Текст книги "Любовь, смех и хоботы"

Пацан просто стоял, глядя на приближающуюся машину. Игнат, снова засмотревшийся на далёкие мигалки, безбожно не успевал заметить и отреагировать.

Руки Яны действовали сами. Без её ведома они вцепились в руль и выкрутили его на себя. Всё остальное утонуло в темноте, боли и гуле подъехавших машин скорой помощи.

В растянувшемся и сжавшемся безвременье их сирены звучали тревожно и уныло, как сигнал воздушной тревоги.

* * *

Видение схлынуло, оставив после себя горечь и щемящую тоску в груди.

‒ Вспомнила? ‒ грустно улыбнулся Игнат.

Янина вспомнила. Всё.

Как пришла в себя на этой стороне вычерпанная, словно баночка из-под йогурта. Как язвительный Ной объяснял ей новые реалии существования. Как она потихоньку наращивала память. Как встретила Игната. Такого же деятельного и пробивного, как при жизни.

Они, наверное, могли бы быть счастливы. Путешествовать по бесконечно огромному городу, искать место по душе, перебиваться случайными подработками.

Могли. Если бы не Янина дотошность. Она отжимала информацию из своего несчастного связного, как воду из почти просохшей тряпки, ‒ старательно, по капле. И выжала на свою голову.

Что в их квартал на самом деле селят не бесталанных атеистов, а тех, кто ещё не до конца умер. Кома ‒ подсказывал жизненный опыт и куча просмотренных сериалов. Шанс ‒ твердил Игнат, и Яна не хотела становиться в этот раз его стоп-краном.

Дальше был долгий поиск способов вернуться. И наконец, день мёртвых с его красочным карнавалом жутких масок и костяных лиц.

Игнат ушёл, как делал всё, ‒ решительно и не оглядываясь.

А Яна затормозила.

Когда пёстрая толпа выплюнула её к собственному телу ‒ жалкому, обвитому проводами, изломанному, ‒ Яна струсила. Рванула назад, в спасительное беспамятство.

‒ Закончили миловаться? ‒ прозвучал голос откуда-то снизу. Енот стоял на задних лапах, опираясь передней о стену. Серые бока часто вздымались. Шерсть на загривке стояла дыбом.

Сердце тревожно замерло. Прижимающий уши к голове зверь больше не был её неуклюжим ворчливым напарником. Всё нутро затопило предчувствием подступающей беды.

‒ Славяна сделала свой выбор, ‒ холодно возвестил связной, глядя Игнату в глаза. ‒ Тебе придётся вернуться в квартал самоубийц. Твоё тело на пределе, ты сам это чувствуешь. Осталось недолго.

‒ Я знаю, сколько осталось. Я чётко рассчитал дозировку. Дай нам ещё немного времени, ‒ попросил Игнат, спокойно глядя Ною в глаза.

‒ Я уже дал тебе слишком много шансов и времени, ‒ енот устало потёр переносицу. ‒ Но ты же видишь, она не хочет возвращаться.

По хребту Яны прокатилась ледяная волна. Они стояли посреди опустевшей, усыпанной цветами улицы. Двое не до конца умерших людей и запертое в тело енота, бесконечно уставшее от чужих проблем существо.

Хвост процессии практически скрылся из виду. Дымное марево тонкого места между мирами почти рассеялось, и свежий, пахнущий подступающим дождём ветер прочистил мозги.

Игната ждёт вечное заключение в квартале самоубийц. Потому что в этот раз без помощи ему не выбраться. Потому что он даже не станет пытаться. Не оставит её здесь. Снова. Это читалось в кривящихся уголках его губ, в упрямо вздёрнутом подбородке, в нежно сжимающих её предплечье пальцах.

Он готов ради неё провести вечность в клетке, а она? Боится прожить короткую человеческую жизнь в искалеченном теле?

Яна вцепилась в рукав Игната и сорвалась с места.

Хвост процессии был ещё виден. Небо за спиной ворчало далёкими раскатами грома, звон гитарных струн тонул в рёве ветра, отдаляясь слишком быстро. Они бежали, едва касаясь ногами мостовой. Практически летели. Но процессия, словно в дурном сне, только отдалялась.

Первые капли дождя упали на разгорячённую кожу, почти обжигая, руша марево перехода.

