Текст книги "Тросовый талреп"

Глава 6

В ту ночь я спал у себя на борту «Зеленого дельфина», несмотря на запах красок и растворителей. Наутро я уже в семь часов выкатился из спального мешка. Через иллюминатор были видны серая вода и серое небо, а в воздухе стояла промозглая сырость. Я натянул на себя пару фуфаек и щедро загрузил чайник заваркой «Лэпсенг Сучонг». А потом принялся накладывать второй слой краски на фибергласовую заплату.

В половине девятого послышался мощный звук дизеля. В дальней стороне залива «Флора» изрыгала черный дым. Спустя сорок минут я услышал толчок в корпус «Дельфина». За мной явился на шлюпке Гектор.

– Мы готовы, – объявил он.

«Флора» уже вышла на середину залива. Гектор греб быстрыми и резкими рывками профессионального рыбака. Мы подошли к борту «Флоры», и я взобрался наверх по носовым снастям. Гектор последовал за мной.

Эван выглядел раздосадованным. Буркнул мне «доброе утро», и я ответил тем же. Мы подняли паруса. Залив то сужался, то снова расширялся, течение отлива шевелило водоросли над подводными скалами. Как только мы миновали эти опасные места, Эван протиснул голову в окно рулевой рубки:

– Берите управление.

Ветер наполнил паруса. Мы обогнули угол залива и увидели полоску горизонта, острую, как лезвие бритвы. Я открыл окно. Солнце уже пригревало, и стал резче слышен запах смолы для конопачения. На зеркальной поверхности воды, ближе к побережью, отражались очертания холмов.

Отлив еще не закончился. Я чувствовал, как его завихрения дергают за направляющие рули. Ветер дул от берега в восточном направлении. Он уносил запах смолы, что было некоторым облегчением. Эван дернулся обратно в рулевую рубку и задал мне направление чуть-чуть южнее западного, по самой грани Хорнгэйта, длинной линии скал чуть в стороне от самой южной точки этого залива.

– Не хотите ли побывать на настоящем деревенском празднике, а?

Я пожал плечами. Он был довольно сообразителен для человека, который выпил вчера так много. Рука Эвана потянулась к шкафчику, где обитала бутылка.

– Американская штучка, – заявил он. – Если Фиона что-то задумала, она всегда достигает цели. – Эван протянул мне рюмку. Это был жест мира и согласия, поэтому я взял рюмку. – Она меня просто с ума сводила, когда мы жили вместе. Ваше здоровье!

Мы выпили. Мне не нравилось пить виски в девять утра, но сегодня у меня были веские причины не отказываться от рюмки.

– А что происходит у Арднамеркена по ночам во вторник? – спросил я.

Эван посмотрел на меня суженными, хитроватыми глазами.

– Так-так… – произнес он врастяжку. – Бьюсь об заклад, что вы хорошо знаете свое дело. Почему бы вам вот в этот вторник не сплавать и не посмотреть?

– На что?

– Ну, пока что, – сказал Эван, – пока абсолютно не на что, черт подери!

И это было все, что он мне сказал.

* * *

Мы уходили все дальше от побережья. На фоне затуманенных утесов какого-то мыса неподалеку от Дэнмерри, в северной стороне горизонта, я увидел пару небольших белых треугольников, освещенных солнцем. Гигантское транспортное судно направлялось на юг, его палуба была почти на уровне воды из-за тяжести груза.

Мы с натугой тащились тоже на юг, тяжело покачиваясь на волнах. Ко второй половине дня мы оказались неподалеку от длинного каменного выступа, который вонзался в море примерно на две с половиной тысячи футов. Вода у подножия этого выступа была голубой и сдобренной толстым слоем пены из-за сильного волнения, идущего со стороны Гебридских островов. Когда мы обогнули выступ, я увидел, что дальше берег закругляется и там есть небольшой заливчик, почти лагуна.

В дальнем конце этой лагуны виднелся небольшой пляж с коричневато-серым песком. Солнце вышло из-за туч, ярко высветив на берегу за пляжем белое одноэтажное здание. Этакий небольшой домик с дверью, окрашенной в голубой цвет. Солнце играло в окнах по обе стороны голубой двери. Позади домика виднелись какие-то зеленые прямоугольники. Должно быть, поля. А в самом центре лагуны, где была ширина ярдов в сто, плавал на воде большой оранжевый причальный.

