Текст книги "Законник"

4

В Москве Гулевский заскочил домой переодеться и привести себя в порядок. Встретиться договорились у следователя.

Двухэтажное кирпичное здание неподалеку от метро прежде занимала прокуратура со своим следственным аппаратом. Когда следствие от прокуратуры отпочковали, здание поделили меж двумя ведомствами. Попасть в прокуратуру и следственный комитет можно было через единственный подъезд с общим постовым на входе. Но далее лестничные пролеты разбегались направо и налево, будто расчлененные надвое сиамские близнецы.

Заплывший милиционер на входе при виде полковничьего милицейского удостоверения равнодушно кивнул.

На вопрос Гулевского, как найти следователя Цыпко, снизошел до краткого пояснения:

– Следователи налево, прокуроры направо.

Со второго этажа левой лестницы донесся многоголосый жеребиный гогот.

– Это как раз следователи, – подтвердил постовой.

За время недолгого подъема Гулевский успел уловить, что на втором этаже обсуждается вчерашний сабантуй с девицами из канцелярии. Какой-то Симка, не стесняясь в подробностях, доказывал, что Машку он все-таки отымел. Собеседники, явно подтрунивая, матерно сомневались.

Перед Гулевским открылась задымленная лестничная площадка. В клубах табачного дыма энергично размахивал руками долговязый круглолицый парень в длинном кожаном пальто и остроносых, загнутых кверху туфлях – несомненно, тот самый Симка. Лица трех его собеседников были исполнены лукавства. Заразительней и откровенней прочих гоготала девица в форме лейтенанта юстиции.

Появление незнакомца не смутило весельчаков и даже не заставило прервать разговор.

– Вообще-то здесь посетители бывают. И не все глухие, – проходя мимо, бросил Гулевский.

На него глянули с недоумением.

Кажется, вся жизненная активность следственного комитета сосредоточилась на лестничной клетке. Во всяком случае, длинный, покрытый свежим линолеумом коридор показался Гулевскому беззвучным. Немногие, притихшие у кабинетов посетители выглядели так, будто из них откачали воздух.

Он разыскал дверь, на которой среди прочих фамилий значилось – «И.Б. Цыпко», коротко постучал и, не дождавшись ответа, вошел.

Кабинет оказался пуст. Лишь заваленные бумагами столы и распахнутые настежь сейфы свидетельствовали, что хозяева их неподалеку. В ворохе бумаг натренированный глаз Гулевского заметил уголовные дела, – заходи – бери. «Должно быть, “лестничные” олухи», – решил про себя Гулевский.

Он собрался выйти, но тут послышался шорох и из-за крайнего, у окна, стола показалась нескладная бледненькая девчушка с короткой высветленной стрижкой, очевидно, секретарь или практикантка. В руках она держала оброненные очки.

– Мне нужен следователь Цыпко, – обратился к ней Гулевский.

– Я вас слушаю. – Девушка подула на стекла.

Гулевский не сдержал удивления. Девчушка водрузила на нос очки, сделавшие ее несколько старше, оправила юбку.

– Следователь Цыпко Ирина Борисовна, – со строгостью в голосе представилась она.

– Здравствуйте. Моя фамилия – Гулевский.

Цыпко припоминающе свела бровки к переносице.

– У вас материалы по факту смерти моего сына, Константина Погожева. – Гулевский с усилием выдавил из себя эти слова. – У него фамилия матери, – опередил он вопрос. – Хотелось бы узнать, что установлено и что делается по делу.

– Как же, как же. Это которые отравились, – припомнила Цыпко. Она приняла скорбный вид. – Прежде всего, позвольте выразить соболезнование. Поверьте, мы все сочувствуем вашему горю.

Фальшивое, казенное сострадание зародило в Гулевском глухое раздражение.

– Делается, поверьте, все возможное, – сюсюкающим тоном, каким говорят с заболевшими детьми, продолжила Цыпко. – И как только появятся результаты…

– Номер уголовного дела! – перебил ее Гулевский.

Цыпко озадаченно прервалась.

– К сожалению, для возбуждения уголовного дела пока нет достаточных оснований, – огорченно сообщила она. – Но доследственная проверка, уверяю вас, ведется тщательнейшая.