Они опоздали. Замерли посреди пустынной улицы, растерянно прижимаясь друг к другу. Дождь хлынул стеной. Злые ледяные струи дробно колотили по крышам, хлестали по ссутуленным спинам. Яна глядела на их намертво переплетённые пальцы и гадала, пустят ли её жить в квартал самоубийц, когда сердце там, в реальности, перестанет биться.

Цокот когтей по мостовой Яна различила даже сквозь шум ливня. Ной, мокрый и взъерошенный, приближался медленно и неотвратимо. Пухлое серое тельце больше не казалось нелепым. Сквозь чёрные бусины глаз на Яну смотрело что-то древнее и неподкупное.

‒ Время вышло.

Яна неосознанно шагнула вперёд, заступая еноту дорогу.

‒ Нет! Игнат ещё жив.

‒ Надолго ли? ‒ енот сощурил глаза и склонил голову набок. ‒ Он оставил себе только один путь к спасению ‒ твоё пробуждение. Кто откачает этого запертого в квартире дурака, если ты решила остаться здесь? Забившись в раковину и старательно прячась от своего прошлого.

Игнат за её спиной напрягся. Яна прижалась к нему, то ли пытаясь удержать от необдуманных действий, то ли ища утешения.

Где-то там, по ту сторону границы, он боролся за жизнь. Где-то там лежало её безвольное, истыканное иголками тело.

Яна крепко зажмурилась. Губы, сухие и горячие, коротко тронули её лоб. Игнат бережно, но настойчиво выпутал ладонь из её пальцев.

Яна слышала отдаляющиеся шаги. Тяжёлые и уверенные. Раскалывающие землю между ними бездонной пропастью.

Она кусала губы и упрямо стискивала горящие веки. К шагам прибавился цокот когтей. Ветер свистел в водосточных трубах. Рокотала приближающаяся гроза. В ушах шумел пульс.

Яна жмурилась и вслушивалась. Искала. Набиралась сил, чтобы заглянуть в старательно запертый уголок сознания.

Звук был робким и коротким. Он мелькнул на грани слышимости и скрылся.

Яна впилась ногтями в ладонь. Писк повторился. Рваный. Нарастающий. Дублирующий ритм её сердца. Шкалящий. Набирающий обороты. Заполняющий собой всё.

Писк приборов опутал сознание, дёрнул в темноту.

Он всегда был рядом. Звучал лейтмотивом в её снах, бился на уголке сознания во время видений. Тело, уставшее лежать мёртвым грузом, тянуло назад. Сопротивлялось лишь упрямое сознание.

Писк и темнота заполнили собой всё. Накрыли колпаком, отрезая рокот грома, порывистый свист ветра и шаги. Тяжёлые, усталые ‒ человека. Когтистые, бодрые ‒ енота.

‒ Наконец-то. Передай ей, что это тело мне не нравится. Пусть в следующий раз так не облажается.

Яна не слышала ‒ не могла слышать ‒ ворчливый голос бывшего напарника.

Боль накрыла её резко, заставив задохнуться. Спину выгнуло дугой. Больничные датчики заголосили, призывая медицинский персонал.

Реальность встретила болью в каждой клеточке, удушающим запахом лекарств и единственной бьющейся в голове мыслью. Успеть. Объяснить налетевшим врачам, что спасать нужно не её.

В конце концов, все свадебные клятвы они уже нарушили ‒ не позволили смерти себя разлучить. Осталось не позволить сделать это жизни.

Тыковка
Автор: Ирина Захарова (Irynne)

– Это кто?! – маг недоумённо смотрел на создание в платье непонятного цвета, собирающее цветы на лугу перед холмом.

– Моя Тыковка, – выдохнул дракон, с нежностью глядя в ту же сторону.

– Роб, старина… – маг аккуратно подбирал слова, – ну никак я не ожидал! Через твои лапы столько красоток прошло! А тут – на тебе!

Он снова посмотрел на луг. Невысокая толстушка с копной рыжих курчавых волос подняла лицо от букета, улыбнулась широким ртом, отчего её пухлые щёки стали похожи на два сочных персика, и помахала букетом дракону с магом.

