Текст книги "Творец Заклинаний"

Я неуклюже поднялся на ноги и увидел, что Редир и его братья стоят в нескольких футах от меня, явно не зная, что теперь предпринять. А может – выбирая новое заклинание…

– Спасибо, малыш, – сказала Фериус. – Эта штуковина начинала меня раздражать.

– Ничего не изменилось, – заявил Рафан. – Трое магов против двух лишенных магии олухов. И на этот раз мы готовы к твоему грязному трюку с дымом.

Фериус и ухом не повела. Обернувшись ко мне, она спросила:

– Едва ли ты прихватил оружие, да?

Я вынул из кармана колоду карт.

– Только это.

– Оставь себе. У меня есть еще.

Она сунула руку в карман и достала колоду. Протянула ее мне.

– Ну вот, малыш. Вытащи карту.

Не понимая, что она задумала, я взял карту из середины колоды. И ощутил пальцами холодную поверхность металла.

– Четверка дубинок? – спросила Фериус, глянув на карту. – Это все, на что ты способен?

– Ты сказала: любую карту. – Я не отводил взгляда от странного оружия в моей руке.

– А, думаю, сойдет. – Фериус обернулась к остальным. – Всегда хотела попробовать себя в дуэли с джен-теп.

Она держала колоду перед собой, и теперь всем были хорошо видны тонкие, острые как бритва края стальных карт, поблескивающие в мягком свете луны.

– Ну? Кто первый?

Глава 11
Колода

Алый свет, струящийся из рук Редира, грозно отражался от поверхности стальных карт Фериус.

– Думаешь, можно сражаться с боевым магом какими-то картами? – Он фыркнул. Его пальцы на каждой руке были плотно сжаты. Жест, который породит шар яростного огня, едва маг разведет пальцы и произнесет формулу заклинания.

– Тебе хватит и одной, – отозвалась Фериус и сняла с колоды стальную пластинку, взяв ее двумя пальцами. – Если хочешь знать: это не твоя счастливая карта.

Редир начал читать заклинание, но едва лишь он выговорил первый слог, Фериус швырнула карту. Она вжикнула в воздухе и влетела Редиру в открытый рот. Он закашлялся; заклинание закончилось, не успев толком начаться.

– Я ее кинула тупым концом, парень. В следующий раз будет острый.

Я вознес молитву предкам, чтобы все это наконец прекратилось. Чтобы Панакси и другие посвященные поняли, что дело слишком далеко зашло. Но никто не двигался с места. Теперь это был поединок, а поединки у нашего народа священны. Но даже так – если бы против нас стояли Теннат и Рафан, они могли бы испугаться вооруженного противника. И безумие закончилось бы здесь и сейчас. Редир же был боевым магом, а их учат не теряться в хаосе сражений. Он выплюнул карту; тонкие струйки крови стекали с уголков его губ на подбородок.

– Она не устоит против всех троих! Атакуем разом! – крикнул он. – Начали!

Я услышал, как Теннат и Рафан произносят заклинания. Теннат наверняка сотворит «меч-потрошитель» – то самое заклятие, которое он использовал в поединке со мной. Меня больше беспокоил Рафан. Маг охраны мог творить разные связывающие заклинания. Если он обездвижит Фериус, на этом схватке конец. Когда он проговорил первое слово магической формулы, я швырнул ему в лицо колоду обычных карт. Пестрые картонки взвились в воздух, скрывая Фериус от Рафана. Тот отмахнулся от них и принялся творить заклятие заново.

Фериус издала тихий стон. Теннат решил напасть на нее, не на меня. Ну, конечно. Он дурак, но не глупый.

– Это «меч-потрошитель»! – крикнул я Фериус. – Не поддавайся!

– А, просто… немного… колет, – сказала она, согнувшись от боли.

Теннат широко ухмыльнулся. Он так радовался возможности причинить ей страдания, что позабыл о собственном заклинании щита.

– Она моя! – крикнул он остальным. Этот идиот собирался вырвать ей кишки.

Я тоже попытался колдовать. Сделать что-нибудь, нарушающее концентрацию Тенната. Например, что-нибудь из магии шелка, воздействующей на мозг. Я отлично знал жесты и словоформы и сейчас изо всех сил пытался направить силу в татуировку, отвечающую за магию шелка на левом предплечье. Может быть, здесь и сейчас, в кризисной ситуации, когда я пытаюсь поступить правильно и защитить кого-то, магия наконец-то придет ко мне?…

Не пришла.