– Камас-Билэч, – объявил Эван.

Из-за дома появилась какая-то фигура. На мгновение она замерла вглядываясь. А потом приветственно вскинула руку.

Мы пропыхтели через этакий косой проход в полускрытой скальной перемычке, которая отделяла лагуну от моря. Гектор выловил багром причальный вымпел. На близком расстоянии дом Салливана выглядел не таким уж идиллическим. Детали от разных механизмов валялись в высокой траве около сарая. На склоне холма, близ заросшего травой картофельного поля, затухающий костер дымил остатками разных упаковок.

У Морэг Салливан было очень бледное лицо, кирпично-красные волосы то и дело падали на глаза. Она отбрасывала их назад не слишком-то чистой рукой, оставляя на своих бледных скулах темные пятна. Эти пятна наслаивались на другие темные пятна, под ее глазами, но уж эти-то не имели ничего общего с грязью. Усталым голосом она почти прошептала:

– Эван.

Эван широкими шагами подошел к ней и обнял за плечи.

– Ну, как тут наша девочка? – ласково спросил он. Она безуспешно пыталась улыбнуться. Эван представил ей меня. В нем произошла какая-то перемена. Он был теперь серьезным и солидным, его окружал ореол власти и некой деятельности. Глаза Морэг были красноватыми и беспокойными, но в то же время ясными и доверчивыми. Из-за сарая доносился детский визг. Оттуда вылетела стайка ребят, они перекликались на бегу, как болотные птицы. Женщина повернулась к ним и крикнула:

– Ну-ка, тихо!

Дети остановились и выстроились шеренгой – самый высокий встал первым слева, самый маленький – последним.

– Вот так-то лучше, – сказала Морэг, и я увидел, что им она смогла улыбнуться.

Обычно мои клиенты были куда богаче, но не столь добры.

– Заходите в дом, попьем чаю, – предложила она.

В доме оказалось четыре комнаты. Нас принимали на кухне. Там стояла газовая плита, с давно ободранной эмалью. Мы сели за стол. Дети столпились в дверном проеме. Эван обратился к самому старшему – мальчику лет десяти, с волосами такого же цвета, как и у матери.

– Все в порядке, Джокки? – спросил он.

Джокки ухмыльнулся и опустил глаза.

– Ну, тогда забирай детишек, дай мне поговорить с твоей мамой.

Джокки заколебался и перестал ухмыляться.

– А что слышно про папу?

– Никаких новостей, – сказал Эван. Лицо Джокки мигом осунулось. – Но вот этот джентльмен – адвокат.

– Адвокат, – повторил Джокки. – Понятно.

Детишки уставились на меня с такой надеждой, с какой тонущие люди смотрят на спасательное судно. У меня на лбу выступил пот. Я улыбался, стараясь выглядеть уверенным.

Миссис Салливан ответила мне своей доброй улыбкой и отослала детей прочь. Она поставила на стол коричневый чайник и дешевое песочное печенье в старенькой консервной банке с изображением замка Стерлинг. Потом она уселась за стол и посмотрела на меня так, словно просила, чтобы я задавал ей вопросы. Ну, я и начал спрашивать. А что еще было мне делать?

– Эван говорил, что ваш муж… исчез.

Она кивнула.

– Когда это случилось?

– Чуть больше недели назад, – сказала она. – В позапрошлый вторник он ушел на катере, чтобы поставить партию корзин, ну, знаете, корзин для омаров. Эти корзины так и остались где-то там. А он не вернулся.

– Когда он обычно выходил в море… Это было надолго?

Она пожала плечами. У нее была большая грудь, свободно лежавшая под цветистой тканью рабочего халата.

– День или два. С Джимми ничего заранее не известно.

– Но так долго – никогда?

Она покачала головой.

– На этот раз, перед тем как уйти, он сказал, что вернется не позже, чем через сутки.

Я кивнул и отхлебнул чая. Почему, черт подери, люди полагают, что адвокат может отыскать человека, который, наверное, уже стерт с лица земли кораблекрушением, или подводной лодкой, или волею Божьей. Если он не валяется сейчас под столом в каком-нибудь баре в Глазго. Я принялся объяснять ей это как можно мягче, но она меня прервала:

– Он нашел кое-что.

