Текст книги "Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2"

Надежда Колышкина

Член Союза писателей России. Творческий путь начала в издательстве «Прогресс», где четверть века служила редактором исторической литературы. Первая книга «Небесная вертикаль» вышла в 2008 г. в издательстве «Международные отношения», там же основана авторская серия «Споры богов». В 2014 г. издан сборник «Когда мы были…», в некоторой степени автобиографичный.

В 2018 г. в Лондоне в формате билингва издана пьеса «Пир вместо войны», через год поставлена театром ArtVik (реж. В. Собчак), а в 2021-м в Camden Etcetera Theatre поставлена пьеса «Конец времен». Параллельно в Москве выходит сборник «Поэты и боги», а в 2022 г. «Зебра Е» издает книгу «Что на Небе, то и на Земле», в которой реалии жизни представлены через мифологические образы. В 2023-м издательство «Четыре» выпускает аудиокнигу «Сияющая бездна», где действуют боги-олимпийцы.

Пьеса «Райский сад» – пожалуй, наиболее реалистичное произведение, где нет аллегорий и отсылок к доисторическим героям и сюжетам.

Гвардии сержанту

Андрею М. М. посвящается

Пьеса в двух частях

ВЕРА ЮРЬЕВНА – пожилая женщина с тревожным выражением лица, сохранившего следы былой красоты.

СОСЕДКА – не молодая, но подвижная, всегда готова прийти на помощь.

ВАРЯ – высокая порывистая блондинка восемнадцати лет.

ЮРА – обаятельный мужчина лет сорока.

ЛЮСЯ – яркая брюнетка вне возраста.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – высок, суров, при оружии.

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – практически копия первого.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – щуплый, не вооружен.

Действие происходит под Новый год, о чем свидетельствует елка, которая стоит в гостиной, совмещенной с кухней. Гостиная тонет в полумраке, отчего елка, тускло мерцающая мишурой, выглядит довольно сиротливо. В торце кухонного стола, в кресле, явно принесенном из гостиной, сидит пожилая женщина.

К ручке кресла прислонен костыль, по другую сторону – ходунки. На столе – газета, на газете – салатница. По озабоченному лицу хозяйки дома видно, что мысли ее где-то далеко. В центре стола – штоф с наливкой, бокалы, стопка тарелок. В полуоткрытую дверь входит соседка, также одетая по-домашнему, но более строго.

СОСЕДКА. С наступающим, Верочка! (Ставит на стол две шкатулки.) Выбери, какая брошь тебе по вкусу, пока внучка не прискакала. Извини, что не позвонила, знаю, ты не любишь телефон.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Любишь не любишь, а приходится терпеть. Присаживайся, в ногах правды нет. Кто-то сверху намекнул, что не по возрасту скакать, как козочка. Теперь вот завишу от этого говорящего деспота…

СОСЕДКА. Ладно бы говорил, он еще и подслушивает!

ВЕРА ЮРЬЕВНА (рассматривает подарки). Спасибо, очень красиво! Как я понимаю, реплики старинных образцов. Варе больше вишенки подойдут, а этого чудного скарабея я себе оставлю. (Любуется бутылочно-зеленой спинкой жука.) Что за камень, не пойму. Кабошон из хризоберилла?

СОСЕДКА. Ошибаешься. Подлинное римское стекло. Большая удача отыскать среди бижутерии такую редкость. В лавках Израиля много поделок из псевдоримского стекла, но, как говорят в Одессе, это две большие разницы. И со второй брошью не угадала. Это не вишенки, а желуди от «Трифари».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Совсем слепая стала. Вишенку от желудя отличить не могу, но Варюшке должно понравиться. Положи под елку, там уже припрятан смартфон от дядюшки – так она Юру называет. Скарабея на полочку поставь, возле Андрюшиного портрета, а я пока позвоню. Кстати, ты заметила, что дети по телефону почти не разговаривают, только пялятся в него как зомбированные?

СОСЕДКА. Не разговаривают, зато переписываются, а потом стирают написанное, чтобы мы не вызнали их секретов. Впрочем, не будем старыми занудами, мы ведь тоже не очень-то со взрослыми откровенничали… Посуду отнести?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да-да, разгрузи немного стол! Я тут салат крошу, чтобы руки чем-то занять. Жаль, Варька оливье не любит и настоящих украшений не носит. Хорошо хоть цепей этих ужасных на шею не вешает.