Маг и дракон дружили с незапамятных времён. Правда, о дружбе этой никто не знал. Маг славился своей мудростью, и к нему обращались за советом правители не только людей, но гномов, эльфов и даже огров. Он стремился поддерживать и сохранять шаткий баланс между народами, чьи интересы постоянно пересекались и сталкивались. Огры вытаптывали лужайки с колокольчиками, на которых эльфы пасли своих единорогов, гномы в поисках сокровищ забирались так глубоко, что будили в дальних пещерах дряхлых огров, отправившихся на покой, а эльфы раздражали всех занудством, правилами и высокомерием. В незапамятные времена в руках у эльфов, а точнее, на пальце у их правителя, наисветлейшего Сириниэна, оказалось незатейливое серебряное колечко с ярким синим камнем. Маг покопался в своём хранилище свитков и нашёл в одном из них описание подобного кольца, о котором, помимо прочего, сообщалось, что носить его может только чистый сердцем и помыслами, а своего владельца и тех, кого он искренне любит, кольцо оберегает и защищает от тёмных чар. Маг сообщил об этом Сириниэну и вскоре очень пожалел. Наисветлейший тут же объявил себя ещё и наичистейшим, наичестнейшим и наи-бог-его-знает-ещё-каким. Однако правителя вскорости поразила непонятная хворь, уродливые корки покрыли его лицо и руки, кольцо пришлось снять, а трон передать наследникам. С тех пор кольцо хранилось под хрустальным колпаком в тронном зале эльфийского дворца. Видимо, правители и без кольца на пальце были уверены в собственной безупречности.

Огры (да и не только они) в совершенство эльфов верить отказывались. А лет двадцать назад взаимная неприязнь двух народов по непонятным причинам переросла в открытую вражду. То и дело то одна сторона, то другая грозилась войной. Маг пытался разузнать, что же произошло, но безуспешно. Огры на все расспросы реагировали воинственными криками и размахивали оружием, эльфы молчали, гордо и холодно поджимая губы.

Дракона, получившего от мага имя Робин, на самом деле звали, конечно, иначе, но драконьи имена слишком сложны для произношения. Робин быстро превратился в Роба и не возражал против панибратства со стороны мага.

Дракона ненавидели и боялись и люди, и огры, и эльфы, и прочие народы и народцы. Да, все эти истории про драконов – правда. И летал Роб неплохо, и огнём плюнуть мог, и дань брал девицами на выданье. Хотя на самом деле девицы Робина не привлекали. Все эти слёзы, всхлипывания, визги он терпеть не мог. Но так уж повелось, что раз в три года ужасный дракон, изрыгая пламя, прилетает к городу, жители выводят за ворота красавицу, он её подхватывает и уносит, чтобы отобедать в тихом и укромном месте.

Тихое и укромное место у дракона было. Он давно облюбовал зелёную теснину в горах, где обустроил пещерку. А вот человечину он не любил, предпочитая дичь либо рыбу, которую с удовольствием ловил в местных озёрах, иногда ради забавы пугая рыбаков и показывая им из воды спинной гребень или хвост.

Девиц Робин хорошенько запугивал, рыча, вращая глазами и рассыпая из пасти искры, брал с них клятву молчать до гроба о том, что с ними было (а если бы и проговорились, никто бы не поверил), и уносил через море в соседнее королевство, где красотки быстренько устраивали свою жизнь, тем более что мешочек с монетами внимательный Робин всегда вручал каждой пленнице перед расставанием.

Так ему удавалось сохранять традицию уже много лет. Горожане терпели, боялись, изредка роптали, выбирали красоток и искали рыцаря, который решился бы убить дракона. Робину пришлось троих покалечить, а одного довести до заикания, после чего смельчаки перестали ему докучать. Маг знал, что девицы не идут на жаркое, но легенду об ужасном драконе всячески поддерживал. Должен же быть кто-то, кого боятся все, от людей до огров.

И вот что-то пошло не так. Увидев старого приятеля на пороге пещеры, маг был удивлён. Во-первых, Робин улыбался, и улыбка была блаженной и глуповатой, несмотря на огромные клыки. Маг уже и забыл о том, что драконы умеют улыбаться.

Во-вторых, в пещере появились связанные чьими-то заботливыми руками коврики, на грубо сколоченном столе лежала вышитая салфеточка, на которой высилась горка чистой посуды, а в дальнем углу, где на звериных шкурах любил отдыхать дракон, белела подушка.

Причина перемен собирала цветы на лугу у подножия холма. Рыжая и кругленькая, как тыковка. Так её Робин и назвал – «моя Тыковка».

– Как же тебя угораздило? – озадаченно поинтересовался маг, глядя на блаженную морду дракона.

– Тыковка, не уходи далеко! – прорычал тот в сторону толстушки и повернулся к магу. – Как… Ну, вот так получилось.

