Текст книги "Тросовый талреп"

Сэм Льювеллин
Тросовый талреп

Баренду Вулфу

Глава 1

В ту ночь над морем поднялся этакий зловещий бурый туман, он тяжело колыхался над быстрыми волнами, проскальзывавшими под яхтой. Эти волны катили от самой Америки, протискивались между гранитными глыбами Гебридских островов, сжимались и перестраивались под западным ветерком. Теперь ничто не могло остановить их движение к каменистым берегам Шотландии, до которых оставалось всего лишь семь миль.

Во всяком случае, я надеялся, что до берега оставалось семь миль. Трудно быть в чем-либо уверенным, если глаза болят нестерпимо, потому что сейчас уже пятница, четыре часа утра, а мне пришлось бодрствовать с понедельника, и нет никакой надежды, что удастся прилечь раньше, чем через часов пять, а то и больше. Казалось, что этот туман каким-то образом пробрался мне в голову. Диск компаса превратился в расплывшееся пятно жутковатого зеленого света, и это пятно слишком сильно раскачивалось. Я повернул штурвал, выправив курс и чувствуя, как накренился «Зеленый дельфин», когда рули управления взнуздали воду. Затем я набрал полную грудь этого гнусного тумана и сознался самому себе, что понятия не имею, где сейчас нахожусь.

Медленно и осторожно, словно пьяный, я нашел большим пальцем кнопку автопилота. Компас перестал раскачиваться. Я брел с полузакрытыми глазами, а ноги у меня так устали, что я их почти не чувствовал. С усилием и болью я просунул свое тело в рубку и плюхнулся на штурманское сиденье.

Доска с морскими картами находилась где-то справа. Придерживая веки шершавыми негнущимися пальцами, я пытался сконцентрировать все свое внимание на карте западного побережья Шотландии. Там были разбросаны уверенные крестики, отмечавшие местоположение сигнальных знаков компании «Декка», установленных неподалеку от оконечности сильно вытянутого в длину полуострова Кинтайр, а также в узком проливе между островами Айлей и Джура. Сигнальные знаки, установленные над уходящими в глубину моря отрогами мыса, огибали остров Тайри и тянулись к полуострову Арднамеркен, где они на карте выглядели уже не такими уверенными и напоминали четырехлапых серых пауков. Я приплыл сюда глупым путем, дав сильный крюк. Кромешной ночью где-то в районе маяков у Дюб-Эртэч и Скэрриуор мой «Дельфин» с треском врезался в какой-то берег. Знающие люди не раз говорили мне, что в июле в Шотландии по-настоящему почти и не темнеет. Сегодня ночью мне очень хотелось, чтобы они были со мной в этой тьме египетской на борту сорокапятифутовой яхты с перекореженным освещением.

Зеленые цифры на табло навигационных приборов ярко посверкивали мне в глаза. Сигнальный затвор устойчиво сиял красным светом. Я записал цифры и нанес свое положение на карту. Выглядело все замечательно: я был совсем рядом с северо-восточной оконечностью острова Колл, держа курс к материку и к своему летнему отпуску. Но там в темноте, меня подкарауливали здоровенные утесы, которые могли изогнуть лучи сигнальных знаков, словно спагетти.

А еще меня сильно подташнивало.

Я осторожно слез со штурманского сиденья, еле удержавшись на ногах, когда под днищем перекатилась большая волна. Тошнота подступала все выше к горлу. В кубрике стоял густой запах полистироловой просмолки и мебельного лака, щедро покрывавшего фанеровку из клена. На палубе, на свежем воздухе тошнота пройдет. А внизу всегда плохо. Я подумал, не проверить ли мне свое местоположение по радиосигналу. Но тошнота отогнала эту мысль.

Я выкарабкался из рубки, всосал и себя глоток тумана. Автопилот деловито тикал что-то свое, призрачный главный парус башней уходил в черноту ночи, а волны шумно ударялись об острый нос яхты, проскальзывали мимо киля и разлетались в стороны. Я старался дышать глубже. Тошнота проходила. Вместо нее появилось что-то вроде оптимизма. Скоро станет светло, и я смогу визуально определить свое местоположение по кое-каким прекрасно мне знакомым крупным ориентирам, которые разбросаны в этой части Шотландии.

