Текст книги "Арбитражный десант"

10

Через три часа их доставили в Сахру, к зданию администрации компании «Сахранефть», и прямиком препроводили в приемную президента. – Со спасением, Ирина Семеновна! Заждались, – секретарша с благостным лицом устремилась в президентский кабинет, даже не закрыв дверь.

– Так давай же ее сюда! – загремело изнутри. Ирина, нерешительно оглянувшись на Лобанова, шагнула внутрь и попала в объятия бегущего навстречу Игната Суслопарова. – Ну, здравствуй, заново рожденная. Уже доложили, как настрадалась, – он обхватил ее за плечи. Провел рукой по волосам. Вгляделся. – Сам вижу. Ох, как же тебя обнесло! Главное, хоть бы предупредила, что именно этим рейсом! В последнюю минуту, понимаешь, сообщили, что в самолете летит один типчик, которого видеть не хотел. Вот и пришлось завернуть. Тебя-то ждал только на другой день. Но как же ты без звонка! – Сюрприз хотела, – шепнула Холина, пытаясь высвободиться. – Был бы сюрприз. В жизни бы себе не простил. Как же тебе досталось, бедная ты моя! Он потянулся поцеловать ее, но Холина прикрылась рукой. – Ну, будет, – она намекающе кивнула.

Только сейчас Суслопаров через голову Ирины увидел бородатого парня с баулом и сумкой через плечо. Присмотрелся. Огорошенно выпустил ее из объятий:

– Интересно, для чего же мы все это проделали? А ты как тут?

– Я ейный оператор, – Лобанов шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь, к неудовольствию замершей на пороге секретарши.

– Мы вместе договаривались добираться, – объяснилась Ирина, усаживаясь в кресло. – Я ж про твои очередные штучки-дрючки не знала.

– Что? Нахрапом решил взять? – Суслопаров хмуро оглядел незванного пришельца. – Мы простые: нас в дверь, а мы в окно. Уж не прикажешь ли выкинуть тебя из кабинета да отвезти назад в то же зимовье месячишка на два, чтоб имел время прочухаться?

– Дурное дело нехитрое. Особливо, если совесть неспокойна, – Денис демонстративно впечатал сумку в стол перед Холиной, как бы окончательно сдавая с рук на руки – и сумку, и ее саму. Уселся напротив. – С чего ты-то о моей совести забеспокоился? – набычился Суслопаров. – Я со своей совестью как раз в ладу.

– Ой ли? Чего ж тогда из Москвы сиганул? В банк не заехал, как договаривались?

– Что значит «сиганул»? Сделал дело и уехал. Никто не может указывать Игнату Суслопарову, когда и что он должен делать. Никто, слышал? А уж тем более банк ваш стремный. Ишь ты, не заехал я в гнездо их змеиное. Развели меня на «бабки», и еще какие-то претензии у них, сволочей! Кто ты такой, чтоб мне допрос учинять?! – Суслопаров скосился на Холину, присутствие которой его сковывало. – Извини, Ириш, может, ты в комнату отдыха пройдешь? У нас тут свои, мужские разговоры.

– Мужские? – Лобанов хмыкнул. – Вообще, когда ехал сюда, так и полагал, что к мужику. Но вижу – обознался. Глазенки-то, гляжу, бегают.

– Да чхать мне на твое мнение! Врезать бы тебе, да статус не позволяет. – А я как раз без амбиций: могу и по статусу, – объявил дерзкий Лобанов.

Ирина с возрастающим страхом следила за странной перепалкой.

– Твой уровень – вообще шестерочный! – рявкнул Суслопаров. – И твой, похоже, тоже. Чем же тебя любопытно так Онлиевский застращал, что рванул из Москвы, аж про деньги думать забыл?