СОСЕДКА (прибирая на столе). Варечка не застала времен, когда молодые люди весь свой золотой запас на груди носили, прямо поверх футболок.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Слава богу, мои дети от этой культуры далеки. Младший с детства небом бредил, самолетики мастерил, старший в изостудии пропадал. Обоим было безразлично, во что одеты, что на столе. Я больше за Вареньку волновалась. При ее-то внешности мать могла и в манекенщицы ее отдать. Она ведь наездами у нас бывала, но ума хватило Московскую школу по удаленке окончить. ЕГЭ этот клятый на сто баллов сдала, в Архитектурный поступила. Все сама, ни у кого совета не спросит. Правда, отец то в небе, то в госпитале, а с мачехой Варя не разговаривает. (Вздыхает.) Да и меня, честно говоря, не сильно балует. Смартфон подарила, а чтобы позвонить – на это времени нет… Даже от слов этих тошнит: смартфон, глитч-арт. Русского языка им не хватает!

СОСЕДКА. Ты звони, а я столом займусь. Дети придут, а в доме мандаринами, пирожками пахнет!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Побойся бога! Какие пирожки? Я с ходунками еле двигаюсь. Когда Юрик дома, он меня в кресле катает, а оно из гарнитура. Колесики хлипкие, сломает в конце концов. Хотел инвалидное кресло купить, но я против. С инвалидного точно не встану.

СОСЕДКА (снует между кухней и гостиной). Ты права, надо ходить понемногу. Мне тоже лень что-то делать по дому, но я себя пересиливаю. Поэтому и пирожки затеяла. Ближе к вечеру занесу. Мои к полуночи заглянут, а потом в свою компанию, этажом выше. Так и будут сновать туда-сюда.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да уж, беготни, шуму-гаму в эту ночь будет… А я с открытой дверью живу!

СОСЕДКА. В твоем положении лучше дверь не закрывать. Тамбур теплый, внизу – консьерж. Тамбур, консьерж – тоже, кстати, заимствованные слова. Таково свойство нашего великого и могучего – все принимать и делать своим. Да ты звони, не слушай мою болтовню.

Повисает тишина, которую нарушает звук мужских шагов.

Дверь распахивается. В квартиру, однако, врываются гости нежданные. Двое мужчин в полицейской форме наводят стволы на хозяйку дома. За ними топчется низенький, щуплый, без оружия. Вера Юрьевна роняет телефон, пытается встать, но не может.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Поступила информация, что здесь убили девушку. Вы хозяйка дома? Мы должны осмотреть помещение.

Хозяйка дома в ужасе поднимает руки. Из гостиной раздается звон разбитой посуды.

СОСЕДКА (как призрак, выходя из-за ели). Кто вам позволил врываться в дом пожилого человека, угрожая ему оружием?

Полицейские смущены, но не сдаются.

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (шипит на Третьего). Почему не проверил сигнал? Что нам в отчете писать? Вместо убитой девушки обнаружены две старухи, одна готова сдаться? Ты участковый или собиратель сплетен?

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В функции участкового не входит взлом и осмотр квартиры. Когда я увидел, что дверь кто-то до меня взломал, решил, что сигнал подтвердился и девушка действительно убита, а возможно, и хозяйка… Извините, мадам! Рад, что вы живы.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Прошу опустить руки, мы вас пока ни в чем не обвиняем. Мы обязаны реагировать на сообщение о преступлении, и наши действия правомерны. Где сейчас девушка, ранее проживавшая здесь без регистрации? Поступила информация, что она может быть убита при ограблении, о чем свидетельствует открытая дверь.