– Нашел?

Она быстро взглянула на Эвана.

– Джимми всегда смотрит в оба, – кивнул Эван. – Немного помогает мне в моих наблюдениях за чистотой моря. Там ведь плавает разное ненужное барахло вроде нефти, ну, вы сами знаете.

Я откусил кусочек песочного печенья и уставился на кухонную стену с жирными пятнами, что была позади закрученных узлом красных волос Морэг.

– Ну, и что же там было? – спросил я.

– Кажется, какие-то железки. – Она отвела взгляд. – У него загребущие руки насчет всяких железок. Любая мелочь, по его мнению, может пригодиться.

Я посмотрел на Эвана.

– А вам он ничего не говорил?

Глаза Эвана еще сильнее сощурились.

– Ничегошеньки, – ответил он.

– Джимми всегда так, – сказала Морэг. – Просто выпил свой чай достал приманку из сарая и пошел на катер. И это был последний раз, когда мы его видели.

Ее самообладание иссякало. Слезы скатывались по давно проторенным желобкам. Эван посмотрел на меня. Имелось в виду, что я должен еще и еще задавать свои вопросы. Я спросил:

– Не случилось ли перед тем чего-нибудь необычного?

Она нахмурилась.

– Да. В тот понедельник приезжал Дональд. Гости здесь бывают редко. У них там произошла страшная драка. Дональд орал…

– Насчет чего? – спросил Эван.

– Ну ты же знаешь Дональда, – сказала она. – Джимми вытащил что-то из моря, и Дональд явился, чтобы предложить ему за это какую-то цену. Может быть, цена оказалась не такой, я не знаю. Но Дональд ушел ни с чем.

– А какого рода вещью это могло быть? – спросил я.

– Здесь можно выловить все что угодно, – сказал Эван. – В прошлом году он раздобыл семьдесят тонн распиленных дубовых досок с судна с лесоматериалами. А в другой раз выловил тридцать бочек дизельного топлива, а это побольше тысячи фунтов стерлингов.

– Они, должно быть, в сарае, – сказала Морэг.

Мы вышли из дома и двинулись через заросли бурьяна. Просторный сарай был сложен из бетонных блоков. У него были двойные двери и огромный навесной замок. Морэг отперла двери.

– Музей, – сказала она.

Темное, лишенное окон помещение сарая было забито до самой крыши находками, выловленными из моря: сплавной лес, корзинки для ловли омаров, деревянные гребные лодки с пробоинами самых разных цветов, полные и порожние.

– Солидная коллекция, – заметил Эван.

Я разглядывал эти разноцветные бочки и чувствовал, что у меня голова идет кругом.

– Есть здесь что-нибудь, вам незнакомое? – спросил я Морэг.

– Я не заходила сюда очень давно, – сказала она.

Я кивнул так многозначительно, как только мог. Мы вышли из сарая, и она снова заперла дверь на замок.

– Пора отправляться, – объявил Эван.

Его большая рука нырнула в карман просторных джинсов. Он отвернулся от меня, но я успел заметить промелькнувшие бледно-коричневые банкноты. Довольно плотная стопка банкнот в десять фунтов. Я услышал, как Эван что-то шепчет на ухо Морэг. Она взяла эту стопку, отвернулась, и красные пряди волос укрыли ее лицо.

– Мы сделаем все, что сможем, – пообещал Эван. – Правда, Гарри?

– Конечно, – подтвердил я.

Морэг проводила нас до кромки берега. Ей словно бы очень не хотелось нас отпускать.

– Ну? – спросил Эван, когда мы порядочно отгребли туда, где над своим отражением в голубом зеркале лагуны стояла «Флора».

– Ваши догадки ничем не хуже моих, – ответил я. – Надо выяснить, что за проблема возникла с этим Дональдом.

– Дональд Стюарт, – уточнил Эван, – тот самый коротышка, который сшиб меня вчера с рыбного садка.

Я уставился на него.

– А что же его привело к Джимми? – спросил я.