– Меня?! Кишка у него, да и у вас всех тонка, чтоб меня запугать. Ишь тля какая! Разговорился тут. Каждая козявка Игнату Суслопарову стрелку забивать будет. Он дважды нажал на кнопку вызова. В кабинет вошла секретарша в сопровождении охранника. – Вот этому билет на ближайший рейс на Москву! За счет компании. Вот так!

Презрительная ухмылка Лобанова, выводившая Суслопарова из себя, была ему ответом. Но, что еще хуже, озадаченной выглядела и Ирина Холина.

– И у тебя тоже непонятки?! – выкрикнул он. – Притащила мне на хвосте этого отморозка. И еще непонятки?

Ирина предостерегающе нахмурилась:

– Во-первых, сбавь тон. И – полагаю, ты должен объясниться. Между прочим, этот отморозок мне на минуточку жизнь спас. – Ну, ну! Какие меж своими счеты. Считай, сочлись, – Лобанов сощурился непримиримо. Помрачневшая Холина достала спонж и с мазохистским остервенением принялась накладывать очередной слой тонального крема. Суслопаров проницательно поглядел на обоих.

– Что-то еще, Игнатий Петрович? – напомнила о себе секретарша.

– Да! Привезите немедленно врачей.

– Каких?

– Каких надо! – рявкнул нефтяной магнат. – Терапевтов, косметологов. Вы же женщина! Неужто не видите, что Ирина Семеновна обморожена?

– Будет сделано, – кивнула озадаченная беспричинной вспышкой гнева секретарша. – И… что-то еще?

– Три кофе.

Суслопаров дождался, пока секретарша и недоумевающий охранник покинули кабинет. – Ладно, на чистоту так на чистоту, – проворчал он. – Правда, обещал Онлиевскому, что еще три дня никто знать не будет… Да пошел он! В общем, состоялся у нас с ним разговор. Прямо в президентской администрации. Взаимные проблемы закрыли.

Он подошел к углу, провел по широкому, свежепротертому листу фикуса, надломил так, что сок потек из-под пальцев. С внезапным раздражением пнул ногой бочонок с пальмой, опрокинув на пол.

– Оно, конечно, Суслопаров герой. Но зачем же пальмы ломать? – все с той же усмешечкой процедил Лобанов.

– Вот это уж вовсе не твоя печаль. Короче, ударили по рукам: Минфин дает согласие мои триста пятьдесят миллионов, что зависли в вашем банке, зачесть как авансовые налоговые платежи. Вот таким путем!

– То есть «Возрождение» проводит платежку на всю сумму долга и её принимают? – озадаченно уточнил Денис.

– Вот именно. Таким образом все в плюсе: я не только верну деньги, но и на пару лет закрою налоговые проблемы, так что всю прибыль смогу пустить на проект. «Возрождение» сбросит с себя лишние триста пятьдесят миллионов долгу.

– И Онлиевский все это пообещал лично тебе?!

– Не только мне, – Суслопаров предпочел сделать вид, что не почувствовал издевки. – Он взял это обязательство и перед моими партнерами. Причем в присутствии руководителя администрации и зампреда правительства. Более того, это обязательство доведено до президента. Так что…

– Серьезно, – признал Лобанов. – И что, от северного региона тоже отступился?

– Я же сказал, все проблемы сняли. Еще вопросы есть?

– То есть Онлиевский бросил лакомый кусман, в который вцепился? – Лобанов озадаченно залез лапой в собственные волосы и принялся машинально накручивать их на палец. – Жизнь моя, иль ты приснилась мне? И цена вопроса? Чего-то я не догоняю.

– Цена вопроса – «Возрождение», – подсказала подзабытая Холина. Она не переставала орудовать спонжем. – Точно, – подхватил Денис. – Конечно, кусок северной нефти отхватить Онлиевскому охота. У него до всего охота. Но – это ж какая нарисовывается драчка. Да еще сразу и против «Газпрома», и «Лукойла». И «Бритиш петролеум» не подарок. Можно зубы обломать. Или – отступившись, прибрать беспомощный, брошенный всеми банк, в котором миллиарды лежат и ждут: бери. Он же этим главного добился, – «живых» денег на раскрутку банк все-таки не получит. А значит, и не оживет. Так, Игнат Петрович?

