Текст книги "Ходили мы походами (сборник)"

– Куда я попала? – Спросила женщина. По-русски, конечно. Аркадий объяснил.

– Наташе скажите, когда вернется, с утра около телефона не буду. Пусть не ищет. А товар, наверно, сегодня привезем. Все подписано. И еще. Скажете, Петя вышел. Да, да. Петя. Она знает. Так и скажете, Люба просила передать, Петя вышел.

Наташа вернулась буквально через минуту, еще трубка не остыла. Аркадий сообщил в точности, безразличным голосом. – Люба… Товар привезут…

– Что, весь?

– Этого не сказала. И еще. Петя вышел.

Секретарша застыла над сумкой. – Когда?

– Сказала только: Петя вышел.

– Это я слышала, – нервно отвечала секретарша. – Есть кто-то у Моргулиса?

– Тот, что вчера. В белых брючках. И еще какой-то, узбек с виду.

Наташа кивнула.

– Кто такие? – Безразлично поинтересовался Аркадий. Он честно выполнил поручение, передал информацию, и сам рассчитывал на ответ.

– Шпильман? Адвокат. Старается для Моргулиса.

– А второй?

– Из посольства, по-моему.

– Ясно, – Аркадий был человек не хитрый и умилялся, когда удавалось высветить тайные ниточки человеческих отношений. Подумал – это они для Мэры стараются.

Секретарша готовила бутерброды. Хлеб, масло, огурцы, ветчину, сыр, майонез. Ловко настрогала, разложила по тарелкам. Чайник засвистел, кофе заварила. Как раз Моргулис выглянул. – Как у тебя там?

Наташа отнесла поднос, вернулась. Приготовила Аркадию, разложила почти также тщательно (вот в чем проявляется женский характер), и сама подала за столик. – Поешь. – Аркадий был покорен. Себе налила кофе и сидела, задумчивая. Закурила, рассматривала сквозь дым стены приемной.

– Кайфуете? – Высунулся Моргулис. – Завари еще кофейник.

Было сделано. Заодно и Аркадию досталось.

– Давно работаете? – Спросил Аркадий.

– Здесь? Три месяца.

– А вообще в Германии?

– Уже забыла. Год, два. – Наташа отвечала задумчиво, вроде сама себе, подперев ладонью щеку. Этот бабий жест, известный у нас по деревенским посиделкам, получил мировую известность. То-то Роден, Леже, Дали – все жаловали русских красавиц, а у французов, испанцев вкус тонкий, еще и художественный. И Наташа эта вполне годилась. Аркадий, как известно, по-дилетантски занимался лепкой, мог оценить.

Между тем, кукушка напомнила – десять, затем добавила еще половину, а Аркадий, если не считать помощи секретарше, сидел без дела. Тратил время. Для самолюбия это было испытанием. Но он смирял себя. Наконец, объявился хозяин с подобревшими гостями. Шпильман попрощался с Аркадием, как с давним знакомым, а по Наташиной голове даже рукой умудрился провести, как бы невзначай. Видно, из той породы, что не упустит случая коснуться женщины. Без всяких намерений. Или есть? Язычество какое-то. Так подумалось Аркадию.

Моргулис проводил гостей до двери и дальше, не поленился, видно, дождался внизу, пока усядутся в машину. Аркадий окончательно уверился, конечно, для Мэры старается, скорей бы была здесь. Во рту У. еще ощущал вкус замечательного бутерброда и кофе. Пора заканчивать с проклятым супом, а питаться разнообразно и вкусно.

Моргулис прошел к себе, и тут же объявился вчерашний старичок немец. За ночь еще порозовел и сейчас, как светился. Только в выцветших глазках стыло стариковское жалостливое выражение. Ясно, куда ему было тягаться с Аркашиным напором. Но тут он был свой. Немчура. Гутен морген. Ладно, поглядим. Поздоровались, уселся рядом с У. под стенку, дожидаться. Через пару минут появился детина охранник, а следом и сам Горлышко – щуплый, высоколобый, морщинистый – сгусток уголовного интеллекта. Этот, ни на кого не глядя, проследовал в кабинет, а охранник устроился в своем кресле – его как ждали, никто и места этого не занимал, выкатил в сторону Наташи могучие чресла. Совещание явно готовилось, тем более, их с немцем почти сразу пригласили.

