Текст книги "Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2"

ВАРЯ (откидывая капюшон). Ой, простите! Надежда Петровна, бабушка, здравствуйте! У вас так вкусно пахнет мандаринами, вишней. Просто райский сад! А я такая неловкая, яйцо разбила, сейчас уберу. (Кинув сумку в угол, убегает в боковую дверь.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну хоть какая-то ясность будет. Варя врать не умеет. (Добавляет с удовлетворением.) Я боялась, что вишневка выдохлась, а она и хмельная, и запах сохранила. Спасибо, дорогая, что зашла. Ждем ближе к ночи в наш райский сад. Дети будут рады.

Хозяйка дома в том же кресле, но принарядившаяся к празднику в белую кофточку и черную юбку плиссе. Стол прибран, лишь высится в центре груда мандарин на подносе да мерцает рубиновым блеском графин с наливкой. Рядом две рюмки.

Девочка мечется между кухней и гостиной, завершая сервировку праздничного стола. Она по-прежнему в черном спортивном костюме, который, впрочем, очень ей идет.

ВАРЯ. Бабуль, наливку в гостиную нести или здесь оставить? На столе и так бутылка шампанского и коньяк для дядюшки.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Лучше бы в холодильник, но там места нет. Коньяк совсем не полезно мешать с наливкой и шампанским, а твой дядюшка не удержится и утром будет никакой. (Поправляя бант на груди.) Варенька, ты меня не слишком фривольно одела?

ВАРЯ. Что же тут фривольного? Белая кофточка и черный низ – классика! Признайся, тебе не нравится наш с мамой подарок?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Что ты, радость моя? Кофточка очень красивая, и размер подошел, но бантик мне как-то не по годам, да и пуговицы слишком блестят.

ВАРЯ. Женщине столько лет, насколько она выглядит… не помню, кто сказал, но я согласна. А кофточку я сама выбирала, мамины только деньги. И бант совсем не девчачий, а строгий, взрослый, и зеленые пуговки очень даже уместны в год Зеленого Дракона.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Спасибо тебе, внученька, за заботу! Но поверь, женщине столько лет, на сколько она себя чувствует. А я чувствую себя старой развалиной, и только ты способна вселить в меня толику бодрости. Да еще Андрюша… Надеюсь, Люся не утащит его сразу на новую квартиру.

ВАРЯ. Будет так, как папа решит. Когда мы с Юрой прилетели, Люська бегала по врачам, как угорелая, подписывая какие-то документы.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А почему Андрей не сам выписку оформлял, доверив это непростое дело жене?

ВАРЯ. Ну, бабушка, в госпитале правила такие. Папа должен был реабилитацию пройти, а он отказался, потому что ему все до чертиков надоело, вот и требовалась гарантия жены, что она его забирает под свою ответственность.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Значит, все-таки есть психологические проблемы…

ВАРЯ. Психологические… нет, психиатрические проблемы есть у его жены. Люська такую чушь несла, что я даже повторять не стану. Наверняка хотела продемонстрировать, как они любят друг друга, а добилась лишь того, что папа выставил за дверь ее, а не меня.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Так у вас там ссора случилась? А что же ты уверяла, будто всё в порядке и вы приехали без Андрюши потому, что у Люси уже были билеты на самолет. Может, и насчет дяди приврала? Скажи честно, папу не успели выписать и они будут встречать Новый год в Питере? А ты вернулась, потому что мачеху терпеть не можешь.

ВЕРА. Бабушка, перестань придираться и всюду искать… как это по-русски… подвохи. Я не вру, все так и было. С Юрой мы вместе вернулись, но он решил вначале заглянуть к себе, чтобы переодеться. А Люська… тут ты права… уговорила папу встречать Новый год вдвоем. Есть такая поговорка: как Новый год встретишь, так его и проведешь, а эта размалеванная дура наверняка верит в приметы. Я с ней не разговаривала, поэтому не знаю, может, она обязалась сразу после праздников сдать папу в реабилитационный центр. Не зря папа письмо тебе написал… (Добавляет испуганно.) Извини, папочка, что проговорилась, но дальше будет, как условились.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. О чем условились? И где оно, это письмо? У Юры или у тебя? Что за тайны Мадридского двора?

ВАРЯ. Прости, бабушка, и не пытай меня больше. Я обещала папе, что отдам письмо завтра, это и натолкнуло меня на мысль, что Новый год они встретят вдвоем… А что я могла противопоставить их решению? При Мадридском дворе не бывало таких пройдох и интриганов, как моя мачеха.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну почему я клещами все должна из тебя вытаскивать? Ни звонка, ни эсэмэски. Я вся извелась, а вы там Андрюшу делили… бессердечные!

Разговор прерывает звонок телефона, затаившегося под газетой.

ВЕРА ЮРЬЕВНА (хватает трубку, смахнув газету на пол). Юрочка, родненький, наконец-то объявился. Ты где? Отвечай, но только правду. На дедовой квартире? Но мы тебя здесь ждем! Да ничего не случилось, Варя со мной, но толком ничего объяснить не может, или не хочет. Мелет какую-то околесицу, вот я и разволновалась. Хорошо. Ждем. Не ссоримся.