– Похоже, что так, – нехотя подтвердил Суслопаров. Он сожалеюще причмокнул:

– Жаль, что так. Мне ведь и впрямь хотелось вислоносого прищучить. Уж как хотелось! Но – всему есть цена. Больно гибок оказался! Сделал предложение, от которого, как говорится, нельзя отказаться. Не стану же я из-за ваших проблем свои кровные терять. А вам не сказал, чтоб утечки не произошло. Если раньше времени прознают, что мой платеж разрешили зачесть, так остальные ваши кредиторы такую бучу поднимут, что центробанк вместе с минфином сметут. Таким вот макаром. Теперь, считай, все знаешь. Можешь сообщить своим. Только предупреди Керзона, чтоб пока об этом молчок. Да вам и самим огласка не с руки: все-таки триста пятьдесят «лимонов» с горба сбросите. Денис прищурился:

– М-да. Впрочем раз всё срослось… Игнатий Петрович, коль уж ты свои проблемы порешал, может, претензии к Керзону снимешь? Измаялся мужик.

– К Керзону? – при упоминании этой фамилии к Суслопарову вернулось утерянное ощущение превосходства. – Да хрен бы с ним, пусть живет, гнида. Нужен он мне больно.

– То есть могу передать, что вопрос закрыт? – осторожно уточнил Денис.

– А чего ж? Скажи толстозадому, что, поскольку деньги я отбил, отпускаю его на все четыре стороны – без покаяния.

– Что ж, и на том спасибо… – Денис поднялся, изобразил поклонец и, не взглянув на Холину, вышел из кабинета.

– Ох, и подмывает поучить наглеца! – Суслопаров проводил его недобрым взглядом. – Но нельзя. Он ведь самое дорогое для меня спас, – будто отметая несущественное, он подсел к Холиной, поймал руку, притянул к губам. – Никак не отойду. Если б я только мог подумать, что так может выйти. На секунду даже. Но все позади… Правда? Позади?

Холина слегка отстранилась:

– Игнат, отправь меня в Москву следующим самолетом.

– Но… – Суслопаров растерялся. – У нас же планы были. В охотничий домик. Потом на оленях хотела. … Да и со статьей в самом деле не обговорили.

– Статья как раз, считай, написана. А остальное – до того ль мне сейчас?

Она значительно провела вдоль обезображенного лица.

– Может, тогда тем же рейсом? – Суслопаров испытующе ткнул пальцем в сторону приемной, откуда донесся голос Лобанова.

– Н-нет. Лучше следующим. Еще несколько часов вместе с этим хамом – это похуже, чем в тайге.

Суслопаров пристально посмотрел на любовницу, и она, не выдержав взгляда, отвела глаза:

– Ну! Без обиды, Игнат. Ты ж не дурак – все понимаешь.

– Надеюсь, – процедил он.

11

Инна Кичуй вошла в холл одного из лондонских отелей.

– Мадам? – поднялся седоватый портье.

– Я в триста первый к господину Кичую, – коротко произнесла Инна.

Портье потянулся к трубке.

– Звонить не надо. Сюрприз, – поспешно предостерегла она. Заметив колебание портье, улыбнулась заговорщически. – Я жена. Багаж пусть отнесут следом.

– О, – портье кивнул. Задумчиво посмотрел вслед. Подозвал коридорного.

– Русский из триста первого еще у себя?

– Да. Все в порядке. Он один, – правильно расшифровал вопрос вышколенный коридорный.

Инна тихонечно, с предвкушающей улыбкой поскреблась в дверь.

– Кто? – послышался изнутри голос Игоря, немного искаженный английской речью.

– Девушка по вызову, – зажав пальцами нос, кокетливо на английском прогнусавила Инна.