– Да? И какая же, позвольте спросить? – заинтересовался Гулевский. – Каково заключение судебно-медицинской экспертизы? Кто по вашему поручению осуществляет оперативно-розыскные мероприятия?

– Ой! – Цыпко по-девчоночьи всплеснула руками. – А то все никак не соображу, где вас видела. Вы ж у нас в сентябре вводную лекцию на первом курсе Академии правосудия читали! Вот как про оперативно-розыскные действия сказали, сразу вспомнила.

– Вы – студентка первого курса? – поразился Гулевский. – И вас утвердили на должность следователя? По блату, что ли?

– Да что вы? Тоже мне – блат. Еще и уговаривали! – обиделась Цыпко. – У нас многим девчонкам с курса предлагали. Деньги, конечно, небольшие, поэтому ребята отказываются, но все-таки, пока учишься, можно перетоптаться. Мы с мамой посоветовались и согласились. Вообще-то я поступала в консерваторию по классу виолончели. Но – переиграла. – Она помяла пальчики. – Думала, в музыкальную школу пойти, но там преподавателям вообще копейки платят. Ничего, главное до диплома дотерпеть. А там сразу – в адвокатуру.

– Знаний-то для следственной работы хватает? – желчно поинтересовался Гулевский.

– Не очень. Но я вникаю. В конце концов, это ж не виолончель, – простодушно поделилась Цыпко. Глаза ее наполнились свежим, непритворным состраданием. – Господи! Так это ваш сыночек! Если б мы сразу узнали…

– Покажите материалы! – потребовал Гулевский.

Цыпко смешалась:

– Вообще-то не положено. Но вам, наверное, можно.

Со вздохом открыла тяжелую сейфовую дверь, на ощупь вытянула тонюсенькую папочку со штамповкой «Уголовное дело №». Номера не было. Да и внутри папка, по сути, была пуста. Лежали две телефонограммы – из больницы и из морга да бланк объяснения с куцыми показаниями некоего Бовина, охранника жилтоварищества «Товарищество достойных», обнаружившего сначала Вадима Седых, а после – тело Константина Погожева. Объяснение состояло из нескольких предложений: возле проходной упал человек, пошел с обходом, на седьмой по счету скамейке, считая от метро, увидел тело, позвонил. Протокола осмотра места происшествия не было вовсе.

– Это все? – не поверил Гулевский. Он даже бессмысленно потряс пустую папку. – Где план оперативно-следственных действий? Где постановления о назначении экспертиз? Где поручения органу дознания? Где протокол осмотра места происшествия, наконец? Ведь тру-уп!

Цыпко сглотнула:

– Я тоже милицию спрашивала, где протокол осмотра? Оказывается, они решили, что раз перепились пьяные, то нечего осматривать. Потом уж, когда из больницы и из морга телефонограммы поступили, – передали нам по подследственности… Представляете, каков уровень в этой милиции, – посетовала она. – Виталий Борисович, наш руководитель следствия, их тоже очень ругал.

Она заискивающе поглядела на именитого посетителя. Гулевский все не мог поверить тому, что видел.

– Да, милиция откровенно схалтурила, – согласился он. – Но у вас-то эти материалы уже, – он зачем-то сверился с часами, – больше двух недель. Вы-то давно знаете, что потерпевшие не упились! Что их отравили с целью ограбления. Или – не знаете?! – догадался вдруг он. – Вам известно, что у моего сына была похищена крупная сумма денег, часы, мобильник?

– Да что вы? – безыскусно удивилась Цыпко.

Гулевского перетряхнуло.

– Неужто и впрямь никто ничего не делает?

Он отбросил пустые «корочки».

Цыпко согласно закивала:

– Я понимаю, о чем вы, Илья Викторович. Я тоже хотела сразу возбудить уголовное дело. Но Виталий Борисович, наш руководитель, он велел ждать, пока не придет заключение медицинской экспертизы. Виталий Борисович говорит: надо прежде убедиться, что это не случайное отравление. Вам лучше к нему зайти… Я уверена, как только он узнает, что погибший – ваш сыночек…

– Да при чем тут мой – не мой!.. – Гулевский готов был взорваться. Но наткнулся на испуганно скукожившееся личико.