– Еще раз прошу повторить, что вы от нас хотите? – Моргулис говорил угрюмо, глядел в стол.

– Я, – затвержено начал Аркадий, – как автор гостиницы и ресторана категорически протестую против любой переделки объекта без моего согласия. По закону об авторских правах…

– Которого нет, и неизвестно когда будет, – бесцеремонно перебил Моргулис. – Я с юристами советовался, нет у тебя никаких прав. И не нужно мозги вкручивать.

– Это Шпильман – гад. – Подумал Аркадий. – Мое дело – вас предупредить. Я молчать не буду.

– Перестань. Мы с такими людьми работаем, будешь ты молчать или нет, нам до печки. Понял? Думаешь, на тебя управы нет?

При всем упрямстве и запальчивости Аркадий оставался реалистом и понимал, управа есть. Впору было думать об отступлении. Не рисковать же головой из-за этого казино. Не тот случай. Но уйти нужно достойно.

– Ладно, – сказал он, вставая, – Посмотрим. Я, по крайней мере, знаю, как это казино сделать. А этот. – Аркадий чуть повел головой, сделал недостойный, по рыцарским понятиям, жест в сторону конкурента. – Посмотрим, что он вам нарисует. А еще авторский надзор. Вам работяги такое накладут, будете знать. Или вы отсюда собираетесь надзирать? Поглядим, что выйдет.

Моргулис хмыкнул: – Нам, если хочешь знать, его проект на дух не нужен. Втащим столы, ремонт, подкрасим, и пошло дело. Нам подпись его нужна. Потому что он – дипломированный архитектор. Понял?

– А я из леса вышел?

– Он – немец. Это знаешь, как звучит? Гордо. А ты – никто. Фирма немецкая. Она, знаешь, куда твой диплом повесит? На гвоздик. Не в городе. На даче. Понял, где?

– Ладно. Посмотрим. – Аркадий повернулся, чтобы уйти, Потом он вспоминал, что именно в тот момент пришло вполне осязаемое чувство освобождения и легкости. Будто ангел взмахнул крылом возле лица. Остудил, призвал образумиться, не трепать нервы. Но Аркадий был, как все мы, человек вполне земной, деловой и анализ благих пожеланий оставлял на потом, когда пользоваться ими бессмысленно и поздно. Разве, чтобы покаянно вздохнуть. И уж никак не тогда, когда еще можно отойти в сторону.

Но сейчас за спиной раздалось знакомое шипение, хрипы, сипы, которые, услышь он впервые, никогда бы не признал за звуки, издаваемые человеческим существом. Это пытался высказаться Горлышко. Моргулис склонился почтительно. Аркадий ничего не разобрал, но ангел, конечно, тут же снялся и улетел, разочарованный. Честно пытался предупредить.

– Да, Яша, – кланялся Моргулис, посматривая строго на Аркадия. – Да. Ты так хочешь? Пусть делает? А там посмотрим? Но это он говорит, что лучше. А карлик наш? – поворот головы в сторону немца, улыбочка. – Карл? Гут, гут.

Шипение продолжалось. – И этот пусть работает? Конечно. Ничего менять не будем? Ясно, Яша, ясно.

Что было ясно, Аркадий так и не понял. Ни одного слова.

– Ты все слышал? – Спросил Моргулис. – Своими ушами. Согласен?

– На что?

Моргулис только хмыкнул: – Опять ты за свое? Сядешь рядом с немцем и будешь работать.

– А что дальше?

– А дальше, когда дело будет. Пока одни разговоры.

– А деньги?

– Какие деньги?

– Что я даром стараться буду?

– Нет, вы слышите. – Моргулис развел руками. – Знаешь, давай по-хорошему. Ты сам сюда пришел? Или тебя звал кто?

– Твоя жена.

– Ее здесь нет. Откуда я знаю, о чем вы договаривались. А проект нужен сейчас. – Моргулис постучал пальцем по столу. – Через неделю. Ты сам в это дело влез, никто тебя не просил. Давай, решай. Берешься?

– Ты меня за дурака принимаешь? Чтобы я для тебя даром старался.

– Это ты меня принимаешь. Ты знаешь, здесь кто? Ни-кто. Господин ауфидерзейн. Ты законы любишь, так? Так вот, по ихним законам, по немецким, я взять тебя на работу не имею права. А с ним, – Моргулис показал на немца, – у меня контракт. – Немец, хоть знал, что разговор идет о нем, не шелохнулся, выдержка, как у мумии.