Они устроились на склоне холма: дракон по-кошачьи сложил перед мордой лапы, маг вытянулся на траве, опёрся на локоть и приготовился слушать.

– Рыбу я ловил в Лох-Лейне. Долго ловил, потом ел долго. Разморило, решил заночевать в лесу. Там у озера хороший лес, большой. Мох мягкий, и люди не шастают. Беспокойные они, люди, – дракон вздохнул и продолжил: – Ну, прилёг в глубине леса, на поляне, да и заснул. Долго спал, а сквозь сон чую – щекотно. То на лапе, то сбоку. То стряхну это что-то, то оттолкну… А проснулся, смотрю – под боком сопит рыжая, щёки яблочками. Главное, уши, как у огра: большие и мохнатые. И конопатая до ужаса. Прижалась ко мне и посапывает. Я сначала оттолкнуть хотел, а потом пожалел. Уж если она к дракону прижимается, значит, совсем туго ей, бедняжке, пришлось. Заблудилась, думаю. А может, сбежала от разбойников каких.

Совсем уж рассвело, когда проснулась она. Села, платьице отряхнула, глядит на меня и улыбается. Я спрашивать начал, кто она да откуда, а она молчит. Немая у меня Тыковка-то оказалась.

Ну, думаю, надо её домой доставить. Если б не уши, то сомнений бы не было, что из людей она, хоть и необычная. Посадил на спину да и отнёс в Коллинстаун. Я за неделю до этого оттуда очередную девицу уволок как раз. Долетел до города, поставил её на дорогу, легонько в спину подтолкнул, – она и пошла. А городские меня увидели – и давай орать да бегать! Поначалу, наверно, думали, я за новой девицей прилетел. А потом Тыковку увидели. Ну, пустили её за городские ворота, я и улетел к озеру. Раз нырнул, другой. А на сердце неспокойно как-то. Дай, думаю, вернусь, погляжу, не обидел ли кто чудо это рыжее. Вернулся, облетел город, гляжу – а эти уж костёр сложили, Тыковку привязали, приговор читают. Они ведь что придумали! Мол, я забрал у них красавицу, заколдовал и вернул обратно вот такую: рыжую, ушастенькую, в конопушках. А раз она заколдованная, то и сама теперь не иначе как ведьма. И за это надо её сжечь, колдовство из неё изгнать, значит.

Ну, приземлился я на площади перед кучей хвороста. Помял там несколько людишек, каюсь. Так они ж на меня с копьями! Раскидал, огнём дохнул разок. Пару домишек развалил, кажись. Забрал Тыковку, хворост поджёг, раз им так костра хотелось, забрал у какой-то бабки-зеваки корзину с булками для Тыковки, и в лес.

Она поплакала, конечно. Испугалась ведь. Потом ничего, успокоилась, поела и опять ко мне под бок. Ну, переночевали мы. Утром просыпаюсь, а она сидит рядом и по лапе меня гладит. Веришь, – тут Роб шмыгнул носом, – меня уже лет семьсот никто не гладил! Как маманя решила, что я взрослый, да на вольные хлеба отправила, так и всё.

Ну, посадил я Тыковку на спину да и принёс домой. А она в пещеру зашла, огляделась, носик сморщила и ускакала куда-то. Я думал, не понравилось ей. Даже вздохнул с облегчением. А она вернулась. Смотрю, веник смастерила, ленточкой перевязала и подметать принялась. Так и осталась. А я быстро привык. Лапы теперь у порога вытираю, – дракон улыбнулся и поискал глазами Тыковку. Та направлялась вверх по склону к пещере, весело размахивая букетом.

– Я и не знаю, как без неё теперь. Как с ней, правда, тоже не знаю. Ей же платье нужно новое. И башмаки у неё износились. И ленточки. И… Что там ещё им дарят? Она хоть и не говорит, думаю, несладко ей было. Хочу её радовать.

Маг засмеялся, глядя на умильную морду Робина, и поднялся с травы. Тыковка подбежала к дракону, чмокнула его в нос и застенчиво спряталась за мощную когтистую лапу. Маг наклонился к ней, взял за подбородок и внимательно всмотрелся в лицо, усыпанное веснушками. Девушка смутилась ещё сильнее и опустила голову. А маг удивлённо хмыкнул, словно увидел что-то совсем неожиданное на лице девушки.