Напор ветра вдруг переменился, словно что-то пробежало между мной и его источником. Отчего-то я весь вспотел под фуфайкой. А ведь с наветренной стороны не должно было быть ничего до самых островов Барра, милях в тридцати отсюда. Я перебежал к корме, отключил автопилот и крутанул штурвал в сторону правого борта. Нос вильнул, палуба заколыхалась под моими ногами, а волны бешено заревели под подветренным бортом яхты, когда она набрала скорость. Я потравил шкоты главного паруса и присел к рундуку с клеймом компании «Даймо» и надписью: «Сигнальные ракеты». Мои онемевшие пальцы принялись рвать пластиковый пакет.

Ветер теперь дул в корму. Все стало успокаиваться, как это обычно бывает, когда вы идете по ветру. Но запах ветра изменился. Поначалу он пах солью и водой. Теперь же в воздухе запахло угольным дымом.

Я вырвал затычку из основания сигнальной ракеты, отодвинул ее подальше от себя и ударил по колпачку-наконечнику. Ракета тихонько зашипела, потом загорелась, и ночь стала ослепительно белой. Я увидел здоровенное белое крыло главного паруса, и крышу ракеты, и наконечник носа яхты, который простерся вперед, нависая над черной водой и пронзая стену тумана.

Ночь бесилась, завывала протяжным горестным воплем. Я снова почувствовал приступ тошноты. Такое ощущение, что желудок от страха сжимается до размеров грецкого ореха… Ведь это гудела сирена – обычный сигнал судам во время тумана. Звук, казалось, наплывал со всех сторон. Сердце отчаянно колотилось. Сигнальная ракета, которую я поднял как можно выше, обжигала мне руку. Потом она зашипела и погасла. А моя противотуманная сирена лежит внизу. И у меня нет времени сбегать за ней. На ощупь отыскивая следующую сигнальную ракету, я напряженно всматривался в ночь.

Но ничего нельзя было разглядеть. Впереди, в направлении порта, темнота сгущалась, становилась мрачнее, превращалась в громадную черную стену с водяной рябью у своего основания и с неясными очертаниями какого-то паруса наверху. Мой рот непроизвольно раскрылся, и я завыл этаким коротким тонким воем. Все происходило с ужасающей внезапностью, какая бывает во сне.

Пока мой «Зеленый дельфин» отворачивал прочь, у меня было время разглядеть, что у громадной стены имелись и нос и корма. И там стоял какой-то мужчина в непромокаемом плаще. Новая волна подняла на один уровень с ним. Раздался страшный треск и грохот катящихся по палубе предметов. Сигнальная ракета выскользнула из моей липкой ладони и, описав дугу, упала в черную воду. Палуба накренилась, и меня швырнуло через весь кокпит. Я врезался головой в рундук и завопил от боли. «Никакого света, – думал я, – никакого света».

Я попытался привстать на колени. Голова гудела, как колокол. Я не понимал, где нахожусь. А гигантская волна приподняла яхту, и я опять ударился, теперь уже о палубу. Туман сделался красным, но эта краснота не имела отношения к последним отблескам какого-то огня. Я увидел, как мужчина в непромокаемом плаще схватился за перила, но у него ничего не вышло. Он, сложившись, словно перочинный ножик, неуклюже рухнул за борт между двумя нашими судами.

Его разинутый рот промелькнул этаким черным "О" и исчез. Тело проехало по борту «Зеленого дельфина» и ушло под воду, подняв тучу брызг. Я дополз до спасательного круга, висевшего в специальной нише, сорвал его и швырнул в воду, целясь в то место, куда свалился этот человек. А тем временем другое судно отошло в сторонку. И будто солнце засияло над его палубой – это вспыхнул прожектор. Он осветил черноту моря и желтую светящуюся ленточку на спасательном круге, от которого тянулся ко мне на яхту длинный строп. Мозги у меня работали ужасающе медленно. Какой-то бело-голубой свет вспыхнул в тумане и сконцентрировался на спасательном круге. В этой вспышке я успел заметить что-то блестящее, похожее на спину кита, качающегося на волне. Непромокаемый плащ. А самого человека уже не видно.