Впрочем, концентрацию ему я все же нарушил: Теннат захихикал, наблюдая за моими потугами. Увы, этого было слишком мало, чтобы разрушить его заклятие.

– Давай… смейся… крысеныш, – простонала Фериус и метнула еще одну карту. Теннат вскрикнул, когда острый край вонзился ему в ладонь.

Я понимал, что Редир готовится снова призвать огонь, но Рафан сейчас был опаснее. Он ясно видел Фериус, и ничто не могло помешать заклинанию пут. Я поднял руку, чтобы снова попробовать призвать магию – хоть какую-нибудь, – когда Фериус крикнула:

– Хватит уже этих фокусов, малыш!

Она была права. Моя магия не работала и ничем не могла ей помочь. Я попробовал метнуть металлическую карту, как делал это с бумажными. Но у нее был совсем другой вес и скользкая поверхность. Она выскочила из пальцев и воткнулась в землю у ног Рафана. Не имея больше ни карт, ни заклятий, я просто кинулся к нему.

Что-то обожгло мне плечо, и я запоздало понял, что почти вбежал прямо в сгусток огня, который сорвался с протянутой руки Редира. Воздух раскалился. Не обращая внимания, я мчался к Рафану. Обожженное плечо врезалось в его руки, ломая магический жест. Я взвыл от боли и споткнулся. Локоть Рафана угодил мне в висок, и в глазах все поплыло. По крайней мере это отвлекло от боли в плече.

Рухнув на землю, я услышал, как он начинает заклятие в третий раз. Я ударил его кулаком в голень, но Рафан даже не заметил. Перед глазами что-то блеснуло. Я сфокусировал взгляд и увидел стальную карту – четверку дубинок, – торчавшую из земли прямо перед моим носом. Я схватил ее и от души полоснул Рафана по рукам. Брызнула кровь, когда острый край карты прочертил по обеим ладоням. Рафан издал ужасающий крик, прозвучавший для моих ушей сладкой музыкой. Возможно, я не очень хороший человек.

– Малыш! – рявкнула Фериус. Я повернул голову и увидел Редира. Сразу три стальных карты врезались ему в грудь, но руки мага по-прежнему метали огненные шары. Фериус прихрамывала, ее куртка дымилась. Я перекатился к Редиру и со всей дури пнул его по ноге. Очередной шар взмыл в воздух, а Редир рухнул на колени рядом со мной. Следующее, что я увидел, – каблук Фериус, врезавшийся Редиру в подбородок. Он упал навзничь. Даже теперь, кривясь от боли, он попытался начать заклинание, но слова превратились в бульканье, когда Фериус ударила его башмаком по горлу.

Сейчас, когда я смотрел на нее снизу вверх, она напоминала мне разгневанную богиню. Шляпа слетела. Рыжие волосы развевались на ветру, словно языки пламени. В каждой руке она держала несколько карт, их заточенные края ярко блестели. На губах блуждала улыбка, но глаза были смертельно серьезными.

– И ты еще будешь рассказывать мне о магии, малыш? – спросила она. – Будешь рассказывать о силе? Хочешь, покажу, что такое настоящая сила?

– Если ты убьешь нас, будет война, – с вызовом сказал Рафан. Правда, сейчас, со своими пораненными ладонями, засунутыми под мышки, он выглядел не очень-то грозно.

Теннат на коленях полз к старшему брату.

Все еще держа ногу на шее Редира, Фериус шевельнула обоими запястьями, и карты устремились к Рафану и Теннату.

«Она же убьет их! – в ужасе подумал я. – Они ее недооценили. И я недооценил. Она…»

Я не сразу понял, что закрыл глаза – пока крик Тенната не заставил меня распахнуть их.

По пять стальных карт торчали в земле – в нескольких дюймах от каждого из братьев.

– Вот так, – сказала Фериус, убирая ногу с шеи Редира. Она повернулась и направилась к выходу с площади. – Вот это магия.

2. Второе испытание

Сила мага либо возрастает, либо слабеет. Она никогда не остается в неподвижности и никогда не определяет могущество джен-теп. Только те, кто способен найти новые источники силы, достойны получить имя мага. Те же, кто этого не может, бесполезны для нашего народа.