– Спасибо. Не нуждаюсь, – ответил ей озадаченный муж. Но дверь все-таки открыл.

В халате с нахмуренным видом он выглянул в коридор.

– Ну вот. А я-то, наивная, через всю Европу добиралась, – надув губки, проворковала Инна. – А он, оказывается, не нуждается.

– Иннуська! – при виде жены Игорь радостно преобразился и – рывком втянул ее в номер.

– Так, значит, не нуждаешься? – мурлыкала она, беспорядочно обцеловываемая.

– В тебе – всегда, – задыхаясь, бормотал он, нащупывая застежки.

– И, как всегда, бардак, – почти с умилением бормотала она: одежда его была разбросана в обеих комнатах, как делают в спешке. – Господи, когда же я воспитаю из тебя аккуратиста?

Через полтора часа он убежал на очередную встречу с опостылевшими кредиторами. Собственно, основное соглашение уже было подписано, и утрясались последние, мелкие детали. Инна же, удрученно обозрев ненавистный ей беспорядок, не дожидаясь горничной, принялась за уборку.

Игорь вернулся к вечеру. Собственно первой в номере возникла огромная корзина цветов, напрочь закрывшая самого Кичуя.

– Любимой от любящего, – провозгласил Игорь и опустился на колено.

Жена сидела в кресле, с холодным лицом разглядывая выглянувшего из-за цветов коленопреклоненного супруга.

– Что-то не так? – растерялся он.

С выражением гадливости она отодвинула вазу, прикрывающую лежащий на столе липкий сверточек.

Игорь посерел.

– Я ж тебе говорила, что привычка к бардаку до добра не доводит, – прокомментировала Инна. Садистски медленно начала разворачивать обрывок «Таймс».

– Но… это вообще не мое, – пробормотал Игорь. – Ты б хоть дождался, пока раскрою.

Концы газетного обрывка разошлись. Внутри оказались два использованных презерватива.

– С усиками, что характерно, – отметила Инна. – А мне такое ни разу не предложил.

– Инночка, это не то, что ты думаешь, – залепетал, поднимаясь, муж. – Это, может, вообще от прежнего жильца? Или – горничная подбросила? А?

Игорь обреченно умолк. Врать он не умел. Он искательно заглянул жене в глаза. Но там мерцал лед.

– Надеюсь, мазки на анализ сдавать не придется, – брезгливо процедила она.

Игорь осел. Вся длинная, худая фигура его безнадежно ссутулилась, обвисла и стала напоминать сломавшийся детский конструктор.

– Инночка! Это все как-то само собой. Вчера соглашение наконец подписали. Потом вернулся, спустился в ресторан. Выпил. Я не хотел, правда! Они сами.

– Они! Так здесь еще и групповушка была!

– Да не помню я!

– То есть не приходя в сознание? – А думаешь, столько времени без тебя – это легко, да? Вот я тебя когда-нибудь на столько бросал? И вообще это не по-настоящему… Я, если хочешь знать, тебя представлял! Так что это, если разобраться, не измена, а просто виртуальность.

– Да ты у нас фантазер.

– Инночка. Я тебе клянусь, в первый и в последний. Поверь, а?.. Мы же семья. Ох, как же противно!

Кичуй застонал. И тут, как в насмешку, зазвучала мелодия свадебного марша, – зазвонил его мобильный телефон. «Тан-тан-та-та-да!» – не умолкая, бодро наигрывал он.

– Подними, – поморщилась Инна.

– Да, слушаю, – хмуро буркнул Игорь. – Да, прилетела, она здесь. Лицо его изменилось. – Понял. Вылетаем… Нет, у нас все хорошо. Как скажете.

Отключил трубку.