– Вы бы зашли все-таки к Виталию Борисовичу! – пролепетала Цыпко. – Кабинет в торце. Как только даст команду, я тут же…

Она умоляюще прижала локотки к груди. Гулевский безнадежно махнул рукой.

– У вас с консерваторией окончательно не получилось? – уточнил он. Цыпко растерянно заморгала белесыми ресничками. – Попробуйте еще раз поступить. Может, в этот раз нам всем повезет.

* * *

Дверь торцевого кабинета с богатой бронзовой табличкой «Руководитель межрайонного следственного отдела Мелешенко В.Б.» распахнулась от удара изнутри, и в тихий коридор, едва не сбив Гулевского, с перекошенным лицом выскочил Евгений Стремянный. Губы его зло подергивались.

– Думаешь, ты в своей жизни встречал паскуд?! – прошипел он в лицо другу. – Так на самом деле ты их еще не видел.

Он ткнул пальцем себе за спину. Огладил сжавшийся кулачище:

– Спасибо тебе, Господи, что удержал суетную руку. Не дал впасть в грех… Понимаешь, решил до встречи с тобой зайти познакомиться. Представился, как положено: подполковник милиции в отставке, ныне адвокат, друг погибшего. Имею значимую информацию. Готов оказать любую помощь. Вообще без понтов!.. Так он меня послал. Оказывается, много нас тут ходит. Понадобишься, говорит, вызовем. И – освободите кабинет! Вот такой диалог на пользу дела. Ух и хряк!

В коридор возвратились следователи с лестничной клетки. Проходя мимо, со строгостью оглядели буянящего посетителя.

– Хряк – это я о вашем начальничке, – охотно разъяснил им Стремянный. – Или, может, есть кто несогласный?

Несогласных не оказалось. Оробевшие следователи бочком обтекли мутных посетителей и живенько рассосались по кабинетам.

Стремянный, не в силах успокоиться, облизнул кулак, будто остужая:

– Меня воры в законе безнаказанно не посылали!

С внезапной силой саданул о косяк, так что по дереву побежала веселая паутинка.

– Вот что, Господи! Я, конечно, понимаю, что ты из лучших побуждений. Но в следующий раз, предупреждаю, не лезь под руку.

– Остынь, богоборец. – Гулевский снисходительно потрепал искрящегося негодованием друга. – С любым можно понять друг друга, если без горячки.

– Ну-ну, – хмыкнул Стремянный.

Кабинет оказался длинным и узким, как пенал. Составленные один к одному, покрытые общей скатертью хлипкие столы упирались в массивный, двухтумбовый стол, за которым тридцатилетний, начавший тучнеть мужчина, увлеченно навис над ноутбуком. Судя по снятому пиджаку и небрежно переброшенному через плечо галстуку, именно он и был руководителем следственного отдела Мелешенко В.Б. На тумбочке сбоку от Мелешенко располагались сразу три телефонных аппарата. Один из них – с прикрабленным гербом России. За спиной стояло развернутое знамя Российской Федерации. Над знаменем, как в прочих чиновничьих кабинетах, висело фото дуумвирата – президент с премьером. Не зная наверняка, какому богу из двоих следует молиться, ушлые чиновники вышли из положения – сделались язычниками и молились на всякий случай обоим.

При скрипе двери Мелешенко нахмурился с раздражением отвлекаемого от дела человека.

– Я должен по два раза повторять одно и то же? – буркнул он. – Или что-то недопоняли?

Он поднял смурое лицо, и Гулевский понял, почему Стремянный назвал молодого и не заросшего еще салом человека хряком. При виде незнакомца живость во взгляде исчезла, как не было. Глубоко посаженные глазки, будто ряской, затянуло отчаянной скукой.

Мелешенко нацепил на нос тоненькие, в золотой оправе очочки, сверился с ежедневником. Убедился, что неизвестный посетитель в повестке дня не значится.

Подгоняюще прищурился.

Не обращая внимания на властное неудовольствие, Гулевский прошел через кабинет, выложил милицейское удостоверение и, не дожидаясь разрешения, уселся в ближайшее кресло.