– Дональда частенько можно встретить в нашем Морском контроле, – сказал Эван. – Видимо, мы опять встали на пути между ним и кое-какими деньжатами. Вы не могли бы помочь Гектору с парусами?

Я поставил стаксель, а Гектор поставил грот, и мы, извергая черный дым, выбрались из этой лагуны, помахав руками крохотным фигуркам на каменистом берегу. В открытом море ветер наполнил наши паруса. «Флора» начала неторопливо продвигаться на север, оставляя позади продолговатые голубые отмели.

Вечер был просто чудесный. Легкие облака, предвещавшие назавтра хорошую погоду, словно небесные медузы, шествовали по направлению к зеленым очертаниям гор на востоке. Я сидел на крышке люка, в стороне от рулевой рубки, и думал о Дональде Стюарте, который сшиб Эвана в воду и оставил его тонуть. Еще я думал о плотной стопке банкнот, которую Эван передал Морэг, и о том вечере во вторник. Я ощущал дуновение чего-то такого, что обычно чувствовал только у себя в конторе, сидя за письменным столом, напротив похожей телосложением на акулу Слоану Рэнджер, у которой имелся юноша-дружок, вдвое моложе ее, а также было на вооружении данное под присягой письменное показание одной девушки по поводу мужа Слоаны.

Это был хорошо выдержанный, стойкий запах глубокой воды.

Глава 7

Спустя полчаса Камас-Билэч превратился в этакое зеленое пятнышко, утопавшее на горизонте. Эван поманил меня из рулевой рубки и предложил чашку чая.

– Вы были компаньоном Джимми Салливана? – спросил я.

– А с чего это мы должны быть компаньонами? – удивился он.

– Вы дали Морэг какие-то деньги и сказали, что это доля Джимми.

Он ухмыльнулся:

– Немного выдумки. Выручил кое-что за рыбу. – Он вытащил бутылку «Гленморанжа» из кармана своей просторной куртки. – Глотнете?

Я покачал головой. Стопка банкнот была аккуратной, одни только десятки. И они выглядели новенькими, как из банка. А выручка за рыбу бывает в пятерках, в банкнотах Королевского банка Шотландии и в старых французских франках, оставшихся от какой-нибудь сделки с рыболовным судном.

– Но у вас все-таки были деловые отношения с Салливаном?

Эван выглядел удивленным.

– Когда это было удобно.

– И какого рода это были дела?

– Все, что окупается, – ответил он.

– Металлолом? – спросил я. – Разное затонувшее имущество?

– Да, вроде этого, – сказал он.

– И Дональд Стюарт занимается такими же делами?

Эван засмеялся тяжелым, ядовитым смешком:

– О да, он наш конкурент.

Эван включил аппарат поиска рыбы. Экран загорелся, показывая гладкое плоское дно. Рука Эвана вытянулась и отвела назад рычаги дросселя.

– Извините, – сказал он. – Надо немного заняться делом.

Он хлопнул по штурвалу и отправился на палубу. Я забрал чайные чашки, помыл их в железной раковине камбуза, а потом тщательно вытер чистым посудным полотенцем. Мне пришло в голову, что Эван не столь внимателен к адвокатам, как Фиона.

С палубы донесся какой-то стук. И что-то там скользило по доскам. Я поднялся вверх по крутому сходному трапу в рулевую рубку. За штурвалом стоял Гектор, и его флегматичное лицо выглядело слишком унылым на фоне ослепительного блеска моря. На палубе я увидел открытый люк. Эван спустил главный парус и использовал гик как стрелу крана.

– Совсем рехнулся, – загадочно произнес Гектор и передал мне управление. – Держите ее носом по ветру.

Он вышел на палубу. Переборки штурвала были теплыми от его больших сильных рук. Я прислонился к плоской деревянной полке, которая шла пониже окон, и глядел, как поднимается и опускается горизонт. Голова Эвана показалась из трюма. Солнце играло в капельках пота на его лбу.

– Гек, спускайся сюда! – крикнул Эван.

Гектор повиновался. Море совсем успокоилось. В полумиле впереди нас болталось пятно грязно-белой пены. Если не считать этакой мягкой качки, «Флора» шла устойчиво. Гектор вернулся на палубу и опустил грот в трюм. Гик превратился в укосину подъемной стрелы, а грот – в такелаж на ее верхушке. Сквозь пыхтение двигателя послышался другой шум – этакое пощелкивание вращающегося колеса. Эван наматывал лебедку.