– Звонил твой отец. Требует, чтоб мы срочно вернулись в Москву. В банке опять новые неприятности. Он, кстати, спросил, как у нас с тобой. Я сказал, что все хорошо, – лицо Игоря сделалось по-детски обиженным. – А, Иннуша? Да и Ивану Васильевичу, в такой-то обстановке, когда все силы надо в кулак, а тут еще наши мелкие распри! Инна хмыкнула:

– Ладно, давай собираться.

– Но как ты все-таки решишь?

– Как решу, так решу.

Инна поднялась, пошла в ванную. Прежде чем закрыться, поколебавшись, обернулась:

– А я ведь тебе тоже сюрприз приготовила: я, видите ли, беременна.

Обороняясь от взрыва восторга, заперлась изнутри. Посмотрела на себя в зеркало. Чувствуя, что не в силах больше сдержаться, открыла на всю мощь краны и – прикрывая рот, зарыдала.

12

– Итак, уважаемые господа, я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренепреятнейшее известие: вчера, одиннадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, Банк России отозвал нашу лицензию, – объявил Александр Павлович Керзон. Рублев, с лицом, измятым бессонницей, нахмурился: за ёрничеством президента банка ему почудилось скрытое облегчение. С избавлением от угрозы убийства к Александру Павловичу начала потихоньку возвращаться прежняя розовощекость и скользящая ироничность.

Остальные участники экстренно созванного оперативного совещания: Кичуй, Дерясин, Лобанов, Жукович, Подлесный, Инна, ведущая протокол, – удрученно отмалчивались. Новость вчерашнего дня не являлась для них новостью.

– Собственно, говорить особо нечего. Лишив возможности проводить банковские операции, нас разом парализовали.

Какие Вы имеете конструктивные предложения, Александр Павлович? – Рублеву хотелось вернуть разговор в деловое русло. – Конструктивные? – Керзон горько покачал головой. – Какой конструктив! Это удар под дых. Теперь все надо спешно распродавать, пока центробанк не высадил сюда свой десант. Все, что только возможно. А чего? Оставлять благородненько господину Онлиевскому? Не жирно ли?

– Все убиты, бобик сдох, – прокомментировал Лобанов. – Похоже, можно разбежаться пивка попить.

Он захлопнул приготовленный для записей блокнот. – Это нельзя! – тонким голосом выкрикнул Кичуй. Чистое мальчишеское лицо его покрылось пятнами негодования. – Извините, Александр Павлович, но при всем уважении, не согласен. За эти полгода мы стали совсем другими. Мы немалого добились! В большинстве филиалов возобновилось клиентское обслуживание…

– Филиалы как раз надо распродавать первыми! – припомнил Керзон, с сочувствием разглядывая растрепанного, путающегося от волнения Кичуя. – Пока сами не продались, кому ни попадя. Удерживать нам их более нечем.

Кичуй упрямо мотнул головой:

– Мы заставили платить должников. Мы договорились с кредиторами об отсрочке. Даже с западниками! У нас положительное сальдо. У банка больше нет признаков неплатежеспособности. Фактически заново запускаемся, только за счет того, что распродавали «дочерние» компании. Пусть не так круто, как планировали, но запускаемся. Даже без цэбэшного кредита. Должен же был центробанк это учесть!

– Он и учел, – Лобанов почесал бородку. – Если бы в банке все разворовали, так кому надо его банкротить. Почему котика бьют? Не из-за плохого к нему отношения, – шкура больно богата.

Рублев с трудом переборол желание резко ответить. Лобанова он недолюбливал, как всякого равнодушного к делу человека. Лобанов пришел наемником и демонстративно держал себя как наемник. А в жизни и в деле Иван Васильевич привык полагаться на единомышленников, людей одной группы крови. И многажды убеждался: попутчики, самые что ни на есть расталантливые, неизбежно губят дело, к которому примкнули.

– У тебя есть предложения, Игорь? – Рублев улыбнулся размахивающему ручищами зятю. За полгода у домашнего мальчика выковался характер. Похоже, вырос надежный союзник.