СОСЕДКА. Если у вас в свидетелях лишь входная дверь, то убедитесь, что замки не несут следов взлома, и покиньте помещение. Здесь никто никого не убивал, и трупа девушки вы не обнаружите.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Успокойся, Надюша. Я поняла, в чем дело. У нас на площадке парень… чернявый такой… квартиру снимает, он явно к Варечке неравнодушен. Поджидает ее, норовит на машине подвезти, стращает, что негоже девушке одной по городу ходить. Варечка, естественно, только смеется в ответ. Наверняка заметил, что ее третий день нет, и решил просигнализировать.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Выходит, сигнал не ложный! Вашей жилички третий день нет, и вы не сочли нужным заявить в полицию? Хорошо, парень бдительный попался, доложил.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Речь идет не о какой-то жиличке, а о моей родной внучке, которая имеет право жить у бабушки и навещать родного отца, не ставя полицию в известность. Вы лучше проверьте вашего «бдительного парня», тот наверняка проживает без прописки.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (угодливо). Так это ваша внученька, та, что из Испании?! Неужели на фронт рванула? Вот героиня, вся в отца! (Поднимает упавший телефон.) Не разбился, слава богу! (Поясняет обомлевшим коллегам.) Раньше здесь летчик жил, Андреем звали, в самом начале СВО героя получил, долго по госпиталям валялся! Извините, Вера Петровна, не сразу вас опознал. Приношу извинения! Это непростительно – врываться в дом к матери героя.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Я – Вера ЮРЬЕВНА, а это моя соседка Надежда ПЕТРОВНА. Позвольте доложить вам как участковому, что сын мой, Андрей, снова «по госпиталям», а внучка поехала к нему, в Питер.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тем более – героиня! Не в клуб с шалопаями, а в госпиталь – к отцу! А насчет соседа не волнуйтесь. Парень в Энергетическом учится, прописан в общаге, временно у дяди проживает. Он вашу внучку не обидит.

СОСЕДКА. Вот и прояснилось все, слава богу!

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Приносим извинения за беспокойство! С наступающим Новым годом!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, дорогие дамы! Счастья вам и здоровья.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, Вера Петровна и Надежда Юрьевна! И пусть ваши дети и внуки будут с вами! А дверь все-таки не держите открытой, мало ли кто забредет…

Уходят, аккуратно прикрыв дверь.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот что получается, когда Юрик начинает командовать! Забрал меня из больницы и говорит, не вздумай, как раньше, на три замка закрываться. Варька вечно ключи забывает, а ты можешь грохнуться перед дверью и не встать… Ох, Надя, как ужасно быть обузой для детей!

СОСЕДКА. Что за унылость? У нас есть повод улыбнуться – обвинение в убийстве снято и старухи превратились в милых дам!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не милых, а дорогих… Да, что мне милицейские комплименты?! Хорошо, телефон не разбился. Позвоню еще разок…

СОСЕДКА (уходя в гостиную). А где у вас скатерти лежат?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не надо скатерть стелить. Варя считает это пережитком.

СОСЕДКА. Она действительно в Питере, или ты это для полицейских сказала, чтобы отвязались?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. В Питере, а может, в поезде. Они же всё от меня скрывают, а этот «шпион трех держав» молчит, как партизан на допросе.

СОСЕДКА (возвращаясь). Какой шпион? Ты о чем?

ВЕРА ЮРЬЕВНА (отталкивает телефон). О шпионе по кличке Гаджет! Брось эти хлопоты, дорогая, садись, поговорим, может, они и не приедут сегодня. Позавчера Варька заскочила на минутку, проворковала: «Не волнуйся, мы с дядюшкой к папе летим, вернемся вместе». А вечером эсэмэска: «Вот мы и в Питере. Не скучай, бабуля!». И фотографии… представляешь, не себя с папой, не врачей, а запруженного людьми аэропорта да питерских улиц. Что за дети, право?! Будто мне это интересно – картинки разглядывать. На другой день Юра позвонил, говорит, всё в порядке, Андрюшу к выписке готовят, заказываю билеты на «Сапсан», на тридцать первое. А сегодня как сквозь землю провалились!