– Да, он завтра нас с тобой заложит, – продолжал Моргулис, – придет полиция. Ты штраф будешь платить? Будешь? Значит, так. Хочешь работать – работай, а мне больше голову не дури. Не хочешь – вали отсюда. Потому что мое терпение кончилось.

Аркадий молчал. Какая-то правота – неприятная и колючая в словах Моргулиса была. Действительно, явился, требует. А ты делом докажи. Конечно, они и думать не могли подступиться к ресторану без его согласия. Так он считал. Но они-то как раз не сомневались в обратном. А сколько сейчас перестраивается в его родном городе вообще без всякого согласия? Сколько интерьеров летит к чертям в угоду капитализму, этому монстру, пожирающему без остатка, с костями. Взять хоть бы рыбный магазин в центре города. Океан. Сколько там всего было, если вспомнить. И что же? Исчезла рыба, и сам магазин вычистили вслед. Втащили три гнусных форда, и прощай кормушка для старушек и их кошек – верных спутниц одиночества. Прощай навсегда надежда на мороженую рыбку. На хек, треску, плюгавую мойву. Теперь даже и не упомнишь. Нет ее, нет. И магазина, как видим, такого нет. Сияют нагло в магазинном нутре машинные бока. И никому до наших старушек дела нет. Кто спросил потерянных, мыкающихся горожан? А ведь на их денежки строили. Кто? Мети метла веселей. Хватай – пока дают, а нет – отвали. Кто кого будет спрашивать? Что это ему померещилось?

– Ну? – Спросил Моргулис жестко. – Согласен?

Если бы предоставить слово статистике, наверняка, можно сказать, большинство архитекторов, а хороших – тем более, знающих свое дело, работать бы на таких условиях отказались. Ведь ясно, берут за горло. И крепко. Но Аркадий был не таков, чтобы уйти от вызова судьбы.

– Можно попробовать. А кто результат будет судить?

– Не волнуйся. Конфетку мы рассосем. – Теперь Моргулис, развернулся к немцу и стал длинно объяснять. Немец протестующе затароторил, но Моргулис нажимал интонацией, не отступал. Похоже, в конце концов, договорились. По крайней мере, немец притих.

– Насчет проекта я его уговорил. – Подтвердил Моргулис. – И лишний стол у него есть. Или доска, как там у вас. Но давать он тебе ее не хочет.

– Ты спросил? – Удивился Аркадий.

– А как же. Где ты возьмешь? Они, между прочим, не из воздуха. Ты об этом подумал, когда права качал?

Аркадий отмолчался. Что ответить? Но тут Горлышко опять засвистел, забулькал. Вообще, Аркадий заметил, что речь его начиналась именно с бульканья. Моргулис с готовностью закивал. Нужно было видеть, как он менялся, переводя взгляд с Аркадия на заказчика. Позвали охранника. Тот зашел, встал, блестя гладко зачесанными, будто только из душа, волосами, жевал резинку Горлышко нацарапал на бумажке, Моргулис подхватил, добавил что-то свое и отдал парню. – Янис. Что такое кульман знаешь? Хотя…

– Знаю, – неожиданно подтвердил охранник. – В Риге видел.

– Молодец. Ну, Яша, у тебя кадры. Заедешь к нему. – Моргулис показал на немца. – Возьмешь стол. Потом в прокат, по этому адресу. Найдешь там Кудирку. Скажешь, от меня, и возьмешь еще один. И сразу назад. Шеф будет ждать.

Горлышко кивнул, парень исчез.

– Все, – подытожил Моргулис для Аркадия. – И давай договоримся. Пока работу не сделаешь, мы других вопросов не касаемся. Так, Яша? Сам вызвался. Давай, работай.

– Кульман в приемной ставить?

– Да. Рядом с немцем. И главное, больше голову не морочь. У меня дел вот. – Моргулис провел ребром ладони по шее, ограждая голову от дальнейших посягательств.

– Еще бы, – холодно подумал Аркадий. – Жулики проклятые.

Вышел из кабинета. Моргулис объявился следом, распорядился секретарше: – Этот будет работать вместе с немцем. Станешь немца кормить, и ему давай.

– Из торга звонили. Обещали сегодня товар привезти.