Гектор внимательно смотрел вниз, в трюм, лицо его ничего не выражало. Один разок он взглянул на меня, рассеянно кивнул и улыбнулся этакой вежливой улыбкой, маскирующей напряжение. Вот тогда-то я и сообразил, что происходит нечто, из ряда вон выходящее. Пощелкивание в трюме продолжалось. Появился какой-то крюк, тащивший за собой сеть.

«Они собираются ловить рыбу, – подумал я, – вот и подвешивают сети. Это ведь траулер, так что вряд ли может быть более резонное объяснение».

Однако ячейки сетей были слишком сильно натянуты. Я подумал: с чего бы это? Какой улов? И вдруг все понял, и мои ладони внезапно стали скользить по штурвалу, и я стал судорожно глотать воздух, а во рту у меня пересохло.

Этот предмет в сети был мне достаточно знаком. Я видел его много раз в качестве мусорной урны на военном плацу или как ящик для хранения экспонатов в приморском музее. Это была насквозь промокшая бомба длиной в четыре фута, заржавленная от долгого пребывания в воде. На военных плацах они были пустыми. А эта, если судить по выражению лица Гектора, была полнехонька: морская мина времен Второй мировой войны, начиненная достаточным количеством взрывчатки, чтобы разорвать на кусочки наше суденышко.

Бомба уже была над палубой. В этот момент мы попали в какую-то перекрестную зыбь, и бомба стала ужасно раскачиваться. Гектор упер в нее толстый конец багра, чтобы не дать этой махине врезаться в край люка.

– Держи судно ровно! – ревел голос Эвана из трюма.

Я и держал его ровно.

– Давайте! – завопил Эван.

Он возник из люка, словно обезьяна, прицепившаяся к канату, свешивающемуся с верхушки гика. Мина тяжеловесно начала отходить в сторону от раскрытого проема люка, пока не свесилась наполовину за борт, спеленутая сетью.

Гектор побежал к лебедке. Гик медленно опускался. «Флора» под огромным весом мины сильно накренилась на правый борт. Пот лился градом у меня под фуфайкой. «Ничего подобного не бывает», – твердил я себе…

Но именно так все и было.

Очень осторожно они опустили мину в воду. Потом Эван явился ко мне в рулевую рубку и спросил с потрясающим спокойствием:

– Вы не возражаете, если я встану за штурвал?

Не говоря ни слова, я отдал ему управление траулером. Слова могли и подождать. Он перевел рычаги управления на «назад» и небрежно прокрутил штурвал к правому борту. По мере того как траулер двигался задним ходом вправо, Гектор отталкивал мину от гика.

Мое лицо затвердело, как гипсовая маска, когда «Флора» и мина плыли бок о бок. Потом Эван положил штурвал лево на борт. Перекладины-мидели штурвала с медными наконечниками дошли до самой верхней точки. «Флора» дрейфовала по ветру. Гектор стравливал канат, я смотрел, как медленно тонет ржавое чудовище. Придя наконец в себя, я приготовился задать парочку непростых вопросов. Но Эвану было не до меня.

Держите штурвал, – распорядился он и повернулся к столику с морскими картами, снял с крючка микрофон высокочастотной связи.

Поставив колесико на канал 16 – «Аварийная ситуация», – он вызвал береговую охрану.

– Говорит береговая охрана Обана, – отозвался тонкий потрескивающий голос. – Какая требуется помощь? Прием.

– Береговая охрана Обана, здесь «Флора», мы тралим рыбу у Пчелиной скалы и поймали небольшую мину. У вас есть какие-нибудь способы избавиться от нее? Прием…

Появился невозмутимый Гектор. Он перехватил мой вопрошающий взгляд и сочувственно подмигнул. А береговая охрана передавала:

– "Флора", говорит береговая охрана Обана. Здесь у нас поблизости противоминное судно Королевского военно-морского флота. Мы бы вам посоветовали остаться возле мины. Конец связи.