Мелешенко ознакомился.

– Вы что, стаями ходите? – процедил он. – Подполковника вышиб, взамен полковник прет. Следующий, наверное, генерал. Привыкли чинами давить. По прежним временам тоскуете, когда всякие милицейские начальнички о следователя ноги вытирали. Или забыли, что следствие у нас ныне независимое? Так вот чтоб вы усвоили, – мне хоть маршал. Не имеешь прямого отношения к делу, стало быть, нечего болтаться и отвлекать занятых людей. Надеюсь, я понятно объяснился?

Он с чувством впечатал удостоверение перед Гулевским. Было заметно, что возможность хамить людям в более высоких чинах доставляет молодому начальнику свежее, мстительное удовольствие.

– Я как раз имею прямое отношение, – сдержанно отреагировал Гулевский. – Я – отец убитого Константина Погожева.

– Не понял, – озадаченный Мелешенко вновь потянулся к удостоверению.

– У него фамилия матери.

– Тогда откуда известно, что вы отец? Где написано? Свидетельство о рождении прихватили с собой?

– За две недели, прошедшие со времени убийства, хотя бы родственников можно было установить, – огрызнулся Гулевский.

Мелешенко высокомерно повел шеей. С тоской скосился на монитор.

– Ну, ты подумай. Кто ни зайдет, все наперед знают. Убийство, видите ли! А я пока знаю только, что в крови у этих двоих обнаружена концентрация алкоголя. Дня не проходит, чтоб в морг не доставили очередного упившегося бомжа. И что прикажете, по каждому случаю уголовное дело возбуждать? Нет уж, у нас перед законом все равны: что бомж, что сынок милицейского полковника! Будет судебно-медицинское заключение, тогда и поглядим… Он, кстати, у вас не хроник был? Или, может, наркоман? Сейчас это повсеместно.

Видно, на лице посетителя отразилось желание отвесить оплеуху, потому что Мелешенко многозначительно положил руку на рычаг телефона.

– Что вы на меня глазами сверкаете? Это не я выдумал. Охранники, обнаружившие одного из двух, подтвердили: буен был, неадекватен, нес бред, порывался куда-то бежать. И вы станете утверждать, что это не упившийся человек?

Гулевский, хоть и полыхало внутри, сдержался.

– Вы хотя бы из любопытства заглянули бы в медицинскую энциклопедию. Тогда б увидели, что симптомы эти характерны для нейролептика. А значит, никакое это не бытовое алкогольное отравление. Какой нормальный человек станет водку с нейролептиком мешать? А раз оказалось намешано, значит, кто-то подбавил. Это же очевидно!

– Пока все это ваши фантазии, – отрезал Мелешенко. – Будет медицинское заключение, будем разговаривать.

Он одышливо перевел дыхание.

– И когда получите заключение?

– Тут однозначно не угадаешь!

– Как это? – У Гулевского непроизвольно отошла челюсть. – Есть четко регламентированные законом сроки.

– Сроки, конечно, есть, – Мелешенко тонко улыбнулся. – Только у медиков таких экспертиз – завал. А зарплаты так себе. И все ведь хотят побыстрей. А чтоб ускорить, надо продвинуть, – он пошуршал пальцами. – Адвокаты, сволочи, развратили. Раньше-то расценки умеренные были. А ныне, чтоб в срок сделали, – меньше пятидесяти тысяч не подходи. Вот и приходится либо ждать, либо – если сами родственники на коммерческой основе.

Лицо Гулевского посерело.

– Впрочем, дело хозяйское, – подметил его негодование Мелешенко. – Нет нужды, так ждите как другие. Я ведь судмедэкспертизой не командую и расценки не устанавливаю. Через месячишко, глядишь, поступит заключение. Тогда и…

Он намекающе скосился на монитор. Терпение Гулевского, и без того невеликое, иссякло.

– Ну, придет к вам заключение! Когда-то да придет. И будет там черным по белому написано, что налицо признаки криминального отравления. И что? Только тогда забегаете? Ведь вы-то не девочка-виолончелистка. Наверняка сразу поняли, что это умышленное отравление! И вместо того, чтоб напрячь все ресурсы на розыск отравителей, вы своими волокитой и бездействием, наоборот, объективно их покрываете!