Во рту у меня пересохло, в голове гудело. Мужчина в непромокаемом плаще распластался на воде вниз лицом. Без сознания. И он погибнет, если никто сейчас же не бросится его спасать. А другое судно отходит все дальше, превращаясь в неясный ореол света. Я вытащил из аварийного рундука сеть-сачок и обмотал вокруг пояса линь от спасательного круга, который я бросил человеку за бортом. Двигатель сделал резкий толчок. Нас относило от того места, где мигал огонек спасательного круга. Я повернул штурвал. Нос моей яхты стал разворачиваться в направлении ветра. Огонек приблизился к левому борту. Я поставил рычаг двигателя в нейтральное положение, ногой перебросил сеть-сачок через борт и прыгнул следом за ней.

Мне показалось, будто я угодил прямиком в ледяной айсберг и чуть не проломил голову. Когда я вынырнул, огонек мигал высоко надо мной, на гребне волны. Между мною и им поблескивал черный горб непромокаемого плаща. А потом все это исчезло. «Ты проклятый кретин! – завопил чей-то голос у меня в голове. – Ведь ты же за бортом, посреди пустоты, посреди тумана. Ты вот-вот подохнешь!» Я оттолкнулся ногами и поплыл на поиски.

Он оказался неподалеку. Мои руки наткнулись на гладкий непромокаемый плащ, надутый пузырем и поддерживающий его на плаву. От удара плащ промялся и воздух пузырьками вырвался наружу. Я выругался в сердцах и хлебнул порцию соленой воды. Плащ скользил под моими руками. Я отчаянно вцепился в него и нашарил воротник. Другая моя рука запуталась в чем-то вроде морских водорослей. «Попался! – вопил чужой голос. – Попался!» Из-под непромокаемого плаща выскакивали новые пузырьки воздуха. Тяжелый вес потянул меня под воду. Теперь я крепко держал за воротник этого человека, и мы с ним вместе шли ко дну.

Изо всех сил я оттолкнулся ногами. Но этот человек висел на мне мертвым грузом. Жуткий страх охватил меня. «Брось его!» – вопили голоса в моей голове. Я уже слышал эти голоса много раз, но всегда старался не обращать на них внимания. Покричат и перестанут. Моя рука выпустила скользкий воротник плаща. А другая так и не смогла выпутаться из водорослей. «Кончено, – думал я. – Погибаем».

Но рука, освободившаяся от воротника, двигалась как бы помимо моей воли, следуя правилам, заложенным давным-давно, в каком-то другом мире. Вот она уже шарит по моей груди. Раздается хлопок. Сжатый воздух перетекает из бутылочки в мой спасательный жилет, меня выносит наверх, и вот я уже на поверхности, в отблесках навигационных огней «Дельфина», отталкиваюсь ногами и закидываю голову этого человека себе на плечо. Он закашлялся. Я слышу, как он дышит – хрипло и тяжело.

Линь, обмотанный вокруг пояса, натянулся. Я с усилием ослабил петлю и втащил в нее этого человека. Теперь можно буксировать его гребок за гребком к корпусу «Зеленого дельфина». Если бы только он не затеял сопротивляться как чумовой, с руганью и брыканием. Его ботинки колотили меня по ногам. У меня не было сил отбиваться от него. Я сам был готов орать и сыпать руганью от боли в руках, изодранных о строп.

Спустя целое столетие мы с ним очутились у борта моей яхты, и я запихнул его в сеть-сачок.

– Сейчас заберусь наверх! – прокричал я. – Тебя вытащу на лебедке! Держись крепче!

