Текст книги "Себастьян Бах. От Skid Row до Бродвея"

В нездоровом теле здоровый дух

1980–1982 годы

Лейкфилд, Онтарио, Канада

После того как папа снова женился, моя жизнь изменилась самым неожиданным образом. Меня отправили на три года в школу Лейкфилд. В частном интернате для мальчиков я жил с четырьмя парнями. Уход отца из семьи и так стал довольно серьезной переменой. Но оставить родных и жить с совершенно незнакомыми людьми – это в голове не укладывалось.

Преданный фанат хеви-метала, попавший в престижное учебное заведение, все равно что квадратный колышек, который пытаются просунуть в круглое отверстие. В отличие от родителей, которые сами хипповали в моем возрасте, мои новые родственники были консервативны по своей натуре, потому и частные школы были для них нормой. Папа помог с заявлением, а я прошел несколько тестирований. В сентябре 1980 года меня зачислили в седьмой класс, где было всего семь или восемь учеников.

Эксклюзивная и дорогая школа. Я сдал вступительные экзамены и благодаря набранным баллам меня приняли, выделив стипендию на обучение. Ко всеобщему удивлению я стал студентом.

В те дни учеба в школе Лейкфилд кое-что значила. Всего за три года до того, как туда зачислили Себастьяна Баха, сам принц Эндрю, герцог Йоркский, провел там год в качестве студента по обмену из Гордонстоуна в Великобритании. Любопытный факт. Мы двое? В одной школе? Кто бы мог подумать…

Лейкфилд – отличная школа. Она помогла мне стать тем, кем я стал, уж не знаю, хорошо это или плохо. Девиз школы – «Mens Sana in Corpore Sano», что в переводе с латыни – «В здоровом теле здоровый дух». Это означало, что абсолютно все ученики занимались спортом круглый год, каждый божий день. Ежедневно мы вставали в семь утра, принимали душ и надевали зеленый костюм с лацканами и эмблемой школы, галстук, серые фланелевые брюки и черные классические туфли. За любые нарушения униформы строго наказывали. Каждое утро, день за днем мы собирались в часовне к 7:50 утра и пели гимны. Хотя вообще-то церковные песнопения доставляли мне удовольствие. Их я ждал с нетерпением.

Недавно вышла книга, в которой говорится, что все, кто когда-либо посещал частную школу для мальчиков, подвергались физическому или эмоциональному насилию. Я лично наблюдал, как взрослые ребята прессовали мелких. В коридорах, если рядом не было учителя, старшеклассники хватали ученика помладше, зажимали бедолагу у шкафчиков и били по рукам до синяков. Все вокруг смеялись и улюлюкали. Именно это происходило в частных школах для мальчиков в начале 1980-х. Совместное обучение в Лейкфилде ввели лишь через несколько десятилетий после моего поступления.

И на мою долю пришлось множество ударов и травм. После ужина некоторых ребят перед сном отправляли заниматься в учебный зал. Да, там не забалуешь. Тем вечером дежурил староста, которого я считал невероятно крутым. Я ляпнул что-то забавное, чтобы привлечь его внимание. Он подошел, схватил меня за волосы и начал бить лбом о перегородку моего рабочего стола. А все вокруг смеялись.

Но я всегда был крупным мальчишкой для своего возраста. Правда, я к этому относился проще, чем окружающие. И очень переживал из-за того, что нахожусь вдали от недавно распавшейся семьи. Я продолжал растворяться в музыке. Переехав в общежитие Colebrook House, я взял с собой стереосистему, на которую зарабатывал все лето. У меня были виниловые пластинки групп Cheap Trick и Rush. Едва переступив порог, я развесил плакаты KISS на стене вокруг своей койки на двухъярусной кровати. Остальные тоже заценили. Так я заводил друзей, когда учился в седьмом классе. Мне нравилось смешить людей.

Возможно, из-за того, что меня дважды отдавали в детский сад, один раз к няньке на Багамах, а через два года уже в Питерборо, школа всегда давалась легко. Я был отличником и на голову выше сверстников. Примерно в середине седьмого класса меня перевели в восьмой. Пришлось оставить друзей, которых завел всего несколько месяцев назад. Но я уже привык к подобным расставаниям.