– Сама примешь. Меня не беспокой. Только если позвонят. – И Моргулис укрылся в кабинете.

Аркадий присел и расслабился. Он выстоял, как дерево под ураганом. Не поддался. Хотя желание плюнуть на все и уйти стало почти нестерпимым. Но другая, упрямая часть натуры держала мертво, как якорь за камни, почти против собственной воли, повинуясь не разуму, а чему-то другому, что переломить в себе он никак не мог. Ясно, в его уходе было бы усмотрено малодушие, это допустить было невозможно. Не в его характере. Сейчас важно перетерпеть, не жаловаться, бороться за свое. А там посмотрим. Так У. рассуждал, сидя рядом с немцем. Тот пока дулся, но именно с немцем нужно было быть сейчас поласковее. От него зависел успех дерзкого начинания. Аркадий распахнул бумажник и ткнул под нос фрицу.

– Дотер, – показал пальцем на фотографию. Дочка у него была, что надо. Маленький серьезный человечек с распущенными по подростковой моде волосами и внимательным печальным взглядом. Вот, кто нужен был Аркадию. Он никогда не расставался с фотографией.

Немец, как положено им – немцам, глянул внимательно, в глазах появилось нечто человеческое.

– Йа, йа. – Голос потеплел.

– Что вы там строить собираетесь? – Безразлично спросила Наташа.

– Казино будем проектировать.

– Казино?

– А что не бывали?

– На мои деньги не разгуляешься. – Теперь они разговаривали вполне по-дружески. Аркадий, который остывал от недавней стычки, отметил, что и здесь, кажется, дело сдвинулось.

– Нужно богатого дядюшку завести.

Этого секретарша, вроде, не слышала. – Перестраиваются на родине, – улыбнулась ему (ему!) – скоро, смотрю, бардаки пойдут строить.

– Один уже выстроили – больше некуда. – Подыграл Аркадий, а для немца, который, не понимая ни слова, глядел доброжелательно, перевел: – Паблик хаус.

Лицо немца выразило непонимание.

– Бардак.

– О, йа, йа. – Немец вежливо закивал, но сидел удивленный. Беседа налаживалась.

– Что русскому здорово, немцу – смерть, – пояснил Аркадий секретарше.

– Ты за них не волнуйся.

Тут на пороге объявился рослый краснощекий парень, видно, что весельчак, оскалился, доложил бодро. – Наталья Владимировна. Привет от доблестных сил. Товарец привезли. Куда складировать? Только быстренько. Мне еще тещу Ашот Христофорыча встречать. – На парне была гимнастерка с расстегнутым воротом, пилотка засунута под ремень, а на ногах вместо уставной обуви – кроссовки.

Наташа подхватилась, парень вытащил сигарету и кивнул в сторону архитекторов: – Ваши фрицы?

– Не кури здесь, выйди.

– Хорошо пристроились. Они себе сидят, а русский – выйди.

– Не болтай, Коля.

– Помочь? – Предложил Аркадий и, не дожидаясь ответа, встал.

– Ага, наш. Тогда, пардон. Не иначе, скоро богатым буду. Богатого полюбите, Наталья Владимировна?

– С твоим языком?

– Язык, когда нужно, придержу. Эх, муха-цокотуха. – Они уже спускались по лестнице. – Я сегодня вашего знакомого встретил. Капитана.

– Что привез? – Про капитана женщина, вроде, не слышала.

– А, бог знает. Не гляжу. Так только, краешком глаза. Любовь Степановна все оформила. Бумаги, вот. Распишитесь. А остальное, она сказала, при встрече. Мани, мани. – Пропел парень.

Из зеленого фургона выгрузили на тротуар несколько туго завязанных мешков, какие-то пакеты. Подняли в контору. Как раз хватило на шесть рук. Парень тут же отбыл, прихватив с собой бумаги. Наташа вытащила из стола ключи. Вслед за приемной был тупичок с туалетом, а за ним, как оказалось, еще одна дверь. Открыли, следом шла комната с зарешеченным окном и стеллажами вдоль стен. В некотором роде, подобие склада. Пока возились с мешками, Аркадий ощутимо чувствовал Наташин запах – духов, одежды, волос, в которые несколько раз, нагибаясь за товаром, ткнулся носом. Она, вроде бы, ощущала его близость и не отстранилась, хоть не реагировала никак. В комнате все перебил густой запах масляных красок. Через всю комнату, плотно составленные в ряд, одна к другой стояли картины. Новый товар перебрасывали через них, прямо на стеллажи. Там уже хватало добра, приходилось тянуться, перекладывать, уплотнять.