Глава 12
Отверженный

В детстве мы с Шеллой то и дело устраивали драки, а отец терпеливо ждал, когда кто-нибудь победит. Ну или когда мы оба выдохнемся. После этого он смотрел на нас по очереди и спрашивал:

– Ну что, инцидент исчерпан?

Один из нас – как правило, тот, кого мать усаживала, чтобы наложить компресс на подбитый глаз или синяк на щеке – бормотал:

– Да, наверное…

– Хорошо, – говорил отец и складывал вместе ладони так, словно развеивал заклинание. – Значит, мы снова друзья.

Чаще всего к этому времени мы слишком уставали, чтобы подвергать сомнению его логику. Но однажды я сообщил ему, что она кажется мне странной. Отец отвел меня в сторону и сказал:

– Ты сражался. Победитель и побежденный определены. Не знаю, из-за чего началась ссора, но вы разрешили конфликт.

– И я должен с ней дружить? Она…

– Она победила сегодня. В следующий раз, возможно, проиграет. В любом случае во вражде нет ничего хорошего. Как и в том, чтобы таить злобу. Джен-теп не держат камень за пазухой.

В те времена я мог с этим смириться. Каждую драку – с Шеллой или с кем-то другим – я считал сражением не на жизнь, а на смерть, даже если мы просто не поделили игрушку. Но Шелла соглашалась с отцом – и вела себя так, словно ничего не произошло.

– Да мы просто поиграли с Келленом, – объясняла она, когда Абидос спрашивал, почему у одного из нас рука висит на перевязи. Я не знал, что тут можно поделать; приходилось просто кивнуть, соглашаясь. Но при этом я полагал, что у Шеллы не все в порядке с головой – если она искренне верит, будто ничего особенного не случилось.

С этим убеждением я и прожил до того самого дня, когда мои приятели-посвященные попытались изувечить Фериус Перфекс и меня. И лишь теперь понял, что Шелла вела себя абсолютно нормально.

– Ты сегодня присоединишься к нам, Келлен? – спросил мастер Осья-фест.

Я поднял взгляд и посмотрел на учителя. Я сидел на скамье между двух колонн, а наставник стоял в нескольких футах поодаль. Другие посвященные, ожидавшие в Оазисе, делали вид, что меня вообще тут нет.

Вопрос Осья-феста был дурацким, разумеется. Он же видел, что моя магия слабеет. Все это видели. Я не сумел бы сотворить простейшее заклинание магии дыхания, или создать волшебный камень, или призвать сильное животное… Никакое заклятие, потребное для прохождения второго испытания, было мне не под силу. Осья-фест отлично знал, что сегодня я не буду участвовать в испытаниях. Но вот смешно – он считал себя обязанным задать этот вопрос, дабы увериться, что причина именно в моей слабости, а не в чем-то другом. Например, не в том, что я сражался на несанкционированном поединке плечом к плечу с дароменской шпионкой. Сейчас об этом наверняка уже знал весь город, но формально я не сделал ничего более ужасного, чем любой, кто был там в ту ночь. Да, все вели себя именно так, как когда-то мой отец. Все делали вид, что ничего особенного не случилось.

– Нет, наставник, – отозвался я. – Сегодня я просто посмотрю. А испытания продолжу, когда…

Когда что? Когда безумная вдова Верховного мага клана решит подарить мне артефакт, чтобы я мог сжульничать и на втором испытании? Нет, хватит думать об этом! Я найду способ вернуть магию к жизни. Если получится убедить Панакси и еще парочку ребят помочь мне, может, мои татуировки однажды засветятся. А сейчас – будь я проклят, если позволю Теннату или кому-то еще думать, будто я сдался.

– Я прихожу сюда каждый день и наблюдаю, – нахально заявил я.

Осья-фест понимающе кивнул. А потом подошел поближе и тихо спросил:

– Ты пытался творить магию попроще? Скажем, какие-нибудь заклятия дыхания? Полагаю, здесь, в Оазисе, ты мог бы…

– Вы же знаете, что не могу! – едва не зарычал я. И тут же устыдился своей вспышки. Мастер Осья-фест понимал мою ситуацию лучше всех. Однако злость так и перла из меня:

– А даже если б мог – какой прок творить дурацкую магию дыхания? Это самая слабая из всех форм.

Он присел на скамью рядом со мной.