Я тогда был первым и единственным студентом Лейкфилда, переведенным экстерном. Не знаю, были ли потом еще такие, но, придя в новый класс, я сразу же почувствовал, что это ошибка. В первый же день я сел на свое место, а через пару минут учительница ненадолго вышла. Когда за ней закрылась дверь, я остался один на один с новыми одноклассниками. Они все уставились на меня. И один парнишка начал до меня докапываться.

– О, Себастьян, ты охереть какой умный. Бог ты мой, ты такой умный, вау, мы поверить не можем, насколько ты умный, обалдеть, как же ты стал таким умным.

Остальные загоготали. Я хмыкнул. Учительница вернулась в класс. Урок продолжился.

Ух. Несладко мне придется.

Школа Лейкфилд привила мне определенные ценности, которые, к счастью, остались и по сей день. У нас действовала дисциплинарная система. Если ученик нарушал правила, ему назначали штрафную отработку. Каждый понедельник нужно было вставать в полшестого утра и вместе с остальными неудачниками бегать вверх-вниз по склону холма, в зависимости от того, сколько замечаний вы получили. Пятнадцать выговоров – значит, бегаете пятнадцать минут, если тридцать – то полчаса и так далее. Я не раз был в числе штрафников. А снега в Канаде много. И частенько вставал перед рассветом, надевал лыжный комплект одежды, ботинки и бегал вверх-вниз по обледенелому холму за столовой, дабы покаяться за все те ужасные поступки, которые совершил на предыдущей неделе.

Но, вообще-то, благодаря этой системе произошло кое-что удивительное. Я реально стал наслаждаться бегом. Ранним утром выходил на штрафную пробежку, спустя пару километров расписывался на каком-нибудь листке бумаги, прикрепленном к дереву, и бежал обратно. И все это еще до восхода солнца. Тогда как раз вышли кассетные плееры. Я себе включал «Are You Experienced?» Джими Хендрикса.

 
Под кайфом ты или нет,
Это все равно прекрасно.
 

Я тогда еще ничего не курил. Но звучало определенно заманчиво.

Именно в Лейкфилде я впервые попробовал алкоголь. Мой друг, живший в Питерборо, работал в местном музыкальном магазине. Я рассказал об этом приятелям из Торонто, своим новым богатым одноклассникам. Я был младше и страшно хотел их впечатлить. Они сказали, что, если я принесу им выпивку, мне зачтется. Я так и сделал.

Ребята регулярно устраивали тусы в своих невероятных домах в Торонто. Я такого никогда прежде не видел. Именно там я впервые увидел чуваков, заливавших в себя тонны пива. И они прямо кайфовали.

Самый первый алкоголь, который я попробовал, был ликер «Калуа». Нам как-то с приятелем Скоттом Картером удалось раздобыть бутылку. Мы ее целиком уговорили. Потом, правда, весь двор заблевали. Больше никогда не хотелось ликеров.

Потом была бутылка джина. Мой друг Рик спросил, не нужно ли мне чего в винном магазине, я тогда не нашелся что ответить. Вернулся он с бутылкой джина. Которую мы распили, в очередной раз заблевав чужой двор. Никогда в жизни больше не пил джин. Его вкус и запах мне напоминают древесину.

Но вообще в Лейкфилде действительно старались поместить здоровый дух в здоровое тело. Мы проводили много времени на открытом воздухе, плавали на каноэ, волочили их на себе из парка в парк, спали в палатках, готовили на огне. Научились добывать подножный корм на землях Северного Онтарио – уникальный опыт для подростков. Захватывающие дух красоты на меня всегда действуют успокаивающе. А Канада всегда будет занимать драгоценное место в сердце.

В школе я много занимался спортом. В футболе был квотербеком, играл в защите на левом фланге. Зимой катался на горных лыжах, занимался слаломом и на всю жизнь полюбил этот спорт. Каждый день после школы мы садились в автобус и пару часов добирались до горнолыжных склонов Дьявольского локтя. Круто было, на самом деле. В команде по крикету я был боулером, и мне нравилось, что мы играли под дождем в грязи, одетые в белоснежную форму. Которая становилась черно-зеленой после того, как целый день проваляешься на поле.