Наташа надорвала один из пакетов, вытащила погон.

– Военторг распродается. – Пояснила удивленному Аркадию. – Считается, лишнее. Списывают. А Моргулис берет. Офицерских, вообще, завал. Вон, гляди, – она показала Аркадию на коробки, в которых грудами были свалены разные звезды и звездочки, красные, желтые, на погоны, на шапки. И еще погоны, кокарды – на все случаи беспокойной армейской жизни.

– Зачем так много?

– Откуда я знаю. При Брежневе завезли. Воевать, наверно, думали. Тогда и звания пойдут быстро, если останется, кому давать.

– А Моргулису зачем?

– Моргулису? Такой барахольщик – все купит.

Критика главы фирмы, казалось, сблизила их окончательно. Как раз они забрасывали на верхний стеллаж мешок с ушанками. Приходилось тянуться, и Аркадий помогал, придерживая Наташу за талию. И не совладал с собой. Подобные порывы стоили ему пары оплеух, но чаще приводили к желанной цели. Кстати, и оплеухи, если не отступать, а продолжать начатое, тоже эту цель не исключали. Тем более, что действовал Аркадий, повинуясь безотчетному мужскому вдохновению, которое побеждает и властвует, вопреки, казалось бы, правилам воспитания и этикета. Он обнял Наташу, сначала за талию, а потом, не отпуская, перехватил повыше, ощутил скользящую ткань блузки, повернул женщину к себе и ткнулся губами в шею. Момент, казалось, был подходящий.

– Отпусти, – зло сказала Наташа, и уперлась руками ему в грудь, не давая сблизиться. Аркадий пока молчал, все еще рассчитывая на успех.

– Отпусти сейчас же, – повторила Наташа тихо и яростно.

Ничего не поделаешь, пришлось отпустить. Пока они стояли слитно, опасно кренясь на картины.

– Еще раз тронешь, – предупредила Наташа, – я тебе глаза выцарапаю. Без шуток. Убери руки.

– Почему? – В какой-то важный момент Аркадию показалось, что она откликнулась, задержалась на мгновение, на миг, по которому опытный соблазнитель узнает, действует женщина сердцем или безразличным разумом. Точно, был такой момент, когда она дрогнула. Замешательство тела не может быть притворным, не может обмануть. Эту науку У. прошел и сейчас не сомневался. Но слова в ответ услышал холодные, рыбьи.

– Потому что пошел к чертовой матери. Ты – герой, думаешь? Зажал бабу и твоя? А мне это не нужно. Понял?

– А что нужно? – Аркадий был готов на все.

– У тебя того нет.

Еще стояли, глядя друг на друга в упор, и Аркадий понял – не выйдет. Глаза у нее были злые. В приемной, между тем, зашумели. Что-то там происходило. Только они отпрянули, явился Моргулис. Присутствие Аркадия встретил с крайним неодобрением: – А этот что здесь делает?

– Товар помог занести.

– Наташа, я просил, посторонних не допускать.

– Сами велели, вас не беспокоить. – Возмутилась Наташа. Она еще не остыла после объяснения с Аркадием и держалась дерзко. Моргулис получил, сам не зная, за что.

– Поглядите, какие условия. Разве я могу одна до полок достать?

– Ладно. – Моргулис не смягчился. – Иди, доску привезли. А ты в накладной расписалась?

– Вот, кто ее хозяин, – ревниво думал Аркадий о Моргулисе. Латыш – охранник ворочал чертежные доски, немец суетился тут же, оберегая свою от царапин. Эх, ма. Ну, и мелкий народец – фрицы. Сколько Аркадий за свою жизнь таких досок переломал, перепачкал тушью, клеем, портвейном. И кулаком колотил и головой, мутной после пьянки, лежал. А тут? Царапнуть боится. Ну, это его дело. Бумага, карандаши, в общем, вся канцелярия приехала. Пора начинать.

