Текст книги "Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2"

ВАРЯ (откидывая капюшон). Ой, простите! Надежда Петровна, бабушка, здравствуйте! У вас так вкусно пахнет мандаринами, вишней. Просто райский сад! А я такая неловкая, яйцо разбила, сейчас уберу. (Кинув сумку в угол, убегает в боковую дверь.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну хоть какая-то ясность будет. Варя врать не умеет. (Добавляет с удовлетворением.) Я боялась, что вишневка выдохлась, а она и хмельная, и запах сохранила. Спасибо, дорогая, что зашла. Ждем ближе к ночи в наш райский сад. Дети будут рады.

Часть вторая

Хозяйка дома в том же кресле, но принарядившаяся к празднику в белую кофточку и черную юбку плиссе. Стол прибран, лишь высится в центре груда мандарин на подносе да мерцает рубиновым блеском графин с наливкой. Рядом две рюмки.

Девочка мечется между кухней и гостиной, завершая сервировку праздничного стола. Она по-прежнему в черном спортивном костюме, который, впрочем, очень ей идет.

ВАРЯ. Бабуль, наливку в гостиную нести или здесь оставить? На столе и так бутылка шампанского и коньяк для дядюшки.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Лучше бы в холодильник, но там места нет. Коньяк совсем не полезно мешать с наливкой и шампанским, а твой дядюшка не удержится и утром будет никакой. (Поправляя бант на груди.) Варенька, ты меня не слишком фривольно одела?

ВАРЯ. Что же тут фривольного? Белая кофточка и черный низ – классика! Признайся, тебе не нравится наш с мамой подарок?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Что ты, радость моя? Кофточка очень красивая, и размер подошел, но бантик мне как-то не по годам, да и пуговицы слишком блестят.

ВАРЯ. Женщине столько лет, насколько она выглядит… не помню, кто сказал, но я согласна. А кофточку я сама выбирала, мамины только деньги. И бант совсем не девчачий, а строгий, взрослый, и зеленые пуговки очень даже уместны в год Зеленого Дракона.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Спасибо тебе, внученька, за заботу! Но поверь, женщине столько лет, на сколько она себя чувствует. А я чувствую себя старой развалиной, и только ты способна вселить в меня толику бодрости. Да еще Андрюша… Надеюсь, Люся не утащит его сразу на новую квартиру.

ВАРЯ. Будет так, как папа решит. Когда мы с Юрой прилетели, Люська бегала по врачам, как угорелая, подписывая какие-то документы.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А почему Андрей не сам выписку оформлял, доверив это непростое дело жене?

ВАРЯ. Ну, бабушка, в госпитале правила такие. Папа должен был реабилитацию пройти, а он отказался, потому что ему все до чертиков надоело, вот и требовалась гарантия жены, что она его забирает под свою ответственность.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Значит, все-таки есть психологические проблемы…

ВАРЯ. Психологические… нет, психиатрические проблемы есть у его жены. Люська такую чушь несла, что я даже повторять не стану. Наверняка хотела продемонстрировать, как они любят друг друга, а добилась лишь того, что папа выставил за дверь ее, а не меня.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Так у вас там ссора случилась? А что же ты уверяла, будто всё в порядке и вы приехали без Андрюши потому, что у Люси уже были билеты на самолет. Может, и насчет дяди приврала? Скажи честно, папу не успели выписать и они будут встречать Новый год в Питере? А ты вернулась, потому что мачеху терпеть не можешь.

ВЕРА. Бабушка, перестань придираться и всюду искать… как это по-русски… подвохи. Я не вру, все так и было. С Юрой мы вместе вернулись, но он решил вначале заглянуть к себе, чтобы переодеться. А Люська… тут ты права… уговорила папу встречать Новый год вдвоем. Есть такая поговорка: как Новый год встретишь, так его и проведешь, а эта размалеванная дура наверняка верит в приметы. Я с ней не разговаривала, поэтому не знаю, может, она обязалась сразу после праздников сдать папу в реабилитационный центр. Не зря папа письмо тебе написал… (Добавляет испуганно.) Извини, папочка, что проговорилась, но дальше будет, как условились.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. О чем условились? И где оно, это письмо? У Юры или у тебя? Что за тайны Мадридского двора?

