Текст книги "Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста"

С каким-то жадным сладострастием сводил счеты с самим собой Владимир Онуфриевич и, чтоб уж окончательно уничтожиться в собственном мнении, сравнивал себя с начинающими учеными – не к собственной, конечно, выгоде.

Рядом с ним уверенно трудился молодой Павлов, и Ковалевский с горькой завистью наблюдал, как спокойно и неторопливо набирает он разбег: «Наверное, он способный, и его карьера ужасно нормальна: два года учительства, затем опять три года при университете и приготовление к магистерству, а там поездка за границу».

И в другом письме:

«Докучаев, которого я считал страшно неспособным, исследует от Земства Новгородскую губернию и составляет карту ее. Земство ассигновало в 4 года 17 тысяч рублей на съемку и описание губернии. Я бы к такой работе оказался совершенно неспособен и не умею работать в вольной природе, а лишь исключительно в музеях и книжно (это он-то, обстучавший пол-Европы геологическим молотком! – С.Р.), да и в этом отношении теперь не могу найти предмета и материала для работы, хотя всячески стараюсь забыть все окружающее и вработаться в какой-нибудь вопрос».

А чтобы уж выяснить все до конца, надо спросить: действительно ли он так любил науку, как уверял в том всех и себя? Что мог он ответить на этот вопрос своей совести?.. Нет, не любил! Вот что сказал он себе и был уверен, что сказал правду! Ибо, «будь у меня искренняя преданность науке, а главное, входи я в нее глубоко, я бы не дал посторонним соображениям отвлечь меня от нее».

Но, может быть, Владимир Онуфриевич переутомился? Может быть, заболел? Может быть (страшно подумать), повредился у него рассудок?.. Подобные мысли возникали у него еще осенью. Он даже обращался к врачу – старинному другу своему Петру Ивановичу Бокову. И тот нашел, что с ним в самом деле неладно, да и остался, по выражению Владимира Онуфриевича, «в той же иллюзии».

Но Ковалевскому не нужна подобная уловка. Он «совершенно нормален и, конечно, здоровее головою и умом теперь, чем был все время с выхода из училища и до этого лета». Просто теперь он точно знает себе цену: он никчемный человек, вся жизнь доказывает его пустоту и поверхностность. «Я видел ужасно много добра от людей, почти от всех, с которыми сходился, но платил им за это злом, вообще люди были всегда ко мне очень добры и величайший мой враг – это я сам».

Помилуйте! Себе он, положим, навредил немало! Но кому же другому причинил зло? И неужели ни от кого не терпел несправедливости? А как же клеветник, чье имя так и осталось ему неизвестным? А Синцов? А Рагозин, положим, ни в чем перед ним не виноватый, да ведь Владимир Онуфриевич числил же его лютым своим врагом?

Теперь не то, не то! Теперь он во всем винил только себя, безропотно взваливая на свои плечи собственные и чужие грехи, каясь в тех и других с беспощадностью праведника, готовящегося перейти в лучший мир. Отличие состояло лишь в том, что праведник уповает на милость божию. Неисправимый же нигилист и дарвинист, Владимир Ковалевский в бога не веровал и на жизнь вечную надеяться не мог. И если жалел себя, то только за то, что «за все упущения и безумства в жизни» приходилось ему расплачиваться зараз.

Он простил всех, кроме себя. Ни одному своему поступку он не находил оправдания. «Только теперь, в эти 4 месяца, наконец раскусил я самого себя и никому не желаю такого зрелища».

Брат звал скорее в Одессу, надо было ехать, в этом было спасение. Но он уже не хотел спасаться. Он считал, что уже поздно. Еще год назад, казалось ему, можно было выкарабкаться: «был кураж и доверие к себе, хотя и ни на чем не основанное». А теперь все ушло, все без остатка, словно вода в сыпучие пески пустыни. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.

7

Он, правда, еще раз переговорил кое с кем о диссертации. Опять намекнул, что многое в ней будет из прежних работ, но никто против этого не возражал – ни Богданов, ни Усов, ни Горожанкин, ни Цингер.

«Если бы хорошо написать окончание и палеонтологическую часть, и разрез моей работы о меле; да новую главу с прибавлением перевода из старых работ и кое-каких американских соображений», – затеплилась надежда у Владимира Онуфриевича. И тут же ушла, ускользнула вновь: «Но не знаю, могу ли осилить».