Этот человек что-то промычал. Его лицо на белом фоне корпуса яхты казалось каким-то ненормально темным. Я чувствовал, что мои силы на пределе. Мне стоило немалых трудов забраться на борт. Но наконец-то у меня под ногами сухая и прочная палуба. Трясясь от холода, я освободил шкоты главного паруса и перекинул гик через борт. Чего мне не хотелось, так это снова прыгать в воду. Но этот человек сам сообразил, что надо делать со спустившимся к нему снаряжением. Я подождал, пока он привяжет петлю сети-сачка к хомутику на конце шкота, а потом закрепил шкот на большой лебедке и стал ее подтягивать. Приподнялись внешние края сети, и она превратилась в мешок. Этот человек оказался пойманным, словно рыба. Мешок взмыл в высоту, а потом с глухим стуком покатился по палубе, а потом остался лежать там, выворачивая всю воду, которой успел наглотаться. А я, полулежа на сиденье в кубрике, отыскал на ощупь сигнальную ракету и разорван упаковку. Туман превратился в нечто кроваво-красное. Где-то в ночи снова заревела противотуманная сирена. Меня это уже не волновало. Да я и едва мог слышать эту сирену сквозь гул в голове.

Но возник и какой-то другой шум, тревоживший меня. Кто-то кричал. Я поднял глаза. Туман рассеивался, открывалось хмурое, серое небо. Справа по борту показался ослепительно зеленый свет. Такой зеленый и такой ослепительный, что в моей голове возникла картина битого стекла, огромного количества битого стекла от винных бутылок. Я даже увидел уцелевшие винные бутылки. А этот крик заставлял их звенеть у меня в ушах.

– Все нор-р-рмально? – вопил кто-то. – С вами все нор-р-рмально?

А я и сам не знал, нормально или нет. Я закричал:

– Достал! Я его достал!

Потом я вспомнил о том судне, с которого свалился человек в непромокаемом плаще, и ощутил какой-то новый страх. Распухшими пальцами я вытащил из зажимов сигнальный фонарь и осветил палубу моего красавца «Зеленого дельфина». Что у меня тут затрещало, когда мы врезались в высокую черную стену? Как-то непривычно выглядела линия правого борта. Я оставил фонарь и, тихо поругиваясь себе под нос, двинулся на четвереньках вдоль борта. Мои пальцы наткнулись на какие-то щепки.

А за перилами, на резком изгибе у соединения корпуса яхты с палубой, щепок оказалось еще больше. Я попытался просунуть голову между леерами, чтобы осмотреть повреждения до встречи с владельцем того, другого судна. И тут я почувствовал, что меня опять тошнит, и нечем было унять эту проклятую тошноту. Оставалось только позаботиться, чтобы мой желудок вывернуло не на палубу. В слепящем свете фонаря я увидел, как распухли мои руки и сделались от воды похожими на губки. И еще я увидел зазубренные черные тени щепок на белом корпусе яхты.

«Разбился! – в отчаянии подумал я. – Разбился! Первое же дальнее путешествие на этой новой дорогой игрушке, и Гарри Фрэзер, самый ловкий адвокат к западу от Ридинга, разбивает свои надежды вдребезги».

– Кидаю вам линь! – вопил уже знакомый голос с другого судна. – Подходите ближе! Прижимайтесь кранцами!

Я приполз на корму и свесил кранцы через левый борт. Голова у меня болела невыносимо. В моем сознании что-то скрежетало, как в коробке передач, полной песка. Борт другого судна медленно приближался, черный и сверкающий, усеянный круглыми глазницами старых автомобильных шин и змейками свешивающихся вниз канатов. Удастся ли им забросить линь на борт «Зеленого дельфина»? Во всяком случае, я им не помощник, у меня больше нет сил ни на что. Но линь уже оказался у меня на борту. Следом метнулась чья-то тень.

– Это вы виноваты! – заявил я.

– Хор-р-рошо, – прорычала тень.

Он уверенно хозяйничал у меня на яхте. Прикрепил «Зеленого дельфина» к своему борту, перетащил спасенного мною человека на свое судно, а потом вернулся ко мне и сильной рукой поставил меня на ноги.