СОСЕДКА. Главное – Андрея выписывают. Кто их знает, может, в госпитале велят телефоны отключать. А может, просто связь плохая. В небе чего только не летает сейчас.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Связь плохая, а нервы и того хуже. Сама понимаю, раз выписывают, значит, самое тяжкое позади. Но все равно тревожно. Зачем было Варю в Питер тащить? Юра сказал, что Андрюша так захотел, но мне кажется, она сама увязалась. А ведь могла в Москве их встретить, на машине. Представляешь, мамаша ей машину к восемнадцатилетию подарила. Все-таки она очень странная! Посадить ребенка за руль, при таком-то трафике! Скорее всего, это попытка уязвить Андрюшу, мол, ты, летчик-ас, до сих пор на мотоцикле катаешься, а я уехала медсестрой, а теперь врач-консультант в самой Барселоне и дочке могу хоть «мерседес» подарить!

СОСЕДКА. «Мерседес» – это очень непрактично. Запчастей теперь днем с огнем не сыщешь. Впрочем, молодежь об этом не думает! Когда я пешочком от метро топаю, мои студенты на «майбахах» и «феррари» меня обгоняют.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да я про «мерседес» так, к слову. На улицу-то не выхожу, не видела еще, что купили, да и не разбираюсь, по правде говоря, в марках. Знаю только, что мать Варькина деньги прислала, с припиской, что машина должна быть с подушкой безопасности.

СОСЕДКА. Я плохо помню Варечкину маму, но, судя по поступкам, она всегда была холодноватой, если не сказать жестокосердной. Бросить малышку на отца, который сам еще не оперился… Он ведь курсантом тогда был, а ты работала на двух работах! А едва дочка подросла, переманила к себе картинками красивой жизни и мнимой заботой о здоровье.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Формально ее упрекнуть не в чем. Варечка много в детстве болела, и мать взялась за нее всерьез… но настоящей привязанности у них нет. А вот с отцом у Вари особая связь. Месяцами могли не видеться, а встретятся – будто вчера расстались. И Андрюша души в дочке не чаял, но страшно перепугался, когда ей в четыре года диагностировали ложный круп. Он как раз получил назначение в Северный округ, а я не могла ради крохи бросить работу, вертелась как белка в колесе.

СОСЕДКА. Да, мы все тогда трудно жили. Я, помнится, принесла в налоговую справки – тогда надо было собственноручно документы сдавать. Девушка смотрела, смотрела, а потом поднимает на меня изумленные глаза: «Вы, профессор престижного вуза, имеете одиннадцать подработок? Зачем?» Я спокойно так отвечаю: «Там все отражено. Обратите внимание на мой доход по основному месту работы». Она опять уткнулась в листы и бормочет, почему-то виновато: «Да, на это не проживешь».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот и я, как та девочка из налоговой, чувствую себя без вины виноватой. Слишком много работала, особенно после смерти мужа. А теперь обижаюсь, что дети не посвящают меня в свои планы. Но и я ведь не часто к ним за советом, за помощью обращалась. Мол, пусть растут, не зная наших забот. А к Варечке вообще не может быть никаких претензий. Я-то не слишком многим ради нее пожертвовала…

СОСЕДКА. Дети оправдывают свое равнодушие тем, что не хотят нас волновать. Кажется, они вполне искренне верят, что это и есть забота. А с Андрюшей ты когда последний раз разговаривала?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ой, не говори так – последний. Чуть ли не каждый день звоню, когда у них время для контактов с родными. А он одно твердит: «Все нормально, мам! Не волнуйся, к Новому году, говорят, выпишут». А кто говорит, – врачи или сами раненые надеются на скорую выписку, – разве от них добьешься? А сегодня – ни звонка, ни эсэмэски. Никто и не подумает, что я тут с ума схожу…

СОСЕДКА. Нам остается только ждать. (Напевает.) «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». (Слаженно поют.) «Надежда, мой компас земной, а удача – награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А не проститься ли нам с уходящим, пока мои в молчанку играют? Надеюсь, явятся в полном здравии и полным составом, как говаривал мой папочка, настоящий полковник! Бокалы ты унесла… возьми в шкафчике рюмки – настойка крепкая, по папиному рецепту. И мандаринок почисть, я не дотянусь.

СОСЕДКА. С уходящим рановато, а вот отцов-победителей не грех помянуть. Впрочем, и мамы наши не отставали. Моя мама мечтала врачом стать, но прямо из училища была на фронт призвана, а после войны мы с сестрой появились… но надежд не оправдали, не пошли в медицинский.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Твоей маме повезло, успела порадоваться успехам дочери. Ты ведь докторскую при ее жизни защитила?