– Ну ладно, – сказал Эван, вытаскивая из кармана «Гленморанж». – Помощь уже близко. Нам немножко везет, а? – Он жадно хлебнул из горлышка. – Эта сволочная мина испортила добропорядочным людям рыбную ловлю на целый день. Так что министерство обязано заплатить нам компенсацию за потерянную рыбу и такелаж.

– Так выходит, что она была у вас давно и вы сами приволокли ее сюда на «Флору»? – сказал я.

– Точно, – ответил Эван. – В цистерне. Там, в трюме. Если с ними обращаться правильно, они тоже будут с вами обращаться прилично.

Он выглядел как большой ребенок. И здравого смысла у него было примерно столько же.

Я обозлился.

– В них полно пироксилина. Спустя пятьдесят лет оболочка мины становится как дуршлаг. Их этих дыр выделяется нитроглицерин. Ты ведь причаливал с этой штукой в Камас-Билэче. Стоит только толкнуть ее, стукнуть, зажечь рядом сигарету – и привет Морэг с ее детишками.

– Черт подери, ты-то что в этом смыслишь? – сказал Эван. Внезапно мы с ним оказались нос к носу, и я ощутил густой запах перегара.

– Не много, черт подери! Но побольше твоего! Я мины даже на звук узнаю!

Эван обалдело глянул на меня. Но я-то хорош! Не мог промолчать! Выпустил на волю старину Фрэзера, того Фрэзера, который проползал на животе по всему дну Северного моря.

– Чепуха! – Эван покачал головой. – Мы вытащили ее со дна. Берегли для дождливого дня – только и всего.

– А почему бы мне по-честному не рассказать военным морякам, что вы тут проделываете? – спросил я.

– Сначала разберитесь, – посоветовал он. – Мина появилась из моря. Мы ее нашли на побережье. И я только чуть-чуть подправил место находки. А деньги нужны хозяйке Джимми – ей ведь неоткуда получить богатое наследство. – Рыжая борода встала торчком, глаза превратились в щелочки. – И ты не скажешь морякам ни словечка, потому что ты, может быть, и хрен моржовый, но все-таки не ублюдок.

«Ничего себе разговорчик», – подумал я. Но вслух ничего не сказал. А спустя час большой серый корабль появился на всех парах из-за голубых пиков Ская. Надувная лодка соскользнула с его шлюп-балки и ринулась в нашем направлении, подпрыгивая на волнах. Команда ныряльщиков-аквалангистов поднялась на борт «Флоры».

Ими командовал моложавый лейтенант. Если бы не позолоченные галуны на его эполетах, он мог бы сойти за благодушного судового повара. Мы сделали соответствующие заявления. Эван утверждал, что утраченная траловая сеть была новехонькой и что мы лишились совершенно потрясающего улова. Я подумывал, что надо бы возразить, но так и не сделал этого. Момент был упущен. Лейтенант кивнул подобно врачу, подписывающему больничный лист ипохондрику.

Они очень-очень осторожно опустили мину на дно. Пара ныряльщиков отправилась следом за ней, вернулась, а потом они стояли, насквозь промокшие, и рапортовали на языке, полном мудреных аббревиатур. Таким языком когда-то говорил и я. А излагали они вот что: эта мина принадлежала к магнитно-акустическому типу, у нее заклинило взрыватель – потому-то она и перекатывалась по морскому дну все минувшие полсотни лет, так и не взорвавшись. И по этой же причине Эвану удавалось хранить ее «на задворках своего огородика», и она не стерла с лица Шотландии вместе с ним и все другие соседние «огородики».

– Очень хорошо, – сказал офицер, облегченно сдвигая фуражку на затылок.

Один из ныряльщиков, стоявший на крышке люка, пристально смотрел на меня. Я стал отворачиваться в сторону, догадываясь, что сейчас произойдет.

– Я Уолли Эванс, – сказал он. – А вы – Гарри Фрэзер?

У него были густые черные брови и красные щеки, сплюснутые тугим резиновым шлемом. В последний раз мы с ним встречались в Северном море, на стальной палубе «Кэрли Гаммы», обдуваемой горячей керосиновой вонью от взлетающего вертолета.

– Уолли, – сказал я, и мой желудок налился свинцовым грузом.