Мы тренировались кататься на лыжах, даже когда не было снега. Забирались на вершину на гусеничных лыжах, такие давно сняли с производства. По очевидным травмоопасным причинам. Мы привязывали лыжные ботинки к этим маленьким гусеницам и мчались вниз по склону.

А падать на скалы намного больнее, чем на снег.

8 декабря 1980 года, в ночь, когда умер Джон Леннон, я спал в общежитии Upper Colebrook House. Нашим учителем в седьмом классе был удивительный Майк Челлью, на которого я старался во всем равняться. Он пришел к нам, постучал в дверь. В дверном проеме показался его силуэт, мы вообще не понимали, что происходит. «Парни, простите, что разбудил вас. Но я просто обязан сообщить вам ужасную новость. Только что застрелили Джона Леннона, вокалиста Beatles. Он умер где-то час назад».

Потом дверь закрылась.

Я был совершенно безутешен. Раздавлен. Рыдал так, словно умер кто-то из членов моей семьи.

Отец боготворил Джона Леннона. Он даже внешне хотел походить на него. Круглые очки и все такое. В детстве у нас был красивый маленький шотландский терьер по кличке Леннон. Я рос, слушая пение Джона Леннона, и сам стал его настоящим фанатом. Мне очень нравился альбом Double Fantasy. И песня «(Just Like) Starting Over», которую он посвятил любимой жене. Это меня вдохновило. Что он не пытался соответствовать ожиданиям окружающих. Я чувствовал его любовь даже в столь юном возрасте. Это вдохновило меня много лет спустя, когда я встретил свою любовь, Сюзанну, и мы поженились. С ней моя жизнь стала лучше во всех отношениях. И я хотел бы вдохновлять других и донести, что да, это правда. Все, что тебе нужно, – это любовь.

Но вернемся к той ночи, когда его застрелили. Даже я не мог объяснить свою физическую реакцию на эту новость. Я не мог перестать плакать. Я был вдали от своей семьи. Их мне заменял Джон Леннон. Через какое-то время вернулся мистер Челлью.

– Себастьян, я понятия не имел, что тебя это так шокирует. Пойдем со мной.

Он привел меня в комнату с телевизором и включил новости. Кроме меня, учеников там не было. Он проявил сострадание. Учитель видел, что я убит горем.

В новостях показали душераздирающе кадры. Как кто-то мог просто уничтожить человека, столько значившего для многих. Как можно было оборвать голос и музыку поколений. В голове не укладывалось, что Джона Леннона больше нет на этой земле. Возможно, я тогда впервые имел дело со смертью.

В учебном плане был удивительный раздел под названием «Развлекательные исследования», в рамках которого все десятиклассники проводили две недели на настоящей бригантине, совершая плавание по всем пяти Великим озерам, от Онтарио до Мичигана и дальше. Выходя в море (а точнее, на озеро), ребята совершали настоящую экспедицию перед началом учебного года. Очень похоже на «Повелителя мух», сразу понятно, кто сильный, кто слабый. Детей каждый день выворачивало наизнанку в чистейшие канадские воды. Невероятный опыт для простого десятиклассника. Я был на год младше остальных, но все равно прекрасно отдохнул.

Мы провели несколько дней в спокойных водах озера Гурон. Как сейчас помню. Ни посторонних людей, ни суши в поле зрения. Только мы, хохмим и угораем. Еду готовили на камбузе внизу, там же и спали. На крошечных койках. Мы прошли все пять Великих озер и выжили, чтобы поведать об этом.

Не все ночи были легкими или хотя бы относительно безопасными. Однажды мы все думали, что умрем. Кучка десятиклассников, плывущих под парусом по озеру Верхнее, попала в самый эпицентр циклона Нористер. Если бы киль судна наклонился вправо чуточку больше, мы бы перевернулись. Нас отправили на палубу заменить кливер-шкот[3]3
  Косой треугольный парус, ставящийся впереди фок-мачты.