– Роб, старина, не сердись, на ужин не останусь, – маг схватил посох, лежащий на траве, надел шляпу и снова взглянул на Тыковку. – Но я скоро вернусь, ещё попируем. – И он заспешил вниз по склону холма, пока удивлённый дракон пытался понять, что же заставило старинного друга так неожиданно откланяться.

А маг вскоре уже сидел в глубоком кресле напротив бывшего владыки эльфов, бывшего наичестнейшего Сириниэна, который много лет не покидал свои покои. Лицо эльфа покрывали багровые рубцы, а голос был скрипуч и тих. Похоже, странная болезнь оставила следы не только на коже эльфа.

– Даже ты не можешь помочь мне, – проскрипел эльф, исподлобья глядя на мага.

Маг вздохнул. Не в первый раз вели они этот разговор.

– Я же говорил тебе, есть только одно верное средство от любых магических болезней. Оно действует безотказно даже тогда, когда причина болезни неизвестна.

– Да-да, я помню, – вздохнул эльф. – Сердце того, кого ты любишь больше всего на свете. Беда в том, маг, что мне такого лекарства не найти.

– А ты ведь сам виноват, – голос мага прозвучал неожиданно холодно. – Ты сам отрёкся от самого любимого существа.

Эльф ссутулился и сжался, словно хотел слиться с широкой спинкой кресла.

– Ты узнал… – Губы Сириниэна дрожали. – Кто сказал тебе?

Маг не ответил, продолжая пристально смотреть на бледное лицо эльфа.

– Как всем известно, у нас с Идиль нет детей, – тихо начал эльф, – но на самом деле… Мы долго гадали, почему так произошло. Злая магия огров это или их проклятие? Вспоминали о том, что когда-то моя мать исчезала на какое-то время, и ходили слухи, что она сбегала с каким-то огром, которого позже изловил и убил мой будущий отец… Словом, двадцать лет назад у нас родилась дочь. Но она совсем не была похожа на эльфа. Она была так уродлива, что Идиль сразу же отвернулась от неё. Не может быть дочерью эльфийского владыки непонятное создание с огромными ушами и ртом! И мы сказали всем, что ребёнок умер.

– Вы её просто бросили? – Маг с трудом сдерживал гнев.

– Нет-нет! – казалось, эльф испугался. – Я сам отвёз её к той старушке, которая живёт в чаще леса у холодного ручья. Ей хорошо заплатили. Всё прошло тихо, хотя слухи всё же поползли, что где-то есть дитя, которое могло бы объединить два народа. Но мы не любим огров, а они презирают нас. Слухи только распалили былую вражду.

– И ты ни разу не поинтересовался, жива ли твоя дочь?

Сириниэн опустил голову ещё ниже.

Маг, ни слова не говоря, встал и вышел из комнаты. Решительно прошагав по длинному коридору, он распахнул двери тронного зала и направился прямиком к небольшому хрустальному куполу на невысоком постаменте. Направив на купол жезл, он негромко произнёс короткое заклинание, разрушающее эльфийские чары, и купол со звоном разлетелся осколками по полу. Серебряное кольцо подмигнуло магу с постамента ярким синим камнем.

* * *

– Вот, порадуй свою Тыковку, – маг протянул дракону колечко.

– Ей должно понравиться! – Робин аккуратно, кончиками когтей взял кольцо. – А я ей тут ленточек раздобыл. И платье новое.

Маг постарался не рассмеяться, представив, как огромный огнедышащий дракон добывал и ленточки, и платье.

Из пещеры выглянула рыжая головка. Дракон нежно позвал девушку и, когда она подошла, аккуратно надел ей на палец колечко. Щёки девушки вспыхнули. Она прижалась к дракону и тихо сказала:

– Спасибо!

Дракон удивлённо посмотрел на Тыковку, потом на мага:

– Заговорила!

А маг хмыкнул и засмеялся:

– Ты же дал ей самое действенное лекарство от всех магических болезней! – И маг хитро подмигнул смутившейся девушке.

Не стой на ветру
Автор: Лил Алтер

Посвящается Ю. Б.

Толпа людей, усталая и безликая, текла с эскалатора. Погружённые в свои заботы, не многие обращали внимание на стройную темноволосую женщину в фиолетовых солнечных очках и оранжевой шерстяной накидке с пушистой меховой опушкой. Неприятно загорелая, свежая и ухоженная, она не вписывалась в обстановку унылого метро и пасмурного буднего апрельского утра, как будто в только просыпающийся после зимы, ещё голый и неуютный парк южным ветром занесло яркий тропический цветок.