Мелешенко поморщился, – назойливость посетителя докучала ему. Опять с вожделением скосился на ноутбук.

– Ладно, оставим на минутку отравление. – Гулевский решил зайти с другого бока. – Но при сыне были деньги, часы, мобильный телефон. Кража-то уж точно налицо. По краже-то можно было возбудить уголовное дело и начать работать?

– Мы мелочовкой не занимаемся, – снисходительно разъяснил Мелешенко. – Кражи – это ваша, милицейская подследственность. И потом, если б наверняка знать, что кража. А так, пьяный и пьяный. Могло из карманов повыпадать. По теории вероятности очень возможно.

– Да, по теории возможно. – Гулевскому все больше казалось, что он с разгону врезался в неповоротливое, недоступное убеждению бревно. – Только вы-то посажены не теорией вероятности прикрываться, а преступления расследовать.

Уголки губ Мелешенко брезгливо поползли вниз.

– У меня нет времени заниматься ликбезом, – объявил он, поднимаясь. – Но если юрист высокой квалификации говорит вам, что основания для возбуждения уголовного дела отсутствуют, стало быть, это так. Если что-то изменится, мы вас известим.

– Так вот что я тебе скажу! – Гулевский вскочил с кресла, нагнулся лицо в лицо. – То, что юрист ты никакой, – то полбеды. А вот то, что на такую должность посажен махровый чинуша, то – беда истинная!

Краем глаза он зацепил монитор ноутбука. Там замерла модная компьютерная игра «мафия». От неожиданности Гулевский опешил.

– Здесь-то хоть у тебя удачней получается?

– По-всякому, – Мелешенко, несколько смущенный, поспешил погасить экран.

В стопке книг возле телефонов Гулевский заметил собственное, старое пособие «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела». Из любопытства дотянулся.

– Похоже, вы поглощены борьбой с «мафией» и на такую мелочовку, как убийства, времени не остается, – съязвил он. Пролистнул пособие. Некоторые слипшиеся в типографии страницы так и остались неразрезанными. – На процессуальную литературу, вижу, тоже.

Он раскрыл титульный лист, вытянул из кармана ручку, навалившись на стол, размашисто вписал: «Худшему следователю и юристу, какого доводилось видеть, от автора».

– Эй, в чем дело? – обеспокоился Мелешенко. – Что вы мне тут книгу портите?

С самого начала странного визита в нем нарастало чувство беспокойства. От посетителя исходила неясная опасность. Уж больно дерзко – не чета прочим – он держался. И что-то смутно цепляло в фамилии.

– Держи, недоросль. – Гулевский бросил на стол пособие и, боясь сорваться, крупными шагами направился к выходу.

Уже в дверях искоса увидел, что руководитель следствия держит в руках раскрытое пособие и озадаченно переводит глаза с фамилии автора на автограф.

При виде сведенных скул на лице товарища Стремянный понятливо хмыкнул.

– Вижу, – тоже стало противно глазу? – без труда угадал он.

– Женька, – выдохнул Гулевский. – Не поверишь, он с меня пятьдесят тысяч пытался выцыганить, якобы чтоб ускорить экспертное заключение. Знает, что полковник милиции, и – цыганит… Веришь?

– Уже узнав, что ты тот самый Гулевский?

– Нет, но… милицейское удостоверение.

– Тогда верю. Кстати, как раз эти деньги он не на себя просил. Ну, что-нибудь, наверное, надеялся в карман отслюнявить. Но негласные расценки и впрямь существуют.

Он заметил дикий взгляд друга, успокоительно потрепал по руке.

– Эк, как на вас, профессор, правда жизни действует. Ладно, не впадай в транс. Пятьдесят тысяч я тебе по старой дружбе сэкономлю. У меня в бюро судмедэкспертизы корешок остался из прежних. Решим… полюбовно.

Он прищурился, прикидывая, достанет ли у него денег. Даже полюбовное решение – это литр хорошей водки. А клиентов не было уже с неделю. И жена, кажется, разменяла на рынке последнюю пятитысячную.