Даже эти неясные поползновения бесконечно обрадовали Александра Онуфриевича. «Я очень рад, что ты на пути к диссертации», – тотчас отозвался он. «Конечно, тебе нечего мчаться в Одессу, если ты теперь благодаря некоторой свободе на хорошем пути». «Скорее, друг, за дело, собери все свои силы и хоть просиди все лето в Москве, но кончи это дело».

Нет, не представлял добрый Александр Онуфриевич всей глубины той бездны, какая разверзлась перед его братом. Еще совсем недавно Владимир писал Александру из Америки: «Ты не ропщи на свою жизнь; свой угол, хорошая семья, успех в научных занятиях – все это элементы счастья, умей пользоваться ими и учи меня». Брат учил как мог. Но Владимир оказался никудышным учеником. И у него теперь не было ни своего угла, ни семьи, ни успеха в научных занятиях… Всю жизнь он жертвовал настоящим ради будущего и не заметил, что будущее уже позади. Он растратил не деньги, а свою энергию, талант, растратил всего себя. А это означало, что жизнь кончена, что незачем ему больше жить.

8

В Москве у Ковалевского было много друзей, и он иногда поддавался на их приглашения. Обедал пару раз у Языкова. Бывал у Танеева. У Лермонтовых. Но все нехотя, через силу – вялый и ко всему безразличный. Целые дни проводил он теперь в своей меблированной комнатке, в доме Яковлева по Салтыковскому переулку Тверской части…

Полистав книгу П.В.Сытина «Из истории Московских улиц», нетрудно установить, что Салтыковский переулок теперь называется Дмитровским и что он соединяет Пушкинскую улицу (в прежние времена Большую Дмитровку) с Петровкой (названия не менявшей). Тихий маленький переулочек в самом центре Москвы, между многолюдным Столешниковым и шумным Кузнецким мостом.

Дом статского советника Сергея Петровича Яковлева, в котором располагались меблированные комнаты госпожи Платуновой, можно отыскать в справочниках «Вся Москва», издававшихся в прошлом веке. По данным 1882 года, он значится на левой стороне переулка (если смотреть в сторону Петровки) под номером 9, между домами крестьянки Дарьи Филипповны Яблоковой (номер 7) и Александры Никитичны Бурцевой (номер 11).

Дальше стояла церковь Рождества в Столешниках – от нее давно не осталось следа.

На месте дома крестьянки Яблоковой строится теперь станция метро. Дом Бурцевой тоже не дожил до нашего времени. На его месте стоит другой, хотя и довольно старый. На фасаде его, над парадным входом неизвестные строители аккуратно выложили кирпичом дату: 1889.

Дом, однако, крепкий, аккуратный и выглядит много новее своего соседа, впрочем, тоже вполне добротного, но выстроенного много раньше. Выходит, сосед этот и есть тот самый дом Яковлева, в котором прожил последние, самые безрадостные месяцы своей жизни Владимир Онуфриевич Ковалевский!..

Сейчас в этом трехэтажном доме полиграфический техникум. То и дело хлопает на тугой пружине дверь, по одному, по два или целыми стайками вбирая в свое чрево или выбрасывая из него юрких, веселых, озорных юношей и девушек, не подозревающих о трагедии, почти сто лет назад разыгравшейся здесь.

Тогда первый этаж занимала столовая, в которой госпожа Платунова кормила своих постояльцев. Комнаты же сдавались во втором и третьем этажах.

Внутри теперь все перестроено, но по расположению окон и капитальных стен можно представить себе длинные узкие коридоры под угрюмыми сводами и два ряда одинаковых дверей, за которыми открывались узкие, похожие на гробы клетушки, заставленные стандартной меблировкой: письменный стол, два-три стула, кожаный диван с высокой спинкой и откидывающимися валиками, мрачный платяной шкаф, простые занавески на окне…

В такой вот клетке, метаясь в проходе от окна к двери, и сводил последние счеты с самим собой гениальный и несчастный Владимир Ковалевский.

Особенно тяжело было в первой половине дня. Потом, к вечеру, перенапряженные нервы настолько утомлялись, что наступала апатия, безразличие – своеобразный заменитель покоя, когда можно было с относительным хладнокровием оценивать самого себя.