Меньше всего на свете Азалия ощущала себя таким цветком, скорее бесчувственным деревом. Нет, ещё хуже – дешёвой подделкой из картона. Так ей и надо в награду за предательство. Она не всматривалась в лица осторожно ступавших с бегущей дорожки людей, пристально наблюдая за их ногами, не сомневаясь, что узнает его походку из тысячи других ‒ экономную и уверенную. «Вдруг он передумал и не приедет? ‒ эта мысль отозвалась во всём теле мгновенной паникой. ‒ Нет, тогда он отказался бы сразу. Он обещал, значит сделает». Вот они, нечищеные, несколько поношенные ботинки, не те, что раньше, этих она не помнила, но его, это точно. Азалия подняла глаза и улыбнулась.

‒ Привет, Лия! ‒ его ответная улыбка скользнула по ней, как нежное прикосновение пальцев к старому шраму.

‒ Привет, Юр, ‒ все тревожные мысли разом куда-то улетучились.

Перед ней стоял уже не парень, которого так часто рисовала ей непослушная память, а взрослый мужчина, и жизнь не была к нему ласкова. Лия подумала, что вполне могла не узнать его, случайно встретив на улице. Смуглая гладкая кожа погрубела, а уголки рта еле заметно опустились вниз. Но главное ‒ усталость в карих глазах, которой она никогда раньше не замечала. Нет, нельзя зацикливаться на этом сейчас, она разберётся в своих впечатлениях позже.

Юра обыденным движением взял её за локоть, и они вышли в серую промозглую сырость, на шумный проспект.

‒ Пойдём в наше кафе?

‒ Оно закрылось года три назад.

‒ Тогда выбирай сам.

‒ Я давно никуда не хожу.

‒ Хорошо, давай просто пройдёмся.

Она поймала его насмешливый взгляд и улыбнулась в ответ.

‒ Что ты на меня так смотришь?

‒ Не хочу попасть под дождь и испортить прикид шикарной женщины.

‒ Ты серьёзно думаешь, что я «шикарная»?

‒ Естественно, кто ещё выйдет в такую погоду на улицу в наряде Санчо Панса и солнечных очках?!

Его шутка мгновенно вернула её в беззаботный мир юности.

‒ Не издевайся! Это, между прочим, кашемир из «Сакса на Пятой Авеню» за тысячу долларов, а очки от «Прада» ‒ за пятьсот, ‒ Лия осеклась, мгновенно устыдившись своих слов. Перед кем она, собственно, решила выпендриться? Перед Юриком? Как будто его это волнует! Дура набитая, она всё испортила!

Но Юра только мягко провёл ладонью по её плечу и осторожно снял с неё очки. Даже при неярком свете, проникающем сквозь низкие тучи, Лия сощурилась с непривычки и повела плечами.

‒ Извини, Юр, я не подумала.

‒ Не нужно извиняться, всё нормально. Я забыл, какие синие у тебя глаза. Как летнее небо.

‒ Я теперь всё время ношу очки, чтобы не щуриться, а то морщины появятся, ‒ Лия стушевалась под его внимательным взглядом.

‒ Умничка, вот у тебя и нет морщин.

Они с трудом отодвинулись друг от друга и пошли рядом вдоль набережной. Крупные свинцовые волны перекатывались и исчезали под изящным мостом с резными чугунными перилами.

В парке было сыро, с реки дул холодный ветер, и Лия постаралась плотнее закутаться в накидку. То, что казалось изысканным в Нью-Йорке, здесь не подходило. Юра снял куртку и укутал Лию всё с той же привычной нежностью. Сразу стало теплее.

‒ Не надо, ты сам замёрзнешь, ‒ но она сопротивлялась скорее для виду, было приятно, что он о ней заботится.

‒ Надо, ты отвыкла от нашей погоды.

‒ Я от многого отвыкла. У меня странное чувство, как будто мне всё знакомо, но в то же время чужое, альтернативная реальность в серых тонах. Небо серое, вода серая, дома с серыми подтёками, люди с серыми лицами и серыми жизнями. Возможно, город всегда был таким, просто я была молодой, счастливой и ничего не замечала.

‒ А я?

‒ Нет, ты ‒ в моей реальности.

‒ И то хорошо. Согрелась? Присядем?