СОСЕДКА (протирая рюмки). Да. Но маму это как-то не впечатлило. Сказала сурово: «А ведь могла бы стать настоящим доктором!» Зато папа радовался, цитировал, как он считал, Бисмарка, что Франко-прусскую войну выиграл школьный учитель.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А разве это не слова Бисмарка?

СОСЕДКА. Нет, впервые это сказал Першель. Впрочем, кому нужна эта образованщина, как сказал другой классик.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да какой он классик! Такого про нашу историю нагородил, что тошно читать.

СОСЕДКА. Не будем о плохом под Новый год.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. За наших родителей, дедов и прадедов!

СОСЕДКА (торжественно). Мы росли гордыми и счастливыми, потому что были детьми победителей. Пусть и наши дети будут достойны своих дедов.

ВЕРА ЮРЬЕВНА (закусив маслиной). Знаешь, что я подумала? Наши родители назвали нас Верой и Надеждой не просто так, а надеясь и веря, что обеспечили своей победой мир во всем мире на долгие времена. Как они ошибались! Вот и мне пришлось отдать сына на войну. Могли ли они подумать, что брат пойдет на брата, а тысячи детей опять окажутся сиротами?!

СОСЕДКА. А вот это уже никуда не годится. Постарайся хотя бы при Андрюше подобных сентенций не изрекать. Наши отцы шли на бой с самым опасным в мире врагом – фашизмом, и твой сын воевал и был ранен за те же идеалы… Надеюсь.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. И я надеюсь… Но Андрюша не просто ранен… Прости, Надя, я от тебя утаила, чтобы не обременять своими тревогами… Когда самолет сбили, Андрей катапультировался, но попал в плен. Все это время я тешу себя мыслью, что его там не изувечили, не чужие в конце концов, деды вместе воевали, родня у многих там, можно сказать – дети одной страны. А теперь такие зверства творят… Я ведь даже не знаю, почему его из госпиталя в госпиталь переводят, о характере ранений ничего не говорят. Когда я Андрюшу в Красногорске навещала, он пластом лежал, бледный и весь седой. Спросила: «Ты хоть на своих ногах отсюда выйдешь, без протезов?»

СОСЕДКА. А он?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Улыбнулся как-то криво и говорит: «Протеза для меня еще не придумали» и добавил с раздражением: «Мама, ну хватит меня допрашивать! Я уже не маленький, через пару лет – сороковник. Все равно бы комиссовали». Я не поняла, почему он так сказал. Может, боится, что в мирной жизни себя не найдет. Как ты думаешь?

СОСЕДКА (глянув на часы). Я думаю, ты напрасно изводишь себя. «Сапсан» приходит около пяти, значит, через часок они будут дома. Допускаю, что Люся планирует встретить Новый год с мужем наедине, но все равно они к тебе заглянут. Она тоже в Питере, или квартиру к приезду мужа обустраивает?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ох, Надюша, ты же знаешь, мы с ней не очень-то ладим. С тех пор, как она отказалась прописать падчерицу в новой квартире, я с ней ни разу не виделась. Андрюша еще в Подмосковье лежал, когда я в больницу попала – будь она неладна, эта шейка бедра! Юра тогда все хлопоты на себя взял. Прописал Варечку в дедовой квартире, а жить она будет, как и раньше, со мной. От Юрки вообще лишнего не добьешься, хотя с виду такой балагур! А Варю я даже не спрашиваю, чтобы не травмировать. У них с Люсьен отношения просто никакие.

СОСЕДКА. Не беспокойся, Андрей вправит этой крале мозги!

ВЕРА ЮРЬЕВНА (машет рукой). Давай еще по рюмочке. Обмоем их новую квартиру. Мне-то на новоселье все равно не бывать! Люська вряд ли позовет, да я и сама не пойду, сошлюсь на больную ногу.