На последнее, ободряющее, письмо брата он не отвечал больше недели, и тот, видимо, думал, что Владимир засел за научную работу. Увы, он был занят другим: все теми же казнями египетскими над самим собой!..

Наконец 15 апреля он написал ответ.

О том, что снова говорил с профессором Усовым о будущей диссертации. О том, что по настоянию Языкова, чтобы защищать себя в случае суда, взялся за письменное изложение своих отношений к «товариществу». Однако занятие это исторгло из него лишь горестное восклицание: «О, Господи, если бы меня в жизни заставили прежде начатия всяких дел изложить их для себя письменно со всеми pro и contra, как бы это было хорошо».

И снова холодящий ужас от оглядки назад. «Когда я подумаю о длинной цепи безумных поступков в своей жизни, то, право, мороз по коже продирает, и все дурное вытекало одно из другого. Безумное метание по свету, неусидчивость в начатом труде, все это и привело к тому печальному результату, в котором я нахожусь». Письмо кончалось словами: «Прощай, дружок дорогой, скоро напишу еще».

Но больше уж он не написал…

9

Конечно, у него все было запасено заранее – и стеклянная банка, и бутыль с хлороформом, и кусочки губки, и мешок из эластичной гуттаперчи, края которого стягивались тесемками. Мешок пришлось примерить, чтобы проделать в нем отверстие точно напротив носа. Немало хлопот доставила, вероятно, густая жесткая борода, которую Ковалевский носил в последние годы. Особенно много возни было с тяжелой стеклянной банкой: требовалась уверенность, что она не свалится набок и ее узкое горлышко не выскользнет из отверстия… Все он исполнил спокойно, надежно, без обычной для него суетной торопливости. Так же спокойно он погрузил лицо в бархатистую плоть гуттаперчи. Крепко завязал двойным узлом края тесемки… Ощупью взял банку (ах, если бы она выскользнула из рук и разбилась!), быстро вынул пробку и ввел в отверстие узкое горлышко… Сразу же в нос ударил резкий, удушающий гниловатый и чуть сладковатый запах – именно так (всегда казалось ему) пахнет смертью. Тотчас сперло в груди и заклокотало в горле от сдавливаемого кашля…

Еще не поздно было вскричать: «Нет!»

Еще можно было сорвать страшную маску…

Но он уже переступил черту, возврата назад не было…

Придерживая тяжелую банку, он покорно улегся на диван. Улегся, чтобы больше не встать.

Глава семнадцатая, заключительная
Эпилог

После пятисуточного беспамятства Софья Васильевна медленно приходила в себя. Ее спасла математика.

Несмотря на долгий перерыв в занятиях, несмотря на безденежье и треволнения последних лет, она добилась большого успеха в научной работе.

К сентябрю 1883 года, когда она приехала в Россию, уже был решен вопрос об ее избрании профессором Стокгольмского университета. Начиналась самая блестящая глава в жизни Софьи Ковалевской – прославленной женщины-математика. Глава, принесшая ей новых друзей и новые утраты, новые радости и волнения, подарившая ей новую любовь, хотя, как и прежняя, далеко не счастливую…

В Москве Софья Васильевна сделала все, чтобы навести порядок в делах покойного мужа, чтобы очистить его имя от неоправданных подозрений. На его могиле она установила надгробный камень, на котором начертала эпитафию. У нее было два варианта надписи, один, нравившийся ей больше, неизвестен, а второй гласил:

 
И вдруг душа твоя,
Как радость, обрела покой,
Какого в жизни нет земной,
Покой небытия.
 

При тех нравственных мучениях, какие одолевали в последние месяцы Владимира Онуфриевича, «небытие» считали лучшим для него исходом все близкие к нему люди.

Но «небытие» его не означало смерти. Ибо продолжало свое существование классическое научное наследие Владимира Ковалевского.

Ему довелось работать в такой области естествознания, где прошлое пересекается с будущим, где слепые силы мертвой природы приходят в соприкосновение с жизнью и где сама жизнь, восходя к все более сложным и совершенным созданиям, «кульминирует» в современных формах. О том, какое место занимает палеонтология в системе биологических наук, говорит хотя бы то, что количество вымерших видов в сотни раз превышает количество ныне живущих. Древо жизни представлено в современном мире лишь самыми верхними своими побегами и листочками. Не только корни его и ствол, но и большая часть раскидистой кроны погребена под безжалостной толщей времени. Между тем современную жизнь можно понять, лишь хорошо изучив ее историю, то есть воссоздав все могучее древо.