С его помощью я перевалился через высокий фальшборт на деревянную палубу того, другого судна. Там была какая-то дверца. Она открылась. И я шагнул в нее…

Глава 2

Было жарко и пахло горящим углем. Стены отделаны деревом, лак поблескивает при слабом свечении приборов компании «Декка». «Коксовая плита, – подумал я. – Вот откуда был тот запах в тумане». – Как насчет моей чертовой краски? – спросил голос. Я открыл было рот, чтобы с ходу дать отпор. Если уж он движется на ощупь посреди ночи, да еще без огней, то содранная при столкновении краска – это его собственная проблема. Интересно, как он сам предполагает уладить дело насчет моей яхты, которую он смял, как яичную скорлупку, и насчет ее команды в моем лице, которую он чуть не потопил? Это могло бы стать долгим и убедительным выступлением, но что-то не замкнулось у меня в голове, и вышло всего лишь бессвязное бормотание. Глухой стук дизеля сменился на четкий и громкий. На фоне окон рубки этот шкипер выглядел высоким и представительным. Маленькие зеленые циферки мерцали на приборах компании «Декка». Жужжал звуковой глубиномер. Радара у них не было. Будь у них радар, они бы в меня не врезались.

– Ублюдок ночной! – произнес шкипер в ответ на мои попытки что-то сказать. Теперь его голос звучал недостаточно резко для бывалого рыбака. Мягкий голос. Словно шкиперу некому на меня пожаловаться по поводу этой истории с ободранной краской. – Спасибо вам, что подобрали Гектора, – сказал он. – Меня отнесло ветром. Я уж думал, что больше его не увижу.

Гектор – это, конечно, был тот человек в непромокаемом плаще. Я ничего не сказал. Я как-то отвлеченно думал о «Зеленом дельфине». Словно мне снился дурной сон. Но в то же время я понимал, что надо, не откладывая, договориться со шкипером о спасении моей яхты. Вот только мои глаза никак не могли сфокусироваться на шкипере, рот обметало какой-то мерзостью и разум отказывался делать то, о чем я его просил.

– Вы не давали никаких световых сигналов, – наконец выдавил я.

– Не давал? – удивленно спросил он.

– Мы должны согласовать вопрос о компенсации за ущерб, нанесенный моей яхте, – настаивал я.

– Ладно. – Он засмеялся. – Но только потому, что вы спасли Гектора. – Он дотянулся до книжной полки над столиком с картами, достал оттуда экземпляр «Альманаха» Рида и вырвал из него листок с соглашением. – Я не претендую ни на фунт, – объявил он и расписался. – Довольны?

Я сложил эту ценную для меня бумажку и засунул во внутренний карман куртки.

– Спасибо.

Я чувствовал себя потрясенным и совершенно беспомощным, слишком слабым даже для того, чтобы спросить его, куда мы направляемся.

– Этот проклятый туман! – сказал он устало и раздраженно. – Мы доставим вас домой.

Интересно, что за дом он имеет в виду? Мое сознание все еще не прояснилось. Увильнуть от претензий по ремонту поврежденного судна – это одно. Но пора подумать и о другом. Мы потратили целый год, собирая «Зеленого дельфина». Чарли Эгаттер и я. А что, если оторвались крепления вантов и обломилась мачта? Покинутая яхта может быстро затонуть.

– Откуда вы пришли? – спросил шкипер.

– С острова Мэн, – ответил я.

Я приплыл на остров Мэн из Пултни в Девоншире. Нас было трое: я, Чарли Эгаттер и Скотто Скотт. «Зеленый дельфин» только что сошел с верфи Невилла Спирмена в Пултни. Сконструировал его Чарли Эгаттер, а деньги вложил я; затрудняюсь в объяснении мотивов, толкнувших меня на это: удачное помещение капитала или просто забавы ради? Это была сорокапятифутовая полуавтоматическая крейсерская гоночная яхта, с электрической подкачкой водяного балласта, с десятифутовым гидравлически поднимающимся килем, с полностью закрепленным главным парусом и тремя стакселями на роликах. «Зеленый дельфин» мог бы оказаться буйным и непокорным судном. Но Чарли сделал его спокойным и основательным, таким же легким в управлении как старая примитивная посудина. Однако он становился пугающе стремительным, если вы этого хотели. Мы вели «Зеленого дельфина» на север, чтобы, продемонстрировав его прекрасные качества, вызвать интерес и желание начать промышленный выпуск подобных лодок.