Они сели на мокрую скамейку, всё так же рядом, но не касаясь друг друга. Лия не выдержала, не смогла удержаться, как прежде, положила голову Юре на плечо. Она испугалась своего порыва, но его рука привычно обняла её, и всё встало на свои места. Они оба были там, где должны были быть.

* * *

Несмотря на конец мая, солнце пекло совсем по-летнему. Лия только что сдала последний экзамен, купила мороженое у ларька и шла пританцовывая, предвкушая длинные каникулы. На секунду она закрыла глаза, подставляя лицо тёплым лучам, и чуть не упала от удара в плечо.

‒ Ты что, ненормальная? Разве можно застревать посреди улицы?

‒ Сам смотри, куда идёшь!

Они стояли лицом к лицу с незнакомым парнем, и он крепко держал её за плечи.

‒ У тебя глаза синие, как небо! ‒ восторженно выдохнул он.

‒ А у тебя… ‒ Лия хотела сказать ему что-то резкое и вредное, но внезапно осеклась. – Золотые!

При ярком солнце его глаза и правда были необыкновенного янтарно-золотого оттенка.

‒ Угу, и сам я весь на вес золота!

Парень улыбнулся такой искренней весёлой улыбкой, что Лия невольно приветливо заулыбалась в ответ. У него были красиво очерченные губы и ямочка на подбородке.

‒ Дашь телефончик?

‒ Прямо сразу? Ты даже имени моего не спросил!

‒ Не говори, сейчас угадаю! Что-то цветочное: Розочка? Лилечка? Астрочка? Крапивочка?

‒ Близко, но не попал. Азалия. Все знакомые зовут меня Лия.

‒ Лия! Красивое имя! Такое точно не забуду! Эй, у тебя сейчас мороженое потечёт! ‒ он ловко слизнул катившуюся по вафельному стаканчику каплю.

‒ Ты с ума сошёл?! На, сам теперь ешь!

‒ Спасибо! Мне как раз жарко стало.

‒ Ты знаешь, как меня зовут, а тебя?

‒ Георгием окрестили, но для такого цветочка, как ты, ‒ Юра. Вот и познакомились. Тебе в какую сторону?

‒ Я только что экзамен сдала, просто иду по проспекту, когда устану ‒ сяду в метро и поеду домой.

‒ Давай я тебя провожу?

Они шли рядом, смеясь и болтая, и незаметно он обнял её за плечи, а её рука легла ему на талию. Лия подумала, что Юра идеально подходит ей по росту. У парадной он целомудренно поцеловал её в щёку, и девушке вдруг отчаянно захотелось почувствовать его губы на своих.

С этого дня она уже не представляла себя без Юриного постоянного присутствия. Он где-то работал, но каждый вечер они встречались в метро и гуляли. Дни были длинные и тёплые, у Вечного огня цвела сирень, деревья зазеленели, и весь город бесшабашно радовался короткому северному лету. Они шли к реке, спускались по гранитным ступенькам и сидели обнявшись, глядя на отражавшиеся в воде дома и облака. Юра гладил её по спине, а Лия тянулась к нему, как цветок к солнцу, раскрываясь под его чуть насмешливым взглядом, впитывая в себя каждое его слово, каждый жест.

Она читала наизусть стихи, и Юра внимательно слушал. Лия не знала, нравится ему по-настоящему или он так, терпит её прихоти.

‒ «Я ‒ страница твоему перу. Всё приму. Я белая страница» – это Цветаева написала. Надо же уметь так любить, полностью отдаваясь чувству. Я бы тоже так хотела.

‒ Не знаю, цветик ты мой. Я не верю, что на тебе кто-то напишет то, чего ты сама не захочешь. Это не твоё, ‒ он проводил пальцами по её щеке, и она таяла от его прикосновений.

‒ Ахматову я тоже люблю, но не настолько. Она такая сильная: «Задыхаясь, я крикнула: „Шутка всё, что было. Уйдешь, я умру“. Улыбнулся спокойно и жутко и сказал мне: „Не стой на ветру“». Мне это сложно понять.

‒ Почему? По-моему, это просто и ясно. Она думает о себе, а он думает о ней.

‒ Ты бы тоже так ответил?

‒ Наверно, но, скорее всего, я бы не ушёл.

У неё были парни до него, но ни с одним из них она не чувствовала себя так легко и свободно, не могла разговаривать часами обо всём на свете.