Эту работу и выполнял вместе с другими учеными Владимир Онуфриевич Ковалевский – основатель эволюционной палеонтологии и палеоэкологии, первооткрыватель закона адаптивной и инадаптивной эволюции, обогативший науку многими фундаментальными идеями, значение которых осмыслялось в течение целого столетия и продолжает осмысляться до сих пор.

Судьба научного наследия Ковалевского необычна. Мы знаем, как высоко ценил его работы Людвиг Рютимейер. Их цитировал в капитальном «Руководстве по палеонтологии» Карл Циттель. На них ссылался в многочисленных статьях Эдуард Коп. А Альберт Годри утверждал, что «не встречал палеонтолога, который стоял бы выше В.О.Ковалевского по развитию и широте научного кругозора, по способности путем внимательного изучения остеологических подробностей восходить до широких генеалогических концепций». Годри считал Ковалевского «самым крупным палеонтологом второй половины XIX века».

Но, несмотря даже на эти высокие аттестации, палеонтологи следующего поколения громогласно заявили, что труды Владимира Ковалевского не оценены по достоинству. Под их влиянием формировались научные взгляды бельгийца Долло, американца Осборна, австрийца Абеля, который называл Ковалевского «гениальным основателем современной палеонтологии» и считал, что благодаря его работам «палеонтология позвоночных из стадии дилетантствующего учения об окаменелостях перешла окончательно в ранг научной палеонтологии».

Среди русских ученых одним из первых осознал значение трудов Ковалевского его младший современник, ассистент по кафедре в Московском университете, а затем бессменный руководитель этой кафедры в течение почти полувека, Алексей Петрович Павлов. Уже через год после трагической кончины Владимира Онуфриевича он писал, что «блестящие труды» Ковалевского «будут всегда служить образцом для палеонтологического исследования».

Но, кроме Павлова, мало кто из русских палеонтологов обращался к трудам Ковалевского; имя его долгое время пользовалось большей известностью в Западной Европе и в Америке, нежели на его родине. Перелом наступил в 1928 году, когда вышла в свет научная биография Ковалевского, написанная его последователем и страстным почитателем академиком А.А.Борисяком.

Однако для нас сегодня Ковалевский интересен не только как гениальный ученый. «Знакомство с биографиями великих людей, – утверждал современник и друг Владимира Онуфриевича Илья Ильич Мечников, – очень поучительно для изучения человеческой природы». Если так, то понять Ковалевского, проникнуть в его внутренний мир – значит чуть больше узнать о человеческой природе вообще, следовательно, и о нас самих.

Ну и не менее важно, что Ковалевскому довелось жить в то переломное время российской истории, когда, говоря словами Льва Толстого, в стране «все переворотилось» и «укладывалось заново». В судьбе Владимира Ковалевского, как лучи солнца в капле воды, с редкой концентрированностью соединились чуть ли не все трагические противоречия его сложной и своеобразной эпохи; понять его – значит лучше понять время, в которое он жил.

Основные даты жизни и деятельности В.О.Ковалевского

1842, 12(24) августа– в семье мелкопоместного дворянина Витебской губернии родился Владимир Онуфриевич Ковалевский.

1852 – 1855 – воспитывался в частном пансионе В.Ф.Мегина.

1855, март – поступил в 6-й класс Училища правоведения.

1859 – 1860 – знакомство с М.Л.Михайловым, Шелгуновыми, Серно-Соловьевичами и другими видными «шестидесятниками».

1861, май – окончил Училище правоведения.

1861, июль – 1863, март – жил за границей, преимущественно в Лондоне. Общался с деятелями политической эмиграции, особенно с А.И.Герценом. Был домашним учителем Ольги Герцен.

1863, апрель – возвращение в Россию. Знакомство с И.М.Сеченовым и М.А.Боковой.

1863, октябрь – нелегальная поездка в Польшу для помощи раненому П.Якоби.

1864 – сближение с В.А.Зайцевым. Начало издательской деятельности.