– Да, – подтвердил Кичуй. – Разве отзыв лицензии для нас полная неожиданность? Вспомните, ждали много раньше. И такой вариант в нашей программе предусмотрен. Так ведь, Андрюха? Дерясин уныло промолчал.

– Да, предусмотрен! – повторил Кичуй. – Если предположить, что за решением центробанка действительно стоит Онлиевский…

– Если, – передразнил Андрей.

– Тем более. Давайте просчитаем дальнейший алгоритм. В чем вражеская цель? Влезть в наши потроха, поставить своего человека. Стало быть, следующим движением центробанк обратится в арбитраж о признании нас неплатежеспособными. Это хоть, надеюсь, бесспорно?!

Он по-петушиному вскинул голову и отважно вперил взгляд в Керзона.

– Ну-ну, – неопределенно отреагировал тот.

– Так вот, мы должны из-под них выбить все козыри. Есть проект мирового соглашения с кредиторами. Если он будет подписан, какой суд сможет признать нас банкротами? А?!

– Российский Басманный, – ответил Лобанов.

– Да даже российский судья не сможет! – отмахнулся Кичуй. – Выставить себя на посмешище всей страны!

– Ну, этих глупостей мы даже в голове не держим, – Лобанов выглядел неуместно весёлым. – Ишь ты, словеса у нас какие! Посмешище. За «посмешище» отдельно доплатят, – и никакого базара. Есть цена всякому вопросу.

Он подмигнул Дерясину.

– Да, есть цена! – послышался клокочущий голос Рублева. Отмалчиваться дальше он не мог. – Для кого-то цена – дело, которому он служит. А для кого-то – мошна, которую набивает. Как ныне модно говорить? Влегкую, да? Во всяком деле есть работник, а есть наемник, которому всё до лампочки.

Дерзкий, до издевательства хохот Лобанова окончательно вывел Рублева из себя. Кожа на скулах, казалось, захрустела. Он начал тяжело приподниматься.

– Увы, Иван Васильевич, Денис прав, – поспешил вклиниться Керзон. – Если нас решили потопить, то пойдут до конца. Имея административный ресурс, продавят любой суд и – признают-таки банкротами. А арбитражным управляющим посадят человека Онлиевского. И тогда вы, – он обвел пальцем вокруг, – не получите вообще ничего. Онлиевский не любит, как известно, делиться с теми, кого «опустил».

– Так пусть сначала попробует опустить! – задиристо выкрикнул Кичуй. – Что-то за эти полгода у него не больно получилось!

– Пока не получилось, – остудил его пыл Керзон. – И потом, господа, мы-то чего добиваемся? Да, продержались полгода. Нормализовали ситуэйшн. За что, между прочим, тот же Онлиевский нас еще и поблагодарить должен, – всегда приятней получать рентабельное хозяйство. Предположим даже невероятное, – продержимся еще год. Но во имя чего, я вас спрашиваю?! Пока была надежда сохранить банк, была и цель. Но после отзыва лицензии все это, – он воздел руки, – обречено на умирание! – Значит, надо вернуть лицензию! – брызгая слюной, вскричал Кичуй. – Если мы сейчас сдадимся и поспешим расхапать, что успеем, то и получим – что успеем, – крохи. А если отстоим банк, так и куш тогда совсем другой. В общем не хочу, чтоб оставшиеся наши три с половиной миллиарда достались какой-то чужой сволочи!

Незримое облачко накрыло остальных: за неосторожным словечком «наши» все услышали – «нашей семьи». И Рублев тут же уловил это настроение, грозящее расколом.

– Конечно, мы стоим и будем стоять за наши деньги, – с иным оттенком повторил он, охватив этим словом всех присутствующих. – Но главное, мы стояли и стоим за наш бизнес, который, несмотря ни на что, сохраняем. И потом…

Иван Васильевич хитренько улыбнулся:

– Мы имеем еще один козырь. У нас превосходный капитан, способный провести корабль через любые мели. Так, Александр Павлович?