‒ Лия, ты познакомишь нас со своим новым другом? ‒ спрашивала мама, когда Лия выскакивала из дома на очередное свидание. Папа только внимательно наблюдал за дочерью.

‒ Скоро, мам, как-то всё время не получается.

Она не хотела признаться даже самой себе, что боится. Вдруг Юра не понравится её родителям? Что, если они скажут «он тебе не пара»? Она не перенесёт их неодобрения.

‒ Когда ты нам покажешь своего таинственного бойфренда? Ты на него запала по полной, – дразнила Юля, лучшая подруга Лии. ‒ Совсем про меня забыла. Между прочим, Стас о тебе спрашивал, мол, куда исчезла.

‒ Может быть, мы куда-нибудь сходим вместе, но только с тобой. Не знаю, впишется ли Юрик в нашу компанию. Он не как Стас или другие ребята. Они все хвастаются дорогими шмотками, обсуждают, кто куда съездил на каникулы, у кого круче машина. Пытаются показать, что лучше других. А Юрке на это всё плевать, он никому ничего не будет доказывать. Когда у него есть деньги, ведёт меня в кино и в кафе. Нет ‒ в парк. Ему всегда комфортно. Он напоминает мне моего папу: зачем что-то из себя строить, если знаешь точно, что из себя представляешь? Я никогда не встречала такого, как он.

‒ Почему у него нет денег? Он же работает!

‒ Отдаёт бо́льшую часть родителям. Ты бы слышала, с каким уважением он говорит о своей маме! А младшую сестричку как опекает!

‒ Не знаю, Лийчик. Как ты его описываешь, таких парней в жизни не бывает! У вас с ним уже серьёзно?

‒ Нет, пока нет, он настоящий джентльмен.

‒ Ты уверена, что он не гей?

Лия опускала глаза, не зная, что же ответить на откровенные расспросы. Ей было немножко стыдно, что они с Юрой ещё даже ни разу не целовались по-настоящему. Он держал чёткую дистанцию, и это удивляло и волновало девушку.

В одни выходные он позвал её за город на озеро. Лия долго выбирала купальник, наконец остановившись на бикини, оставлявшем очень мало для воображения. Сверху она надела коротенький лёгкий голубой сарафан на пуговках. Она расстегнула несколько, достаточно, чтобы интересно, но не развратно. Завершали наряд белые туфли на низком каблуке ‒ Лия удовлетворённо покрутилась перед зеркалом и решила, что выглядит вполне соблазнительно.

Они встретились на платформе электрички. Девушка приехала первая и привычно выглядывала его фигуру в ожидающей поезда толпе дачников. На Юрке была полинявшая футболка, шорты и сандалии на босу ногу; на плече ‒ сумка с пляжными полотенцами и чем-то позвякивавшим. Обычный парень, каких тысячи. Но в тот момент для Лии не было никого красивее. Он улыбнулся ей, как всегда радостно, и она разулыбалась в ответ. Юрик окинул её притворно-удивлённым взглядом.

‒ А где кошёлки?

‒ Ты о чём?

‒ О сумках с закуской ‒ бутерброды, яички, помидорчики, огурчики, пирожки всякие? Я думал, ты жратвы принесёшь.

По его лицу Лия никогда не могла понять, смеётся он или говорит серьёзно.

‒ Я про еду даже не подумала, ‒ смутилась она. – Обычно, когда мы куда-нибудь едем, мама всё собирает. Мы можем в киоске купить, так ведь?

‒ Хорошо, что я дома пообедал! Разве ты не знаешь, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок?

Теперь он явно подтрунивал над ней.

‒ Тогда я до твоего сердца никогда не доберусь, я даже овсяную кашу варить не умею.

‒ Что ж ты так поздно сказала? С этого при знакомстве начинать надо!

Всю дорогу Юра шутил и рассказывал истории про армию и про своих друзей. Лия, как всегда, с удовольствием окуналась в детали его жизни.

На пляже, заполненном до краёв отдыхающими, они с трудом нашли свободное место, разделись и разложили на песке полотенца. Юра, вытянувшись на спине, устало закрыл глаза. Лия впервые крепко прижалась к его разгорячённому телу, прикоснулась к груди, легко погладила. Парень осторожно отодвинул её руку. Да что с ним? Он что, действительно не любит женщин? Лия не хотела в это верить. Она видела, как он смотрел на неё, совсем не по-дружески, чувствовала, как его пальцы чуть дрожали от волнения, сжимая её плечо.