ВАРЯ. Прости, бабушка, и не пытай меня больше. Я обещала папе, что отдам письмо завтра, это и натолкнуло меня на мысль, что Новый год они встретят вдвоем… А что я могла противопоставить их решению? При Мадридском дворе не бывало таких пройдох и интриганов, как моя мачеха.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну почему я клещами все должна из тебя вытаскивать? Ни звонка, ни эсэмэски. Я вся извелась, а вы там Андрюшу делили… бессердечные!

Разговор прерывает звонок телефона, затаившегося под газетой.

ВЕРА ЮРЬЕВНА (хватает трубку, смахнув газету на пол). Юрочка, родненький, наконец-то объявился. Ты где? Отвечай, но только правду. На дедовой квартире? Но мы тебя здесь ждем! Да ничего не случилось, Варя со мной, но толком ничего объяснить не может, или не хочет. Мелет какую-то околесицу, вот я и разволновалась. Хорошо. Ждем. Не ссоримся.

ВАРЯ. А мне кажется, ссоримся. Ты допрашиваешь меня, как инквизитор тайного иудея, и тут же перепроверяешь у дядюшки, причем не доверяя и ему.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Прости, внученька, но я так извелась в думах о твоем папе, что сама себе не верю. Когда пребываешь в полном неведении, при этом обездвижен, мысли самые черные в голову лезут. К Люсе никакого доверия, и вы молчите…

ВАРЯ. Бабуся, я тебя понимаю. Сама готова была убить эту ведьму, когда она при мне начала целовать, обнимать папу, приговаривая: «Ты мне нужен любой, я тебя никогда не брошу. А ребеночка мы в детдоме возьмем, благо квартира теперь есть». Тут папа ее и выгнал, вырвал листок из блокнота и стал письмо писать. (Добавляет издевательски.) Так что будет у меня братик-детдомовец! И правда, откуда ему взяться, как не из детдома, ведь ей уже за сорок. Дядюшка говорил, что они ровесники! Да ты не слушаешь меня?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Слушаю, внученька, слушаю. А как папа себя чувствовал? Бледный был, нервничал?

ВАРЯ. Да нет, когда мымра эта ушла, сразу успокоился, письмо стал писать, а мне сказал, чтобы врача позвала, но не потому что ему плохо, а чтобы рецепт выписал, ведь в Москве лекарств без рецепта не дают. А когда папа меня опять позвал, письмо уже было в конверте, и он взял с меня честное слово, что я отдам его тебе первого января. Бабусик, ну, сколько можно повторять одно и то же?! Ты такая подозрительная стала, просто ужас. Никому не веришь.

ВЕРА ЮРЬВНА. Тебе верю, радость моя, а себе нет. Ведь были же предчувствия, но я их гнала. (Бормочет.) Изверги, просто изверги… Надолго ли женушки его хватит?

ВАРЯ. Да мы все знаем, что они не пара. Моя мама так и сказала: «Не беспокойся, папа ее бросит». И песенку глупую спела: «Ему б чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил». А когда я сказала, что она не циркачка, а натурщица, добавила: «Хрен редьки не слаще». Мама любит иногда просторечные выражения, а я правильно пользоваться пословицами и поговорками так и не научилась.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Это хорошо, когда есть чему учиться. У тебя все впереди, моя родная, а вот у меня жизнь кончилась.

ВАРЯ. Не говори так! (Берет со стола салфетку, промокает бабушке глаза.) Хорошо, что без макияжа, а то испортила бы праздничный наряд. (Оглядывает оценивающе.) А ведь ты права! Бантик здесь как-то неуместен. Завяжу, как мама любит. (Одной лентой обматывает бабушкину шею, другую сдвигает ближе к плечу.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА (вымученно улыбается). Прикрываешь дряблость увядшей кожи?

ВАРЯ. Не без этого… только концы надо булавкой скрепить, а то развяжется. Бабусь, где у тебя булавки лежат?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Сходи, внученька, в гостиную. Там на полке, возле папиного портрета, коробочка бордовая, а в ней жук-скарабей – подарок Надежды Петровны. Она и тебе подарок оставила, в такой же коробочке, но под елкой. Если не суеверная, возьми, не дожидаясь полуночи. Надеюсь, понравится.

ВАРЯ. Еще бы не понравиться! Тетечка Надечка всегда такая элегантная! Для ее лет – просто супер как выглядит! (Убегает в гостиную.)