– Пошли отсюда, – процедил Гулевский.

Возле лестничного пролета их окликнули. Следом поспешал Мелешенко.

– Постойте же! – непривычный к быстрой ходьбе руководитель следствия шумно выровнял дыхание. Судя по виноватому виду реле в его голове, наконец, сработало.

– Я хочу объясниться, Илья Викторович… – протянул он смущенно. – Чтоб не думали, будто мы тут злостные волокитчики.

– А кто же вы? – удивился Стремянный.

Мелешенко смолчал.

– Конечно, вы правы, Илья Викторович, формально надо было сразу возбудить уголовное дело.

– Не формально, а по закону, – вновь встрял Стремянный.

Мелешенко ненароком подвинулся, оказавшись к нему спиной.

– Но не всегда, знаете, закон и нормативные указания совпадают, – продолжил он. – Есть еще ведомственные предписания – не возбуждать уголовное дело, пока не получишь акта экспертизы. Чтоб потом по учетам не опростоволоситься. С нашего брата за это строго спрашивают. Вы не обижайтесь, что несколько взвинченно разговаривал… Знаете, то одно, то другое. Но по жизни, чтоб вы не беспокоились…

Мелешенко, преодолевая себя, изобразил приветливость.

– Хоть формально дело не возбуждено, но работа проводится. И очень активно, – доверительно сообщил он. – Я лично держу на контроле. Поручил начальнику уголовного розыска со всем тщанием… само собой, ориентировки по пропавшим предметам. Возможно, уже и фигуранты появились. Так что, как только заключение судмедэкспертизы получим, все разом полыхнет. Естественно, вас будем держать в курсе.

– Надеюсь, – сухо попрощался Гулевский.

Мелешенко проводил гостей неприязненным взглядом. После полученной выволочки он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Его, руководителя межрайонного следственного отдела, принудили юлить и оправдываться, будто нашкодившего школяра. Это угнетало. Но не ссориться же из-за пустяка с человеком, наверняка имеющим прямой выход на главу Следственного комитета России.

Друзья меж тем спустились на полпролета.

– Врет как сивый мерин, – пророкотал Стремянный, не заботясь, что его услышат наверху. – Ну что? Глянем, какие сюрпризы нам уголовный розыск приготовил? – предложил он. – Тем более, командует мой бывший сослуживец.

Они как раз подошли к машине.

Машину Стремянный бросил, не доехав с полквартала до здания УВД.

– Там у них стоянка обычно забита, – объяснился он. – Заодно и прогуляемся.

Стоянка, впрочем, оказалась полупустой. Зато то немногое, что было на ней припарковано, Гулевского сильно озадачило.

– Это что? Машины сотрудников милиции или элитный автосалон?

Особенно смотрелись застывшие бок о бок три свеженьких гренадера – внедорожника.

– Будто с одного склада, – подметил Гулевский.

– Наверняка так и есть, – подтвердил Стремянный. – Это убэповские. Владельцы – борцы с экономическими преступлениями. Говорят, у них в агентурной разработке автодиллеры проходили. Похоже, проверка закончена и нарушений, как водится, не обнаружено.

Гулевский обернулся на угол, за которым спрятали старенькую «нексию».

– Так вот почему мы пешедралом потопали, – догадался он.

– А что ты хочешь? – Стремянный смутился. – Я же адвокат. А адвокат в их представлении хотя бы на «мерс» должен тянуть. У нынешнего молодняка своя иерархия ценностей. Срисуют мою «старушку» – считай, «опустили»… О, на ловца и зверь бежит, – оживился он. – А то боялся, что не застанем Батанова.

Из припарковавшегося «джипа-чероки» выбрался тучнеющий сорокалетний крепыш с короткой стрижкой на округлой голове – начальник уголовного розыска УВД. Острый, с горбинкой нос казался переставленным с чужого лица. Краем глаза он «зацепил» посторонних на стоянке. Узнал Стремянного, скользнул взглядом по его спутнику. Однако по привычке не торопить события сделал вид, что никого не заметил, вытянул с заднего сиденья меховую куртку, округлым движением натянул ее на себя. И только, когда друзья подошли вплотную, изобразил удивление.