1864, декабрь – 1865, январь – участие в нелегальном эмигрантском съезде в Женеве.

1865, сентябрь – расхождение с невестой М.П.Михаэлис.

1865, конец года – разрыв с В.А.Зайцевым и его кружком.

1866, июль – участие в военном походе Гарибальди в качестве корреспондента «Санкт-Петербургских ведомостей».

1866, август – начало сентября – жил в Неаполе у своего брата А.О.Ковалевского. Тесно общался с И.И.Мечниковым и политическими эмигрантами.

1866, сентябрь – возмущенный клеветническими слухами о своем «шпионстве», порывает с революционной эмиграцией.

1867 – 1868 – период наиболее интенсивной издательской деятельности.

1867, август – знакомство с Ч.Дарвином.

1868, январь или февраль – знакомство с сестрами Корвин-Круковскими. Решает заключить фиктивный брак с Софьей Васильевной.

1868, 15 сентября – в селе Палибино Витебской губернии происходит венчание Владимира Онуфриевича и Софьи Васильевны.

17 сентября – фиктивные супруги приезжают в Петербург.

1868, сентябрь – 1869, апрель – завершение издательских дел подготовка к отъезду за границу.

1869, апрель – отъезд за границу для научных занятий.

1869, летний семестр – обучение в Гейдельбергском университете.

1869 – 1870, зимний семестр – занятия в Мюнхенском университете. Знакомство с К.Циттелем.

1870, лето и осень – Ковалевские занимаются в Лондоне. Поездка на остров Уайт.

1870 – 1871, зимний семестр – занимаются в Берлине.

1871, февраль, март – май – Ковалевские в Париже, среди видных деятелей Коммуны. Владимир Онуфриевич обрабатывает палеонтологические материалы в Музее естественной истории. Знакомство с А.Милн-Эдвардсом, П.Жерве и А.Годри.

1871, июнь – ноябрь – работает в Париже над монографией о палеонтологической истории лошади.

1871, август – участие в организации побега В.Жаклара из версальской тюрьмы.

1871 – 1872, зимний семестр – занимается в Иене у Э.Геккеля и К.Гегенбауэра.

1872, февраль – получает диплом доктора геологии Иенского университета.

1872, март – 1874, июль – совершает ряд поездок по палеонтологическим музеям. Работает над монографиями по эволюции копытных животных.

1873, март – магистерский экзамен в Одессе. Провал на повторном экзамене.

1873, июнь – встреча в Берлине с С.В.Ковалевской. Фиктивный брак становится действительным.

1873 – 1875 – выход в свет научных монографий В.О.Ковалевского.

1874, август – возвращение в Россию.

1874, октябрь – 1880, май – жизнь в Петербурге.

1874, декабрь – сдача магистерского экзамена. Ковалевскому присуждена премия по палеонтологии Петербургского минералогического общества.

1875, март – защита диссертации и получение магистерского диплома.

1875 – возобновление издательской деятельности.

1876, март – 1877, март – участие в газете «Новое время».

1877 – 1879 – строительство доходных домов и бань.

1878, октябрь – рождение дочери Софьи Владимировны Ковалевской.

1879 – 1880, зимние месяцы – завершение построек и разорение.

1880, май – переезд в Москву, избрание членом правления «Товарищества „Рагозин и К°“ по производству нефтяных минеральных масел».

1880, декабрь – избрание доцентом Московского университета.

1881, февраль – начало преподавательской деятельности.

1881 – период изобретательской деятельности.

1882, июнь – разрыв с Софьей Васильевной.

1882, август – октябрь – поездка в Канаду и США.

1882, октябрь – 1883, апрель – тяжелые душевные переживания, вызванные банкротством и неудачами в попытках возобновить научные исследования. Вследствие этого полный нравственный крах.

1883, ночь с 15 на 16 (с 27 на 28) апреля – В.О.Ковалевский кончает жизнь самоубийством.

Краткая библиография

Ковалевский В.О. Собрание научных трудов в трех томах.

т. I. M., Изд-во АН СССР, 1950.

т. II. М., Изд-во АН СССР, 1956.

т. III. M., Изд-во АН СССР, 1960.

Ковалевский В.О. Палеонтология лошадей. М., Изд-во АН СССР, 1948, серия «Классики науки».