Вера Петровна, закрыв лицо руками, сдавленно рыдает. Рыдания прерывают энергичные мужские шаги. В дверях появляется высокий, статный мужчина, явно навеселе. Коричневая куртка шерпа и аккуратная бородка делают его похожим на добродушного медведя, прикормленного туристами.

ВЕРА ПЕТРОВНА. Юрочка, наконец-то! Надеюсь, ты все прояснишь… а за меня, видишь, Варя взялась… пытается привести в порядок, а то я совсем расклеилась…

ЮРА (обнимает мать). Да ты у нас красавица! И кофточка эта тебе очень идет. Нитку жемчуга – и хоть на картину Серова! Но пуговки… как-то слишком блестят. Поменяй!

ВЕРА ПЕТРОВНА. Сынок, не рано ли ты начал встречать Новый год?

ЮРА (указывая на графин). Да и у вас наливкой попахивает…

ВАРЯ (выходит с портретом и коробочкой в руках). Пуговки менять не будем, а вместо жемчуга брошка сгодится. (Открывает коробочку.) Посмотри, какая прелесть! Надежда Петровна подарила. И мне подобрала то, что я сама бы купила!

Ставит коробочку с жуком на портрет, горделиво показывает брошь с желудями, приколотую на плечо.

ЮРА (с усмешкой). Соответствует характеру. Дуб упрям и стоек. Берегись, подлесок, когда он в силу войдет. (Берет в руки скарабея.) Римское стекло! Очень удачный осколок, хорошо отшлифованный временем. Ради него я даже стекляшки на маминой блузке прощаю. Скарабей облагородит любой хлам. А что это ты отцовский портрет в подставку превратила?

ВАРЯ (забирает скарабея). Шел бы ты, дядюшка… в прихожую. От твоей шубы морозом веет, простудиться можно. А портрет я взяла, чтобы в свою комнату отнести. Я папу в детстве таким видела… и вспоминала всегда таким.

ЮРА (уходит, напевая). «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…»

ВАРЯ. Бабусь, ты что, плакала? Расстроилась, что Юра немного выпил? Так ведь праздник на носу. Я правильно употребила это выражение – на носу? Представь, я хохотала, как дурочка, когда мама так говорила, а когда я плакала, мама говорила, что у меня глаза на мокром месте. Теперь из меня слезинки не выдавишь, а ты что-то разнюнилась. Тоже, кстати, мамино выражение… Извини, я все про маму да про маму, а она ведь тебе совсем чужая… как мне Люська. Но я тебя очень-очень люблю, почти как папу. (Поцеловав портрет, аккуратно ставит его в центр стола.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Варенька, ты единственное мое утешение, через тебя и мама твоя стала мне родной. Ну, хватит сырость разводить, цепляй этого мудрого египетского жука.

Девочка скрепляет концы лент, и скарабей замирает почти у самого горла.

ВАРЯ. Бабушка, а что мы Надежде Петровне подарим? У тебя что-нибудь припасено? Хотя… ты же никуда не ходишь… А я вот, дура бесчувственная, могла бы в Петербурге что-нибудь присмотреть…

Входит Юра. Серый жилет в едва заметную клетку, черный галстук над рядком черных пуговиц заметно его стройнят. Вера Юрьевна явно довольна.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Слава богу, оделся по-человечески…

ЮРА (кладет перед матерью альбом). А вот и подарок для Надежды Петровны. Издан к трехсотдвадцатилетию города, содержит много иллюстраций исторического характера. Думаю, пригодится в работе.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Зачем такая жертвенность? Ты же для себя покупал. Мы с Варечкой подберем что-нибудь из моих украшений.

ЮРА. Господь с тобой! Когда это я в своей работе ориентировался на репродукции, тем более – из юбилейного издания? Альбом мне Андрей отдал. Ему волонтеры столько печатной продукции надарили, что он не знает, куда теперь пристроить. Тем более что летят они самолетом.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ну хоть какой-то позитив. Значит, все-таки летят… А каким рейсом? Надеюсь, успеют к Новому году?

ЮРА. А вот это, как говорится, тайна, покрытая… покрытая интригами твоей невестушки. Люсьен была весьма раздосадована нашим появлением. Вела себя так, словно мы приехали, чтобы мужа у нее отнять. К Варьке откровенно ревновала. Но и мне приходилось ловить момент, чтобы с братом поговорить. Многое обсудили, пока она документы оформляла, а вот про рейс забыл спросить. Думаю, прилетят поздно, а Новый год будут встречать на новой квартире, иначе бы Андрей подарки через меня не передавал. Есть и для вас с Варей, один на двоих.