– Здорово, бэу. Давненько тебя не видел, – он обменялся со Стремянным крепким рукопожатием. Привычная хмурость не сошла с лица Батанова, но за ней проступила уважительная доброжелательность.

– Да, похоже, много воды утекло, – Стремянный кивнул на джип. – Дорогая машинеха?

– А ты хочешь, чтоб у начальника розыска хуже, чем у пацанья, было? – огрызнулся Батанов. – Да и потом все-таки не рендровер, на каких нынешние центровые с Петровки разъезжают. Мы, в отличие от других, меру знаем… Как адвокатствуется? – поспешил он свернуть со скользкой темы.

– В розыске веселее было, – честно ответил Стремянный.

– Нынче совсем веселые времена настали. Я как раз с совещания, из ДепУра МВД. Погоди, – спохватился Батанов. – Ты ж нынешнего начальника воровского отдела должен знать.

– Сечкин? Работал подо мной, – подтвердил Стремянный.

– Вот по этому случаю и собирали. Вчера на него покушение было, – он опередил встревоженный вопрос. – Жив-живехонек. Из травматики мазнули… А Панина из «разбойного»?..

– Так вместе у меня начинали. Толковые ребята. Дружковали, сколько помню.

– Во-во. – Батанов щербато ухмыльнулся. – Только что на совещании Сечкин при всех наехал на Панина, будто это тот его «заказал». Панин прямо через стол на него сиганул. И такое «метелево» у них пошло на генеральских глазах, еле растащили. Обоих в службу собственной безопасности поволокли. На том и отсовещались.

Стремянный лишь крякнул. Он продолжал общаться со многими из бывших сослуживцев и знал, что разные службы стали «крышевать» различные преступные группировки. И порой столкновение интересов преступников приводило к «стрелкам» внутри милиции. Собственно, из-за этого он и подал в отставку.

Но Гулевский-то отошел от практики еще в умилительную советскую эпоху, когда милиция стояла против преступности единым фронтом. То, что он услышал от Батанова, не укладывалось в голове.

– Что значит «заказал»? – Гулевскому показалось, что он ослышался. – Вы хотите сказать, что один оперативник милиции выступает организатором убийства своего сослуживца? Как такое возможно?

Батанов, сообразив, что наговорил лишнего при постороннем, оборотился к Стремянному.

– Илья Викторович Гулевский – полковник милиции и мой близкий друг, – запоздало представил тот. – Мы приехали к тебе насчет двойного отравления.

– Отравления? – Взгляд Батанова потускнел. – Так вы с проверкой?

– Все в порядке. Илья Викторович – отец погибшего Константина Погожева, – успокоил его Стремянный. – Хочет узнать о результатах розыска.

– Мы только что из Следственного комитета, – напористо включился в разговор Гулевский. – Выясняли, почему до сих пор не возбуждено уголовное дело. Так вот Мелешенко сослался, что дал вам поручение вести активную розыскную работу.

– Врет, прохиндей! – с аппетитом уличил Батанов. – Ничего он никому не поручал, пустышка. Сидят и ждут, когда угро им раскроет. А потом рапортуют наверх как о своих успехах.

Стремянный и Гулевский переглянулись.

– Но розыск-то раскрывает? – осторожно уточнил Стремянный.

– А как же, – бодренько подтвердил Батанов. Но то ли врать настроения не было, то ли неловко стало крутить перед старым сыскарем. – Если честно, мужики, как своим: руки не дошли. Столько неотложной текучки, только успевай поворачиваться.

Зазвонил мобильник, Батанов, изобразив извиняющийся жест, отошел в сторону.

– Ты что-нибудь понял? – Гулевский потеребил нос. – Что может быть неотложней для уголовного розыска, чем раскрытие убийств?

Стремянный хотел ответить, но Батанов быстро вернулся.

– Вот, пожалуйста, клиенты ограбили проституток, – он для чего-то показал на телефон. – Просто повальное падение нравов. Придется срочно заниматься. А у меня каждая единица на счету. Да добро бы полноценные единицы были. А то – шантрапа, пацанье необученное. Но даже тех, кто есть, вывели за штаты, реформаторы хреновы! А двух лучших вообще на увольнение. Возраст, видишь ли! Им там надо отчитаться о сокращении. Так вишь как вывернулись. – вместо того, чтоб друг дружку посокращать, додумались, – самые живые службы ощипывают.