СОСЕДКА. Ты недооцениваешь своих сыновей. Я хоть и мельком видела твою новую невестку, но уверена, она при Андрюше тише воды, ниже травы! Эти современные девицы прекрасно понимают, от кого зависит их благосостояние. Помню, ты жаловалась, что бывшая Юрина натурщица прицепилась к Андрюше, когда ему квартиру как герою войны дали. Свадьбу готова была сыграть чуть ли не в госпитале.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Все так… Очень хваткая девица… а квартиру Андрей по ипотеке какой-то воинской получил. Он вообще у меня бессребреник, весь в деда. Привык по гарнизонам мотаться, о быте не задумываясь. Главное – НЕБО, а остальное приложится. Это была его любимая присказка… Ой, что это я в прошедшем времени говорю?

СОСЕДКА. Ну… это понятно! Андрей боится, что его комиссуют, и ты внутренне прощаешься с прошлым. (Поспешно разливает наливку.) За Новую жизнь!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А я предлагаю – за Победу!

СОСЕДКА. Это вполне совместимо. За Победу и Новую жизнь!

ВЕРА ЮРЬЕВНА (закусив мандаринкой). Все гадают, склонившись над колыбелью, на кого младенец похож, да разве судьбу угадаешь! Я старшего в честь деда назвала, с пеленок казалось – вылитый дед. А получилось, что младший дедовы черты унаследовал и его отношение к жизни перенял. А ведь оба летом в Одессу ездили, пока бабушка была жива. Отец с войны вернулся, весь в орденах, но с трудом получил две комнаты, а ведь я уже на подходе была. Коммуналку потом разгородили, так дед и этому был несказанно рад. А когда мама умерла, вовремя успели папино жилье на однушку в Москве обменять, хотя папа поначалу сопротивлялся.

СОСЕДКА. Ну, ладно, заболтались мы. Я ведь зашла не посудачить, не вишневки твоей знаменитой выпить, а попросить пару яиц. Все угрохала в салаты, в тесто, а что выпечку надо смазать, об этом напрочь забыла. Не так уж часто я теперь пеку!

ВЕРА ЮРЬЕВНА (порывается встать, но гримаса боли искажает лицо). Ну не дура ли я?! Перед ментами чуть ли не во фрунт вытянулась, тебе пытаюсь помочь. Надюша, возьми сама! Да не пару-тройку, а десяток-два. Продукты теперь Юра приносит, но ему лень часто ходить, так он чуть ли не оптом закупает. Весь холодильник забит. Я его отругала, когда он три упаковки по двадцать штук притащил, а потом порадовалась. Шутка ли, процентов на семьдесят подорожали. Я, пока не обезножела, по восемьдесят пять брала, а Юрик по сто сорок отхватил. И то, говорит, последние. И они будут нам врать про семипроцентную инфляцию!

СОСЕДКА (берет несколько яиц). Решили народ перед праздником подбодрить, исходя из того, что семь – счастливое число.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну что ты скромничаешь, как сиротка Хася! Говорю тебе, возьми целую упаковку. Мне не умять эту прорву яиц, а дети после праздника разбегутся.

СОСЕДКА. И не уговаривай! У меня тоже холодильник забит, а я еще с этими пирогами связалась. Зайду попозже всех поздравить и Андрюшу подбодрить. Если будут проблемы с трудоустройством, пусть к нам на военную кафедру идет. Или в Военную академию. Думаю, на этот раз государство своих героев не бросит, как случилось с афганцами. А у Юрочки как дела? Он по-прежнему у Зураба?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да нет, они просто дружат! Юра глитч-артом было увлекся, а еще в академии преподает.

СОСЕДКА. Глитч-арт – это что-то связанное с компьютерной графикой?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Глитч-арт – это такое безобразие, что и словами не передать, хотя Варюшке удалось. Юра взялся ее поучать, что человеческий гений – это ошибка природы, а посему за глитч-артом, основанном на ошибках, – будущее. А Варька спокойно так в ответ: «Убедил, дядюшка. Глитч-арт – это точное доказательство, что искусственный интеллект тоже может сойти с ума. Тебе было бы интересно с мамой моей об этом поговорить, ведь ее пациенты – сплошь с девиантными отклонениями». Такая насмешница! Слава богу, Юркино увлечение этой шизофренией было недолгим. Ой! Я забыла тебя предупредить, Юру теперь надо Георгием звать.