ВАРЯ (прыгает, как дитя). Папа передал нам с бабушкой подарок? Знаю, что до Нового года подарки вскрывать не принято, но хоть намекни. Если на двоих, значит, что-то большое, что можно разделить… или маленькое, но его можно носить по очереди…

ЮРА. Сама угадай! Маленькое, плоское, но внутри большое. Такое большое, что на долго хватит.

ВАРЯ. Дядюшка Георгий, ты сам говорил, что я плохо русским владею. Народных песен не знаю, пословицы применять не умею. Разве я могу разгадать такую сложную загадку?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Попробую тебе помочь. Маленькое и плоское – это, может быть, конверт. А что посылают в конверте?

ВАРЯ (разочарованно). Письма, бумаги. Нет, тут что-то другое. Конверт с письмом папа мне отдал, но я сдержу слово и вскрою его завтра, как обещала.

ЮРА (притворно сердится). Это намек, что меня, слабака, можно размотать, и я открою тайну до срока, а ты у нас кремень?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не хватало еще вам поссориться под Новый год! Наивное наше дитя даже не знает, что в конверт можно положить деньги, а поскольку Андрюша, как и я, был ограничен в движении, то, скорее всего, он передал через Юру определенную сумму.

ЮРА. Юность посрамлена, уступив мудрости старших! Мама угадала, правда, с небольшой поправкой… это не конверт. (С видом фокусника достает из кармана банковскую карту.)

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Андрюша всегда был бессребреником, но о моих нуждах не забывал и о Варечке заботился. Так что мы с тобой, внученька, сами выберем себе подарки!

Раздаются торопливые шаги. В дверях появляется женщина в распахнутой шубе персикового цвета, белой вязаной шапке, из-под которой выбиваются черные растрепанные локоны.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Люся? Почему одна? А где Андрей?

Скинув шубу, гостья засовывает шапку в рукав, кидает одежду на край стола.

ЮРА. Где Андрей, тебя спрашивают!

ЛЮСЯ (игнорируя вопрос). Ну у вас и жарища! Не здороваюсь, потому что виделись с утра.

ВАРЯ (иронично). Интересно, где это вы с бабушкой виделись?

ЛЮСЯ. Здрасьте, Вера Юрьевна! (Подходит к Юре, пытается отнять карту.) С каких это пор ты нашими деньгами стал распоряжаться? Обыскалась, а карточки нигде нет. Да-да, это карта Андрея, сто раз ею пользовалась. Мать и дочка еще могут на что-то претендовать, но ты-то тут при чем?

ЮРА. Ты что мелешь? Андрей дееспособен, у тебя нет опеки над ним. Уймись, хищная злобная тварь!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Люсенька, успокойся, никто на ваши доходы не зарится. Это Андрюшин подарок к Новому году… Юра, отдай Люсе карточку. Никакие деньги не стоят скандала в доме.

ВАРЯ (подходит к мачехе). Мы сейчас спускаемся, я отвезу тебя к вам на квартиру, заберу папу, а тебе, размалеванная поганка, советую ЗДЕСЬ больше НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ! Георгий, помоги вытолкать эту даму.

ЛЮСЯ (истерически хохочет, хватает портрет, кидает на пол). Я готова была будущим своим ради вашего скопца пожертвовать, а вы со мной так…

Варя цепляется мачехе в волосы, Юра пытается их разнять.

В дверях появляется соседка с блюдом пирожков.

СОСЕДКА. Кажется, я не вовремя… но раз обещала… (Ставит блюдо на стол, поднимает портрет.) Как удачно упал… на газету, стекло даже не треснуло… Андрюша здесь такой молодой… (Водружает портрет в центр стола.) Верочка, идем ко мне, дети сами разберутся…

Драка прекращается сама собой. Все стоят смущенные, растерянные.

ЮРА. Надежда Петровна, простите за неприглядную сцену… Вы – кладезь здравомыслия, как и положено ученому! (Обращается к матери.) Мама, не спорь, это здравое предложение. Я тебя провожу…

Вера Юрьевна пытается встать, сын поддерживает.