Наступила минута решительного объяснения. И Керзон понял это. С сокрушенным видом он поднялся.

– Дорогой Иван Васильевич, я вернулся в банк по вашей просьбе. Надеюсь, претензий к моей работе нет. И уж во всяком случае никому столько не выпало, как мне за это последнее время. Пока видел смысл, работал. С бешеной перегрузкой за жалкие крохи. Но после отзыва лицензии смысла в этом больше не вижу. Не хочу запалиться окончательно, – он похлопал себя по жирной груди. – У меня наконец есть семья. Мне не раз предлагали возглавить устойчивый банк без проблем – за совсем другие деньги. Потому прошу понять правильно и не осуждать. Без обид!

Неловко изобразив общий кивок, Керзон повернулся и, чуть вихляя своим несколько исхудавшим, но все еще объемистым банкирским задом пошел к выходу.

Стало ясно: он уже получил свежее предложение и – дал согласие.

Угнетенное молчание повисло в Зале заседаний.

Из приемной донесся женский голос и фальшиво-бодрая реплика Керзона.

В Зал заседаний вошла броско, а, по мнению Инны, вызывающе одетая женщина – журналистка Ирина Холина, которую здесь не видели почти три месяца. В дополнение к полупрозрачной блузке и юбке с разрезом до бедра лицо ее оказалось едва ли не полностью закрыто газовым шарфиком, из-под которого выглядывали лишь глаза, густо намазанный нос и ярко-пунцовые губы.

Присутствующие огорошенно замерли. Впрочем к экстравагантности Холиной привыкли и прикрытое шарфом лицо сочли деталью какой-нибудь новой эксклюзивной коллекции.

– Могу поприсутствовать? – Ирина огляделась. Дерясин, Кичуй, Подлесный, даже грубиян Жукович, поймав ее взгляд, благожелательно кивнули. Лишь Лобанов, углубившийся вдруг в свои записи, даже не поднял головы.

Холина помрачнела.

– Присаживайтесь, Ирочка, – Рублев отодвинул кресло подле себя. – Это я просил Ирину Семеновну подъехать, – пояснил он для остальных.

– А что Александр Павлович? – Холина недоумевающе кивнула на дверь. – Я встретила. Говорит, выставили из класса.

– Он сам себя выставил. Только что Керзон подал в отставку с поста президента банка.

Рублев оперся кулаками о стол и подался вперед, как с ним бывало в решительные минуты.

– Как все непросто-то, – выдохнул он. – Жаль, конечно, терять Керзона. Но он поступил честно. Нельзя работать без веры в успех. А вот я верю! – выкрикнул он. – И не только в то, что вернем лицензию. А в то, что сумеем восстановить банк, каким он был раньше. Потому что иначе все бессмысленно. Не только в нас тут дело! Да что вам-то говорить? Мы стоим за вкладчиков. Сотни… сотни тысяч людей отказались переходить за копейки в сбербанк. Значит, верят. Это тоже наш потенциал! А кредиторы – юридические лица! В том числе крупнейшие мировые банки. – Не увлекайтесь, Иван Васильевич, – Холина урезонивающе покачала головой. – Как только западники услышат об отзыве лицензии, могут отыграть назад. – Могут! Все и всё могут. Если мы сами веру утратим.

– Резонерство это, – процедил Денис.

– Что ж, каждый волен судить по себе, – Рублев насупился, так что нижняя губа по обыкновению наползла на верхнюю. – Никто не обязан вкалывать без веры. Тех, кто останется, ждет трудная работа, без гарантий успеха и адекватного вознаграждения. Потому прошу каждого определиться здесь и сейчас. Начнем по кругу. Давай ты, Андрюша.

Дерясин вздрогнул.

– Я не знаю, – пробормотал он.

– Заткнись! – крикнул через стол Кичуй. – Иван Васильевич, да шутит он!