Из переписки В.О.Ковалевского. Публикация С.Я.Штрайха. «Научное наследство», т. I, 1948.

Анучин Д.Н. Ковалевский В.О. «Библиографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Санкт-Петербургского университета», 1896, с. 324 – 336.

Бакунин М.А. Письма к А.И.Герцену и Н.П.Огареву. Спб., 1906.

Боборыкин П.Д. Воспоминания, т. 1 – 2. М., 1965.

Борисяк А.А. В.О.Ковалевский, его жизнь и научные труды. Л., Изд-во АН СССР, 1928.

Borissiak A.W. Kowalewsky, sein Leben und sein Werk. Palaeobiologica. Kowalewsky Gedenkschrift. Jahrg. III., Bd. III, Lief. 3, ss. 132 – 256.

Борисяк А.А. Избранные труды. К столетию со дня рождения. М., «Наука», 1973.

Борьба за науку в царской России. М. – Л., Гос. соц. – эконом. изд-во, 1931.

Варсанафьева В.А. Алексей Петрович Павлов и его роль в развитии геологии. М., 1941.

Вейерштрасс К. Письма к Софье Ковалевской. М., «Наука», 1973.

Габуния Л.К., Луи Долло (1857 – 1931). М., «Наука», 1974.

А. А.Герцен и А.И.Герцен – В.О.Ковалевскому. Публикация И.М.Белявской. «Литературное наследство», т. 63, 1956, с. 139—142.

Герцен А.И. Полн. собр. соч. в 30-ти т. М., Изд-во АН СССР – «Наука», 1954 – 1965. (Упоминания В.О.Ковалевского – по указателю.)

Давиташвили Л.Ш. Развитие идей и методов в палеонтологии после Дарвина. М. – Л., Изд-во АН СССР, 1940.

Давиташвили Л.Ш. В.О.Ковалевский. М. – Л., АН СССР, 1946.

Давиташвили Л.Ш. История эволюционной палеонтологии от Дарвина до наших дней. М., 1948.

Давиташвили Л.Ш. В.О.Ковалевский, второе, дополненное издание. М., Изд-во АН СССР, 1951.

Догель В.А. А.О.Ковалевский. М., Изд-во АН СССР, 1945.

Из переписки В.О.Ковалевского с Герценом и М.А.Бакуниным. Публикация С.Я.Штрайха. «Литературное наследство». т. 62, 1955, с. 257—272.

Жуковская Е. Записки. «Изд-во писателей в Л-де», 1930.

Жуковская Е.И. Из записок шестидесятницы. «Звенья», в. I. М. – Л., Academia, 1932.

Канаев И.И. Жорж Кювье. 1769 – 1832. Л., «Наука», 1976.

Кельсиев В.И. Исповедь. Подготовка к печати Е.Кингисепп. Вступительная статья и комментарии М.Клевенского. «Литературное наследство», т. 41 – 42, 1941, с. 253 – 470.

Книжник-Ветров И.С. Виктор Жаклар – деятель Парижской коммуны 1871 г. и русский журналист. – «Проблемы марксизма», № 4 (6), 1930, с. 161 – 196.

Книжник-Ветров И.С. Русские деятельницы Первого Интернационала и Парижской коммуны. Е.Л.Дмитриева. А.В.Жаклар, Е.Г.Бартенева. М. – Л., «Наука», 1964.

Б. Козмин. Герцен, Огарев и «молодая эмиграция». «Литературное наследство», т. 41 – 42, 1941, с. 1 – 48.

Ковалевская С.В. Воспоминания и письма. Изд-во АН СССР, 1951.

Коротков Ю. Писарев. М., «Молодая гвардия», 1976.

Кузнецов Ф. Публицисты 1860-х годов. Круг «Русского слова». Григорий Благосветлов, Варфоломей Зайцев, Николай Соколов. М., «Молодая гвардия», 1969.

Литвинова Е.Ф. Софья Васильевна Ковалевская. Спб., 1893.

Мендельсон-Залесская М.В. Воспоминания о С.В.Ковалевской. – «Современный мир», № 2, 1912.

Мусабеков Ю.С. Юлия Всеволодовна Лермонтова. М., «Наука», 1967.

Павлов А.П. Полвека в истории науки об ископаемых организмах, 1897.

Павлова М.В. Причины вымирания животных в прошедшие геологические эпохи. М. – Пгд, 1924.