Отличное поведение яхты заставило меня уж слишком поверить в нее. «Зеленый дельфин» показал себя просто великолепно. Так что Чарли и Скотто отправились домой еще из Рамси. Я рассчитывал, что у меня не будет никаких осложнений, даже если я и останусь в одиночестве. Оно бы так и получилось в любом другом месте мира. Но не на западном побережье Шотландии. Здесь все пошло не по-задуманному.

Раньше мне почти не приходилось управлять судном в одиночку. И тем более в одиночку вытягивать якорь по ночам. Я вообще не любил возиться с закреплением якоря и всегда старался, чтобы этим занялся кто-то другой. Словом, мне потребовалось не так уж много времени, чтобы понять свою ошибку: я откусил кусок больше, чем был способен проглотить. Но когда я это понял, было уже слишком поздно. Я находился в черной-пречерной ночи, тогда как мне куда приятней было бы находиться в своей конторе, в Бристоле, и прислушиваться к мирному гулу Садовой улицы, вливающемуся через окно.

– Один правил, а? – допытывался шкипер. От этого здоровенного мужчины исходил слабый запашок виски.

– Точно, один.

Я видела как его голова покачивалась туда-сюда на фоне красно-зеленых отражений в окнах рубки.

– Ну, ты и крутой, – произнес он.

В его голосе послышалась еле заметная издевка. Ну и черт с ним! Все мои одинокие бессонные часы навалились на меня тяжелым грузом. Я сел за столик с морскими картами и выпил предложенный мне стакан чая. А потом провалился в сон. В очень странный, дурной сон.

Я в «Лампедузе», на Кингс-роуд. Мне 12 лет. Моя сестренка Ви, как обычно, сидит во главе стола. По одну сторону от нее – какой-то актер, а по другую – кинорежиссер, и она рассказывает занимательную историю, моргая длинными ресничками этакой Венеры-мухоловки. Кингс-роуд полна воды, и не видно привычного асфальтированного шоссе. И откуда-то взялся мужчина в непромокаемом плаще, он тонет на Кингс-роуд и криком взывает о помощи. Я хочу броситься за ним в воду, но Ви цепко удерживает меня своими длинными красными ногтями. Сидящая рядом Давина Лейланд терпеливо втолковывает мне, что глупо спасать каких-то тонущих людей, когда надо улаживать ее дела. И весь этот стол, вся эта их дурацкая компания кивает и грозит мне пальцами…

Я проснулся на дощатой койке в превосходно отлакированной нише каюты с иллюминатором, окантованным полированной медью, с выцветшими ситцевыми занавесками. Мы шли по спокойной воде, и двигатель судна работал ровно и быстро.

Я вскарабкался по сходному трапу и выбрался через рулевую рубку подышать утренним холодным воздухом. Неподалеку я с радостью обнаружил большой белый нос «Зеленого дельфина». Мачта оказалась на месте. Тремя футами ниже правого борта красовался след от вчерашнего столкновения со сквозной дырой посередине. Все это нуждалось в ремонте, но не в полной перестройке. Могло быть и хуже. Везет тебе, Фрэзер. Я облегченно вздохнул и решил осмотреться поосновательней, чтобы знать, с кем мне предстоит иметь дело.

Судно, на которое я попал, вполне бы сгодилось для курортной открытки 30-х годов. Длиной примерно шестьдесят пять футов, с высоким, прямым носом и круглой кормой. Коренастая главная мачта, еще одна мачта на корме. Там же находится приземистая рулевая рубка. А впереди, где полагалось быть крыше яхты – если бы это судно было яхтой, – я увидел крышку люка. Ну, понятно. И борта черные, промазанные дегтем, и на сосновой палубе виднеются следы рыбной чешуи и крови. В общем, это был отличный образчик парусного траулера, повидавшего виды, отработавшего свое, но остававшегося целехоньким.