Работа всегда была его прибежищем, спасением. Четкие линии отсекали, оставляли побоку ненужное, лишнее, дисциплинировали раздерганные, как сейчас, мысли, воплощали их в строгие, ясные и выверенные формы, распластывали, как на экран, на белый лист. И так, от линии к линии, знакомыми точными движениями. Великое рождается из простого, не иначе. Хоть нынешняя задача была именно из простых, но сулила долгожданное спокойствие, даже отдых. Не такой, конечно, как он рассчитывал здесь – в Германии.

Немец делал свое, бормотал, возился, приспосабливался к месту. Аркадий на него внимания не обращал. Размеры он помнил. Оставалось, правда, неясное ощущение, что путь этот не лучший, что решение может быть иным. Но пока этими мыслями У. себя не отягощал, не давал им развиться. Правда, сразу обнаружилось, как увеличить площадь зала. Вслед за асбестовой перегородкой была комната, которой – он знал точно, можно пожертвовать. Тогда и бар встанет, как следует. Ясно было, что знание объекта позволит ему элементарно превзойти немца, что бы тот не придумал. А из бара через коридорчик путь пролегал на ресторанную кухню. Тоже не лишняя находка. Аркадий увлекся и повеселел. Уже часа два, как он работал, немца явно опередил и теперь решил, торопиться не следует. Пожалуй, можно уйти раньше. Тем более, кукушка напомнила. Три часа. Аркадий накинул на лист кусок ткани (и ее привезли), стал собираться. Наташа сосредоточенно писала. Регистрировала, должно быть, сегодняшний товар. Немца из-за доски не было видно, он закопался в свои расчеты. Розовое темя выныривало и снова исчезало. Аркадий встал, попрощался с коллегой и пошел к выходу.

– Можно тебя на минутку? – Наташа подняла голову. Говорила чуть насмешливо, но в насмешке был вызов, а в вызове – неравнодушие. Аркадий мог почувствовать.

– Подруга скучает. Хочешь, телефончик дам? На ресторан у тебя хватит?

– Хватит.

– И решишь свои проблемы.

– У меня таких проблем нет, – Конечно, можно было развить тему, но важнее соблюсти лицо. Аркадий так и поступил. И с гордо поднятой головой пошел прочь.

14

У застал Осю заметно повеселевшим. От недавних страхов и опасений, казалось, не осталось и следа. В комнате было прибрано. На столе – фиалки, веселили глаз.

– Чего это он расстарался? – Подумал У. Нервная обстановка последних дней сделала его, увы, подозрительным. Но Ося дал исчерпывающий ответ.

– Бэлла приходила. Велела передать тебе привет.

– Спасибо. Ей тоже. Больше прогнозов не делала?

– Сказала, что, если будешь хорошо себя вести, может, все обойдется.

– Что значит, обойдется?

– Этого Бэлла не сказала. Просто, говорит, парень с характером, пусть не зарывается, и все будет хорошо.

– Откуда она знает? – Возмутился Аркадий. – Кумекая сивилла.

– Бэлла знает, – сказал Ося уважительно. – Она во время войны в разведке работала. Немецких генералов допрашивала. Если она говорит, значит, так и будет. Не зарывайся только. Как вам нравится? Ему хороший совет дают, так он еще спорит.

– Я не спорю. Послушайте, дядя Ося, может, я мешаю? К вам женщины ходят.

– Для меня, Аркадий, женщины – не то, что ты думаешь. Хотя и то важно.

– Я хочу знать, мешаю или нет? – Уточнил Аркадий.

– Не мешаешь. Ну что там у тебя сегодня?

Аркадий изложил итоги переговоров. Ося слушал довольный. По крайней мере, не перебивал. И сам Аркадий рассказывал сдержанно, щадя нервы пожилого человека, обходил острые углы. Даже сам проникся (не рано ли?), отлегло немного.

– Пока я за тебя спокоен, – подвел Ося итог. – Работай, там видно будет. Мэра скоро вернется, я думаю, вы договоритесь.

– Или вернется, или нет.

– Скоро вернется, – убежденно подтвердил Ося.

– Это Бэлла сказала?

– Зачем тебе знать. Может быть. Я вижу, ты такой комсомолец, как твой отец. Уперся и все.

– Да, – подтвердил У. О минутах слабости, которые пришлось пережить, теперь было стыдно вспоминать. Сейчас – борьба. До конца. До полной победы.

– Только, прошу, не зарывайся. И поешь. Бэллочка буженину принесла. Сама делала. Сказала, чтобы ты обязательно попробовал.