Мы поздоровались по-приятельски – как, мол, черт подери, ты поживаешь?! – обменялись рукопожатиями, и я спросил, какого черта он поделывает вдали от буровых вышек, снова оказавшись в военно-морском флоте.

– Слишком опасно, черт подери, – объяснил он. – Зарабатываю себе на пенсию.

Ему было неловко передо мной, потому что мы оба помнили о тех людях на буровых вышках, которые так и не заработали себе на пенсию. Я стоял перед ним со своей вежливой улыбкой, заглядывая в собственные воспоминания. Шесть лет назад я еще не выработал такую улыбку. Я помнил ту маленькую стальную комнатку на глубине тысячи футов, где пол состоял из черной воды и где два комплекта труб опускались в ледяную темень. Пот струился под моей тенниской, словно меня полили из садового шланга.

– Фрэзер? – сказал лейтенант, подняв одну бровь. – Так вы тот самый водолаз?

Я старался удержать улыбку.

– Это было давным-давно, – сказал я.

Лейтенант угрюмо изучал мою физиономию. Он не мог не заметить, что под его взглядом цвет лица у меня, должно быть, изменился. Он прищелкнул языком.

– Хорошо, ребята, – бросил он на прощание. – Мы отчаливаем.

– Побереги себя, Уолли, – сказал я.

Он кивнул.

– Ты тоже.

Эван молчал, пока они спускались с борта. Потом сказал с укором:

– Мне сдается, кто-то говорил, будто он адвокат.

– Но я же им не родился?! – коротко ответил я и отвернулся. Эван, в конце концов, был не единственным, кто умел не отвечать на вопросы. А противоминный корабль с помощью лебедки подобрал мину со дна и запыхтел прочь, держа курс на мелководье. Мы подняли паруса, и «Флора» с натугой потащилась на север.

В рулевой рубке было тепло, спокойно и пахло угольным дымком. В моем сознании крутилось слишком многое, чтобы хватило места на тошноту. Я достал из шкафчика бутылку виски. Солнце вздрогнуло в розоватом небе, когда вдали гулко прокатилось «трах!» – где-то в море взорвали эту мину.

– Ну вот, с ней покончено, – сказал Эван. – А ты, стало быть, ныряльщик?

– Теперь уже нет, – ответил я.

– А передумать ты, значит, не смог?

– Ни под каким видом, – сказал я.

С бутылкой виски я пристроился у плиты. Ко мне присоединился Гектор.

– Не обращайте на Эвана слишком много внимания. Он ко всем набивается в приятели.

Я кивнул и вытянул глоток виски. Потом я отдал бутылку Гектору, отправился в маленькую нишу каюты, рядом с пульсирующим двигателем, и заполз в свой спальный мешок.

Сон начался в обычной манере. Какие-то запотевшие стены, трескотня телефонных разговоров, голоса Бруно и Джона, скрипучие от гелия, пропитавшего их кровь. Эти голоса еле добирались по проводам, спускающимся отсюда на грязное дно моря по вентилям нефтепровода, и вдруг исчезли, воцарилось молчание, и я начал потеть. Молчание превратилось в рев, он нарастал громче и громче, у меня резало уши, словно рядом били в какой-то гонг. И сквозь гонг кричали голоса. Новые голоса из контрольной комнаты, там, наверху, на поверхности, дающие мне инструкции. Только эти инструкции запоздали, потому что все уже произошло. А стены были металлические, запотевшие, безучастные… Мне нечем было дышать. Над моей головой висела тысяча футов воды. Я был один в этом цилиндре, наедине с этим ревом. Мне надо было как-то выбраться наружу. Но никакого выхода там не было.

Я принялся кричать, колотиться в стены, стучать что есть силы, стучать и стучать…

– С тобой все в порядке? – спросил голос Эвана.

В каюте горел свет. Я видел его отблески на скулах, выступающих из рыжей бороды. Свет перемещался вместе с мягким покачиванием масляной лампы, вторящим движению «Флоры». Не было ни рева, ни молчания, а лишь уютный скрип деревянного судна, движущегося через мелководье по умеренному ветерку.

– Все в порядке, – тупо ответил я.

Я лежал на полу рядом с койкой. Должно быть, я сильно стукнулся при падении. Эван закрыл за собой дверь каюты. Я лег на койку и провалился в глубокий черный сон.