[Закрыть]. Мы примотали себя проволокой к перилам, чтобы нас не выбросило в бушующие воды внизу. Я не вру. Перечитывая текст этой книги, сам не верю своим глазам.

Каждые пару дней мы приставали к берегу, швартуясь в каком-нибудь канадском или американском городке. Пару часов гуляли по улицам, после чего надлежало снова вернуться на бригантину. Забавное зрелище: дети, привыкшие к морской качке, в очереди в ресторане Harvey’s. Стоят-стоят, а потом внезапно падают без всякой на то причины, просто потому, что отвыкли от неподвижной горизонтальной поверхности.

Однажды утром я услышал удивительный звук, доносившийся из вороньего гнезда[4]4
  Наблюдательный пункт на мачте.


[Закрыть]. Выйдя из каюты, я поднялся по трапу на палубу. Там была натянута веревочная сетка, по которой мы поднимались высоко наверх. Смотрели вдаль, за горизонт, на тихое отражение озера. Открывались невероятные виды.

В тот день в гнезде сидел паренек Тони Винеберг. С акустической гитарой. Услышав, что он исполняет, я не мог поверить собственным ушам.

Тони играл гитарное соло из песни «Runnin’ with the Devil» группы Van Halen. Я тут же все бросил и полез наверх в гнездо. Где, скрестив ноги, сидел Тони и играл на гитаре. Я тогда впервые услышал, как человек играет на гитаре песню Van Halen, прямо на моих обнаженных дымящихся глазах, как сказал бы сам Дэвид Ли Рот[5]5
  Вокалист группы Van Halen Дэвид Ли Рот в интервью произнес фразу «in front of your naked steaming ears» – «прямо перед вашими обнаженными дымящимися ушами». – Прим. пер.


[Закрыть].

Мы с Тони сразу же подружились. Я пел в церковном хоре, а он оказался моим единственным знакомым гитаристом во всей школе. Мы решили создать группу.

А через пару дней выяснилось, что нас распределили в одно общежитие. Весь следующий год нам с Тони предстояло жить под одной крышей. Хорошая новость для двух молодых рокеров, которые только что сколотили группу.

Мы собирали пластинки и постоянно их слушали – собираясь на футбол или перед сном, в любое свободное время. Которого оказалось не так уж и много из-за безумного расписания. Именно Тони познакомил меня с гитарной музыкой Эла Ди Меолы, Джона Маклафлина, Пако де Лусии. Мы даже ходили к ним на выступление в Торонто, на разогреве у них тогда играл Стив Морс. На концерт нас взял друг моего отца – Билл Кимбалл.

Мы ходили и на другие шоу. Когда Van Halen играли на стадионе Carrier Dome в Сиракузах, штат Нью-Йорк, в рамках Diver Down Tour, мой невероятный отец шесть часов вез нас с приятелем Джорджем Джеффри из Лейкфилда в Сиракузы, чтобы увидеть легендарных Van Halen. Потрясающие воспоминания. Район Carrier Dome кишел чуваками в кожаных лосинах, а ноги у них были обвязаны банданами. Как и на концерте KISS, там повсюду ходили клоны Дэвида Ли Рота, я глазам своим не мог поверить. Это все оказало значительное влияние на юного Себастьяна Баха.

У нас были самые дерьмовые места, какие только можно представить. Мы сидели на самом верху, на последнем ряду с краю. Сцену едва было видно. Но все равно было весело. После шоу мы нашли отца на стоянке. А с ним приключилась невероятная история. Впрочем, как всегда.

– Здоро́во, парни!! Повеселились????

– Ага.

– А знаете, откуда я смотрел шоу???

– В смысле ты смотрел шоу, пап??? У тебя ведь даже билета не было!

– А как вам такое? Я пошел за кулисы и сказал, что мой сын потерялся! И попросил их сделать одолжение и впустить меня. Сначала меня не пропускали, но после того, как я начал умолять, они сдались: «Ну ладно, проходи!» И я пристроился с краю сцены и смотрел шоу. Дэвид Ли Рот прошел прямо мимо меня! В штанах с вырезом на заднице! Ну мы-то, конечно, этого не видели, так как сидели у черта на рогах.