Аркадия не нужно было уговаривать. Даже здесь, в Германии, при нынешнем продуктовом изобилии домашняя буженина оставалась тем, чем была всегда и в любой стране – кулинарным чудом. О гороховом супе он не вспомнил.

– Сала не ешь, – сказал Ося уже из постели. – Сколько американцы долбят, жиры – это вредно, а немцы все равно не слушают, прямо, как наши.

Ночь в первый раз прошла спокойно. Аркадий уже привык к особенностям заграничного быта, выспался и на работу (а как это было назвать?) прибыл отдохнувшим и свежим. Теперь он зависел только от себя, и это главное. Сели трудиться. Где-то спустя час немец забеспокоился. Наташа, которая была сегодня еще прекраснее (так казалось Аркадию, или действительно?), пошла за Моргулисом. Тот явился недовольный. – Что тут у вас? – Выслушал взволнованную речь немца и обратился к Аркадию: – Дай ему размеры, какие он скажет.

– Это еще почему? Я здоровьем рисковал.

– Потому что я говорю. И не спорь. – Распорядился Моргулис веско.

Пришлось дать. Аркадий набросал размеры столов и, подумав, добавил сюда же размеры самого зала. Они и так у немца должны быть, нечего скрывать. А творческие соображения оставил при себе. Это было его тайное оружие.

– Битте. – Аркадий адресовался непосредственно к немцу, пусть знает славянскую доброту, широту натуры. Кто будет еще так щедро снабжать конкурента информацией?

– Больше меня не отвлекайте, – предупредил Моргулис Наташу. – Командуй здесь сама. А станут ссориться – выгоню. – Последние слова явно относились к Аркадию. Пришлось проглотить. Но высшая справедливость была. Моргулиса опять отвлекли. Явился вчерашний художник. Сунулся в приемную, видно, за ночь не успокоился, не смирился.

– Я пришел за своими холстами, – решительно пояснил. Наташа только вздохнула, ясно, без Моргулиса не обойтись. Пришлось звать.

– Я уже сказал, – пояснил тот сухо. – Через три дня. И сразу расчет. Учтите, вся финансовая ответственность по расторжению ложится на вас.

– Но я не хочу прерывать договор, – заторопился художник. – После выставки мы работы вернем. А если продадим, рассчитаемся полностью.

– А где, кстати, выставка?

– Это не важно.

– Может быть, вам не важно. А я должен знать.

– Ну, хорошо. Во Флоренции. Вас устраивает? – Аркадий, который исподтишка наблюдал, увидел, Наташа удивленно вскинулась. Моргулис остался невозмутим: – Меня устраивает. Но работы вы получите только после окончательного расчета.

– Но у нас денег нет, – художник почти кричал.

– Это – ваше дело. Вы срываете условия договора, и, кстати, уже второй день мешаете мне работать.

– Значит, нет? – Спросил художник мрачно.

– Я все сказал. И прошу, не отвлекать. – Моргулис повел рукой. Действительно, не только Аркадий, но и немец увлеченно следил за скандалом. Даже карандаш покатился. Не привык, видно, к нашим отношениям.

– Я вас предупредил.

– Вы, кажется, меня пугаете? – Нехорошо спросил Моргулис и посмотрел почему-то на Аркадия. Вернее, на него тоже.

– Я не пугаю.

– Нет, пугаете.

– Верните картины.

– Верну через три дня. Во вторник. Сразу после расчета.

– Ага. Значит так? – Художник обвел стены ошалелым взглядом, повернулся и еще хлопнул хамски дверью.

Моргулис, явно раздосадованный, пояснил что-то немцу. С тем нужно было обращаться аккуратно, немец был готов, кажется, художнику сочувствовать. Так Аркадию показалось. Моргулис ушел к себе.

– Это те картины, что в подсобке? – Спросил Аркадий вполголоса, безразлично, как бы вскользь.

Наташа помедлила: – Да, они тоже. Там склад и есть. – Аркадий молчал, она продолжала. – Два месяца, как привезли, приходит и отдавай назад. Буквально, ребенок. А что ты думал, когда договор подписывал? И главное, во Флоренцию.

– А что во Флоренции?

– С ними Моргулис договаривался. Возил им эти картины. Те сначала взялись, а потом стали тянуть. Теперь понятно. Сговорились через голову. Зачем им мы, когда этот сам притащит и рад будет. Ему все равно, а тем – чистая выгода. Так разве этому дурачку объяснишь.