– Не стоит недооценивать магию дыхания, Келлен. – Наставник закатал рукав, показав серебристые сигиллы дыхания, мерцающие под его морщинистой кожей. – Дыхание – это сила движения, Келлен. Магия прорыва. Она может дать голос другим формам. Предположим, магия дыхания не такая броская, как огонь или железо, но в сочетании с другими дисциплинами она может быть… впечатляющей.

Ну да. Утешение для убогого.

– Давай-ка, – сказал Осья-фест. – Покажи мне первую форму творения магии дыхания. Если, конечно, ты не позабыл основы.

– Я ничего не позабыл.

Я сердцем помнил все слова каждого заклятия дыхания. Все жесты. Мог сделать любой расчет и сотворить любую связку. Равно как и для магии песка, и железа, и огня, и всех остальных. Никто из посвященных нашего клана не знал формулы так, как я. Даже Шелла. Только вот это не имело никакого значения.

– Первая форма творения, – напомнил Осья-фест.

Я заставил себя расслабиться. Расфокусировал взгляд и увидел движение воздуха. В заклинаниях дыхания это самая сложная часть – удержать в мыслях нечто, что нельзя увидеть. Я вытянул руки, выпрямляя указательный и безымянный пальцы – символ направления. Прижал кончики безымянного пальца и мизинца к ладони – знак обуздания и контроля. Большие пальцы направлены вверх. Этот знак гласил: «Ну, пожалуйста, предки, дайте же мне сотворить хоть одно дурацкое заклинание!»

Я направил волю в воздух и произнес однословную магическую формулу:

– Караф!

Легонький ветерок коснулся ладоней, следуя туда, куда направляли его указательный и средний пальцы. Ветер прочертил на песке у моих ног тонкую линию, длиной этак дюймов шесть.

– Ну… – сказал Осья-фест. – Не так плохо. Результат не слишком эффектный, но все же лучше, чем ничего.

Ага. Если взять глухого, тупого и слепого дароменского пастуха, привести его в Оазис и показать заклинание, он, возможно, вызовет более сильный порыв ветра, чем я.

Осья-фест похлопал меня по коленке и поднялся со скамьи.

– Как выясняется, ты не единственный ученик, который сегодня не в форме.

Лишь теперь я заметил Тенната. Он сидел, ссутулившись, на такой же скамье по другую сторону Оазиса. Но даже с этого расстояния было видно, что ему нехорошо. Синяки и царапины, которые он заработал прошлой ночью, уже исчезли. Тут, видимо, постарался его отец. Ра-мет был отличным целителем. Может, даже лучше, чем моя мать. Вот уж воистину вселенская несправедливость!

– Посвященный Теннат сегодня не нашел в себе сил продемонстрировать даже простейшую магию, – продолжал Осья-фест. – По правде сказать, дела у него еще хуже, чем твои. Я попросил его сотворить такое же заклинание, и он не вызвал и вовсе никакого ветра.

Хм. В конце концов, может быть, какая-то справедливость в мире все же существует.

– Четверо других посвященных чувствуют себя сходным образом. И подобная… вспышка недомогания – это весьма неожиданно.

Мне в голову пришла внезапная мысль.

– А что, если мы все страдаем от какой-то временной болезни? Может быть, я не…

– Твоя магия слабеет на протяжении месяцев. Это естественный процесс для тех, кому уготована жизнь ше-теп. А вот то, что происходит с остальными, – неестественно.

Осья-фест сказал о моем будущем между делом, как о чем-то само собой разумеющемся. Даже удивительно, что в этот миг меня могло взволновать что-то, кроме собственной судьбы. И уж тем более Теннат. Но отчего-то я спросил:

– А что могло с ним случиться?

– Есть яды, которые вызывают подобные симптомы. Хотя их состав очень сложен и известен немногим. Тем не менее умный и решительный человек мог бы узнать его, если у него было время… и причины.

Что-то промелькнуло в глазах старого чародея. Беспокойство? Нет. Подозрение. Он как будто ожидал от меня какого-то признания.

– Твой дом враждовал с домом Тенната, верно? Нельзя не заметить, что большинство заболевших – из семей, поддерживающих Дом Ра. Или же – из семей, чьи главы могли бы сами претендовать на корону Верховного мага клана.

– Но не думаете же вы всерьез, что я…

Осья-фест всплеснул руками.