Я поверить не мог, что отец стоял у самой сцены, наблюдая за Van Halen, пока мы торчали на галерке. Я тогда понял, что в будущем придется что-то менять.

Я не забросил свое хобби в Лейкфилде. Всю учебу я пел в церковном хоре, а хормейстер мистер Томпсон даже выбрал меня солировать на рождественской мессе. В тот день в городской церкви Лейкфилда звучала «Once in Royal David’s City». Воскресным утром я закрыл глаза и спел эту песню примерно для шестисот человек, а мистер Томпсон аккомпанировал мне на фортепиано. На следующий день мы повторили выступление в школьной часовне. Старшеклассники поздравили меня и сказали, что я хорошо пою. Я поверить не мог, что выбрали именно меня.

Вернувшись в общагу, мы с Тони поставили одну из наших пластинок. Примерно тогда же мой голос начал меняться. А так как я только что стал солистом, то боялся, что меня выгонят из хора. Потому делал то, что вряд ли кто-то еще когда-то пробовал. Чувствуя, что голос ломается и становится более низким, я запирался в спальне и подпевал самой высокой музыке, которую только мог найти. Rush. The Police. Все, что могло удержать мой голос в регистре сопрано. Не знаю, сработало это или нет. Но мне нравится считать, что да.

Однажды я подпевал The Police, исполняя их «Roxanne». Внезапно в дверь постучали. Это оказался старший староста, Дэйв Китчен. «Кто это пел?» Тони указал на меня. Дэвид, он тогда учился в тринадцатом классе, попросил спеть еще раз. Я исполнил хит Police. Он попросил еще. И еще раз. А потом позвал в комнату своего приятеля Луи Пэджета. И других старшеклассников. И тогда они предложили нам с Тони нечто невероятное.

– Слушайте, мы хотим, чтобы вы, парни, присоединились к нашей группе.

Мы были в шоке. Все они были намного старше. Придя в себя, мы, конечно же согласились. Так родилась группа Anthem!

Мы репетировали в одном из классов всякий раз, когда нам выделяли время. Репертуар был довольно эклектичный: «Red Barchetta» группы Rush, «Message in a Bottle» The Police, «The Weight» The Band, «Under My Thumb» The Rolling Stones, «Freebird». Но, пожалуй, самым невероятным стал кавер «Wino» группы Lynyrd Skynyrd. Повторюсь. Я сделал кавер на песню «Wino» со своей первой группой! Голова кругом идет. Жизнь переплетается с творчеством? Дальше – больше!

Староста школы Майкл Хоуп попросил нас сыграть на предстоящей дискотеке. Но для танцев ведь нужны девчонки. И нам привезли на автобусе учениц сестринской школы Бетани. Только представьте. В школу для мальчиков привозят девочек из женской школы. Мы несколько месяцев не видели противоположный пол. Ставки были высоки, группе нельзя было ударить в грязь лицом.

Я так нервничал и не был уверен, что все пройдет как надо. Каким-то чудом я раздобыл ярко-красный водительский комбинезон, мне тогда казалось, что я очень круто выглядел. Для пущего эффекта я повязал на бедре бандану. Я тогда подумал о Дэвиде Ли Роте. Хотя больше походил на Чачи из сериала «Счастливые дни».

Я взял еще кипу бандан и повязал их вокруг на ногах, от лодыжки до колена. Как у парней на концерте Van Halen в Carrier Dome. Но короткие волосы, конечно, в образ не вписывались.

В тот вечер нам предстояло выйти на импровизированную сцену, которую соорудили перед камином. Школьная столовая, из которой вынесли столы и стулья, была забита до отказа. В том числе и девчонками из Бетани. Пришло время моего первого шоу.

В происходящее верилось с трудом. От волнения меня тянуло блевать, хотелось сдохнуть. Мы шли через кухонные помещения, чтобы пройти незамеченными. Возле духовок я сказал: «Я не смогу». Сел и заявил: «Ни за что».

Старшие ребята из группы в прямом смысле схватили меня за шкирку и поволокли на сцену, на которую меня в итоге буквально вышвырнули. Выбора не оставалось. Я схватил микрофон, закрыл глаза и запел.