Наташа говорила недовольно и проще было поддакнуть, тем более проявляя к женщине интерес, но Аркадий был не таков. Истина дороже.

– Он хочет, чтобы люди его работы видели. А здесь что? Так и будут в вашем чулане стоять.

– Интересно рассуждаешь. Думаешь, Моргулис их сюда святым духом доставил? Он, знаешь, сколько бегал? Тем более, это теперь – не бизнес, везут со всего Союза. Он, когда рассчитается, только убытки вернет. А этот знать не хочет. Вынь ему и положь. За наш счет.

Тут, чтобы охладить спор, из домика выскочила кукушка и сообщила – двенадцать. Немец, который сидел, как мышь, бумагой шуршал, залопотал, оживился.

– Чего это он? – Удивился Аркадий, видя, как Наташа поднялась и стала собираться.

– Жрать хочет. Слышишь, двенадцать. У него в контракте записано – перерыв и еда. А ты думал, как? Побудь пока, я схожу, что-нибудь куплю.

– Хорош немец, – впервые Аркадий подумал с симпатией о коллеге. – С ним не пропаду. Когда мы научимся?

– Тебе что взять? – Деловито спросила Наташа, готовя сумку.

Аркадий даже растерялся. Он уже привык к неполноценному существованию, сам факт дармовой кормежки рассматривал, как удачу. А тут еще выбирать.

– Икру можешь не заказывать, – предупредила Наташа. – А если что проще, какая Моргулису разница.

– Сыр рокфор можно? – Дерзко спросил Аркадий.

– Можно. Но рядом не видела. А далеко не пойду. Завтра по дороге куплю.

Наташа ушла. Опять Аркадий остался за главного. Теперь уже вдвоем. Немец бездельничал, сидел за доской, добросовестно отбывая перерыв, выглядывал, как из-за баррикады. Глазели друг на друга, не имея возможности объясниться. Тут Аркадию пришло в голову, поднял кулак, повертел им, припоминая, какой стороной показывать, и решительно вскинул вверх, сжав жестко пальцы. А по-немецки сказал торжественно и вполголоса, как своему. Рот фронт. И вот – чудо. Немец на приветствие откликнулся, даже привстал и тоже воздел руку. Так они и застыли, сжимая кулаки. Вид был, если глянуть из нашего безыдейного времени, глуповатый. Но ведь было и другое время. И именно в нем они нашли друг друга, как союзники. Отнюдь, это не была глупость и не повод для осмеяния.

Кулаки опустили во время. Моргулис вышел. Еще не хватало при эксплуататоре демонстрировать пролетарскую солидарность.

– Где Наташа?

– За продуктами пошла. – Моргулис только глянул, а У. прочитал отчетливое: – Кормишь вас, бездельников.

Моргулис крутнулся и исчез в кабинете. И тут же зазвонил телефон. Аркадий снял трубку. Мужской голос просил Наташу. Голос был низкий, принадлежал, видно, человеку сильному, но вопрошал сбивчиво: – А вернется скоро? А пошла куда? – И так же неожиданно, посреди ответа, закончил разговор.

– Интересно. – Аркадий в ожидании еды размышлял над листом, но вяло. Всякая дрянь лезла в голову, видно, натощак. – Наверно, Наташка с Моргулисом крутит. Упрятали женушку. – Мысли, разбуженные мстительно ревностью, конечно, Аркадия не красили. Пошлые, дурные – он их отверг, а сам стал вникать в работу. Все, казалось, просчитано, продумано, но чего-то не хватало. Причем важного. Аркадий знал цену вдохновению, его не спутаешь ни с чем. Само Провидение вкладывает руку смертного в свою, и ведет ее – рука в руке – заботливо и точно, как учительница, обучающая письму первоклассника. Остается только повиноваться, ловить миг, которого потом может и не быть, и такие же точно линии выйдут корявыми и неуклюжими. Короче, от лукавого. До сих пор простое техническое решение превращения ресторанного зальчика в такое же провинциальное казино, не пробуждало в нем подъема. Скучно. И в этом был знак – не там он ищет, не так. Что-то должно было открыться. А пока работал без интереса, творческого, разумеется, потому что денежный интерес присутствовал. Ради него он и старался. Оставалось только уточнить.