– Но я, правда, как бы не знаю, – Дерясин заметил презрительный взгляд, брошенный Инной, поежился. – Как же дальше без Палыча? Его знают, с ним считаются. Да и правда ведь: что ни говори, но лицензию отобрали. А без нее вся наша аналитика пролетает, как фанера над Парижем.

– Заткнись, говорю! – потребовал Кичуй. – Мелешь, не знаешь что! Иван Васильевич, запишите: будет работать как миленький или я его самолично придушу!

– Ну, разберетесь меж собой, – буркнул Рублев. – Что вы, Вячеслав Иванович?

– Работаем, – коротко, в своей манере отреагировал Подлесный.

– Работничек ножа и топора, – не удержался Жукович. И – без паузы обиделся. – Чего на меня-то зыркаете? Мое дело холдинг восстанавливать да продавать по частям, чем и занимаюсь.

Теперь все взгляды сами собой сошлись на Денисе Лобанове.

– Что скажешь, Дэнни? – подтолкнул того локтем Дерясин. Андрей все колебался. И каждая новая позиция качала его то вправо, то влево. Он искал опоры взамен ушедшего Керзона. И такой опорой мог стать Лобанов, – человек, в надежности и изворотливости которого он успел убедиться.

Судя по настороженной паузе, потерять Лобанова не хотелось и остальным.

– Ты чего тормозишь, Дэнька! – рассердился Жукович. – Я вообще сюда с твоей подачи вернулся. Так что давай уж без обратного хода.

– А что я? Наемная сила: платят – отрабатываю. Не платят – ауфвидерзейн, – Денис заметил, как скривился Рублев. – Кстати, сколько помнится, за прошлый месяц со мной, горемыкой, до сих пор не рассчитались.

– Зарплату за прошлый месяц пока никто не получил, – проинформировал Кичуй. – У нас техническая задержка. Через пару дней все образуется.

– «Никто» меня не интересует, – с внезапной жесткостью отреагировал Лобанов. – Аз есмь сам по себе. Была договоренность, прошу соблюдать! Или, извиняйте, иду вслед за Палычем с вещами на выход.

Дерясин и Кичуй неловко переглянулись.

– Что ж, – сухо произнес Рублев. – Раз вы так-с ставите вопрос…. – Именно так-с. Кичуй поспешно склонился к тестю.

– Он нужен, Иван Васильевич, – шепнул он. И совсем тихо добавил. – Пока, во всяком случае. Пожалуйста!

Рублев, с трудом сдержав раздражение, прикусил губу. – Вы сегодня же получите свои деньги, – неприязненно отчеканил он. – У меня кое-что отложено, к вечеру привезу. Планировал детскому дому, над которым шефствую, но, видно, детишкам придется подождать. Взрослым дядям не терпится.

– Премного вами благодарен, – Лобанов, игнорируя всеобщее осуждение, удовлетворенно кивнул. Сентенция про детдом не произвела на него ни малейшего впечатления.

– Что ж, позиции как будто определились. Будем считать, что остались самые стойкие, – объявил Рублев. Он значительно накрыл рукой ладошку Холиной. – Отныне нам особенно нужна ваша помощь, Ирина. Вы, как никто, знаете истинное положение дел в российской экономике и, главное, возможности нашего банка. Очень удачно, если бы все это открыто и гласно осветить в центральной прессе. А еще лучше – и по телевидению. Надо, чтоб страна увидела: банк работает, расплачивается. А его вместо того, чтоб поддержать, гробят в угоду… – голос Рублева сорвался. – Впрочем, это вы как раз лучше меня сформулируете. Только тогда отступятся и, верю, вернут лицензию. Очень мы на вас надеемся. Так что, Ирина Семеновна?

Холина перехватила брошенный исподтишка взгляд Лобанова и поспешно поправила сползшую со лба повязку.

– Давайте попробуем, – согласилась она. – Чем черт не шутит! Для чего-то ее изобрели, эту нашу вторую древнейшую.