Горячность Батанова была наигранной. Было заметно, как хочется ему увильнуть от неприятного разговора. Он даже, щелкнув по циферблату, протянул руку для прощания. Но вырвать ее из дружеской лапы Стремянного не получилось.

– Коля, – внушительно произнес Стремянный. – Надо наше дело порешать.

Закипевшему Гулевскому просительный тон показался неуместным.

– Что значит «наше»? – резко вмешался он. – Мое дело было похоронить. А теперь это как раз ваше дело. И – наисрочнейшее.

Неподатливый на нажим Батанов насупился. Но Гулевский уже «завелся».

– Послушайте. Но – послушайте же! – он ухватил начальника розыска за пуговицу куртки. – Что вообще происходит? Сначала этот напыщенный дурачок Мелешенко с час втирал мне мозги, что никакого преступления нет и не было. Может, мне и похороны почудились? Теперь вы – начальник угро! – ваньку валяете. Объясните, почему не работаете по убийству? Ведь все равно придется раскрывать. Так какой смысл волокитить, если завтра с вас и за «висяк» спросят, и за то, что не отработали по горячим следам?

Мясистое лицо Батанова побагровело.

Заметивший это Стремянный примирительно приобнял начальника угро за плечи; махнув Гулевскому, отвел в сторону. Склонился к крупному мохнатому уху.

– Коля, ты, похоже, не въехал, кого я привел, – внушительно зашептал он. – У Ильи Викторовича на юбилее были и наш замминистра, и Генпрокуратура, и даже из Администрации Президента. Так что – если не расковыряешь, тебя первого под прицел поставят.

– Опять блатной, – с тоской пробурчал Батанов. Стремянный с притворным сочувствием оттопырил губу.

– Протяпили мы с этими отравлениями, конечно, – нехотя признался начальник угро. – Звонок, считай, ночной был. А опергруппа в тот день крепко фестивалила, – пацан у одного родился. Ну и послали на выезд недоумка. Даже в больницу съездить не удосужился, прыщ. Видно, боялся, что без него допьют. Я, как назло, в отгулах был. А зам наутро – тоже, поди, с похмелюги – увидел, что в рапорте труп без признаков насилия, и отфутболил материал в следственный комитет. Пока вышел, пока разобрался, – десять дней как ни бывало.

– И ты решил затихарить, – подсказал Стремянный. – Угадал?

Угадал, конечно. Батанов безысходно вздохнул.

– Коля, списать на бытовое отравление не получится! – поддавил Стремянный. – Надо форсировать. Другого выхода у тебя нет.

– Да уж понятно. – Батанов скосился на недобро зыркающего Гулевского. – Но только на такое раскрытие, да еще с задержкой, как у брюхатой бабы, кого попало не поставишь. А у меня сплошной пацанник. Год стажа – уже мнит себя матерым. А сам как был неумехой, так и остался. Веришь, место происшествия осмотреть не умеют. Вот на «бабло» разводить, откуда только смекалка берется? Ушли киты вроде тебя!..

– Придется изыскать! – пресек поток новых жалоб Стремянный.

– Не мне же за вас раскрывать.

Лицо Батанова нехорошо оживилось.

– А и впрямь, Евгений Геннадьевич! Кто ж лучше тебя-то? – сладко прохрипел он. – Тем более сам же говоришь – друг!

– Да если б можно, я со всей душой. – Стремянный, обращая сказанное в шутку, хохотнул. – Пройтись, так сказать, по местам боевой славы.

– Так и возьмись! – Батанов, в восторге от внезапно найденного выхода, попер буром. – Нынешние против тебя и на четверть не годятся.

Он заискивающе потрепал Стремянного за рукав.

– Да ты сбрендил? – Стремянный вырвал руку. – Я – отставник! Даже элементарный опрос провести, – со мной разговаривать никто не станет. Или прикажешь удостоверение члена ветеранского совета предъявлять?