– Я никого не обвиняю. Я знаю, что ты – хороший парень, хотя временами безрассудный. А временами – уж прости – беспомощный. Но то, что заметил я, заметят и другие. Не исключено, что они будут искать справедливость, даже не имея доказательств. – Старый маг тяжело и натужно вздохнул. – Магия объединяет наш народ. И все-таки иногда самые дурные заклинания мы обращаем друг против друга.

Я попытался придумать, есть ли способ сделать этот день еще хуже. Не придумал.

– Мастер Осья-фест, я ничего такого не делал! Меня нельзя в этом обвинить!

– Келлен, к сожалению, есть очень большая разница между «я не делал» и «нельзя обвинить».

* * *

Следующие несколько часов я просидел на скамье, наблюдая, как Осья-фест заставляет других посвященных декламировать формулы, строить магические барьеры и время от времени медитировать. В процессе этих медитаций старый маг, кажется, успел пару раз вздремнуть.

Скоро я и сам понял, что трудно держать глаза открытыми, слушая эти бесконечные повторения и бубнеж. Всякий раз, приподнимая веки, я невольно оборачивался к Теннату, ожидая насмешливых вызывающих взглядов. Но он вообще не шевелился. Пару раз посмотрел на меня в ответ, но ничего не сказал. Вот и прекрасно.

Что случилось с его магией? И с остальными посвященными, если уж на то пошло? Я знал, что ничего им не делал. Было, правда, одно объяснение – страх. Магия требует идеальной концентрации и непоколебимой воли. Эмоциональная травма делает это практически невозможным, а Теннату здорово досталось прошлой ночью.

– А ты, я гляжу, доволен собой, – сказал Панакси, выдергивая меня из дремоты.

– Не видел, как ты подошел. – Я подвинулся, освобождая ему место на скамье, но Панакси не сел. Он скрестил руки на груди, и я заметил кое-какое изменение. – О, ты зажег татуировку огня. Это круто! – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал искренне.

Он кивнул с мрачным удовлетворением.

– Сегодня утром.

– И как ты это сделал? Может, сумел бы и мне помочь? Позже? У меня есть пара идей насчет…

Я осекся, увидев на лице Панакси презрительную усмешку. Выражение, вовсе ему не присущее. На его лице она смотрелась комично. Все те несколько секунд, пока я думал, что это какая-то шутка. А потом Панакси сказал:

– Знаешь, Келлен, я понял, почему у тебя нет магии.

– Да? И почему же?

– Ты ее не заслуживаешь.

Он приблизился на шаг; его широкая фигура закрыла солнце.

– Магия – это дар джен-теп. Не дароменов. Не берабесков. И не… уж не знаю, кто ты там есть.

Я поднялся на ноги – слишком резко. Все порезы и ушибы отозвались болью. Закружилась голова.

– Я такой же джен-теп, как и ты, – сказал я и попытался оттолкнуть его. Это было глупо по ряду причин. Например, потому что Панакси до этого дня был моим лучшим другом. А еще он был очень тяжелым. Мой толчок не сдвинул его ни на дюйм. А когда он толкнул меня – я перелетел через скамью.

– Ты встал на сторону дароменки, пошел против собственного народа.

Сидя на земле, я посмотрел на других посвященных, которые усиленно делали вид, что ничего не произошло, хотя бросали на нас вороватые взгляды. Зато Теннат и не думал притворяться. Впервые за сегодняшний день я увидел его улыбку.

Я встал. Теперь, когда нас с Панакси разделяла скамья, я решил испробовать другую тактику.

– Они собирались навредить женщине. Разве для этого нам даны заклинания? Злоупотреблять ими и мучить людей, которые не владеют магией?

– Рафан говорит, что она шпионка.

– Рафан – идиот. Как и его отец. Как и Теннат, который едва не искалечил тебя на прошлой неделе, если ты вдруг забыл.

– Теннат победил меня, потому что он силен, как и вся его семья. Он станет магом, который будет сражаться за наш народ. И мне тоже следовало бы.

Я фыркнул.

– Панакси, у тебя больше потенциала, чем у всей семьи Тенната, вместе взятой. Ты будешь в три раза сильнее, чем…

– Нет, не буду, если продолжу якшаться с тобой, – сказал он, уперев руки в бока.

У нас не принято сжимать кулаки, когда мы злимся. Так сложнее создавать магические жесты, нужные для атакующих заклинаний.

– Что, побьешь меня, Панакси?

Он колебался.

– Я могу. Даже без магии. Я сильнее тебя, Келлен.