Пантелеев Л.Ф. Из воспоминаний прошлого. М. – Л., Асаdemia, 1934.

Письма А.О.Ковалевского к И.И.Мечникову. М. – Л., Изд-во АН СССР.

Рагозин В.И. Нефть и нефтяная промышленность. Спб., 1884.

Резник С. Мечников. М., «Молодая гвардия», 1973.

Резник С. Раскрывшаяся тайна бытия. Эволюция и эволюционисты. М., «Знание», 1976.

Резник С. Четвертое измерение жизни. «Человек и природа», вып. 3/77. М., «Знание», 1977.

Рудницкая И.М. Шестидесятник Николай Ножин. М., «Наука», 1975.

Сеченов И.М. Автобиографические записки. М. – Л., Изд-во АН СССР, 1945.

Иван Михайлович Сеченов. Неопубликованные работы, переписка и документы. «Научное наследство», т. 3. М., 1956.

Стрельников И.Д. Из истории палеонтологии в России. В сб.: Организм и среда в геологическом прошлом. М., «Наука», 1966.

Стрельников И.Д., Геккер Р.Ф. Истоки идей В.О.Ковалевского и других русских исследователей по эволюционной палеонтологии. «Проблемы истории геологических наук». М., «Наука», 1968, с. 84 – 91.

Танеев В.И. Детство, юность. Мысли о будущем. М., Изд-во АН СССР, 1959.

Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания в двух томах. М., «Художественная литература», 1967.

Шипов А.А. Очерк жизни и деятельности Виктора Ивановича Рагозина в связи с развитием русской нефтяной промышленности. «Отчет о деятельности Екатеринославского научного общества за 1901 год», с. 1 – 55, № 1, Екатеринослав, 1902.

Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки (1854 – 1886). М., Academia, 1934.

Штрайх С.Я. Из переписки братьев Ковалевских. – «Советская наука», № 7, с. 49 – 120, 1940.

Штрайх С.Я. Сестры Корвин-Круковские. М., 1934.

Штрайх С.Я. Семья Ковалевских. М., 1948.

Яковлев Н.Н. Письма В.О.Ковалевского к А.О.Ковалевскому. «Ежегодник Русского палеонтологического общества», т. V, с. 108—125, 1926.

* * *

В конце 30-х годов А.А.Борисяк и С.Я.Штрайх подготовили к печати трехтомную переписку братьев Ковалевских, не увидевшую свет из-за войны. В Московском отделении архива Академии наук СССР мне удалось найти корректуру первого тома несостоявшегося издания и машинописную копию всех трех томов, что сильно облегчило мою работу. Поэтому, завершая книгу, первые слова благодарности я хочу обратить к памяти А.А.Борисяка и С.Я.Штрайха, проделавшим огромную кропотливую работу, плодами которой мне посчастливилось воспользоваться.

Большую благодарность я должен высказать директору архива Академии наук СССР Б.В.Лёвшину и заведующей читальным залом архива Л.М.Пономаревой, чье благосклонное внимание и доброе отношение значительно помогли мне обработать поистине необъятный материал.

Хочу отметить также содействие работников Центрального государственного архива Москвы. Несмотря на большие трудности, связанные с подготовкой фондов к перебазированию в новое помещение, они оказали мне содействие в поисках следственного дела «О разных злоупотреблениях членов Правления Товарищества В.И.Рагозина и К°», материалы которого позволили внести ясность в заключительные страницы трагической биографии Ковалевского.

Благодаря вниманию работников Государственного архива русской литературы (Пушкинский дом) и Тульского областного архива мне удалось ознакомиться и с другими важными материалами.

Постоянное внимание и содействие я ощущал во все время работы над книгой со стороны доктора биологических наук, профессора Романа Федоровича Геккера, чьими советами и личной палеонтологической библиотекой широко пользовался. Р.Ф.Геккер ознакомился с рукописью и сделал ряд очень ценных замечаний. Благодаря содействию Р.Ф.Геккера мною получено несколько редких фотографий от директора Палеонтологического института в Париже профессора Ж. – П.Лемана, опубликованных в книге. Важные советы и замечания по рукописи высказал также историк и литератор Юрий Николаевич Коротков. Считаю своим долгом высказать им искреннюю признательность.