ЮРА. Тебе как удобнее: с костылем или с ходунками?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Попробую сама, опираясь на твою руку.

ЛЮСЯ. Собрался увильнуть, как обычно! Пока мы не решим финансовые вопросы, ты никуда не уйдешь.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Георгий, отдай ей карточку. Возможно, там все Андрюшины накопления. Он мог об этом не подумать, а Людмила весьма прагматична…

ЛЮСЯ. Будешь тут прагматичной, когда тебя из дому гонят, при этом обокрав. (С улыбкой, которую привыкла считать неотразимой, обращается к соседке.) Ваши пирожки такие аппетитные! Можно попробовать? Я только в самолете и перекусила! (Оборачивается к Юре.) Вернешься – о финансах поговорим.

СОСЕДКА. Конечно-конечно, угощайтесь! Мы с Верой Юрьевной переждем, пока буря не стихнет.

Берет подругу под руку, Юра поддерживает мать с другой стороны.

Они неспешно покидают квартиру.

Люся как ни в чем не бывало уминает пирожки. Варя садится в кресло бабушки, пододвигает к себе портрет отца, лицо ее теплеет.

ЛЮСЯ. В бабкино кресло села. Думаешь, она тебя наследницей сделает? Как бы не так. Раскинь своим умишком. Андрюшу ребенком в военное училище отдала на все готовое. Юра, как подающий большие надежды, всю жизнь на бюджете – стипендии, премии, гранты! Умудрилась даже деда вместе с квартирой из Одессы в Москву перетащить. А тебя вообще несмышленышем за границу выпихнула. Ваша ласковая бабуся все под себя гребет.

ВАРЯ. Поела? Вали отсюда. «Финансовые вопросы» решаются в рабочее время, а сегодня праздник. Но могу тебя разочаровать. Юра все равно МОЙ подарок тебе не отдаст.

ЛЮСЯ. Уж как я ТЕБЯ сейчас разочарую, ты и не представляешь. Не знала, как при бабке сказать, но тебя не пощажу! (Осматривает рюмки.) Причастились уже? (Берет из шкафчика еще одну рюмку.)

ВАРЯ. Не вздумай наклюкаться! Ты и трезвая-то невыносима, но я тебя терплю потому, что ты – жена папы…

Входит Юра, плотно прикрыв за собой дверь.

ЛЮСЯ. Была женой, а стала вольной птицей, и не придется теперь стелиться перед калекой!

Юра мигом оказывается у стола, схватив шубу, сует в руки незваной гостье.

ЮРА. Убирайся отсюда, бесстыжая дрянь! Не хватало нам интимных подробностей вашей супружеской жизни.

ЛЮСЯ. Ты ничего не понял или прикидываешься? Впрочем, тебе не привыкать. Ты всю жизнь прикидывался влюбленным в искусство, а сам таскался по общагам, где охмурял провинциальных дур, рисуя их мордашки, и это притом, что в тебя была влюблена самая красивая модель Москвы. Я из дома Зайцева бегала в вашу задрипанную академию, где часами мерзла голой только для того, чтобы ты меня заметил. И с Андреем стала спать, надеясь, что ты приревнуешь. А ты – бесчувственный, самовлюбленный хлыщ, готовый все высмеять, все превратить в шутку. Даже смерть брата тебе пофиг.

ЮРА (трясет ее за плечи). Что ты мелешь? Какая смерть? Андрей не перенес полета? Вы попали в аварию? Где он сейчас?

Люся садится на табурет, плачет, уткнувшись в шапку, выпавшую из рукава.

ВАРЯ (тоном бабушки). Не плачь, не разводи сырость. И шапку не пачкай, возьми салфетку. (Поднимает с пола шубу, отдает Юре.) Дядюшка, повесь шубу в прихожей, а мы с Люсей поговорим.

Юра растерян, однако послушно выходит с шубой в руках.

ЛЮСЯ (промокая слезы салфеткой). Извини, я много глупостей наговорила…

ВАРЯ (спокойно). Самое глупое – это ложь про папину смерть. Зачем ты это придумала? Чтобы был повод объясниться Юре в любви?

ЛЮСЯ (шмыгая носом, как ребенок). Юра давно знает, но ему все равно. И Андрей знал, но он любил меня по-настоящему, а я только сейчас это поняла.