СОСЕДКА. Дружба с Зурабом сказалась? Георгием или Гогой на грузинский манер?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну что за насмешки, право?! Ладно бы Варька ёрничала, но ты вроде серьезный человек. На Юрку ТАК война повлияла, вернее, первое Андрюшино ранение. Юра поначалу очень негативно был настроен, с братом спорил до хрипоты, доказывая, что на Украине нам делать нечего. И это при том, что бабушка, которая души в нем не чаяла, похоронена в Одессе, а мы теперь могилку ее навестить не можем. Хорошо, деда успели перевезти и он доживал в человеческих условиях.

СОСЕДКА. А как он был настроен?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну, отцу уже было под девяносто, когда трагедия на Куликовом случилась… Он от телевизора не отрывался и был вне себя от ярости. А внукам велел идти отвоевывать Одессу. Юра попытался отшутиться, так чуть взашей его не вытолкал, заявив, что квартиру он теперь завещает Андрюше, а не ему, хлюпику.

СОСЕДКА. И как? Юру, то есть Георгия, это сильно задело?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Как бы не так. Юрка все списал на возрастные изменения. Шутил, довольно жестоко, что скоро у деда останется один друг – Альцгеймер. Перелом в его настроении произошел, когда Андрюша первый раз в госпиталь попал. У него контузия была, с потерей памяти и речи. Сутками лежал, отвернувшись к стенке, рисовал пальцем узоры, похожие на облака, а когда пытался нарисовать самолетик, плакал.

СОСЕДКА (с нескрываемым ужасом). Ты это сама видела, или врачи рассказали?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну что ты, дорогая! Врачи в госпиталях так загружены, что им не до разговоров с родней. Друг Андрея сообщил. Их вместе взрывной волной накрыло, вместе и в госпиталь доставили… одного – с контузией, другого – с переломами и ожогом… Только летчик мог разгадать, что чертит пальцем на стене его командир и почему плачет. Так вот, он добыл где-то мой номер и все рассказал без прикрас. Говорит, пусть брат в госпиталь едет, потому что матери обычно такую сырость разводят – это его точные слова, – что хоть топись.

СОСЕДКА. А почему я узнаю об этом только сейчас? У меня есть прекрасный невролог, недорого берет.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Невролог, если и требовался, то мне самой. Тот летчик был прав, я такую сырость развела, что Юре пришлось все взять на себя. Нам порекомендовали невропатолога, очень знаменитого, который знает об амнезии все. Так вот, доктор ехать в Ростов отказался, пояснив, что при конградной амнезии пробудить память может тот, с кем пациент переживал детские радости, горести, обиды. Тот, с кем первые шишки набивал, с кем воровал яблоки в саду. Врач будет лечить по протоколу, а больному необходимо оживить глубинные воспоминания и эмоции. Доктор дал очень странные рекомендации, и я, честно говоря, ему не поверила. Так, он велел Юре не сидеть над братом в скорбном молчании, а болтать в палате со всеми напропалую, рассказывая смешные истории, подначивать, подтрунивать над больными и над собой. Можно даже неприличные анекдоты травить.

СОСЕДКА. По-моему, летчик и доктор сошлись в методах лечения! Матери трудно овладеть столь оригинальной терапией.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Выходит, так. Не всегда наша жалость на пользу детям! В результате Юра стал в госпитале всеобщим любимцем, а мне приказал никому ничего не рассказывать, особенно Люсьен, – он так по старой памяти ее называет. Люся с Андрюшей еще не были расписаны, и она, кажется, в Ростов не ездила. Зато, когда узнала, что Андрей звание героя получил, заявила, что хочет в Кремле побывать в качестве законной супруги. Да ну ее, корыстная недобрая девица. Впрочем, кто любит невесток?

СОСЕДКА. А Юра как к этому браку отнесся?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Если ты намекаешь, что у Люсьен были отношения с Юрой, когда она натурщицей в академии служила, это глубочайшее заблуждение. Юра всегда шутил, что для него селезень, притороченный к седлу охотника, привлекательнее самой идеальной модели, какую бы позу та ни приняла. И это правда. Он и на свадьбе довольно рискованно шутил. Поздравил молодоженов с тем, что они сделали первый шаг на пути к свободе, так как совершенно невозможно развестись, не женившись.