После выступления произошло невероятное. Впервые.

Со мной захотели пообщаться девчонки.

Подбежал Майкл Хоуп.

– Боже мой, Себастьян. Ты не поверишь. Каждая девчонка хочет с тобой пообщаться. Тут уже очередь из желающих с тобой пообщаться и сфотографироваться.

Это было в 1980 году, до смартфонов, ребята. Но что-то все же не изменилось.

Пока я стоял там, Майкл представлял мне одну девушку за другой. Они все глазели на меня так, как никто никогда прежде не смотрел. Если раньше, чтобы завести друзей, приходилось быть местным клоуном, смешить людей, то теперь меня стали воспринимать иначе. После того шоу люди смотрели на меня с уважением. Старшеклассники подходили и жали руку. Ребята, которые никогда раньше со мной не разговаривали, смотрели одним и тем же странным взглядом.

Именно в тот момент я все решил. Это то, чем я хочу заниматься всю оставшуюся жизнь.

Ослепительные булки

Нам предстояло отправиться на внеклассные спортивные занятия в Трентский университет, что располагался по соседству. В тот день было плавание. Чтобы туда добраться, нас посадили в желтый школьный автобус. Всю дорогу мы веселились – мальчишки, что с нас взять. Дурачились, как обычно бывает у парней.

В те дни популярной забавой было слепить незнакомцев. Спустить штаны, схватиться за лодыжки и показать задницу ничего не подозревающему незнакомцу. Вот и в тот раз этим промышляли.

Парни светили задницей тачкам, следовавшим за автобусом. Несколько человек выстроилось в баррикаду, чтобы водитель ничего не заметил. Машины следовали за нашими прижатыми к окнам задницами и, абсолютно обескураженные, сигналили позади автобуса.

И вот настала моя очередь. Я прошел в заднюю часть салона. Абсолютно уверенный, что водитель не увидит меня из-за других парней. Спустил штаны до колен и прижал задницу к окну.

Все ржали. А потом резко перестали. Я обернулся посмотреть, в чем дело.

Одна из машин пошла на обгон, а ее место заняла другая. Встав прямо перед моей задницей.

А за рулем сидела наша преподавательница по английскому миссис Браун. И таращилась на мою задницу.

Кэти Браун была единственной в школе, у кого были сиськи. Сидя на уроке, кучка пацанов пялилась на ее пышную грудь, кроме нее поблизости девушек не было.

И вот она сидит в машине, едет домой после рабочего дня в школе. И пялится на нависшую над ней задницу своего ученика. И задница та была моя, дорогой читатель.

Выражение лица миссис Браун я не забуду никогда и больше подобное видеть не хочу.

Она пристально смотрела на меня, пока я в ужасе натягивал штаны. Ее взгляд красноречиво давал понять: «Ты поплатишься за это».

Мы в ужасе бросились на свои места, прекрасно понимая, что произойдет дальше. Кто-то явно получит за это безумное количество штрафных отработок. И все знали, кто этот кто-то.

Только вот мне не назначили отработку за то, что я ослепил учителя. Меня отстранили от занятий. Директор вызвал меня в кабинет, где разразился гневной тирадой с переходом на личности, ясно дав понять, что считает меня бесполезным куском мяса. Я выскочил из школы и через футбольное поле побежал в общежитие. Всю дорогу я плакал, абсолютно не понимая, почему меня отстранили от занятий за то, что делали все.

Папа приехал и забрал меня. Отвез домой на пару дней. Класс. По дороге он сказал: «Может, тебе больше не стоит сюда ходить». Я почувствовал облегчение. Как бы мне ни нравилось ходить в Лейкфилд, спустя три года меня страшно обрадовала мысль перевестись в обычную школу. Теперь, когда я играл в рок-группе, все мысли занимала лишь музыка и перспективы заявить о себе. Именно этим я и должен был заниматься. А здесь это не выйдет.

Я закончил тот учебный год и уехал на все лето домой. А потом началась новая жизнь в училище при университете Питерборо. Мои новые сокурсники частных школ не кончали. Они тусовались в зале игровых автоматов и закидывались кислотой.

Видеоигра началась.