Юра стоит в дверях, слушает.

ВАРЯ. Прошу тебя, говори только правду, ничего не приукрашивая. Я так долго готовила себя к тому, что летчик может погибнуть в любой момент, что заранее смирилась с тем, что папы у меня нет. Возможно, я покажусь тебе бесчувственной, как Юра, но это началось еще в детстве, когда мама увезла меня в Испанию. Часами сидела на берегу, но видела не чаек, кружащих над морем, а самолетик, и в нем, как я воображала, ко мне летит мой папа. И каждый раз самолет исчезал в море за горизонтом или растворялся в облаках, а я шла домой, в пансионат, понимая, что папу можно сегодня не ждать.

ЛЮСЯ (сквозь слезы). Я же говорю, бесчувственные оба: и Юра, и бабка. Вышвырнуть ребенка, лишив отца, а значит, и детства. А папа твой таким нежным был… и тебя любил, это правда.

ЮРА (подходит к столу, берется за графин). Можно без этих иносказаний и без рыданий?

Варя пытается чокнуться с мачехой, но та накрывает рюмку рукой.

ЛЮСЯ. Нельзя чокаться, если за Андрея.

ЮРА (выпив, наливает себе еще). Фантазии ребенка я понимаю, но тебе не удастся заморочить мне голову. Из твоих бессвязных речей выходит, что Андрей погиб, не долетев до Москвы, а ты по счастливой случайности выжила? Но мой опыт общения с тобой подсказывает, что ты явилась за его карточкой, на ходу придумав легенду о смерти мужа. И долго эта мистификация будет продолжаться? Ответь на один простой вопрос: где Андрей?

ЛЮСЯ. Отвечу так же просто: Андрей в морге. В морге петербургского госпиталя.

ВАРЯ (в ужасе). И ты его там оставила… одного?

ЛЮСЯ. Да, представьте! Я не индийская жена, чтобы лечь в могилу вместе с мужем. (Выпивает, не чокаясь.)

ЮРА (отрешенно). В Индии практикуют кремацию…

ЛЮСЯ. И на костер я не взойду, а карточка… да, она мне нужна, чтобы достойно похоронить Андрея. Одна перевозка во что обойдется! И еще неизвестно, сколько они его в холодильнике продержат и не возьмут ли за это плату. Когда Андрея под окнами госпиталя обнаружили, полиции набежало – тьма-тьмущая. Там дело уголовное возбуждают по факту гибели героя войны. Госпиталь отказался признать свою вину, потому что Андрей уже был выписан, так что отдуваться пришлось мне. Больше часа допрашивали, отпустили, когда я догадалась показать билеты на самолет. Сообразили, что я не планировала убийство и не помогла мужу выпасть из окна, но подписку взяли. Едва на рейс не опоздала. А после праздников опять туда лететь, так что, Юрочка, будь любезен, верни Андрюшины деньги.

Варя смотрит в пустоту остекленевшими глазами, словно перед ней не московская кухня, пахнущая пирожками и мандаринами, а бескрайнее НЕБО, поглотившее ее отца.

ЮРА. Мы полетим вместе, похороны и другие формальности я беру на себя. Тебе когда предписано вернуться?

ЛЮСЯ. Сказали, после праздников. Завтра, наверное, полечу, если билеты будут.

ЮРА. Не беспокойся, билеты я закажу, только скинь свои паспортные данные. Ты ведь теперь не Евсюк, а Непогодьева?

ЛЮСЯ. Непогодьева, ею и останусь.

ВАРЯ (будто спросонья). И я – Непогодьева. Получается, мы через папу породнились? Раньше мне это как-то в голову не приходило… Спасибо, что папино имя оставила. А вот мама моя отступила. Она теперь NEPOGODJO, потому что на работе русское имя выговорить не могут. Меня тоже в школе дразнили, а я их била.

ЮРА. Варя, ты самая правильная дочь в мире, самая смелая и честная, но конверт с письмом придется отдать. Это не будет нарушением слова, потому что бабушке мы все скажем завтра. Ее надо подготовить.

ВАРЯ. Письмо я отдам сама, причем не тебе, а бабушке. Так велел папа.

ЮРА. Прошу тебя, не упрямься! Нам с Людмилой предстоят непростые процедуры, а чтобы правильно понять ситуацию, надо знать, что тревожило папу, о чем он думал… Мы этим и следствию поможем, и сами для себя что-то проясним.

