядов оказались вне закона. Свирепствовали голод и холод, большевистский террор. С 1917-го по 1923-й Россия потеряла 15 миллионов граждан. Русская интеллигенция, как к спасительной соломинке, тянулась к национальным истокам и вере в Бога, каялась в прежних заблуждениях, отрыве от основ народной жизни. ГПУ шесть раз подвергало Ильина аресту. Он был даже приговорен к смертной казни. К счастью, ее заменили высылкой из страны – на знаменитом «философском пароходе». Тогда новые хозяева жизни, по сути, обезглавили русский народ, лишив его национальной элиты.

Философ не просто обратился к вере, он воцерковился, избрал для себя сугубо духовный путь самосовершенствования – тот, который сформировался в церкви за много столетий. До своего преображения он принимал как должное религиозность этакого гегелевского свойства – «философскую веру», совмещающую сферу божественного с областью разума. Обращение Ильина было сопряжено с обретением личной веры в Бога, состоянием, при котором в цельном религиозном акте участвуют все силы души – разум, воля, совесть, чувства, в том числе мистическое чувство сакрального. Это было расширение и углубление пространства личности: если раньше философ жил, скорее, рассудком, то через страдания он приобщился к новым измерениям реальности:

«В страданиях мудреет человечество. Невидение ведет его к испытаниям и мукам, в мучениях душа очищается и прозревает, прозревшему взору дается источник мудрости – очевидность».

Оказавшись в эмиграции, Ильин предпринял попытку отражения квинтэссенции пережитого опыта, его воплощения в политическую программу действий. Так появилась книга «О сопротивлении злу силою», которая пестрит цитатами из Евангелия и откровений святых отцов. Мыслитель писал это сочинение, оппонируя Льву Толстому с его непротивленческой доктриной, и в лице гения обличал тех, кто, не столкнувшись с реальным злом, не понимая его природы, наивно рассчитывает задобрить это зло, договориться с ним.

По мнению Ивана Ильина, именно XX век явил начала добра и зла в их предельно обнаженном виде, что ставит всякого индивидуума перед решающим выбором. Битву со злом необходимо начать с самого себя, ибо в каждом человеке коренится темное начало.

Вслед за постановкой вопроса о внутреннем преодолении зла Иван Александрович переходит к одной из главных тем христианства – аскетическому преодолению всего недоброго, пагубного, что изначально заложено в людях, и последующему преображению. Этому в основном посвящены «Аксиомы религиозного опыта». Здесь Ильин подчеркивает, что идея очищения души «есть идея древняя, верная и глубокая. Она возникала везде, где человек начинал чувствовать, что религия есть дело не инстинкта, а духа, не суеверия, а достоверности, не выдумки, а созерцающего опыта, не страха, а радости и любви».

Аскетизм в его понимании должен затронуть в первую очередь духовную сущность человека, выразиться в отрезвлении, внимании к своим мыслям и чувствам, отвержении всего мелкого, пошлого, исполненного тщеславия, обретении мистической чуткости и глубины. Наконец – предстоянии перед Личностью Бога. Большую роль в этом процессе играет честность, правдивость перед самим собой – понятие, которое провозглашается важнейшим для правильной духовной жизни. Приятие Родины, Бога, правды может полноценно состояться только лишь в «последней глубине сердца». Надо «вовлечь в это приятие силу сознания, воли и разума и придать этому опыту судьбоносную силу и значение в личной жизни».

Именно высокое духовное качество, по мнению философа, должно обусловить подлинную любовь к России, понимание ее особенного пути. Для него она – огромное, органическое целое, состоящее из различных народов, спаянных единой исторической судьбой, «оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия».

Иван Ильин боролся за страну без большевиков и коммунизма, однако предвидел, что с их падением, низложением западные державы, зараженные «нелепым страхом перед единой Россией, застарелой враждой к русской монархии и к Восточному Православию», поспешат воспользоваться хаосом, расчленить Россию на мелкие, управляемые извне государства.

Западные народы «не разумеют и не терпят русского своеобразия», воспринимают нашу страну лишь как плацдарм для своих коммерческих нужд да завоевательных устремлений. Для реализации этих целей, предвидел мыслитель, недруги России воспользуются словами-приманками о свободе и равенстве, демократии, федерализме и прочих подобных вещах. И тогда Россия «будет охвачена анархией и выдаст себя с головой своим национальным, военным, политическим и вероисповедным врагам».

Бороться с этим можно только установлением в Отечестве сильной власти, а если потребуется, то и диктатуры. Русский народ, по Ильину, всегда тяготеет к сильной власти и готов простить ей даже жестокость и поборы, ежели уверен, что народные, национальные интересы верхам не чужды.

Вопрос власти и национальной элиты в политической философии Ивана Ильина является центральным. Религиозный философ верил в грядущую обновленную Россию, способную достойно отстаивать свой суверенитет, соответствовать историческому призванию. Его убеждения и патриотические «проповеди» в наши дни чрезвычайно актуальны, не правда ли?

Секрет популярности Ильина объясняется не только его способностью предвидеть, но и такими замечательными качествами, как беззаветная, рыцарская преданность однажды избранному идеалу, бескорыстие и, еще раз подчеркнем, вера в Россию и русский народ.

Он вовсе не идеализировал русских, указывал на их слабые стороны. В то же время справедливо и аргументированно заявлял: исторические перспективы, особенности будущности страны обусловлены ее правом на самостоятельное бытие, героически завоеванным в периоды страшных, огненных испытаний.

Рассуждая о живучести нашего инстинкта национального самосохранения, Ильин призывал строить Россию на началах справедливости и труда, ответственности и веры, чести и правды.

Его философское и религиозное наследие, богатство политической мысли – крайне важная часть золотого фонда русской культуры. Особенно в последние годы – после того, как геополитические прогнозы философа чуть было полностью не осуществились, а российское государство с трудом удержалось на краю обрыва. И в том, что в гибельную пропасть оно не рухнуло, надо полагать, есть заслуга и Ивана Александровича Ильина.