Судно скользило по прозрачной воде залива, оставляя за собой широкий след в форме буквы "V". От узкой полосы каменистого побережья зеленые склоны гор уходили в самое небо, голубое, как глаза ребенка. Отражение горных склонов в заливе было ослепительно зеленым.

А впереди бухта сужалась и делала поворот. Там еще стелился понизу туман, как бы попавший в ловушку меж горных складок. И дальше высились другие горы, основания которых туман закрывал совершенно, так что зазубренные хребты как бы самостоятельно плыли по небу, словно горные пики в китайской живописи.

Я подошел к мужчине, стоявшему за штурвалом. Несмотря на утреннюю прохладу, этот верзила был в тенниске, когда-то белой, и в грязно-голубых рабочих брюках из грубой ткани. Я искоса разглядывал сломанный нос, курчавые рыжие волосы, которые он словно месяц не причесывал, бородку и бледно-голубые удивленные глаза.

Старое деревянное судно двигалось по крутой излучине. Впереди открылся небольшой заливчик – тихая гладь длиной примерно ярдов в четыреста, а шириной – в двести. Оборванные клочья тумана висели над водой между нами и галькой в самом устье реки. Бородатый мужчина резко повернул штурвал, и мы благополучно миновали тусклые обломки притаившихся под водой скал.

– Это залив Биэг, – сказал он. – Лучше бы нам спрятаться где-нибудь.

Он потянул на себя дроссель. Двигатель запыхтел и заглох – черные от мидий берега откликнулись рокочущим эхом. Впереди, по левому борту, на склоне горы зеленела рощица эвкалиптов. За деревьями виднелись крутые, в этаком викторианском стиле крыши. А у самой кромки воды, там, где зеленый дерн переходил в крупную гальку, был виден навес и гранитный причал.

Мы направились к пестро-красному жестяному бакену. Бородатый мужчина перешел на нос судна, втащил на борт причальный вымпел и надежно закрепил. Вернувшись на корму, он сказал:

– Не знаю, как вас благодарить за то, что вы спасли Гектора. – Он сделал паузу, испытующе поглядывая на меня. – А из чего сделана ваша посудина?

– Дерево. А сердцевина эпоксидная, – ответил я.

– Вам не стоило приводить свое судно на эту сторону Обана, – сказал он. – У меня-то здесь свои делишки. Вы промахнулись на огромное расстояние. – Он ткнул в карту толстым пальцем. – Двадцать одна миля по одной-единственной тропе, если двигаться сушей. А морем придется почти целый день плыть до Эрисейга. Если вам нужно именно это место. И еще чуть дальше до Маллейга. Так что мы будем рады, если вы останетесь с нами.

У него была какая-то странная манера речи, будто он не привык к обидным любезностям. Я провел достаточно много времени в своей конторе на Садовой улице, чтобы ощущать неудобство, когда совершенно незнакомый тебе человек столь откровенно говорит то, что думает.

– Мы были бы рады принять вас, – продолжал он. – Фиона и я.

Последний раз я получал какое-то приглашение от незнакомого мне человека на одном уик-энде в Сомерсете. Это была дама с бристольской фондовой биржи, которую я развел с ее муженьком, склонным к изменам. Дама прокралась ко мне в комнату в полночь. Самый старинный метод обеспечить скидку со счета. Дама очень рассердилась, когда я самым наилюбезнейшим образом объяснил ей, что предпочитаю обычный способ оплаты, поскольку мне надо помогать больной сестре.

Но на этот раз все обстояло иначе. У меня нет машины, чтобы добраться до дому, зато есть дыра в моем катере и настолько сильная головная боль, что для меня было бы облегчением не думать ни о чем самому. Поэтому я и сказал:

– Спасибо. Это мне подходит. – И протянул ему руку. Он выглядел человеком того круга, в котором ценят крепкое рукопожатие. Я представился: – Гарри Фрэзер.

Было такое ощущение, что я пожимаю руку гаечному ключу.

– Эван Бучэн, – сказал он. – Давайте-ка вместе позавтракаем.