Варя молчит, опустив голову, как упрямый бычок, потом кидается к сумке, роется в ней и обреченно протягивает Юре конверт из плотной белой бумаги.

ЛЮСЯ. Даже страшно… Неужели перед смертью он вообще не думал обо мне?

ЮРА (читая письмо). Я так и предполагал…

ВАРЯ (заглядывает через плечо). Это не нам с бабушкой. Тут две подписи внизу и печать… Так документы заверяют.

ЛЮСЯ. Да не томите же! Андрей мне тоже не чужой!

ЮРА. Варя права, это, скорее, письмо нотариусу. Заверено врачом, скреплено печатью. Похоже на завещание.

ЛЮСЯ. Так, может, обнародуешь? Не бойся, если меня там нет, драться не буду и руки на себя не наложу!

ВАРЯ (забирает бумагу). Ты там есть. Папа оставляет тебе вашу новую квартиру, а нам с бабушкой – свои сбережения… Тут сказано – в равных долях, а где эти доли лежат, не написал. Дальше про Юру – ему «Харлей» свой любимый, и нам на двоих – гараж, где мотоцикл стоит, когда папа на нем не ездит… то есть не ездил…

Опускается на колени, плачет, прижав письмо к груди.

Люся подходит к падчерице, робко гладит по голове.

ЛЮСЯ. Ты очень похожа на отца. Он тоже был очень чувствительный и также тщательно это скрывал. Как он страдал, когда я хамила или давила на него, а я, дура, этого не понимала. Может, тот дознаватель прав, может, это я довела его… до самоубийства…

ЮРА. Прекрати заниматься самоедством. Хотя… чистосердечное раскаяние, говорят, снимает вину. Или это только в церкви? (Садится на корточки возле Вари, приподнимает за подбородок заплаканное лицо.) Нам с тобой, Варюха, надо собрать волю в кулак, чтобы не показать бабушке нашего горя. Поступим так, как хотел папа. Письмо отдадим завтра, предварительно бабушку подготовив, и послезавтра мы с Людмилой летим в Питер. А пока отдай мне письмо: надо копию снять, чтобы приобщить к делу, если оно действительно заведено. Оригинал оставим у мамы. Идем к столу, помянем папу! Слезами горю не поможешь.

Вытерев слезы кулаком, девочка плетется за дядей.

ВАРЯ. В целом ты хорошо спланировал, но делать надо наоборот. Помнишь, когда ты меня прописывал, всюду оригиналы документов просили, а копии сами снимали, нам не доверяя. Один раз даже свидетельство о рождении потребовали и очень удивлялись, что у меня два паспорта – российский и испанский. А еще ты меня всюду за собой водил, как доказательство, что я живая и на самом деле хочу жить в России. (Добавляет строго.) Так что я с вами полечу, и папино послание будет со мной. Георгий, отдай конверт. Бабушка получит письмо в том виде, в каком его вручил мне папа.

ЮРА (кладет конверт на стол). Упрямством ты вся в отца, Варвара Андреевна!

Девочка берет конверт. Из него выпадает бумажный самолетик, такой, какие мастерят дети в саду.

ВАРЯ (меняясь в лице). Папа, папа, спасибо! Еще один подарок!

Машет игрушкой перед глазами дядюшки. Так радуются только дети.

ЮРА (присматриваясь). А ты разверни, там, кажется, что-то написано или нарисовано…

Люся, чувствуя себя лишней, накидывает шубу, достает из сумочки телефон, чтобы вызвать такси. Девочка аккуратно, стараясь не помять и не порвать, расправляет бумагу.

ВАРЯ. Это письмо мне! Это только мне, спасибо, папочка!

ЛЮСЯ. Ну, я пошла! Новый год на носу, а мне еще до квартиры добраться надо.

ЮРА (не очень настойчиво). Может, с нами встретишь?

ЛЮСЯ. Нет, для меня слишком много впечатлений. Хочу побыть одна. Скан паспорта я тебе скину. (Уходит.)

Девочка, не обращая на них внимания, складывает по привычным сгибам самолетик.

ЮРА. Не хочу лезть в душу, но там есть что-то, о чем должен знать я?