– А я никогда этого не отрицал.

Пару секунд Панакси просто стоял на месте, точно собираясь сказать что-то еще. А может, ждал каких-то слов от меня. Но мы оба молчали, и тогда он повернулся и пошел прочь, обратно к посвященным. Я не слышал, что Панакси сказал им, но едва ли он пел мне дифирамбы. Некоторые из наших одноклассников смеялись и похлопывали его по плечам.

Мне уже давно следовало понять, что происходит, но порой я не успеваю за событиями. Теннат разъяснил мне, что к чему. Он подошел к моей скамье вскоре после ухода Панакси.

– Я сказал всем, что ты сегодня придешь в Оазис, – сообщил Теннат, кашляя через слово.

– Выглядишь не очень, Теннат. Может, тебе…

Он не слушал меня.

– Такой напыщенный! Такой довольный собой! Мы давно уже знали, что ты станешь ше-теп. Будешь мыть полы у настоящих магов. Или вовсе отправишься на рудники, где тебе самое место. Келлен, лишенный магии шулер, думает, что может обманывать всю жизнь. И ведет себя так, будто он лучше всех.

– Я не лучше всех.

– Считаешь себя умником? – Он издал притворный смешок. За ним последовал гораздо более правдоподобный кашель.

– Думаю, тебе надо пойти отдохнуть, Теннат. Кажется, ты жутко простудился.

– Мне уже лучше, – сказал он, стараясь не раскашляться снова. – И все будет в порядке, потому что моя-то кровь сильна. Не знаю, что за болезнь, которой ты всех заражаешь, но я ее переборю.

Об этом я раньше не думал. Может, во мне и правда живет болезнь. Я болел то тем, то другим с самого детства. Но почему она поразила других вот так, внезапно?…

Теннат ухмылялся, словно выиграл какой-то великий поединок. Вот кретин.

– Беги домой, Теннат. А то схватишь от меня двойную порцию ужасной магической заразы.

Казалось, на секунду он всерьез испугался. Его дурное самочувствие определенно было не притворным.

– Нет, – проговорил Теннат и направился обратно к своей скамейке. – Я останусь. И посмотрю, что будет дальше.

Вот так я и выяснил, что, придя сегодня в Оазис, угодил прямехонько в ловушку. У моего народа есть определенный ритуал для изгнания преступника. Нужно, чтобы родные отщепенца, его друзья, коллеги, учителя – все сказали ему, что он больше не нужен клану. Ритуал может занять много часов или даже дней. И когда все, кто знает отщепенца, отреклись от него, Совет изгоняет преступника. Не имея ни семьи, ни друзей, ни клана, редко кто пытается возражать.

Разговор вроде того, что произошел с Панакси, повторялся – в том или ином виде – весь остаток дня. Каждый час, когда мастер Осья-фест делал перерыв в занятиях, кто-нибудь подходил ко мне и говорил что-то гадкое или презрительное, давая понять, что мы больше не друзья.

И всякий раз, как это происходило, в голове звучали слова отца: «Джен-теп не держат камень за пазухой».

Ну да, конечно!

Больше всего на свете мне хотелось убраться с этой скамейки и убежать домой. Запереться в комнате и постараться забыть первые пятнадцать лет своей жизни. Не то чтобы люди говорили мне какие-то очень уж жестокие вещи – хотя их тоже. Но гораздо больнее жалило то, чего они не произносили вслух, а лишь подразумевали. Я – отверженный. Я – иной. Не джен-теп. Не ше-теп. Я – незнамо кто.

Временами я поглядывал на Панакси, надеясь, что он остановит очередного человека, не даст ему подойти. Или хоть посмотрит на меня. Но нет. Я словно был каким-то гадким насекомым, затесавшимся в их сад. И не то чтобы кто-то желал видеть меня мертвым. Они просто не хотели видеть меня вообще.

Наверное, именно потому я и не мог уйти. Пусть я чувствовал себя маленьким и одиноким, пусть все мое существо приказывало встать и бежать прочь, но где-то внутри меня еще жил маленький комочек гнева, который не отпускал меня. Я поклялся себе, что буду каждый день появляться в Оазисе, сидеть на занятиях, чтобы все меня видели. И так каждый день – до момента получения имени мага, когда меня объявят ше-теп.

Я почти убедил себя, что поступаю гордо и благородно, когда увидел Нифению.