СОСЕДКА. А молодожены?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Невеста надулась, правда, ненадолго, а жених отшутился. Андрей очень ярко выразился про свободу, которую дает Небо и которую не могут отнять ни ЗАГС, ни даже церковь. Про церковь, мне кажется, лишнее… но, если знать, что с Вариной мамой они были венчаны, намек более чем прозрачный… А в целом свадьба удалась. Были ребята с фронта: тот Андрюшин друг, с рукой на перевязи, его как раз вызвали на награждение; пара Юриных, тоже фронтовых…

СОСЕДКА. Не поняла… Юрины фронтовые друзья? Ты шутишь?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да-да, настоящие фронтовики! Те, кого он «лечил» своими шутками «на грани фола», как он сам говорит. Ему и сейчас весточки с Донбасса шлют, а он мотается туда с гумпомощью. (Понизив голос.) Сугубо между нами, но Юра хотел добровольцем записаться… и очень расстроился, когда отказали. Нет, не из-за здоровья, и не из-за возраста, сорокалетних берут, а потому что срочную не проходил, воинской специальности не имеет. Юра очень сильно тогда переменился, глитч-арт этот ужасный забросил, к станковой живописи вернулся.

СОСЕДКА. Тебе можно только позавидовать…

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да чему тут завидовать? Я надеялась, что Андрюшу после первого ранения на штабную работу переведут, а он рапорт за рапортом писал, чтобы на фронт вернули. И сейчас уже тоскует по небу, предвидя, что комиссовать могут. Но от Юры (с иронией), то есть Георгия, я просто не ожидала. И что их может привлекать в войне?

СОСЕДКА. Я думаю, настоящее мужское братство, выродившееся в современном обществе в нечто непотребное, а еще – тоска по серьезной мужской работе.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Согласна, мужиков нынче в грош не ставят. Парни бицепсы качают для картинки, для форсу, чтобы покрасоваться. Когда Юру добровольцем не взяли, Варька долго подтрунивала, мол, какого воина упустили! Художник, конечно, не летчик, не танкист, но мог бы стенгазету оформлять, лозунги патриотические в землянках развешивать. На худой конец – кашеварить!

СОСЕДКА. Дети вообще жестокие, бессмысленно жестокие, и это, увы, не пресекается, ни дома, ни в школе… Полная свобода самовыражения! Но Юра достаточно умен и толерантен, чтобы не обижаться на племянницу, по сути – подростка. Хотя переименование в Георгия тоже смахивает на ребячество. Впрочем, памяти деда он не оскорбил. Русские имена Юрий, Егор происходят от греческого Георгиос, что означает «земледелец».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. При Юрке лучше этого не говорить. Для него Георгий прежде всего – Победоносец, защитник воинов. Тьмы и рати этих воинов так и скачут теперь на его холстах. Я думала, Варя смеяться будет, но ей нравится, потому что Юркины витязи смотрят с картин глазами ее отца. А мне плакать хочется, но я молчу, чтобы его не злить. Попросила елку нарядить, что он всегда делал с удовольствием и большой выдумкой, а сейчас, глянь, какое убожество сотворил! Я и это стерпела.

СОСЕДКА. Не придирайся, сейчас в моде минимализм. Юра – то есть Георгий! – конечно, не оформитель, но следит за трендами.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не знаю… на меня эта елка грусть наводит.

СОСЕДКА. Верусик, тебя вымотала болезнь, поэтому ты все видишь в мрачном свете. Да и вообще у тебя темновато. Включить верхний свет?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Включи лучше телевизор. На первой кнопке «Москва слезам не верит», посмотрю в сотый раз. Правда, пульт где-то затерялся.

Обнаружив пульт под газетой, соседка включает телевизор, берет тарелочку с яйцами. В дверях сталкивается с девушкой в куртке с дорожной сумкой в руках. Одно яйцо падает на пол.

СОСЕДКА. Варя, это ты? Тебя и не узнать! Обычно такая яркая!