ВАРЯ. Если тебе важно, что папа просит у нас прощения за свой поступок, то да. Для меня это неважно, потому что я папу ни в чем не виню. Он не мог жить без Неба, в Небо и ушел. Пишет, что любит меня больше всех на свете и разрешает уехать к маме, если будет слишком тяжело. Говорит, что бабушка поймет. А еще просит советоваться с тобой, когда одолеют сомнения.

ЮРА. Вопрос отъезда – это не то, о чем бы ты хотела посоветоваться?

ВАРЯ. Не то. Как я оставлю бабушку в тот момент, когда она лишилась сына? Это даже не обсуждается.

ЮРА. Варюха, ты не только лучшая дочь на свете! Ты, пожалуй, лучший человек из тех, кого я знаю! (Наливает себе вишневки.) Тебе плеснуть?

ВАРЯ. Нет, дядюшка, спасибо! Вкусный напиток, но папа бы не одобрил. Он как-то сказал Люсе, что нет ничего противнее пьяной женщины. Я была рядом и, как говорится, на ус намотала. Я правильно употребляю это выражение, или оно касается только мужчин?

ЮРА (с усмешкой). Почти все, что касается мужчин, касается и женщин. Пьяный мужик ничуть не лучше пьяной бабы. Надо и мне, пожалуй, завязывать.

ВАРЯ. Юра, извини мою безграмотность, но я хочу спросить, что такое «скоба»? Я понимаю, слово старорусское, но что оно обозначает?

ЮРА. Скоба – это такая скрепляющая деталь, обычно металлическая, которой можно соединить… например, две доски или что-то другое. А тебе это зачем?

ВАРЯ. Да просто, когда Люся кричала, что она ради папы будущим своим пожертвовала, она почему-то его скобцом назвала. Теперь я понимаю, папа действительно был скрепляющим элементом. Никогда бы не подумала, что Люся станет мне родной через папу, а бабушка признает мою маму через меня. Бабушка сама так сказала, и она права – всех соединяет Любовь! Я не верила, когда в пансионате так говорили, а теперь поняла. Всех объединяет Любовь и Небо. Мы просто будем любить папу, как и любили, а он нас будет любить с Небес, потому что для него Небо – дом родной.

Юра стоит потрясенный, забыв про наливку.

ВАРЯ. Что так смотришь? Думаешь, надо переодеться к Новому году?

ЮРА. Новый год, да не тот. Черная юбка есть?

ВАРЯ. Есть. Длинная… немного старушечья.

ЮРА. Подходит… дубовая веточка, как и твой характер, все соединит.

Девочка уходит. Юра снимает галстук, прилаживает косой лентой к портрету. Наполнив вторую рюмку, обращается к брату.

ЮРА. Ну, брат, задал ты нам задачу! Ладно, в Питере мы как-нибудь разрулим, но Люське твоей я бы ноги вырвал. Постараюсь, чтобы они с Варей не общались. Твоя дочка – сокровище, и я не дам ее испортить этой… не хочу ругаться, вдруг ты ее действительно любил.

Входит Варя. Белокурая копна волос скреплена на затылке черепаховой заколкой бабушки, черная юбка в пол превратила девочку-подростка в юную леди.

ВАРЯ. Георгий, тебе русским языком сказано: я не пью. Зачем налил?

ЮРА (почти шутливо). Не знаешь русских обычаев, так учись. Это не тебе, а брату моему, Андрею.

ВАРЯ (портрету). Папочка, извини! И ты, Юра, тоже извини. Я про этот обычай знала, но забыла. А сверху надо кусочек черного хлеба. Правильно?

ЮРА. Правильно. Но брат и от тетьнадиного пирожка не откажется.

ВАРЯ (накрывая рюмку пирожком). Конечно, так вкуснее. (Берет еще один пирожок.) За тебя, папочка! (Жуя пирожок, бросает недовольно.) Зачем ты повязал папе свой галстук? Кто-кто, а бабушка знает все обычаи и сразу поймет, что папы нет навсегда.

ЮРА (кашляет, поперхнувшись вишневкой). Но ты… ты хотела забрать портрет в свою комнату. Вот и неси да рюмку Андрюшину не забудь, чти традиции. А я схожу за бабушкой. Заодно подарок Надежде Петровне отдам! (Поспешно уходит.)

Прижав портрет к груди, Варя бережно, как святыню, уносит в свою светелку мерцающий рубином сосуд, накрытый новогодним пирожком.