ВАРЯ. А мне кажется, ссоримся. Ты допрашиваешь меня, как инквизитор тайного иудея, и тут же перепроверяешь у дядюшки, причем не доверяя и ему.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Прости, внученька, но я так извелась в думах о твоем папе, что сама себе не верю. Когда пребываешь в полном неведении, при этом обездвижен, мысли самые черные в голову лезут. К Люсе никакого доверия, и вы молчите…

ВАРЯ. Бабуся, я тебя понимаю. Сама готова была убить эту ведьму, когда она при мне начала целовать, обнимать папу, приговаривая: «Ты мне нужен любой, я тебя никогда не брошу. А ребеночка мы в детдоме возьмем, благо квартира теперь есть». Тут папа ее и выгнал, вырвал листок из блокнота и стал письмо писать. (Добавляет издевательски.) Так что будет у меня братик-детдомовец! И правда, откуда ему взяться, как не из детдома, ведь ей уже за сорок. Дядюшка говорил, что они ровесники! Да ты не слушаешь меня?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Слушаю, внученька, слушаю. А как папа себя чувствовал? Бледный был, нервничал?

ВАРЯ. Да нет, когда мымра эта ушла, сразу успокоился, письмо стал писать, а мне сказал, чтобы врача позвала, но не потому что ему плохо, а чтобы рецепт выписал, ведь в Москве лекарств без рецепта не дают. А когда папа меня опять позвал, письмо уже было в конверте, и он взял с меня честное слово, что я отдам его тебе первого января. Бабусик, ну, сколько можно повторять одно и то же?! Ты такая подозрительная стала, просто ужас. Никому не веришь.

ВЕРА ЮРЬВНА. Тебе верю, радость моя, а себе нет. Ведь были же предчувствия, но я их гнала. (Бормочет.) Изверги, просто изверги… Надолго ли женушки его хватит?

ВАРЯ. Да мы все знаем, что они не пара. Моя мама так и сказала: «Не беспокойся, папа ее бросит». И песенку глупую спела: «Ему б чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил». А когда я сказала, что она не циркачка, а натурщица, добавила: «Хрен редьки не слаще». Мама любит иногда просторечные выражения, а я правильно пользоваться пословицами и поговорками так и не научилась.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Это хорошо, когда есть чему учиться. У тебя все впереди, моя родная, а вот у меня жизнь кончилась.

ВАРЯ. Не говори так! (Берет со стола салфетку, промокает бабушке глаза.) Хорошо, что без макияжа, а то испортила бы праздничный наряд. (Оглядывает оценивающе.) А ведь ты права! Бантик здесь как-то неуместен. Завяжу, как мама любит. (Одной лентой обматывает бабушкину шею, другую сдвигает ближе к плечу.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА (вымученно улыбается). Прикрываешь дряблость увядшей кожи?

ВАРЯ. Не без этого… только концы надо булавкой скрепить, а то развяжется. Бабусь, где у тебя булавки лежат?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Сходи, внученька, в гостиную. Там на полке, возле папиного портрета, коробочка бордовая, а в ней жук-скарабей – подарок Надежды Петровны. Она и тебе подарок оставила, в такой же коробочке, но под елкой. Если не суеверная, возьми, не дожидаясь полуночи. Надеюсь, понравится.

ВАРЯ. Еще бы не понравиться! Тетечка Надечка всегда такая элегантная! Для ее лет – просто супер как выглядит! (Убегает в гостиную.)

Вера Петровна, закрыв лицо руками, сдавленно рыдает. Рыдания прерывают энергичные мужские шаги. В дверях появляется высокий, статный мужчина, явно навеселе. Коричневая куртка шерпа и аккуратная бородка делают его похожим на добродушного медведя, прикормленного туристами.

ВЕРА ПЕТРОВНА. Юрочка, наконец-то! Надеюсь, ты все прояснишь… а за меня, видишь, Варя взялась… пытается привести в порядок, а то я совсем расклеилась…

ЮРА (обнимает мать). Да ты у нас красавица! И кофточка эта тебе очень идет. Нитку жемчуга – и хоть на картину Серова! Но пуговки… как-то слишком блестят. Поменяй!

ВЕРА ПЕТРОВНА. Сынок, не рано ли ты начал встречать Новый год?

ЮРА (указывая на графин). Да и у вас наливкой попахивает…

ВАРЯ (выходит с портретом и коробочкой в руках). Пуговки менять не будем, а вместо жемчуга брошка сгодится. (Открывает коробочку.) Посмотри, какая прелесть! Надежда Петровна подарила. И мне подобрала то, что я сама бы купила!

Ставит коробочку с жуком на портрет, горделиво показывает брошь с желудями, приколотую на плечо.

ЮРА (с усмешкой). Соответствует характеру. Дуб упрям и стоек. Берегись, подлесок, когда он в силу войдет. (Берет в руки скарабея.) Римское стекло! Очень удачный осколок, хорошо отшлифованный временем. Ради него я даже стекляшки на маминой блузке прощаю. Скарабей облагородит любой хлам. А что это ты отцовский портрет в подставку превратила?

ВАРЯ (забирает скарабея). Шел бы ты, дядюшка… в прихожую. От твоей шубы морозом веет, простудиться можно. А портрет я взяла, чтобы в свою комнату отнести. Я папу в детстве таким видела… и вспоминала всегда таким.

ЮРА (уходит, напевая). «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…»

ВАРЯ. Бабусь, ты что, плакала? Расстроилась, что Юра немного выпил? Так ведь праздник на носу. Я правильно употребила это выражение – на носу? Представь, я хохотала, как дурочка, когда мама так говорила, а когда я плакала, мама говорила, что у меня глаза на мокром месте. Теперь из меня слезинки не выдавишь, а ты что-то разнюнилась. Тоже, кстати, мамино выражение… Извини, я все про маму да про маму, а она ведь тебе совсем чужая… как мне Люська. Но я тебя очень-очень люблю, почти как папу. (Поцеловав портрет, аккуратно ставит его в центр стола.)